Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сто лет назад

ModernLib.Net / Исторические приключения / Марриет Фредерик / Сто лет назад - Чтение (стр. 21)
Автор: Марриет Фредерик
Жанр: Исторические приключения

 

 


Человек в черном как будто начинал теперь сомневаться в моей личности: он не мог понять, что я могу пренебречь вступлением в наследство ради какого-нибудь дела, и потому мои слова казались ему странными. Видя это, я сказал:

— Сэр, я очень долгое время был в отсутствии; мои друзья считали меня умершим. Между тем, у меня в Ливерпуле есть невеста, которая ждала меня все эти годы, и теперь я послал сказать ей, что буду у нее в такой-то день! Я не могу обмануть ее ожиданий; мало того, я должен вам сказать, что без нее и титул, и состояние, и поместья потеряют для меня всякую цену.

— Сэр, — сказал человек в черном, низко кланяясь, — я вполне уважаю ваши чувства и потому хотел бы только надеяться, что вы не слишком долго пробудете в Ливерпуле, так как мне придется ожидать вас в Лондоне, а жизнь здесь дорога, и я тоже желал бы поскорее возвратиться в Кумберланд.

После этого я пожелал этому джентльмену всего лучшего и, распростившись с офицером, возвратился к себе на квартиру. Перед тем как уйти, я оставил этому господину на всякий случай мой адрес, чтобы он мог разыскать меня, если бы я ему понадобился еще до моего отъезда в Ливерпул.


ГЛАВА XXII

Мистер Кампбелль.Вести о домашних.Свидание.Свадьба.Давнее прошлое.В Лондоне.В родовом поместье.

На другой день я получил письмо от Филиппа, в которое он вложил письмо, полученное им от мистера Кампбелля, так звали того присяжного поверенного, который вел дело о моем наследстве. Филипп писал, что он ответил на это письмо, и поздравлял меня с унаследованным мною титулом; час спустя ко мне явился и мистер Кампбелль с письмом брата Филиппа в руках. Он объявил мне, что эти доказательства вполне достаточны и будут признаны таковыми законом, а потому дело пойдет теперь своим обычным порядком.

— Теперь позвольте мне, однако, задать вам несколько вопросов, сэр, — закончил он свою речь.

— Прекрасно, я буду отвечать! Только раньше ответьте вы мне на некоторые мои вопросы, мистер Кампбелль. Мне кажется, что в детстве я слышал ваше имя в родительском доме, хотя не помню, чтобы я видел вас когда-нибудь!

— Я был доверенным лицом и частным поверенным вашего отца одно время, но в последние годы всякие сношения между нами были прерваны вплоть до того времени, когда отец ваш был уже почти при смерти и искренне раскаивался в своем безумном поступке и в своей несправедливости по отношению ко мне. Тогда он послал за мной, к величайшему неудовольствию супруги его леди Месгрев, которая не хотела впускать меня в дом; но, на мое счастье, слуги не исполнили ее приказания и пропустили меня к своему господину.

— Ну, а сестры мои, Жанет и Мабель?

— Они обе здоровы, обе уже совершенно взрослые и красивые девушки. Перед смертью ваш отец уничтожил завещание, по которому он оставлял жене пожизненно значительную часть из доходов с поместья, и теперь она всецело находится в зависимости от вас и от того, сколько вы пожелаете дать ей для ее существования. Но когда вы думаете вернуться в Лондон, сэр?

— Право, не могу вам сказать этого с точностью, во всяком случае как только можно будет.

— Прекрасно, мои личные дела задержат меня в Лондоне еще на месяц. А за это время, хотя я и желал бы отправиться с вами в Фаристон-Холл и сразу ввести вас во владение всем вашим наследием, в крайнем случае, все может пока оставаться в том же положении, как сейчас: там все решительно опечатано, дом замер, а леди Месгрев была вынуждена выехать тотчас же после похорон. Поэтому можно будет отложить ввод во владение до того времени, когда вы сами того пожелаете, и когда это будет вам удобно. На всякий случай, я напишу туда, что вы разысканы и вскоре прибудете туда, чтобы вступить во владение титулом и поместьями вашего отца.

Затем мистер Кампбелль задал мне еще несколько вопросов, на которые я ему отвечал вполне удовлетворительно; тогда он впервые обратился ко мне, именуя меня полным моим титулом, сказав:

— Сэр Александр, позвольте мне теперь откланяться!

На следующий день поутру я выехал из Лондона и мчался с такой быстротой, с какой нас только могли нести наши кони. На пятый день мы уже прибыли в поместье мистера Треванниона, приблизительно в девяти милях расстояния от Ливерпуля. Въезжая в густолиственную каштановую аллею, ведущую к дому, я увидел в окне верхнего этажа женскую фигуру, которая вскоре скрылась. У крыльца я соскочил с коня и очутился в объятиях вышедшего ко мне навстречу мистера Треванниона, который приветствовал меня, как родного сына, со слезами на глазах, затем повел меня в комнату, где меня ожидала моя ненаглядная Эми. Она кинулась в мои объятия и залилась слезами. Но это были слезы радости, и когда она подняла голову и взглянула на меня, то глаза ее светились радостью, а губы улыбались очаровательной улыбкой. Я прижал ее к своей груди и почувствовал, что я с лихвою вознагражден за все, что перенес и выстрадал за все эти годы.

Мы не сразу были в состоянии вступить в разговор; все мы были слишком потрясены и взволнованы; наконец, Эми спросила, что приключилось со мной после отъезда из Рио, что могло так долго задержать меня? Тогда мы все трое уселись на софу, Эми по одну сторону, ее отец по другую, а я между ними; и я стал им рассказывать все по порядку.

— Итак, вы женились после того, как мы с вами расстались? — улыбаясь сказала Эми, когда я кончил свою исповедь.

— Да, — отозвался я, — я был женат и был весьма дурным мужем для своей жены, но надеюсь, что по отношению к своей второй жене буду лучшим!

— Надеюсь! — подхватила Эми. — Только сильно опасаюсь, чтобы ваша «госпожа» с виргинских поселений не явилась сюда вслед за вами и не потребовала вас, как свою собственность!

— Едва ли, — возразил я, — из того, что индейцы выследили меня и нагнали на самом берегу моря, я прихожу к заключению, что они выследили и ее еще раньше меня, и она умерла, геройски обороняясь от них своим топором до последнего своего издыхания. Это всего более вероятно по отношению к этой женщине!

Вечером я долго беседовал с мистером Треваннионом. Он сообщил, как распорядился присланными мною из Рио деньгами, которые он считал принадлежащими мне; а я вручил ему на хранение всю сумму, вырученную мною от продажи моего алмаза, после чего заговорил с ним о нашем браке с Эми и просил его не откладывать свадьбы.

Решено было, что венчание состоится ровно через неделю, в самом тесном семейном кругу, без всякого торжества и церемоний. В назначенный день состоялся брачный обряд в той самой гостиной, где я так часто беседовал с Эми, когда не смел еще даже и мечтать о браке с ней, в присутствии одного только старика Хемпфрея и еще двух старых доверенных слуг дома в качестве свидетелей.

Когда обряд был окончен, священник попросил меня пройти с ним в смежную комнату, где он должен был изготовить и вручить мне брачное свидетельство, которое должно быть занесено в церковные книги местного прихода. Он отозвал меня сюда, в эту комнату, для того, чтобы я назвал ему мое полное настоящее имя.

— Мое имя — Александр Месгрев, как вам это известно, и как вам это сказал мой тесть.

— Да, да, я знаю!.. Но мне необходимо узнать еще некоторые подробности. Разве у вас нет другого имени? Под этим ли именем вы будете и впредь известны знакомым вам и знающим вас людям?

— Не совсем! — сказал я. — До сих пор это было мое полное имя, но в самом непродолжительном времени меня будут звать сэр Александр Месгрев, баронет Фаристон-Холла из Кумберланда!

— Благодарю, — сказал священник, — вот это именно то, что мне нужно было знать; а миледи, ваша супруга, имеет какое-либо другое имя, кроме Эми?

— Нет, не думаю!

После этого священник принялся составлять наше брачное свидетельство, подписал его, скрепил церковной печатью и занес в церковную книгу; затем мы с ним вернулись в гостиную.

— Вот брачное свидетельство, — проговорил священник, подходя к Эми, — оно должно храниться у супруги, а потому, миледи, вручаю его вам!

— Миледи вам очень признательна за вашу любезность, — сказала улыбаясь Эми, полагая, вероятно, что сельский священник титулует ее из любезности.

Некоторое время она держала в руке свидетельство сложенное, в том виде, как оно ей было вручено, затем из любезности или просто от нечего делать развернула его и стала читать.

Я в это время разговаривал со священником, которому вручил приличную моему званию благодарность за его беспокойство, но заметив, что Эми стала читать брачное свидетельство, стал издали наблюдать за ней. Она, видимо, радостно удивилась и направилась с раскрытой бумагой в руке к отцу, предложив ему прочесть.

Старик вооружился очками, и забавно было видеть, какими глазами он посмотрел на свою дочь, как только кончил чтение документа. Затем он подошел ко мне и указывая на текст брачного свидетельства сказал:

— Скажите, пожалуйста, как должен я впредь называть мою дочь?

— Эми, я думаю, как и до сих пор, кроме разве только тех случаев, когда вы будете иметь основание бранить ее; тогда вы должны будете обращаться к ней, как к леди Месгрев: я, как вы видите из этого документа, являюсь в настоящее время сэром Александром Месгревом, баронетом Фаристон-Холла и владельцем довольно крупного состояния, унаследованного мной от отца. До моего возвращения в Англию мне ничего не было известно об этом, и если я умолчал об этом до настоящего момента, то только для того, чтобы моя дорогая Эми имела удовлетворение доказать, что она вышла за меня под влиянии вполне бескорыстной любви ко мне, а не из желания получить титул и высокое положение в обществе.

— Это было чрезвычайно мило с твоей стороны, Александр, — сказала она, — и я искренне благодарна тебе.

— Теперь, моя милая Эми, ты понимаешь, почему я звал тебя с собой в Кумберланд. Я хотел, чтобы ты сразу вступила во владение своим будущим поместьем и резиденцией и заняла подобающее тебе положение в обществе. Надеюсь, сэр, — обратился я к ее отцу, — что вы не захотите расстаться с нами, и мы всегда будем жить под одним кровом, пока Бог продлит нам жизнь!

— Да благословит вас Бог обоих, — проговорил мистер Треваннион, — я, действительно, не могу расстаться с вами и должен последовать за моими детьми.

Полчаса спустя мы опять уже сидели втроем на софе, и я снова рассказывал моей жене и ее отцу о себе: я должен был объяснить им, каким образом очутился в том положении, в котором они меня видели раньше, и причины, побудившие меня, а затем и моего брата Филиппа, покинуть родительский дом и решиться самим пробивать себе дорогу в жизни. Случилось это так:

«Сэр Ричард Месгрев, мой отец, женат был на девушке из высшего круга, с большими связями, мисс Арабелле Джонстон, и жил с нею, как я имею основание полагать, счастливо почти двадцать пять лет, когда Богу было угодно отозвать ее к себе. Я прекрасно помню свою мать, — продолжал я. — Хотя я с братом жил у воспитателя в шести милях от родового поместья, но мы постоянно бывали дома, и она скончалась, когда мне было уже шестнадцать лет. Могу только сказать, что более элегантной, изящной и добродетельной женщины, вероятно, никогда не существовало. От этого брака у отца было четыре сына и две дочери; старший сын — Ричард, второй — Чарльз, третий — я и четвертый — мой брат Филипп; сестры, Жанет и Мабель, были обе значительно моложе нас. В ту пору, когда скончалась моя мать, мой старший брат служил в королевских войсках, куда поступил по призванию к военной службе, хотя как наследник титула и поместья, дающего чистого дохода 4000 фунтов ежегодно, не имел надобности избирать себе какую-либо профессию. Второй брат мой, Чарльз, имевший страсть к путешествиям, уехал в Восточную Индию, где ему предложено было весьма высокое положение. Я и брат Филипп по молодости лет еще жили дома, как и обе наши сестры. Я не стану говорить о своем горе, когда мы потеряли мать, а перейду главным образом к моему отцу, о котором я имею много сказать. Это был добрый, но слабохарактерный человек, легко подчинявшийся всякому влиянию. При жизни матушки это не приводило ни к чему дурному, и все в доме шло надлежащим образом; но после ее смерти стало совсем другое. С год он тосковал по жене и оставался спокойно в своем родовом поместье, довольствуясь присмотром за хозяйством, и так как он стал за последнее время хворым, то совершенно забросил охоту и всякий другой деревенский спорт. Скотоводство было всегда его излюбленной страстью, и он иногда целые часы проводил на скотном дворе, преимущественно в коровнике и молочной. Здесь в числе других работниц находилась дочь одного местного крестьянина-землепашца, девушка весьма красивая и привлекательная на взгляд; черты лица были мелки и правильны, глаза быстрые, фигура стройная и миниатюрная, нимало не напоминавшая грубого сложения большинства крестьянских девушек. Ей было лет семнадцать или немного больше. Она казалась красива, мила и скромна, но на деле была вовсе не тем, чем казалась; это была чрезвычайно хитрая, скрытная и, как оказалось впоследствии, честолюбивая превыше всякой меры женщина. Мой отец, по природе очень влюбчивый, невольно прельстился этой девушкой и скоро стал проводить почти все время в молочной; внимание, каким он удостаивал хорошенькую работницу, было до такой степени явным, что ее товарки, другие скотницы и коровницы, стали в шутку называть ее миледи. Спустя несколько месяцев мой отец впервые заболел сильным приступом подагры; но болезнь недолго удержала его, и спустя шесть недель он был уже снова на ногах и продолжал свои ухаживания за молоденькой коровницей.

Мы с братом Филиппом жили у своего воспитателя; приходя домой, слышали о том, что здесь происходило, и постоянно издевались и подшучивали над фавориткой, всячески стараясь досадить ей или причинить какую-нибудь неприятность. Когда мы, наконец, вернулись домой, отец вторично заболел сильным приступом подагры, которая приковала его к постели и он потребовал, чтобы послали за этой девушкой, и она ухаживала за ним. Не могу вам сказать в точности, что тут произошло, только несчастная страсть отца к этой молодой крестьянке достигла таких размеров, а пропорционально с ней возрастало и честолюбие девушки, что в конце концов, приблизительно месяцев шесть спустя, эта дочь простого поденщика, работница с нашего скотного двора возвысилась до положения леди Месгрев; ей было в ту пору лет 18, а моему отцу — под семьдесят.

Когда этот неподходящий брак стал известен в графстве, все местное дворянство и высшее общество, не говоря уже об аристократах, перестали бывать в доме моего отца и отказались поддерживать с ним прежние отношения. В самое короткое время новая супруга моего отца успела приобрести над ним такое неограниченное влияние, что он стал смотреть только ее глазами и не знал никакой иной воли, кроме ее. Ее отец и вся семья переселились из своей деревни в маленькую усадьбу по соседству и стали разыгрывать из себя дворян и помещиков. Затем наш старый преданный слуга, бывший долгие годы нашим домоправителем, вдруг без всякой причины был рассчитан и удален из дома, и его место занял отец новой леди Месгрев. Человек он был безграмотный, невыдержанный, безо всяких манер и обхождения и совершенно не годился для этой должности. Никакими расходами эта женщина не стеснялась; новые ливреи, новые выезды и экипажи, бесчисленные туалеты и наряды, жемчуга и бриллианты она заводила не стесняясь, тратя даже больше, чем это было возможно при наличных средствах отца. Но он ни в чем не противоречил ей.

Теперь она показала себя в своем настоящем виде; мстительная, злопамятная, тираническая натура ее проявлялась во всем; всех старых слуг она сменяла, всех, знавших ее в ее прежнем положении, буквально ненавидела, всех, кого она могла, притесняла и вымещала на них то, что ей когда-то приходилось сносить от других. Но бедный отец мой не видел в ней недостатков; в его глазах эта женщина была совершенством. Мы поселились вновь в родительском доме спустя четыре месяца после того, как наш отец вступил во второй брак. Мачеха не забыла нашего насмешливого отношения и наших мальчишеских выходок по отношению к ней, когда она была еще на скотном дворе, и теперь нещадно мстила нам за это. Она настояла на том, чтобы мы не обедали и не завтракали за одним столом с отцом, приказала давать нам самую простую и грубую пищу, старалась не допускать нас к отцу, и когда мы жаловались ему, то она нагло отрицала все, что мы говорили, и восстанавливала отца против нас. Мы же, видя, что не можем убедить отца выслушать нас и придать веру нашим словам, избрали другую тактику, а именно: стали досаждать ей, чем только могли, травить, дразнить и изводить ее всеми средствами, поминутно напоминая ей об ее низком происхождении и ее недавнем прошлом. Мы травили ее, забывая, что тем самым губили себя, потому что после непродолжительной и бесполезной борьбы отец наш должен был уступить ее настоятельным требованиям; он послал за мной и сказал, что я в такой мере невыносим в доме, что он не хочет больше признавать меня своим сыном и, бросив мне кошелек с деньгами, добавил, что это все, что я могу ожидать от него, что я должен немедленно покинуть его дом и никогда более не переступать его порога.

На это я ответил без особого почтения, подобавшего ему как моему отцу, что действительно давно пора сыну дворянина и родовитой леди покинуть дом, когда столь низкого происхождения баба, как бывшая скотница, вступила в него как хозяйка! Взбешенный отец пустил в меня свой костыль, и я вышел из комнаты.

У двери я столкнулся с виновницей моего изгнания из родительского дома; она, очевидно, подслушивала и была, видимо, довольна тем, что ей пришлось услышать.

— Теперь на вашей улице праздник, чертова баба! — крикнул я ей в порыве бешенства. — Но подождите, когда отец умрет, тогда на нашей улице будет торжество, и тогда вам снова придется доить коров!

Я, конечно, не думаю оправдывать своего поведения, которое было возмутительно в данном случае, но мне было тогда всего семнадцать лет, и это может служить мне некоторым извинением. Тогда я не мог даже думать о том, что ей действительно придется смотреть из моих рук и просить у меня подаяния. Но вышло так. Как мне сообщил мистер Кампбелль, покойный отец перед смертью уничтожил то завещание, в котором обеспечивал за ней весьма значительную часть доходов с имения, и теперь ее дальнейшая судьба всецело в моих руках.

Наши домашние обстоятельства были прекрасно известны всей округе и всем нашим родным, но никто не бывал у отца с самой его свадьбы. Наконец к нему приехала моя тетка, и после долгих переговоров отец должен был согласиться — отпустить моих сестер из своего дома и отдать их на воспитание тетке, которая бралась заменить им мать. Злой и горячий нрав мачехи, ее надменность, ее властный и непокорный характер стали теперь проявляться и по отношению к отцу, и в связи с тем, что ему сказала тетка, отец стал иными глазами смотреть на свою жену. Он увидел себя вдруг совершенно одиноким; никого из его детей или из его близких не осталось теперь при нем; друзья и знакомые отшатнулись от него; он увидел, что его молодая жена преследовала исключительно только свои цели и ничуть не думала и не заботилась о нем.

Понятно, что я очень желал бы поехать в Кумберланд хотя бы только для того, чтобы исправить все зло, причиненное этой скверной женщиной, и вознаградить тех, кто пострадал по ее милости. Я не чувствую по отношению к этой женщине ни малейшего чувства мести, но не могу не сознавать, что постигшая ее судьба есть торжество высшей справедливости, и что я избран орудием этой справедливости».

— И я с радостью поеду с тобой, дорогой Александр, чтобы помочь тебе в этом деле, — проговорила Эми, — а также и для того, чтобы увидеть, как эта женщина будет теперь держать себя с человеком, которого она так жестоко, так беспощадно преследовала, но которого судьба возвела в вершители ее судьбы!

— Знаешь что, Эми? Я не доверяю себе в решении вопроса, как поступить с этой женщиной, а потому ты решишь это за меня; что ты решишь, то и будет.

— Я ценю твое ко мне доверие, дорогой супруг мой, но предпочла бы, чтобы этот вопрос был решен на общем совете, в котором мы пригласим участвовать моего отца.

На этом и порешили пока.

Вскоре после свадьбы мы отправились в Лондон, где решили пробыть некоторое время прежде, чем следовать далее в Кумберланд. Как раз в это время тетка моя была в Лондоне, где она состояла при Высочайшем Дворе, о чем я узнал только теперь, наведя о ней справки. С нею были и обе мои сестры, Мабель и Жанет, которых я не видел много лет. Когда я явился к ним, сестры встретили меня очень сердечно, и когда я сообщил, что женился и намерен поселиться в нашем родовом поместье, они обещали по окончании сезона приехать в Кумберланд и поселиться со мной. Они, а также и тетка моя были в восхищении от Эми; впрочем, это впечатление разделяли все, кто только имел случай видеть Эми или познакомиться с ней. Тетка отнеслась к нам в высшей степени сочувственно и доставила нам случай представиться Их Величествам, которые отнеслись чрезвычайно милостиво как ко мне, так и к молодой леди Месгрев. Вскоре приехал в Лондон и брат Филипп, получивший довольно продолжительный отпуск, и присоединился к нам.

На другой день, беседуя с ним, я сказал ему:

— Теперь из нас, братьев, осталось только двое, ты да я! У меня теперь большое состояние и свое, и отцовское. Помнишь, ты спрашивал меня об алмазе, и я ответил тебе тогда, что боюсь, что не могу, пожалуй, подарить его тебе. Я сказал так потому, что так думал, но теперь знаю, что я могу тебе сделать этот подарок, и просил мистера Треванниона поместить вырученную мною от продажи этого алмаза сумму в 38, 000 фунтов, всю полностью, под хороший процент на твое имя. Теперь и ты будешь состоятельный и вполне обеспеченный человек. Ты не можешь колебаться принять от меня этот дар, зная, что я теперь в состоянии это сделать.

— Я и не колеблюсь, Александр, потому что на твоем месте я поступил бы точно так же, и ты, наверное, не отказался бы принять от меня то, что ты предлагаешь мне. Во всяком случае, искренне благодарю тебя за твою заботу обо мне и за твое великодушие!

Филипп отправился вместе с нами в Кумберланд; путешествие это было весьма утомительное: дороги были плохие; но зато красота местности заставляла мириться с неудобствами пути. После шести дней пути мы прибыли в Фаристон-Холл, куда мистер Кампбелль, с которым я виделся тотчас по приезде в Лондон, выехал вперед, чтобы все приготовить для нашей встречи. Последняя оказалась превыше всякой меры торжественной и радостной. Затем у нас перебывали все соседи, и все были восхищены новой хозяйкой Фаристон-Холла.

Когда первые хлопоты и суета несколько улеглись, я засел с мистером Кампбеллем за дела, чтобы привести все в надлежащий порядок.

Удовлетворив все справедливые претензии, требования и прошения, вернув на службу всех несправедливо отставленных слуг, обещав аренду и фермы всем бывшим фермерам и арендаторам отца, словом, порешив все неотложное, мы решили заняться вопросом относительно судьбы вдовствующей леди Месгрев. Как я узнал, эта женщина, как только ей стало известно, что отец своими руками уничтожил завещание в ее пользу, положительно пришла в бешенство и тотчас же поспешила забрать все фамильные бриллианты и все драгоценности, какие только могла захватить. Но мистер Кампбелль, сразу сообразивший, что она задумала, поспел вовремя, чтобы помешать ей. Он тотчас же наложил печати, оставив все на ответственности надежных сторожей, которых расставил во всех комнатах усадьбы. Миледи тотчас же после смерти мужа отправилась в дом своего отца, где по сие время и находилась. Вскоре по моем прибытии она прислала мне письмо, в котором умоляла быть милосердным по отношению к ней, причем напоминала мне, что, каковы бы ни были ее вина и заблуждения, все же она и сейчас еще законная жена моего отца; она выражала уверенность, что из уважения к его памяти я назначу ей приличное содержание, которое позволило бы ей существовать безбедно, как приличествует леди Месгрев. Мы созвали совещание, как предлагала Эми, на которое пригласили также и мистера Кампбелля, и с общего согласия решили, что при условии, если она уедет куда-нибудь в дальнюю часть графства, не ближе ста миль расстояния от Фаристон-Холла, ей будет выдаваться пенсия в 300 фунтов в год до того момента, пока она не вступит вторично в брак и будет вести себя прилично своему званию. По желанию покойного отца, мистер Кампбелль удалил отца леди Месгрев от должности управляющего и передал ее прежнему нашему слуге, человеку преданному и знающему свое дело. При этом обнаружилась довольно крупная растрата, которую мистер Кампбелль заставил пополнить, не доводя даже до моего сведения.

Вот и вся моя повесть, полная приключений; мне остается только добавить, что после всего мною пережитого я был вознагражден самым безоблачным счастьем. Обе сестры мои прекрасно вышли замуж, а я состою отцом троих прелестных деток.

Таковы были перипетии жизни каперского офицера сто лет назад, и я изложил их с полной добросовестностью и теперь скрепляю своей подписью.

Ваш покорный слуга Александр Месгрев.

Примечания

1

«Отмщение»

2

Капер — частное судно, которое, с разрешения своего правительства, имеет право вооруженного нападения на неприятельские суда. Каперство не исчезло и теперь, хотя большая часть держав подписали декларацию о невыдаче ими каперских свидетельств. (Прим. перев.)

3

род свирепого шквала

4

вероятно, несколько измененное — Леви

5

так зовут капитанов частных, торговых судов

6

старинная английская золотая монета с изображением короля Якова I, равноценная луидору

7

«Проклятый еретик!»

8

т. е. со стороны, противоположной входной двери


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21