7. «ДЕТКА, ПОЗНАКОМЬСЯ С РОДСТВЕННИКАМИ»

Меня разбудили громко перекликавшиеся голоса. Детский смех. И хлопанье дверей автомобиля. Я посмотрела на часы. Было почти девять.

Набрасывая на себя халат, я услышала собачий лай.

Собаки? Во множественном числе?

Никто не говорил мне о собаках. Собаки были бичом моей жизни. Насколько я помню, родители всегда воевали с соседскими собаками.

Я помедлила, дожидаясь, пока отчаянный лай не утихнет, а потом осторожно спустилась по лестнице.

— Ну-ка, ну-ка, кто это у нас тут? — произнес мужской голос.

Я вздрогнула, обернулась, но никого не увидела. В холле было пусто.

— Привет, — нервно сказала я.

— Привет. — Он вышел из тени, шагнул ко мне, и я потеряла равновесие.

Если бы не его молниеносная реакция, на мозаичной плитке навеки остался бы отпечаток моего лица.

А когда я присмотрелась к незнакомцу как следует, то пожалела, что этого не случилось. Разбить лицо в кровь было бы лучше, чем стоять с разинутым ртом.

— Энни? Вы Энни? — спросил незнакомец, когда я уставилась на него.

«Слава богу, что меня не слишком влечет к мужчинам», — подумала я. Иначе мне грозили бы крупные неприятности. Потому что этот представитель мужского пола был умопомрачительно красив. При этом я была совершенно объективна. Слегка попятившись, чтобы лучше разглядеть его высокую стройную фигуру, точеный профиль и роскошные черные кудри, падавшие на широкие плечи, я любовалась им без всякой задней мысли.

— Да, Энни, — выдавила я.

Из кухни вышла Пенелопа. На этот раз ее голову венчал шелковый тюрбан.

— Так вы уже познакомились? — разочарованно сказала она. — Мне хотелось представить вас друг другу. Впрочем, это неважно. — Она засмеялась. — Это Энни, которая должна немного облегчить нам жизнь. Энни, а этот красавчик — Джейми. Мой дорогой братец.

Братец? У меня похолодело внутри.

— Джейми пишет маслом. — Пока я продолжала стоять с разинутым ртом, Пенелопа взяла его под руку.

Судя по голосу, в котором звучала сестринская гордость, речь шла не об окраске дверей и оконных рам.

— У него было несколько выставок. В Париже, не говоря о других местах. Один французский критик сказал, что Джейми напоминает ему молодого Рембрандта.

— Рубенса, — насмешливо поправил Джейми. — Только потому, что в то время я преодолевал мужской кризис и писал исключительно тучных женщин, — объяснил он мне.

Тучные женщины. Значит, это была его работа…

— О, не скромничай. — Пенелопа любовно ткнула брата локтем, отчего тот едва не полетел на кафельный пол. — Ты сам знаешь, что поразительно талантлив.

— Пенелопа! — укоризненно воскликнул Джейми. Неужели это мой брат? То, что он отвергал комплименты Пенелопы, делало его еще милее.

— Ох уж эти сестры! — Он рассмеялся, закинул голову, и я тут же заметила, что у него поразительно красивые губы. — Ну что ты с ними будешь делать?

Мой истерический смех заставил его недоуменно нахмуриться, но я ничего не могла с собой поделать.

До сих пор мне не приходилось сталкиваться с такими совершенными созданиями природы. Он был умопомрачительно красив. Такая внешность вызывает сердцебиение не только у женщин, но и у мужчин. Значит, это мой брат? Тогда жить здесь будет сложнее, чем я думала.

Два прекрасных представителя семьи Бичем продолжали ждать объяснения моей истерики.

Я стала судорожно искать повод, который позволил бы мне достойно выйти из дурацкого положения. Но что можно было придумать путного, если Джейми не сводил с меня темных глаз? Думаю, он догадывался о произведенном на меня впечатлении. Ничего хуже нельзя было себе представить.

— Ну вот, начинается! — внезапно воскликнула Пенелопа.

По коридору бежали двое ребятишек. Покровительственно улыбавшаяся девочка лет пяти-шести была маленькой копией Пенелопы. Серьезный толстый мальчик со светлыми волосами и румяными щеками казался на год младше сестры.

— Мамочка, Рэгс пытается сесть верхом на Пеппу и устраивает ужасную возню, — деловито заявил самоуверенный клон Пенелопы, а затем с любопытством уставился на меня.

— А это никуда не годится, верно? — с насмешливой серьезностью спросил Джейми, ухватив обоих за пухлые ручки.

— Энни, это Эйми. И Саймон. Поздоровайтесь с Энни, — велела Пенелопа.

— Привет, Энни! — пропел Джейми вместе с детьми, и от его дразнящего взгляда у меня подогнулись колени. Потом он зашагал в кухню, уводя с собой счастливых племянников.

— Они обожают Джейми. Так и липнут к нему. — Пенелопа продолжала светиться от сестринской гордости.

— Трудно поверить, — промямлила я.

«Энни, он твой брат», — шепотом предупредил меня внутренний голос.

— Энни, вы здоровы? Как вам спалось? — с тревогой спросила Пенелопа.

— Спалось? О, я спала как бревно, — бесстыдно солгала я.

В конце концов выяснилось, что миссис Бичем вернется домой только во вторник. Воскресная ночь, проведенная в одиночестве, оказалась напрасной. Напрасно я без сна лежала в роскошной кровати, дрожа от страха при мысли о прячущемся в деревьях серийном убийце.

— Значит, все выяснится только завтра? — Пенелопа разговаривала с больницей.

Казалось, что во вторник действительно выяснится все на свете.

Насколько я могла понять из подслушанных отрывистых фраз, миссис Бичем могли выписать только завтра утром, потому что билетов на рейсы из Хитроу нет. Я старалась изо всех сил, однако так и не смогла понять, какое отношение лондонский аэропорт имеет к сломанному запястью, которое лечат в дублинской больнице.

Но спросить я не решилась. Мне не хотелось выглядеть деревенской идиоткой перед этими умными и уверенными в себе людьми, которые принимали все головоломки как должное.

А вот Джейми не стеснялся задавать мне вопросы. Он хотел знать, в какой школе я училась и где выросла.

— Энни, почему вы решили стать компаньонкой? Судя по всему, у вас были возможности получить более престижное место.

— Гм-м… да, конечно, но… — промямлила я, пытаясь придумать в ответ что-нибудь правдоподобное.

Внезапно из сада донесся какой-то шум, а затем раздался громкий рев маленького Саймона. Оказалось, он споткнулся и упал на мощенной плитами дорожке, гонясь за собаками, которые вновь начали возню.

Я успела к мальчику раньше Пенелопы, подняла его и постаралась убедить, что слегка ободранным коленом можно будет похвастаться перед друзьями.

Эйми стояла в стороне и наблюдала за нами.

— А у меня есть шрам на руке! — гордо заявила она, закатала рукав и показала мне крошечную царапину на локте.

— Потрясающе! — Я тщательно осмотрела ее руку. Когда я вернулась в дом, Джейми встретил меня на пороге. Он взял реванш, преградив мне путь и заставив поднять взгляд.

— Прошу прощения, — вежливо сказала я.

Он смотрел мне в глаза целую вечность и улыбался. Смешно, но ощущение близости его стройного тела заставляло меня нервничать.

— Как вы относитесь к детям? — внезапно спросил он. — Вы их любите?

— Честно говоря, не знаю. — Я мучительно покраснела. — Может быть, когда-нибудь они у меня и появятся, но это очень большая ответственность.

— Я хотел понять, почему вы не захотели работать с ними, — добродушно объяснил он. Хотя Джейми не улыбался, но в глубине души наверняка умирал со смеху.

Я с завистью следила за тем, как он целовал племянников на прощание и брал их на руки, давая возможность обнять его за шею. Потом он крепко обнял Пенелопу. У меня появилась робкая надежда.

— До завтра, Энни, — сказал он мне. — Я привезу маму самое позднее в полдень. Не забудьте расстелить красную ковровую дорожку.

Я смотрела ему в спину и говорила себе, что меня влечет к нему чисто по-сестрински. Что это хорошо. И вполне естественно. Иметь брата очень приятно. Точнее, не иметь, а быть сестрой. Многих братьев и сестер связывают теплые чувства. Например, Фиона принимала ванну вместе с собственным братом. Правда, тогда им было по четыре года. И все же я понимала, что относиться к Джейми как к родственнику мне будет тяжело.

Начать с того, что мне не следовало пялиться на него. Теперь придется учиться смотреть ему в глаза и при этом не таять, как последняя дура. Даже дети заметили, как я веду себя в его присутствии.

— Энни, почему ты такая красная? — спросила Эйми, когда Джейми сказал, что не может дождаться новой встречи со мной.

Уезжая, он помахал нам рукой.

— До свидания, дорогой! — крикнула в ответ Пенелопа и закрыла дверь. — Ну, дети, вот мы и одни. Покажем Энни дом, идет?

Они повели меня наверх.

— Это мамина комната, — объявила Пенелопа, открыв дверь спальни, которая не уступала размерами библиотеке, расположенной этажом ниже.

Здесь был такой же балкон, как и у меня. Отличие заключалось в том, что на этом балконе стояло множество цветов в горшках.

— Мама умеет обращаться с растениями, — объяснила Пенелопа, увидев, что меня восхитили японские карликовые деревья.

Мы обошли весь дом. Дети бежали впереди и вели нас из одной со вкусом обставленной комнаты в другую. Увязавшиеся за нами собаки скакали по кроватям и стульям. Похоже, дорогая парчовая обивка не слишком радовалась прикосновениям когтистых лап двух лабрадоров.

— В прежние дни здесь жили слуги, — важно сказала Пенелопа, когда мы добрались до этажа, на котором находилась моя спальня.

Может быть, она намекала, что мне следует знать свое место? Заметила, как я веду себя в присутствии Джейми, и решила дать понять, что я здесь всего лишь платная помощница?

— Ох, простите, Энни. Это прозвучало слишком высокомерно. Я не хотела вас обидеть. Честно говоря, эта комната раньше была моей. Когда тут жили слуги, этаж был разгорожен на четыре части. А сейчас здесь только ваша спальня и вторая ванная. Вы будете жить у нас как член семьи.

От этих слов у меня защипало в носу. Пришлось отвернуться, чтобы Пенелопа не заметила, насколько я тронута.

— Мне нравится твоя комната, — прильнув ко мне, сказала Эйми.

— Мне тоже, — ответила я и открыла дверь пошире.

Собаки восприняли это как приглашение, ворвались в спальню и с громким лаем начали бегать по паркету.

— Пеппа! Рэгс! — воскликнула Пенелопа, и лабрадоры тут же остановились, словно и в самом деле были хорошо обученными животными. Во всяком случае, так говорила Пенелопа, когда знакомила меня с собаками.

Тут дети начали тискать и целовать лабрадоров, в перерывах между поцелуями называя их «мерзкими собаками». Когда мы спускались по лестнице, маленький Саймон держался за мою руку.

На большой, залитой солнцем кухне, где витали аппетитные запахи, возилась Рози. Она приветливо улыбнулась мне и продолжала что-то взбивать, прикрикнув на Пеппу, когда та подошла и попыталась определить источник вкусного запаха.

— Собаки на кухне! — пробормотала Рози. — Куда это годится?

Мы сидели за большим столом в пристроенной к кухне стеклянной оранжерее. Здесь было тепло и солнечно, как в разгар лета.

— Я открою второе окно, — сказала Рози куда-то в пространство. — Все это стекло только притягивает тепло. Непонятно, как здесь можно поддерживать чистоту. На кухне не должно быть столько стекла. — Казалось, Рози была счастлива, когда у нее появлялась возможность поворчать. Но зато кулинаркой она была отменной.

Она накрыла на стол, положив мне на тарелку щедрую порцию яичницы с самым нежным беконом, который мне доводилось пробовать. Вторым блюдом была свинина в тесте. А детям досталась жареная картошка с толстой корочкой сыра. Оба попросили добавки.

Сидевшая напротив Пенелопа не сводила с меня глаз. Ее взгляд говорил: «Я вас предупреждала».

Моя первая трапеза с Бичемами оказалась приятной, непринужденной и ничуть не напоминала суровое испытание, к которому я готовилась. Эту атмосферу не портили даже постоянные вопли: «Мама, Рэгс опять садится верхом на Пеппу!»

В конце концов Рэгса выгнали в сад, где он быстро утешился, садясь верхом на все, что не могло убежать. Рози неодобрительно поцокала языком.

Но все остальные не обратили на это внимания. Даже Пеппа, которая потихоньку подбиралась к плите. Пеппа начинала мне нравиться. Правда, вскоре выяснилось, что ее зовут Пеппер. Меня сбила с толку светская привычка Бичемов растягивать гласные.

Меня почему-то удивило, что Пенелопа оказалась столь любящей матерью. Она целовала и обнимала детей даже за столом. Кое-что при этом доставалось и собакам. Нет, в доме Бичемов все шло не так, как мне представлялось.

«Похоже, жить здесь будет приятно, — подумала я. — Идет всего лишь первый день, а я уже чувствую себя членом семьи». Мне не терпелось рассказать об этом Джерри.

Стоило Эйми открыть дверь, как в оранжерею пулей влетел Рэгс.

— Мамочка, Рэгс опять…

— Я думаю, нам пора ехать. — Пенелопа поднялась и пошла за детскими вещами.

Пока Эйми помогала брату надевать курточку, тот вертелся волчком.

— Мамочка, скорее. Скоре-е-е!

Рози делала вид, что она недовольна этой суетой, но я заметила, как она сунула Саймону коробку с домашним печеньем и ласково погладила мальчика по голове.

Когда все было готово, Пенелопа повернулась к Пеппер:

— До свидания, дорогая. Будь хорошей девочкой и слушайся Энни. — Значит, Пеппер останется со мной? До сих пор об этом никто не заикался.

Остальная часть отряда дружно затопала к большому «Паджеро». Рэгс отчаянно протестовал, однако невозмутимая Пенелопа показала ему, чем жесткий ошейник отличается от обычного, и через секунду пес очутился в машине.

Вскоре ушла и Рози. Пенелопа предложила подвезти ее, но Рози отказалась.

— Смертельная ловушка, вот что это такое, — сказала она, надевая дождевик из розового пластика. — Я не сяду в джип, даже если мне приплатят. Недаром у них рога впереди. Они настоящие убийцы.

Хотя всего лишь минуту назад она говорила Пенелопе совсем другое:

— Отличные машины эти джипы. Мощные и красивые. И не так разбиваются, как другие консервные банки из-под сардин, которые ездят по дорогам.

После хлопотливого утра дом казался непривычно тихим.

Я позвонила Джерри.

— Как идут дела в замке Дракулы? — хмуро поинтересовался он.

— Хочу тебя обрадовать. Только что закончился самый приятный поздний завтрак в моей жизни.

— Приятный завтрак? Чушь. Если только они не пригласили клоунов для твоего развлечения.

— Ты почти угадал. — Я засмеялась. — Я познакомилась с ее сыном. Внуками. И даже с собаками.

— С собаками? Они что, хотят, чтобы ты за ними ухаживала?

— Нет, — поспешно сказала я. — Они… забрали собак с собой. — Я подмигнула Пеппер, лежавшей у моих ног.

— И слава богу. Это абсолютно в стиле твоих Бичемов. Заставить тебя приглядывать за их любимцами, а самим в это время прогуливаться по благотворительным базарам под открытым небом и разбивать бутылки с шампанским о борт нового «Титаника».

— Значит, ты тоже читаешь светскую хронику? — Я засмеялась.

— Ты уже познакомилась с хозяйкой дома? — по своему обыкновению он ответил вопросом на вопрос.

— Нет. Судный день перенесен на завтра.

— Стало быть, у тебя еще есть время унести ноги.

— Не говори глупостей. Убегать я не собираюсь.

— Это называется не бегством, а пробуждением здравого смысла.

— Успокойся, Джерри. Я не останусь здесь на всю жизнь. Это просто временное пристанище до тех пор… до тех пор, пока я не выясню то, что мне нужно.

Пеппер негромко тявкнула, одобряя мое решение.

— Это еще что за чертовщина?

— Ничего. Мне пора.

— Значит, тебя все-таки оставили сидеть с собаками? Я так и знал! Им все равно, что собака, что ты!

— Ты ошибаешься.

— Энни, тебе пора приниматься за дело.

— За какое дело?

— Не трать время даром. Если ты останешься в этом доме, то должна будешь многое узнать.

— Ох, отстань, Джерри! — Я повесила трубку.

Значит, я трачу время даром? Ну, я ему покажу! Вылезу вон из кожи, но узнаю о своих настоящих родителях то, чего не раскопает ни один сыщик. Выясню все факты тайной жизни Клер Бичем и утру нос этому умнику. А заодно и напыщенному болвану мистеру Дидди. Всем покажу, как это делается!

Я быстро поднялась наверх и остановилась у дверей спальни миссис Бичем.

Сделала глубокий вдох, потянулась к ручке, затем решительно повернула ее и…

И ничего не случилось. Дверь была заперта.

8. МИССИС БИЧЕМ, Я ПОЛАГАЮ?

Я поняла, что миссис Бичем прибыла домой, когда увидела в холле бешено вращавшийся хвост Пеппер. Собака гарцевала на задних лапах. Опасный фокус для такой раскормленной твари. Но она рисковала еще больше, всем телом бросаясь на дверь и завывая, как волк.

Затем дверь открылась, и на пороге возникла миссис Клара Бичем. Тут мое сердце сделало такой скачок, что едва не выпрыгнуло из груди. Я стояла на верхней площадке лестницы, не зная, смеяться мне, плакать или бежать в ванную и дать волю позыву к рвоте.

Женщина внизу больше походила на видение, чем на простую смертную из плоти и крови. Она стояла неподвижно, была освещена солнцем и казалась самим совершенством. Напоминая фотографию из роскошного журнала типа «Хелло!», при виде которой люди начинают ломать голову, как можно оставаться такой красавицей после шестидесяти лет.

Она была примерно моего роста, но не казалась неуклюжей. Необычный рост шел ей. Она знала это и умело пользовалась своим преимуществом, позволяя белоснежному пальто длиной до лодыжки ниспадать с плеч. Ее гладкое лицо, не изборожденное морщинами, не выдавало возраста. Ей можно было дать как сорок, так и шестьдесят. Даже семьдесят. Определить точно ее возраст было невозможно. Ее волосы были пепельными. То ли от природы, то ли благодаря какому-то ухищрению. Никто не взялся бы утверждать наверняка. Они обрамляли ее лицо и были собраны в тугой узел на длинной стройной шее. При виде такой прически интуитивно начинаешь приглаживать свои непокорные вихры. И жалеть, что не послушалась парикмахершу, которая советовала выпрямить их.

— Больше ничего с ними поделать нельзя, — говорила она. Сука!

Нет, не миссис Бичем. Та была леди с головы до пят. Слышавшая слово «сука» разве что на собачьей выставке в Дублинском королевском обществе.

Даже глаза у нее были накрашены стильно. Незаметно и тонко; ничего лишнего. Цвет туши идеально соответствовал цвету помады, тюбик которой наверняка стоил фунтов пятьдесят, потому что ее губы выглядели великолепно и при этом не блестели.

А я стояла наверху и напоминала убежавшую из сумасшедшего дома пациентку, потому что всю ночь проворочалась в постели, не в силах дождаться встречи со своей родной матерью.

Я сама не знала, чего ждала. Может быть, усовершенствованного варианта моей приемной матери. С тремя рядами настоящих жемчугов на шее вместо золотого крестика на цепочке. В кашемировом джемпере вместо блузки на размер больше, чем тебе нужно, потому что ткань садится, а ничего более приличного за такие деньги не купишь.