- Ты так и умрешь в ярме, - добродушно съязвил Питер.
      Я не слез с дрог вместе с Питером, замешкавшись в поисках своей кружки, и, когда спустился на землю и направился к группе беседовавших мужчин, они с изумлением уставились на меня.
      Тут я вдруг впервые почувствовал свое отличие от других. Это чувство удивило меня. На секунду я в замешательстве остановился. Потом волна гнева поднялась во мне, и я двинулся вперед, быстро и решительно переставляя костыли.
      - Кто это с тобой? - спросил Тед, поднимаясь на ноги и рассматривая меня с интересом.
      - Это Алан Маршалл, - сказал Питер, - мой товарищ. Иди сюда, Алан! Разживемся у этих ребят какой-нибудь жратвой.
      - Здравствуй, Алан! - сказал Принц Прескотт, словно гордясь тем, что давно меня знает.
      Потом повернулся к остальным собеседникам, торопясь объяснить им, почему я на костылях.
      - Это тот самый парнишка, у которого был детский паралич. Он чуть было не помер. Говорят, он никогда не сможет ходить.
      Питер сердито обернулся к нему.
      - Какого черта ты болтаешь? - резко спросил он. - Что тебя укусило?
      Принц растерялся. Остальные удивленно уставились на рассерженного Питера.
      - Что я такого сказал? - спросил Принц, обращаясь к товарищам.
      Питер что-то пробурчал. Он взял мою кружку и налил мне чай.
      - Ничего особенного. Но больше этого не повторяй.
      - Так у тебя нога больная, да? - сказал Тед Уилсон, стараясь разрядить напряжение. - Бабки подкачали, да? - Он улыбнулся мне, и остальные тоже улыбнулись его словам.
      - Вот что, - внушительно сказал Питер; он выпрямился, держа мою кружку в руке. - Если храбростью этого парнишки подбить башмаки, им износа не будет.
      Я почувствовал себя совсем одиноким среди этих людей, и даже слова Теда Уилсона не могли рассеять этого чувства. Замечание Принца показалось мне глупым, Я был уверен, что снова начну ходить, однако гнев Питера придал словам Принца значение, которого они не заслуживали, и в то же время вызвал во мне подозрение, что, по мнению этих людей, я никогда больше не буду ходить. Мне захотелось очутиться дома, но тут я услышал, что сказал Питер о моей храбрости, и от восторга забыл обо всем услышанном раньше. Питер поднял меня до уровня этих людей - больше того, он вызвал у них уважение ко мне. А в этом я нуждался больше всего.
      Я был так благодарен Питеру, что мне захотелось как-то выразить свое чувство. Я старался стоять к нему как можно ближе, а когда резал баранину, которую он сварил накануне, дал ему лучший кусок.
      После обеда лесорубы стали грузить дроги Питера, а я отправился побеседовать с Артуром, погонщиком волов, который готовился к отъезду.
      Его волы - их было в упряжке шестнадцать штук - стояли спокойно и жевали жвачку, полузакрыв глаза, как будто все их внимание сосредоточилось на работе челюстей.
      У каждого из них на шее лежало тяжелое дубовое ярмо, и его закрепленные концы выступали над головой животного. Через кольца, вделанные в середину каждого ярма, была продета цепь, прикрепленная одним концом к дышлу.
      Два коренника были короткорогие животные с толстой, сильной шеей и могучим лбом. У остальных волов рога были длинные и острые. Ведущими шли два вола хартфордширской породы, большие и мускулистые, с добрыми, спокойными глазами.
      Артур Робинс собирался тронуться в путь. Его огромные дроги стояли нагруженные бревнами.
      - Тут больше десяти тонн, - сказал он хвастливо.
      На нем был выцветший комбинезон из толстой бумажной ткани и подбитые гвоздями сапоги с железными набойками. Свою замасленную войлочную шляпу Артур украсил полоской зеленой кожи, продернутой сквозь надрезы в тулье.
      Он кликнул свою собаку, лежавшую под дрогами.
      - Погонщик, который позволяет собаке разгуливать под повозкой, не знает своего дела. Волы этого не любят. Марш назад! - прикрикнул он на пса. - Они начинают лягаться, - объяснил он, подтягивая штаны и застегивая потуже пояс. - Вот, кажется, все и готово.
      Он огляделся, проверил, не забыл ли чего-нибудь, и поднял с земли свой кнут с шестифутовым кнутовищем. Потом посмотрел, не стою ли я у него на дороге. Видимо, удовольствие, которое я ощущал, наблюдая за ним, отражалось на моем лице.
      Артур опустил кнут и спросил:
      - Ты любишь волов, да?
      Я ответил утвердительно и, видя, что ему это понравилось, спросил, как их зовут. Он, указывая кнутом поочередно на каждого вола, называл его кличку и рассказывал, какой от него толк в работе.
      - Щеголь и Красный - дышловые, понял? У них должна быть толстая, крепкая шея. Эти двое могут одни сдвинуть нагруженные дроги.
      В упряжке был один бык - Дымок, и Артур сообщил мне, что хочет избавиться от него.
      - Если запрягать вола в паре с быком, вол быстро захиреет, - сказал он доверительным тоном. - Кто говорит, что у быка едкое дыхание, а кто - что запах такой, но вол в конце концов непременно издохнет.
      Он подошел поближе, встал поудобнее, согнув одну ногу в колене, и хлопнул меня по груди.
      - На свете есть лютые погонщики волов, - произнес он таким тоном, словно впуская меня в свой собственный, заветный мир. - Вот почему я бы предпочел быть лошадью, а не волом. - Он выпрямился и поднял руку. Впрочем, возчики тоже бывают злющие, - Он замолчал, подумал с минуту и добавил яростно, словно выталкивая из себя слова: - И не обращай внимания на то, что сказал Принц. У тебя шея и плечи - как у рабочего вола. Никогда не видел парня, который ходил бы лучше тебя, - Он повернулся, щелкнул кнутом и крикнул: - Щеголь! Красный!
      Дышловые медленно, уверенно передвигаясь, встали в упряжку.
      - Рыжий! Джек! - Голос его эхом раскатился по холму.
      Повинуясь его зову, каждый вол проглотил свою жвачку, и можно было заметить, как комок пережеванной травы скользил по длинному горлу. В их движениях не было торопливости. Они становились в ярмо уверенно и спокойно было видно, что делают они это не из страха.
      Когда цепь натянулась и каждый стоял на своем месте, пригнув голову и поджав зад, Артур быстро окинул взглядом двойную линию животных и крикнул:
      - Вперед, Щеголь! Вперед, Красный! Вперед, Рыжий!
      Шестнадцать волов двинулись, как один, все сильнее налегая на ярмо. Секунду, невзирая на страшное напряжение, упрямые дроги с грузом бревен оставались неподвижными, потом с жалобным скрипом сдвинулись с места, покачиваясь, как пароход на море.
      Артур, за которым по пятам следовала собака, шагал рядом с упряжкой, перекинув кнут через плечо. Когда дорога пошла под уклон, перед крутым спуском он поспешно направился к задку дрог и быстро повернул ручку тормоза. Стальные ободья врезались в огромные эвкалиптовые блоки тормоза, и громыхающие дроги издали резкий, болезненный стон. Этот звук пронесся над холмами, отдаваясь тоскливым эхом в долине, и вспугнул стаю черных какаду. Они пролетели над моей головой, сильно хлопая крыльями, и их печальный крик слился с полным муки скрипом тормозов в грустную жалобу, звучавшую до тех пор, пока птицы не скрылись за лесистым гребнем холма, а дроги не достигли долины.
      ГЛАВА 27
      Тед Уилсон жил в полумиле от большой дороги. Питер всегда привозил с собой в лагерь ящик пива, и так уж повелось, что вечером после погрузки все собирались в доме Теда выпить, поболтать и попеть.
      Артур, погонщик волов, всегда в этот вечер устраивал стоянку с таким расчетом, чтобы можно было заглянуть к Теду. Пришли из своего лагеря выпить и поболтать и два лесоруба - братья Ферпосоны. Принц Прескотт и двое других рабочих были частыми гостями в доме Теда, в этот вечер Прииц захватил с собой гармошку и нарядился в мохнатый жилет.
      Из лагеря мы выехали на дрогах втроем - Тед, Питер и я. Позвав меня садиться, Питер повернулся к Теду и троим лесорубам, которые стояли вместе с ним, и, прикрыв рот ладонью, шепнул хрипло:
      - Теперь смотрите! Смотрите на него! Этот парнишка просто чудо: и заикнуться не даст, чтобы ему подсобили. Это я и хотел вам сказать давеча.
      Затем, опустив руку, он обратился ко мне с нарочитой небрежностью:
      - Ну-ка, Алан. Полезай.
      Раньше я с некоторым опасением поглядывал на громаду бревен, возвышавшуюся на дрогах, но слова Питера вдохнули в меня новые силы, и я уверенно направился к повозке. Я вскарабкался на круп Кэт, как делал это прежде, но теперь надо было лезть гораздо выше, и я знал, что мне придется встать на лошадь, а уж потом уцепиться за что-нибудь и подтянуться на руках вверх. Ухватившись за верхушку столба, я с усилием встал "хорошей" ногой на круп Кэт; оттуда я уже без труда добрался до самого верха.
      - Ну, что я вам говорил? - воскликнул Питер, с довольным лицом наклоняясь к Теду. - Глядите! - Он выпрямился и презрительно щелкнул пальцами. - Что ему костыли - чепуха!
      Дорога к дому Теда была узкой, и ветви деревьев сгибались дугой, цепляясь за плечи Питера и Теда, которые сидели впереди, свесив ноги. Я сидел сзади, и ветки, выпрямляясь, резко хлестали меня по лицу. Тогда я улегся на спину и стал наблюдать, как они, со свистом рассекая воздух, пролетали надо мной.
      Я наслаждался тяжелым покачиванием дрог, их громким размеренным скрипом. Через некоторое время лошади остановились, и я понял, что мы приехали к Теду.
      Дом был построен из горбылей, а щели между ними замазаны глиной. С одной стороны торчала труба из коры, рядом с ней проходил желоб - согнутый кусок коры, - по которому дождевая вода с крыши, тоже сделанной из коры, стекала в железный бак внизу.
      Дом стоял, не защищенный ни забором, ни садом от наступающих зарослей. Над ним склонилось тонкое молодое деревцо; перед парадной дверью, которой никто никогда не пользовался, буйно разрослись папоротники.
      Около черного хода стоял чурбан, служивший подставкой для старого эмалированного таза. Чурбан был весь в мыльных потеках, и земля вокруг превратилась в сероватую грязь.
      Четыре шкуры опоссума, растянутые мехом вниз на задней стене дома и прибитые гвоздями, поблескивали и предвечерних солнечных лучах. На нижней ветке, росшей вблизи акации, висел, слегка раскачиваясь, шкаф для мяса.
      У двери в дом лежал ствол древовидного папоротника, служивший ступенькой, а рядом на двух колышках был прибит кусок железного обода, о который входившим полагалось счищать грязь с башмаков.
      Позади дома, под навесом из коры, державшимся на четырех тонких столбах, стояла двуколка, и упряжь, свисая, лежала на крыле.
      Питер остановил лошадей подле навеса, и я слез с дрог. Двое ребятишек стояли и внимательно смотрели, как я спускался и ставил костыли под мышки.
      Один из них, мальчуган лет трех, был совершенно голый. Питер, свертывавший вожжи, прежде чем забросить их на спину Кэт, с интересом посмотрел на него и весело улыбнулся.
      - Ну и ну! - воскликнул он. Потом протянул грубую, мозолистую руку и стал поглаживать парнишку по спине. - Какой гладенький малыш!
      Мальчик, уставившись в землю, с серьезным видом сосал палец. Он подчинился ласке Питера спокойно, но с некоторой опаской.
      - Вот так гладенький малыш! - В голосе Питера звучало почти удивление; пальцы его продолжали ласкать плечи ребенка.
      Другому мальчонке было лет пять. На нем были длинные бумажные чулки, но подвязки порвались, и чулки свисали на ботинки, как кандалы. Веревочные подтяжки поддерживали заплатанные штаны, а у рубашки без единой пуговицы был только один рукав. Волосы его, наверно, никогда не причесывали. Они торчали дыбом, как шерсть у испуганной собаки.
      Тед, распрягавший лошадей, обошел вокруг головных и, увидя сына, остановился, окинул его критическим взглядом и крикнул:
      - Ну-ка, подтяни носки! Подтяни носки! Питер подумает, что ты у меня птица какой-то новой породы!
      Мальчуган наклонился и подтянул чулки, а Тед не спускал с него глаз.
      - Теперь отведи Алана в дом, а мы кончим распрягать. Скажи маме, мы сейчас придем.
      Женщина, повернувшаяся от очага, когда я вошел, посмотрела на меня с таким выражением, как будто она вот-вот завиляет хвостом. Лицо у нее было полное, располагающее к себе; она подошла ко мне торопливо, вытирая мягкие, влажные руки о черный запачканный мукой передник.
      - Ах ты, бедный мальчик! - воскликнула она. - Ты калека из Тураллы, да? Ты, наверно, хочешь посидеть?
      Она обвела глазами комнату, прижав пальцы к полным губам, чуть нахмурившись, как бы в нерешительности.
      - Вот на этот стул. Садись сюда. Я сейчас подложу - подушку под твою бедную спинку!
      Желая помочь мне сесть, она подхватила меня под локоть и подняла мою руку так высоко, что я с трудом удержал костыль под мышкой.
      Я споткнулся, она с тревожным восклицанием схватила обеими руками мою руку и взглянула в сторону стула, как бы измеряя расстояние между мною и этим спасительным прибежищем.
      Я с трудом добрался до стула, опираясь всей тяжестью на второй костыль, движение которого она не затрудняла, - другую мою руку она продолжала держать высоко в воздухе. Я опустился на стул смущенный, чувствуя себя крайне неловко и всей душой желая очутиться снова на воздухе среди мужчин, которые не обращали внимания на мои костыли.
      Миссис Уилсон отодвинулась немного и взирала на меня с удовлетворением, - так женщина смотрит на курицу, которую она только что ощипала.
      - Ну вот, - весело сказала она, - теперь тебе лучше?
      Я пробормотал "да", ощущая облегчение от того, что освободился из тисков ее руки, и посмотрел на дверь, через которую вскоре должны были войти Питер и Тед.
      Миссис Уилсон начала расспрашивать меня о моей "страшной болезни". Ей не терпелось знать, болит ли у меня нога, ноет ли спина и натирает ли меня мать жиром ящерицы.
      - Он так все пропитывает, что даже проходит сквозь стекло бутылки, внушительно сообщила она.
      Она решила, что во мне слишком много кислоты и что мне следовало бы всегда носить в кармане картофелину - это хорошее средство.
      - Картофелина, засыхая, вытягивает из человека кислоту, - объяснила она.
      Она заговорила о том, что я могу расхвораться здесь в зарослях, но что мне нечего беспокоиться, - ведь у Теда есть двуколка. Потом она взяла кастрюлю с вареной бараниной, стоявшую на двух железных перекладинах над огнем, поднесла к носу и пожаловалась на то, как трудно в зарослях сохранить мясо свежим.
      Она мне начала нравиться, когда забыла о том, что я хожу на костылях, и заговорила о собственных болезнях. Разговаривая, она все время хлопотала на кухне: выложила дымящуюся баранину на большое блюдо на столе, достала горячий картофель из другой кастрюли и принялась мять его. Затем, с трудом выпрямившись, словно это причинило ей боль, она сообщила мне с таинственным видом, как бы делясь со мной секретом, что не доживет до старости.
      Я заинтересовался и спросил - почему; на это она ответила, что все ее органы переместились.
      - У меня уже никогда больше не будет детей, - сказала она и добавила после минутного молчания: - И слава богу!
      Она вздохнула и отсутствующим взглядом посмотрела на мальчугана со спущенными чулками, который внимательно прислушивался к нашему разговору,
      - Сбегай принеси штаны и рубашку Джорджи, - неожиданно обратилась она к нему. - Они уже высохли. Я не хочу, чтобы он умер от простуды.
      Мальчик - его звали Фрэнк - в одну минуту принес одежду, висевшую где-то на ветке за домом, и миссис Уилсон одела Джорджи, который серьезно поглядывал на меня все время, пока длилась эта процедура.
      Наконец мать одернула на малыше рубашку и отпустила его, строго-настрого наказав:
      - Смотри, скажи мне, когда тебе захочется куда-нибудь. Я тебе задам, если не будешь проситься!
      Джорджи продолжал смотреть на меня.
      Когда Тед с Питером вошли в дом, Тед шлепнул миссис Уилсон по спине с такой силой, что меня охватило беспокойство за ее здоровье.
      - Как поживаешь, старуха? - весело крикнул он и, разглядывая готовящийся ужин, сказал Питеру: - Это отличный кусок баранины. Я купил четыре овцы у Картера по полкроны за штуку. Хорошие, откормленные, попробуешь - сам увидишь.
      ГЛАВА 28
      Когда со стола все было убрано и керосиновая лампа, висевшая на цепочке, прикрепленной к потолку, зажжена, Питер внес ящик с пивом и уселся вместе с Тедом подсчитать на бумаге, сколько придется с каждого гостя за "выпивку".
      - Разопьем бутылочку, пока подойдут остальные, - предложил Тед, когда, к удовлетворению Питера, сумма была установлена.
      Миссис Уилсон укладывала мальчуганов спать в другой комнате, откуда доносился плач младенца. Потом все стихло, и она вышла к нам, застегивая блузку. За это время пришли двое лесорубов и сели на скамью к столу. По тому, как они поздоровались с миссис Уилсон, видно было, что она пользуется их расположением.
      - Эх, и попотели же мы сегодня в лесу, миссис, - сказал один из них, вытянув на столе большие руки, как будто ему было не под силу держать их на весу.
      - Как идут дела? - спросил Тед.
      - Неплохо. У нас сейчас такие толстые деревья пошли, что мы пилим, их на четыре части. Это всего выгоднее в зарослях.
      Мне захотелось узнать, почему это всего выгоднее, но только я решился спросить об этом, как появился Артур Робннс, а за ним - остальные трое лесорубов, и Тед стал разливать пиво в кружки, расставленные на столе.
      Каждый гость принес свою кружку, и, хотя они были разной величины, Тед наливал, в них одинаковую порцию.
      После нескольких кружек Принц Прескотт начал наигрывать на своей гармонике. Он раскачивался, манерно поводил плечами, по временам откидывал голову и поднимал руки над головой так, что гармоника на секунду как бы взвивалась в танце вверх, прежде чем вновь принять нормальное положение. Порой он при этом напевал какой-то куплет, словно пробуя голос под рыдающий аккомпанемент гармоники.
      - Еще не разошелся, - заметил мне вполголоса Артур Робине.
      Артур сел рядом со мной на ящик неподалеку от печки. Мягкая улыбка предвкушения чего-то приятного не покидала его лица. Он любил песни, как он выразился, "хватающие за сердце", и все время просил Принца спеть "Буйный парень из колоний".
      - Что это нашло на него сегодня? - воскликнул он с раздражением, когда Принц, поглощенный "Валеттой", не обратил внимания на его просьбу.
      - Спой нам "Буйный парень из колоний", - снова потребовал Тед. - К черту ерунду, что ты играешь! Мелодия гармоники с присвистом оборвалась.
      - Ладно, - сказал Принц. - Начали.
      Когда он запел, Артур наклонился вперед, губы его беззвучно повторяли слова песни, глаза засветились от удовольствия:
      Буйный парень из колоний - есть второй такой едва ли!
      Он родился в Каслмене, Джек Дулан мальчишку звали.
      Как им мать его гордилась! Как отец его любил!
      Буйный парень из колоний им всего дороже был!
      Это была любимая песня моего отца. Когда у нас дома бывали гости, он всегда, после того как немножко выпьет, становился на скамью и пел эту песню. Дойдя до припева, он громким голосом обращался к присутствующим:
      - Это надо петь стоя. Встаньте, друзья!
      Поэтому, когда Принц запел припев, я взял костыли, стоявшие тут же у стены, встал и быстро и настойчиво сказал Артуру:
      - Встаньте!
      - Ей-богу, встану, малыш! - ответил он, поднялся на ноги, с шумом поставил оловянную кружку на стол, задрал вверх бородатое лицо и начал подпевать громовым голосом, который мог бы принадлежать великану. Я пел вместе с ним высоким дискантом, а Питер, Тед и лесорубы тоже встали и подхватили припев.
      Таким образом, стояли все; мужчины, по примеру Артура, с шумом поставили свои кружки на стол, а миссис Уилсон прижала руки к груди и шептала с восхищением:
      - Господи!
      Эй, друзья, помчимся бурей по равнинам и горам!
      И добычу и невзгоды мы поделим пополам.
      Вместе мы ускачем в горы, вместе гибель встретим мы.
      Лучше смерть, чем цепи рабства, лучше смерть, чем мрак тюрьмы.
      - Вот это песня, - хрипло сказал Артур, садясь и протягивая кружку за пивом. - Она помогает человеку, когда работе конца не видно.
      После этого Питеру захотелось расшевелить компанию. Он был слишком занят пивом, чтобы зря тратить время на шотландские песни, но он помнил две строки из стихотворения Адама Линдсея Гордона и повторял их почти с благоговейным трепетом.
      Они пришли ему в голову, как раз когда он наливал пиво из бутылки в кружку. Вдруг он застыл с обоими предметами в руках, уперся глазами в стену и с чувством продекламировал низким голосом:
      Между небом и водой Клоун поравнялся с ней,
      И, столкнувшись, загремели наши стремена.
      Закончив, он с секунду продолжал стоять, неподвижно глядя в стену.
      Артур сморщился и задумчиво посмотрел на него.
      - Он все еще скачет верхом на Клоуне, - заключил он и сосредоточил свое внимание на кружке.
      Оправившись после этого краткого экскурса в поэзию, Питер почувствовал потребность объяснить продекламированные им строчки.
      - Понимаете, что это значит, да? До некоторых ребят стихи не доходят. Клоун здорово берет препятствия. Он разгоняется и, как птица, летит над ямой с водой, понятно? Другая лошадь прыгнула раньше, а Клоун сразу за ней и в прыжке догнал. Вот что значит "между небом и водой". Они одновременно касаются земли. Ну, другая лошадь перепрыгивает яму с трудом и почти падает, тут они сталкиваются. Клоун, видно, здорово натренированная лошадь, с хорошими ногами... Хотел бы познакомиться с парнем, который это сочинил.
      Он проглотил кружку пива и крякнул, глядя на пустую посудину.
      Принц так распелся, что его трудно было остановить. Он пел "Кольцо на полу бара", "Товарный вагон" и "Что ты мне купишь, папа?".
      После каждой песни по лицу миссис Уилсон ручьем текли слезы.
      - Какая красивая песня, правда? - рыдала она. - Вы еще знаете? Еще какие-нибудь песни?
      - Конечно, миссис Уилсон, я их очень много знаю, - говорил Принц, скромно опуская голову. - Где бы я ни бывал - стараюсь запомнить песенку.
      - Вы не знаете "Роковую свадьбу"? - спросила она, с надеждой наклонившись к нему.
      - Нет, этой я не знаю, миссис Уилсон, но я ее выучу. Обязательно. Зато я знаю другую: "Мамочка, в раю со мною будут ангелы играть?". Хотите ее послушать?
      - Ну конечно! - воскликнула миссис Уилсон. - Такое хорошее название. Она повернулась к Питеру и Артуру, которые горячо спорили о том, кто больше потянет - волы или лошади.
      - Потише, вы! - потребовала она. - Принц сейчас споет хорошую песню. Доспорите потом. Начинайте, Принц!
      Питер опустил руку, которой он энергично размахивал в подтверждение своих доводов, и подчинился.
      - Ладно, валяй, Принц! - Он откинулся на спинку стула, слегка покачивая головой. - Спускай тормоза, - пробормотал он.
      Принц встал и объявил название песни: "Мамочка, в раю со мною будут ангелы играть?"
      Он склонился над своей гармоникой, которая жалобно заныла у него над грудью, потом выпрямился, тряхнув головой, отбросил волосы назад и запел в нос:
      Во дворе, где детвора весело играла,
      Девочка на костылях в стороне стояла.
      Как манил к себе бедняжку их веселый гам!
      - Уходи, - сказали дети, - ты мешаешь нам!
      Тихой ночью ангел божий девочку унес,
      И на мертвых губках словно трепетал вопрос:
      Тут Принц дрожащим голосом запел припев:
      - Мамочка, в раю со мною
      Будут ангелы играть?
      Иль за то, что я калека, захотят меня прогнать?
      Здесь мне дети говорили: "Уходи, не смей мешать..."
      Мамочка, в раю со мною будут ангелы играть?
      Когда Принц уселся, уверенный в том, что сейчас посыплется град похвал, Питер встал, чуть пошатываясь, потом выпрямился и ударил кулаком по столу, выставив упрямый подбородок с блестящей бородой.
      - Песня жалобная, что надо, да только ее не следовало бы петь при этом малыше. - Он драматически ткнул пальцем в мою сторону. - Это не подходящая для него песня. - Затем повернулся и наклонился ко мне: - Не обращай внимания, Алан. - Питер тяжело сел и налил себе пива. - "Между небом и водой Клоун поравнялся с ней..." - пробормотал он.
      Его вспышка поразила меня. Я никак не связывал содержание песни с собой. Меня растрогала несчастная маленькая девочка, и я жалел, что не могу поиграть с ней. Слушая голос Принца, я мысленно раздавал оплеухи детям, которые не хотели с ней играть. Меня удивило, что девочка сама не сумела с ними справиться, и я решил, что она, видно, была очень мала. Но мне и в голову не приходило сравнивать себя с нею - это было бы нелепостью.
      Принц рассердился на Питера. Как раз когда он приготовился внимать возгласам одобрения, Питер обругал его.
      - Что тут плохого? - сказал он возмущенно Артуру. - Это хорошая песня. Алан знает, что он калека, верно? И мы знаем.
      Артур встал и, наклоняясь через стол к Принцу, сказал ему тихо:
      - Вот тут ты ошибаешься, Принц; он не знает, что он калека. - Артур выразительно взмахивал пальцем после каждого слова. - Он никогда не узнает этого, даже если проживет сто лет.
      Артур выпрямился, задрал подбородок и, плотно сжав губы, строго взглянул на Принца, как бы ожидая его возражения, но Принцу стало не по себе. Он сник, и это смягчило Артура.
      - Я не говорю, что это плохая песня, - продолжал он, - но нужно ли растолковывать ему, что думают о нем дураки?
      Принц согласился, что лучше мне этого не растолковывать.
      - Господи! - воскликнула миссис Уилсон, слышавшая этот разговор. - Я всегда говорю, что лучше не знать о своих болезнях. Люди, у которых рак или еще что страшное... Просто ужас!
      Артур задумчиво поглядел на нее, потом пожал плечами и сказал Принцу:
      - Спой нам еще песню. Что-нибудь этакое бодрое, а? Ты не знаешь эту песню про Бен Холла? Вот это был человек! Спой ее.
      - Я не знаю слов, Артур. Ты начало не помнишь? Артур набрал в легкие воздух и прижал подбородок к груди.
      - "Только богатым был страшен разбойник Бен Холл", - запел он дрожащим, неуверенным голосом, потом остановился и вытер рот тыльной стороной ладони. - Дальше я не знаю. Но это чертовски хорошая песня. Ты должен ее выучить.
      - Спойте, пожалуйста, "На стене повешен чей портрет?", - просила миссис Уилсон.
      - Белиберда, - проронил Артур с презрением и торопливо допил свою кружку.
      - Я слышал эту песню на концерте в Балунге, - сказал один из лесорубов. - Хлопали и кричали так, что стены чуть не обвалились. Парень, который ее пел, специально приехал из Мельбурна. Я забыл его фамилию, но говорили, что он известный певец. Знаете, ему за каждую песню платили.
      - Я знаю два куплета, - сказал Принц. - Сейчас попробую вспомнить мотив. Один раз я ее пел, но... Как она поется?
      Склонив голову набок и закрыв глаза, он прислушивался к звукам, которые издавала гармоника, потом вдруг улыбнулся и кивнул головой:
      - Все в порядке, вспомнил.
      - Тише там! - Миссис Уилсон взглянула в сторону Питера и Теда, которые разговаривали оба сразу, не слушая друг друга.
      - Это седло было немного потрепанное, подпруга никуда не годилась, но я бросил его в повозку... - Голос Теда звучал так, словно он сообщал величайшие тайны.
      - Я за своего Серого отдал пять фунтов, - перебил Питер, держа кружку в нескольких дюймах ото рта и пристально глядя сквозь нее на стену. - И проскакал на нем двадцать миль в ту ночь...
      - Это было седло из Квинсленда, - продолжал Тед, наливая себе пива.
      - А коньку моему хоть бы что... - упорствовал Питер.
      - Я купил новую подпругу... - не сдавался Тед.
      - Даже не вспотел, - произнес Питер, обращаясь к стене.
      - Ну, и после этого... - Тед дошел до критического момента своего повествования.
      - Заткнитесь вы оба, - сказал Артур, - хозяйка хочет послушать песню.
      Питер и Тед посмотрели на Артура, как на назойливого чужака.
      - Какого чер... - начал Тед.
      - Принц сейчас споет новую песню.
      - Давай начинай, - добродушно согласился Питер и, откинувшись назад на своем стуле, уставился в потолок. - Мы слушаем.
      Принц запел: - Отчего, скажи, ты плачешь, детка? Папу огорчать тебе не жаль? Отчего теперь смеешься редко? Расскажи, голубка, про свою печаль.
      - Ты хороший, папа, - девочка сказала,
      В целом мире лучше папы нет.
      Только, если любишь, ты мне правду скажешь:
      На стене повешен чей портрет?
      Все мы внимательно слушали Принца. Даже Питер повернулся, чтобы смотреть на него, и с большим жаром подхватил припев.
      В этой темной раме улыбалась мама,
      А теперь я вижу - в ней чужая дама.
      Улыбалась мама лучше и нежней,
      А чужая дама не сравнится с ней.
      Когда Принц начал новый куплет, миссис Уилсон тихонько заплакала.
      - Дорогая детка, будет новой мамой
      Та, что, улыбаясь, смотрит на тебя.
      Ты играть с ней будешь, ты ее полюбишь,
      Чтоб не огорчать меня.
      Артур выпил две кружки пива, пока Принц пел, и, когда он закончил, мрачно заявил мне:
      - Человек, который женится второй раз, - сумасшедший.
      Я устал и уснул на стуле под звуки песен. Когда Питер разбудил меня, все уже разошлись.
      - Пробудись, - сказал он тоном священника, начинающего проповедь. Пробудись и пойдем со мной.
      Мы вышли и направились к навесу, где он уже приготовил нам постель.
      Я поскорее залез на мешки, но Питер продолжал стоять, держась за столб и покачиваясь. Вдруг он поднял голову и продекламировал в ночь:
      Между небом и водой Клоун поравнялся с ней,
      И, столкнувшись, загремели наши стремена.
      ГЛАВА 29
      Отцу хотелось знать все о моей поездке с Питером. Он подробно расспрашивал о людях, с которыми мне довелось встретиться, и о том, разговаривал ли я с ними. Когда мать попыталась выразить слабый протест против такого обилия вопросов, отец заставил ее замолчать словами:
      - Я хочу знать, может ли он быть самостоятельным.
      Мой восторженный рассказ о выносливости лошадей, о том, как они тащили нагруженные дроги, ни разу не ослабив постромки, доставил ему большое удовольствие.
      - Да! Хорошая упряжка, что и говорить, - заметил он. - У Питера недаром лошади породы марло - крепкие, никогда не подведут.
      После недолгого молчания он спросил: