Роковое соглашение

Мало того. Месяц назад Рогозин своей рукой убил ювелира, но не знал, что есть свидетель. Ювелир слишком много знал. Как предполагает Панченко, он видел золото испанцев. Рогозин заметал следы. Нам оставалось только узнать, где он хранит золото. Рогозин перепрятывает его при малейшей опасности. Для того чтобы он это сделал, я и нарисовался перед Викиными очами. Пугнул ее, и не на шутку.

Знал, что она побежит к Митьке докладывать. Так оно и получилось. Только переборщил я малость. Спугнул и Рогозина, и тот как сквозь землю провалился.

Вот и ждем, когда нос высунет. Но он даже Миколе Панченко не звонит. От всех ушел. На жену плюнул. Подлец!

— Жалостливая история, Гриша. Но у меня работа. Ничего с этим не могу поделать. И ты у меня в заказе, и Рогозин. Умрете вы вместе.

— Значит, моя бывшая женушка обоих мужей заказала. Хороша стервозина.

— А у нее третий объявился. Только мысль у меня закралась, что они не любовники. Но ты об этом не узнаешь.

— Я и так одной ногой в могиле стою. Смертью меня не напугаешь. Жаль, что Митькиной смерти не увижу.

— Могу сделать тебе такое одолжение. Не зря же столько лет ждал.

— Это как же?

— Сам его и себя убьешь.

Григорий криво усмехнулся.

— Ты же меня сразу раскусил. Я оружие в руках отродясь не держал.

— Оно тебе не понадобится.

Тихий поднял с пола свой портфель и достал из него длинный черный пояс шириной в сорок сантиметров. На нем были нашиты провода и датчики.

— Обмотаешь вокруг тела. Я тебе скажу, куда зайти. Там увидишь Рогозина.

Подойдешь к нему как можно ближе, и раздастся взрыв. Одновременно погибнете. Ты в рай, а он в ад отправитесь. Вот тебе и месть. А другого, извини, предложить не могу.

— Спасибо и на этом. Я согласен.

— Тогда надевай пояс, а сверху что-нибудь приличное.

Тихий достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.

— Дмитрий Александрович? У меня для вас хорошая новость. Через час-полтора Любовский будет в моих руках. Я высылаю к вам моего надежного человека, он расскажет подробности и даст вам соответствующие инструкции. Потом я позвоню, и вы вместе приедете ко мне на точку. Распорядитесь там, чтобы ему не чинили препятствия на входе…

Григорий тем временем достал свой паспорт и тыкал пальцем в свою фамилию.

— Фамилия его Орлов, он с паспортом, это для успокоения охраны… Отлично!

Ждите. Сегодня операция по ликвидации будет завершена, заранее поздравляю вас. — Тихий сунул телефон в карман и достал другой паспорт. — Это документ Рогозина.

Войдешь в комнату и брось его под шкаф или кровать, так, чтобы его взрывом не достало. Страна должна знать своих героев, а свой можешь отдать охране. Тогда все поймут, кто кому отомстил.

— Хорошо, парень, я прикрою твою задницу.

Тихий усмехнулся. За себя он никогда не волновался.

Григорий обмотался поясом и надел белую рубашку. Как-никак на собственные похороны собрался.

Они выехали на место и через сорок минут были у «Клуба гурманов». Посидели на дорожку, и Григорий дал Мифодию адрес бывшего полковника ОМОНа Миколы Панченко.

— Зайди к нему. Помяните душу убиенного тобой раба Божьего Гришки Любовского. Извинись за меня, что я не выполнил наш уговор.

— Я не пью, но ради такого случая нарушу свои правила. Прощай, Гриша.

Любовский смело направился к входу, а Тихий к дому напротив. Он уже давно присмотрел подъезд, из окон которого были видны окна номера Рогозина. Рогозин скрывался в меблированных комнатах третьего этажа и не очень беспокоился, что к нему залезут в окно. В городе стояла тридцатиградусная жара, никто окон не закрывал. И это Мифодий учитывал.

Он поднялся на четвертый этаж и глянул на окно Рогозина, достал пульт дистанционного управления и телефон. Позвонил дежурному по городу.

— Найдите срочно майора Марецкого и передайте ему, что Дмитрий Рогозин в «Клубе гурманов» на третьем этаже и, кажется, там готовится что-то страшное.

Разорвав связь, он сунул телефон в карман и приготовился, держа руку на пульте.

Гриша Любовский, он же Орлов, действовал согласно инструкции. Охранник попросил у него документы, и он отдал тому паспорт.

— Оставь у себя. При выходе вернешь.

Его обыскали на предмет оружия, но пояс был плоским и плотно прилегал к телу, его даже не нащупали. Другой охранник отправился сопровождать гостя.

Семь с половиной лет Григорий ждал этого момента. Конечно, он хотел устроить все по-другому, но судьба никогда не считалась с его желаниями. Он принимал ее такой, какой она была. Но одна мысль о том, то Митька Рогозин сейчас сдохнет, грела его больше, чем тяжелый плотный пояс на груди.

Они шли медленно через лабиринты и тайные ходы. Наконец попали в длинный коридор. Дошли до конца.

— Вам сюда, — указал охранник на дверь.

Гриша вошел без стука.

В комнате горела только настольная лампа. Мужчина и женщина занимались любовью, обливаясь потом в духоте.

Любовский достал паспорт Рогозина и бросил его под гардероб. Подойдя к постели, он похлопал мужчину по спине.

— Извини, Митя, но нам пора!

Мужчина дернулся от испуга, и в эту секунду земля под ними разверзлась.

Раздался оглушительный взрыв. В близлежащих домах посыпались стекла.

Послышались крики, началась паника, суета и столпотворение.

Тихий положил пульт в карман, не торопясь, вышел из дома, сел в машину и уехал.

Задача, поставленная перед ним, была завершена. Кто, где и в чем виноват, его не интересовало. Задание выполнено, и Дядя обязан помочь старику в Тольятти по всем правилам уголовных законов. Все остальное не имеет значения.

Через сорок минут Мифодий находился на другом конце города и поднимался на второй этаж старой «хрущобки». Дверь ему открыл пожилой богатырь, седовласый, красивый, со строгим лицом.

— Ты кого ищешь, сынок?

— Тебя, Микола Панченко. Ничего хорошего сказать тебе не могу. Волю твоего покойного друга выполняю. Ваша идея провалилась волею обстоятельств. Меньше часа назад на честной дуэли погиб Григорий Любовский, по нынешним документам Орлов. Он умер, утащив за собой в мир иной Дмитрия Рогозина. Все! Больше вам мстить некому.

Мифодий достал из кармана штоф водки.

— Помянем?

— Заходи.

На мужественном лице бывшего полковника ОМОНа появилась скупая мужская слеза.

4.

Направляясь в свой кабинет, Марецкий встретил в коридоре подполковника Тюнича.

— Приветствую главного сыщика, — улыбнулся Тюнич.

— Рад видеть тебя, Стас. Ну как идут дела? Судя по тому, что ты еще в управлении, работы у тебя хватает.

— Что называется, твоими молитвами. Мы нашли двух санитаров, одного живого, другого мертвого. Я говорю о деле гинеколога Макова.

— Я догадался.

— Естественно, Кравцов уволок из тайника Макова недостающий по завещанию миллион, когда утром обнаружил труп Макова, но делиться с Хлопушиным не захотел. Хлопушин мог его заложить, и Кравцов его застрелил. Мы взяли Кравцова на границе Калужской области. Деньги, естественно, были при нем. Наивный народ, мужик очумел от радости и сам не понимал, что делает. Сам себя загнал в капкан. Будем вешать Макова на него?

— А предсмертная записка?

— Если ее подшить к делу, прокуратура не даст санкцию на арест и конфискацию имущества. К тому же Кравцов сломлен и даст любые показания. Нас это устраивает больше, чем примитивное самоубийство. Опять же, премиальные.

Марецкому неинтересно стало его слушать, и он поторопился распрощаться с Тюничем.

В его кабинете сидела следователь Задорина и допрашивала Катю Бирюкову, бежавшую секретаршу покойного Уткина. Лицо девушки не пострадало, однако рука находилась в гипсе.

Марецкий сел в сторонке и старался не мешать. Катя торопливо рассказывала свою историю:

— Он совсем обалдел от своих «колес». Ничего не видел перед собой, вот мы и угодили под КамАЗ. Славкина сторона, он же вел машину, целиком ушла под самосвал, а меня лишь к полу придавило, но не очень сильно.

— Повезло, одним словом. Зачем же вы так гнали?

— От гаишников смывались. На посту нас тормознули, а он никакой, глаза красные, мутные, прав нет, вот он и дал по газам. Я так и думала, что мы врежемся. Хорошо еще, сама жива осталась.

— Ладно. А теперь расскажи мне, как ты украла деньги у Уткина?

— Ага, расскажи, а потом вы меня посадите?!

— А ты хочешь, чтобы тебя обвинили в убийстве Уткина? Лучше говорить правду. Пока я ничего не записываю, как видишь. Потом решим, что с тобой делать.

— Ладно. Но я ничего не подпишу. Уткин давал мне деньги, сам давал.

Колечки покупал, обещал машину купить, за это я с ним на дачу ездила. У него в погребе, где он вино хранил, тайник есть. Громадный погреб с такими каменными сводами. Там тысячи всяких бутылок.

Однажды он напился и полез на меня. Я ему сказала, что не дам, пока не получу тысячу баксов. Славка меня терроризировал, требовал деньги, а я его боялась. Он и убить мог, если не кольнется. Короче говоря, Сава согласился дать мне деньги и куда-то вышел. Я проследила за ним и так узнала, где его тайник.

На следующий раз клофелина ему подсыпала. Он отрубился, а я в подвал. Там такая куча денег, ахнешь. Ну я взяла пять тысяч. Думала, не заметит. А потом он привез меня в лес и избил до смерти. И сказал, что если я не верну ему деньги, то он меня убьет. Ну я все рассказала Славке. А он и говорит: «Посмотрим, кто кого убьет раньше!».

Прошло три дня и Уткин упал с балкона. Я спрашиваю Славку, это ты его скинул, а он только многозначительно усмехался. Когда Уткина убили, я поехала на дачу. Ключи Славка сделал по слепкам. Ну я и вычистила его тайник. Двести тридцать тысяч там было. Славке я сказала, что нашла пятьдесят. Мы купили машину и рванули на юг. А чем дело кончилось, вы знаете. Деньги я в Москве спрятала. Я их отдам. Только не сажайте меня. Я все честно рассказала.

— Хорошо, Катя. Мы решим, что с тобой делать, но пока посидишь в камере.

Тебе полезно подумать о себе, о жизни и о том, что произошло.

Задорина вызвала конвой. Катю увели.

— Ну и что скажешь, Степан?

Марецкий ничего не сказал. Пришел помощник дежурного по городу и доложил:

— Получен анонимный звонок, Степан Яковлевич. В «Клубе гурманов» на третьем этаже замечен Дмитрий Рогозин. Готовится какая-то заваруха.

— Хорошо. Подготовь мне оперативную бригаду к выезду. Мы сейчас идем.

— Неужто пропавший муж Любовской объявился?

— Сама слышала.

Марецкий снял трубку и позвонил Тюничу.

— Стас, что ты знаешь о «Клубе гурманов»?

— Кто это?

— Извини, это Марецкий. Только что виделись.

— "Клуб гурманов" — полуофициальный притон. Мы держим его под контролем, но прикрыть не можем. Им пользуются высокие чиновники, назвать фамилии, так ты все равно не поверишь. Так что и напрягаться не стану.

— Напрячься придется. Получен анонимный звонок. В клубе Рогозин сшивается, и готовится свара. Мне непонятно только, почему анонимщик мне просил передать информацию, а не тебе. Мы собираемся ехать в клуб. Жажду познакомиться с господином Рогозиным. Ты с нами?

— О чем речь. Жду вас внизу.

Познакомиться с Рогозиным не получилось. Район был оцеплен милицией.

Машина с оператив никами с трудом пробилась к месту происшествия.

Часть стены здания на третьем этаже была вырвана с мясом и обожжена.

***

— Надо поторопиться, — сказал Тюнич. — Пока не приехало большое начальство, а то нам тут же начнут ставить палки в колеса.

Возле входа стояло несколько машин «скорой помощи». Капитан местного отделения тут же доложил обстановку.

— Взрыв произошел в четырнадцатом номере. Трое человек погибли. Двое мужчин и женщина. Тела так изуродованы, что опознанию не подлежат. Одного в клочки разнесло, но его-то имя нам известно. Это он пришел в номер и оставил свой паспорт охране. Некий Орлов Григорий Васильевич. Еще один паспорт нашли под обломками в номере на имя Рогозина Дмитрия Александровича. Стену завалило в соседний номер, придавило еще двоих. Мужчину и проститутку. Их уже увезли в тяжелом состоянии. На месте работают эксперты. Капитан передал паспорта Марецкому.

— Надо вызвать сюда Любовскую, — предложила Задорина.

— Обязательно, — кивнул Марецкий. — Веди нас, капитан.

Они вошли в клуб. Тюнич тут же дал распоряжение разыскать директора заведения. Ему ответили, что директор дома и его уже вызвали.

По дороге наверх Задорина позвонила Любовской. Ей повезло, и она застала Вику дома.

Ксения, не вдаваясь в подробности, попросила ее срочно приехать и назвала адрес.

То, что им предстояло увидеть, невозможно описать. От номера остались только руины, части тел и кровь.

Задорина тут же отдала распоряжения.

— Мне понадобятся анализы крови. Необходимо вызвать судмедэкспертов. Нам нужно установить личности погибших как можно точнее. Паспорта — еще не доказательство.

— Сохранились и кое-какие вещи в гардеробе, — добавил капитан. — К счастью, пожара не возникло.

— Что очень странно, — хмыкнул Тюнич. — Подрывников и саперов тоже придется задействовать. Задорина повернулась к капитану.

— В связи со всеми этими мерами предосторожности, потайными дверями, охраной возникает вопрос: каким образом некий камикадзе пронес в номер такое количество взрывчатки?

— Охранник, дежуривший внизу, сказал, что они обыскивали Орлова. Но чисто символически. Распоряжение пропустить Орлова к Рогозину поступило от директора клуба, после чего он уехал домой.

Наконец-то и директор появился, представ перед следственной бригадой. Это был самоуверенный тип лет пятидесяти, полный, с прикрывавшей лысину челкой от затылка до лба. Милиция его не очень тревожила, скорее, он думал об ущербе, нанесенном зданию.

Минут пять он охал и ахал, а потом все же попал в сети следственной бригады. Долг, что называется, обязывал.

— Лев Борисыч, — окликнул его Тюнич. — Между прочим, мы вас ждем.

— И что? Видите? Это мой дом! Вам-то плевать, а здесь большие деньги вложены.

— Я даже могу сам сказать сколько. Но рулетка и шлюхи вам все сполна покрывают.

Директор с презрением глянул на Тюнича.

— А кто вы такой, собственно говоря?

— Подполковник Тюнич Станислав Ульянович, начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями Главного управления МВД…

— Подполковник, значит?

— Нет, если вы не хотите со мной разговаривать, то, пожалуйста. Я передам ваше досье со всеми финансовыми аферами Генеральному прокурору Российской Федерации и приложу к нему список всех ваших высокопоставленных клиентов с перехваченными видеозаписями. Помните, как в песне поется? Человек очень похожий на генерального прокурора или человек очень похожий на министра легкой промышленности. Все эти похожие уйдут в отставку, а вы останетесь голым, похожим на самого себя с большим багажом авантюр, афер с незаконным вывозом средств за рубеж и прочей макулатурой, занимавшей, как говаривал Руцкой, тридцать чемоданов.

— Хватит меня пугать. Пуганый уже. Так чем я могу вам помочь?

— Вы дали распоряжение пропустить некоего Орлова к Рогозину, после чего поторопились уехать. Выкладывайте подробности. Только не упустите деталей.

— Пройдем в мой кабинет. Я не могу смотреть на этот кошмар.

Все четверо, за исключением капитана, отправились в кабинет, а точнее, в апартаменты господина директора. Вряд ли президент страны имел такие условия для работы.

Расселись за большим круглым столом из красного дерева. Очевидно, за этим столом директор потчует своих самых дорогих гостей особыми деликатесами.

— Мне, в общем-то, нечего вам сказать. Дима Рогозин пришел ко мне недели полторы назад и сказал: «Извини, Лева, но мне надо исчезнуть из виду на пару недель. Уступи мне один из своих номеров». Я не мог отказать старому другу. Мы вместе начинали бизнес в конце восьмидесятых. Потом каждый занялся своим, но на дружбу это не повлияло. Он был членом нашего клуба. Потом он переехал сюда и жил затворником в четырнадцатом номере. Даже на улицу не выходил, поменял свой мобильный телефон, а старый выбросил. Я не вдавался в подробности. Не мое дело.

Даже жена не знала, где он находится. Пиццу ему приносили в номер из ресторана.

Вот, собственно, и все. Сегодня, когда я собирался домой, он мне позвонил сюда в кабинет и сказал: "Предупреди охрану, ко мне придет человек по фамилии Орлов.

Пусть его пропустят, и оставь мне какую-нибудь машину с шофером, чтобы ждала у черного хода". Я все сделал, как он велел. Кто мог знать о приближавшейся катастрофе. Рогозин — человек сверхосторожный. Я бы даже сказал, неуязвимый. До сих пор в толк не возьму, как это могло произойти. Бред!

В кабинет вошел человек в белом смокинге и бабочке.

— В холле находится дама по фамилии Любовская. Она сказала, что ее вызвал следователь.

— Да, это я ее вызывала, — подтвердила Задорина. Повернувшись к директору, она спросила:

— Где бы мы могли с ней поговорить?

— Открой девятую комнату, Федор, и проводи туда госпожу Любовскую.

Ксения встала, Марецкий тоже.

— Я пока останусь здесь, — сказал Тюнич. — У меня еще есть вопросы ко Льву Борисычу. Присоединюсь к вам позже.

Администратор проводил гостей в отведенное им помещение, где также стоял круглый стол, обитый зеленым сукном, в окружении стульев с готическими спинками. Над столом нависала лампа, похожая на каминный четырехугольный раструб. Идеальное место для игры в карты.

Вика появилась спустя пять минут с заплаканным лицом. Ей уже успели доложить подробности.

Тем лучше, не придется готовить ее к трагическому сообщению.

— Вы способны отвечать на вопросы? — спросила Задорина мягким, почти ласковым тоном.

— Да, конечно. Но только голова у меня плохо соображает. Честно говоря, я не верю, что Митя погиб. Может, напутали? Он же в Кисловодске.

— Присаживайтесь.

Вика скромно села на край стула и достала из своей сумочки почтовую открытку.

— Вот. Это я сегодня утром получила. Уже третья. Правда, он мне ни разу не звонил.

— Виктория Дмитриевна, я должна вас разочаровать. Факты на девяносто процентов подтверждают, что погибшим является ваш муж. К завтрашнему дню эксперты положат мне на стол отчет, и тогда мы точно будем знать все подробности. Вам же придется присутствовать на опознании фрагментов тела. Процедура неприятная, но необходимая.

Вика всхлипнула, и слезы вновь брызнули из ее глаз. Пришлось выдержать паузу, и Задорина продолжила:

— Вы можете назвать человека, злейшего врага Дмитрия Рогозина, готового убить его, не считаясь с собственной безопасностью?

Вика отрицательно покачала головой.

— Фамилия Орлов вам что-нибудь говорит? И опять та же реакция.

Марецкий достал паспорт Орлова и показал его Любовской.

— Посмотрите на фотографию. Вы когда-нибудь видели этого человека? Он из Омской области, город Усть-Каменск.

Вика глянула на фотографию и вздрогнула. Ее испуг не был поддельным. Это не могло остаться незамеченным.

— Вы его знаете? — спросила Задорина.

— Конечно. Это мой первый муж — Григорий Любовский. Но я считала, что он просто запугивает меня.

— Что вы имеете в виду?

— Около восьми лет назад его арестовали за убийство. Он отсидел семь лет и приехал в Москву.

Я уже забыла о нем — мы прожили год, даже меньше. Он подстерег меня возле работы и сказал, что он пострадал из-за Дмитрия. Будто тот убил парня руками отморозков, а его подставил, чтобы заполучить меня. Я действительно встречалась с Дмитрием, будучи замужем за Гришей. Теперь он освободился и потребовал, чтобы я к нему вернулась. Разумеется, я отказалась. У меня семья, сын, друзья, работа, а с ним меня ничто не связывает. Тогда Гриша сказал: «Я лишу тебя всего, ты останешься ни с чем. Нищая и одинокая. И я добьюсь твоего возвращения. Я ждал этого семь лет и хочу вернуться в те времена, из которых меня вырвал твой муж». Вот и все. Но я ему категорически отказала и поклялась выброситься из окна, но не вернуться к нему. Это бьшо две или три недели назад.

Больше я его не видела и решила, что он одумался и уехал. Но почему он Орлов?

— В паспорте стоит штамп. Он женился месяц назад и взял фамилию жены. Это лишь подтверждает, что он готовился к поездке в Москву не на экскурсию, а с серьезными намерениями, — пояснил Марецкий.

— Вы его арестовали?

Задорина опередила с ответом Марецкого.

— Да. Скоро он начнет давать показания. Нам потребуется очная ставка с вами.

— Пожалуйста. Я готова. Вряд ли он станет выкручиваться. Дело в том, что он очень болен. Запущенная форма открытого туберкулеза. Ему терять нечего. Я ему не нужна. Он приехал для самоутверждения, им движет месть. Честно говоря, мне его жаль. Семь лет заключения перевернули его. А был очень хорошим парнем, талантливым, учился хорошо, мечтал дом свой построить. Может быть, я и стала бы с ним счастливой, не встань на нашем пути Митя. Мне ведь несладко с ним живется.

— Жилось, — поправил Марецкий.

Вика вновь расплакалась, и допрос решили прекратить. И без того все стало понятным.

На соседней улице ее ждала машина. За рулем сидел Сергей. Вика села, достала платок и вытерла слезы.

— Ну что?

— Митя погиб, а Гришу они арестовали.

— Чепуха. Я уже разговаривал с местными ментами. Оба взорвались.

— Так они тебе и расскажут. Жди!

Сергей показал ей удостоверение подполковника милиции.

— Мне все расскажут. Вика отпрянула назад.

— Так, значит, ты мент?

— Какая разница, дорогая? Кем бы я ни работал, в наши отношения никто уже не вмешается. Смотри вперед. Видишь светофор? Зеленый свет горит. Это наш зеленый свет, и он будет гореть нам на всем нашем пути. Теперь никто не способен помешать нашему счастью. А если тебе не нравятся менты, то я завтра же уволюсь.

Вика ничего не ответила. Слишком много свалилось на нее за сегодняшний вечер. Она устала.

5.

Не так просто было добиться аудиенции у Дяди, но для Мифа он сделал исключение. Они встретились с глазу на глаз.

— Читал, читал уже в газетах. Фейерверки по Москве пускаешь, а потихоньку нельзя бьшо все обстряпать?

— Последние два клиента оказались слишком своеобразными. Пришлось немного помудрить, но результативность от этого не пострадала.

— Ладно. Забудем. Ты отлично выполнил работу, Миф. Такие люди, как ты, не должны рисковать. Я не буду использовать тебя в осенней операции. Все стрелки по моим замыслам погибнут. У них не будет шанса уйти. Тебе я могу об этом сказать, ты надежный человек. И вот что я решил. Возвращайся в Тольятти. Людей у тебя будет столько, сколько запросишь. Будешь моим личным представителем в городе и на автогиганте. А это значит, что ты один единолично будешь вершить суд. Тогда уже на твоего старика никто не замахнется. Только такой человек, как ты, сможет остановить войну и навести порядок в городе. Раздели пирог поровну, и у тебя никогда врагов не будет. Пусть вся тамошняя шелупонь к тебе на поклон ходит правду искать. Кого-то защитить надо, кого-то наказать. Дерзай, парень, я в тебя верю. Дед твой не ошибся в тебе. Мудрый старик. Поклон ему от меня.

— Спасибо за доверие, Дядя. Постараюсь оправдать. Скажи мне, в каком виде тебе Багет список моих клиентов принес.

— На одном листочке. Прозорливый ты, парень. Что, не понравился тебе Багет?

— Я выполнял его личный заказ. Убрал тех, кто мешал его любовнице. Красиво они все обставили. Не подкопаешься.

— Ну за это его не накажешь. Воспользовался парень случаем. Черт с ним. Но тебя же не только это беспокоит?

— Мне плевать было, кого вешать. Я обмана простить не могу. Меня надули и тебя тоже. Я долго думал о случае с генералом. Багет прав. Менты на такие хитрости не способны. Тут ФСБ работала. Но без своего человека в твоих рядах трудно сработать так точно. Мне Башка не нравится, но он с тобой много лет и человек проверенный. А Багет — мужик хитрый, умный и очень изобретательный. Я ведь по чистой случайности раскопал его задумку. Дома у него побывал. Ничего он там не держит. Не настолько глуп. Мундиров с орденами я не нашел. Однако телефонную книжицу его видел. Номера телефонов закодированы гэбэшным кодом. Я в свое время работал в «девятке» и школу их кончал. Знаю эти фокусы. Но человек, не работающий в ФСБ, коды сам не придумает.

— Неделю назад я бы тебе не поверил. Но у меня завалился стрелок два дня назад. Не Бог весть что, тебе в подметки не годится, и мне его не жаль. Я его специально подставил. И его взяли, причем выстрел дали сделать. Коммерсантов им не жаль. Но курировал стрелка Багет. Вот я и думаю, что, скорее всего, ты прав, Миф. Твое мнение дорого стоит. Не ошибся я в тебе и не жалею, что в Тольятти хозяином поедешь. Жаль, что мало у нас таких ребят, как ты. Хапуги и дураки кругом. Только бы хапать. А с Багетом мы разберемся. Пусть пока погуляет, но за ним уже смотрит десяток-другой глаз.

— Как бы он их первым не увидел. Правда, сейчас ему ни до кого дела нет. У него другая цель перед глазами замаячила. И как говорили мудрецы: «Жадность фрайера сгубила».

— Ну что же, Миф, прощай. Повезло мне, что я такого парня в жизни встретил. Рад бы при себе оставить, да ведь дело важнее.

Они простились друзьями.

6.

Опознание, экспертиза и свидетельские показания — все соответствовало тому, что в клубе погиб Дмитрий Рогозин. Вика не торопилась с выводами, пока не получила на руки свидетельство о смерти. Как только ей выдали документ на руки, она облачилась в траурный наряд. Черный цвет оказался ей к лицу.

Да, вдова была хороша! Ничего не скажешь, многие пальчики облизывали. Для полноты счастья не хватало мощной финансовой поддержки, капитала, за которым чувствуешь себя как за каменной стеной.

Адвокат семейства Борис Наумович Вольтович ничуть не удивился, увидев на пороге своей квартиры сногсшибательную красавицу в мягком черном платье немного вычурного фасона. Черная атласная косынка скрывала белокурые волосы, но лишь подчеркивала ярко-синие глаза.

— Я ждал вас, Виктория Дмитриевна. Наступило время разобраться в наших делах.

Они прошли в кабинет знаменитого мэтра и устроились в креслах друг против друга.

— Я, если вы помните, предупреждал вас о последствиях насильственной смерти вашего мужа. Как жена вы получаете только то, что нажито при совместной жизни. Все деньги переходят прямому наследнику по крови — вашему сыну. Я уже связался с банкирами, и они мне подтвердили, что имеют копии завещания. Боюсь, что я не в силах что-либо изменить, сударыня.

— Зато я способна все изменить, сударь. Не хочу доводить вас до инфаркта или инсульта, а посему начну издалека. Наш разговор будет откровенным до неприличия. Часть его останется в этих стенах, а часть выплывет наружу, иначе мы не добьемся успеха. Вы остаетесь моим адвокатом, будете и в дальнейшем представлять мои интересы. Что касается гонораров, то в накладе вы не останетесь. Нанесу вам первый тяжелый удар. Наш брак с Дмитрием Александровичем недействителен.

— Помилуй Бог, не ляпните где-нибудь такое, вас и последнего куска хлеба лишат.

— Ничего подобного. Я получу все до копейки. И завтра же мы объедем с вами всех банкиров и переведем денежные счета на мое имя. Вам придется подготовить ряд необходимых документов, которые не займут много времени и средств. А дальше берем флаг в руки и вперед!

— Мне кажется, у вас расстроилась психика от горя, Виктория Дмитриевна. В ваших словах отсутствует здравый смысл.

— Если бы он присутствовал, то меня бы арестовали и я перед вами не сидела бы сейчас. В том-то вся прелесть, что все, о чем я буду вам рассказывать, лишено здравого смысла. Я родилась в Омске в очень благополучной семье. Моя мать работала врачом в городской больнице. Ей было двадцать четыре года, когда я появилась на свет. Отец на два года моложе и, окончив институт, попал на завод в отдел снабжения. Его карьерный рост благодаря общительности, обаянию и предпринимательской жилке был феноменальным. Он обрастал связями, знакомствами и друзьями, как снежный ком. Для снабженца такие качества незаменимы. Он входил в кабинет первого секретаря обкома, открывая дверь ногой. Завод получал лучшее оборудование из-за границы и богател. Когда мне исполнилось двенадцать лет, он уже был первым заместителем директора, а мать все еще оставалась рядовым врачом. К тому же она серьезно болела. Малокровие. Увядала на глазах, а отец оставался видным мужчиной и расцветал, набираясь сил. Нетрудно понять, что он заводил женщин на стороне. Женщины всегда были его слабостью. И не только женщины, но и девочки. Меня он изнасиловал, когда мне не исполнилось четырнадцати. В общем-то, я росла периферийной девочкой, скромной и неизбалованной. Отец меня любил, но я тогда уже знала, что он подглядывает в щель, когда я моюсь в ванной. Мое развитие началось рано. В двенадцать лет я уже носила лифчик второго размера и могла гордиться округлыми бедрами. Ухажеров хватало. Одноклассники, в основном дети, платоническая первая любовь. И мне один мальчик очень нравился. Но отец поломал мне всю жизнь. Он окунул меня в вертеп разврата, а я не смела пикнуть. Эта была властная и сильная личность. Я часто убегала из дома и пряталась у деда с бабушкой. Но он приходил, забирал меня, приводил домой и бил, бил и бил. Я боялась его до смерти, как и моя мать.

Ее он тоже не щадил. Никогда не забуду, как она снимала с него ботинки, а он развалился на диване. Что-то ему не понравилось, и он отшвырнул ее ногой с такой силой, что она пролетела всю комнату и ударилась головой о стену. Я же ходила под его строгим контролем. Его шофер отвозил меня в школу и забирал из школы. Никаких мальчиков, свиданий, кино и танцев. Даже с подругами я могла встречаться только у себя дома. Куда-то выходить я могла только с ним, если у него было время в выходные дни. Но развлечения ограничивались ресторанами, которые я терпеть не могла. Он заставлял меня пить вино, а потом меня выворачивало наизнанку. Однажды он мне сказал: