Больше, чем страх

      - Что ты делаешь? - спросила меня девушка.
      - Пытаюсь отыскать весло, - прошептал я в ответ и, прервав поиски, посмотрел на медленно удаляющийся берег.
      До него было ярдов двадцать. По мигавшим в темноте фонарикам я понял, что преследователи вот-вот появятся из-за деревьев, и снова принялся искать весло. Не найдя его, я, несмотря на присутствие девушки, грязно выругался.
      - Что случилось? - спросила Моник.
      - Попробуй догадаться, - огрызнулся я, досадуя на себя, что, сев в лодку, не позаботился о веслах. - Придется грести руками. Надо же заставить это корыто хоть как-то двигаться. Чем быстрее и дальше отплывем от берега, тем лучше.
      С носа лодки опять послышался тот же странный звук.
      - Чем ты там занимаешься? - шепотом спросил я Моник. - Что там у тебя все время позвякивает?
      - Хм-м-м... Позвякивает? - переспросила девушка.
      - Откуда эти звуки? - вновь поинтересовался я, осторожно гребя какой-то посудиной, которую на ощупь нашел на дне каноэ.
      С ее помощью мне удалось продвинуть лодку еще на пару футов от берега.
      На секунду сквозь густую пелену облаков прорвался слабый свет луны и посеребрил очертания силуэта Моник, сидевшей на носу лодки. Я увидел, как что-то слабо блеснуло в ее руках. Приглядевшись, я понял, что это были бутылки, которые она использовала вместо весел.
      - Ты что, не бросила бутылки?
      - Какие? Эти? - удивленно спросила она, и бутылка снова звякнула, задев о борт лодки. - Я даже не знала, что они у меня в руках. Просто бежала, позабыв обо всем на свете. А ты что, несся как угорелый и думал, что у тебя в руках?
      - Да, ты, кажется, права. Ладно, греби дальше.
      И мы дружно заработали: я - большой консервной банкой, а она бутылками. Но лодка почти не сдвинулась с места. Поразмыслив полминуты, я наконец-то понял, в чем дело: Моник сидела лицом ко мне и старательно гребла в противоположную сторону, обратно к берегу.
      - Слушай, - обратился я к ней, - ты что, саботажем занимаешься? Может быть, ты коммунистка? Если мы не уберемся подальше, нас обоих убьют. Ты же гребешь обратно к берегу. Давай делай как я.
      Моник сразу все поняла, и наша лодка стала набирать скорость. Я оглянулся назад, и, не увидев на берегу света карманных фонариков, немного успокоился, и начал обсуждать с девушкой подробности наших злоключений. Достигнув середины озера, мы перестали грести.
      - Что будем делать дальше? - шепотом спросила Моник.
      - Не знаю, - также шепотом ответил я. - Пока не известно, где наши преследователи. Может, ходят по берегу, а может, взяли лодку и плывут за нами.
      - О Боже, - чуть слышно произнесла девушка и, прильнув губами к горлышку бутылки, перевернула ее дном вверх.
      В ночной тишине раздались булькающие звуки. Затем Моник поднялась с места и, осторожно ступая, направилась ко мне. Я встретил ее на середине лодки.
      - На, выпей, - сказала она, передав мне бутылку виски. - Тоже, наверное, хочешь.
      Отпив виски, я вернул бутылку Моник, а та, сделав глоток, вновь протянула ее мне. Почти молча мы несколько раз передавали друг другу бутылку, пока я не обнаружил, что она пуста. Обе бутылки, из-под виски и минеральной воды, я выбросил за борт. Теперь мне стало совсем хорошо.
      - Как ты себя чувствуешь? - спросил я девушку.
      - Великолепно, - слегка заплетающимся языком ответила та.
      - Ты хоть поняла, что нас сегодня чуть было не убили? Правда, опасность еще не миновала, - с трудом шевеля губами, заметил я, - но меня это уже пугает не так, как раньше. - Помолчав немного, я продолжил: Хотелось бы верить, что эти ребятишки остались на берегу. Жаль, что у нас нет весла. Слава Богу, что наконец-то выплыли на середину озера и теперь одни. Без преследователей.
      - Как здесь тихо и спокойно, - мечтательным голосом произнесла опьяневшая девушка.
      - Тихо и спокойно? Ха! Того гляди, начнут стрелять, а ты говоришь "спокойно". Ты что, не понимаешь, что нам все еще грозит опасность?
      - Это даже романтично. Посмотри, луна выходит из-за туч. Правда, красиво?
      - Просто потрясающе. Луна, видите ли, выходит. Только этого нам не хватает. Хорошо, что еще не взошло солнце!
      - Боже, надо же сказать такую глупость. По ночам солнце не всходит.
      - Ну да. Это ты у нас такая умная: неслась через весь парк с двумя бутылками. Ладно, мы оба хороши. Кстати, как нам отсюда выбраться? Ты не знаешь?
      Она промолчала. Я бросил взгляд на берег, но ничего настораживающего там не заметил. Правда, было темно, и я с трудом различал окружающие предметы. Свет луны становился ярче. Я вновь посмотрел на Моник и, увидев, в какой непотребной позе она скрючилась на дне лодки, скривился.
      - Ты бы сменила позу, - недовольно сказал я. - На тебя даже неловко смотреть.
      - А как мне сидеть? И почему это моя поза тебя так раздражает?
      - Не спрашивай, поняла? Если бы ты знала, что мне пришлось пережить за эту ночь... Прошу тебя, не сиди так.
      - А по-другому в этой лодке и не сядешь. Ты что, думаешь, это... яхта? Здесь так неудобно.
      - О Боже, - вздохнул я. - Тогда сиди, как тебе удобно, но только спокойно.
      - Я же сказала тебе, что здесь неудобно, - промолвила девушка и, поерзав на дне лодки, сменила позу. - Вот, так немного лучше.
      - Не лучше, а хуже, - возразил я. - Предупреждаю, не пытайся меня соблазнить. Другим, чтобы завестись, хватило бы и половины того, что ты здесь демонстрируешь. А я уже сегодня столько повидал, что... Послушай, черт возьми! Еще минута, и я прыгну в воду. Смилуйся, Моник. Ты что, специально это делаешь?
      Девушка засмеялась:
      - Ах-ах! Ты всегда такой осторожный и вроде бы ничего не понимаешь. Шелл, а как я смотрелась тогда в ванне?
      - Ты же знаешь, я вошел без стука, потому что думал, что ты мертва. Но выглядела ты просто великолепно.
      - Великолепно?
      - Да. Просто потрясающе, - подтвердил я.
      Теперь ее заигрывания перестали казаться мне такими вызывающими.
      - Шелл, разве тебе не кажется забавным, что мы с тобой вдвоем... в ночном парке... в лодке? - томным голосом проворковала Моник.
      - Ты это называешь лодкой?
      - Да. В лодке... и наедине. Ты мог бы, по крайней мере, поцеловать меня, но почему-то этого до сих пор не сделал. А я вижу, тебе очень этого хочется. Так не стесняйся!
      - Послушай. Неужели ты не можешь сменить позу? Я уже пытался все тебе объяснить. А кроме того, если я начну тебя целовать, лодка перевернется.
      - Какие глупости, - сказала она и, поджав под себя колени, наклонилась ко мне. - Мне так хорошо... Ну, хоть чмокни меня в щеку.
      - Ладно, чмокнуть могу. Но не больше, а то точно окажемся в воде.
      Окончание фразы я произносил, уже чувствуя, как губы Моник впились в мои. Ее поцелуй оказался точно таким, каким я себе его и представлял пылким и сладким. Глаза ее горели страстным огнем. Губы, бедра, да что там бедра - все тело девушки трепетало от желания. Слившись с ней в поцелуе, я почувствовал, как закачалось на воде наше каноэ, и понял, что теряю над собой всяческий контроль.
      Затем девушка, мурлыча мне в ухо, стала водить по моей шее своими жаркими, словно раскаленное железо, губами.
      - Не дурачься, - пытался было остановить ее я, но Моник вновь прижалась своими губами к моим.
      Каноэ под нами вновь закачалось, на этот раз еще более угрожающе. Я ответил девушке таким страстным поцелуем, за который не стало бы стыдно ни одному мужчине.
      Моник поделилась со мной на ухо, что она собирается делать. Я запротестовал:
      - Нет, дорогая, это невозможно.
      - Возможно. Протяни сюда свои ноги.
      - Послушай, я не могу этого сделать. Мы же перевернемся.
      - Не перевернемся... Я только прилягу рядом с тобой.
      - Как ты здесь приляжешь? О чем ты говоришь?
      - По-другому не получится.
      - Можно попробовать и по-другому.
      - Если не получится, как предлагаю я, попробуем по-другому. Хорошо?
      - Но мы же окажемся в воде.
      - О, Шелл! Еще минута, и я тебя возненавижу.
      - Ладно... Но ты хоть плавать-то умеешь?
      - Боже, он еще спрашивает, умею ли я плавать! И это в такую-то минуту. Никогда мне еще не попадались такие заботливые мужчины.
      - Хорошо. Только не вини меня, если эта дурацкая лодка перевернется.
      - Не буду.
      - Посмотрим.
      - Замолчи. А теперь протяни сюда свои ноги.
      Я подчинился. Чтобы Моник смогла улечься рядом, я подвинулся дюйма на три. Лодка тотчас резко накренилась и перевернулась. Уйдя под воду, я понял, что был дураком, когда послушался Моник. Я же заранее знал, что так все и кончится. От спиртного, выпитого за этот вечер, голова у меня шла кругом, и я поначалу никак не мог сообразить, куда же мне плыть. Несколько секунд я барахтался в воде, пока неожиданно мои руки не коснулись дна озера. Плыть дальше было незачем, и я встал на ноги. В ярде от меня, положив руки на бедра, стояла погрустневшая Моник. О том, что руки она держала на бедрах, можно было только догадываться, поскольку вода доходила ей до груди.
      - Все-таки ты добился своего, - укоризненно сказала она.
      - Добился своего? - удивился я. - Так это из-за меня мы оказались в воде? А чья была идея...
      - А ты поаккуратнее подвинуться не мог? И почему ты так долго барахтался в воде?
      Бурлящие страстями, мы гневно смотрели друг на друга.
      - Я плыл к берегу.
      - Подумайте, он плыл. Глубина-то здесь всего фута четыре.
      - Хорошо. Тогда я боролся с осьминогом. Устроит? Чем еще я мог там заниматься? Хохотал во весь голос?
      Моник глубоко вздохнула.
      - Ну и дела, - сказала она. - Где же наша лодка?
      Мне пришлось объяснить ей, что это корыто нам больше не пригодится.
      Девушка, рассекая бюстом волны, приблизилась ко мне. В эту минуту на нее было смешно смотреть.
      - Черт возьми! Да пропади все пропадом! - недовольно произнесла она и замолкла.
      В наступившей тишине послышались слабые раскаты грома. Затем небо озарила яркая молния, а следом, как и полагается, закапал дождь. Секунд через десять он превратился в ливень.
      - О, дождь пошел, - недовольно заметила Моник.
      - Своевременное замечание. А ты, оказывается, очень сообразительная девочка. От общения с тобой и сам становишься умнее.
      - Да заткнись ты.
      - Подумайте, она недовольна тем, что пошел дождь. А если бы пошел снег? Тогда бы мы не так вымокли?
      - Да заткнешься ты или нет?
      - Давай попробуем выбраться на берег. Эй, да я увязаю.
      - От меня самой уже воняет болотом.
      - Я сказал, увязаю, а не воняю. Ноги вязнут в иле.
      - Ну и вязни дальше.
      - Ох, Моник, не говори так. Я не могу переставить ноги в этой...
      - Заткнись.
      Покрутив одной ногой, я с большим трудом вытащил ее из вязкого ила и нащупал более твердый участок дна.
      - Ну, ты готова выбираться на сушу? - спросил я девушку.
      Та, насупившись, молча направилась к берегу. Сунув руку под мышку, я нащупал в кобуре свой кольт. Странно, что он еще на месте, подумал я, хотя и не очень удивился. После того, что со мной произошло, удивить чем-либо меня было невозможно. С этого момента меня можно было смело называть Шеллом Скоттом Неудивляющимся.
      Шаг за шагом мы с Моник продвигались по вязкому дну озера и в конце концов выбрались на берег. Если судить по тому, что пули нам вдогонку не летели, нас не заметили. Пройдя сквозь парк, мы вышли на дорогу и поймали такси. Водителю, доставившему нас в гостиницу, пришлось доплатить за то, что мы вымочили сиденья в его машине и на полу оставили лужи.
      Приняв душ, Моник вышла в гостиную.
      - Теперь можешь занимать ванную, - несколько суховато сказала она.
      На ней опять было только полотенце.
      Я прошел в ванную, разделся и встал под горячий душ. Гостиница, в которой мы остановились, оказалась не самой лучшей в столице Мексики, но мы так устали, что были счастливы остаться на ночь даже в ней. Смыв с тела мыльную пену, я вытерся и, завернувшись в полотенце, вышел из ванной.
      - Одежда еще не просохла, - оправдываясь, сказал я Моник, которая сидела на кровати.
      Она пристально посмотрела на меня:
      - А ты одеваться и не собирался. Так ведь? И, выйдя из ванной, набрасываться на меня тоже! Ты вообще не собирался ничего делать!
      - Не впадай в истерику. Я...
      - Там, в отеле "Дель Прадо", ты без стука вломился в ванную и застал меня голой! И тоже ни на что не решился! А на озере в лодке? Это же стыдно вспомнить! - сверкая глазами от злобы, выкрикнула Моник, стараясь уязвить мое мужское самолюбие.
      - Успокойся, дорогая, - с улыбкой сказал я. - Я же никуда не ухожу. Я с тобой.
      - Ты это серьезно?
      - Конечно. Я совсем не шучу.
      Девушка подозрительно посмотрела на меня, и ее лицо подобрело.
      - Так-то лучше, - сказала она, бровь ее выгнулась дугой, а кончик языка опять выпятил щеку.
      - Согласен, там на озере я вел себя несколько грубовато. Наверное, некоторые мои слова показались тебе неприятными. Пойми, в каком нервном напряжении я находился. Но сейчас мы не на озере... - оправдываясь, сказал я. - Так мы сможем остаться друзьями?
      Моник облизнула нижнюю губу, вопросительно посмотрела на меня и наконец улыбнулась.
      - Наверное, сможем, - ответила она, затем поднялась, сбросила с себя полотенце и, плюхнувшись обратно на кровать, добавила: - Во всяком случае, попробуем.
      Глава 11
      Я неожиданно проснулся. Тело было покрыто холодным потом, скомканная простыня, под которой я спал, ночью сползла и валялась у меня в ногах. В полудреме передо мной все еще мелькали какие-то мрачные тени непонятно каких существ. Короче, мне приснился кошмарный сон: будто я нахожусь в стерильной, сверкающей белизной лаборатории, заставленной ретортами с изогнутыми горлышками, громадными стеклянными пробирками, зажженными горелками Бунзена и огромными колбами, наполненными тягучей жидкостью коричневатого цвета. Эта омерзительного вида маслянистая жидкость пузырилась и противно булькала. Над ее кипящей поверхностью вились густые струи пара, похожие на жирных белых червей. Между столами вразвалку бродили косматые обезьяны. В центре лаборатории на одном из столов, окутанная клубами пара, лежала голова генерала Лопеса. На залитом кровью виске зияла дыра, из которой на стол, а потом на пол медленно сползали мозги, словно раскаленная серовато-красная лава. Ну, прямо как на картине Сальвадора Дали.
      Рядом со столом с окровавленной головой стоял доктор Баффингтон, гигантского роста, раза в два раза выше, чем в действительности. Внимательно наблюдая за вытекавшим из отсеченной головы серым веществом, он периодически поглядывал то на одну, то на другую обезьяну, которые находились по обе стороны от него. Худенькая, размером с куклу девочка, соединив руки, танцевала рядом. Она вращала своими черными глазами и, словно задавая ритм этому странному танцу, покачивала головкой. На полу в углу комнаты молча лежала Бафф. С лицом цвета белого мрамора и глазами, похожими на сваренные вкрутую яйца, она тупо смотрела перед собой.
      Сильно качаясь, обезьяны сновали по лаборатории и натыкались на столы. Стоявшие на них колбы и прочая стеклянная посуда бесшумно сотрясались. Затем животные стали падать одно за другим. Скрючившись и дергаясь в судорогах, они принялись кататься по полу, постепенно превращаясь в какую-то мерзкую, гниющую на глазах массу. Коричневая жидкость вздувалась пузырями и нескончаемым вязким потоком медленно вытекала из колб. Мозги, вылезавшие из головы генерала Лопеса, пульсировали и были похожи на серо-красную змею, заглотившую добычу.
      Сев на постель, я провел рукой по холодному лбу и подернул плечами. Рядом безмятежно спала Моник. Поднявшись с кровати, я умылся, оделся и осмотрел свой кольт. Мне следовало бы проверить его перед тем, как ложиться спать, но он оказался в полном порядке, даже не поржавел. Затем я разбудил девушку. Она сонно поморгала глазами и потянулась.
      - Ой! Неужели я спала? - удивленно воскликнула она, затем снова похлопала ресницами и нахмурилась. - Э-э-э, а ты что-то неважно выглядишь.
      - Мне приснился сон. Кошмарный. Так что я еще под его впечатлением. Послушай, мне надо идти. Хочешь поесть или еще поспишь?
      - Посплю, - сладко зевнув, ответила Моник. - А ты куда?
      - Пока еще не решил, но ты отсюда никуда не уходи. Оставайся в номере, а я тебе позвоню, - сказал я и тут вспомнил, что наш номер без телефона. Я хотел сказать, что как только освобожусь, так сразу же вернусь, исправился я. - Увидимся позже, дорогая.
      В ответ Моник молча кивнула, и я вышел из гостиничного номера.
      Пережевывая венские сосиски с обжаренными ломтиками хлеба и запивая их кофе, я ломал голову над тем, что делать сегодня. Драматические события прошедшей ночи так быстро сменяли друг друга, что я не успел выстроить их в логическую цепочку и выявить в них взаимосвязь. Теперь, окончательно освободившись от воспоминаний о страшном сне, я вновь почувствовал себя бодрым и мог здраво рассуждать.
      Связана ли попытка убить генерала с захватом доктора Баффингтона и его дочери, я пока не знал, но никаких сомнений в том, что все это являлось делом рук одного человека или одной и той же группы лиц, у меня не было. Как и то, что этот человек или группа лиц являлись коммунистами. Я задумался над причиной, побудившей коммунистов выкрасть доктора и насильно удерживать его у себя. Внезапно в памяти всплыли жуткие сцены из моего сна, и я вспомнил слова доктора Баффингтона, произнесенные им в ресторане: "Служить дьяволу я отказываюсь", на что ответил ему: "Надеюсь, что никому не удастся вас переубедить".
      Предчувствуя недоброе, я решил, что мне первым делом надо начать с поисков доктора и Бафф. Все остальное уже казалось мне не столь важным. Я чувствовал, что поиск их приведет меня к тому или тем, кто шантажировал графиню, а потом пытался убить ее мужа. С другой стороны, если я выйду на этих коммунистов, я автоматически найду доктора и его дочь. Моя уверенность основывалась на том, что в обоих случаях фигурировал один и тот же человек - Бельчардо, а это не могло быть чистой случайностью.
      К концу завтрака я успел обдумать все, что произошло в эту ночь, и, по меньшей мере, знал, с чего начать поиски. По моим расчетам, четыре человека могли навести меня на след доктора и Бафф. Наиболее ценным из них для меня в этом смысле являлся Бельчардо. Но после того как я засек его в кабинете генерала Лопеса он вряд ли решится попасться мне на глаза. Вторым был капитан Эмилио, офицер полиции, который уж слишком быстро явился на помощь Бельчардо, отдубасил меня со своими подручными и упрятал в каталажку. Меня еще тогда в ресторане насторожила та наглость и уверенность в собственной безнаказанности хама, пристававшего к девушке. Третьим в моем воображаемом списке значился Вилламантес - садист без усов, но с длинными баками. Он казался мне наиболее важной фигурой и самым опасным противником. Четвертой была грудастая продавщица сигарет из "Монте-Кассино", с которой разговаривал Бельчардо.
      Допив залпом остатки кофе, я вышел на улицу, зашел в ближайший магазин и купил себе новый костюм и наручные часы. Мой прежний костюм из дорогого абардина, после того как побывал в грязном озере, весь сморщился, когда просох, а часы после пребывания в воде перестали ходить. Помимо этого я приобрел еще легкий плащ и тут же в примерочной магазина сменил одежду.
      Выйдя на улицу, я позвонил в отель "Дель Прадо", совсем не надеясь застать в нем Баффингтонов. Так оно и получилось. Никто в их номерах мне не ответил. Потом я набрал номер телефона генерала Лопеса. Трубку сняла сеньора Лопес.
      - Это Шелл, графиня. У вас все в порядке?
      - Да, - тихо ответила она. - Но я сегодня утром получила... еще один пакет. Его передал посыльный. Пакет был адресован генералу, и я, получив его, тут же уничтожила. Муж в то время еще спал.
      - Генерал разговаривал с вами обо мне? Может быть, задавал вопросы?
      - Нет. Вчера он так был потрясен случившимся, что о тебе не спрашивал. Но если он узнает, что я помогла тебе выйти на свободу, чтобы ты разобрался с шантажистами, то тюрьмы тебе не миновать. Сегодня утром звонил капитан Эмилио.
      - Эмилио? Что-то он всполошился. И что он хотел?
      - Хотел переговорить с генералом, но я сказала, что муж спит. Капитан хотел узнать, не передумал ли он... ну, в отношении вас. Я ответила, что нет, не передумал, и он, попрощавшись, повесил трубку.
      - А звонил он до или после того, как принесли пакет?
      - Где-то через полчаса после ухода посыльного.
      - Понятно. Спасибо, графиня. Не забывайте о мерах предосторожности, а я, в свою очередь, буду действовать по своим каналам. Если генерал проснулся, то не подойдет ли он к телефону? Надолго я его не задержу.
      Графиня сказала, что генерал сейчас подойдет, и через минуту в трубке послышалось:
      - Bueno?
      - Генерал Лопес, это Шелл Скотт. Хотел бы удостовериться, что с вами все в порядке, и получить от вас ответы на пару вопросов.
      - Доброе утро, мистер Скотт. Я много думал над тем, что вы мне вчера рассказали. Не все в этой истории мне пока понятно.
      - Генерал, я тоже много думал о случившемся. Что еще вам известно о Кулебре и его предполагаемой базе?
      - Она вовсе не "предполагаемая", мистер Скотт. Я точно знаю, что она существует и является штабом этого самого Кулебры и его заговорщиков. Вот только ее местонахождение мне не известно.
      - Я хочу попытаться найти ее, генерал Лопес. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Одному мне придется туго.
      - О чем разговор, мистер Скотт. Конечно же, я всегда к вашим услугам. Если вы еще не забыли наш вчерашний разговор, то можете смело полагаться на мою поддержку. И не только мою. В Мексике много честных и смелых людей, которые с радостью вам помогут.
      Я вспомнил, каким суровым было лицо генерала, когда тот говорил мне о своей любви к родине и ненависти к ее предателям.
      - Я лишь хотел еще раз в этом убедиться, генерал. И еще. Помните, вчера я сказал, что хочу переговорить с Вилламантесом? Не скажете, где мне его следует искать?
      - У него офис на улице Хуареса. Где еще он может быть, я не знаю. Только будьте осторожны. Если то, что вы говорили о нем вчера, правда, то он очень опасен.
      - Знаю, - ответил я.
      Он назвал адрес, по которому находилась контора Вилламантеса, а я, записав его на своей визитной карточке, попрощался с генералом. Тот, перед тем как повесить трубку, пообещал мне круглосуточно быть начеку.
      Пролистав телефонную книгу, я убедился, что имена Вилламантеса и капитана Эмилио в ней не значатся. После того, что произошло вчера, идти в полицейский участок и спрашивать капитана Эмилио было бы совсем глупо. Доктор Баффингтон исчез как раз в тот момент, когда меня увезли в полицейской машине. Получалось, что тогда в ресторане я просто мешал преступникам, и они нашли способ меня нейтрализовать.
      Я позвонил Амадору. Тот, оказалось, еще спал. В начале разговора он то и дело зевал. Изложив ему вкратце все события, произошедшие со мной минувшей ночью, я сказал:
      - Мне нужно прощупать этого гнуса полицейского. Но если я пойду к нему, он просто-напросто может меня пристрелить и заявить, что я на него напал. Такой вариант очень возможен.
      - Даже не сомневаюсь. Выбитых зубов капитан тебе не простит. Так ты полагаешь, что Эмилио причастен к похищению доктора?
      - Да. Я почти уверен. Вот если бы тебе удалось закинуть удочку и выудить хоть какую-то информацию о нем... У тебя бесчисленное количество знакомых. Попробуй, Амадор. Кроме того, хотелось бы узнать домашний адрес этого ублюдка и застать его врасплох.
      - Черт возьми, Шелл, я согласен. Могу сразу же отправиться в тюрьму и навести о нем справки. Мне ничего не грозит: не я же выбивал зубы капитану Эмилио.
      - Да, но ты помог мне выбраться из тюрьмы.
      - А что он может мне сделать? Всех охранников тюрьмы я отлично знаю. Так где встретимся?
      - Может, у тебя на квартире? - спросил я и посмотрел на часы, они показывали почти одиннадцать утра. - Скажем, в полдень, - предложил я.
      - Esta bien.* До скорого. А что ты намерен делать?
      - Пока не знаю. Думаю расспросить кое-кого. Увидимся у тебя, - сказал я и повесил трубку.
      * Хорошо (исп.)
      Десять минут и несколько песо я потратил в гостинице "Монте-Кассино", чтобы выяснить имя продавщицы сигарет и адрес, где она живет. Звали ее Сарита.
      В половине двенадцатого я уже стучался в гостиничный номер, который снимала эта самая Сарита. Вскоре за дверью послышались тихие шаги, а следом - традиционное мексиканское: "Momentito". Затем огромная дверная ручка повернулась, дверь со скрипом приоткрылась, и в узкой щели показались взъерошенная прядь черных волос и карий женский глаз.
      - Возможно, вы меня не помните, мисс, - обратился я к девушке. - Я вчера был в ресторане "Монте-Кассино". Со мной были еще трое.
      - Кажется, вспоминаю, - ответила она.
      - Вы принесли нам записку.
      - Ax, si, вспомнила. Так что вы хотите?
      - Хотел бы поговорить с вами, если это возможно.
      - А почему нет? Только я не одета. Momentito.
      Она оставила меня у приоткрытой двери, а сама скрылась. Через минуту я вновь услышал голос девушки:
      - Я готова. Можете заходить.
      Я вошел в номер и плотно прикрыл за собой дверь. Девушка, судя по всему, занимала однокомнатный номер с ванной. В комнате стояли два стула, туалетный столик и кровать. Перед тем как меня позвать, она прыгнула обратно в кровать и натянула на себя покрывало.
      - Извините. Одеваться долго, а я собиралась еще поспать.
      - Простите, что побеспокоил. Но я к вам по очень важному делу.
      - Не стоит извиняться. Возьмите стул.
      Я подставил к кровати стул и сел на него.
      - Это по поводу вчерашнего вечера. Я хотел бы встретиться с тем мужчиной, от которого вы передали записку. С сеньором Бельчардо, - сказал я.
      Девушка приподнялась в постели и поправила подушку. Теперь она полусидела в кровати, придерживая обеими руками край покрывала. Свободно падающие на плечи черные волосы, обрамлявшие ее лицо, напоминали спутавшиеся водоросли и придавали облику молодой мексиканки особую дикую красоту. У нее были большие, почти черные глаза, пухлые губы, хотя и не подведенные помадой, были очень красивы. Несмотря на то что девушка не успела наложить на лицо косметику, выглядела она весьма недурно, хотя и не такой знойной и вызывающе соблазнительной, как вчера. После отдыха ее личико излучало свежесть и обаяние. Сейчас ей можно было дать чуть больше двадцати.
      - Наконец я вас окончательно вспомнила, - сказала она. - Вы купили у меня сигареты. Ваши глаза в тот вечер еще чуть меня не просверлили.
      Девушка произнесла это так, словно вновь намеревалась продать мне пачку "Белмонтса".
      - Да-да. А... тот, о котором я вас спрашивал?
      Она покачала головой:
      - Я его не знаю. Правда, я видела его раньше, но кто он такой, не знаю.
      - Мне очень нужно с ним встретиться. Может быть, знаете, где его найти?
      - Извините, но мне о нем ничего не известно. Даже не представляю, где он может быть. Я торгую сигаретами во многих ночных барах. Сегодня - в одном, завтра - в другом. Где встречу его в следующий раз, не знаю. Я действительно с ним не знакома.
      - Но он передал через вас записку...
      - Si, передал. Дал денег и попросил передать записку ровно в шесть.
      - Да, но тогда вы сказали, что записка для девушки.
      Продавщица сигарет насупилась:
      - Так оно и было. Я сделала то, о чем меня попросили. А что, собственно говоря, произошло?
      - Вчера вечером меня упекли в тюрьму.
      - Знаю. Вы с ним подрались. Так? Во всяком случае, мне об этом рассказали. А тот мужчина, по правде говоря, вел себя мерзко.
      - Да. Но пришлось драться не столько с ним, сколько с отрядом полиции. И вот какая странная вещь: когда меня доставили в полицейский участок, в пачке "Белмонтса", которую я у вас купил, обнаружили марихуану. Как она могла в ней оказаться?
      Мексиканка еще суровее сдвинула брови.
      - Вы, должно быть, шутите, - сказала она и через секунду засмеялась: Забавно пошутили.
      - Я совсем не шучу.
      - Тогда вы сошли с ума, - более резко сказала девушка и прищурила свои черные глаза. - Зачем вы пришли? Чтобы отыскать того мужчину или доставить мне неприятности? Я не понимаю, о чем вы тут говорите. Вы мне уже совсем не нравитесь.
      - Мисс, я совсем не хотел вас огорчать. Но полицейские нашли у меня марихуану. В пачке "Белмонтса", которую вы мне продали.
      - Значит, вы ее купили где-то еще. А может, вы наркоман. Откуда мне знать? И вообще, эти разговоры мне надоели.
      - Мисс, но после этого мне в течение нескольких часов пришлось попадать в такие переделки. Так что если вы не скажете мне всю правду, то возможно, что...
      - Caramba!* Вы считаете, что я вам вру?
      * Черт возьми! (исп.)
      Если бы человеческие глаза могли извергать пламя, то девушка вмиг испепелила бы меня своим гневным взглядом. Забыв, что она полураздета, молодая мексиканка, словно ужаленная, подскочила с кровати. Покрывало спало с ее груди и оказалось у нее на уровне талии. Она была настолько возмущена, что не обратила на это никакого внимания.
      Ну, надо же было мне довести ее до такого состояния, подумал я, она же теперь как сумасшедшая. Я наконец-то понял, что девушка меня не обманывала. Для обманщицы у нее было слишком открытое и честное лицо.
      - Черт подери! - в сердцах сплюнув, выкрикнула она. - Зачем мне вам врать?
      После этой фразы, произнесенной ею с надрывом, все мои сомнения окончательно рассеялись. Но при этом мне стало немного неловко.
      - Я же сказала вам правду! А теперь убирайтесь! За дверь! Живо!
      С улыбкой на устах и теплотой во взгляде я смотрел на разъяренную продавщицу сигарет. Это разгневанное создание, оскорбленное тем, что его заподозрили во лжи, схватило обеими руками конец покрывала, дернуло его наверх и скрылось под ним.
      Через секунду девушка высунула голову наружу и стала поливать меня бранью на испанском. Хоть я многого из ее слов и не понимал, я все равно чувствовал себя провинившимся.