"Ладно, - успокоил я его, - но не выкидывай этих штук слишком часто, а не то я тебя брошу. Я многое хочу делать, и ты меня не остановишь. Я все равно буду делать то, что хочу".
      Так сидели мы двое на горе, один - уверенный в своей способности сделать все, что потребуется, другой - целиком полагающийся на его покровительство и заботы.
      До дна кратера было четверть мили. Я видел, как ребята осторожно спускались по склону, сворачивая то вправо, то влево в поисках более удобной опоры, как они останавливались, держась за стволы деревьев, и оглядывались вокруг.
      Я ждал, что они вот-вот повернут и полезут обратно. Увидев же, что они решили продолжать спуск до конца, я испытал такое чувство, как будто меня предали, и с досады начал ворчать.
      С минуту я смотрел на костыли, размышляя, останутся ли они целы и смогу ли я запомнить место, где их оставил; потом я встал на четвереньки и пополз вниз на дно кратера, где ребята, перекликаясь, занимались его исследованием.
      Сначала я двигался довольно стремительно, пробиваясь сквозь папоротники с небольшими усилиями. Иногда мои руки срывались, я падал на землю лицом и катился вниз по рыхлой земле, пока какое-нибудь препятствие на пути не останавливало меня. Добравшись до шлака, я садился прямо как на санки и скользил вниз среди каскада осыпающихся камешков.
      Вблизи дна, среди папоротников, высились беспорядочные нагромождения больших камней, когда-то находившихся наверху. С давних времен, с тех пор, как первые поселенцы пришли в эту страну, люди, поднимавшиеся на гору, сбрасывали в кратер тяжелые обломки скал, лежавшие по его краям, и смотрели, как они стремительно, с шумом катились вниз.
      Преодолеть эти каменные барьеры оказалось для меня делом трудным. Я передвигался от одного обломка к другому, всем телом налегая на руки, чтобы легче было коленям, но, когда наконец достиг прохода между камнями, мои колени были уже исцарапаны и кровоточили.
      Ребята следили за. тем, как я спускался, и, когда, кувырком перелетев через полосу папоротников, я упал на ровное место, Джо и Энди ждали меня там.
      - Черт возьми! Как же ты собираешься вылезти отсюда? - спросил Джо, опускаясь на траву около меня. - Сейчас, верно, больше трех часов, а я ведь должен еще пригнать уток домой.
      - Я доберусь легко, - коротко ответил я и другим тоном добавил: - Ну что, земля здесь мягкая, как ты и думал? Давай-ка сдвинем камни и посмотрим, что под ними.
      - Такая же, как наверху, - сказал Джо. - Ябеда поймал ящерицу, но не дает ее никому подержать. Они со Стивом все время говорят о нас, когда я не с ними. Вот посмотри на них.
      Бронсон и Стив разговаривали около дерева, украдкой поглядывая на нас с видом явных заговорщиков.
      - Нам все слышно! - закричал я.
      Эта ложь была традиционным вызовом, и Стив отозвался с нескрываемой неприязнью.
      - С кем это ты разговариваешь? - угрожающе произнес он, делая шаг в нашу сторону.
      - Во всяком случае, не с тобой, - отрезал Джо. Эта реплика показалась ему уничтожающей. Он повернулся ко мне с довольной усмешкой: - Слышал, как я его отделал?
      - Смотри, они уходят, - сказал я.
      Бронсон и Стив повернулись и начали взбираться по склону кратера.
      - Пускай! Кому они нужны?
      Бронсон оглянулся через плечо и бросил последнее оскорбление:
      - Оба вы психи.
      Мы с Джо были разочарованы незначительностью его выпада. Не стоило труда отвечать на него, и мы молча наблюдали, как эти двое пробирались между камнями.
      - Ябеда не пробьет себе дорогу и на ровном месте, - заявил Джо.
      - Я пробью, правда, Джо? - пропищал Энди. Его оценка собственных способностей всегда зависела от мнения Джо.
      - Да, - подтвердил Джо, жуя стебелек травы. Потом сказал, обращаясь ко мне: - Нам пора двигаться. Мне ведь еще за утками идти.
      - Ладно, - произнес я и добавил: - Можешь меня не ждать, если тебе не хочется. Я отлично доберусь.
      - Пошли, - сказал Джо, поднимаясь.
      - Подожди, я хочу почувствовать, что я на самом деле внизу, - сказал я.
      - Здесь как-то странно, правда? - заметил Джо, оглядываясь вокруг. Послушай, какое эхо!.. Ого-го-го! - закричал он, и в ответ со склонов раздались глухие "го-о-о".
      Некоторое время мы прислушивались к тому, как эхо, перекликаясь, облетало кратер, потом Джо сказал:
      - Пошли. Мне тут как-то не по себе.
      - Почему, Джо? - спросил Энди.
      - Кажется, что вот-вот все обвалится на нас.
      - Но ведь не обвалится же, правда, Джо? - забеспокоился Энди.
      - Нет, - ответил Джо. - Это я так говорю.
      Однако действительно казалось, что склоны кратера, кольцом нависшие над нами, обрушатся и закроют собой небо. Отсюда оно не выглядело куполом, высящимся над землей, оно было непрочной крышей, опирающейся на стены из камня и земли. Небо казалось бледным, прозрачным, лишенным привычной голубизны, каким-то незначительным по сравнению с громадами склонов, встающих ему навстречу.
      А земля была коричневой-коричневой, совсем коричневой. Темная зелень папоротников исчезала в коричневых тонах вокруг. Коричневыми были неподвижные, тихие камни! Даже тишина казалась коричневой. Мы сидели, отрезанные от веселых звуков живого мира, лежащего там, за верхним краем окружавших нас склонов, и все время чувствовали, что кто-то огромный и недружелюбный наблюдает за нами.
      - Пойдем, - помолчав, сказал я. - Здесь и в самом деле жутко. - Я спустился на землю с камня, на котором сидел. - Никто никогда не поверит, что я был здесь, - заметил я.
      - Это только показывает, что они дураки! - ответил Джо.
      Я повернулся и стал карабкаться вверх. Когда ползешь по крутому склону вверх, приходится опираться на колени всей тяжестью, а мои были уже воспалены и болели. При спуске все бремя несли на себе руки, колени лишь поддерживали меня. Теперь каждый ярд стоил мне огромных усилий, и я быстро уставал. Через каждые несколько ярдов я вынужден был отдыхать, опустившись на землю и тесно прижавшись к ней лицом, бессильно вытянув руки по бокам. В таком положении мне слышно было биение собственного сердца, доносившееся словно из-под земли.
      Сперва, когда я отдыхал, Джо и Энди садились по обе стороны от меня и болтали, но потом мы стали взбираться и отдыхать молча, каждый был занят собственными мыслями. Джо приходилось помогать Энди и в то же время приноравливаться ко мне.
      Я полз и полз, подстегивая себя беззвучными возгласами: "Давай! Скорей! А ну-ка еще!"
      Высоко на склоне кратера мы сделали очередную передышку. Я лежал, вытянувшись во всю длину, глубоко дыша, как вдруг мое ухо, прижатое к земле, уловило один за другим два глухих удара. Подняв голову, я посмотрел в сторону вершины. Там на самом краю, четко вырисовываясь на фоне неба, стояли Бронсон и Стив; они размахивали руками и испуганно кричали:
      - Берегитесь! Берегитесь!
      Камень, который они по какому-то внезапному побуждению столкнули вниз, на нас, еще не набрал скорости. Джо увидел его одновременно со мной.
      - За дерево! - выпалил он.
      Он схватил Энди, и мы втроем с трудом поползли к старому засохшему эвкалипту, стоявшему на склоне. Едва мы успели добраться до него, как мимо нас с резким свистом и шумом, сотрясающим почву, пронесся огромный камень. Мы видели, как далеко внизу он бешено подпрыгивал над папоротниками и поваленными деревьями, потом услышали страшный треск его удара о каменный вал, скрытый папоротниками. Камень раскололся пополам, и оба куска под углом полетели в разные стороны.
      Стив и Ябеда, испуганные своим поступком, бросились бежать:
      - Они удрали! - воскликнул я.
      - Черт! Ты видел такое? - сказал Джо. - Они могли нас убить.
      Но мы оба были довольны этим происшествием.
      - Вот посмотрим, что будет, когда мы расскажем об этом ребятам в школе! - заметил я.
      Мы снова полезли наверх, чувствуя себя немного лучше; сначала мы говорили о камне и быстроте его падения, но вскоре замолчали, и когда я отдыхал, Джо и Энди сидели тихо, глядя вниз на кратер.
      Мне казалось, что мы вместе напрягаем все силы и молчание Джо и Энди, как и мое, вызывалось усталостью.
      Я все чаще делал передышки, и, когда солнце начало садиться, а небо над противоположной стенкой кратера загорелось пламенем, мне приходилось отдыхать после каждого мучительного броска вперед.
      Когда наконец мы добрались до вершины, я лег на землю, и все мое тело судорожно подергивалось, как у кенгуру, с которого только что содрали шкуру.
      Джо сидел рядом, держа мои костыли. Через некоторое время он сказал:
      - Мне уже давно пора загонять уток. Я поднялся, сунул костыли под мышки, и мы отправились в обратный путь.
      ГЛАВА 20
      Отец очень беспокоился, потому что после долгих прогулок по лесу я возвращался совсем измученный.
      - Не ходи так далеко, Алан. Охоться в зарослях около дома.
      - Здесь нет зайцев, - сказал я.
      - Правда... - Он стоял, в раздумье глядя на землю. - Тебе непременно надо охотиться, да? - спросил он.
      - Нет, - ответил я. - Но я люблю ходить на охоту. Все ребята охотятся. Мне нравится ходить с Джо. Он останавливается, когда я устаю.
      - Да, Джо - хороший парень, - произнес отец.
      - Кто обращает внимание на усталость? - сказал я
      приумолкшему отцу.
      - Что верно, то верно... Как видно, тебе придется помериться силами с судьбой. Но когда почувствуешь, что выдыхаешься, бросай все и ложись. Даже лучшей призовой лошади надо давать передышку на большом подъеме.
      Он собрал немного денег и стал просматривать объявления в "Эйдж" о продаже подержанных вещей. Однажды он написал какое-то письмо, через несколько дней поехал в Балунг и привез доставленную туда поездом коляску для инвалидов.
      Она уже была во дворе, когда я вернулся из школы, и я остановился, глядя на нее с изумлением.
      - Она твоя. Прыгай в седло и кати! - крикнул отец из конюшни.
      Коляска была тяжелой и громоздкой. Мастер не позаботился о том, чтобы сделать ее полегче. У нее были два огромных Велосипедных колеса по бокам и одно небольшое, вынесенное вперед на прикрепленной к раме литой вилке. Две длинные ручки по обе стороны сиденья соединялись рычагами с коленчатым валом на оси. Ручки нужно было двигать взад и вперед поочередно, так что, когда одна находилась впереди, другая была сзади. На правой ручке имелось приспособление, позволяющее седоку поворачивать переднее колесо вправо и влево.
      Чтобы сдвинуть коляску с места, требовалось большое усилие, но потом достаточно было просто ритмично работать руками, и она шла легко.
      Я влез на сиденье и поехал по двору. Сначала коляска двигалась рывками, потом я приноровился работать руками ровно, и коляска пошла плавно, как велосипед. Через несколько дней я уже катил в ней по дороге, и руки мои работали, как поршни. Я ездил в ней в школу, и все ребята мне завидовали. Они влезали в коляску и садились либо мне на колено, либо друг против друга на изгибе вилки: Сидящий впереди мог ухватиться за ручки пониже меня и помочь двигать их. Мы называли это "отработать проезд", и я охотно возил всякого, кто отрабатывал свой проезд.
      Однако ребята быстро уставали, так как руки у них не были натренированы костылями, и тогда я должен был обходиться без их помощи.
      Коляска расширила мои возможности, и теперь я мог добираться до реки. Река Туралла находилась в трех милях от нашего дома, и я раньше видел ее лишь во время воскресных школьных пикников или когда отец ездил туда на дрожках.
      Джо часто ходил к реке удить угрей, и теперь я мог его сопровождать. Мы привязывали две наши бамбуковые удочки к сиденью, клали кулек из-под сахара, предназначенный для пойманных угрей, на подставку для ног и отправлялись в путь. Джо сидел впереди, работая ручками короткими быстрыми рывками, я сжимал ручки повыше и толкал их дальше.
      Мы ловили рыбу в субботние вечера и всегда уезжали из дому после обеда, чтобы попасть к Макалумову омуту перед заходом солнца. Макалумовым омутом называли длинную, глубокую и тихую заводь, где вода всегда казалась темной. Красные эвкалипты росли по берегам, простирая свои могучие ветви далеко над водой. Стволы деревьев были сучковатые, искривленные, почерневшие от лесных пожаров; на некоторых сохранились длинные узкие шрамы, оставшиеся с тех пор, когда какой-то абориген срезал с деревьев кору для своей лодки.
      Мы с Джо сплетали целые истории вокруг этих деревьев со шрамами и тщательно их осматривали, ища следов каменного топора, которым туземцы пользовались для срезывания коры. Среди шрамов были шрамы поменьше, длиной с ребенка, и мы знали, что из таких кусков коры делались кулеманы - плоские блюда на которых женщины укладывали спать младенцев или носили ягоды и коренья, собранные для еды.
      Одно такое дерево росло у самого берега, и его огромные змеевидные корни омывались водой Макалумова омута. Безветренными вечерами, когда поплавки застывали неподвижно на лунной дорожке, темная поверхность у наших ног вдруг начинала сверкать и переливаться, потом как бы расступалась на мгновение, и из воды показывался плывущий утконос. Он некоторое время наблюдал за нами своими блестящими глазками, затем, изогнувшись всем телом, погружался в воду и возвращался в нору меж корней старого эвкалипта.
      Утконосы обычно уплывали вверх по реке и потом, не поворачиваясь, предоставляли течению нести себя обратно, а сами в это время занимались поисками червяков и личинок в воде. Иногда, когда они проплывали мимо, мы принимали их за рыб, так как на поверхности реки видны были лишь их изогнутые спинки, и забрасывали удочку в их направлении. Если утконос заглатывал приманку, мы вытаскивали его на берег, гладили, говорили о том, как хотелось бы оставить его у себя, а потом отпускали обратно в воду.
      В норках под деревом жили еще водяные крысы. Они притаскивали со дна двустворчатые ракушки и разбивали их на плоской поверхности большого корня, а мы собирали осколки в мешочек и приносили домой на корм птице.
      - Лучших ракушек для птиц нет нигде, - уверял меня Джо.
      Но у Джо все было в превосходной степени. Он считал мою коляску "лучшей машиной, какую он видел в жизни", и удивлялся, почему никогда не устраивают гонки на таких колясках.
      - Ты, наверно, был бы чемпионом, - утверждал он. - Предположим, ты стартовал бы наравне со всеми. Это ни черта не значит. Ни у одного парня нет таких рук, как у тебя. Ты легко перегнал бы всех.
      Так он болтал, пока мы, сидя друг против друга в коляске, ритмично двигали руками взад и вперед и катили к реке. В этот вечер у нас обоих было чудесное настроение, потому что мы запаслись "клубком". Удить угрей на крючок - занятие весьма увлекательное, но ловить на "клубок" - куда интереснее: это удовольствие непрерывное и улов гораздо больше.
      "Клубок" делается из червей, нанизанных один за другим на скрученную шерстяную нить так, что в результате получается один огромный червяк длиной в несколько ярдов.
      Этот тяжелый шнур из червей затем сворачивается кольцом и к нему привязывается леска. Поплавок в этом случае уже не употребляется. "Клубок" забрасывается в воду и сразу погружается на дно; почти сейчас же к нему бросается угорь, но его пилообразные зубы застревают в шерсти.
      Когда рыболов с удочкой почувствует толчок, он вытаскивает угря из воды на берег вместе с "клубком". Надо успеть быстро схватить угря, прежде чем он снова удерет в воду, перерезать ему шею ножом и бросить его в мешочек.
      Угри скользкие, удержать их трудно, а иногда в "клубок" вцеплялись сразу два; тут мы с Джо поспешно бросались на них, хватали, но они выскальзывали из рук, и нам опять приходилось их ловить. Ожидая, пока клюнет, мы натирали ладони сухой землей, чтобы пыль, приставшая к ним, не давала рукам скользить. От слизи, которой всегда покрыто тело угря, пыль на ладонях превращалась в липкую грязь, и через некоторое время нужно было мыть руки и снова натирать их землей.
      Добравшись до старого эвкалипта, мы развели костер и вскипятили чайник; в него моя мать заранее положила чай и сахар. Мы следили за стаями уток, которые быстро летели вверх по реке, точно следуя всем изгибам ее русла. Завидев нас, они резко взмывали вверх.
      - Какая сила уток на этой реке! - заметил Джо, жуя толстый бутерброд с солониной. - Вот бы мне столько пенни, сколько уток, скажем, отсюда до Тураллы.
      - И сколько, думаешь, у тебя набралось бы денег? - спросил я.
      - Не меньше ста фунтов, - ответил Джо, который всегда оперировал круглыми цифрами.
      В представлении Джо сто фунтов были целым состоянием.
      - Чего только не сделаешь на сотню! - сказал он. - Все, что угодно.
      Эта тема увлекала нас.
      - Ты смог бы купить любого пони - какого захочешь! - воскликнул я.Самые дорогие седла. Черт! Захотел книгу... Ты ее тут же купишь, и если дал почитать кому-нибудь и тебе не вернули, - пускай, это все равно.
      - Нет, книгу отдадут, - возразил Джо. - Ведь ты знаешь, у кого она.
      - А может, и не знаешь, - упорствовал я. - Люди никогда не помнят, кто у них берет книги.
      Я выбросил хлебные корки в реку, и Джо сказал:
      - Смотри, перепугаешь угрей до смерти. Угри ужасно трусливые, и, главное, сегодня восточный ветер, а они не клюют, когда ветер с востока.
      Он встал и намочил палец, сунув его в рот. Потом подержал его с минуту в вертикальном положении. В воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка.
      - Конечно, восточный! Видишь - холодный, с восточной стороны.
      Но угри клевали лучше, чем предсказывал Джо. Не успел я вытащить "клубок" из устланной травой жестянки и опустить его в воду, как леска вздрогнула. Я дернул удочку вверх и выбросил "клубок" вместе с угрем на берег. Угорь забился.
      - Хватай его! - закричал я.
      Джо зажал обеими руками извивающегося угря, а я тем временем раскрыл перочинный ножик, потом перерезал рыбе позвоночник, и мы отправили ее в мешочек, лежавший у костра.
      - Один есть, - с удовлетворением сказал Джо. - Должно быть, восточный ветер стих, и хорошо сделал. Мы сегодня наловим много.
      К одиннадцати часам у нас было восемь угрей, по Джо хотелось обязательно десять.
      - Если наловишь десять, это здорово! - рассуждал он. - Куда лучше сказать: "Мы вчера наловили десять", чем: "Мы наловили восемь".
      Мы решили остаться до полуночи. Взошла луна, света было много, и добраться домой не представляло для нас труда. Джо собрал побольше хвороста для костра. Стало прохладно, а мы были легко одеты.
      - Нет ничего лучше хорошего костра, - заметил я, подбрасывая сухие эвкалиптовые ветки в огонь, пока пламя не взвилось выше наших толов.
      Джо швырнул на землю охапку сучьев и бросился к дрогнувшей в это время удочке. Он вытащил на берег угря, который упал неподалеку от костра и, поблескивая серебристо-черным телом, стал уползать от огня.
      Это был самый крупный из пойманных нами угрей, и я с жаром ринулся на него. Он вырвался из моих рук и скользнул к реке. Я быстро потер ладони о землю и пополз вслед за ним, но Джо бросил удочку и успел схватить его у самой воды. Угорь извивался в руках Джо, размахивая головой и хвостом. Джо цепко держал его, однако он все нее как-то вывернулся и упал на землю. Джо снова бросился за ним и поймал бы угря, хотя тот уже был почти в реке, но поскользнулся в грязи и слетел в воду.
      Джо никогда много не ругался, но тут он начал чертыхаться.
      Он выглядел сейчас очень смешно, но я не смеялся. Джо выбрался на берег, выпрямился, растопырив руки, и посмотрел на лужу, собравшуюся у его ног.
      - Ну и попадет же мне за это, - сказал он озабоченно. - Еще как! Я должен высушить штаны, хоть умри.
      - Сними их и повесь у костра, - предложил я. - Они мигом высохнут. Как это он у тебя вырвался? Джо обернулся и взглянул на реку.
      - Я в жизни не видел еще такого большого угря, - сказал он. - Я не мог обхватить его руками. А какой тяжелый! Черт! Вот это вес! Ты ведь держал его - как думаешь, сколько он потянет?
      Это был замечательный случай дать волю фантазии, и мы с Джо упивались.
      - Не меньше тонны, - сказал я.
      - А то и больше! - прикинул Джо.
      - А как он бросался! - воскликнул я. - Точно змея...
      - Он обвился вокруг моей руки, - заметил Джо, - и чуть было не сломал ее.
      Он замолчал, потом вдруг стал снимать штаны с такой поспешностью, как будто в них забрался большой муравей.
      - Надо их высушить.
      Я взял палку с развилиной и воткнул ее в землю так, что верхняя часть находилась над костром и штаны могли скорее высохнуть.
      Джо вытащил из карманов кусок мокрого шпагата, медную дверную ручку, несколько стеклышек, положил все это на землю, потом повесил штаны на палку и начал прыгать вокруг костра, чтобы согреться.
      Я снова бросил "клубок" в реку, надеясь поймать Угря, которого мы упустили, и, когда клюнуло, дернул Удочку с силой, рассчитанной на большую тяжесть.
      Извивающийся угорь вместе с "клубком" мелькнул высоко в воздухе над моей головой, описал дугу и угодил прямо в палку со штанами Джо. Штаны полетели в огонь.
      Джо нырнул было вслед за ними, но стремительно отскочил назад, когда пламя дохнуло ему в лицо. Он поднял руку, защищаясь от жара, и попытался другой дотянуться до штанов. Потом вдруг помчался, зло ругаясь, вокруг костра, выхватил у меня удочку и стал тыкать ею в горящие штаны, стараясь подцепить их и вытащить. Когда наконец ему удалось подсунуть под них удочку, он поторопился и рванул ее так, что штаны стрелой вылетели из пламени и, прочертив огненную дугу на темном небе, оторвались от удочки и с шипением упали в реку, откуда поднялись клубы пара.
      Когда пламя угасло, Джо охватило отчаяние; тонущие штаны темным пятном выделялись на поверхности поблескивающей воды, потом исчезли; Джо, не отрывая глаз, следил за этим пятном, наклонившись над водой, упершись руками в колени; при свете костра его голый зад казался нежно-розовым.
      - Господи! - произнес Джо.
      Оправившись настолько, что он уже мог обсуждать создавшееся затруднительное положение, Джо объявил, что мы должны как можно скорее попасть домой. Ему уже не хотелось поймать именно десять угрей, и он думал только о том, что его могут увидеть без штанов.
      - Ходить без штанов запрещено законом, - серьезно заявил он мне. - Если меня кто-нибудь заметит в таком виде, я пропал. Как только тебя поймают без штанов, сразу угодишь в каталажку. Вот Добсон, - Джо имел в виду местного велосипедиста-спортсмена, который недавно сошел с ума, - поехал в Мельбурн и пробежал без штанов через весь город. Его посадили черт знает на сколько времени... Надо двигаться! И зачем только сегодня полнолуние!
      Мы торопливо привязали удочки к коляске, положили мешочек с угрями на подставку для ног и отправились в путь. Джо в мрачном молчании сидел на моем колене.
      Я вез тяжелый груз, и, когда встречался подъем, Джо приходилось слезать и подталкивать коляску сзади. Но подъемов было мало, и я двигался все медленнее и медленнее.
      Джо жаловался, что совсем замерз. Мне было тепло, так как я усиленно работал руками, а от ветра защитой мне служил Джо, который все время похлопывал себя по голым ногам, чтобы согреться.
      Далеко впереди, на ровной дороге, мы увидели горящие свечи в фонарях приближающегося экипажа. Слышно было цоканье копыт лошади, трусящей не спеша.
      - Похоже, что это Серый старика О'Коннора, - заметил я.
      - Ну да, это он, - сказал Джо. - Остановись! А вдруг он не один! Я сойду и спрячусь за деревьями. Он подумает, что с тобой никого больше нет.
      Я подъехал к краю дороги, Джо выскочил, побежал по траве и скрылся за темными деревьями.
      Я сидел, обрадовавшись передышке, наблюдая за приближающимся экипажем и вспоминая по кускам путь, который мне еще предстояло проделать: легкие участки, длинные подъемы, нашу дорогу и последний перегон перед домом.
      Когда фонари экипажа были еще на некотором расстоянии, ездок перевел лошадь на шаг, а поравнявшись со мной, крикнул: "Тпру!" Лошадь остановилась.
      Он наклонился с сиденья и взглянул на меня:
      - Здравствуй, Алан!
      - Добрый вечер, мистер О'Коннор.
      Он перекинул вожжи через руку и полез за трубкой.
      - Ты откуда?
      - С рыбной ловли, - ответил я.
      - С рыбной ловли! - воскликнул он. - Гром меня разрази! - Затем, растирая в ладонях табак, он проворчал: - Не пойму, чего ради такой парнишка, как ты, болтается по дорогам среди ночи в этой проклятой штуковине. Ты убьешься! Вот увидишь! Я тебе говорю. - Он повысил голос: Черт! Тебя кто-нибудь переедет насмерть спьяну, вот что будет.
      Он перегнулся через щиток и сплюнул на землю.
      - Будь я проклят, если могу раскусить твоего старика, и не один я, другие тоже никак не разберут. Калека мальчонка, вроде тебя, должен быть дома в кровати. - Он растерянно пожал плечами: - Что ж, слава богу, это дело не мое! Нет ли у тебя спички?
      Я вылез из коляски, отвязал костыли и подал ему коробок. Он зажег спичку и поднес ее к трубке. Потом начал энергично, с шумом и бульканьем втягивать воздух, и огонек в трубке то разгорался, то затухал. Затем он отдал мне спички, поднял голову с трубкой, торчащей изо рта под углом, и продолжал сосать, пока весь табак не затлел.
      - Да, - произнес он, - у каждого свои заботы. Вот у меня от ревматизма так и сводит плечо, так и сводит. Я знаю, что такое беда! - Он взял было вожжи в руки, потом спросил: - А как поживает твой старик?
      - Неплохо. Он объезжает пять лошадей миссис Карузерс.
      - Миссис Карузерс! - фыркнул О'Коннор. Потом он добавил: - Спроси, не займется ли он моей кобылой-трехлеткой. Она еще не ходила под седлом. Спокойная, как ягненок. Сколько он берет?
      - Тридцать шиллингов.
      - Слишком дорого, - решительно сказал он. - Я дам ему фунт - это хорошая цена. У кобылы нет ни на грош норова. Спроси его.
      - Хорошо, - обещал я. Он дернул вожжи.
      - Будь я проклят, если знаю, чего ради такой парнишка, как ты, болтается чертовой ночью по дорогам, - пробормотал он. - Но-о! Трогай!
      Лошадь вздрогнула и пошла.
      - Будь здоров, - сказал он.
      - Доброй ночи, мистер О'Коннор. Когда он отъехал, Джо вынырнул из-за деревьев бегом помчался к коляске.
      - Я совсем закоченел, - нетерпеливо проворчал он. - Ноги стали совсем как деревянные; если их согнуть, они сломаются. Чего он так долго торчал здесь? Поехали скорее!
      Он влез мне на колено, и мы снова тронулись в путь. Джо дрожал от холода и все время принимался ругаться из-за сгоревших штанов:
      - Мать здорово рассердится. У меня есть только еще одни, и те в дырках.
      Я изо всех сил дергал и толкал ручки, прижимаясь лбом к спине Джо. Коляска подпрыгивала на неровной дороге, длинные удочки постукивали друг о дружку, а угри перекатывались из стороны в сторону в мешочке у наших ног.
      - Одно хорошо, - сказал Джо, стараясь хоть чем-нибудь утешиться, прежде чем штаны сгорели, я успел все вынуть из карманов.
      ГЛАВА 21
      Однажды бродяга, присевший отдохнуть у наших ворот, рассказал мне, что знал человека, у которого не было обеих ног, и все же он плавал как рыба.
      Я часто думал об этом человеке, плавающем как рыба, Но я никогда не видел, как люди плавают, и не имел представления о том, какие движения надо делать руками, чтобы держаться на поверхности.
      У меня хранился толстый переплетенный комплект газеты для мальчиков "Приятели", где была статья о плавании. Она была иллюстрирована тремя картинками, изображавшими человека с усиками в полосатом купальном костюме; на первой он стоял с руками, вытянутыми над головой, глядя прямо на читателя; на второй руки пловца находились под прямым углом по отношению к телу, а на третьей руки были прижаты к бокам. Стрелки, идущие по кривой от рук к коленям, обозначали движение руки вниз, которое автор статьи называл "Гребок на грудь". Этот термин вызывал во мне слегка неприятное ощущение, поскольку слово "грудь" напоминало мне о матери, кормящей младенца.
      В статье говорилось, что лягушка при плавании также пользуется приемом "гребок на грудь". Я поймал несколько лягушек и посадил их в ведро с водой. Они нырнули на дно, затем поплыли по кругу, потом поднялись вверх, выставили над водой ноздри и замерли, распластав лапки. Наблюдение за лягушками дало мне не много, но я твердо решил научиться плавать и летними вечерами стал тайком ездить на своей коляске к озеру, в трех милях от нас.
      Там я и начал практиковаться.
      - Озеро находилось в котловине, оно было совеем скрыто крутыми, высокими берегами, поднимавшимися террасами на двести - триста ярдов над уровнем воды. Видимо, эти террасы продолжались и под водой, так как уже в нескольких ярдах от берега дно резко опускалось на большую глубину; там протягивали тонкие нити водоросли, и вода была холодной и неподвижной.
      Никто из ребят в школе не умел плавать, да и среди взрослых в Туралле я не знал ни одного, кто бы умел. Подходящих мест для купания поблизости не было, и только в нестерпимо жаркие вечера люди, поддавшись сильному искушению, ходили на озеро, которое всегда считалось опасным местом. Детей предостерегали, чтобы они держались от него подальше.
      Однако ребята, пренебрегая порой родительскими советами, барахтались в озере у самого берега, стараясь научиться плавать. Если при этом присутствовали взрослые, они не сводили с меня глаз и не подпускали близко к "ямам", как мы называли места, где дно вдруг уходило из-под ног. Они уносили меня к берегу на мелкое место, Потому что их беспокоило то, как я ползу по камням или пересекаю полоску ила у самой воды.
      - Эй, давай я перенесу тебя! - говорили они. Они привлекали ко мне внимание всех присутствующих. Когда взрослых не было, ребята как будто не замечали, что я ползаю, а не хожу. Они обливали меня водой, облепливали илом во время наших битв или наваливались на меня и колотили мокрыми кулаками.
      В таких драках, когда мы кидались илом, я представлял собой великолепную мишень, так как не мог увертываться или преследовать нападавших. Я легко мог бы уклониться от участия в этих схватках: стоило лишь запросить пощады и предоставить победу противникам. Но, поступив так, я уже не мог бы оставаться на равной ноге с мальчишками. Я навсегда превратился бы только в наблюдателя, и ребята стали бы относиться ко мне так же, как к девчонкам.