В чем, в чем, а в этом у меня уже не оставалось никаких сомнений. И раз уж слова не помогут мне выпутаться, нужно что-то срочно предпринять. Но вот что?
      Наконец я врубился. Мне уже не спастись. Подонки просто отвезут меня в горы и пристрелят. Швырнут на колени, приставят пушку за ухо и вышибут мозги, как военнопленному в войне без правил. Я оказался не с той стороны нейтральной полосы.
      Однако я не оставлял попыток придумать что-нибудь. Мы мчались среди холмов, но где именно? Присмотревшись повнимательнее, я узнал этот отрезок дороги. Мы уже оставили позади крупные загородные фермы. Я вспомнил, как приезжал сюда с шестифутовой блондинкой, называвшей меня "хвастуном". Я вспомнил, что где-то впереди, примерно в миле, была маленькая утрамбованная площадка, на которую мы съехали тогда с дороги и где немного поболтали. Кажется, о Шопенгауэре. За площадкой, чуть ниже дороги, по довольно крутому склону холма проходил узкий карниз, а за ним был обрыв футов в пятьдесят. Я вспомнил, как в ту ночь с блондинкой я из предосторожности поставил машину на заднюю передачу и вытянул до конца ручной тормоз. Но чертова блондинка умудрилась задвинуть ногой " ручной тормоз.
      В этом месте дорога извивалась, и на крутых поворотах Флем делал не больше двадцати миль в час. Я припомнил, что сразу за той площадкой дорога резко сворачивала влево.
      Я вздохнул. Ничего не поделаешь. Если тебя подстрелят, Скотт, какая тебе разница, попадут ли тебе в голову или в спину.
      Я ничего не мог поделать со слабостью, охватившей ?меня, когда я наконец принял решение. Как и с крупны-1 ми каплями пота, выступавшими на моем лбу. Мои губы пересохли, и я облизал их.
      - Датч, - попросил я. - Раскури мне сигарету.
      - Что с твоим голосом?
      - Порядок. Зажги мне сигарету.
      - Ты мне приказываешь?
      - Прошу.
      - Боишься, а? Не волнуйся, Скотт. Тебе уже недолго ждать.
      Он не шутил. Впереди я едва различил то место, где дорога заворачивала влево, а справа виднелось более светлое пятно утрамбованной площадки. Я надеялся, что, пока Датч будет доставать сигарету, его руки будут заняты. Это мне поможет, а если нет, ну и черт с ним. Я все равно не откажусь от попытки.
      Он зашуршал пачкой, послышался треск целлофана. Вспыхнула спичка прекрасный шанс для меня, пока вспышка ослепила его. Но слишком рано - мы были еще ярдах в тридцати от того места, где можно было бы воспользоваться единственным шансом. Шансом спастись или сломать себе спину на отвесной скале, но все же шансом.
      Датч вынул сигарету из своих распухших губ и протянул мне со смешком:
      - Прими гвоздь в гроб. Он забавлялся от души.
      Я потянулся за сигаретой связанными руками, взял ее, не переставая следить за дорогой, украдкой бросая косые взгляды. До площадки оставалось лишь несколько футов.
      Я уронил горящую сигарету на колени Датча, воскликнув:
      - Иисус! Прошу прощения. Я...
      Я не договорил. Датч, занятый своими коленями, отвел взгляд от меня. Я отодвинул свой зад в правый угол сиденья и, повторив извинение, перенес руки на ручку дверцы.
      Мы уже доехали. Справа показалась утрамбованная площадка, где я тогда с блондинкой припарковал машину и где от дороги начинался склон холма, переходящий в отвесный пятидесятифутовый обрыв.
      В темноте под рукой Датча сверкнули искры, когда я нажал вниз ручку дверцы и толкнул ее. Дверца распахнулась, и машина резко вильнула влево. Понятно, это помогло. Я оттолкнулся изо всех сил обеими ногами и вылетел из машины, кувыркнувшись в воздухе.
      Я опять как бы очутился на том проклятом космическом корабле, только на этот раз приземление было неизбежно.
      Позади себя я услышал выстрел, когда ударился об узкую полоску земли на краю дороги, откуда начинался склон, и успел испугаться, что, потеряв сознание, снова погружусь во мрак. Весь воздух словно вышел из меня, но я не чувствовал пока боли ни в вытянутых руках, ни в подбородке, которым пропахал землю. Я беспомощно перекатился через край обочины и заскользил по склону.
      С дороги послышался скрип тормозов, потом визг шин. Я цеплялся пальцами рук за землю, пытался зацепиться каблуками, с ужасом чувствуя, как отрываются мои ногти и как замедляется мое движение. Мои руки коснулись камня, когда с дороги раздались вопли. Я развел ладони, насколько позволяла веревка, и ухватился за камень так, будто это был пропуск в рай.
      Прошло лишь три-четыре секунды, а я уже оказался футов на шесть ниже края дороги, а машина наверху - судя по доносившимся звукам - только-только остановилась. Я изогнулся и нащупал ногами второй камень. Размером он был примерно с мой череп и, вероятно, такой же твердый, наполовину застрявший в довольно рыхлой земле.
      Я уперся ногами в камень, напрягая спину. Камень вывалился и покатился вниз по склону. Я покатился следом. Когда я выбил камень, мои ноги заскользили аккурат вниз. Вытянув руки вверх над головой и приминая траву и мелкие кустики, я перекатился вбок, параллельно дороге наверху.
      Я чуть не взвыл от острой боли, пронзившей мое левое плечо. Должно быть, я здорово вывихнул его, когда упал на обочине. Однако я продолжал катиться. Мне казалось, что я произвожу слишком много шума, но я отчетливо слышал топот бегущих ног по асфальту и стук камня, который скатывался с нарастающей скоростью под уклон.
      Я несколько раз перекувырнулся и замер, когда шорох прекратился, и через какое-то мгновение камень бухнулся на дно пропасти. Я повернул голову и взглянул на то место, где я выпрыгнул из машины. Я старался поглубже врыться мысками туфель в землю, чтобы не соскользнуть вниз, и задержал дыхание скорее от волнения, чем из опасения, что Датч и Флем услышат меня с расстояния в двадцать футов.
      При слабом отсвете автомобильных фар и задних габаритных огней я разглядел силуэты двух мужчин. Один из них резко выкрикнул:
      - Что за черт?
      Он начал спускаться по склону, остановился и сказал:
      - Флем, возьми в машине фонарь. И поторопись!
      Флем протопал бегом по дороге и вернулся с фонарем. Датч схватил его, и я постарался изобразить из себя невидимку. После стольких усилий было бы несправедливо, если бы они использовали меня в качестве мишени для стрельбы. Стоит Датчу обнаружить меня, и - я не сомневался - он тут же меня прикончит.
      Датч повел лучом фонаря сначала в противоположную от меня сторону, затем в мою. Однако он направлял его ниже по склону. Я мог разглядеть, казалось, каждую травинку и каждый комочек земли, но луч прошел ярда на два ниже моих связанных ног.
      Датч раздраженно предложил;
      - Давай спустимся и посмотрим внизу. Не исчез же он, черт побери!
      Они могли и не знать про отвесный обрыв чуть пониже, но очень скоро обнаружат его. Так что не приходилось разлеживаться здесь, восстанавливая дыхание. От края дороги меня отделяли шесть-семь футов, но я не мог карабкаться вверх, как альпинист.
      И мне ни в коем случае нельзя было стронуть с места ни один камень или ком земли - любой шум насторожил бы моих "приятелей". Я покрутил головой. Фонарь светил футах в двадцати ниже по склону и футах в пятнадцати - двадцати в стороне от меня.
      Давай, Скотт, наверх!
      Началось восхождение на вершину, а вместо альпинистского снаряжения у меня были зубы и ногти. Я вгрызался в склон, помогая себе коленями, мысками туфель и сломанными ногтями, и каким-то чудом преодолел несколько футов. Немного земли протекло струйкой вниз, но Датч и Флем сами производили столько шума, что не обратили на это никакого внимания. Я откатился от края до середины дороги, ухитрился подняться на ноги и запрыгал к машине.
      Машина стояла в дюжине ярдов от меня. Но я не мог сделать больше двух прыжков, не грохнувшись лицом или боком на дорогу. Невозможно было контролировать падения, и каждый удар о бетон отнимал немало сил.
      В конце концов я поумнел и покатился, как перекати-поле. Машины я достиг в полном изнеможении. Ухватившись за ручку дверцы, я поставил себя на ноги и тут же увидел вспышку света на холме позади себя.
      Они возвращались назад!
      Последним, казалось, усилием я запихнул себя за руль и подумал: "Что теперь?" Это был "бьюик" старой модели, черт бы его побрал! Многое бы я дал за машину с автоматической коробкой передач, но делать нечего. Я повернул ключ в замке зажигания, вытянул ручку газа до упора, выжал педаль сцепления обеими ногами, неуклюже протянул руки под рулевое колесо и перевел рычаг переключения передач на первую скорость. Потом поискал глазами на приборной доске кнопку стартера.
      Чертовой кнопки просто не было!
      Тут я вспомнил, что в этом проклятом "бьюике" чертов стартер расположен под педалью газа. Мне оставалось только расслабиться и заснуть; увы, я знал, что никогда не проснусь, если не буду действовать, и притом быстро. Держа ногу на сцеплении, я ухитрился нагнуться достаточно низко, чтобы нажать руками на акселератор - как раз в тот момент, когда луч фонаря осветил машину.
      К счастью, мотор еще не остыл и завелся моментально. Поскольку ручка подсоса была вытянута полностью, мотор оглушительно заревел, а я начал отпускать педаль сцепления прежде, чем выпрямился и положил руки на рулевое колесо. Я стукнулся головой о руль и одновременно услышал треск выстрела. Пуля пробила заднее стекло и шлепнулась о спинку переднего сиденья справа от меня в тот миг, когда внезапное ускорение машины вжало меня в спинку сиденья.
      Да хоть бы меня снесло начисто с сиденья, лишь бы убраться отсюда. Так я думал в ту минуту, однако я быстро поумнел. Что толку удирать от этих мазуриков, если я растеряю свои мозги, свалившись с машиной в пропасть.
      Двигатель продолжал разгоняться, и было уже поздно жалеть, что я не выдвинул ручку газа лишь наполовину. Машина ускоряла бег, а впереди уже виднелся крутой поворот вправо, в который я ни за что бы не вписался, если бы не снизил скорость. Это было бы чистое самоубийство.
      Я пытался рулить связанными руками, и машина металась от одной стороны узкой дороги к другой, набирая бешеную скорость с каждой секундой, и мотор ревел все более оглушительно. Я мчался на первой передаче быстрее, чем когда-либо в жизни, а проклятый поворот был уже совсем близко.
      Завопив, как ненормальный, я вцепился в руль и оторвал ноги от пола, потом ударил ими по педали газа, опустил ступни на педаль тормоза и крутанул руль вправо. По тормозам я жахнул от души и почувствовал, как шины вгрызлись в дорогу и заверещали, но не видел даже, куда меня несло. Резкий поворот швырнул меня на дверцу, однако я удержал ступни на тормозе Я сумел остановиться. Левое крыло врезалось в каменистый склон холма, и машина замерла на обочине дороги с заглохшим мотором. Внезапная тишина показалась мне почти сверхъестественной, впрочем ненадолго. Раздался выстрел, и по ветровому стеклу прямо перед моим лицом разбежались трещины. Мои "приятели" не отказались от намерения достать меня.
      Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, но ничего не смог разглядеть на извивавшейся позади меня дороге. Однако, посмотрев через правое плечо, я заметил свет, мечущийся по дороге в сотне футов от меня. Пока я разглядывал его, рядом с лучом света возникла вспышка, и тут же послышался треск выстрела. Пуля не попала в машину, но парни приближались, и в следующий раз...
      Я проделывал привычные движения, все время чувствуя бесполезность своих усилий. Левое крыло за что-то зацепилось, и мне пришлось бы как следует повертеться, чтобы высвободиться. Но времени на выкрутасы не было, даже если бы я не был связан.
      Я все же привел "бьюик" в движение, проделав то же самое, что и раньше, но только включил заднюю передачу.
      Вцепившись в руль, я обернулся, чуть отпустил педаль сцепления и стал ждать, а стремительно возраставший рев двигателя все сильнее бил меня по ушам.
      Парень с фонарем - наверняка это был Датч - уже приближался, а в прыгающем свете фонаря я разглядел мощную фигуру Флема, бегущего по пятам.
      Когда Датч был уже футах в пятнадцати от машины я полностью отпустил сцепление.
      Обернувшись и следя за обоими, я судорожно сжимал руль; машина прыгнула назад. Датч уже не мог остановиться Он мчался во всю прыть, вероятно, с одной мыслью в голове: "Достать Скотта". Я видел, как он вскинул перед собой руки и как его рот раскрылся в крике, потом он шмякнулся о багажник моей машины со звуком, от которого мне стало не по себе. Однако я не остановился Я продолжал ехать, пока Флем не издал жуткий вопль почти бабьим голосом. Во второй раз послышался глухой удар, и вопль прекратился.
      Я ухитрился остановить машину, не скатившись с дороги и не заглушив мотор, переключил передачу и медленно поехал вперед. Два помятых неподвижных тела лежали в десяти футах друг от друга на дороге.
      Я оставил их там.
      Глава 18
      Очень тихо и осторожно я добрался до Малхолланд-Драйв, удалившись, насколько мог, от типов, привезших меня сюда, чтобы прикончить. Остановившись, я открыл бардачок и обнаружил там свой револьвер, хотя искал другое. Мне нужен был нож или что-то острое, чтобы освободить от веревок руки и ноги.
      Ножа не было, но я нашел отвертку с достаточно острым концом, чтобы разодрать веревки. Наконец я избавился от пут, нормальное кровообращение начало восстанавливаться, и в моих руках и ногах запульсировала боль.
      Все тело болело, горело и было покрыто кровоподтеками во многих местах. Левое плечо онемело, саднил левый бок, на котором я ободрал кожу при прыжке из машины. Руки мои тоже были ободраны, челюсть ныла, голова раскалывалась, а новый габардиновый костюм пришел в полную негодность. Но я был счастлив, ибо был жив.
      Я нашел какие-то тряпки и тщательно обтер задний бампер машины. Потом посидел немного, наслаждаясь сигаретой. Докурив, я сунул мой тридцать восьмой в кобуру, включил скорость и поехал в Голливуд - в полный очарования и развлечений Голливуд.
      Я был в довольно плачевном состоянии, и, если я собирался и дальше крутиться на этой чертовой карусели, мне необходимо было подзаправиться. Я подъехал к одной из закусочных "Карпентер" на открытом воздухе и припарковался с края, где бы я не бросался в глаза.
      Девушка в ловко пригнанной униформе подошла взять заказ. Когда я повернул к ней лицо, у нее отвисла челюсть и вытаращились глаза. Тут я вспомнил, как, должно быть, выглядят мое лицо и одежда.
      Я постарался изобразить естественную улыбку и пояснил:
      - Летающая тарелка. Ничего особенного. Принесите мне сандвич с бифштексом и бутылку пива.
      - Да, сэр. С луком?
      Мне это показалось забавным - мне ли беспокоиться о запахе изо рта?
      - Ага, много луку.
      Она уже поворачивалась, когда я ее остановил:
      - Еще одно: у вас найдется газета? Да, и поторопитесь. Я очень спешу.
      Достав пятерку из бумажника, я протянул ее и сказал, чтобы она оставила себе сдачу как компенсацию за быстрое обслуживание.
      Она улыбнулась и пообещала:
      - Я все сделаю бегом. Какую газету?
      - Ту, что с фотографией на первой странице. Она поняла, что мне надо. Ее улыбающийся рот порочно скривился в уголках. Но тут ее взгляд упал на пулевое отверстие в ветровом стекле, и все повторилось сначала: улыбка исчезла, челюсть отвисла, а глаза вытаращились.
      - Не обращайте внимания. - Я кивнул на дырку, причем моя шея явно заскрипела. - ФБР.
      - Да, сэр. - Она поспешно удалилась.
      Через минуту она вернулась с газетой. Я пролистал ее, пытаясь обдумать ситуацию, пока официантка не принесла еду. Я тут же отъехал из опасения, что она позвонит в ФБР и сообщит, что здесь находится их спецагент в жутком состоянии.
      Поскольку мне и самому было неизвестно, куда я так тороплюсь, я запарковал машину под уличным фонарем и с жадностью проглотил сандвич. Потом, потягивая пиво, стал размышлять над событиями двух последних дней. Я взглянул на часы: стекло разбито, но, как ни удивительно, они продолжали идти и показывали одиннадцать. Примерно в это время две ночи назад я услышал жуткий вопль с верхней площадки лестницы в особняке Фелдспена в разгар костюмированного бала. Многое случилось за прошедшие сорок восемь часов, а я все еще не имел ни малейшего понятия об убийце.
      При каждом движении я, казалось, вновь ощущал боль, и чем больше я думал о полученных мною ударах и ссадинах, тем сильнее закипал. И чем чаще я вспоминал Брэйна и его грязный рэкет, тем в сильнейшую ярость впадал. И хотя я был чертовски раздосадован, голова моя была ясной, и мне вдруг подумалось, что не стоило оставлять Датча и Флема валяющимися на краю темной дороги, как пару мертвых золотых рыбок.
      Поэтому я подъехал к другой забегаловке под открытым небом, увидев там в углу, возле автостоянки, телефонную кабину, и припарковался вплотную к ней, чтобы не светиться в толпе, как нечто забытое похоронным бюро. Найдя монетку, я набрал 1-4057 - номер, записанный Мэйсом на спичечном коробке утром у его бассейна.
      Ответил сам Мэйс.
      - Хэлло, Мэйс? Здесь Шелл Скотт.
      - Что? - взревел он. - Ты где, черт тебя побери?
      - Я не покойник и не валяюсь в канаве, как тебе хотелось бы.
      Прошла пара секунд, прежде чем он снова заговорил:
      - О чем ты, Скотт? Что за идиотские шуточки?
      - Идиотские?
      - Идиотские, идиотские.
      - Ты еще скажи, что не посылал своих мальчиков наделать во мне дырок. - Я был слишком утомлен, поэтому мой голос вряд ли звучал саркастически.
      - Да что с тобой, черт возьми? Ей-богу, не посылал. Мне ни к чему дырки в тебе. Я просто хотел тебя видеть. Насчет проклятой газеты. Какого дьявола...
      Я прервал его:
      - Ладно, приятель, вот что я тебе скажу. В следующий раз, когда захочешь повидать меня, не посылай своих мальчиков, приезжай сам.
      - Послушай, чурбан! - прорычал он. - Я требую, чтобы ты приехал ко мне. Жду твоих объяснений.
      - Сейчас у меня нет ни времени, ни желания, Мэйс. Что касается газеты, я не имею к этому никакого отношения. Если бы ты пораскинул мозгами, сам бы понял. А теперь ответь мне на...
      - Черта с два я тебе отвечу! - проревел он. - Приезжай немедленно и объяснись. Я вздохнул:
      - Ты хочешь, чтобы я повесил трубку? Он заворчал и зашипел, но промолчал. Я продолжил:
      - Скажи мне вот что. Ты очень близок с Вандрой? Сегодня я имел возможность увидеть ее в неглиже прежде... - Я сделал паузу и мысленно простонал:
      - Чем погас свет.
      Услышав, как он громко рассмеялся на другом конце линии, я проворчал:
      - Успокойся и послушай. Ты прекрасно знаешь, что не тело Вандры изображено на картине, фотографии с которой продают по всему Лос-Анджелесу. Она не настолько хорошо сложена.
      Мои барабанные перепонки чуть не прогнулись вовнутрь, когда Мэйс завопил, обещая оторвать мне конечности. Когда он немного утих, я сказал:
      - Мне наплевать, даже если она носит фальшивый зад. Я хочу лишь прояснить кое-что. Остынь. Это может быть важно.
      Он покипел еще с минуту и рявкнул:
      - О'кей, башка! Какие у тебя проблемы?
      - Ты ведь знаешь, что на картине только лицо Вандры, так?
      - Так. И что?
      - Держу пари, ты в курсе насчет натурщицы для всего остального. Так?
      - Так, черт побери! Это маленькая убийца и шантажистка Холли Уилсон. Черт, я видел, как она позировала. Эта... Я прервал его:
      - Хватит. У меня нет времени. Вандра знает, кто позировал для картины?
      - Нет. Зачем ей говорить? Ни к чему ей влезать в мои дела. Уверен, она знает только то, что это не она. Но какая тут связь?
      - Может, никакой. Брэйн пытался шантажировать Вандру той картиной, так?
      Он проговорил медленно, с придыханием:
      - Не вижу, с какого бока это тебя касается. Скотт.
      - Ради Бога, ответь только "да" или "нет". И тогда я, может, скажу тебе, где твои мальчики.
      - Кто мои?
      - Датч и Флем. Твои подручные.
      - О чем ты толкуешь?
      - Они не вернутся домой, Мэйс. Так "да" или "нет"? Я и сам догадываюсь, но хочу быть уверенным. Помолчав с минуту, он сказал:
      - Ну что ж. Возможно, Брэйн и пытался ее шантажировать. Что с того? И что там с Датчем и Флемом?
      - Они надумали прикончить меня. Может, ты знал про это, может, нет. Сейчас они валяются на дороге в Бенедикт-Каньон.
      - Где?
      - Во всяком случае, там я их оставил.
      - Что произошло?
      - Мне пришлось пристукнуть парней их собственной машиной. Не знаю точно, в каком они состоянии. Но надеюсь, что они сдохли.
      Он немало удивился:
      - Что ты с ними сделал?
      - Пристукнул машиной.
      - Чем-чем?
      Трубку я швырнул так, что у него, наверное, едва не лопнули барабанные перепонки.
      Кряхтя, я влез в машину. Настроение было препаршивым. Я не получил даже удовольствия от причиненных Мэйсу неприятностей. Обычно, занимаясь делом, я знаю, чего хочу. Но это дело было совершенно безумным. Конечно, у меня были кое-какие зацепки и ниточки, однако я не имел ни малейшего представления, куда они ведут. Собранная мною информация подсказывала определенные ответы. Вот только не ясно, какие именно. От этого мне было мало радости. Намеки на ответы крутились в моей черепушке, но никак не складывались воедино. Я остро нуждался в отдыхе, мне бы соснуть минуточек шестьсот. Однако меня не покидало ощущение, что время поджимает. Если я собираюсь найти правильные ответы, делать это следует быстро. Вероятно, мое подсознание пыталось спасти меня, предупредить, что что-то не так. Но что бы там ни творилось с моим подсознанием, у меня было весьма противное чувство, как если бы маленькая мышка бегала по моему позвоночнику.
      Допив пиво, я бросил пустую бутылку за сиденье, поднял газету и опять стал разглядывать фотографию. В ней, естественно, ничего не изменилось.
      Вандра Прайс. Что я о ней знал? Любимая женщина рэкетира. Новая звезда "Магны". Новейшая. Только-только вышел ее первый фильм. В киногороде она появилась с год назад. И вот уже красуется на первой полосе лос-анжелесской газеты. По крайней мере, ее голова при взятом напрокат теле. Мне в голову пришла забавная мысль. Вандра оказалась в дурацком положении. Если она попытается отрицать, что на картине изображено ее тело, как, черт возьми, она это докажет? И даже если она станет оспаривать это, ей придется предъявить свое тело - лишь наполовину красивое и только на четверть сексуальное по сравнению с тем, которое считал принадлежавшим ей каждый читатель газеты. Я представил себе кричащий заголовок: "Оладушки" доказывают фальшивость изображения Прайс!" - или нечто подобное.
      Вполне можно было сказать, что Вандра Прайс попала из огня да в полымя.
      Глава 19
      Некоторое время я продолжал пялиться на лицо Вандры и тело Холли, мысленно перебирая все случившееся с начала этого грязного дела.
      Роджер Брэйн, живой, саркастичный, подваливший вразвалку к Ирву Сили, Полу Кларку и ко мне; Холли, бегущая от Мэйса и его громил; я, мечущийся кругами и рыскающий со своими вопросами по студии "Магна"; Конни, Барбара, люди, стреляющие в меня и избивающие; кинозвезды, приходящие в нервное расстройство на съемочной площадке, да и все остальное. Я шел тропою шантажа, обнаженных тел и крови вплоть до моих последних размышлений о Вандре Прайс, Гарви Мэйсе и его громилах.
      Я закурил еще одну сигарету и вдруг сообразил, что, кажется, ухватился за какую-то нить.
      Глубоко затягиваясь, я приходил во все большее волнение. Я пытался найти изъяны в своей идее и не находил их. Я еще не знал - кто, но я уже понял как. И отчасти почему. Я с трудом заставил себя сидеть спокойно еще целую минуту, пока мой мозг тикал, как хорошо смазанные часы, и я начал чувствовать себя все лучше и лучше. Я многого еще не знал, это уж точно, но пришло понимание. И я наконец увидел то, что так долго болталось под самым моим носом.
      Я загасил сигарету, завел украденный "бьюик", сделал разворот и нажал на акселератор.
      Констанца Кармоча спала - как про это говорят совершенно справедливо - в чем мама родила. Я сам убедился, когда она приоткрыла дверь, выглянула наружу, узнала меня и широко распахнула дверь.
      - Эй, папочка! - взвизгнула она. - Ну ты и чокнутый! Но я так рада видеть тебя!
      - Ты простудишься, - прохрипел я.
      - Ты меня согреешь, Шелл, мой мальчик.
      - Спасибо, но мне не до того.
      Тут она заметила, в каком состоянии мое лицо и одежда, и пронзительно вскрикнула. Чтобы убедить ее, что со мной все в порядке, я заговорил:
      - Сделай мне одно одолжение, Конни. Она хохотнула, и все ее тело пришло в движение. В конце концов она перестала вибрировать и сказала:
      - Ты правильно сделал, что пришел ко мне.
      - Нет, - сипло произнес я. - Я по другому поводу. Мне нужна фотография.
      - Какая еще фотография?
      - Та самая. Мне она нужна. Обещаю тебе, Конни, я не выпущу ее из рук.
      - Что в ней такого, чего нет у меня самой? - спросила она, нахмурившись. Тебе не больно?
      - Нет-нет. Одолжи мне эту фотографию, ладно? Я ее никому не отдам.
      Она озадаченно потрясла головой:
      - О'кей. Но ты, должно быть, чокнулся. Заходи. - Она повернулась и скромно пошла вперед - так, словно на ней было монашеское одеяние.
      - Нет, - прохрипел я. - Благодарю, но я подожду здесь.
      Я стоял весь взмокший, хотя и овеваемый прохладным ночным ветерком, пока Конни не вернулась с фотографией. Взяв снимок и увернувшись от ее объятий, я отступил на ярд назад. Однако все равно она была в опасной близости.
      - Еще одно одолжение, Конни. Позвони Барбаре Фон. Я к ней сейчас заеду.
      Она пристально уставилась на меня:
      - У нее тоже есть фотография? - Угу.
      - Ты собираешь коллекцию?
      - Вовсе нет. Я просто иду по следу.
      - Ха! Он идет по следу!
      - Ха-ха. Так позвонишь? Она глубоко вздохнула:
      - О'кей, хоть ты и сбрендил, - и захлопнула дверь.
      ***
      Барбара Фон не вышла, когда я нажал на кнопку звонка, а лишь спросила из-за приоткрытой двери:
      - Мистер Скотт?
      - Да. Конни звонила вам?
      - Да. Тишина.
      Это было неприятно. Я прочистил горло и мягко спросил:
      - Она сказала вам про фотографию? Вы мне говорили, что Брэйн шантажировал.., вы говорили...
      - Вы ее хотите?
      - Да, мисс Фон. Если вы не возражаете. Я.., это что-то вроде следа. Может быть, я и вам помогу.
      - О Боже, - вздохнула она и просунула в щель фотографию того же размера, что и врученная мне раньше Конни, потом тихо затворила дверь.
      Я бросил беглый взгляд на фотографию, попытался вообразить, как за дверью покраснела Барбара Фон, и почувствовал себя паршиво, словно я был подонком.
      Я быстро доехал до дома Холли на Берендо, вошел и зажег свет. Фотография Холли лежала на полу у двери, где я ее уронил перед тем, как схватиться с Датчем и Флемом. Усевшись в гостиной в кресле, я внимательно разглядывал три красивые фотографии. Потом сжег их и спустил пепел в унитаз. Не хотелось рисковать и таскать опасные фотографии с собой. Не думаю, чтобы девушки пожелали заполучить их обратно. И лучше было сжечь их, чем позволить кому-либо завладеть ими.
      Выйдя из дома, я забрался в "бьюик" и поехал в центр города. Увидев телефонную кабину, я остановился, отыскал монетку и набрал номер отеля "Спартак". Мне хотелось снова услышать прелестный нежный голос Холли Уилсон.
      Послышался гудок, потом скучающий голос ночного клерка Брауна.
      - Соедини меня с моими апартаментами. Это - Шелл Скотт.
      - Обязательно. Ты там кого-нибудь прячешь? - ехидно спросил он.
      - Ага. Гарем. Из девушек разных национальностей. Ничего не ответив, он соединил меня с моими апартаментами. Я услышал один гудок, второй, третий... Что, черт возьми, делает эта девица? Опять принимает ванну?
      В конце концов я занервничал и задергал рычагом телефона. Браун подсоединился, и я спросил:
      - Ты не ошибся номером, приятель? Никто не отвечает.
      - 212. Это же твои апартаменты? - холодно парировал он.
      - Ага. Попробуй еще раз.
      Он попробовал, а я напрягал слух, ожидая, когда снимут трубку, но так и не дождался. Я снова попросил Брауна:
      - Сделай мне одолжение. Сбегай в мои апартаменты и посмотри, есть ли там кто-нибудь, ладно?
      Он рассмеялся. Браун был несчастлив в браке и радовался, когда женщины доставляли неприятности другим парням. Сейчас он спросил:
      - Твой гарем крутит динамо, а?
      - Кончай трепаться, - проворчал я. - Беги быстрей. Получишь пятерку. У тебя ведь есть ключ?
      Он отсутствовал несколько минут, потом я снова услышал его голос:
      - В квартире никого нет.
      - Ты уверен?
      - Конечно. Я всюду заглянул, даже в ванную комнату.
      - Ладно, спасибо, Браун. Пятерка за мной. Я повесил трубку, чувствуя себя опустошенным. Я же велел Холли ехать ко мне домой. Может, она не поняла? Меня вдруг пронзила мысль: уж не сбежала ли она совсем на этот раз? Однако я отбросил эту мысль как несуразную. А не могла ли она отправиться в мой офис? Ключи ведь были в связке, которую я ей дал.
      Я бросил еще одну монетку в щель и набрал номер своего офиса. В общем-то я не ожидал ответа, и все же настроение у меня упало, пока раздавались долгие гудки. Целую минуту я слушал их - унылые, одинокие, затем повесил трубку.
      Оставался еще один шанс - отель "Джорджиан". Она могла поехать и туда. Однако, когда я поговорил с дежурным клерком, спросив у него как про Амелию Бэннер, так и про Холли Уилсон, стало ясно, что Холли нигде не было. И я не знал, где ее искать.
      Может, это ничего и не значило. Я повторял это снова и снова, но так и не смог убедить себя.
      Я набрал номер телефона отдела по расследованию убийств. Я не надеялся застать Сэмсона в такой поздний час, но рассчитывал узнать у кого-нибудь, есть ли что-либо новое по делу Роджера Брэйна.
      Холли могла поехать в управление полиции. Обратиться за помощью. Очень может быть.
      Когда на другом конце линии подняли трубку, я сразу узнал голос Сэмсона. В это время ночи он обычно уже спал в своей постели. Но его присутствие на службе не насторожило меня.
      - Привет, Сэм! - сказал я. - Здесь Шелл.
      - Шелл! - Его голос взорвался в моем ухе. - Господи Боже мой! Я думал, что тебя убили. Я нервно хохотнул:
      - Я сам так думал, Сэм. Но я слишком глуп, чтобы умереть. Ты знаешь: только храбрые, молодые и красивые...