13. ПИСЬМО С КУБЫ

Когда я пришла в театр, миссис Бичем уже сидела на месте. Как и Франческа. Но ряды у них были разные.

Пенелопа стояла в фойе, нетерпеливо помахивая моим билетом.

— Энни, где вы были? — Она напоминала директрису, распекающую непослушного ученика. Хорошо, что контролерша сразу повела нас на места, а то она потребовала бы у меня объяснительную записку от родителей.

Мы сидели в одном ряду с Франческой. Миссис Бичем восседала прямо перед нами в окружении двух членов благотворительного комитета. Казалось, она внушала им священный трепет. Потому что не удостаивала их словом.

Пенелопа и Франческа сидели от меня сбоку и препирались весь спектакль. Если одна говорила «черное», то другая утверждала «нет, белое». Наверно, если бы мне пришло в голову что-нибудь сказать, они дружно накинулись бы на меня.

Но правда состояла в том, что никто из Бичемов меня не замечал. Они не обратили бы на меня внимания даже в том случае, если бы я с голой задницей прошла в первый ряд. Я была для них невидимкой.

Ко мне сестры были равнодушны, однако это не мешало им злиться друг на друга. Наверно, поэтому миссис Бичем не захотела присоединиться к нам в антракте и что-нибудь выпить. Она предпочла сидеть на месте, как правящая королева. Вокруг нее суетились подхалимы всех мастей, и даже самые пожилые наклонялись, чтобы поцеловать ей руку.

Тем временем мне приходилось слушать сестер, которые ссорились из-за того, кто что заказывал.

— Это мой портвейн с лимоном! — настаивала Франческа.

— Я прекрасно слышала, что ты заказывала джин с тоником. — Пенелопа схватила портвейн.

— Сука! — Франческа взяла оставшийся бокал. — Ненавижу джин! И всю жизнь ненавидела.

— Очень странно. Марджери Мартин утверждает, что, когда праздновали ее тридцати пятилетие, вы с ее новым помощником жокея выдули все запасы джина. И что только это извиняет твое непростительное поведение.

Франческа чуть не поперхнулась джином.

— Думаешь, вас никто не видел? Вы ушли в середине десерта. На следующий день были скачки, и все только об этом и говорили. Что вы своими гимнастическими упражнениями до смерти напугали ее новую племенную кобылу.

— Мы ходили на конюшню, чтобы посмотреть на новую производительницу! — прорычала Франческа. — И потому что мне было необходимо подышать свежим воздухом! Если бы я просидела там еще минуту, слушая, как Марджери Мартин рассуждает об эмоциональных потребностях трехлетних детей, меня бы стошнило на глазах у всех собравшихся!

Она поздоровалась с проходившей мимо парой:

— Привет, Жаклин. Привет, Нил. Как дети? Вот и отлично. — Франческа повернулась к сестре: — А теперь послушай меня, злобная сучка! Если ты и дальше будешь распускать грязные сплетни обо мне и жокее Маргарет, то горько пожалеешь!

— А я думаю, что ты уже пожалела. Марджери говорит, что он не блещет в той области, которая тебя интересует.

У Франчески вытянулось лицо.

— Она так сказала?

— Да. И мы обе знаем, что речь шла не о скачках в Аскоте!

Пенелопа засмеялась собственной остроте.

— Ну ты, самодовольная зануда! Если вам с Джимом не надоедает есть из одной и той же торбы с овсом, которая висит у вас перед носом, это еще не значит, что ты имеешь право осуждать меня!

Пенелопа все еще смеялась.

— Скачки в Аскоте? — Она хихикнула. — А что, неплохо!

Когда я решила, что Франческа вот-вот побежит за своей плеткой, раздался звонок, возвещавший конец антракта.

На этот раз сестры сели по разные стороны от меня.

Грызня в антракте имела одно достоинство. До конца спектакля никто из них не вымолвил ни слова. Это позволило мне любоваться элегантным затылком миссис Бичем и ломать себе голову, как она умудрилась просидеть в кресле три часа и при этом не захотеть в туалет. Неужели в этой женщине есть что-то человеческое?

В такси она смотрела на меня так, словно была недовольна тем, что я сижу рядом, а не бегу за машиной, где мне самое место. Неужели Джерри всерьез пытался убедить меня, что когда-то она была хиппи? И даже умела смеяться?

Этот человек сбрендил.

Когда на следующее утро я спускалась завтракать, то слышала, что Рози поет на кухне.

— Энни, вам письмо! — сказала она, как только я спустилась в холл. — С такими красивыми марками. — Роза протянула мне конверт авиапочты. — Мой племянник собирает марки, — заявила она. — Просто трясется над ними.

— Угу… Сколько ему лет?

— В июне будет сорок.

— Я отдам их вам позже. — Я положила письмо на полку и налила себе кофе. В то утро мне было не до каких-то марок. Тем более что эти марки были кубинские и стоили намного меньше, чем само письмо.

— А вот я никогда не откладываю письма, — прозрачно намекнула Рози. — Может быть, там что-нибудь срочное. Сами знаете, важные новости не терпят промедления.

— У меня не бывает важных новостей. — Я положила в кофе сахар, а затем начала намазывать гренок маслом.

Но Рози не отставала.

— Когда-то все бывает впервые. Кто знает, а вдруг там приглашение куда-нибудь? — Она показала на конверт. — У одной моей знакомой письмо упало за шкаф, а она даже не знала об этом. И как вы думаете, что там было?

— Выигравший лотерейный билет? — Рози нравилось, когда с ней играли в «угадайку».

— Приглашение на свадьбу собственной сестры. А она так и не узнала об этом.

Я посмотрела на часы. Было без пяти восемь. Слишком рано для очередной ужасной истории.

— Так и не узнала, представляете? Она сама мне об этом говорила.

— Если бы она не узнала об этом, то и рассказать не смогла бы, — резонно заметила я.

— Ну, в конце концов она узнала. Но тогда уже было слишком поздно. Ее сестра уже умерла. От туберкулеза. Оба легких износились. Говорили, что они превратились в два куска черной кожи.

— Кто говорил?

— Соседи.

Она предложила мне на выбор абрикос или джем.

— Джем.

Рози стояла, прижав к фартуку горшочек с джемом. Я протянула руку.

— Спасибо. И когда же все это случилось? Во время Крымской войны, что ли?

— Нет, не во время войны. — Она отдала мне джем. — Впрочем, я могла бы рассказать вам одну ужасно грустную историю о том…

— Как во время войны кого-то убили невскрытым письмом?

— Ну, это глупости. Невскрытым письмом убить нельзя.

Ничуть не смутившись, Рози принялась рассказывать мне мучительно длинную историю о трагедии времен войны, которая не имела никакого отношения к невскрытым письмам. А тем более к ней или ко мне. Но Рози отчаянно хотелось ее поведать.

Мне нравилась Рози. А ее стряпня нравилась еще больше. Но в то утро у меня не было настроения выслушивать очередной жалостный рассказ.

— Что-то горит, Рози. — Я воспользовалась тем, что над плитой поднималась струйка сизого дыма. — Увидимся позже.

Но потом я почувствовала угрызения совести. Разве можно так обращаться с человеком, который делает самый вкусный сливочный крем во всей Ирландии?

— Я отдам вам марки. Кажется, они в отличном состоянии, — обернувшись, сказала я. А потом дала стрекача, боясь, что меня окликнут.

Письмо Фионы было скорее запиской. Всего несколько лестных строк, написанных ее обычным торопливым почерком.

«Дорогая Энни! А ты, оказывается, хитрюга. Надо же, умудрилась поселиться на Хейни-роуд!

Если ты съехалась с каким-то богатым ублюдком и не сказала мне, то по возвращении я задам тебе хорошую трепку. Чертова эгоистка, зачем тебе понадобилось ждать моего отъезда из страны, чтобы пуститься во все тяжкие? Я здесь смертельно скучаю. Можешь радоваться: мне даже валяться на солнце надоело. Кроме того, вчера меня прохватил жуткий понос.

Ответь немедленно и подними мне настроение. И не жалей подробностей, иначе можешь считать себя трупом. Твоя любящая, но обиженная подруга Фиона.

P.S. Зато Сэм меня не обижает. Знает свое дело. Одновременно работает над важным проектом для детей младше двенадцати лет. Вместе с какой-то здоровенной бабой, наполовину русской. И ты еще считаешь себя толстой! Я спросила Сэма, мог бы он переспать с такой горой жира. Он даже не засмеялся.

P.P.S. Ну ничего, я тебе отомщу. Когда увидишь мой загар, позеленеешь от зависти».

Я тут же села за письмо и описала случившееся. Объяснила, что миссис Бичем моя родная мать и что я переехала к ней, чтобы выяснить свои корни.

«Фиона, я действительно скучаю по тебе. Когда все полетело кувырком, мне мог помочь только очень сильный и решительный человек. Джерри оказался молодцом.

Правда, мы с ним часто ссоримся. Он чертовски прагматичен. Но это неважно. Возможно, когда ты получишь это письмо, я уже покину Хейни-роуд, потому что, честно говоря, переезжать туда мне не следовало. Все семейство — люди избалованные и эгоистичные. А миссис Бичем ведет себя так, словно меня не существует. Слабо верится, что мое признание может как-то изменить положение. Она холодная, бесчувственная женщина. Но Джерри думает, что для меня это только предлог, чтобы не сообщать ей правду. Теперь ты видишь, что я не изменилась. Я по-прежнему готова сделать крюк в милю, лишь бы избежать ссоры.

Извини за то, что письмо вышло такое мрачное. И короткое. Напишу снова, когда у меня немного исправится настроение. Надеюсь, что это случится скоро. Передавай привет Сэму. Любящая тебя Энни».

Перед тем как отнести письмо на почту, я постучала в дверь миссис Бичем, желая спросить, не нужно ли ей что-нибудь. Я ожидала обычного высокомерного отказа, но, к моему удивлению, она попросила меня войти.

Я стояла у ее туалетного столика, а она тем временем заканчивала краситься. Миссис Бичем всегда тщательно накладывала косметику. Даже если не выходила из дома. Она продолжала оставаться красивой женщиной, а ее коже могла позавидовать любая сорокалетняя. Неудивительно, что когда вчера вечером в театре она встала с кресла, в ее сторону повернулось множество голов. Но если присмотреться, она выглядела совсем не такой здоровой, как это дружно утверждала ее родня.

Она заметила, что я критически рассматриваю ее. Наши глаза встретились в зеркале, и на крошечную долю секунды мне показалось, что ее взгляд немного потеплел. А потом теплота исчезла.

— Разве вы не знаете, что пристально смотреть на человека невежливо? — спросила она, протянула мне деньги и попросила купить блок почтовых марок.

14. ДЕВУШКА ИМЕЕТ ПРАВО ПОВЕСЕЛИТЬСЯ. РАЗВЕ НЕТ?

— Заказывай все, что хочешь! — Широко улыбавшийся Джерри помахал у меня под носом внушительным меню.

— Все?

Я не хотела выдавать своего удивления, но неожиданная щедрость Джерри изрядно ошеломила меня. Нельзя сказать, что он не был со мной щедрым. Но это относилось главным образом к его времени. Деньги тут были ни при чем. Он имел собственное сыскное агентство, но до сих пор я не замечала, чтобы это занятие было очень прибыльным.

— Все, что хочешь, — повторил он. — Сегодня деньги для меня не проблема.

Мы сидели в одном из недавно открывшихся модных ресторанов Темпл-Бара — района, пользовавшегося славой дублинского Монмартра.

Дай-то бог…

Он позвонил и пригласил меня отпраздновать успешное окончание долгого и запутанного дела. По словам Джерри, оно стоило ему многих бессонных ночей. Но он с ним справился и еще раз доказал, что с помощью упорной работы, непреклонной решимости и острого нюха всегда можно добиться нужного результата.

— Спасибо, что пришла. — Он был искренне доволен.

Я опустила глаза. Мне так не терпелось куда-нибудь вырваться, что я приняла бы приглашение на обед даже от Ганнибала Лектераnote 4.

Выдержать три с половиной недели карцера на Хейни-роуд было выше человеческих сил. Даже с учетом кратковременных отлучек, которые прерывали монотонность тамошней жизни.

Самая прекрасная комната в мире теряет свою прелесть, если ты вечер за вечером сидишь в ней одна и смотришь телевизор.

Единственным приятным событием этих дней были визиты Джейми, но теперь не стало и их. Джейми уютно устроился в Париже со своим французским другом Паскалем. Возможно, на настоящем Монмартре.

Франческа не могла или не хотела расстаться со своими драгоценными арабскими кобылами и к матери больше не приезжала. Впрочем, возможно, ее не выпускали из Килдэра два брата, богатые арабские нефтепромышленники.

А Пенелопа занималась только школой Штайнера, недавно открывшейся неподалеку от ее имения в графстве Уиклоу. Думаю, она надеялась, что эта школа слегка улучшит речь маленького Саймона.

— Трудно поверить, что он ублажал двух женщин одновременно. — Джерри засунул салфетку за воротник рубашки.

— Кто?

— Муж. Муж моей клиентки. Оказалось, что он бигамист. Успешно занимавшийся своим делом, пока я его не разоблачил. Одному богу известно, где он брал силы. — Он восхищенно покачал головой и начал крошить булочку в миннестроне. — Иметь две семьи в сорок восемь лет? Каждую вторую неделю он куда-то исчезал. Отправлялся в другую семью. Жена считала, что это может кончиться бедой.

— А разве не так?

— Так. Если наличие двух семей считать бедой. Ты только представь себе. Шестеро детей, две жены, и ни одна семья не подозревает о существовании другой.

Он стал с умопомрачительной скоростью размешивать миннестроне.

Джерри мог с восхищением говорить о счастливом бигамисте, но это нисколько не уменьшало его аппетита. Он покончил с супом раньше, чем я успела попробовать свой, потом раскрошил булочку и вытер тарелку досуха. Джерри был очень привлекательным мужчиной. Никто не стал бы отрицать это. Однако его манеры оставляли желать лучшего.

Фиона говорила, что по нему вздыхало множество девушек. Но потом они понимали, что Джерри не для них. Потому что он был влюблен. В свою работу. Даже жена не смогла отвлечь его от этой страсти.

Я следила за тем, как он пытался кусочком булочки стереть рисунок со дна глубокой тарелки.

У него были великолепные волосы. Они выглядели бы еще лучше, если бы Джерри позволял им отрастать на пару сантиметров; но, к несчастью, он был совершенно равнодушен к своей внешности. Будь по-другому, вряд ли он сидел бы напротив меня с салфеткой, заткнутой за воротник. Или жадно жевал остатки булочки.

К слову сказать, Бичемы, у которых было множество недостатков, за столом вели себя чрезвычайно прилично. Они неизменно оставляли немного супа на донышке. Если верить моей матери, это было признаком хорошего воспитания. И ни один из них не затыкал салфетку за воротник.

Джерри заметил мой пристальный взгляд и перестал жевать.

— Что?

— Я… э-э… Я просто подумала: неужели обе жены бигамиста были довольны?

— О да. Обе. И это самое удивительное.

— Но если были довольны обе, то кто тебя нанял?

— Жена номер один. Ее начало тревожить его здоровье. Муж стал ограничивать ее супружеские права, что было совсем на него не похоже. — Джерри вытер губы салфеткой.

— Супружеские права?

— Секс.

— Я знаю, что это значит. Просто не понимаю…

— Он начал заниматься с ней сексом три раза в неделю вместо обычных пяти.

— Я тебе не верю. Джерри обиделся.

— Клянусь богом! Но в конце концов все утряслось. Он сделал свой выбор. — Джерри радостно улыбнулся. — Ну, где этот официант?

— И с какой же из жен он остался? Он расплылся до ушей.

— С обеими. Они согласились делить его. Месяц с одной, месяц с другой. Так ему будет немного легче. Он сказал, что на его пыле сказываются постоянные разъезды. Не две семьи. Это как раз самое легкое. Все сошлись на том, что главным врагом мужского либидо является напряженное уличное движение. — На смену улыбке пришел смех.

— Они что, рехнулись? — ошеломленно спросила я.

— Меня можешь не спрашивать. Мое дело — собирать улики.

Официант быстро убрал глубокие тарелки и поставил на их место две порции дымящихся каннелони, приправленных густым сливочным соусом.

— М-мм! — Джерри с готовностью схватился за вилку.

— Черный перец? — Официант красивым жестом достал деревянную мельницу для перца.

— Спасибо, — ответила я.

У нас текли слюнки, но пришлось подождать, пока обе тарелки с каннелони не покрылись слоем сыра и черного перца. Все это делалось неторопливо и очень тщательно. Только после этого официант оставил нас наедине, исчезнув за отделяющей столик от общего зала плетеной ширмой.

— О боже, этот человек прошел мимо своего призвания. Ему следовало бы стать актером.

Потом гонка продолжилась, но соперничества не получилось. Джерри одолел половину своей порции прежде, чем я успела поднести вилку ко рту.

Я продолжала сгорать от любопытства. Как этот мужчина сумел примирить двух жен и шестерых детей? Тут явно крылась какая-то тайна.

— Понятия не имею, — пожал плечами Джерри.

— Ладно, оставим женщин в покое. Но дети? Они наверняка расстроились. Особенно когда все выяснилось.

— Нет. Все было нормально. В жизни не встречал таких послушных и воспитанных детей. — Похоже, этот предмет начинал ему надоедать. Дело было закончено. Закрыто. Следовало срочно переходить к другому.

Но я ничего не могла с собой поделать. Как могут две женщины спокойно делить одного мужчину? Почему они так ему преданы, что готовы делиться? Причем, если верить Джерри, женщины совершенно разные. Взять хотя бы возраст. Одна была на пятнадцать с лишним лет старше другой.

— Что в нем такого особенного?

— Ничего. Самый обыкновенный человек. Таких тринадцать на дюжину. — Джерри щедро посолил блюдо, которое только что назвал самим совершенством.

— Не понимаю, — не унималась я. — Посмотри на себя. Ты красивый, умный, работящий. Но не смог сделать счастливой даже одну женщину.

Он с досадой бросил вилку.

— Спасибо, что напомнила.

— Ты понимаешь, что я имею в виду. В наши дни и одну-то семью трудно содержать, не говоря о…

— Я не виноват в том, что моя жена решила, что с этим хлыщом ей будет лучше. Но ты еще не знаешь, что выкинул этот фрукт.

Я навострила уши. Джерри не так уж часто рассказывал о своей личной жизни.

— Устроил им солнечные каникулы, — фыркнул он. — Заказал четыре места в пятизвездочном отеле. В Коста-дель-Соль, представляешь? Каков ублюдок! — Джерри схватил вилку и злобно вонзил ее в каннелони.

— Ублюдок? Но мальчикам наверняка понравится Испания.

— В том-то и дело! Именно поэтому я сам собирался свозить их туда. Но он захотел утереть мне нос. Ему непременно нужно быть первым!

Не следовало напоминать Джерри, что он ни разу в жизни не брал отпуска. И, насколько я могла судить, не собирался этого делать. Когда речь заходила о его сыновьях, нужно было соблюдать крайнюю осторожность. Тут Джерри изменяли и логика, и здравый смысл. Только очень храбрый человек мог бы сказать Джерри Даннингу, что за восемь лет он мог устроить им солнечные каникулы, но ни разу не воспользовался этой возможностью. Конечно, он считал, что может оторваться от работы максимум на два часа в сутки, но это не могло служить ему оправданием. Не оправдывала Джерри и убежденность в том, что стоит ему повернуться спиной, как весь Дублин окажется во власти преступников. Или двоеженцев.

— Я собирался свозить их туда на следующий год. У меня все было готово, — решительно сказал он.

— Ты забронировал номер в гостинице? — поинтересовалась я.

— Нет. Но собирался.

— А что тебе мешает? Если у тебя нет времени, можешь попросить сделать это Сандру.

Преданную Сандру, которая работала с ним каждый день, но по-прежнему считала босса безупречным.

— А куда я их повезу? Этот ублюдок уже забронировал места в Коста-дель-Соль.

Не имело смысла напоминать Джерри, что на свете есть и другие курорты, кроме пресловутого Коста-дель-Соль. Если Джерри что-то приходило в голову, то пытаться переубедить его было нечего и думать.

Официант-итальянец маячил где-то поблизости, но подойти не решался, боясь помешать тому, что со стороны выглядело любовной ссорой.

Джерри откинулся на спинку стула, тяжело вздохнул и вынул салфетку из-за воротника.

Я опустила глаза.

Официант бросился в образовавшуюся брешь.

— Все в порядке, сэр? Или что-то не так? Джерри бросил на него злобный взгляд. Официант побледнел.

— Джерри! — прошипела я и улыбнулась официанту. — Все замечательно, благодарю вас.

— Виопо.— Он с облегчением поклонился, поблагодарил и исчез, успев пофлиртовать со своим отражением в ближайшем зеркале.

— Ты решила, что я собираюсь удушить его салфеткой? — рассмеялся Джерри, когда мы, взявшись за руки, отправились в ближайшую пивную.

— Так мог решить он. Иногда ты бываешь очень агрессивным. Ну, не совсем так. Я-то знаю, что ты не агрессивный, но люди могут испугаться.

Он резко остановился.

— Ох, Энни… Ты знаешь, что в глубине души я бедный, несчастный размазня, который мухи не обидит, правда? — Джерри улыбался, и его глаза с сексуальными морщинками у уголков лукаво мерцали.

Я придвинулась ближе, ощутив слабый запах туалетной воды и тот безымянный, но безошибочно узнаваемый мужской аромат, от которого у женщины тут же твердеют соски. Он наклонился ко мне.

— Отстань от нее, подонок! — крикнул кто-то из шайки подростков, отиравшихся возле дверей пивной. Остальные дружно заулюлюкали.

— А вам давно пора быть в постелях! — рявкнул на них Джерри.

— Иисусе, да он из БН! Ноги, ребята! — Подростки бросились врассыпную.

Мы вошли в пивную, смеясь.

— Из бригады по борьбе с наркотиками? Нахальные маленькие ублюдки! Неужели я похож на переодетого полицейского?

— Во всем виновата твоя прическа. Они решили, что ты охотишься на уличных торговцев «крэком».

— На уличных торговцев? Я? — Он расхохотался. Это действительно было смешно. Джерри нисколько не заботило, как он выглядит. Это было известно каждому, кто его знал. Ему было все равно, как стричься, лишь бы это делали быстро. И покороче, чтобы хватило минимум на пару недель.

— Почему бы тебе не отрастить волосы немного подлиннее? — спросила я. — Тебе бы пошло.

— Чтобы все время причесываться? Нет уж, дудки!

— Ну конечно, сам господь запретил тебе причесываться. Какой в этом смысл, если ты только и делаешь, что охотишься за пропавшими собаками и беглыми мужьями? Кто знает, чем это кончится? Один раз причешешься, а потом тебе взбредет в голову надеть костюм, чтобы пообедать с подругой. Просто сюжет для детектива! — поддразнила я.

— Энни, знаешь что? Такие подруги, как ты, заставляют мужчину пыжиться от гордости.

К моменту закрытия Джерри потянуло на подвиги.

— Давай сходим в клуб.

— В клуб?

— Да. Ты забыла, что есть такие места, куда люди ходят танцевать и веселиться, когда все остальное закрыто? Как ты на это смотришь?