Джо А. Адонис – контроль за всеми видами преступной деятельности в районе нью-йоркского Бродвея; помощник Анастасия в организации забастовок в порту; руководитель операций по хищению грузов; специалист по кражам и нападениям на ювелирные магазины и мастерские.

Лепке Бухалтер – рэкет профсоюза изготовителей текстильных и меховых изделии, хлебопекарен и булочных, кинотеатров; шантаж всех видов; вымогательство.

Так приблизительно можно охарактеризовать организационную схему деятельности преступного синдиката к началу 1933 года, после отмены «сухого закона». Разумеется, иногда сферы активности и направления деятельности членов преступного сообщества пересекались.

Необходимо отметить также, что Датч Шульц держался несколько в стороне, пытаясь сохранять своего рода автономию с определенной свободой действий. В равной степени это можно отнести и к Бенджамину Багси Сигелу, полагавшему, что ему отведена слишком скромная роль. Все это не могло не иметь последствий.

Столицей преступного синдиката оставался Нью-Йорк. А его бывший мэр, «славный» Джеймс Уолкер, вынужденный уйти в отставку после разоблачений судьи Сибэри, дабы избежать справедливого наказания, путешествовал со своей возлюбленной по Европе. Новым мэром назначили Фиорелло Ла Гардиа. 31 декабря в здании городского муниципалитета он принес присягу.

«Подходящая физиономия для мафиозо», – отозвался на это событие Эрнест Хемингуэй. Так оно и было. Коротконогий, светлокожий, с блестящими волосами и круглым брюшком, этот маленький бочонок немало удивлял своих сотрудников, отдавая приказы столь резким и высоким голосом, что казалось, он неминуемо должен поперхнуться. Свое первое распоряжение Ла Гардиа провопил, стуча толстым коротким пальцем по массивному столу:

– Арестуйте немедленно всех этих мерзавцев… Ему отвечали, что сделать это не так-то просто.

– Найдите мне хорошего начальника службы расследования и арестуйте всех этих подонков… И не старайтесь пользоваться только законными средствами.

Множеству руководителей полицейских подразделений пришлось принять это к сведению. Ла Гардиа, которого немедленно прозвали Фиорелло[42] («У этого типа кличка, как у крали», – ворчал Лучиано), требовал, чтобы ему добыли шкуры Фрэнка Костелло и его компаньона Фрэнка Эриксона. Почти ежедневно он обращался по радио с призывами. Слова: «Надо избавить город от этих паразитов» – стали его девизом.

Лейтенант Маклоглин, которому поручили эту трудноосуществимую миссию, рассказывал о своих столкновениях с этими господами, которых для начала надо было выселить из «Уолдорф Астория», чтобы заставить их забеспокоиться:

– Сначала я разговаривал с ними вежливо. Это тут же подействовало на Эриксона. С тех пор я его ни разу не видел. С Костелло все обстояло иначе, он продолжал появляться ежедневно. Каждый раз я ему ясно говорил: «Послушайте, вы же знаете, что у меня приказ. Вы не должны больше приходить сюда» Это не имело никакого эффекта. Глядя на меня, он отвечал без всякого смущения: «Завтра вы меня больше не увидите». Этот маленький спектакль повторялся некоторое время. Каждый день он меня заверял, что завтра его не будет, но опять был там. Однажды я не выдержал: «Слушай, мерзавец, если я еще раз увижу твою поганую рожу, ты свое получишь. Я тебе сказал, чтобы тебя здесь больше не видели». Он продолжал стоять с невозмутимым видом. Все-таки я в то время был неопытным юнцом, тогда как он уже успел стать большим заправилой. Он ограничился тем, что посмотрел на меня, как обычно, и сказал, что завтра его здесь не будет. Двадцать четыре часа спустя, он вновь был там.

Фиорелло Ла Гардиа все пронзительнее выкрикивал свои проклятия. Наконец, доведенный до ярости, он предпринял прямую акцию против Костелло, главаря огромной армии «одноруких бандитов», как стали называть его игровые автоматы. «Однорукие бандиты», которых насчитывалось уже более двенадцати тысяч, продолжали совершенно безнаказанно выплевывать свои ментоловые конфетки в обмен на миллионы долларов. Все это делалось под прикрытием судебного решения, вынесенного судьей Верховного суда Селом Стронгом. Решение запрещало. сотрудникам полиции изымать безобидные автоматы, которые всего лишь раздавали ментоловые конфетки. Наглядный пример того, что «смазной банк», как это ни парадоксально, позволял наживаться и весьма респектабельным людям.

Поэтому, когда новый мэр Нью-Йорка отдал полиции распоряжение действовать, не обращая внимания на предписание судьи Стронга, граждане полагали, что дело ограничится болтовней и, более того, что это просто отвлекающий маневр.

Их ждал большой сюрприз.

Ла Гардиа собрал работников радио, хроники, прессы и перед остолбеневшими представителями средств информации напялил на свою голову пожарную каску и вооружился топором. Цветочек лично сломал с полдюжины «одноруких бандитов». Более сотни других, изъятых из различных мест, были сброшены в Ист-Ривер.

Не веря в происходящее, Фрэнк Костелло воскликнул:

– Ну и времена. Действительно сплошное беззаконие…

Костелло решил предпринять свои меры. Для начала он припрятал игровые автоматы на сумму более миллиона долларов в секретных хранилищах, оставшихся после «благословенных» времен бутлегерства. Затем отправился в Луизиану к своему старому приятелю Хью Лонгу, с тем чтобы сменить обстановку я бросить своих «одноруких бандитов» на завоевание новой империи. Уж на юге-то им раздолье! Именно в Иовом Орлеане появились самые первые симптомы существования мафии, каморры, а затем и «сицилийского союза». Впоследствии эти формы организованного гангстеризма еще более укрепились. Но это было ничто по сравнению с оригинальным режимом, установленным не менее оригинальным губернатором штата Луизиана.

Нелегко придется всякому, кто пожелает нарисовать точный портрет Хью Лонга. Он не скрывал своего крестьянского происхождения, но был принят тем не менее в высшем обществе, находившем особенно пикантным контраст между его неотесанностью и изысканностью их патрицианских жилищ. Закоренелый почитатель спиртного, он приводил в восторг трезвенников. Он решительно и публично заявил, что будет первым диктатором Соединенных Штатов и растопчет безвольную демократию, дабы раздать народу накопленное корпорациями добро. Его политическое кредо можно сформулировать в нескольких словах: «Я запрещу любому гражданину иметь доходы, превышающие миллион долларов в год. Излишки будут распределяться поровну между всеми».

Во время избирательной кампании при встрече со своим конкурентом в самом шикарном клубе, «Сэнд пойнт», ему ничего не стоило публично помочиться под ноги ошеломленному сопернику со словами: «Вы – стена, которая не устоит под моим натиском». Так оно и вышло. В 1928 году Хью Лонга избрали губернатором штата Луизиана. Затем ему удалось добиться избрания сенатором еще до истечения срока полномочий на посту губернатора. Поклонники дали ему прозвище Зимородок,[43] очевидно, за его умение выходить сухим из воды; еще его звали Кингфиш, что означает на арго «главарь». На самом деле главарем он стал после того, как начал частенько посещать во время своих затяжных загулов одну забегаловку в Нью-Йорке, принадлежащую Фрэнку Костелло. Старый лис «большой семерки» быстро сообразил, что в интересах синдиката неплохо бы иметь на руках такой козырь. То, что тот не откажется от участия во всякого рода махинациях, у Костелло сомнений не вызывало. Чтобы удостовериться в этом окончательно, Фрэнк послал к Лонгу одну очаровательную девицу из числа принадлежащих к индустрии Лаки Лучиано, уроженку Венеции с золотистыми волосами Ванессу Л. Хью мгновенно влюбился. Затем все их свидания незаметно и скрупулезно фотографировали. Когда Хью передали негативы, он выбрал тот, где его мужественность не вызывала сомнений, и положил его в портфель, но не удержался, чтобы не заявить посыльному:

– Я уверен, что мой друг господин Костелло, как джентльмен, уничтожит эту коллекцию и не пустит ее по рукам.

Формальные заверения в этом он получил.[44]

Разумеется, Лонг имел и свои планы на этот счет. Вскоре, подобно нашествию саранчи, тысячи «одноруких бандитов» обрушились на Новый Орлеан, получив официальное приглашение от губернатора Хью Лонга развлечь его подчиненных. «Все мы взрослые, и кто предпочитает опустить свои монеты в игровые автоматы, вместо того чтобы смотреть, как они протирают дыры в карманах, имеет на это полное право…» – не колеблясь заявил губернатор.

Было организовано акционерное общество «Луизиана минт компани», а для избежания неприятностей, случившихся в Нью-Йорке, Хью Лонг позаботился о подкупе судей, с тем чтобы они признали законность мероприятия. Что они и сделали.

Фил Кастел по кличке Дэнди руководил этим делом с помощью четырех родственников Костелло (Дэдли, Джерома, Гарольда и Уильяма Гейгерманов), а также Джека Лански, брата Мейера. Эти господа объединили свои усилия в «Пеликан новелти компани», которая отпочковалась от «Луизиана минт компани», чтобы не нарушать установленных законом требований.

Из своего кабинета в отеле «Рузвельт» в Новом Орлеане Фил Кастел успешно руководил и многими другими делами. А на первом этаже Сеймур Уисс, человек Лански, наблюдал за залом, где велась крупная игра. В конце каждого месяца губернатор Хью Лонг приходил получить свою часть от общей суммы барышей, полученных преступным синдикатом в его штате. Он действовал как настоящий диктатор, но при этом ухитрялся пользоваться уважением и доверием со стороны своих подчиненных. Вот один из тысячи примеров.

Одна частная фирма, видя, что администрация штата не намерена заниматься строительством моста, сложного, дорогостоящего сооружения, призванного соединить город с озером Понтчартрейн, что стало жизненно необходимым, решила взять подряд на выполнение работ. Операция представляла интерес из-за системы пошлин за пользование мостом после завершения строительства. Хью Лонг дал разрешение на строительство, а когда работа была закончена, принял участие в церемонии открытия. После этого он приказал приступить к строительству нового моста, в двух километрах от уже построенного, за счет налогоплательщиков,[45] но без последующей транзитной платы. По всей длине пролетов вывесили восторженные плакаты, что лишний раз способствовало росту его популярности.

Однажды, когда губернатор Хью Пирс Лонг заставил себя посетить палату представителей штата Луизиана в «Батон-Руж», он столкнулся в холле с одним ларингологом, любимчиком городских дам, доктором Карлом Уиссом, который принялся яростно упрекать его в отвратительных замашках закоренелого демагога, а затем, исчерпав все аргументы, всадил ему в живот пулю 45-го калибра. Тут же телохранители Лонга открыли ответный огонь. Можно себе представить, что осталось от тела Уисса. Поскольку в городе продавался швейцарский сыр «Уисс», то эта ситуация дала повод для не совсем уместных шуток и сравнений. Хью Лонг умер только через сорок восемь часов, в течение которых он не переставал молить всевышнего: «Боже, не дай мне умереть, мне еще так много надо сделать…» Видимо, в бреду он путал бога с дьяволом. Ему не исполнилось и сорока двух лет, когда 10 сентября 1935 года он скончался.

Меньше чем за три года губернатор Хью Лонг получил, по подсчетам тайной бухгалтерии синдиката, три миллиона семьсот пятьдесят тысяч долларов. Благодаря ему, однако, преступный синдикат располагал хорошо отлаженной организацией, охватывавшей весь штат Луизиана. И она продолжала постоянно развиваться. Хью Лонг, отличавшийся тем, что никогда не останавливался на половине пути, долго и упорно добивался того, чтобы представить Лучиано и Костелло своего большого друга Уильяма Гелиса, он же Золотой грек, накопившего миллионы долларов и являвшегося основным махинатором генерал-майора Гарри Оуэна, человека влиятельного в Белом доме и приближенного президента.

Фил Кастел вел свои дела с удивительной сноровкой. Леонард Катц утверждает, что один из судей Нового Орлеана сказал о Филе Кастеле: «Он был необычным человеком. Его нельзя было назвать красивым, он не отличался ни экспансивностью, ни особым блеском, но зато он оставлял впечатление человека поразительно умного и как делец не имел себе равных. Все, что я о нем знаю, дает мне основания утверждать, что он вполне мог бы возглавить один из лучших американских ресторанов: надо было видеть, как он вел дела в клубе „Беверли“. Все его очень ценили. Он не был снобом и не сторонился людей, как, впрочем, и братья Гейгерманы. Они пользовались уважением в округе. Они затем и приехали в Новый Орлеан, чтобы расположить к себе людей, стать их друзьями, и они своего добились». Главные заправилы организации казались многим согражданам весьма привлекательными личностями. Поддался этому чувству и судья, говоривший о Филе Кастеле, хотя он не мог не знать, что Дэнди собственноручно убил семнадцать человек, из них двух женщин, пользуясь при этом ножом, металлическим стержнем или пистолетом. Этот список могут пополнить еще двадцать имен «вероятных» жертв. При всем этом убийства не являлись специальностью Кастела и не входили в сферу его деятельности.

Наверно, имело значение и то, что в годы, последовавшие за отменой «сухого закона», американцы считали, что бутлегеры делали доброе дело, предоставляя им возможность выпить. Вот почему и Фрэнку Костелло удалось так легко обосноваться в Луизиане, избегая преследования со стороны Фиорелло Ла Гардиа.[46]

Но мэр Нью-Йорка на этом не остановился.

Чиновники из федеральной налоговой службы, которых Костелло щедро «смазывал», предупредили его, что Шульцу необходимо принять меры предосторожности. Молодой помощник федерального атторнея по одному из районов Нью-Йорка, Томас Е. Дьюи, начал преследовать его. Дьюи прослыл человеком, к которому следовало относиться довольно серьезно. Ему удалось привлечь к ответственности за уклонение от уплаты налогов Джека Даймонда и самого Уэкси Гордона. Синдикат не смог помешать ему нанести этот удар. Это ли не основание для тревоги?

Лаки решил принять соответствующие меры предосторожности, окрестив себя «профессиональным игроком». Он сделал заявление, что последние пять лет ого годовой доход составлял двадцать пять тысяч долларов. При этом он не переставал ворчать:

– Это не правительство, а сборище мерзавцев. Оно облагает налогом доходы, приобретенные мошенническим путем, и делает вид, что не замечает нарушения законности. У этих людишек нет ни логики, ни морали, ни правил. Они жрут в две глотки.

Таким образом, Лаки становился неуязвимым, поскольку правительство могло легально избавиться от гангстеров, лишь уличив их в уклонении от уплаты налогов.

А вот Шульц оказался в щекотливом положении. Довольно быстро молодому государственному атторнею удалось привлечь к нему внимание и объявить его преступником помер один. Газеты подхватили это определение.

К этому времени Шульцем, чье положение по отношению к синдикату оставалось на уровне независимого союзника, овладела ненасытная жадность. Он сохранял исключительное право на распределение поставок пива, рэкетировал оптовых поставщиков мяса, а также оптовиков пищевых продуктов и общедоступные рестораны. Одновременно он контролировал азартные игры, но никто не мог предъявить ему какие-либо претензии. Он был единственным, кто не гнушался извлекать и незначительную выгоду из запрещенных лотерей, проводимых в бедных кварталах, а также из лотерей «чисел». Он имел своего «Мейера Лански», которого звали Отто Берман, он же Аббадабба (название детских конфет, которые он все время жевал), чьи финансовые таланты затмевали самых изощренных в математической гимнастике лиц. Благодаря ему Шульц держал в своих руках банкиров преступного мира – Уилфреда Брандера, Александра Помпеза, Генри Миро, Джо Изона. Сумма доходов Шульца только от жалких лотерей достигала тридцати пяти тысяч долларов в сутки. К 1933 году он уже имел два миллиона долларов. Под давлением Дьюи федеральное Большое жюри обвинило Шульца в сокрытии доходов за период 1929–1931 годов. Тайная торговля алкоголем, как установил суд, принесла ему 481 637 долларов и 35 центов, из которых он должен был передать в казну 92 103 доллара и 34 цента. Шульцу ничего не стоило заплатить и в десять раз больше, но к штрафу могло добавиться тюремное заключение сроком до 43 лет…

– Если бы я оставался Артуром Флегенхаймером, – любил он повторять, – газеты не печатали бы так часто мое имя на первых полосах, тогда как имя Шульц с них не сходит…

В это время его имя действительно не сходило с газетных страниц. Шульц, против которого Дьюи добился вынесения постановления о штрафе, был вынужден скрываться у своих друзей. Он буквально метал громы и молнии, когда в одной из газет обнаружил свою фотографию и текст, в котором имя Шульц, напечатанное крупными буквами, сопровождалось не очень лестными эпитетами.

Фиорелло Ла Гардиа, как уже говорилось, не остановился, а продолжал разворачивать свои действия. Он отстранил от должности шефа нью-йоркской полиции за проявленную снисходительность по отношению к установленным случаям коррупции среди полицейских, находившихся в его подчинении, и за нерасторопность в деле очистки города от антисоциальных и нежелательных элементов.

Его заменил Льюис Д. Валентайн, основной задачей которого стало найти Датча Шульца любыми путями и средствами. В Вашингтоне в это время образовалась коалиция, в которую вошли, в частности, министр финансов Генри Моргентау и несколько политических деятелей от республиканской партии, движимых идеей нанести сокрушительный удар по преступному миру. Подталкиваемый ими, Эдгар Гувер, шеф Федерального бюро расследования, официально провозгласил Датча Шульца врагом нации номер один и направил лучших своих людей на его розыск.

С этого момента началось своеобразное соревнование между людьми Гувера и Валентайна за первенство в деле представления на суд общественности связанного по рукам и ногам Шульца.

Новому мэру Нью-Йорка Ла Гардиа с каждым днем все больше импонировал помощник федерального атторнея. К Дьюи он очень благоволил. Тридцатилетний, невысокий, но атлетически сложенный, элегантный, с небольшими и тщательно подстриженными усиками, придававшими ему довольно бравый вид, с густыми каштановыми волосами, аккуратно зачесанными назад, Дьюи производил хорошее впечатление. Истинный рыцарь без страха и упрека, видевший свое назначение в том, чтобы обезглавить многоголовую гидру преступности.

Его сын, Том Дьюи, в настоящее время адвокат, Рассказал нам, при каких обстоятельствах его отец оказался втянутым в это опасное мероприятие, сделавшее его самым блистательным героем, как он создал отряд «неподкупных», стал губернатором штата Нью-Йорк, а затем в 1944 и 1948-годах был кандидатом от республиканской партии (оба раза неудачно) на пост президента США:

– Все началось с того, что мой отец, который испытывал большое влияние своего приятеля, судьи Медайи, уступил его настоятельным рекомендациям стать помощником федерального атторнея. Судья обнаружил у отца непримиримую вражду к преступному миру убийц, контрабандистов, рэкетиров и рассудил, что молодой адвокат способен держать всех их в ежовых рукавицах. В 1931 году отец начал борьбу против организованной преступности. В эти годы волна гангстеризма и взяточничества буквально захлестнула Нью-Йорк. После истечения срока службы в аппарате федерального атторнея отец вернулся к своей адвокатской практике. Но в 1935 году, да и в последующие годы, ситуация была настолько драматичной, что общественность настоятельно потребовала от властей принятия самых суровых мер…

Чарльз Брейтель, судья Верховного суда Нью-Йорка, любезно позволивший нам познакомиться со своим архивом, вспоминал:

«Верховный суд Нью-Йорка потребовал от Герберта Лехмана, губернатора штата, назначить специального атторнея, которому будут переданы особые полномочия для борьбы с преступностью. Юристы, которым предлагали занять эту должность, отказывались, но единодушно предлагали кандидатуру Дьюи. Подверженный политическому давлению, губернатор поначалу медлил, но требования Верховного суда были так настойчивы, что он наконец не выдержал и назначил Томаса Дьюи специальным атторнеем. Тот в свою очередь организовал специальный отдел при помощи своего бывшего патрона Джорджа Медайи. Отобранных помощников Дьюи разместил в служебных помещениях, арендованных в „Уолворт билдинг“. Он их хорошо знал, все они были опытными профессионалами. Их было двадцать человек, четверо выполняли обязанности заместителей Дьюи. Эти четверо работали под его началом в аппарате федерального атторнея еще в те времена, когда сам Дьюи был заместителем атторнея…»

Вот как Ла Гардиа представил Дьюи нации при помощи радио и кинохроники:

Ла Гардиа: «Господин Дьюи, вам доверили решение трудной задачи. Вам предстоит взять население города под защиту. В чем мы могли бы вам оказать содействие?»

Дьюи: «Мне необходим отряд следователей, способных работать как никогда до этого. Они должны быть уверены, что находятся под постоянной и личной защитой мэра и шефа полиции».

Брейтель, судья Верховного суда, восхищался, вспоминая о прошлом:

– Таким образом, мы могли рассчитывать на сильную группу молодых и честных сотрудников полиции. В качестве примера приведу следующее их правило: если полицейский имел какие-либо отношения с одной из политических партий, его не принимали.

На самом деле Томас Дьюи не доверял никому из занимающих любые посты на всех ступенях полицейской иерархической лестницы. Он знал, что «смазной банк» делает сговорчивыми даже самых неподкупных, что разложение с каждым днем все больше распространяется из-за безнаказанности, которой пользуются заправилы уголовного мира.

Со своей стороны Ла Гардиа потребовал от шефа полиции Льюиса Валентайна предпринять необходимые действия для укомплектования кадров надежными людьми. В результате была образована антирэкетовая группа, в которую принимали только тех, кто успешно проходил суровые испытания.

В бюро по борьбе с рэкетом особенно выделялся Аль Скотти. Джон О'Коннэл, руководитель следователей специального атторнея Дьюи, также добился существенных результатов. Они нам рассказали, на чем основывались их новые методы:

– Как только Дьюи был назначен в 1935 году на пост, он ясно понял, что прежние методы ведения расследования полностью непригодны. Исходя из этого, мы приняли решение не предпринимать никаких акций против кого-либо из вожаков гангстеров, пока у нас не будет достаточного числа свидетелей, не только готовых свидетельствовать, но и уже связанных свидетельскими показаниями, данными под присягой.[47] Итак, одна из основных проблем заключалась в том, чтобы заставить людей давать свидетельские показания. Зная о тайных связях, существующих между главарями преступного мира и продажными политиками, многие просто опасались за свою жизнь, боялись быть избитыми, похищенными или стать жертвой нападения или ограбления.

Мы старались внушить людям веру в неподкупность нашей организации, в ее честность, несмотря на всевозможное давление… Мы вынуждены были использовать в ходе расследований технические новинки, такие, как подслушивание телефонных разговоров, механику которого мы сами и разрабатывали. Телефонный шпионаж стал для нас важным источником получения доказательств… Еще одно нововведение: мы изымали деловые книги у предпринимателей, с которых преступный мир драл три шкуры. Предпринимателя просили показать порядок заполнения книг, и он должен был немедленно подчиниться. Наши бухгалтеры являлись в сопровождении полицейских и на месте производили анализ изъятых книг. Доскональный разбор записей помогал нам обнаружить следы сумм, выплаченных шантажистам. Если после всего этого предприниматель отказывался сотрудничать с нами, его привлекали к уголовной ответственности. Таким образом, он находился перед альтернативой: либо рассказать всю правду, либо отправиться в тюрьму за клятвопреступление или за отказ от дачи показаний.

Читая свидетельства непосредственных участников событий, можно представить себе масштабы террора, развернутого рэкетирами. Их засилье проявлялось во всех сферах торговли: любая коммерческая деятельность оказывалась опутанной густыми сетями преступного синдиката.

В то время как набирала обороты машина, предназначенная для уничтожения Шульца, первого из главарей, с которыми вступил в сражение донкихотствующий Томас Дьюи, обреченный отсиживался в подполье. Он был прекрасно осведомлен о происходящем благодаря постоянным визитам Джимми Хинеса, лидера Таммани-Холл. Этот славный Джимми, ко всему прочему, имел свои акции во многих предприятиях Шульца.

Собравшиеся в «Уолдорфе» Лучиано, Лански и Костелло провели небольшой «военный совет». Было ясно, что помочь Шульцу они ничем не могут. Костелло заметил, что Шульц, считая себя самым хитрым, никогда, по сути дела, по-настоящему не поддерживал синдикат. Это уже попахивало разрывом отношений. Лански, который был дальновидней остальных, сказал:

– В наших же интересах, чтобы Шульц оставался на свободе как можно дольше. Мы должны помочь ему скрыться, а также подыскать лучших адвокатов. Ведь, помогая ему, мы прежде всего помогаем себе, так как, пока преследуют его, оставляют в покое нас…

Эта мысль всем показалась разумной. Предложение Мейера Лански было принято. Лучиано со своей стороны дал понять Томасу Дьюи через Альберта Маринелли, что упрятать Уэкси Гордона удалось благодаря его, Лучиано, содействию.

Ответ был коротким:

– Передайте Лучиано, что я рассчитаюсь с ним за это во время судебного заседания, когда наступит его черед…

Лаки нахмурился:

– Черт возьми! Ну и циник же этот тип…

При участии Лучиано, Лански и Шульца прошла конфиденциальная встреча, на которой Шульц заявил, что он поручает своему первому лейтенанту Бо Уайнбергу руководить своей бандой со всей полнотой власти, но под контролем организации. Свою же судьбу он вверяет Ричарду Дэвису, или Дикси, как его называли друзья. Дикси, считавшийся личным другом всех боссов организации, имел славу одного из самых блистательных адвокатов молодого поколения. Скорее эпикуреец, чем гедонист, он считал высшим наслаждением для себя навещать самых очаровательных певичек и танцовщиц Бродвея. Это было очень удобно, так как подобного рода заведения контролировались его друзьями. Дикси был, помимо прочего, еще и игроком и поэтому с удовольствием отдавал свой замечательный талант и отличное знание права организации целых бюро при всех нью-йоркских судах для оказания помощи преступникам, обвиняемым в организации запрещенных азартных игр или пари. В то же время этот пройдоха имел прекрасные отношения с Джимми Хинесом. Шульцу эти повадки не нравились, и он высказал свои опасения: «Я не люблю таких типов, которые пытаются усаживаться сразу на два стула», намекая тем самым, что он предпочитает людей, принадлежащих либо к клану, обязанному блюсти законность, либо к тем, кто хочет закон обойти.

Однако именно Дикси незадолго до этого консультировал Шульца, с тем чтобы тот смог таким образом поставить свой рэкет, чтобы держать под неослабным контролем всех независимых, всех посредников, всех мелких держателей пари. Последние работали в гуще самой разношерстной публики и, выманивая у тысяч мальчишек ставки, не превышающие нескольких центов, сколачивали приличные барыши.

Кандидатуру адвоката одобрил и Аббадабба Борман. Датч Шульц был удовлетворен этим решением, хотя Дикси все же и внушал ему некоторые опасения. Отличаясь чрезмерной скупостью, Шульц был огорчен первым же решением адвоката предложить сто тысяч долларов казне, чтобы погасить свою задолженность перед государством. Однако Моргентау с высокомерием отказался принять эту сумму, заявив:, «С преступниками не торгуются».

Гангстер ясно понял, что на этот раз дело принимает серьезный оборот. Он опасался также действий ФБР. Люди Гувера, всегда готовые потренироваться на живой мишени, привыкли первыми открывать огонь. Их жертвам не было числа. Они шли вперед с девизом Генри Моргентау: «С преступниками не торгуются». Единственная плата, удовлетворявшая их, – смерть.

Поэтому из соображений благоразумия было решено сдаться властям Олбани, чтобы, находясь в тюрьме под защитой подкупленных надзирателей, подготовить вместе с Дикси непробиваемую защиту. Когда по истечении нескольких недель Шульц счел, что все готово, он выложил залог в размере семидесяти пяти тысяч долларов и вновь очутился на свободе.

Основной целью Шульца стало избежать судебного процесса в Нью-Йорке, где общественное мнение под воздействием прессы достигло высшей степени возмущения и враждебности по отношению к людям такого сорта.

Дикси удалось сделать чудо, добившись переправки дела из Нью-Йорка в Сиракьюс, небольшой городок в штате Нью-Йорк. Досье, собранное сотрудниками Дьюи за два с небольшим года, представляло собой гору неопровержимых улик. Но эта гора родила мышь.

В апреле 1935 года, когда начался процесс, обвинение поддерживал заместитель генерального атторнея Гомера Камминтса Джон X. Макэверс, человек честный и добропорядочный. Однако за три часа он был уничтожен атаками со стороны адвокатов Шульца, которые доказывали, что только они одни виноваты в случившемся: в течение нескольких лет они советовали своему постоянному клиенту не объявлять о налогах, так как его доходы были результатом незаконной деятельности и, следовательно, не подлежали обложению. Они издевались, злословили по поводу уже забытого бутлегинга, который возник и мог существовать лишь как следствие пуританского закона. Получалось так, что их клиент сам оказался жертвой, причем дважды, вначале пострадав от дурных советов, которые они ему давали, а затем – от несправедливого закона. Суд принял их доводы. Шульца оправдали.

Моргентау, подталкиваемый Дьюи, немедленно подал апелляционную жалобу. Дьюи собирался тем временем раздобыть вещественные доказательства того, что за три дня до начала процесса в Сиракьюсэ Шульц собственноручно в присутствии свидетелей из своей банды убил одного из своих лейтенантов, Жюля Мартэна…

Памятуя об одной сицилийской пословице, что нельзя дважды поймать голубя на одно и то же семечко, Шульц пришел к выводу, что дело нужно передать в другой судебный орган, который разберется в нем еще лучше сиракьюсского. Его требование удовлетворили. Власти штата назвали город Малон, на севере, неподалеку от канадской границы, а также точную дату – 10 июля 1935 года.