Тела в бедламе

      В воротах я обратился к Джонни:
      - Сделай мне еще одно одолжение, о'кей?
      - Если смогу, Шелл.
      - Вот что мне надо. Ты сможешь узнать сам или с чьей-либо помощью, все ли явились на работу сегодня? Или кто-то повел себя странным образом? Скажем, ведущего актера стошнило за обедом, когда заговорили о Брэйне...
      Джонни вытаращился на меня, потом кивнул:
      - Понял. Ты думаешь, кто-то мог нервничать сверх меры после вчерашнего?
      - Что-то в этом роде. Сможешь?
      - Думаю, что да, Шелл. Я сам этим займусь. Завтра будет не поздно?
      - Хотелось бы сегодня.
      Он взглянул на свои наручные часы:
      - Уже четвертый час. На воротах мне стоять еще пару часов, но потом я смогу навести справки. Я знаю, куда пойти и с кем поговорить.
      - Ладно. Подожду. Так когда?
      - Позвони мне утром или заезжай сюда.
      - О'кей, Джонни. Спасибо. Может, что и получится.
      - Хорошо, Шелл. Пока.
      Он уже не смотрел на меня с прежней подозрительностью, но и не избавился от нее полностью. Я сел в свой желтый "кадиллак", убрал откидной верх, позволив солнечным лучам согреть меня, и помчался по дороге в город.
      Солнце усердно согревало мою голову, а мозги все равно были, как холодная подливка, и мысли пробирались сквозь эту кашу, хромая, словно медлительные калеки. Казалось, я ехал в никуда и никуда не успевал.
      Глава 8
      Мои мысли не ускорились, зато из ста пятидесяти лошадиных сил под капотом моего "кадиллака" я выжал максимальную скорость и понесся в направлении Сансет-Стрипа и мастерской покойного художника-шантажиста Роджера Брэйна.
      Я припарковался у обочины и огляделся. Вы знаете Стрип: извилистая улица, уставленная небольшими, но роскошными дворцами типа "Мокамбо" или "Сиро", со множеством шикарных заведений. Например, "У Жака", где на дверях мужских и женских туалетов не увидишь никаких опознавательных знаков и где завсегдатаи наслаждаются ощущением интимности, чувствуют себя полноправными членами клуба и знают, что к чему. По крайней мере, в этом клубе. Блестяще, не правда ли? Они знают, где там сортир.
      Ах, Сансет-Стрип! Если вам повезет, вы сможете достать тут за доллар одну печеную картофелину, а если вы голодны или испытываете жажду, но не при больших деньгах, вам лучше отправиться в другое место. На Стрипе вам не выставляют счет за бифштексы и напитки, вас за них наказывают.
      И именно здесь находилась мастерская художника Роджера Брэйна, витринные окна которой высились над тротуаром рядом с "Гостиной Патти" и примерно в одном квартале от "Сироккорум". Над дверью висела маленькая вывеска, "брэйн" вот так, со строчной буквы, причудливым рукописным шрифтом В большом окне справа была выставлена написанная маслом картина, в маленьком слева - висела фотография Я подошел поближе и принялся сначала рассматривать фотографию. Глянцевая, восемь дюймов на десять, на ней была снята девушка в баре. Она сидела спиной к камере, слегка повернув голову так, что едва можно было различить профиль. Ее ноги были неуклюже согнуты на перекладинах табурета, чулки сморщились, и швы извивались как червяки. Мало приятного, конечно, но и ничего особенного. Типичный пример, решил я, умения Брэйна захватить человека врасплох. Кто-то мог и узнать эту девицу, но только не я.
      В картине я не нашел ничего интересного, но понял, как Брэйн использовал маленькое окно для возбуждения любопытства прохожих и привлечения их внимания к большой витрине, в которой он выставлял серьезные картины. Неплохая идея Но только очень бессердечный человек мог додуматься до подобного рекламного трюка, который служил прикрытием для более шокирующих фотографий, используемых Брэйном в целях шантажа. Однако точно я ничего не знал.
      Мне понравилась картина в другом окне. Это был портрет старушки седовласой, сморщенной, в черной шали, наброшенной на узкие плечи. Не беспардонная мазня, а вполне сносное изображение живой женщины.
      Она мне понравилась. Когда я смотрю на изображение дома, мне хочется видеть дом, а не "молнию" в горошек и лошадиный зад с надписью: "Дом моего папы". О'кей, я человек простой. Но уж какой есть! Портрет старушки притягивал. Тени на ее морщинистом лице светились, в них угадывалась плоть, а не просто темные пятна на холсте, а морщинки на ее темных коричневатых щеках, казалось, можно было разгладить, проведя по ним ладонью. Я мог не любить самого Роджера Брэйна, но мне понравилось то, что вышло из-под его кисти В мастерской художника находился высокий сержант с тяжелыми челюстями. Я кашлянул, и он показался в дверях.
      - Я - Шелл Скотт, - представился я. - Капитан Сэм-сон предупредил вас обо мне?
      Он долго разглядывал меня. Я никогда раньше не встречал его, и он меня, похоже, тоже. Потом он проворчал:
      - Предупредил. Вы хотите зайти?
      - Верно, хотел бы оглядеться здесь. Губы у него дрогнули - он, видимо, был в курсе событий на вечеринке. Наконец он холодно проговорил:
      - Тогда заходите. Вы, кажется, знаете капитана лучше, чем я. Так вы и есть Скотт, а? - В его голосе не слышалось благоговения.
      - Ага. Есть возражения? - Мне он тоже не внушил благоговения.
      Его лицо помрачнело.
      - Разве это имеет значение. Скотт?
      - Мистер Скотт. И вправду не имеет. - Я прошел мимо него.
      В мастерской в ноздри мне шибанул резкий запах скипидара, смешанный с запахами масляных красок. Я очутился в кабинете или скромно обставленной гостиной: стулья, диван и два столика, заваленных журналами, - вот и вся мебель. Запахи исходили из соседней комнаты, которая и была собственно студией. Сквозь застекленную крышу свет проникал в комнату и падал на стоящий там большой мольберт с холстом без подрамника. Это был неоконченный портрет лысеющего мужчины средних лет. Брэйну уже не суждено завершить эту работу.
      Еще два холста без рам стояли прислоненными к стене, а в углу я увидел груду свернутых холстов. Слева от мольберта был стол, на нем - куча тюбиков с красками. На столе лежала расцвеченная мазками масляной краски палитра, словно Брэйн отложил ее на минутку. Я огляделся, заметил дверь и прошел туда. Это была третья комната в глубине дома. Сначала гостиная, потом студия и наконец жилая комната. И без того небольшая, она казалась еще меньше от кабинки душа, большого письменного стола, стула и незастеленной двуспальной кровати. И ничего больше - ни картин, ни фотографий.
      Постепенно у меня начало складываться более полное представление о личности Брэйна. Незаконнорожденный, если оброненная им на вечеринке фраза не была просто шуткой. Человек со странным, искривленным характером. Антиобщественник-одиночка, озлобленный на весь мир и выплескивающий свои эмоции на прекрасные полотна, творящий в просторной мастерской в самом дорогом районе Голливуда, хотя и обитающий в более чем скромной задней комнатушке. И он же - садист с любительской камерой и, возможно, шантажист. Однако нет смысла разбираться в характере парня сейчас, когда он стал ничем.
      Я осмотрел письменный стол и нашел то место, где он был взломан. Обыскал его и ничего не обнаружил. Потом я выглянул в разбитое окно над постелью и увидел узкий проход между зданиями, ведущий на улицу. Я вернулся к сержанту и спросил его:
      - Послушайте, сержант, когда точно прибыла сюда полиция?
      Он поджал губы, словно соображая, стоит ли отвечать. Но затем, вспомнив, очевидно, о просьбе Сэмсона, ответил:
      - Около двух утра. Это имеет значение?
      - Кто знает? Просто любопытно.
      - По-вашему, Скотт, они приехали достаточно быстро? Я поколебался и все же сказал вполне вежливо:
      - Конечно, я доволен.
      - Может, у вас есть предложения? Может, каждый раз, когда мы находим жмурика, нам следует посылать патруль в его дом, в его офис, в его любимые бары? Как вам это понравится?
      - Я бы был в восторге.
      Повернувшись, я снова вошел в студию и осматривал ее некоторое время, как и подобает сыщику, то есть просто озирался. Потом стал перебирать полотна, впрочем не надеясь отыскать что-нибудь существенное. Просто я помнил сказанное Холли: она позировала обнаженной, а я бываю иногда настроен очень распутно.
      Мне показалось, что я нашел ее. Глубоко вдохнув и выдохнув ставший сразу горячим воздух, я разглядел, что это была не Холли. Обнаженная, но не она.
      Я вдруг забыл о понравившейся мне старушке, выставленной в витрине. Да и кто не забыл бы? Разве что кто-нибудь старше восьмидесяти. Поправка: старше девяноста. Обнаженная была написана в половину натуральной величины и казалась трехмерной. Плоть была действительно плотью, а кожа - теплой, мягкой, живой. Не сразу дошла очередь до лица. Манили полные, выпяченные груди, тонкая крепкая талия, роскошные бедра, длинные, изящно выточенные ноги. Она лежала на боку, опираясь на локоть и повернувшись к зрителю лицом, обрамленным длинными черными волосами, спадающими на плечи.
      Лицо было прекрасным и показалось знакомым, но не совсем. Однако кем бы она ни была, я бы не отказался с ней встретиться. В голливудской квартире у меня есть собственная обнаженная - "Амелия". Мне очень нравилась моя "Амелия", но теперь мне, пожалуй, придется расстаться с ней - я уже не смогу любить ее как прежде.
      Вздохнув, я просмотрел остальные эскизы, натюрморты и портреты. В углу мастерской я обнаружил еще одну комнатку, размером примерно шесть на восемь футов. Она была заперта. Я догадался, что это такое, но все же хотел убедиться. Взяв ключ у сержанта, я открыл дверь.
      Это была отлично оборудованная фотолаборатория. Включив верхний свет, я тщательно осмотрел все. Там были ванночки, коричневые стеклянные бутылочки с проявителем, закрепителем и другими химикатами, бачок для тридцатипятимиллиметровой пленки и увеличитель на маленьком столике рядом с раковиной, к которой была подведена вода. Было еще множество вещей, необходимых для фотодела: рамка, обрезной станок, ножницы, белые тряпочки и полотенца. Компактное и опрятное помещение.
      Еще были две проявленные тридцатипятимиллиметровые пленки, но они меня разочаровали. Я просмотрел негативы и не нашел в них ничего интересного. Никаких обнаженных, ничего, годившегося для шантажа. Не было сомнений в том, что их проявил сам Брэйн и сделал это не очень аккуратно: на негативах были затемнения и пятна от закрепителя. Мне они не дали ничего существенного.
      Погасив верхний свет, я включил красную лампу над раковиной и просмотрел пакеты с фотобумагой - вся она оказалась чистой. Ни одной фотографии.
      Убедившись в бесполезности своих поисков, я вышел из фотолаборатории, запер дверь и с улыбкой вернул ключ сержанту. Провожаемый его сердитым взглядом, я вышел из дома, прыгнул в "кадиллак" и поехал в центр города.
      ***
      Хэйзел уже встала из-за пульта, собираясь домой. Она сообщила мне, что меня никто не спрашивал, и поинтересовалась, неужели я провел все это время у Пита. Я посоветовал ей сделать стойку на ушах и прошел в свой офис. Наблюдая за золотыми рыбками, резвящимися в десятигаллонном аквариуме на книжном шкафу, я размышлял о Брэйне. Кто мог его убить и что, черт возьми, мне делать?
      Обычно я держу дюжину золотых рыбок в офисном аквариуме. Сейчас их было тридцать три - во всяком случае, столько я смог насчитать. Но в количестве рыбок я не был уверен, потому что одна из самочек вывела дня три назад кучу деток, и теперь эти малютки были так полны жизни и энергии, что за ними невозможно было уследить. Однако наблюдение за рыбками не навело меня на блестящие идеи, поэтому я сел за письменный стол и погрузился в недолгие и, увы, бесплодные размышления. Занятый этим, я проверил ящик стола, в который засунул красивый пистолет Датча с перламутровой рукоятью. На месте. Интересно, как скоро я снова увижусь с Датчем и Флемом? И, конечно, с Гарви Мэйсом?
      Я осторожно положил ноги в туфлях из козловой кожи на стол и угнездил телефонный аппарат на коленях. Бережно, ибо я горжусь моим почти новым письменным столом красного дерева со сверкающей столешницей.
      Кстати, я вообще горжусь своим кабинетом. Недавно я заработал пять штук, и мой скромный офис внезапно преобразился. Я покрыл пол темно-синим ковром, поставил письменный стол с вращающимся креслом и два других глубоких кожаных кресла и добавил два шкафчика-картотеки. Рыбки плавают в аквариуме, стоящем на книжном шкафу, в котором я держу справочники "Кто есть кто", "Британскую энциклопедию" и три тома из четырехтомника "Моя жизнь и любовь" Фрэнка Харриса. Перед большим столом красного дерева, за моей спиной, широкое окно, через которое я могу наблюдать за снующими по Бродвею пешеходами. Одним словом, приятное местечко для расслабления, а иногда даже для работы.
      Я отыскал номер отеля "Джорджиан" и позвонил Амелии Бэннер. После пары гудков на другом конце линии подняли трубку.
      - Амелия, милая моя Амелия, это Шелл Скотт.
      - О, привет, - ответил сонный голос. - Привет, Шелл. Как поживаешь? - Она откровенно зевнула в трубку.
      - Тебе уже скучно? - расстроился я.
      - Не говори глупости, дурашка. Ты меня разбудил.
      - Отоспалась?
      - Пожалуй. Который час? Я посмотрел на часы:
      - Уже пять. У тебя все в порядке?
      - А? Да. Я только сейчас пришла в себя, Шелл. - Она, казалось, проснулась окончательно. - Ты разузнал что-нибудь?
      - Ничего особенного. Завтра узнаю больше.
      - Шелл?
      - Да?
      - Ты приедешь?
      - Не думаю, Хол... Амелия. Спи дальше. Ты выглядела очень утомленной, а спала всего четыре-пять часов. Я просто хотел убедиться, что все в норме.
      Она мягко проговорила:
      - Я уже восстановила свои силы. На это я не нашелся что сказать.
      - Шелл? Ты меня слышишь?
      - Слышу.
      - Ну так что?
      - Увидимся завтра.
      - Противный.
      - Я такой.
      - Ты не хочешь уложить в постель убийцу?
      - Прекрати. И не глупи. Увидимся завтра. Черт, дурацкая шутка.
      - Хорошо, Шелл. Пока.
      - Спокойной ночи, Амелия. Выспись как следует. Я тебе позвоню.
      - Провались ты! - Она бросила трубку. Я полистал телефонный справочник в поисках Гарви Мэйса и Вандры Прайс, но они в нем не значились. Оператор тоже не помогла мне, и я позвонил в отдел расследования убийств. И ответил мне кто бы вы думали? - мой любезный друг Керригэн.
      - Да?
      - Мне нужен капитан Сэмсон.
      - Извините, но он уже ушел. Ха! - Его тон вдруг переменился, утратив всякое подобие вежливости. - Я, кажется, узнаю мужественный голос. Если это не кровожадный детектив Шелл Скотт, я перережу себе глотку.
      Я мог бы и ответить, но не стал этого делать, а лишь попросил:
      - Соедини меня с кем-нибудь еще.
      - Ничего не выйдет, Скотт. Если хочешь чего, говори мне.
      - Меня удивляет, что ты сидишь в отделе. Я-то думал, ты будешь болтаться где-то рядом, чтобы выследить меня, хотя я сомневаюсь в том, что ты можешь выследить кого-нибудь, разве что ребенка.
      - Ладно, чего ты хочешь?
      Черта с два попрошу я его о чем-нибудь.
      - Не вешай трубку, - сказал я, положил свою и отправился домой.
      Двойную порцию мяса на ребрышках и хорошенько выспаться. Глядишь, завтра будет более плодотворный день. В каком смысле плодотворный, я не знал, но предчувствовал, что скучать мне не придется.
      Вернувшись в свой апартамент-отель, я выпил немного с Полом Энсоном доктором, живущим на том же этаже через две двери от моей квартиры, у которого всегда был постоянный запас доброго кукурузного виски. Потом я отправился к себе.
      На "Амелию" я взглянул с чувством, близким к отвращению. До сих пор она царила в гостиной моей трехкомнатной квартирки. Но по сравнению с пышной красоткой в мастерской Брэйна моя "Амелия" казалась мне слишком вульгарной. Она висит, как войдешь, на правой стене над фальшивым камином, и ее бесстыжие глаза лукаво смотрят вниз, на огромный диван шоколадного цвета, стоящий на толстом ворсистом желто-золотистом ковре, покрывающем пол от стены до стены. Чего только красотка не повидала, так что настала пора от нее отделаться.
      В спальне я повесил костюм, вставил растяжки в туфли и засунул все остальное в мешок для прачечной. Расслабившись в горячей ванне, я размышлял о Керригэне, убежденном - или почти убежденном - в том, что я убил Брэйна. Думал я и о том подозрении, с каким на меня смотрел сегодня Джонни Браун, да и некоторые другие. Вспоминал, как матерился Датч и рычал Гарви Мэйс.
      Да, сколько бы ванн я ни принял, сколько бы дезодоранта ни вылил на себя, как бы тщательно ни чистил зубы, до какого бы блеска ни начищал туфли, мне придется изрядно потрудиться, чтобы восстановить былую популярность.
      Глава 9
      В половине девятого утра я уже подъехал к своему офису, предвкушая большой день. Открыв дверь, я застыл, вытаращив глаза и зло чертыхнувшись.
      Большой день начался.
      Ругался я сначала тихо, потом все громче, пока не завопил во все горло. Помните мой красивый офис? Тот, которым я так гордился? Так его не стало - его разгромили.
      Кто-то поработал на славу. Казалось, три-четыре банды умственно отсталых юнцов, иногда называемые крысиными стаями, резвились здесь поочередно. И учинили основательный погром. У меня больше не было офиса. Мне остались только стены, пол и потолок.
      Шкафчики-картотеки были повалены и разбиты, хранившиеся в них бумаги разбросаны по всему полу. Красавец письменный стол лежал на боку, с вырванными ножками и изрезанной столешницей. Рядом валялось разломанное на две части вращающееся кресло. Два прекрасных глубоких кресла были искромсаны, и набивка выпущена на ковер. Вернее, на коврики. Ковра не было - повсюду были разбросаны истерзанные темно-синие полоски.
      Это не походило даже на обыск - простое варварство, совершенно бессмысленный погром.
      Я впал в ярость. Но еще сильнее я был удивлен и ошеломлен. Гнев затуманил мой мозг. Однако я быстро начал оправляться от шока, ко мне вернулась способность мыслить. Я подошел к письменному столу и заглянул в выдвинутые ящики с левой стороны. Пистолет, отобранный мною у Датча, исчез.
      Старина Датч, сукин ты сын! Ты забрал наконец свою пушку? Подожди, приятель, я сделаю тебя калекой.
      Моя ярость постепенно утихала. Но тут я повернулся и увидел то, чего еще не видел: книжный шкаф был опрокинут, его стенки проломлены, а "Британская энциклопедия", "Кто есть кто" и томики Фрэнка Харриса разодраны в клочья.
      А мертвые золотые рыбки лежали на полу среди осколков аквариума. Они уже застыли и высохли и стали похожи на игрушечные, покрытые защитным слоем лака. Теперь я мог сосчитать их всех.
      Нет, крыша у меня не поехала, хоть я и был близок к этому. Но разгоравшийся внутри меня огонь готов был выплеснуться наружу. Оглядевшись еще раз, я подошел к телефону и набрал номер Сэмсона. Мне нужен был один адрес, и срочно.
      Смех! Набрал номер! Я должен был предвидеть, что телефон мертв. Только сейчас я увидел, где был оторван или отрезан провод - я не стал уточнять. Стоя у разбитого стола и держа телефон в руках, я пытался сложить два и два, когда в дверях остановилась Хэйзел.
      - О Боже! - задохнулась она. - Что стряслось, Шелл?
      Я не мог положиться на самого себя, боялся открыть рот, боялся заорать на нее.
      - Ты знаешь, кто это устроил? - спросила она. Я кивнул.
      - Сочувствую.
      - Ага. Хэйзел, тебе лучше пойти к себе. Со мной сейчас не поговоришь.
      Она послушно повернулась и ушла.
      Через несколько секунд я уронил телефон, последовал за ней в конец коридора и попросил ее соединить меня через коммутатор с Сэмсоном.
      - Сэм? Шелл. Сделай мне одолжение.
      - У тебя неприятности?
      - Личные счеты. Скажи мне домашний адрес Гарви Мэйса, если знаешь. Его нет в телефонной книге, а я не могу терять время.
      - Мы многое чего знаем о нем, и адрес тоже. Что за спешка?
      - Просто я жажду его повидать.
      - С утра пораньше?
      - Немедленно.
      Было слышно, как он тяжело вздохнул:
      - О'кей, Шелл. С тобой не соскучишься.
      - И еще, Сэм. Ты знаешь парней по имени Датч и Флем, подручных Мэйса?
      - Не все сразу.
      - Ладно, достаточно адреса Мэйса.
      Через пару минут он сообщил мне адрес: 2038, Уитли-Террас. Шикарный район всего в нескольких кварталах от центра Голливуда. Я поблагодарил Сэма, передал трубку Хэйзел и бросился к "кадиллаку". В любом случае я собирался повидать Мэйса, теперь же я мог провернуть дельце, сочетая приятное с полезным.
      Большой коричневый дом на Уитли-Террас, рядом с Грейс-авеню, был расположен почти на верхушке холма, вдали от улицы. Крутая крыша возвышалась над огромным газоном с большим плавательным бассейном в форме почки в центре.
      И вообразите только: в доме в разгаре была гулянка! Не то чтобы я считал девять часов утра неподходящим временем для гулянки, но это никак не согласовывалось с моими планами. Не похоже было, чтобы она только начиналась, скорее, подходила к концу.
      На газоне стояло с полдюжины столов, ломившихся от бутылок и блюд, и я насчитал около двадцати человек, шатавшихся по лужайке в спортивной одежде и купальниках. Я вылез из машины и зашагал по газону, чуть не наступив на прелестную маленькую брюнетку, свернувшуюся клубочком на траве. Ее юбка задралась выше колен, она еле слышно похрапывала. Наверное, набиралась сил. Я перешагнул через нее и подошел к двум рыжим девушкам с покрасневшими глазами, жадно поглощавшим сандвичи с одного из столов. Оглядевшись и не заметив нигде Мэйса, я предстал перед девушками, что само по себе было волнующе, каким бы мотивом я ни руководствовался.
      Утро было теплым, солнышко уже ощутимо пригревало, и обе девушки были одеты в купальники. Та, что стояла чуть дальше от меня, - в закрытый черный без бретелек, а та, что ближе, была в гораздо более интересном наряде. Лифчик и трусики в красно-белую полоску - вероятно, так называемый французский купальный костюм, однако он был слишком смелым даже для Французской Ривьеры. Если она купила это в магазине, оно, наверное, продавалось под девизом: "Любовь" или "Да-да", но, по-моему, она изобрела его сама. Маленькое металлическое кольцо соединяло спереди две половинки лифчика, а два крошечных косячка ткани, служившие нижней частью наряда, соединялись на каждом бедре кольцом большего размера. Ее купальный наряд не оставлял места воображению и позволял видеть ровный загар на всем теле.
      Я спросил более интересную, не знает ли она, где Мэйс.
      Она крутанулась в мою сторону, ухватилась за стол, чтобы не упасть, и заморгала.
      - Уу-хуу, - выдохнула она. - Где это ты был? - Голос маленькой девочки контрастировал с телом вполне зрелой женщины. Однако она здорово набралась.
      - Где Мэйс? - повторил я.
      - А ты милый. Кто ты?
      - Где, черт побери, Мэйс?
      - Поцелуй меня крепко-крепко.
      - Леди, я ищу человека по имени Гарви Мэйс.
      - Ну, поцелуй же меня, а?
      В иных обстоятельствах я бы не отказал себе в таком тихом удовольствии, но сейчас мне предстояло нечто более энергичное.
      Я поспешно отступил от жаждущей лобызаться девицы, ринувшейся уже ко мне, словно осьминог, направился к бассейну и наконец увидел его.
      Он сидел на бортике, болтая ногами в воде. Я и раньше знал, что Гарви накачан что надо, но сейчас он поразил меня еще больше.
      На нем были лишь короткие купальные трусы гавайской модели, и, ей-богу, он напоминал бритую обезьяну. И не только грудью с густой порослью коричневатых волос, похожих на мотки стальной проволоки. В плотном теле не было ни капли жира. Под кожей перекатывались узлы стальных мышц.
      Я подошел к нему сзади и сказал:
      - Мэйс, я хочу поговорить с вами.
      Он оглянулся на меня и поболтал еще немного ногами в воде, как игривый слон. Выражение тихого восторга засветилось на его лице, и его густые каштановые усы слегка пошевелились.
      Он был так пьян, будто уже в третий раз нырял в неразбавленное виски.
      Широко улыбнувшись, он произнес:
      - Хорошо. Рад, что ты смог прийти. Водичка отличная.
      - Мэйс, черт побери! Мне нужно поговорить с тобой. Сейчас.
      Он чуть нахмурился, продолжая улыбаться, потом встал и повторил:
      - Рад, что ты смог прийти.
      Он протянул огромную мозолистую ладонь. Я схватил ее и попытался пожать. Черта с два! Он сдавил мою руку как железными клещами. С трудом освободившись от его захвата, я прорычал:
      - Ради Бога, Мэйс, протрезвей наконец. Я Скотт. Шелл Скотт. Я тебе не нравлюсь, и ты меня не приглашал.
      Он снова помрачнел и перестал тянуться к моей руке. В его голубых глазах промелькнуло что-то осмысленное, и они стали менее дружелюбными.
      - Скотт? Сыщик?
      - Он самый. Что, черт возьми, вы сделали с моим офисом?
      - Офисом? - Он резко потряс головой и взглянул на меня. - Подожди минутку.
      Он повернулся и плюхнулся животом в воду, потом нырнул и всплыл в другом конце бассейна. Отфыркавшись и встряхнув головой, он опять ушел под воду. Наконец он легко, поигрывая мускулами, подтянулся, выбрался из воды, потопал к столу, на котором стоял блестящий кофейник, и стал жадно пить черный кофе.
      Я остался ждать у бассейна. Минут через десять он вернулся. Еще не окончательно протрезвевший, он мог, однако, вести разумный разговор или даже переломать мне конечности.
      Остановившись передо мной, он прогрохотал своим гулким басом:
      - Так в чем, черт побери, дело?
      - Это я сам хотел бы знать. Какого дьявола ты велел своим парням устроить погром в моем офисе? Тебе или им придется заплатить за это.
      Он уставился на меня:
      - Какой еще офис?
      - Мой. А ты думал какой? Он тихо ответил:
      - Понятия не имею о твоем офисе.
      - Мэйс, ты не отделаешься пустой болтовней. Я не шучу.
      Вспышка гнева пробежала по его лицу.
      - Мистер, вы хотите, чтобы я зашвырнул вас в бассейн? Я уже объяснил, что не имею понятия, о чем, черт побери, ты говоришь. Ты думаешь, если бы я знал, то сказал бы, что не знаю, убежал бы и спрятался?
      Ярость душила меня, и я не обратил никакого внимания на его угрозу. Однако говорил он вполне убедительно, поэтому я сдержался:
      - Ладно, Мэйс. У меня нет оснований считать, что ты лжешь. Но я знаю, что это сделали твои парни.
      - Какие парни?
      - Датч и Флем.
      Вокруг нас начали собираться люди, привлеченные возможностью посмотреть, как я буду тонуть. Мэйс огляделся и проревел:
      - Убирайтесь! Исчезните! Гулянка кончилась! Они как бы растворились в воздухе, и мы с Мэйсом остались одни у бассейна. Никто не будет наблюдать, как я тону.
      - Ты их знаешь, - продолжал я. - Те самые ребята, что были с тобой вчера утром.
      Мэйс огляделся, убедился, что никто нас не подслушивает, и пожал мощными плечами. Мне стало жутковато.
      - Ты можешь надоесть мне, Скотт. Ладно, это мои парни. Так ты предполагаешь, что они разгромили твой офис?
      - Не предполагаю. Они сделали это. Отдай мне их, Мэйс.
      - Что им пришло в голову?
      - Я отобрал у Датча пистолет. Он обещал заполучить его обратно. Вот и заполучил. И потехи ради разнес в клочья мой офис.
      - Датч обычно исполняет обещания, - тихо проговорил Мэйс. - Он, правда, туп и ограничен. Но сердить его опасно.
      Я припомнил, что говорил Датч о моем трупе. Гнев его был беспределен. Мэйс продолжил:
      - Тебе не следовало отбирать у него пушку. Он очень к ней привязан.
      - Эта привязанность дорого ему обойдется.
      - Послушай, Скотт. Мне нравятся крутые парни, но я не люблю, когда мне досаждают. Кто бы то ни было. Так что оставь меня в покое.
      Я покачал головой:
      - Я должен отплатить Датчу и Флему. Поэтому лучше примирись с их потерей.
      Он заскрипел зубами, потом вдруг задал вопрос, заставший меня врасплох:
      - Где девушка?
      - Какая девушка?
      - "Какая девушка"! Холли Уилсон. Где она?
      - Гм-м. Мне неизвестно, где она, Мэйс. - И вправду, я знал только, где я ее оставил.
      - Ладно, я сам ее найду.
      - Почему она тебя интересует? - спросил я.
      - Мое дело.
      - И мое тоже. Она - моя клиентка.
      Мне самому это показалось смехотворным. В это дело я ввязался главным образом потому, что сам был на подозрении, но также и ради Холли, хотя у нас с ней не было никакого разговора о моем вознаграждении. Я как бы получил задаток лишь в виде пары испуганных глаз да красивых губ, не считая всего прочего.
      Мы с Мэйсом молча стояли и пялились друг на друга. Потом он сделал приглашающий жест в сторону стульев рядом с бассейном:
      - Присядем, Скотт. Поговорим.
      Что еще он надумал. Он сел было лицом ко мне, но тут же поднялся и сходил за сигаретами. Закурив, он перебросил мне пачку сигарет и спички.
      Пока я закуривал, он спросил:
      - Значит, она действительно твоя клиентка? Я слышал, что случилось на том маскараде, и о твоей стычке с Брэйном. Похоже, ты хочешь найти того, кто пришил Брэйна, чтобы отмазаться самому, так?
      - Естественно, я хочу найти его.
      - Его? Почему именно его?
      - Почему бы и нет?
      Он выпустил дым через ноздри и сказал:
      - Холли! Вот кто прикончил Брэйна." Я уставился на него и заморгал:
      - Я в это не верю. Он ухмыльнулся:
      - Она милашка, не правда ли?
      - Не имеет значения.
      - Нет?
      - Нет. У вас есть доказательства?
      - Ничего, что сгодилось бы копам. Но я-то не сомневаюсь. Мне наплевать, что она замочила Брэйна. И слава Богу. Но она еще и играет в шантаж.
      С минуту я молчал - слишком уж все обернулось неожиданно для меня. И я не просто не верил в сказанное им - я не желал верить. Хорош частный детектив, а? Однако иногда такое случается.
      - Может, у тебя и есть основания считать так, Мэйс, но меня ты не убедил. Скажи мне что-нибудь определенное, тогда я подумаю. - Я затянулся сигаретой, пока он качал головой.
      - Это все, что ты получишь от меня. А основания у меня есть.
      - Ты ведь можешь прикрывать кого-нибудь. Насколько я знаю, ты был возле особняка Фелдспена, когда убили Брэйна?