В результате были ликвидированы Бенни Таниенбаум, Дирти Джимми Феррако, Дэнди Джек Паризи, Тони Ромеро и десятки других, которым не удалось сбежать.

Гурино даже предпринял попытки устроить побег некоторым узникам, чтобы затем прикончить их без свидетелей. Охота за людьми приняла такие масштабы, что О'Двайер и Туркус вынуждены были разослать по всей стране депеши с требованием взять под охрану беглецов из «Мёрдер инкорпорейтед». Полицейские наперегонки с убийцами из отрядов Сигела и Мойона разыскивали людей, приговоренных гангстерами к смерти.

Устроенная синдикатом бойня обернулась против него самого. Многие стойкие бандиты, которые никогда бы не позволили себе произнести ни одного слова признания, поняли, к своему великому разочарованию, что ни их былые заслуги, ни репутация, ни поддержка со стороны преступного мира или кого-либо персонально – ничто не может спасти их от рук слепых палачей, разве только… правосудие. Видя в этом единственное средство остаться в живых, многие из них, зачастую едва избежав смерти и желая отомстить, начинали давать показания. Так случилось с Анжело Каталано, одним их приближенных Хэппи Мойона. Его признания способствовали окончательному краху бывшего хозяина. Он сообщил, в частности, что 6 февраля предыдущего года Мойон, переодевшись и загримировавшись под девицу легкого поведения, проник к двум профсоюзным деятелям, отличавшимся особой подозрительностью, которых ему вместе с Гурино и Аббандандо предстояло уничтожить.

Полиции сдались также Джо Либерито, водитель, и Шолом Бернштейн. Вскоре их примеру последовал и Блю Джо Маггун, тот самый, который соперничал с Питсбургом Филом Страусом по числу совершенных убийств. Он не выдержал, когда узнал, что приговорен к, смерти своими бывшими сообщниками. Его информация, относившаяся к Лепке Бухалтеру, Джо Адонису и Альберту Анастасиа, была неопровержима.

В конце концов О'Двайер и Туркус получили в свое распоряжение двадцать два свидетеля обвинения. И следователи не стали даром терять время.

Спустя два месяца с момента ареста Эйби Рильза процессы над главными действующими лицами «Мёрдер инкорпорейтед» пошли один за другим. В конце апреля 1940 года перед уголовным судом штата Нью-Джерси по обвинению в убийстве Шульца предстал Чарльз Уоркман. И если в начале процесса он с апломбом настаивал на своей невиновности, то затем, прижатый к стенке показаниями Кида Твиста и Алли Танненбаума, вынужден был признать себя виновным.

Это позволило ему избежать электрического стула, но не помешало, однако, получить приговор, предусматривающий пожизненное тюремное заключение.[68]

В 10 часов 13 мая 1940 года начался процесс в Бруклине по обвинению Хэппи Мойона и Фрэнка Аббандандо. Ради экономии времени окружной атторней ограничился предъявлением одного-единственного обвинения – в убийстве ростовщика Георга Уитни Кубинка, Однако оно подтверждалось неоспоримыми уликами и подкреплялось свидетельскими показаниями Эйби Рильза, Алли Танненбаума, Анжело Каталано, Либерито, Шолома Бернштейна и Маггуна. Процесс был завершен за несколько судебных заседаний, несмотря на попытку одного свидетеля защиты дать ложные показания. Туркус заставил его сознаться и сообщить суду, что он был подкуплен братом Мойона. Вердикт, вынесенный присяжными, был непоколебим: смертная казнь обоим. Просьба о помиловании, поданная сразу же, была отклонена. Приговор привели в исполнение в тюрьме Синг-Синг 12 февраля 1942 года.

Очередь Сэма Голдштейна и Питсбурга Фила Страуса предстать перед судом наступила 9 сентября 1940 года. Несмотря на то что их «послужной» список являл собой чудовищную картину, О Двайер и в этом случае решил ограничиться предъявлением обвинения в одном преступлении, в убийстве первой степени, а именно истязаниях, повлекших смерть профессионального картежника Файнштейна. Они его медленно придушили, затем нанесли ему множество ударов ледорубами и после этого сожгли вместе с автомобилем на пустыре в Бруклине 1 мая 1939 года.

С момента ареста грозный Питсбург Фил симулировал сумасшествие. Он, признанный щеголь, «красавчик Бруммел», который ежедневно по часу проводил у своего парикмахера, отрастил непомерной длины ногти, бороду и волосы. Он отказывался мыться и бриться, носил засаленную одежду и производил впечатление полностью свихнувшегося. Однако он Совершил две роковые ошибки. Во-первых, он втайне составил некое подобие памятки, чтобы не спутать события и методику защиты. Эта памятка попала к Туркусу. Во-вторых, он обратился к окружному атторнею с вполне обдуманным письмом, в котором нагло предлагал заключить соглашение на условиях, которые оговорили для себя Рильз и Танненбаум, обещая в обмен на свободу целую кучу новых разоблачений.

Для О'Двайера предложение оказалось неприемлемым (имея двух «кенаров», он в других не нуждался, да и согласиться на сделку с чудовищем, совершившим более ста убийств, он не мог). Окружной атторней, отклонив предложение, сохранил письмо. Предъявив эти два документа суду, можно было без труда доказать, что прикидывающийся сумасшедшим – обыкновенный симулянт. Это же впоследствии подтвердят три психиатра, несмотря на энергичные протесты адвоката Даниэля Приора, одного из сильнейших криминалистов штата Нью-Йорк, нанятого синдикатом за большие деньги.

В самом начале прений судья Джон Дж. Фицджеральд потребовал, чтобы подсудимый Страус был подстрижен и побрит. За этим последовал забавный эпизод, когда убийца, ссылаясь на свои конституционные нрава, пытался отклонить требование судьи, но суд, считая, что чрезмерный волосяной покров обвиняемого вызван желанием затруднить формальную идентификацию личности, оставил его возражения без внимания.

Другой обвиняемый, Голдштейн, поправившийся за время пребывания в тюрьме на десять килограммов, начал возмущаться качеством получаемой пищи. Он, словно находясь на театральном представлении, шумно и радушно приветствовал знакомых журналистов, присутствовавших в зале.

Ни на секунду эти двое не теряли хладнокровия, даже тогда, когда на них посыпались убийственные свидетельства Маггуна, Маффетора и Левина. Больше всех старался их бывший шеф и приятель Эйб Рильз. Он пустил в ход всю свою изобретательность и весьма успешно топил их, дабы им был вынесен самый суровый приговор. Чтобы быть на высоте, Кид, приведя доказательства, обвинил Альберта Анастасиа в том, что тот причастен к выдаче приказа о ликвидации Файнштейна по просьбе братьев Мангано, главарей мафии в Бруклине. Это разоблачение произвело сенсацию, но, как ни странно, окружной атторней предпринял лишь слабые попытки преследовать обратившегося в бегство главу профсоюза докеров. Анастасиа и впоследствии никогда не будут по-настоящему беспокоить из-за его участия в убийстве Файнштейна. Не собирались преследовать его и по поводу двадцати других убийств, совершенных им лично, и по поводу видного положения, занимаемого им в иерархии «Мёрдер инкорпорейтед». Почему же О'Двайер, такой находчивый и решительный, когда дело касалось простых исполнителей, неожиданно спасовал, когда ему на блюдечке выложили пути и средства уничтожения главы исполнителей приговоров и одновременно первого заместителя зловещего Лепке Бухалтера? Пелена таинственности спала только спустя десять лет. В 1951 году сенатская комиссия, расследовавшая организованную преступность и возглавляемая сенатором Кефовером, устроила О'Двайеру очную ставку с Фрэнком Костелло. Избранный к тому времени мэром Нью-Йорка, О'Двайер сменил на этом посту Фиорелло Ла Гардиа. О'Двайер вынужден был признать, не скрывая охватившей его злости, что поддерживал с гангстером приятельские отношения и несколько раз при посредничестве шефа пожарных города получал от него внушительные взносы в свой избирательный фонд! Воистину добродетельная Америка…

Начиная с 1940 года О'Двайер мечтал стать мэром одного из крупнейших американских городов, но он прекрасно сознавал, что у него нет ни малейшего шанса быть избранным на этот пост, если докеры будут против, Любая же попытка обвинения всемогущего и грозного главы их профсоюза неминуемо вела к тому, что они раз и навсегда отвернутся от него. Более того, О'Двайер не мог обойтись и без внушительной поддержки избирателей, входивших в другие профессиональные союзы Нью-Йорка, контролируемые другими главарями преступного синдиката, друзьями и компаньонами того же Анастасиа. Костелло, «министр» политических дел синдиката, взял на себя миссию внушить все это охваченному властолюбивыми притязаниями О'Двайеру, сопровождая свои «отеческие» наставления обильными и тайными субсидиями…

И хотя Рильз и Маггун со всей определенностью заявили о причастности Альберта Анастасиа к делу, последнему удалось избежать даже упоминания его имени на процессе Гарри Страуса и Сэма Голдштейна. В итоге трех дней публичного судебного разбирательства и тот и другой узнали о вынесении им смертного приговора. Неизменно улыбавшийся Голдштейн растерялся лишь однажды, внимая показаниям своего закадычного дружка, почти брата, Блю Джо Маггуна, принявшегося топить его без всякого зазрения совести.

В ночь после завершения процесса над этими двумя убийцами Витто Гурино, безжалостный подручный Мойона, с момента начала разоблачений принимавший участие в истребительной войне и успевший ликвидировать по приказу своего шефа целую вереницу опасных свидетелей, пришел просить защиты у приходского священника церкви на 10-й авеню в Манхэттене.

– Не разрешайте им меня убивать! – умолял он, обезумев от страха.

Он знал, что занесен в список на уничтожение, составленный Багси Сигелом, как второстепенное лицо, подлежащее устранению в качестве меры предосторожности. Гурино попытался исчезнуть куда-нибудь. Бесполезно! Преследуемый палачами из «Пёпл ганг», отчаявшийся найти убежище, он не выдержал. Доставленный к О'Двайеру и Туркусу, он вскоре предстал по обвинению в убийстве двух бывших палачей из банды Мойона – Сицилиано и Латтаро.

Страусу и Голдштейну выпала трагическая привилегия быть первыми членами «Мёрдер инкорпорейтед», удостоенными чести обосноваться на электрическом стуле. Они были казнены 12 июня 1941 года, девять месяцев спустя после осуждения, и умерли с тем же бесстыдством, с каким и жили. Голдштейн зубоскалил даже в последние секунды своей жизни: «Если бы я мог выразить еще одно, последнее желание, то пожелал бы покрепче обнять эту сволочь Эйби Рильза в тот момент, когда включат рубильник!»

Гарри Страус до самого конца разыгрывал из себя душевнобольного, стал еще более грязным и обросшим, видимо надеясь на что-то вопреки здравому смыслу. Он пытался еще раз предложить свои услуги следователям и настойчиво добивался у Туркуса согласия на непродолжительную встречу с глазу на глаз с Эйби Рильзом.

Он обещал помочь заместителю окружного атторнея пролить свет на преступления, о которых тот пока ничего не знает. Недоверчивый Туркус отказался.

И правильно сделал. Питсбург Фил признается потом, что единственной целью этой встречи было его желание внезапно наброситься на Кида Твиста и перегрызть ему горло.

Утром накануне казни этот мерзкий тип решил наконец прекратить симулирование, уступив тем самым настоятельным требованиям своего компаньона по камере смертников Сэма Голдштейна, который на протяжении всего процесса не переставал жаловаться на зловоние, исходящее от его сообщника. Питсбург Фил помылся, побрился, подстригся и надел свой самый приличный костюм. Он отказался от встречи с родителями, по попросил за час до казни в качество последнего желания свидание со своей любовницей, Эвелин Миттелмен, угодившей за решетку вместе с ним, но уже вышедшей на свободу.

Ей тогда было двадцать семь лет. Эта пышноволосая, несколько вульгарная блондинка носила прозвище Смертельный поцелуй, так как все четыре ее официальных любовника погибли, причем каждый предыдущий от руки следующего. Безжалостный палач помер один «Мёрдер инкорпорейтед» не избежал подобной же участи. Он сгорел на электрическом стуле 12 июня 1941 года в возрасте тридцати двух лет.

Прекрасная Эвелин лишний раз подтвердила справедливость своего грозного прозвища…

Неумолимые приговоры, которые один за другим выносились самым видным палачам «Мёрдер инкорпорейтед», довели до предела панику в недрах преступного синдиката. Вслед за Джо Адонисом и Альбертом Анастасиа сам Багси Сигел вынужден был начиная с июля 1940 года уйти в глухое подполье, не прекращая, однако, руководить истребительной войной.

И Эйби Рильз, и Алли Танненбаум без малейшего колебания признали прямое участие Багси Сигела в убийстве Гарри Гринберга. Первым поведал правосудию об этом убийстве Танненбаум. Вездесущий Эйби Рильз, который из Нью-Йорка контролировал все операции по «большой охоте» на Грини, поторопился слово в слово подтвердить сказанное Танненбаумом.

Добыв таким легким способом доказательства, Туркус отправился не мешкая в Лос-Анджелес и расшевелил вершителей калифорнийского правосудия. Они не заставили себя долго уговаривать и приказали арестовать Сигела, Карбо и Сегала. Однако эти трое, конечно не иначе как «чудом» оказавшиеся в курсе дел, успели исчезнуть… Что касается Бухалтера, «ответственного распорядителя» по приведению в исполнение приговора в отношении Гринберга, то он уже находился за решеткой в Нью-Йорке.

17 августа его адвокат, знаменитый Джерри Гейслер, сумел уговорить Багси Сигела, не расстававшегося со своей циничной ухмылкой, позволить себя арестовать. Спустя несколько дней были схвачены в Сиэтле Карбо и Сегал, откуда они и были переправлены под охраной к месту назначения.

В конце августа все трое предстали перед Верховным судом Лос-Анджелеса по обвинению в совершении убийства первой степени. По этому случаю, несмотря на яростное сопротивление Туркуса и О'Двайера, оба «кенара» – Эйби Рильз и Алли Танненбаум – были приглашены дать свой любимый «концерт» в зале суда. Под охраной, достойной всего золота Форт-Нокса, их препроводили в Калифорнию. Целая свора убийц не сводила с них глаз, не имея возможности взять их на мушку из-за принятых мер предосторожности. Возможность «подстрелить маленьких птичек» так и не представилась.

Свидетельские показания Рильза и Танненбаума оказались губительными для обвиняемых, над которыми нависла реальная угроза угодить в газовую камеру. Благодаря хитрости Джерри Гейслера в суд были приглашены ложные свидетели обвинения, щедро подкупленные гангстерами. Дав вначале под присягой показания против обвиняемых, эти пособники пошли затем, как и было задумано, на попятную и признались в даче якобы ложных сведений. Коварному адвокату после этого не составило труда добиться признания процесса недействительным и потребовать освобождения своих подзащитных. Закон-то хорош, надо только уметь им пользоваться!

Три клиента Джерри Гейслера были выпущены под залог. В сентябре новый окружной атторней Лос-Анджелеса, Джон Докуэйлер (его избранию Сигел тайно способствовал), поднял вопрос об отсутствии состава преступления, сделав одолжение своему «покровителю» и его сообщникам.

Разразился страшный скандал. Под давлением О'Двайера и Туркуса органы правосудия штата Калифорния потребовали созыва нового состава Верховного суда, нового вызова в суд Танненбаума и сохранения в силе обвинения в адрес Сигела, Карбо и Сегала. Осторожности ради все трое решили вновь исчезнуть 21 июня 1941 года. Лучше потерять залог, чем собственную шкуру.

Из всех главарей синдиката в это время самая неотвратимая опасность угрожала Бухалтеру. Именно благодаря его усилиям «Мёрдер инкорпорейтед» достигла такого размаха. Это он с согласия высшего совета направлял и контролировал сотни убийств, совершаемых на всей американской, территории. Кроме расправ по личным мотивам на различных стадиях его карьеры, Лепке направлял отряды «курков» но пятам всех свидетелей, которые при случае могли дать показания против него перед сотрудниками Дьюи. Любой человек, подвергавшийся рэкету со стороны Лепке, уничтожался немедленно, если им начинало интересоваться следствие, независимо от того, сказал он что-нибудь или нет. По данным Гервитца и Гурфейна, двух помощников Дьюи, из двадцати указанных палачам потенциальных свидетелей семь человек были зверски убиты, а остальных заставили замолчать отряды Рильза, Питсбурга Фила и Мойона. Спаслись очень немногие, и то благодаря усиленной охране со стороны ФБР и специального отряда полиции Нью-Йорка под командованием комиссара Валентайна.

После того как его дважды приговорили – к четырнадцати годам за торговлю наркотиками и к тридцати за вымогательство, – Лепке полагал, что благополучно отделался. Его подозревали в самых тяжелых преступлениях во время процесса, затеянного против него Томасом Дьюи, но о массовых убийствах, совершавшихся под его руководством в течение десяти лет, суду так ничего и не стало известно. И хотя вынесенные ему приговоры нельзя назвать мягкими, Лепке чувствовал себя счастливым. Он сумел избежать электрического стула, который ожидал его в случае хотя бы частичного разоблачения.

Разоблачения Рильза прозвучали для Бухалтера как гром среди ясного неба. Это означало крушение всех надежд. Истина, которую ему удалось скрыть с помощью террора, направленного против свидетелей, открылась вдруг во всей мерзости, с уликами и подробностями. Эйби Рильз располагал неиссякаемыми сведениями относительно деятельности своего бывшего босса. Он неоднократно выполнял обязанности шофера и телохранителя Лепке на протяжении двух лет его подпольной деятельности. Рильз поведал, в частности, о знаменитой ночи 1938 года, когда он сопровождал своего грозного шефа на бурное заседание высшего совета, созванного по требованию Луччезе. Среди других бандитов на нем присутствовали Альберт Анастасиа, Уилли Моретти, Джерри Катен, Джо Адонис и Лонжи Цвиллман. Луччезе чуть было не подрался с Бухалтером, который его обвинял вместе с Альбертом Анастасиа в попытках потеснить Лепке в сфере рэкета изготовителей готового платья, контролируемой им лично. Рильзу же Бухалтер и поручил организовать устранение свидетелей.

Факт за фактом доносчик обеспечил О'Двайера и Туркуса всем необходимым для сокрушительного обвинительного акта против его экс-патрона. В конце мая 1940 года атторней Бруклина потребовал и получил полномочия на то, чтобы Бухалтер, отбывающий в федеральной тюрьме срок по своему первому приговору, был передан в его распоряжение. Он сразу же предъявил ему обвинение в убийстве первой степени. Одновременно был арестован Луис Капоне, доверенный человек Лепке. Другому помощнику обвиняемого, Мэнди Вейсу, удалось удрать. Разыскиваемый полицией всех штатов, он будет в конце концов пойман в Канзас-Сити в июне 1941 года, как раз вовремя, чтобы оказаться вместе со своими двумя сообщниками на скамье подсудимых уголовного суда в Бруклине. Действуя энергично, ведя одновременно процесс против Фила Страуса и Сэма Голдштейна, О'Двайер и Туркус закончили расследование дела о главарях убийц. Суд над ними был назначен на 21 ноября 1941 года.

Для этих троих, находившихся за решеткой, выхода не было. Их положение казалось безнадежным. Последней и единственной возможностью могло стать устранение основного свидетеля обвинения до того, как дело поступит в уголовный суд Бруклина. Леденящая душу близость возмездия превратила Бухалтера в дикого зверя. Из своей тюремной камеры он принялся угрожать синдикату, требуя немедленного устранения несмолкающего «кенара». Это было излишне. Все крупные боссы, остававшиеся на свободе, были сами крайне заинтересованы в этом, включая Фрэнка Костело, единственного среди них, кто брезговал обращаться к услугам «Мёрдер инкорпорейтед», хотя и соглашался с необходимостью существования такого органа. Несмотря на проводимую Сигелом истребительную войну и баснословные суммы, выделенные высшим советом для ограничения возможных последствий катастрофы, синдикат находился на грани краха.

Доносчики не ограничились рассказами о деятельности «Бруклинского объединения». Они начали раскрывать все, что знали о его связях с миром американской преступности. Не было ни одного главаря, ни одной банды, входящей в состав синдиката, которые бы не обращались десятки раз к палачам из «Мёрдер инкорпорейтед». Кроме исполнения своих прямых обязанностей главы наемных убийц, Рильз работал с каждым из своих людей отдельно. Он знал обо всех их делах, о способах проникновения в рабочую и профсоюзную среду. Каждый второй «контракт» по вымогательству, шантажу, устрашению колеблющихся или нерадивых плательщиков выполнял он и его люди.

Даже Лаки Лучиано, находясь в тюрьме в Даннеморе, не мог чувствовать себя в безопасности: угроза была серьезной и непосредственной. Ведь это по его приказу Сэм Левин прикончил Маранзано, а Лепке Бухалтер выделил отряды головорезов, которые уничтожили сорок «усатых папаш», жертв «сицилийской вечерни» 11 сентября 1931 года. Как глава преступного синдиката, Лучиано одобрил ликвидацию Шульца. Даже после того, как его упрятали в тюрьму, он продолжал утверждать все смертные приговоры, выносимые высшим советом. Для него разглагольствования Рильза также представляли смертельную угрозу, а неприглядная история, происшедшая с Лепке Бухалтером, могла с успехом послужить прообразом того, что ожидало его самого. Вне себя от гнева, Лучиано без конца теребил Сигела. Надо было как можно быстрее, любой ценой и любыми средствами, ликвидировать предателя. Если какой-то «стукач»" может позволить себе говорить безнаказанно и оставаться в живых, то это создает недопустимый прецедент. Отныне любой бандит, схваченный и оказавшийся под угрозой смертной казни, может повторять то, что сделал Рильз. Надо убрать его демонстративно и не откладывая в долгий ящик. Ведь речь идет о престиже и могуществе синдиката во всем преступном мире.

С самого начала этих событий перед О'Двайером и Туркусом постоянно стояла проблема охраны доносчика. Под угрозу было поставлено само существование организации, и было ясно, что ответная реакция синдиката не заставит себя ждать. Ни одна нью-йоркская тюрьма не внушала доверия окружному атторнею настолько, чтобы помещенного туда свидетеля можно было бы считать в безопасности. На время проведения допросов Рильза поселили в отдельной секции гостиницы «Боссерт», расположенной напротив здания муниципалитета Бруклина и охраняемой наподобие несгораемого сейфа. Место его содержания под стражей неоднократно меняли, сохраняя все это в строжайшей тайне. Наконец его перевели в Кони-Айленд в отель «Халф мун», отдельно стоящее высотное здание рядом с пустым в это время года пляжем. Вскоре к нему присоединились Танненбаум и Бернштейн. Все трое дожидались в полной изоляции момента, когда они должны будут свидетельствовать против своих бывших патронов и сообщников. Их вывозили из «Халф мун» в бронированном автофургоне, сопровождаемом эскортом полицейских с оружием наготове. Дорога до зала судебного заседания уголовного суда в Бруклине каждый раз пролегала по новому маршруту, выбранному в последний момент. Дворец правосудия был буквально наводнен детективами. Чтобы проникнуть в небольшой зал судебного заседания, надо было предъявить специальный пропуск. Двери тотчас основательно запирались за каждым вошедшим.

Туркус арендовал весь шестой этаж отеля «Халф мун». Один из лифтов специально предназначался для обслуживания только этого этажа. Чтобы воспользоваться лифтом, надо было пройти пикет охранников в нижнем холле, затем подвергнуться тщательному обыску на выходе из кабины лифта на шестом этаже, где располагался второй пост охраны. Дальше было несколько бронированных дверей. Эйби Рильз занимал комнату 623, в самой глубине. Дверь комнаты постоянно держали открытой, чтобы восемнадцать охранников, разделенных на три отряда, не теряли заключенного из виду ни на минуту. Все были вооружены до зубов. Перед этим они прошли тщательный отбор, который проводил сам О'Двайер. Эти же охранники приносили и пищу. Время от времени Рильзу разрешали принимать жену, которая уже произвела на свет младенца… Она посетила Рильза и накануне знаменательного дня – среды 12 ноября 1941 года (до начала процесса над Бухалтером, Войсом и Капоне оставалось десять дней). В среду в 6 часов 45 минут полицейский офицер Джеймс Бойл заглянул в комнату Рильза. Тот спал крепким сном, развалившись на своей мягкой постели. Незадолго до семи часов Эл Литцберг, управляющий гостиницей, живший в номере на третьем этаже как раз под комнатой гангстера, слышал какой-то шум на террасе, которая одновременно служила крышей для части помещений, расположенных на третьем этаже. Три первых этажа гостиницы образовывали нечто вроде выступа и значительно выдавались вперед по сравнению с остальной частью здания. В 7 часов 10 минут инспектор Виктор Робинс вошел в комнату Рильза, чтобы провести очередное обследование. Эти проверки осуществлялись регулярно с интервалом в пятнадцать минут. Робинс, таким образом, опоздал на десять минут. На этот раз кровать оказалась пустой, на ней не было простыней, окно в комнате было широко открыто. Полицейский подбежал к окну, выглянул наружу и зло выругался. Тринадцатью метрами ниже, на террасе третьего этажа, лежало тело, сведенное предсмертной судорогой. Это был Эйби Рильз по кличке Кривой. Он был полностью одет. Рядом с ним валялись простыни, связанные электрическим проводом наподобие каната. Смерть наступила мгновенно от переломов черепа и шейных позвонков, не считая других телесных повреждений. Труп покоился в шести метрах от степы основного здания. Как эпитафия этому человеку, заставившему содрогнуться преступный синдикат, прозвучали циничные и торжествующие слова Лаки Лучиано, узнавшего приятную новость в тот же день: «Кенары умеют петь, но, к их несчастью, не умеют летать!…»

Для О'Двайера и Туркуса удар был сокрушительным. Окружной атторней потребовал от капитана Фрэнка Балса, командира отряда следователей и ответственного за безопасность Рильза и Танненбаума, детально разобраться в этом деле. За несколько часов Балс на скорую руку провел расследование. По его мнению, в том, что перед моментом падения Рильз находился и комнате один, не было ничего особенного. В ночное время всегда так и было. Во всяком случае, дверь оставалась открытой постоянно, обходы совершались регулярно каждые четверть часа, и его телохранители бодрствовали в соседней комнате. Эта версия, однако, полностью противоречила показаниям Алли Танненбаума, находившегося в аналогичных условиях содержания под стражей. По его словам, заключенные ни на секунду не оставались одни, даже когда они спали или справляли свои естественные надобности. Расследование Балса породило версию о трагически окончившемся, но довольно естественном несчастном случае: Рильз хотел сбежать, чтобы передать жене припрятанные им сто тысяч долларов. Вскрытие не показало каких-либо следов яда или наркотиков, но, когда в 1951 году акт вскрытия будет представлен комиссии Кефовера, выяснится, что Кид, который никогда не пил, перед смертью употребил значительное количество алкоголя. Но если он был в полном сознании во время своего падения, то как объяснить, что он даже не вскрикнул и никто не слышал его воплей?

Он сам якобы связал свои простыни, чтобы сделать веревку и добраться таким образом до пятого этажа, но она оборвалась, он упал и разбился. Можно только удивляться, что никому не пришло в голову обеспечить блокировку или вставить решетку в окно столь драгоценного и находящегося под угрозой уничтожения свидетеля. Но предполагать, что этот заключенный захотел сбежать, он, который не сделал бы и десяти шагов вне своей «тюрьмы», как его тут же прикончили бы, и который знал, что, где бы он ни спрятался, синдикат перевернет небо и землю, чтобы покарать его, – предполагать это было по меньшей мере неразумно.

К тому же он мог рассказать жене о местонахождении своего капитала во время ее посещений. Перед лицом всеобщего возмущения, вызванного заключениями следствия, капитан Балс рискнул выдвинуть другую гипотезу, еще более смехотворную.

Эйби Рильз, как известно, слыл весельчаком и был всегда готов разыграть охранников. Его любимая шутка состояла в том, что он через окно спускался до пятого этажа и, с тем чтобы попугать и посмеяться над охранниками, кричал им оттуда: «Ку-ку! Я здесь!» По словам Балса, утром 12 сентября он просто хотел повторить свою шутку. Но на этот раз она не удалась. Более откровенную галиматью трудно придумать! Поползли слухи, ставившие под сомнение невиновность капитана Балса и его полицейских агентов. Тогда, чтобы раз и навсегда пресечь разговоры, полиция Бруклина сделала то, что она должна была сделать в самом начале: было официально объявлено, что Рильз, измученный угрызениями совести и зная, что синдикат не отступит и будет преследовать его всю жизнь, предпочел покончить с собой. Но эта третья гипотеза несколько запоздала. К тому же она не могла объяснить и присутствия связанных простыней, валявшихся рядом с трупом, и того, как удалось Рильзу оказаться в шести метрах от стены здания. Не мог же он прыгнуть на такое расстояние.

Да и образ отчаявшегося окончательно доносчика не совсем увязывался со свидетельством полицейского, который видел его храпевшим за десять минут до того, как он «выбросился» из окна. С другой стороны, известный радиокомментатор Уолтер Уинтшелл обнаружил неопровержимые доказательства того, что Рильз получил несколько писем с угрозами расправиться с его женой, если он не раскошелится.

Эти попытки вымогательства были предприняты одним из приятелей Шолома Бернштейна. Для полноты картины следует добавить, что Кида Твиста ненавидели даже сами его коллеги-доносчики: Алли Танпенбаум, Маггун и Каталано.

Сегодня среди ответственных работников нью-йоркской полиции бытует другая офциальная версия, наиболее достоверная. Синдикат подкупил многих полицейских и следователей на всех уровнях. При посредничестве Костелло были подкуплены некоторые из ближайших сотрудников О'Двайера и Туркуса, а уже через них – ряд полицейских, охранявших обитателей отеля «Халф мун». После этого устранение Эйби Рильза оставалось только вопросом времени и величины вознаграждения, а, как известно, организация готова была заплатить максимальную сумму, чтобы заставить навсегда замолчать неистощимого болтуна из комнаты 623. Эйби Рильза, таким образом, выбросили наружу его собственные охранники, презиравшие его за грубость и заносчивость. Они же подбросили к трупу связанные простыни, чтобы подкрепить версию о попытке совершить побег.