- Как грациозно использует она собственную неуклюжесть, мистер Халл. На ее лице пятно. И на груди. Вороньи перья на долине снежной.
      - Земля. Грязь. Одежда тоже запачкана. Она, наверное, упала.
      - Могу поклясться, что не в первый раз.
      - Она входит в ворота.
      - Вилл! Где же ты? Вилл!
      - Стоп, стоп, стоп! - вмешался Перигрин. - Герти! Чарльз, будьте добры, попросите ее подняться. Чарльз Рэндом открыл левую дверь:
      - Герти, дорогуша, поднимитесь!
      Гертруда Брейс ворвалась на сцену, плотно сжав губы, с боевым огнем в глазах. Перигрин спустился по центральному проходу и облокотился на край оркестровой ямы.
      - Герти, милая, придется еще раз. Пока это все красиво, мило и абсолютно пресно. А Энн должна выделяться. Греметь. Шекспир видит из окна это бледное темноволосое создание, которое, прихрамывая, врывается в его жизнь с роковой соблазнительностью. Он трепещет, очертя голову бросается в этот омут, который.., который поглощает его целиком... И тут должен прогреметь твой голос: голос жены, раздраженный, требовательный, властный, чересчур громкий... Так надо, Герти. Неужели непонятно? Ты должна ранить. Должна вызывать на ссору.
      Перигрин помолчал. Герти не проронила ни звука.
      - Иначе никак нельзя, - устало сказал мистер Джей.
      Молчание.
      - Ладно. Еще раз, пожалуйста. Марко, будьте добры, с реплики "Кто это...". Вы идите, Герти.
      Она молча удалилась.
      Маркус Найт сценическим жестом покорности возвел глаза, воздел руки и бессильно уронил их.
      - Пусть будет так, дорогой мой. Столько раз, сколько вам угодно. Кое-кого слегка заездили, но это не имеет значения.
      Заездили, пожалуй, не одного Марко, решил Перигрин. Герти могла привести в отчаяние любого режиссера, имеющего несчастье быть автором. После короткого турне по Штатам она вернулась поклонницей "метода", который основывался на бесконечных советах со всеми желающими ее выслушать и безжалостном копании в своих прошлых эмоциях, дабы приискать подходящий материал для очередной роли.
      - Все это ужасно похоже на уцененные товары, - заметил Перигрину Гарри Грав. - То, что Герти выкапывает и примеряет, чересчур отдает рококо. Зато каждый день нас будет ждать очередная новинка.
      Он оказался прав. Гертруда пыхтела, добиваясь так называемой "правды", а общая ткань пьесы разрушалась. "Если так будет продолжаться, - мрачно думал Перигрин, - она буквально разорвет себя на клочки, сообщив зрителям единственную эмоцию: лучше бы эта актриса вовсе не показывалась на сцене".
      Что касается Маркуса Найта, то Перигрин уже чувствовал первые рокочущие толчки, говорящие о приближении взрыва великого темперамента, однако счел за лучшее не обращать на них внимания. В принципе, от Марко он ждал гораздо худшего, так что пока актер вел себя просто великолепно.
      - Кто это...
      И снова репетиция застряла на реплике Герти. Они донеслась из-за кулис без всякого значения и смысла.
      - О, Господи! - взревел Марко. - Сколько это может продолжаться! Мне-то что делать?! Ответьте - во имя всех живых и мертвых мучеников! Интересно, на ком я женат: на старой карге или невинной голубке? Мой автор, мой режиссер, мое искусство, наконец, говорят о необычайной важности этого момента. Мне нужна пища, пища! Меня необходимо завести! Я должен иметь основания показать, кто я! Я должен быть поражен в самое сердце! И чем же! Господи, чем!
      Он решительно двинулся к двери и пинком распахнул ее. В проеме стала видна Герти Брейс - испуганная, но решительная.
      - Писком слюнявой фазанихи! - прорычал Найт прямо ей в лицо. - Вы не актриса, моя милая! Вы даже и не женщина! Неужели вас никто не обманывал, не презирал, не бросал, в конце концов? Неужели вы не имеете ни малейшего понятия о той змее, что гложет униженную женщину?
      Из глубины зрительного зала донесся смех Гарри Грава. Это был именно смех: веселый, легкий, необыкновенно заразительный для тех, кто не являлся его причиной. К несчастью, и Найт, и Гертруда Брейс восприняли этот смех как личное оскорбление, правда, по совершенно разным причинам. Найт круто развернулся, ринулся к краю сцены и проревел в темноту:
      - Кто это? Кто?! Я требую ответа! Хохот стал еще заразительнее, а затем откуда-то из тени раздалось восторженное:
      - Ой, не могу, ну и потеха! Король "Дельфина" гневается!
      - Гарри, - укоризненно произнес Перигрин, поворачиваясь спиной к сцене и тщетно пытаясь разглядеть нарушителя порядка. - Вы же профессиональный актер и отлично понимаете, что ведете себя просто непростительно. Вы должны извиниться перед вашими товарищами.
      - Как, Перри, перед всеми? Или только перед Герти за то, что не признал в ней униженную женщину?
      Прежде чем Перигрин успел ответить, Гертруда вихрем ворвалась на сцену, бешено шаря глазами по зрительному залу, обнаружила Грава в одной из дальних лож и завопила именно с той интонацией, которой от нее так долго добивались:
      - Он нарочно!
      И разразилась потоками слез.
      Далее произошло именно то, что бывает только в театре. Найт и мисс Брейс немедленно объединились, забыв про взаимные обиды, и превосходно разыграли эпизод. Гертруда страдала, Маркус исполнял роль античного хора. Вся мизансцена выглядела безупречно.
      Бесстыжий Грав весело спустился по центральному проходу:
      - Прошу прощения, Маркус и Герти. Я действительно прошу прощения. Я готов принять семнадцать поз, выражающих отчаяние, и дать сожрать себя у задней кулисы червю раскаяния. Я не могу лишь одного: признать, что смеялся без всякой причины. Требуйте чего угодно, только не этого. Только не этого.
      - Тихо, - приказал Перигрин как мог более властно. - Вы, Гарри, обязательно отправитесь к задней кулисе, поскольку должны выходить именно оттуда. После окончания репетиции извольте зайти ко мне. А пока я не желаю ни видеть, ни слышать вас вплоть до момента вашей первой реплики. Понятно?
      - Понятно. Извините, - ответил Грав и поднялся на сцену через ту самую дверь, которой воспользовался мистер Кондукис, когда вытаскивал Перигрина из люка.
      - Марко, Герти, - позвал Перигрин. Они мрачно воззрились на него. - Я рассчитываю на ваше великодушие и надеюсь, хотя не имею права просить вас об этом, что вы забудете о данном прискорбном случае, словно его и не было.
      - Нет, мой дорогой! Или он, или я! Никогда еще мне...
      Найт дал полную волю своему темпераменту. Гертруда слушала с угрюмым одобрением и приводила себя в порядок. Остальные держались тише воды ниже травы. Перигрину в конце концов удалось восстановить мир, и репетиция продолжилась с реплики: "Кто это вприпрыжку идет по улице..."
      Скандал имел неожиданные, но очень приятные последствия. В Гертруде произошел эмоциональный перелом, и она вела свою роль со всем ядом обиженной жены.
      - Но, дорогой Перри, - протянула несколько минут спустя Дестини Мейд, пожирая его своими огромными черными очами. - Вприпрыжку? Я? При своем первом появлении?! Мне что же, действительно надо прыгать? И это выход?! Вприпрыжку?!
      - Обязательно, Дестини. У него это есть.
      - У кого?
      - У Шекспира, дорогая. Он писал о запыхавшейся, задыхающейся, пританцовывающей женщине с бледным лицом, черными, как уголь, глазами и голубыми венами, которая двигалась вприпрыжку.
      - Какой странный вкус!
      - Дело в том, что для него хромота стала выражением сексуальной привлекательности.
      - Не знаю, о какой привлекательности может идти речь, если я появлюсь, прыгая на одной ножке, задыхаясь и пыхтя, как кит!
      - Дестини, ты только послушай, что он написал. Послушай!
      И Перигрин с выражением прочитал строки о хромой красавице.
      - Именно поэтому я и заставил ее упасть с лошади и вприпрыжку пройтись по улице.
      - Он, наверное, был со странностями?
      - Конечно, нет! - возмущенно вмешался Маркус.
      - Я только спросила. Из-за перчаток и всего такого.
      - Послушайте, дорогая. Нужно вот что: с улыбкой, запыхавшись...
      - И хромая! Ужас!
      - Да, да, - сказал Маркус. - Мы вас прекрасно понимаем, но послушайте: вы очаровательны, вы краснеете и бледнеете, а ваша грудь вздымается. Милая Дестини, у Шекспира была совершенно нормальная реакция. Вы поразили его, понимаете? Вы поразили меня!
      - Хромотой?
      - Да! - раздраженно подтвердил Маркус. - И хромотой, и всем прочим. Давайте, дорогая. Выходите ко мне.
      - Да, да, Дестини, - подхватил Перигрин. - Послушайте, моя дорогая. Вы в вельветовом костюме с большим вырезом на груди, на голове у вас шляпка сливового цвета, на ногах - мягкие изящные туфельки, и вы очаровательны, просто очаровательны. К вам выбегает молодой доктор Халл, чтобы поддержать вас. Чарльз, где ты? Давай, поддерживай. Вот, вот, именно так. Веди ее как можно легче. Так, теперь дверь открывается, и вы предстаете перед нами. Просто сказочно. Вы - как солнечный луч. И вас видит он, Шекспир. И вы произносите... Ну? Ну же, Дестини, давайте.
      - О, мистер Шекспир, я ворвалась в ваше уединение, как скворец, перепрыгивающий через порог.
      - Вот, вот. И с этого самого момента вы понимаете, что он - ваш.
      - Мой?
      - Вы покорили его. Вы довольны. Вы знаете о его славе. Вы хотите с его помощью пустить пыль в глаза В.Х. Вы, Марко, словно по принуждению, выходите вперед и предлагаете свою помощь. Вы не сводите с нее глаз. А вы, Дестини, приближаетесь, пошатываясь, и с улыбкой приникаете к нему, ища поддержки. Он жутко неподвижен. О да, Марко, да. Именно так. Абсолютно прям и неподвижен. Чудесно. Вот теперь, Дестини, все верно. Вы поняли. Все именно так, как надо. Просто прекрасно.
      - Я могу сесть, или мне нужно тут же уходить со сцены, пыхтя ему в грудь?
      - Посмотри на него. Положись на него целиком, пусть он ведет тебя. Смейся. Нет, хохотать не нужно. Просто горловой смешок.
      - Посексуальнее?
      - Да, да! - Перигрин взлохматил обеими руками свои кудри. - Больше секса.
      - И я сажусь?
      - Да. С его помощью. В центр. Халл выдвигает стул. Чарльз?
      - Быть может, чуть влево от центра? - вмешался Марко. - По-моему, Десси так удобнее, а мизансцена получается более завершенной. Смотри, вот я ее сажаю... - Найт проделал это с филигранной тонкостью, заняв центр сцены собственной особой.
      - Я предпочла бы иное решение, дорогой Марко. Вы не возражаете, Перри, если мы попробуем сделать по-другому? Мне кажется, сцена получается чуть-чуть фальшивой.
      Завязалась борьба за выигрышную позицию. Перигрин решил дело в пользу Найта - так действительно получалось лучше. Затем вступили Гертруда, Эмилия, которая была очень мила в роли Джоан Харт, и, наконец, Гарри Грав, давший блистательный набросок характера мистера В.Х. Перигрину даже стало казаться, что он написал не такую уж плохую пьесу и, если чуть-чуть повезет, ему удастся, пожалуй, создать актерский ансамбль.
      Где-то в середине репетиции мистер Джей засек в зрительном зале некоего человека. Все актеры были на сцене, логично предположить, что любопытство проявил либо Уинтер Моррис, либо Джереми, который частенько заглядывал сюда, особенно если со сцены доносился голос Дестини.
      Весь эпизод прогнали без сучка без задоринки и перешли к более раннему, когда мальчик Гамнет получает на свой одиннадцатый день рождения перчатки, сделанные дедом, и надевает их. В нем участвовали только Эмилия, Маркус и невозможный Тревор. Впрочем, Перигрину при активной помощи Маркуса удалось приглушить резкие всплески откровенного самолюбования юного гения, так что сцена в целом прошла неплохо. Воодушевившись успехом, они сделали перерыв на ленч. Перигрин отвел Гарри Грава в сторонку и устроил ему выволочку, правда, не слишком суровую. Грав покорно все выслушал и удалился. Перигрин отметил, что Дестини его ждала. Любопытно, куда, в таком случае, девался Маркус Найт со своим правом собственности на ведущую актрису? Загадка объяснилась, когда до мистера Джея донеслась фраза Дестини:
      - Дорогой мой, король "Дельфина" пирует с кем-то у Гаррика. Куда мы пойдем?
      Новый занавес приспустили, огни рампы выключили. Осветитель и рабочие ушли. Где-то хлопнула служебная дверь.
      Перигрин повернулся, чтобы выйти через главный вход...
      ...и очутился лицом к лицу с мистером Кондукисом.
      ***
      Перигрину почудилось, что время повернулось вспять и что зловонные брызги окропляют проход разрушенного театра. Мистер Кондукис был одет в такой же, как тогда, невыносимо элегантный костюм и распространял вокруг себя ту же атмосферу благопристойности. Он, как и прежде, отпрянул назад, словно Перигрин обвинил его в чем-то.
      - Я наблюдал за вашей работой, - тихо проговорил мистер Кондукис вместо приветствия. - Мне бы хотелось обсудить с вами один вопрос, если вы располагаете временем. Лучше, наверное, в вашем кабинете?
      - Конечно, сэр, - сказал Перигрин. - Я не заметил, как вы вошли. Извините.
      Мистер Кондукис никак не прореагировал на его фразу. Он бесстрастно оглядывал зрительный зал, вернувший свое былое великолепие: темно-красный занавес, канделябры, сверкающие позолотой резьбы, ряды бархатных кресел.
      - Вы довольны?
      - Совершенно. Мы откроемся точно в срок, сэр. Перигрин припомнил, что в их прошлую встречу мистер Кондукис решительно пресекал малейшие попытки следовать за ним, поэтому без церемоний поднялся к своему кабинету, открыл дверь и обнаружил Уинтера Морриса, занятого диктовкой писем. Мистер Джей скорчил сложную, однако достаточно красноречивую рожу, которая заставила Морриса поспешно вскочить на ноги.
      Мистер Кондукис вошел в офис, не глядя ни на кого и ни на что.
      - Это наш менеджер, сэр, мистер Уинтер Моррис. Мистер Кондукис.
      - А, да. Здравствуйте, - произнес мистер Кондукис и, не выражая никаких признаков неудовольствия, просто отвернулся.
      "Знаешь, старик, - высказался позже Перигрину мистер Моррис, - он вполне мог бы дать мне шанс довериться собственному чутью, а не поворачиваться спиной к самому факту моего присутствия".
      Через пару секунд мистер Моррис и секретарша исчезли под предлогом ленча.
      - Не желаете ли присесть, сэр?
      - Спасибо, нет. Вопрос не займет много времени. Мне сообщили, что документы и перчатка оказались подлинными.
      - Да.
      - Замысел вашей пьесы возник на основе этих вещей?
      - Да.
      - Я обсуждал вопрос рекламы с Гринслэдом и двумя своими знакомыми - лицами довольно сведущими в театральном бизнесе. - Тут мистер Кондукис назвал фамилии двух колоссов мира театра. - Мне кажется, что перчатка, история ее обнаружения и так далее, поданные в правильном свете, могут послужить главной темой рекламы.
      - Безусловно! - пылко согласился Перигрин.
      - Вы тоже так считаете? По-моему, следовало бы рассмотреть возможность синхронных сообщений о новой реликвии и открытии театра, а также возможность демонстрации перчатки и документов в фойе - разумеется, при должном обеспечении их сохранности.
      Перигрин, стараясь сохранить вид беспристрастного судьи, высказался в том плане, что, с точки зрения предпремьерной рекламы, такой шаг был бы уникальным. Мистер Кондукис метнул на него свой странный взгляд и быстро отвел глаза. Перигрин поинтересовался, устраивает ли его то, как обеспечена сохранность сокровища на данный момент. Мистер Кондукис, глядя в стену, прочел короткую лекцию о стационарных сейфах некой компании, в которой, насколько понял Джей, мистеру Кондукису принадлежит контрольный пакет акций.
      - Вашими связями с прессой, полагаю, занимается мистер Конвей Бум, по-прежнему без всяких оттенков в голосе произнес мистер Кондукис.
      - Да. Его зовут именно так.
      Перигрину на миг показалось, что он уловил проблеск сардонической усмешки, но мистер Кондукис просто сказал:
      - Я понимаю также, что он достаточно опытен в театральной рекламе, однако предложил мистеру Гринслэду, который весьма озабочен несколько необычной ситуацией, связать мистера Бума с "Мэйтленд Адвертайзинг", которая является одной из моих дочерних компаний. Мистер Бум не возражает.
      "Я думаю!" - фыркнул про себя Перигрин.
      - Относительно надежности охраны я советовался с моим знакомым из Скотленд-Ярда, суперинтендантом Алленом.
      - О! Да!
      - Был затронут также вопрос страховки, поскольку коммерческую стоимость объекта определить невозможно. Меня предупредили, что, как только о существовании данных предметов станет известно, начнется беспрецедентный ажиотаж. Особенно следует ожидать реакции из США.
      Они немного помолчали.
      - Мистер Кондукис, - начал Перигрин. - Извините, что я вмешиваюсь не в свое дело, но я просто не могу не задать этот вопрос. Вы.., вы собираетесь.., одним словом, волнует ли вас сколько-нибудь, останутся документы и перчатка в стране их владельца или нет?
      - В моей стране? - уточнил мистер Кондукис, словно сомневался, есть ли у него родина.
      - Простите, нет. Я имел в виду первого владельца. И тут Перигрина понесло. Умоляя сохранить эти реликвии, он чувствовал, что не производит ровно никакого впечатления. В сложившейся ситуации явно ощущался налет чего-то непонятного, вызывающего напряжение.
      Мистер Кондукис дождался с непроницаемым лицом конца монолога, затем сказал:
      - Это чисто сентиментальный подход к вопросу, который на данный момент является финансовым. Я не могу разбирать его ни с каких иных точек зрения: ни с исторической, ни с романтической, национальной или сентиментальной. Я ничего не понимаю в подобных вещах.
      Последнее замечание Перигрин ожидал услышать, но того, что последовало за ним, и представить себе не мог. Потому что мистер Кондукис добавил с едва заметной переменой в голосе:
      - Я не люблю светлых перчаток. Просто терпеть не могу.
      Перигрину показалось, что лицо этого странного человека исказила гримаса, похожая на страдание. Может, он и впрямь сумасшедший. По крайней мере, с идеей фикс. Мистер Кондукис слегка шевельнулся, показывая, что разговор окончен. Перигрин распахнул перед ним дверь, однако передумал и закрыл снова.
      - Еще один вопрос, сэр. Могу ли я сообщить труппе о перчатке и документах? Видите ли, перчатки, которыми мы станем пользоваться на сцене, будут сделаны декоратором Джереми Джонсом. Он специалист в подобных вещах. Если мы собираемся демонстрировать оригинал в фойе, ему придется выполнить как можно более точную копию, а для этого сходить в музей и как следует рассмотреть перчатку. Она произведет на него чрезвычайно сильное впечатление, и я не могу гарантировать, что он сможет сохранить увиденное в полной тайне. Кроме того, сэр, он уже знает о ее существовании, поскольку я рассказал об этом в тот день, когда вы мне ее показали. Если помните, вы тогда не настаивали на сохранении тайны. О заключении экспертов я не говорил никому, кроме Морриса и Джонса.
      - На данном этапе определенная утечка информации, вероятно, может только приветствоваться и, при правильном отношении, не причинит вреда, - ответил Кондукис. - Можете ввести вашу труппу в курс дела, но при условии конфиденциальности информации и с оговоркой, что я остаюсь в стороне. Конечно, невозможно сохранить в тайне, кому именно принадлежат эти предметы. Фактически мое имя уже известно ряду людей. Это неизбежно. Но я ни при каких обстоятельствах не буду делать заявлений, давать интервью и тому подобное. Я позабочусь о том, чтобы оградить себя от нежелательного любопытства, и надеюсь, вы также сделаете в этом отношении все, что в ваших силах. Мистер Бум получил соответствующие инструкции. До свидания. Будьте любезны...
      Мистер Кондукис сделал жест, предлагающий Перигрину выйти из кабинета первым. Перигрин подчинился.
      Он прошел в круглое фойе и налетел прямо на Гарри Грава.
      - Салют, дорогой мой, - сказал Грав, одаривая Перигрина блистательной улыбкой. - Я примчался назад, чтобы позвонить. Мы с Дестини...
      Тут он на миг замолчал, проскочил за спину Перигрина к мистеру Кондукису и договорил:
      - Вот видите! Я просто гениален в искусстве ставить себя в неловкое положение. Это мой единственный талант.
      - Здравствуй, Грав, - проговорил мистер Кондукис. Он стоял на пороге кабинета, глядя прямо перед собой.
      - И ты здравствуй, милый добрый крестный, патрон, свет маяка и тому подобное, - ответил Грав. - Ты пришел взглянуть на свое последнее детище, свой собственный преображенный "Дельфин"?
      - Да.
      - Посмотри-ка на Перри! Он онемел от моей фамильярности, не так ли, Перри?
      - Не впервые, - ответил Перигрин, чувствуя себя жертвой ситуации, которую ему следовало бы контролировать.
      - Вот и хорошо! - пропел Грав, с видимым удовольствием оглядывая обоих своих собеседников. - Мне не придется вычеркивать две строчки из записной книжки. Это так неприятно. Но еще неприятнее заставлять ждать молодых леди. Надеюсь, сэр, вы были нами довольны, - обратился он к мистеру Кондукису на сей раз весьма почтительно. - Наверное, очень приятно быть человеком, который имеет власть спасти тонущий театр, вместо того чтобы одним ударом отправить его на дно. Вероятно, удивительное ощущение. И тем более удивительно, что лично вас наша малопочтенная профессия, наше ремесло не интересуют.
      - Я в этом практически не разбираюсь.
      - Конечно. Уксус не смешивается ни с маслом, ни с нефтью. А кораблестроение? Вы больше уже не ходите на яхте? Впрочем, мне следует удалиться, чтобы не надоесть окончательно. До свидания, сэр. Напомните о моем существовании миссис Г. Увидимся позже, Перри.
      Грав бегом спустился по лестнице и пулей вылетел в парадную дверь.
      - Я опаздываю, - произнес мистер Кондукис. - Пойдемте?..
      Они спустились по ступенькам, прошли через нижнее фойе и очутились под портиком. Там ждал "даймлер". У распахнутой дверцы стоял знакомый Перигрину шофер. Мистер Джей вздрогнул. На миг ему показалось, что сейчас его снова пригласят проехаться на Друри Плэйс.
      - До свидания, - еще раз попрощался мистер Кондукис и укатил, а Перигрин поспешил присоединиться к Джереми Джонсу в их излюбленном дешевом ресторанчике.
      ***
      Перед вечерней репетицией он сообщил Джереми Джонсу и актерам о перчатке. Информация вызвала возбужденный интерес. Больше всех взволновалась Дестини Мейд. Ей почему-то пришло в голову, что "исторической" реликвией собираются воспользоваться в качестве реквизита. Маркус Найт был слишком сердит, чтобы проявить к сообщению нечто большее, чем простое внимание. Он видел, как Дестини Мейд появилась с пятиминутным опозданием в веселом обществе В. Хартли Грава. Гертруда Брейс злилась по тому же поводу.
      Гарри Грав воспринял весть о перчатке с веселым любопытством и возвестил с долей кокетства:
      - Кто-нибудь непременно должен рассказать об этом миссис Констанции Гузман.
      - Что еще за Констанция Гузман? - поинтересовался Перигрин.
      - Спроси короля! - фыркнул Гарри, который нарочно обращался к Маркусу Найту только так, ибо последний был не в силах скрыть раздражения, вызываемого этим титулом.
      Перигрин увидел, что Найт покраснел до корней волос, и решил проигнорировать замечание Гарри.
      Единственными, кого действительно тронуло сообщение Перигрина, оказались Эмилия Дюн и Чарльз Рэндом, который бессвязно забормотал:
      - Не правда! Ну, конечно же... Вот что, оказывается, вдохновило тебя. Нет! Это невероятно! Это уж чересчур.
      У Эмилии ярко вспыхнули щеки и засияли глаза. Мистер Джей пришел в восторг от такой реакции.
      Что же до Уинтера Морриса, которого пригласили на совещание, то он пребывал в экстазе.
      - Нет, что мы имеем?! - то и дело восклицал он. - Мы имеем этакое сообщеньице, которое заставит редакторов всех газет рвать на себе волосы из-за того, что размер первой страницы гораздо меньше простыни!
      Молодой Тревор Вере на вечерней репетиции не присутствовал.
      Перигрин клятвенно заверил Джереми, что устроит ему доступ к заветной перчатке, причем без всяческих ограничений. Затем велел Моррису связаться с мистером Гринслэдом по поводу обеспечения должной системы безопасности в театре и предупредил актеров, что тайна должна быть сохранена некоторое время, намекнув, что небольшая утечка информации особенного неудовольствия не вызовет. Однако лишь до тех пор, пока мистер Кондукис будет оставлен в стороне.
      Этим вечером труппа работала прекрасно, подхлестнутая услышанной новостью. Перигрин взялся за сложный второй акт и пришел в восторг от трактовки роли Маркусом Найтом.
      Маркус был действительно актером первой величины. Невозможно понять, где кончается техника и работа мысли и начинается вдохновение. На первых репетициях он обыкновенно творил невесть что: кричал, ставил неожиданные акценты, бросал непонятные слова, делал странные, почти оккультные жесты и приводил в полную растерянность своих партнеров, внезапно прерывая диалог и застывая в молитвенной позе. Сквозь эту напряженную внутреннюю работу прорывались временами отдельные лучи, которые обещали собраться в пучок света. "И тогда-то, - думал Перигрин, - по крайней мере, один из персонажей не доставит огорчений ни автору, ни зрителям".
      Во втором акте перчатки умершего Гамнета достались "смуглой леди", поэт провел веселый вечер у другой леди - дурной репутации, которая тоже была в перчатках (разумеется, леди, а не ее репутация), и перешел наконец "от расхода страсти в пустыню стыда", буквально прокрикивая ей в лицо сонет: точнее, ей и В.Х. Маркус Найт проделал это превосходно.
      Гарри Грав в качестве мистера В.Х. бездельничал в проеме декорации, изображающей окно, и, обмениваясь взглядами с Розалин, тайно играл с рукой в перчатке. Занавес пошел вниз под внезапный взрыв его смеха. В голове Перигрина промелькнула мысль, что здесь, как в кривом зеркале, повторяются мизансцены спектакля. Вопреки общему мнению, мистер Джей считал, что это только мешает игре, смущает актеров. Маркусу Найту, во всяком случае, раздражение никак не поможет перевоплотиться в Шекспира, которого Розалин обманывает с В.Х.
      Впрочем, пока оно вроде бы ничем не мешало. Сцена шла превосходно. Дестини-, руководствуясь самым элементарным пониманием событий, выдала такую порцию эротики, которая совлекла бы перчатки с рук умершего ребенка с той же легкостью, с какой она сдернула их с рук его сверхчувствительного отца.
      - Вот истинная роковая женщина, - заметил Джереми Джонс. - И никого не волнует, дура она или гений. Нет, в подобной красоте есть что-то торжественно-темное.
      - А ты представь ее себе лет этак через двадцать, - заметил Перигрин.
      - Меня это не волнует.
      - По-твоему, тебе не на что надеяться?
      - Конечно. Все ее время распределено между великой звездой и безотказным Гравом. На меня уже не остается ни секунды.
      - Ну и хорошо, - заключил Перигрин. Именно сегодня ему удалось наконец уговорить Эмилию Дюн отужинать вместе. Раньше он получал лишь довольно обескураживающие отказы. Джереми, который наблюдал за монтажом и раскраской декораций, должен был заглянуть в "Дельфин" и прогуляться вместе с ними по Блэкфрирскому мосту. Перигрину показалось, что именно это обстоятельство заставило Эмилию принять предложение. Кроме того, он потом услышал ее ответ на вопрос Чарльза Рэндома: "Я иду с Джереми". Надо сказать, Перигрин был страшно раздосадован.
      Джереми появился ровно за пять минут до конца репетиции и уселся в передних рядах. Когда они кончили, Дестини поманила его и он поднялся на сцену через боковую дверь. Перигрин видел, как Дестини говорит ему что-то, нежно заглядывая в глаза и положив руки на плечи; Джереми вспыхнул до самых корней своих рыжих волос и искоса глянул в сторону Перигрина. Затем Дестини схватила его под руку и заставила прогуляться по сцене, не переставая оживленно болтать. Через секунду-другую они расстались и Джереми вернулся к Перигрину.
      - Слушай, - сказал он, - будь другом. Сделай мне одно одолжение.
      - То есть?
      - Дестини неожиданно пригласили на вечер, и она просит меня пойти с ней. Не обижайся, если я пойду, ладно, а? К ужину все готово. Вы с Эмили прекрасно обойдетесь без меня, даже, пожалуй, лучше, чем со мной.
      - Она сочтет тебя жутким грубияном, - сердито ответил Перигрин, - и, кстати, не очень ошибется.
      - Да нет же, напротив. Она будет просто в восторге. Она ведь собирается в гости к тебе.
      - Я не уверен.
      - Честно говоря, ты должен быть мне чертовски благодарен.
      - Эмилия решит, что все было подстроено заранее.
      - Ну и что? Она все равно будет довольна. Слушай, Перри, мне некогда. Дестини ждет. Хочешь, я поговорю с Эмилией?
      - Так будет гораздо лучше, что бы ты там ни наплел для соблюдения приличий.
      - Все будет в порядке. Обещаю.
      - Ну-ну. - Перигрин задумчиво рассматривал своего друга, чье покрытое веснушками лицо стало красным, как свекла. - Ладно. Извинись перед Эмилией и отправляйся на свою вечеринку. По-моему, ты напрашиваешься на неприятности, но это уж твое дело.
      - Неприятности или нет, но что-нибудь меня, безусловно, ждет. Спасибо, друг.
      Перигрин направился к выходу из зрительного зала, но остановился посмотреть, как Джереми разговаривает с Эмилией на сцене. Эмилия стояла спиной, поэтому Перигрин не мог догадаться о ее реакции, однако Джереми так и лучился улыбкой. Перигрин начал прикидывать, что именно он мог ей сказать, и при этом подумал, что сам он ни при каких обстоятельствах не мог бы обмануть эту девушку.
      Дестини тоже была на сцене, откуда собиралась удалиться в обществе Маркуса, Гарри Грава и бедолаги Джереми. Маркус стоял с видом собственника, Дестини относилась к нему, как покорная младшая жена к своему повелителю, при этом умудряясь поглядывать на Гарри слегка расширенными глазами, но с полным соблюдением внешних приличий. Это действовало безотказно. Между делом красотка успевала одаривать улыбками и Джереми. Оживленно обсудив план на вечер, они удалились.
      Эмилия так и осталась на сцене.
      Перигрин вошел в левую дверь. Ему так и не удалось избавиться от воспоминаний о своем первом посещении театра. Они всплывали всякий раз, когда он поднимался на сцену этим путем. Звук собственных шагов по металлической лестнице отдавался в его ушах эхом шагов невидимого Кондукиса, спешащего ему на помощь. Поэтому Перигрин оторопел, когда, закрыв за собой дверь, он действительно услышал шаги за поворотом этой узкой, темной, спиральной лестницы.