8.

Опять он вынырнул из-за переднего сиденья, на которое села Вика. Она вздрогнула от неожиданности, а не от испуга. Вика ждала его появления, и он появился.

— Ты еще не забыла меня, дорогая супруга?

Как же он был страшен. Неужели жизнь так может сломать и изуродовать человека?

Вика осмотрелась по сторонам. В подземном гараже стояла мертвая тишина.

Где же этот чертов сыщик? Вертится перед носом, когда не следует, а когда нужно, его нет.

— Нет, я не забыла о тебе, Гриша.

Он опять закашлялся. Она сидела, не двигаясь, и ждала.

— Ты все обдумала? Кажется, я дал тебе достаточно времени.

— Я не только обдумала, но и сделала кое-какие выводы. Буду с тобой откровенна. Прошло много лет, и ты можешь узнать правду. Я действительно была любовницей Рогозина, когда мы еще жили с тобой вместе. Сейчас это не имеет никакого значения. Просто в то время мне хотелось романтических приключений, а он умел ублажать женские прихоти. Когда я забеременела, то ни на секунду не сомневалась, что ребенок его, а не твой. Поверь, женщина может понять, от кого из двух мужчин она беременна. Оставить его я не могла и решила сделать аборт.

Ты, конечно, ничего не знал об этом, а Дмитрию я все рассказала. Вот почему он решил избавиться от тебя, и ты попал в тюрьму. Он женился на мне и записал родившегося сына на свое имя. Первая жена Дмитрия не хотела детей, а может, не могла родить. Теперь я все выяснила. Я ездила в Омск и подняла медицинские документы Рогозина. Его жена тут не причем. Виноват сам Рогозин. Он перенес тяжелую болезнь, связанную с мужской урологией, и был стерилен, как и теперь. А значит, я ошиблась, и он не мог быть отцом Ромки. Его отец ты. Теперь я это точно знаю.

— А я в этом не сомневался. Мы должны уехать домой. Там все готово. Ты не пожалеешь.

— Пока я не могу этого сделать. Он очень влиятельная фигура и сильная личность. Он найдет нас и погубит. Можешь в этом не сомневаться.

— Рогозин будет сидеть в тюрьме. Там и сдохнет. Смерть для него слишком простое наказание. Если он меня засадил из-за моей глупости, то сам сядет из-за своей жадности. Долго прятаться он не сможет — у него бизнес, требующий его присутствия. Я даже трогать его не буду, он сам себя погубит. Уже погубил. Я подстроил ему капкан, сидя на нарах, я руководил его действиями из тюрьмы. Он был марионеткой в моих руках. Я знал, что Рогозин клюнет на мою приманку, и он клюнул. Теперь он погряз в болоте по уши и уже не выберется из него. Приговором будет вышка! Временно я заморозил процесс его существования на нулевой точке.

Но срок вышел, и я на свободе. Теперь я начал действовать. Он должен сесть на скамью подсудимых у меня на глазах, ради этого я жил все последние годы и хочу присутствовать в зале суда, когда ему будут зачитывать приговор. Ради этой минуты стоило жить. Такие, как Рогозин, в зоне долго не выдержат. Но он запомнит на весь остаток своей жизни, как невинных сажать за решетку.

— В чем его обвиняют? В финансовых комбинациях? Пять лет от силы с конфискацией имущества.

— Конфискация будет, можешь не сомневаться. Но тебе его имущество не нужно. У меня хватит денег до конца нашей жизни и еще внукам останется. Если ты со мной не поедешь, то останешься одна на помойной яме. Я тебе это обещал.

— В чем его обвиняют, Гриша?

— В разбойном ограблении с тяжкими последствиями при сговоре лиц достояния иностранного государства в особо крупных размерах. Все доказательства у меня есть. Пожизненное заключение.

— Митя? Он не способен на такое.

— Сам бы до этого не дошел. Но ему помогли составить план мои люди, дать ему идею, увлечь и сделать его главным действующим лицом. Я знал, что он клюнет, и знал, что не выпустит добычу из рук до последней минуты. Так в Северной Африке ловят обезьян на кувшин. Привязывают сосуд к дереву и кладут туда гроздь бананов. Обезьяна сует руку в кувшин и хватает бананы, но горлышко слишком узкое, и она не может вытащить зажатые в лапке лакомства. Охотники подходят и хватают обезьяну. Все очень просто. А она легко может убежать: стоит ей бросить бананы и разжать кулак, как лапа выскочит из горлышка сосуда. Но обезьяна не может бросить свою добычу и попадается в руки охотников. Вот принцип, по которому Рогозин живет, и поэтому его судьба предрешена. Он не бросит свою добычу и попадет в клетку.

— Значит, ты уже давно взялся за моего мужа?

— Твой муж — я! — крикнул Любовский и закашлялся.

— Прости, я не хотела.

Некоторое время они молчали. Потом Вика сказала:

— Я не верю тебе, Гриша. Пока не верю и твердого ответа тебе дать не могу.

Мне нужно созреть до окончательного решения. Не все так просто.

— Зреть тебе осталось не так долго. Деревце отцвело, жди ягодок.

Он вышел из машины и захлопнул за собой дверцу. Она видела, как он шел по проходу между машинами, и стук его каблуков гулко раздавался по пустынному полутемному подземелью.

Внезапно она услышала голос. Она резко оглянулась, но никого не увидела.

Работали динамики в ее машине, но приемник оставался выключенным.

— Не дергайтесь, Виктория Дмитриевна, передатчик надежно спрятан в вашей машине. Я слышал весь разговор, и Любовский идет прямо на меня. Теперь он уже не сорвется с крючка. Скоро увидимся.

Динамики замолчали. Небольшой треск и щелчок. Вика с облегчением вздохнула. Ей опять захотелось напиться и обо всем забыть. Сережа не звонил уже третий день, а ей так хотелось его тепла и сочувствия, зарыться в его объятия и мечтать о тихой спокойной жизни.

Где она, эта сказочная жизнь?

9.

На место происшествия Марецкого вызвал подполковник Тюнич. В общем-то, ничего особенного и срочного, но поскольку Марецкий не был загружен работой, то он поехал.

Во дворе стояло несколько милицейских машин. У входа в трехэтажное здание с вывеской «Частный кабинет профессора Макова» дежурили омоновцы. Марецкого пропустили.

Подполковника он нашел в регистратуре, тот листал папки, которыми был усеян весь стол. Санитары выносили на носилках трупы в черных чехлах, две девчушки сидели в сторонке и плакали.

Марецкий непонимающим взглядом осмотрел обстановку и подошел к Тюничу.

— Что-то серьезное, как я вижу, Стас.

— Привет, Степа. Хорошо, что подъехал. Долго болтать с тобой не могу — дел невпроворот, но коротко поясню. Здесь работал некий профессор Маков. Маг и волшебник в плане вымогательства. Он давно уже у нас на крючке, ждали удобного момента. А тут кто-то решил опередить нас и посчитаться с шантажистом своим методом. Скорее всего, наняли головорезов. Медсестры пришли утром на работу, а контора закрыта. Ждали, ждали, никого нет. Обошли здание, глянули в окно регистратуры, а на полу валяется труп с окровавленной головой. Второго нашли в подвале. Профессора и еще двоих не обнаружили. Сейчас я направил бригаду к нему домой, других санитаров ищут. Но если тебя заинтересуют подробности, заскочи ко мне завтра. К тому времени, думаю, картина прояснится. А вызвал я тебя вот по какому поводу. Среди карточек нашлись две очень любопытные. Выясняется, что твоя подопечная Виктория Любовская была клиенткой доктора Макова. И ее муж тоже. Мои медэксперты просмотрели их истории болезни и сделали определенные выводы. С уверенностью можно сказать, что Любовская была объектом шантажа Макова. Таких тут пруд пруди. Дело в том, что он ей сделали два аборта, а из карточки ее мужа понятно, что он стерилен. То есть его сперма не способна оплодотворить женщину. По заключению Макова, бесплодие может быть врожденным.

Теперь стоит вспомнить, что у Любовской и Рогозина есть сын семи лет от роду.

Мы ничего не знаем, но возможно они усыновили мальчика или он уже женился на ней, взяв с ребенком, тут есть много вариантов, но аборты — отличный повод для шантажа. Маков такие случаи не упускает из своих рук.

— Ты хочешь сказать, что у Любовской был повод избавиться от шантажиста?

— Правильный вывод, но ничего не значащий. Таких пациентов, как Любовская, у Макова больше половины. Есть люди и покруче Любовской.

Зазвонил сотовый телефон. Подполковник взял трубку.

— …Говорите. Так. Хорошо, сейчас выезжаю. Он глянул на Марецкого.

— Ты опытный сыщик, Степан. Не поможешь? Мои ребята тебе не чета.

— В чем?

— Маков повесился на своей даче.

— Хорошо, поехали.

Место преступления имело свои особенности. Оперативники доложили, что ворота и дверь дома были открытыми. Ночью шел дождь, и возле дома обнаружены свежие следы иномарки.

Капитан Листов, наблюдавший за деятельностью Макова последние три месяца, доложил:

— Где-то в районе девяти утра сюда приезжал «ниссан». В этой машине ездит санитар Кравцов. Дело в том, что Маков обычно сам ездит на работу на своем БМВ.

Утром звонит Кравцову и предупреждает, что выехал. Если Маков ему не звонит, то Кравцов за ним заезжает сам и везет в офис. Это отметает подозрения в том, что Кравцов участвовал в событиях, повлекших смерть Макова. Скорее всего, он увидел труп, испугался и удрал, предупредив и напарника — санитара Хлопушина. Они оба исчезли. И, как я думаю, не с пустыми руками.

— Ладно, Гарик, пойдем в дом, глянем на обстановку.

Капитан тем временем продолжал доклад.

— На первом этаже в спальне лежит парализованная мать Макова. Она не разговаривает. Мы приставили к ней медсестру, пока жена Макова с детьми не вернется с юга. Ей уже дали телеграмму.

Они поднялись на второй этаж, где работали эксперты. Врач доложил подполковнику, что смерть наступила приблизительно в восемь вечера вчерашнего дня. Труп пока не трогали.

Маков висел, поджав колени, немного не доставая ими до пола. Махровый халат на покойнике распахнут, а из пояса сделана удавка.

— Странный способ для самоубийства он выбрал, — заключил Тюнич.

— Почему? — спросил Марецкий.

— Причин несколько. Главная из них, что Маков врач. Такие люди имеют доступ к ядам и могут умереть тихо и безболезненно. Вторая причина — он душил себя принужденно. Ему ничего не стоило вскочить на ноги и остановить процесс.

Маков — кошмарный трус, а для такого изуверства нужна большая сила воли.

— Тут лежит его предсмертное письмо и пистолет с глушителем. Внизу мы нашли убитую хозяйскую собаку. Ньюфаундленда.

— Маков служил в армии? — спросил Марецкий, разглядывая оружие.

— Нет, — торопливо ответил капитан. — Я думаю, что, кроме скальпеля, он оружие отродясь в руках не держал.

— А что скажете о трупах в офисе?

— Убиты вчера в районе семи часов вечера. У обоих простреляны лбы. По сценарию получается, что Маков убил двух санитаров, приехал домой, пристрелил собаку, написал письмо, а потом повесился. На рукоятке пистолета его отпечатки пальцев.

Марецкий повернулся к медэксперту.

— Скажите, доктор, вы видели трупы в офисе?

— Мы сначала приехали туда, а потом уже на дачу.

— Вы обнаружили частицы пороха и ожоги кожи у мертвецов?

— Нет. Стреляли с расстояния не менее двух метров и в собаку тоже.

— И вы мне, капитан, хотите сказать, что человек, не имевший опыта стрельбы, с такой точностью расстрелял своих охранников из «люгера» с огромной убойной силой и отдачей? Я уверен, что и вы без предварительной пристрелки не попадете в мишень из крупнокалиберного пистолета этой системы. И зачем ему убивать свою собаку? Надо найти всех пациентов, посетивших вчера кабинет Макова. Если среди них нет убийцы, то, по крайней мере, можно узнать, не поехала ли крыша у профессора.

— Крыша не поехала, — твердо заявил подполковник. — Предсмертное письмо написано человеком в здравом уме. Можно считать его как явку с повинной.

Марецкий прочитал письмо. Глянув на капитана, он спросил:

— Деньги пересчитали?

— Конечно. Не хватает полутора миллионов. Вот я и подумал, что санитар уехал не с пустыми руками, а письмо на столе он просто не заметил. Мы уже оцепили выезды из Москвы и дали данные и описания Кравцова и Хлопушина. Кравцов увидел труп, а потом открытый тайник, набитый деньгами. Ему было уже не до писем на столе. Хватанул, сколько мог унести, и удрал. Страх его подгонял Сейчас, небось, жалеет, что не все унес.

— И уж тем более не станет делиться добычей с Хлопушиным, — добавил Марецкий.

— Но Хлопушин не вышел на работу — это факт.

— А вы же весь двор своими машинами забили. Какой же псих полезет в петлю! Они же не думают, что происшествие их как-то касается.

— Конечно. Официально они не работали в клинике. И никто не знал из них, что за Маковым идет наблюдение, — согласился капитан.

— Это облегчает поиски санитаров. Они не станут осторожничать в первые часы. Но они знают, что медсестры могут проболтаться, и, разумеется, захотят покинуть город. С такими деньгами везде жить можно, — сделал заключение Тюнич.

— Ты будешь оформлять это дело как самоубийство, Стас?

— Маков — отработанный вариант. Он получил по заслугам. Искать убийцу — дело неблагодарное. Я на его стороне. Возможно, несколько клиентов Макова скооперировались и наняли профессионала, а это глушак. Я его не поймаю даже в паре с тобой, Степа. Такие случаи по горячим следам не проходят, а уже прошли почти сутки.

— Дело твое. Может, ты и прав. Важно найти недостающие деньги, а убийцы пусть гуляют.

— Только не разыгрывай из себя литературного героя, Степа.

— Я ни в чем тебя не упрекаю, Стас. Ты меня не так понял. Но на прощание хочу обратить твое внимание на детали. — Он подошел к окну, где все еще висел труп. — Глянь на узел. Пояс от халата привязан к оконной ручке парашютным узлом.

Врач-самоубийца такой узел завязать не смог бы, так же, как точно стрелять из экзотического оружия. Это тебе так, на всякий случай, если под руки попадется бывший десантник, очевидно, офицер. И еще. На письменном столе, как видишь, стоит на мраморной подставке серебряная звезда Давида. Значит, Маков был евреем. Но в предсмертной записке мы читаем: «Я услышал голос Господа нашего» и в конце: «Да просит меня Господь». Неувязочка получается. Боюсь, что писалось все под диктовку наемника, который плохо знал профессора. Это пока все.

— Учту, Степа. Ты заглядывай, если возникнут вопросы.

— Обязательно. Сделай мне, пожалуйста, копии медицинских карт Любовской и Рогозина. Авось пригодится.

— Не сомневайся. Завтра же получишь. Спасибо за помощь.

Марецкий направился к выходу.

10.

И опять Вика проснулась с похмелья. Шел одиннадцатый час, а рабочий день у нее начинается в девять. Ни малейшего желания идти на работу. Вика привыкла к ответственности и дисциплине, похмелье, болезни никогда не могли стать причиной прогулов или даже опозданий. Но сейчас ее словно подкосило, выбило из привычного ритма, и она уже не могла подчиняться правилам. Слишком большой груз неприятностей свалился на ее плечи, и она устала сопротивляться. Ни дня передышки, один стресс следовал за другим, ей хотелось кричать и бежать с закрытыми глазами куда угодно, но только не оставаться больше в этом аду.

Вика позвонила на работу и предупредила главного инженера, что у нее важная деловая встреча и сегодня в офис она не приедет.

Она кое-как привела себя в порядок и ушла. В почтовом ящике лежала открытка от любимого муженька, присланная из Кисловодска. Читать ее она не стала, а выйдя на улицу, не успела и десяти шагов сделать, как к ней прицепился какой-то тип.

— Извините, Виктория Дмитриевна, я к вам.

— Ко мне, это куда?

— Неважно. Мы можем и тут поговорить.

— У меня сегодня день молчания.

— Я из милиции. Капитан Шмелев. Отдел экономических преступлений.

— Интересуетесь бюджетом моей семьи?

— Вы знаете профессора Макова?

— Конечно. Та еще сволочь, но специалист прекрасный. Он велел передать мне привет?

— Он приказал всем нам долго жить. Маков умер при странных обстоятельствах.

Вика вздрогнула. По коже пробежали мурашки. Она не сразу поняла, почему слова капитана так на нее подействовали.

— Вы были у него совсем недавно, судя по талонам, которые мы нашли.

— И что из этого?

— Не надо принимать меня в штыки, Виктория Дмитриевна, я всего лишь занимаюсь своей работой и мог бы вызвать вас повесткой, однако приехал сам.

— Ну ладно, а от меня-то что хотите?

— За Маковым мы наблюдаем давно. На днях его должны были арестовать. Он занимался шантажом и поборами, и у нас есть основания считать, что вы входили в число его клиентов, с которых он стриг зеленые купоны.

— Значит, вы прочли мою карточку. Да. Я платила ему по две тысячи долларов в месяц, но при моих возможностях это не бешеные деньги.

— У него не одна вы были, и мы подозреваем о существовании сговора лиц против Макова. Что вы об этом думаете?

— Думаю, туда ему и дорога. Но в сговор я ни с кем не вступала. И вообще я женщина самостоятельная, захотела бы, так без помощи других проломила бы ему башку кирпичом. Но у меня без него дел хватает.

— На вашего мужа также есть карточка в архиве Макова. Как мне его повидать?

— Приедет из отпуска, и повидаете.

— А где он, если не секрет?

Вика достала из сумочки открытку и протянула Шмелеву.

— Если не лень, то можете и туда смотать, только не помню, какой трамвай ходит до тех мест. А вернется он через месяц. У него большой отпуск. Вам что делать нечего? У Макова пять шкафов с такими, как я. Он сгниет в могиле, пока вы всех обойдете, и чего вы этим добьетесь? Взрослые люди, а занимаются всякой…

Не договорив, Вика ретировалась. Шла она быстро, не думая о дороге. Утро только началось, а ее уже хватают за глотку. Вот умри она, и весь мир развалится, людям не останется дел на земле, потому что каждый норовит залезть ей в душу и нагадить там. Устроили сортир, сволочи!

Ноги сами привели ее в какой-то бар. Тихо, прохладно, полумрак.

Она заказала себе бутылку шампанского и выпила два фужера подряд, закурила.

Немного отлегло, руки уже не тряслись.

За спиной засмеялись какие-то девчонки. Вика опять вздрогнула. Боже, что стало с ее нервами. Она дергается по каждому пустяку.

Вика медленно повернула голову назад и увидела двух размалеванных девиц лет по восемнадцати. Ее прошиб холодный пот. Все вдруг всплыло в памяти. Тот же бар, то же французское шампанское и те же шлюхи.

Как она сюда попала? На этот вопрос у нее не нашлось ответа. Она даже не знала, где находится. Что за улица и как называется эта шарашка. В памяти всплыли физиономия цыганки и страшное лицо колдуна. Карты. Странные карты, звездочки, квадратики, кружочки и пять имен. Пятеро заклятых врагов.

Вика бросила деньги на стол и вышла на улицу. Ей удалось остановить частника, согласившегося отвезти ее в Марьину Рощу.

Вика чувствовала себя кошмарно, и делала она все, не думая, словно в угаре. Машина привезла ее к тому дому, где она уже однажды побывала. Странно, но она точно помнила адрес. Ей казалось, будто все происходило вчера и она совсем недавно виделась с колдуном, старухой, но они были какими-то не живыми, а прозрачными призраками из тяжелого и тревожного сна. Но откуда тогда она знала адрес и дом, который стоял на своем месте?

Вика зашла во двор. Все так узнаваемо, нет, это не сон, все настоящее.

Вот и подъезд, провонявший котами, ободранные стены, стоптанные ступени.

Вика медленно начала подниматься на второй этаж. Старуха жила за семью печатями, но на этот раз ее дверь была распахнута настежь.

Испуганная женщина зашла в квартиру, как в клетку льва. Здесь ждало ее что-то, способное погубить или воскресить, она не понимала.

Но чуда не произошло. Квартира с ободранными обоями пустовала, тут и следов не осталось от пребывания живого человека. Мертвое, заброшенное пустое пространство, от которого становится жутковато. Вика выскочила из квартиры и побежала на третий этаж. Все то же самое. Квартира колдуна превратилась в пустой гнилой орех. Тут были открыты окна и разгуливал ветер, по комнатам бегали мыши.

Ей стало нехорошо. Ноги подкашивались и отказывались слушаться. Она с трудом выбралась на улицу. Немного посидела на скамейке и выкурила несколько сигарет одну за другой.

Мимо проходил какой-то старик. Вика его окликнула:

— Скажите, а вы не знаете тетку Аксинью? Она жила здесь на втором этаже. Совсем недавно.

— Да Бог с тобой, дочка. Этот дом выселили три года назад. Тут никто не живет. Его ломать будут, но пока только разговоры разговаривают. На этом месте какой-то банк хотят строить. А банки у нас один за одним лопаются. Вот и тянут кота за хвост. А жить нельзя. Кровля едва держится. Вот-вот рухнет, туда даже бомжи заходить боятся.

— Спасибо, дедушка. Вразумили.

Вика поднялась и, едва перебирая ногами, пошла прочь.

Но не только для нее опустошение дома стало непонятным и фантастичным.

Следивший за ней Мифодий Тихий был не меньше удивлен исчезновением тетки Аксиньи. Ведь если колдуном он был сам и тут все ясно, то Аксинья и ее клиентки — не плод больной фантазии, а факт.

Слючи от квартиры ему дал Багет. Он, правда, ничего не говорил, кроме того, что место спокойное и надежное. Однако Тихого такой ответ не устраивал.

Он привык к ясности и порядку.

Ему было над чем подумать.

К вечеру Вика опять напилась. И вдруг звонок Сережи. Она как-то даже встрепенулась и ожила. Он не показывался несколько дней, и вот она вновь слышит его голос.

— Это я, пташка!

— Тихо. Ни звука по телефону. Ты хочешь меня видеть?

— Разумеется, а как ты думаешь?

— Тогда жди меня там, где мы познакомились. Я появлюсь очень скоро.

Теперь оставалось придумать, как уйти из дома незамеченной.

Глава IV

Любовник