Девушка хочет повеселиться

Когда в шатре расчистили место для танцев, за дело взялась местная рок-группа «Рэйв О'Рама». Уровень производимого ими шума превышал все мыслимые пределы. Но соседи не жаловались.

— А в нашем районе нас давно забросали бы камнями, — сказал шафер Джейми, зажигая сигару.

Я невольно вспомнила миссис Бичем. Как бы она отнеслась к происходящему? Впрочем, при ее жизни нам бы не удалось устроить здесь свадьбу. Однако после этого вечера мое мнение об остальных Бичемах сильно улучшилось. Они ни разу не нарушили слово и даже не жаловались на то, что свадьба затянулась до четырех часов утра, намного превысив срок, предусмотренный договором.

Прибывшие такси развезли гостей по домам. В том числе жениха и невесту, которым утром предстояло отправиться в свадебное путешествие.

Все говорили, что этот день запомнится им надолго. Но день, который пришел ему на смену, я буду помнить до конца моих дней. В этот день я наконец получила ответы на вопросы, которые напрасно задавала мистеру Дидди, сидя в его душном кабинете.

38. ДВА ПАРТНЕРА

Рано утром раздался телефонный звонок. Слишком рано для человека, который лег спать в пять часов. Я сдерживалась изо всех сил, когда наконец сняла трубку.

— Пенелопа? Ты соображаешь, что делаешь?

— Энни, ты не могла бы приехать к нам?

— Что? Который час?

— Половина девятого.

О боже! Она что, с ума сошла? Я спала всего три часа.

— Пенелопа, ты не могла бы позвонить позже? Я совершенно разбита.

— Нет, не вешай трубку. У нас есть то, что тебе необходимо срочно увидеть.

— Пожалуйста… У меня двоится в глазах.

— Это дневник. — Голос Пенелопы звучал странно.

— Дневник? — переспросила я, еще ничего не понимая.

— Его обнаружили среди книг, которые мы передали на благотворительные цели, когда убирали мамину комнату. Они решили, что дневник нужно вернуть. И прислали с утренней почтой.

С утренней почтой? Неужели эти люди никогда не спят?

— Это старый мамин дневник. Я и не подозревала, что она ведет его. Хотя это не дневник в полном смысле слова. Он не слишком вразумителен. Некоторые записи неразборчивы, а подавляющее большинство страниц не заполнено. Он не представлял бы никакого интереса, если бы не относился к семидесятому году.

Сон моментально слетел с меня.

— Сейчас буду.

— Позволь мне поехать с тобой. — Джерри сидел в кровати и следил за тем, как я одевалась.

— Нет. Не стоит.

— Что она тебе сказала? — Джерри выглядел так, словно побывал в автокатастрофе.

— Почти ничего. Только то, что они нашли дневник. Может быть, там нет ничего важного. Она сказала, что большинство страниц не заполнено.

— Разреши хотя бы довезти тебя. Я подожду в машине.

— Я поеду одна.

— Энни…

— Одна! — Я была непреклонна.

— Позвони мне, как только… как только что-нибудь узнаешь. — Он залез под простыню.

Дверь открыла Рози. Ее маленькое личико было обтянуто кожей, как барабан.

— Они в библиотеке. Энни, принести вам чаю? Я покачала головой.

Пенелопа и Джим, с которым я была едва знакома, сидели рядом на маленьком диване. Когда Рози привела меня в комнату, они выпрямились и слегка отодвинулись друг от друга.

— Доброе утро, Энни.

— Где он?

— Его трудно читать, — предупредил Джим.

— Можно взглянуть? — Я говорила более резко, чем следовало.

Джим протянул мне дневник.

Он выглядел неказисто. Обычная маленькая книжечка в дешевом коленкоровом переплете. Сильно потрепанная.

Слегка отдающая плесенью. И сыростью.

Я начала нервно листать ее. Похоже, первая страница была залита кофе. Или крепким чаем. Некоторые страницы слиплись и стали напоминать картон. Разделить их было невозможно. Так же, как разобрать слова; почерк у миссис Бичем был не из лучших.

Некоторые фразы были написаны по спирали и заканчивались в середине страницы. Как будто какой-то подросток пытался помешать другим прочитать плоды его раздумий.

— Я… я не могу читать это. — Пенелопа неловко заерзала.

— Я тоже. Разбираю только отдельные слова.

— О, дело не в почерке, — принялась защищаться Пенелопа. — Я не могу читать это, потому что ощущаю себя… соглядатаем. Как будто я подслушиваю ее сокровенные мысли.

Что означают эти дурацкие каракули? В строчку было написано: «Мосси. Майкла. Мэтти. Миндаль».

— Но некоторые фразы, имеющие отношение к делу, достаточно разборчивы, — тихо сказал Джим.

— Имеющие отношение к делу? — Мое сердце сделало скачок.

— К ее беременности.

— О боже… — Руки у меня затряслись так, что пришлось положить книжечку.

— Энни, сначала я почувствовала то же самое. Я не могла читать дневник. Передала его Джиму.

Джим был смущен еще больше, чем Пенелопа. Но смотрел на меня с сочувствием.

— Энни, вы хотите взять его с собой? И прочитать на досуге?

Я не ответила.

— Рассказать вам, что в нем?

— Я…

— Не волнуйтесь, она не сообщает никаких интимных подробностей. Но подумать есть над чем.

Я проглотила комок в горле.

— Рассказывайте.

— Ну, как вы сами убедились, многие страницы остались чистыми.

Не томи душу, едва не закричала я. Джим провел пальцем по прихотливо изломанной строке.

— Кое-что здесь напоминает зашифрованные послания. До чего глупый народ эти хиппи! — Он неодобрительно покачал головой.

Хиппи? Миссис Бичем? Где я это уже слышала?

— Что… что там говорится о беременности? Джим нерешительно посмотрел на Пенелопу. Она взяла руку мужа и порывисто сжала ее.

— Джим, расскажи ей все своими словами. Так будет проще.

Он кивнул и посмотрел на меня с жалостью.

— Клер и Льюис — отец Пенни были обручены и собирались пожениться. Сомневаться не приходится, он был влюблен в нее. А она неплохо к нему относилась. — Джим немного помолчал. — Но должен сказать вам, что Клер в большей степени привлекли его имя и авторитет среди юристов. Кроме того, она была сильно избалована. Семья ей ни в чем не отказывала. Отец Пенни попал в ту же ловушку.

— Это правда, — прервала его Пенелопа.

— За несколько месяцев до свадьбы она узнала, что группа ее друзей планирует сухопутное путешествие в Марракеш, и вскипела. Как они смеют ехать без нее! Они не собирались обходиться без удобств. У одного из них был большой трейлер со всеми современными приспособлениями, так что поездка предстояла запоминающаяся. Это ее собственные слова. Клер решила не отставать от друзей. — Джим поднял глаза. — Но вскоре ей предстояло выйти замуж за самого выгодного жениха сезона. Так она называла Льюиса. Они должны были провести медовый месяц на юге Франции. И по возвращении переехать в этот прекрасный дом. А она устраивала истерику из-за того, что не могла поехать в Марракеш! — Он не мог скрыть раздражение.

— Она не хотела упускать ничего, — сказала Пенелопа. — Тем более что тогда все путешествовали.

— Это была эра странствий. — Джим слегка пожал плечами. — А Клара терпеть не могла отставать от других. В чем бы то ни было.

— Она действительно была очень избалована, — подтвердила Пенелопа.

— Ей удалось убедить кое-кого из друзей отколоться от первоначальной группы и отправиться в путешествие раньше, чем планировалось. Именно так она получила возможность поехать с ними. И вернуться к свадьбе.

Судя по всему, Джим недолюбливал миссис Бичем. Но меня волновало другое.

— Беременность! Что там написано о беременности?

— О беременности… — Он вздохнул и начал листать дневник. — Тут говорится о том, с каким удовольствием она готовилась к путешествию. И ни слова о том, как Льюис отнесся к ее намерению уехать в Северную Африку на шесть недель.

Меня окутало плотное и душное облако разочарования.

— И это все?

— Нет! Следующая запись сделана в Кале. Она пишет в трейлере. Сплошные каракули. Но можно понять, что ей весело. После этого сплошные пропуски, восклицательные знаки и словечки вроде «любовь» и «кайф», — цинично добавил он. — Членораздельные записи появляются только в период свадьбы. О том, как все восхищались ее красотой. Как ей завидовали подруги. Следующая запись сделана через шесть недель после свадьбы. Клер замечает, что беременна. И лихорадочно пишет даты. Множество дат. Льюис доволен. Но она знает, что это не его ребенок.

— А чей?

— Одного из ее молодых спутников. Кажется, она не испытывала к нему никаких чувств. Похоже, он принадлежал к другому классу. Только что поступил в Тринити-колледж. И был слегка помешан на математике… Энни, вам нехорошо?

— Все в порядке. Продолжайте.

— Больше она его не вспоминает. Дальше идет речь только о Льюисе.

— Она сказала ему, что это не его ребенок! — негодующе воскликнула Пенелопа. — Она знала его характер и все же сказала, что ребенок не от него. Если бы она промолчала, никто бы ничего не узнал. Кто стал бы считать недели? Всем известно, что младенцы бывают недоношенными. Что ей стоило держать рот на замке?

Я никогда не видела Пенелопу в таком гневе. Может быть, она сердилась на меня?

— Успокойтесь. — Я взяла ее за руку.

— Стоит мне только подумать об этом, как я начинаю злиться! — Она едва не плакала.

— Энни, как вы себя чувствуете? — встревожился Джим.

— Это все?

— Дальше ничего интересного. Одни отрывочные фразы. Сплошная мозаика.

— Можно взглянуть? — Мне показалось, что Джим намеренно пропустил пару страниц.

Запись была очень разборчивой. Она гласила: «Отродье наконец появилось на свет. Я не могу этого вынести. Ненавижу! Ненавижу!» Я ахнула.

— Нет-нет, Энни, это не о тебе. Скорее всего, она имеет в виду отношения, сложившиеся в то время между ней и папой. Очевидно, они были очень плохими. Правда, Джим? — Пенелопа посмотрела на мужа, ища у него поддержки.

— Несомненно. — Он забрал у меня дневник.

— А что там говорится о моих родителях? О Макхью? Неужели ни слова?

— Увы, Энни… Есть одна фраза. Точнее, набросок. Она может что-то значить. Или не значить ничего.

— Покажите.

Он ткнул пальцем в страницу.

— Вот здесь.

— «Льюис ищет пару», — вслух прочитала я. — Теперь все?

— Есть еще одна запись, но совершенно бессмысленная. Никак не связанная с остальным.

— Что там написано?

Он выглядел обескураженным.

— «Да здравствует теннис!» И подчеркнуто.

— Теннис? Джим кивнул.

— Я тоже не понимаю. Едва ли она могла играть в теннис через три дня после родов. А запись сделана именно тогда.

Теннисный клуб! Вот что связывало ее с моим отцом. Должно быть, они знали, что отец хочет ребенка. И могли знать, что его жена не способна иметь детей.

— Энни, это что-то для вас значит? — спросил Джим.

Я кивнула.

— А что там говорится о моем… родном отце? Неужели больше ничего?

— Нет. После этого она ни разу не упомянула его. Я позвонил одному знакомому, который учился в Тринити-колледже примерно в это время. Сегодня утром поднял его с постели. Да, он знал Мэтти. Они закончили колледж одновременно. А потом Мэтти перебрался в Штаты. Кажется, в Калифорнию. Брайан переслал мне по факсу копию вырезки из старой газеты. Снято во время церемонии вручения дипломов. Увы, фотография не слишком четкая.

Я взяла пожелтевший лист бумаги. Хотя изображение было испещрено пятнами, но это не помешало мне тут же узнать юное улыбающееся лицо. Это был тот самый молодой человек с фотографии, которую мне показывал Джерри. «Как же мы не заметили сходства?» — думала я, глядя на снимок. Казалось, я смотрела в собственные глаза. Чувство было странное. Этот молодой человек, фамилии которого я не знала, был моим отцом. Он выглядел совсем мальчиком.

— Ваш Брайан что-нибудь знает про его семью? Джим покачал головой.

— Только то, что его родители были пожилыми людьми. Уже тогда.

— Но он имел склонность к математике. — Я улыбнулась. — Слегка помешанный? Кажется, так они его называли? Он похож на подростка. В таком возрасте трудно заботиться даже о себе самом, не говоря о ребенке.

Кажется, Джим испытал облегчение, видя, что я не рву на себе волосы от горя. Он потер руки.

— Думаю, мы имеем право выпить.

— В половине десятого утра? — тоном школьного старосты осведомилась Пенелопа.

— Значит, ему нравилось иметь дело с цифрами? Приводить их в порядок? — Я все еще смотрела на фото и улыбалась. Казалось, я понимала этого юношу. Он не стал бы ударяться в панику при первом признаке болезни. И не стал бы всю ночь сидеть у постели дочери, боясь, что у нее поднимется температура, хотя девочке угрожала всего лишь ветрянка. Я была удовлетворена. Последний кусок головоломки встал на свое место. Я положила листок на стол и повернулась к Джиму. — Если после свадьбы что-нибудь осталось, я бы с удовольствием выпила бокал шампанского.

Пенелопа и Джим предложили мне остаться на ленч, но я отказалась. Мне нужно было подумать. Осмыслить то, что произошло в этом доме тридцать лет назад. Тогда Клара Бичем была примерно моих лет. Обнаружив, что она беременна от случайного любовника, Клара пришла в ужас. И решила, что мир рушится ей на голову.

Конечно, принятое ею решение было эгоистичным, но она всю жизнь считала себя пупом земли… Я чувствовала, что она расплачивалась за него всю оставшуюся жизнь. Женщина изо льда, которую я знала, ничем не напоминала смеющуюся девушку с той фотографии, что мне показывал Джерри. В конце концов, кто я такая, чтобы судить ее? Однажды я сама избавилась от нежелательной беременности… Я перестала ненавидеть ее. Тогда в библиотеке я сказала ей правду. Она оказала мне большую услугу, отдав меня супругам Макхью.

— Энни… — Пенелопа спустилась в сад, держа в руке высокий бокал с шампанским. — Твой бокал. Ты не допила.

Мы брели по лужайке. Повсюду было рассыпано конфетти; шары отчаянно старались провисеть в воздухе еще немного. И все вокруг благоухало розами.

— Ты не будешь возражать, если я возьму немного цветов? — спросила я.

— Энни, в этом доме ты можешь брать все, что захочешь. — Пенелопа снова впадала в сентиментальность.

Дневник расстроил ее сильнее, чем меня. Мне было жаль миссис Бичем, которая сама построила себе тюрьму и не посмела вырваться из нее. Этой женщине пришлось жить в четырех стенах и притворяться, будто она лучше самого господа бога.

— Энни, мы у тебя в долгу.

— Пенелопа, ты была ребенком и не можешь отвечать за то, что сделали взрослые люди тридцать лет назад.

— Но они избавились от тебя, как от старой мебели. Бросили новорожденного младенца. Не могу смириться с тем, что мой отец оказался способным на такой ужасный поступок. Он всегда был несгибаемым моралистом.

«Может быть, именно в этом и дело», — подумала я.

Она шмыгнула носом.

— Энни, если хочешь, можешь взять все цветы. И больше не смей исчезать, ладно? Какие бы ошибки ни совершали наши уважаемые родители, факт остается фактом. Мы родня.

— Попробуй сказать это Франческе, — съязвила я. Она засмеялась. Впервые за все утро.

— Франческа? Ну, она сама себе указ.

У подножия Дублинской горы есть маленькое кладбище. Оно расположено в предместье Таллах и называется Бохарнабреена. Отсюда не так уж далеко до мест, в которых я выросла. Я не была здесь с самых похорон.

Надпись на памятнике была очень простой и гласила: «Фрэнсис и Бернадетта Макхью. Любимым родителям».

Я раскладывала цветы на могиле, пока та не запестрела всеми цветами радуги.

— Простите, что так долго не навещала вас. После похорон мне было слишком тяжело. Но я больше не сержусь, только благодарю. Спасибо за то, что вы так меня любили. Спасибо за то, что были моими родителями… — Я трубно высморкалась.

Я шла по узкой боковой аллее, ничего не замечая вокруг, и едва не столкнулась с высоким мужчиной, торопившимся мне навстречу.

— Джерри? Как ты меня нашел?

— Мне позвонила Пенелопа. Она догадалась, куда ты могла отправиться из ее сада, и встревожилась. Рассказала мне про дневник. Как ты себя чувствуешь?

Я улыбнулась.

— Лучше не бывает.

— Это моя вина, Энни. Я должен был довести дело до конца.

— Не говори глупостей! Это было выше человеческих сил. Никто ничего не узнал бы, если бы не старый дневник. Искусство сыщика было здесь ни при чем. Требовалась удача. — Я радостно улыбнулась и сунула мокрый платок в карман.

— Значит, ты успокоилась? Больше не чувствуешь себя никому не нужной?

— Никому не нужной? У меня были лучшие родители в мире.

— И ты ни капли не жалеешь о миссис Бичем?

— Ну, я не отношусь к числу ее поклонниц и не стала бы выдвигать кандидатуру миссис Бичем на титул «Матери года». Но она была достаточно наказана. Просто люди не видели этого из-за ее богатства. Кроме того, если бы она не бросила меня, мы с тобой никогда не встретились бы. Тебе это и в голову не приходило, верно?

— О боже… Я вижу, у тебя прекрасное настроение.

— А почему бы и нет? Я молодая, свободная и одино… — Я перехватила его возмущенный взгляд. — Ну, может быть, не совсем одинокая. У меня есть половина акций процветающего сыскного агентства. И ты. А завтра мы будем разговаривать с человеком, который хочет прийти к нам на работу. Это снимет с тебя часть нагрузки.

— Я думал, что на этой идее поставлен крест. У нас достаточно служащих.

— Ну, я имею право принимать оперативные решения, когда тебя нет на месте.

— А где я тогда был?

— В бегах. Как бы там ни было, ты слишком много работаешь. Я по горло сыта твоими ночными дежурствами.

— Ты сыта?

Я выгнула бровь. Он засмеялся.

— Джерри… Ты стоишь на могиле, — сказала я.

— Ах! — Джерри подпрыгнул так, словно ему припекло пятки.

Я скорчилась пополам от смеха. Он раскинул руки:

— Энни, я люблю тебя.

— Надеюсь. В конце концов, я немало для тебя сделала.

— А я для тебя ничего не сделал? — спросил он, сделав вид, что смертельно обиделся.

— Ты делал это только для собственного удовольствия.

Он снова засмеялся и еще крепче прижал меня к себе.

Я освободилась.

— Я хотела задать тебе один вопрос.

— Энни, ты выйдешь за меня замуж? Я ахнула.

— Это ведь я хотела задать вопрос!

— О'кей. Но я думаю, что нам следует пожениться. О боже, мне что-то нехорошо… Это все проклятые вчерашние креветки с чесночным соусом. Каждый раз одно и то же.

— Креветки? Слава богу. А я чуть было не решила, что во всем виноваты шесть бокалов шампанского и семь — или восемь? — двойных порций виски.

Джерри снова расхохотался, и на этот раз я обняла его сама. Благо для этого имелся повод.

В этот ранний час на кладбище был только один посетитель — пожилой мужчина, клавший красные гвоздики на замшелую могильную плиту. Он улыбнулся нам, нисколько не оскорбленный тем, что мы чувствовали себя счастливыми в таком печальном месте.

— Энни…

— Да, я выйду за тебя.

Тут из-за облаков выглянуло солнце, и я вспомнила Рози, говорившую, что это хорошая примета. А заодно вспомнила и то, что я хотела сказать Джерри.

Мы пошли к выходу. Я выбрала момент и откашлялась.

— Джерри, я хотела поговорить с тобой о названии агентства. Думаю, пора его сменить. Я склоняюсь к варианту «Макхью-Даннинг».

Джерри не моргнул глазом. И не замедлил шага.

— «Даннинг-Макхью», — твердо сказал он.

— «Макхью-Даннинг»!

— «Даннинг-Макхью»! И точка!

Это не произвело на меня ни малейшего впечатления. Я остановилась.

Он с улыбкой повернулся ко мне. Уголки его глаз окружали сексуальные морщинки, которые так понравились мне в день нашего знакомства на вечеринке у Фионы.

Я поцеловала его. Крепко. Дала ему время отдышаться и поцеловала снова. На этот раз еще крепче.

— Ладно, пусть будет «Макхью-Даннинг», — выдавил из себя едва не задохнувшийся Джерри.

— Джерри, вот за это я тебя и люблю. Серьезный аргумент всегда заставит тебя передумать.

Мимо нас прошел пожилой мужчина.

— Прекрасный день, не правда ли? — спросил он, приподняв шляпу.

— Лучше не бывает, — хором ответили мы и дружно зашагали к воротам.

Примечания

1

Английская писательница (1775—1817), автор романов «Чувство и чувствительность» (1811) и «Гордость и предубеждение» (1813), реалистически изображающих быт и нравы английской провинции. — Здесь и далее прим. пер.

2

Герой поэмы Р. Браунинга; в переносном смысле — лидер, дающий неосуществимые обещания.

3

Сапата Эмилиано (1879—? 1919), руководитель крестьянского движения в Мексиканской революции 1910—1917 гг., был вероломно убит.

4

Ганнибал Лектер — зловещий персонаж из фильма «Молчание ягнят», занимающийся каннибализмом.

5

Венсан (Винцент) де Поль(1576—1660) — католический святой, филантроп; принял сан в 1600 г. Будучи взят в плен пиратами и увезен в Тунис, обратил своего третьего владельца в христианство и вернулся во Францию. Основал конгрегацию лазаристов, госпиталь для каторжников, приюты для детей, богадельни.

6

Евангелие от Луки, 1, 42.

7

Луддиты — участники первых стихийных выступлений против применения машин в ходе промышленного переворота в Великобритании (конецXVIII— началоXXвв.). Названы по имени легендарного подмастерья Неда Лудда, который якобы первым разрушил станок.

8

Персонаж американского сериала об адвокатах, с одноименным названием, Элли Макбил играет Калиста Флокхарт (очень худая актриса).