То, что на них была изображена она сама, сомнений не вызывало. Затем кто-то позвонил по телефону и сказал, что весь фильм она сможет получить, заплатив пятьдесят тысяч песо. В противном случае пленку перешлют генералу Лопесу, ее супругу. Она заплатила, за что вскоре получила по почте весь ролик. Но шантаж на этом не закончился. Вновь раздался телефонный звонок, и с нее опять потребовали такую же сумму денег. Она заплатила во второй раз. Сегодня рано утром ей позвонили в третий раз и уже в третий раз потребовали пятьдесят тысяч. Теперь она решила не поддаваться дальнейшим вымогательствам и попыталась было возразить, однако спокойный голос в трубке сказал, что этот вопрос обсуждению не подлежит, и пообещал ей, что в случае отказа уже завтра утром ей придется давать объяснения мужу или читать о своих похождениях в газетах. Мадам Лопес вновь пыталась протестовать и даже пообещала достать денег, но только днем позже, однако звонивший не стал ее слушать и повесил трубку.
      - Похоже, ваше предложение заплатить им завтра их не заинтересовало? спросил я.
      - Нет.
      - Голос в трубке был мужской или женский?
      - Мужской. В нем чувствовалась явная угроза. Судя по тому, что звонивший не захотел ждать очередной суммы, они полны решимости меня изничтожить.
      - Или вашего мужа? - выдержав паузу, предположил я. Как вы думаете, если генерал... скажем...
      - Для него это будет трагедия, - не дав мне договорить, спокойным голосом сказала сеньора Лопес и замолкла.
      Затем она повернулась ко мне, обеими руками закинула вуалетку на шляпку и посмотрела мне прямо в глаза.
      У графини были огромные темные глаза, необычайно длинные ресницы, высокие, слегка выступающие скулы, большой рот с чувственными влажными губами. Ее красота показалась мне не совсем обычной для латиноамериканки. В ней было что-то славянское.
      Глядя на меня в упор, она твердым голосом произнесла:
      - Мистер Скотт, я хотела бы сказать вам следующее. Мой муж часто и довольно надолго оставляет меня одну, и, как я полагаю, причиной тому не только его служебные дела. Хочу, чтобы вы хотя бы немного меня поняли. Мне не составляет особого труда оставаться одной, но это, согласитесь, не совсем справедливо... Он столько времени проводит вне дома, но я не ропщу он ведь мужчина. В Мексике так заведено, но я не мексиканка. - Графиня сделала паузу, а затем спросила: - Вы понимаете?
      - Думаю, что да, - улыбнувшись, ответил я. - Во всяком случае, немного - это уж точно.
      Слегка помрачнев, сеньора Лопес закусила губу и снова прикрыла лицо вуалеткой. Затем она глубоко вздохнула и сказала:
      - Считаю, что супруги должны верить друг другу. Хоть я и изменила своему мужу, я все же искренне его люблю. Понимаете, как я надеюсь на вашу помощь? Если все раскроется, это обернется страшной трагедией и для него, и для меня. А возможно, и для вас тоже.
      Я не понял ее намека относительно меня, но не стал уточнять, что она имела в виду.
      - Понятно, сеньора, - тем не менее сказал я. - Я сделаю все, что от меня зависит.
      Мы пробыли в камере втроем еще минут пять, за время которых она пообещала, что если я помогу ей, то те пятьдесят тысяч песо, которые требовали с нее шантажисты, будут моими. Сообщив сумму моего вознаграждения, сеньора Лопес поднялась с кровати и направилась в караулку звонить по телефону. От этого звонка зависело, буду ли я и дальше сидеть в тюрьме или выйду на свободу. Амадор остался со мной.
      - Пока я еще в камере, но похоже, благодаря твоим стараниям скоро из нее выйду, - заметил я.
      - Очень даже возможно. С такими организаторскими способностями мне бы в Голливуде цены не было, - облизнув губы и пощипав свои усы, ответил Амадор. - Забавная складывается ситуация, Шелл. Но тебе необходимо будет найти этот фильм. Послушай. Генерал изменяет графине направо и налево, но сам он страшно ревнивый. То, что позволено ему, не позволено его жене. Он так считает. Понял?
      Я отлично и давно все понял: генерал был нормальным самцом.
      - Генерал способен удовлетворить любую прихоть жены, но если увидит тот фильм, он размозжит ей голову. Так что тебе лучше найти кинопленку как можно скорее.
      - Я не совсем тебя понял.
      - Знаешь, у самой графини нет таких, как у ее мужа, связей и возможностей, чтобы освободить тебя. Генерал ее обожает и, если не узнает о ее похождениях, так и будет плясать под ее дудку. Так что только от него зависит, будешь ты на свободе или нет.
      Я уставился на него удивленными глазами.
      - Да, сейчас графиня просит мужа, чтобы тот похлопотал о твоем освобождении. Генерал не должен знать, почему его супруга в этом так заинтересована. Это ясно как день. Но если узнает, то может пристрелить вас обоих. Он страшен в гневе, - поймав мой недоуменный взгляд, сказал Амадор и захохотал.
      - К чему этот дурацкий смех? Ничего смешного я не вижу.
      - Нет, ситуация действительно очень забавная, - ответил он. - Поэтому я и говорю тебе: найди фильм до того, как генерал его увидит. Иначе ты очень скоро снова окажешься в тюрьме.
      Я понимающе покивал ему в ответ.
      - Не исключено, что генерал сможет увидеть этот фильм и сегодня. В какой-нибудь теплой компании.
      Я было собрался расспросить Амадора, где собираются такие "теплые" компании, в которых смотрят порнографические фильмы и в которых частенько бывает генерал Лопес, как в коридоре послышались шаги. Через мгновение щелкнул замок, дверь моей камеры распахнулась, и на пороге появился полицейский. Им оказался мой старый приятель со щербиной во рту, капитан Эмилио.
      Надо было видеть его кислую мину, когда он скомандовал мне, чтобы я убирался ко всем чертям. Едва я успел шагнуть в коридор, как капитан схватил меня за руку и злобно прошипел:
      - Ты очень скоро сюда снова вернешься. Уж об этом-то я позабочусь. Тебе от меня так просто не отделаться. Понял?
      - Да, - ответил я. - Хочу дать на прощанье один совет. Если тебе дороги твои зубы, больше не попадайся мне под горячую руку.
      Капитан посмотрел на меня испепеляющим взглядом и отпустил мою руку.
      - Ладно, запомни, на свободе ты пробудешь недолго. Это я тебе обещаю, - ответил он, бросил взгляд на мои зубы и так сильно сжал дубинку, что суставы пальцев его правой руки побелели.
      Можно было легко догадаться, что станет с моими зубами, окажись я снова в тюремной камере.
      Мы с Амадором направились к старшему надзирателю, сидевшему в конце длинного коридора, а капитан, поигрывая в руке дубинкой, мрачно смотрел нам вслед. На столе перед надзирателем я увидел мои вещи, отобранные полицейскими при аресте. Рассовав по карманам всякую мелочь, я надел ремень и, с облегчением вздохнув, потянулся за измятой пачкой сигарет, остававшейся на столе у надзирателя. Не успел я убрать руку, как надзиратель схватил меня за запястье и аккуратно, двумя пальцами, забрал у меня пачку. Какого черта, подумал я и посмотрел на пачку сигарет, которую надзиратель продолжал держать двумя пальцами. На ее целлофане остался едва заметный отпечаток моего большого пальца. Неужели ему понадобился этот отпечаток? Я обратил внимание на то, что из пачки торчали две сигареты. Возможно, этот надзиратель просто хотел закурить, да и только.
      - Отдайте мои сигареты, - потребовал я.
      Мало того, что меня засадили в эту вонючую каталажку, так я еще и должен был угощать охранника своими сигаретами! Это уж слишком.
      В ответ сержант-надзиратель оскалил зубы, прищелкнул языком и что-то негромко сказал Амадору по-испански. Сеньора Лопес, стоявшая справа, как-то странно посмотрела на меня.
      - Чего он там тебе пробормотал? - спросил я Амадора.
      - Сказал, что вещественные доказательства он намерен оставить у себя. Как ни странно, но сержант утверждает, что эти сигареты с марихуаной. Он боится, что ты опять накуришься и начнешь нападать на прохожих.
      - Что? Да он с ума спятил! Скажи, чтобы он вернул мне мои сигареты, сказал я Амадору и снова посмотрел на пачку, которую отобрал у меня надзиратель.
      Это была обычная пачка "Белмонтса" в красочной, как и полагается, обертке, с маленькими фигурками лошади и жокея. Однако вид тех двух сигарет, которые торчали из нее, насторожил меня. Табак в них был крупнее, а набивка не такая плотная, как в нормальных сигаретах.
      - Амадор, я хотел бы поближе посмотреть сигареты. Скажи ему, что глотать их не собираюсь, а убегать с ними - тем более.
      Амадор пересказал мою просьбу сержанту, тот, переведя взгляд с гида на сеньору Лопес, положил передо мной пачку. Да, никаких сомнений, в сигаретах вместо табака была марихуана. Я достаточно навидался ее на своем веку, мог легко отличить их по запаху.
      - Эти сигареты не мои, - твердо сказал я. - Кто-то...
      Я неожиданно замолк, вспомнив, как меня, порядком избитого, доставили в тюрьму и обыскали. Кто же шарил тогда по моим карманам? Да, это был капитан Эмилио.
      Наклонившись над столом и глядя в глаза сержанта, я, чеканя каждое слово, произнес:
      - Сигареты не мои. Кто-то подсунул их мне в пачку. Капитан Эмилио обыскивал...
      В это время сеньора Лопес что-то сказала Амадору, и тот прервал мои объяснения:
      - Сеньора просит, чтобы мы уходили отсюда как можно скорее. У нас мало времени. И вообще, чем раньше мы уберемся из тюрьмы, тем лучше.
      - Но...
      - Да брось ты. К чему эти разговоры, если ты уже свободен? Мне надо еще многое тебе рассказать, а времени слишком мало.
      Я попытался было возразить, но потом согласился с гидом:
      - Ладно, Амадор. Но к вопросу об этой травке я все же вернусь.
      - Если ты приступишь сразу к делу, из-за которого тебя вызвали, времени у тебя будет предостаточно. Да ты и сам это прекрасно понимаешь.
      Я все понял. Мы отошли от сержанта и направились к выходу. Тут я неожиданно услышал, как меня кто-то зовет:
      - Шелл! Шелл!
      Я обернулся и у стены увидел сидевшую на стуле Моник. Она поднялась и поспешила мне навстречу. Девушка выглядела встревоженной и очень усталой.
      - Моник, дорогая, - сказал я. - Ты что, все это время была здесь? С того момента, как позвонила Амадору?
      - Да, я очень волновалась, - простодушно ответила она. - Что с тобой произошло? Ты теперь свободен?
      - Да. Через минуту я тебе все расскажу.
      Амадор, стоявший с сеньорой Лопес у двери, поманил меня пальцем.
      Когда я подошел к ним, графиня ровным голосом произнесла:
      - Мистер Скотт, я звонила мужу, и благодаря ему вас освободили. Генерал очень заинтересовался, почему я за вас хлопочу, и задал уйму вопросов. Я сказала, что вы мой друг, которого несправедливо упрятали в тюрьму. Мои объяснения он принял, во всяком случае пока. Однако если мой муж узнает всю правду, вы снова окажетесь в тюрьме. - Она ненадолго замолчала, а потом добавила: - Как вы понимаете, помочь я вам тогда не смогу. И не только потому, что у меня нет связей. Просто у меня самой будут огромные неприятности. Возможно, это звучит и жестоко, но на меня вы можете рассчитывать только в том случае, если сами окажете мне услугу. Уверена, вы меня правильно поняли.
      В ответ я кивнул. Здесь все было ясно и без напоминания графини.
      Амадор отвел меня в сторону.
      - Я отвезу графиню домой, - сказал он, - и минут через двадцать доберусь к себе. Ты поезжай тотчас. Договорились? Мы все обсудим, я покажу фотографии, которые получила графиня. На них запечатлен и тот парень. Возможно, они тебе пригодятся.
      - Хорошо, Амадор, но послушай. Ты начал говорить о том, что уже сегодня генерал будет смотреть этот фильм но не закончил.
      - Да, похоже, что будет. Графиня сообщила мне, что у ее мужа сегодня какая-то важная встреча, но от других людей я узнал, что генерал собирается вовсе не на нее, а скорее всего в компанию с девицами, где крутят порнографические фильмы. Так что надо поспешить: не исключено, что смотреть будут именно фильм с участием графини.
      - А где все это будет происходить?
      - Пока не представляю. Да и как выведать, не знаю. Графине, естественно, тоже неизвестно. Вот тебе и предстоит все узнать самому. Так что до встречи, - сказал Амадор и вместе с сеньорой Лопес скрылся в дверях.
      Я молча проводил их взглядом. У меня было такое ощущение, будто под моими ногами проваливается пол. Следом за ними на улицу Лондрес вышли и мы с Моник.
      Накрапывал дождь. Мы помахали рукой проезжавшему мимо такси, совсем новенькому "форду", и, когда машина остановилась рядом с нами, забрались в нее. Где-то над городом сверкнула молния, и вскоре пророкотали раскаты грома. Попросив водителя отвезти нас в отель "Дель Прадо", я откинулся на мягкую спинку сиденья и стал перебирать в памяти все, что произошло со мной за эти последние два часа. Мне очень хотелось знать, где сейчас находится латиноамериканский Хемингуэй, с какой целью в мою пачку "Белмонтса" подсунули марихуану и почему меня так быстро освободили.
      Глава 4
      - Вот, Моник, и все мои приключения за последние два часа, - произнес я, закончив свой рассказ, скрыв, разумеется, историю о генерале и графине.
      Мы только что начали сворачивать с улицы Флоренции направо, чтобы выехать на широкую авеню Реформы. Вернее, пытались свернуть. Авеню Реформы, на которую выходит не менее девяти улиц, с ее впечатляющими статуями и монументами, утопающими в зеленых кронах деревьев, и зданиями великолепными образцами современной архитектуры, - одна из самых красивых в мире. Однако выехать на нее или свернуть с нее часто бывает почти невозможно. Половина всего мексиканского парка автомобилей приписана к столице, но иногда создается впечатление, будто все транспортные средства, которыми располагает Мексика, собираются именно здесь, на авеню Реформы. Машины движутся непрерывным потоком. Водители, положив одну руку на руль, а другой давя на кнопку звукового сигнала, на опасной для жизни скорости огибают скульптурные композиции, установленные посередине проезжей части, обгоняют идущие впереди машины и с ревом проскакивают мимо дорожных указателей, запрещающих использование звуковых сигналов.
      Наконец нам все же удалось благополучно влиться в автомобильный поток и двинуться в направлении улицы Хуареса, на которой находился наш отель. После душной камеры мне не хватало воздуха, и я, покрутив ручку в дверце машины, опустил стекло.
      - Как же тебе удалось выйти из тюрьмы, Шелл? - спросила меня Моник.
      - Мне помогли, - с улыбкой ответил я. - Кстати, спасибо, что позвонила Амадору. Если бы не ты, я и сейчас бы сидел в кутузке и хлебал тюремную баланду. Да, а что с доктором?
      - С ним? А что ты имеешь в виду?
      - Так ты тоже ничего о нем не знаешь. Дело в том, что Амадор разговаривал по телефону с Бафф, и та сообщила, что отец в гостинице не появлялся.
      Моник нахмурилась:
      - Странно. Ты долго не возвращался, и я пошла за тобой. Выйдя на улицу, я увидела, что тебя заталкивают в полицейскую машину. Я обомлела. Поймав такси, я тотчас поехала за вами, так что с того времени ни Бафф, ни ее отца уже не видела.
      - Ничего. Вероятно, они уже оба в своем номере. Угостишь сигаретой?
      Мы закурили, и я, устроившись поудобнее в машине, задумался. Дождь усилился. В это время года с погодой здесь происходят удивительные метаморфозы: может быть сухо, небо безоблачное, а через полминуты откуда ни возьмись набегают черные тучи, и на землю обрушиваются потоки воды. Вот и сейчас я смотрел на ветровое стекло, по которому со злостью барабанили крупные капли дождя. Но нашего водителя такая погода совсем не волновала. Надо сказать, таксистов вообще ничто не волнует. Я инстинктивно уперся ногами в пол - прямо перед нами из плотной завесы дождя неожиданно вынырнула огромная статуя Cuahtemos. Еще секунда, и мы неминуемо врезались бы в постамент, но таксист вовремя нажал на тормоз, и машина остановилась.
      Движением транспорта в столице Мексики управляют в основном полицейские. Они, стоя на видном месте, размахивают фонариками, отчаянно жестикулируют, вращаются то в одну, то в другую сторону, почесывают свои зады и изо всех сил дуют в свистки. Здесь же, на авеню Реформы, регулирование потока машин осуществлялось с помощью светофоров и разного рода указателей. И это было для Мехико огромным прогрессом, хотя говорить, что эти современные средства регулировки движения обеспечивали хоть какой-то порядок на оживленной магистрали, нельзя. Местные водители на удивление точно чувствовали момент, когда должно произойти переключение светофора, и за секунду до этого или чуть раньше жали на газ, и огромная масса машин, в основном подержанных, разом срывалась с места и с бешеной скоростью мчалась мимо оторопевших туристов, вознамерившихся было пересечь авеню. Водителей совсем не волновало, задавят они при этом кого-нибудь из пешеходов или нет. Главное для них было вырваться вперед.
      Мы оказались во втором ряду, то есть в самом центре транспортного потока. Справа и слева нас поджимали машины, хотя добрая половина первого ряда была свободной. Свободное пространство до тротуара оказалось достаточно широким, чтобы в него вскоре втиснулся огромный "кадиллак" черного цвета, который тут же предпринял попытку встать первым в нашем ряду. Но наш таксист был начеку и выдвинулся немного вперед. Среди мексиканских водителей это своего рода игра: не дать никому занять место впереди себя. Пешеходы, оказавшиеся на проезжей части, в счет не шли.
      Внезапно сверкнула яркая молния, и следом раздался раскатистый гром. Но и это не испугало нашего водителя. Чтобы нас не опередил "кадиллак", он так резко нажал на газ, что меня прижало к спинке сиденья. В этот момент что-то больно укололо меня в шею. Наверное, хрустнули шейные позвонки, решил я. Боль, как ни странно, не проходила. Я посмотрел, где теперь "кадиллак", но так и не увидел его. Справа две машины сворачивали на примыкавшую к авеню улицу и, вероятно, закрыли собой этого черного монстра. Снова послышался громкий треск. То ли это были раскаты грома, то ли треск столкнувшихся друг с другом автомашин - я так и не понял. Теперь наш таксист всецело ушел в борьбу за лидерство сразу с двумя водителями: один из них пытался из левого ряда встать впереди нас, а другой - протиснуться между нами.
      - Мне никогда не привыкнуть к подобным вещам, - сказал я Моник. - Это же сплошной хаос. Каждый едет, как ему вздумается. По Мехико я предпочел бы ходить пешком, если бы не боялся пересекать улицы.
      - Ничего, думаю, мы прорвемся, - смеясь, ответила она.
      Оторвавшись от преследовавших нас машин, мы обогнули очередной монумент, стоявший посреди проезжей части, и покатили дальше. Жжение в шее не проходило. Проведя рукой по загривку, я непроизвольно вскрикнул: такая сильная была боль. Я отдернул руку и посмотрел на ладонь. По моим пальцам текла густая кровь.
      Я оцепенел. Еще секунд пять я с удивлением разглядывал свои пальцы, силясь понять, откуда взялась кровь на моей шее. Но тут в который раз сверкнула молния, и только теперь я вспомнил, что впервые ощутил боль в шее, когда тот самый черный "кадиллак" пытался нас обогнать. Я вновь приложил руку к шее и нащупал неглубокую рану.
      Я достал носовой платок, приложил его к месту ранения и, проведя свободной рукой по спинке сиденья, нашел в нем дырку.
      - Моник, - медленно произнес я, - в меня только что стреляли.
      - Что делали?
      - Стреляли.
      - Да ладно, Шелл.
      - Нет, я серьезно. Кто-то пытался меня убить.
      Я обернулся и посмотрел в заднее стекло. Несколько машин следовало за нами, но черного "кадиллака" среди них не было. Все выглядело вполне нормально, и ничто не настораживало.
      Тем временем мы уже подъезжали к улице Прадо, и я, тронув таксиста за плечо, попросил его проехать еще квартал и свернуть на параллельную улицу. Все это время я наблюдал за следовавшими сзади машинами, но ничего, что могло бы меня насторожить, так и не заметил. Мы остановились у заднего входа в гостиницу, выходившего на улицу Ревиллагигедо.
      Сказав Моник, чтобы она шла в отель, я расплатился с водителем, еще раз оглянулся и, поливаемый дождем, взбежал по ступенькам гостиницы. В устланном ковром холле меня ждала Моник. Ее зеленые глаза были полны тревоги. Я подошел к ней, прижимая к шее окровавленный платок.
      - Не могу поверить, - с волнением в голосе произнесла она. - Ты уверен?
      - Никаких сомнений. Пуля задела мне шею.
      Вызвав лифт, я поднялся с девушкой на четвертый этаж, проводил ее до ее номера, а затем поспешил к себе на шестой. Приняв душ, я наложил на рану бактерицидный пластырь, надел чистую рубашку и достал из чемодана кобуру с кольтом 38-го калибра. Я специально оставил его в номере, полагая, что оружие мне не потребуется, но, как оказалось, я ошибался. Надев кобуру с кольтом, я спустился на четвертый этаж и, подойдя к двери номера Бафф, которая жила по соседству с отцом, постучал.
      Дверь тотчас открылась, и Бафф, схватив меня за руку, втащила к себе в номер. Ее белокурые волосы были растрепаны, помада на губах почти полностью стерлась.
      - Боже мой, Шелл, - волнуясь, сказала она, - как я рада тебя видеть. Что же такое творится?
      - Я подрался с твоим усатым ухажером, и меня на время упрятали в каталажку. А где доктор?
      Серые глаза девушки округлились, уголки губ стали медленно опускаться.
      - Как? А он разве не с тобой? Шелл...
      - Подожди, - прервал я ее, чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика. - Не волнуйся. Я его не видел, но это еще не означает, что с ним что-то случилось. Правда, я думал, что он уже с тобой.
      Бафф с трудом проглотила комок, подступивший к горлу, сделала несколько шагов и опустилась на тахту. Я пододвинул стул и сел рядом.
      - Что произошло в ресторане после моего ухода? Как случилось, что ты добиралась до гостиницы одна?
      Девушка от волнения прикусила губу:
      - Моник вышла вслед за тобой. Отец вскоре поднялся и подошел к окну, чтобы посмотреть, что творится на улице. Потом он велел мне взять такси и ехать в гостиницу, так как рядом с "Монте-Кассино" была драка. Ты знаешь, после смерти матери отец за меня беспокоится, словно я малый ребенок. А еще этот усатый, который стал ко мне приставать. Зная, что все эти неприятности начались из-за меня, он хотел, чтобы я как можно скорее оказалась в безопасном месте.
      - Наверное, доктор все еще выясняет, что же произошло, - улыбнувшись, сказал я. - А может быть, разбирается с официантом по поводу выставленного счета.
      Моя шутка не имела успеха - девушка даже не усмехнулась. Такой Бафф я видел впервые. До этого на ее лице всегда играла легкая улыбка.
      - Он даже не позвонил, - сокрушенно произнесла она. - Если бы отец задерживался, он наверняка предупредил бы меня по телефону. Наверное, с ним что-то случилось. Возможно, он ранен.
      Я поднялся со стула, сел рядом с расстроенной девушкой и взял ее за руку:
      - Бафф, послушай меня. По-моему, ты зря так убиваешься. Если хочешь, давай свяжемся с "Монте-Кассино" или обзвоним больницы.
      - Бесполезно. Я уже это сделала. Его нигде нет.
      Я силой заставил себя рассмеяться.
      - Такого не может быть. Где-то доктор все-таки дол жен находиться, попытался пошутить я.
      - Возможно, отец уже на пути в гостиницу.
      Я осторожно потрогал пластырь, которым была стянута моя рана. Мне показалось странным, что после того, как меня затолкали в машину и отвезли в тюрьму, исчез и доктор Баффингтон. Ясно, что, не появись Амадор со своей графиней, я до сих пор сидел бы в камере не только за избиение полицейского, но еще и за хранение марихуаны, сигареты с которой мне явно подбросили. Наркотик в мою пачку "Белмонтса" вложил не кто иной, как капитан Эмилио, и причиной, по которой он хотел надолго упечь меня в тюрьму, были не только его выбитые зубы.
      Медленно распрямляя спину, я вспоминал, как покупал сигареты в ресторане "Монте-Кассино" у красотки, с которой несколько позже разговаривал тот усатый мексиканец. Продавщица могла подсунуть мне и гашиш, но я же сам видел, как она открыла пачку и даже вытащила из нее одну сигарету. Я потряс головой, пытаясь сопоставить многочисленные факты и уловить между ними связь, но у меня так ничего и не получилось. Оставаться в гостинице и ждать, когда объявится доктор Баффингтон, я не мог: надо было приступать к делу, ради которого меня вызвал Амадор. Часы на моей руке показывали половину девятого вечера.
      Я поднялся:
      - Бафф, мне надо ненадолго покинуть гостиницу. Уверен, отец скоро объявится.
      По лицу девушки было видно, что мои слова озадачили ее.
      - Уходишь? Шелл, неужели ты уйдешь и оставишь меня одну? Ведь еще не известно, что случилось с отцом. А если его избили, и он, истекая кровью, валяется где-нибудь на улице?
      - Не паникуй, Бафф. С чего ты взяла, что с ним произошло что-нибудь неприятное? Я тебе буду звонить. Понимаешь, мне надо уйти, иначе снова угожу за решетку. А из тюрьмы я уже ничем не смогу тебе помочь, - сказал я и призадумался. - Бафф, помнишь, как твой отец рассказывал о своей работе? Ну, о том препарате, парами которого он надышался в лаборатории? А не могло действие того газа сказаться на нем и сегодня? Может, этот нервно-паралитический препарат пролонгированного действия или...
      - Нет, - прервав мои предположения, с полной уверенностью в голосе сказала Бафф. - Это произошло с ним более двух месяцев назад, и отец после этого уже полностью поправился. Тогда он сразу же из лаборатории был доставлен домой, а действие препарата продолжалось в течение всего нескольких часов. После того случая он прошел тщательное медицинское обследование, которое показало, что он в полном порядке. Нет, препарат здесь ни при чем. Шелл, мне страшно. Я хочу, чтобы ты остался. Прошу тебя. Ну пожалуйста!
      - Дорогая, поверь мне. Я не могу остаться, хоть и очень хочу. Я бы никогда не оставил тебя одну. Ты ведь и сама это знаешь.
      - Во всяком случае, так мне казалось раньше, - каким-то чужим голосом ответила Бафф.
      - Так оно и есть. Я вернусь, как только освобожусь. При случае загляну в "Монте-Кассино" и расспрошу о докторе. Может быть, мне...
      - При случае?
      - Ты неправильно меня поняла, дорогая, - попытался заверить ее я и принялся объяснять, что хотел сказать.
      Однако девушка меня не слушала, и, когда я поднялся и направился к двери, она так и осталась молча сидеть на тахте, укоризненно провожая меня взглядом.
      Глава 5
      Сидя в квартире Амадора и потягивая виски из стакана, который поставил передо мной хозяин дома, я пытался переварить всю имеющуюся у меня информацию. Было ясно, что генерал Лопес жутко ревнивый и, как все ревнивые мужья, которые ходят налево, не мог допустить и мысли о том, что жена платит ему той же монетой.
      Однако, и это вполне очевидно, сеньора Лопес - она же женщина придерживалась других моральных принципов. Четко представив себе генерала, который не полагал, что его жена во взаимоотношениях между супругами требует равенства, я уже доподлинно знал, как поведет себя этот ревнивец, когда увидит сеньору Лопес в объятиях другого мужчины. Амадору по своим бесчисленным каналам было известно, что генерал периодически проводит свободное от службы время в компании некоторых высокопоставленных военных и политических деятелей. Сегодня на одну из таких вечеринок с девочками, выпивкой и порнофильмами в некое заведение и намыливался генерал Лопес. Амадор пока не знал, где и во сколько состоится это мероприятие, и сейчас обзванивал своих многочисленных знакомых, чтобы выудить у них эту важную для меня информацию.
      До того как повиснуть на телефоне, Амадор успел сообщить мне много интересного о генерале Лопесе и его супруге. Оказалось, что графиня русская по происхождению и родилась в России. Это не только объясняло славянский тип ее лица, но отчасти проливало свет и на мотивы антикоммунистической деятельности самого генерала. До начала кампании по ликвидации классовых врагов, предпринятой коммунистами во время страшного голода, охватившего Россию, родители сеньоры Лопес были состоятельными людьми. А позже наступили кровавые тридцатые годы, в течение которых руководство во главе со Сталиным и помогавшим ему Хрущевым с помощью массовых репрессий сократили население страны на десять, а то и более миллионов. Среди арестованных в Москве "врагов народа" оказались и родители графини. Их вскоре расстреляли, а сеньоре Лопес, тогда еще маленькой девочке, вместе с несколькими родственниками удалось перебраться в Мексику. Никто и никогда не приклеивал беженке из России ярлык коммунистки или антисоветчицы. Но девять лет назад, когда она вышла замуж за генерала Лопеса, который выступал против коммунистов, о графине поползли разного рода слухи. Мексиканские коммунисты, пытаясь досадить генералу, развязали кампанию по дискредитации его супруги. Но все их попытки ни к чему не привели, а только возымели обратный эффект - генерал стал еще более ярым антикоммунистом и, несмотря на свои похождения, продолжал любить жену. И это не могло не вызвать моих симпатий к этому человеку. Еще до того, как Амадор рассказал мне о причастности Джейма Гуерары к левому движению в Мексике, я подозревал, что в деле сеньоры Лопес замешаны коммунисты. Шантаж с помощью фотографий или других вещественных доказательств, компрометирующих человека, - это их приемы борьбы с идеологическими противниками, хотя к подобным действиям прибегают и другие темные личности, занимающиеся вымогательством.
      Амадор, обзвонив с полдюжины своих знакомых, в очередной раз поднял телефонную трубку и стал набирать новый номер.
      - Как успехи? - спросил я его.
      - Кое-что удалось разузнать. Вечеринка точно состоится. Пока не знаю, где, когда и кто еще там будет. Знаю лишь, что будет еще один генерал. Сначала посмотрят фильмы, затем маленькое порношоу, с участием одного парня - я его знаю - и двух красоток.
      - Ага, с красотками. Подожди-ка, говоришь, сначала фильмы?
      - Да.
      - Информация достоверная?
      - Никаких сомнений. Ты же видишь, сколько я сделал звонков. Не звонил разве что только нашему президенту. Так вот, сначала фильмы, а затем тот парень...
      - Парень? Хочешь сказать, что все будет как в Новом Орлеане?
      - Не знаю, как там у вас в Новом Орлеане, но в оргии будет участвовать мой знакомый, и зовут его Альберто Санчес. Ему-то я и пытаюсь дозвониться.