— Дегенераты! — проворчал Алексей и захлопнул холодильник.
Налил в кружку воды из крана. Встал у открытого окна. Пришлось притиснуться плечом к углу проема, половину площади кухни занимал стол. На белой столешнице остались черные пятнышки, словно зверушка наследила лапками. На самом деле — дактилоскопист поработал. Из суеверия Алексей и не стал садиться за стол.
За окном в послеобеденном зное спал двор. Идиллию московской сиесты нарушала суета на заднем крыльце почты. Под понукание грудастой тетки двое грузчиков вяло сгружали бумажные мешки. Грузчики, даже с такого расстояния было заметно, были приезжими со Средней Азии.
Алексей машинально запомнил бортовые номера их пикапа.
В памяти всплыли другие цифры. Увиденные в странном бредовом полусне-полуобмороке.
— Да, кстати, это мысль! — прошептал он в кружку. — Пробьем-ка мы номерок.
Оглянулся. На стене висел телефон. Трубка тоже в черных пятнышках дактилоскопического порошка.
Он уже было потянулся к телефону, как оконное стекло вдруг сделалось матовым, будто на улицу обрушился лондонский туман, и начало быстро тускнеть, пока не превратилось в иссиня-черную непрозрачную пленку. Мгла покачнулась и поползла к глазам. Алексей покачнулся, вмиг ослепленный, попытался вцепиться в стол, но почувствовал, что летит спиной вперед в гулкую темноту…
…Джип затормозил в глухом переулке. Слева — глухая стена завода, справа — выселенный дом. С пассажирского места ловко выскочил человек. Смазал взглядом окрестности. Дал знак водителю. Вдвоем они сноровисто и почти синхронно заменили номера спереди и сзади.
Камера медленно наехала на задний бампер и крупно показала номер: М 239 УД 77.
Отлетала вверх, обогнула машину и прилипла к лобовому стеклу.
В кабине на заднем сиденье, зажатый между двумя здоровяками, сидел молодой человек с длинными растрепанными волосами. На бледном, безвольно смазанном лице жила только улыбка. Кривая и дерганая, как наполовину раздавленный дождевой червь. С сизых губ тонкой ниточкой сочилась слюна…
В голове вразнобой били колокола. Тугая, упругая боль пучила виски. Белесый туман медленно рассеялся, и Алексей обнаружил себя стоящим посредине кухни. Правую ладонь жутко жгло. Он с трудом разжал пальцы, и на пол посыпались глиняные черепки. Он посмотрел сначала на скрюченные судорогой пальцы, потом на осколки кружки на полу.
«У мастера спорта по дзюдо хватка должна быть, но не настолько же, — заторможено подумал Алексей. — Такой кружкой башку пробить можно. А я ее — крэк-с!»
— Ты что там за шум, Леха? — услышал он как издалека голос Кости.
— Да я это… Кружку коцнул!
Костя невнятно выругался.
— Иди сюда, слоняра! — скомандовал он.
Алексей на вялых ногах поплелся в комнату. Добрел до дивана и тяжело плюхнулся на подушки.
Компьютер, судя по всему, ответил Эдику взаимностью. Из принтера, покорно шелестя, выползали листы бумаги. Костя вытащил нижний, протянул Леше.
— Держи. Пробей всех по списку.
Пока Леша, с трудом наведя резкость, прополз взглядом до середины столбика с фамилиями, кличками и адресами, Костя расписался на бланке и бросил на диван рядом с Лешей.
— Поручение на снятие показаний, — пояснил он. — Чтобы все под протокол. Это очень важно.
— К чему такая спешка?
Костя поманил его пальцем. Нехотя Алексей поднялся. Встал, опершись на спинку кресла. Эдик закинул голову и подмигнул.
— Ты-то что веселишься, Сынуля! — Леша вернул его голову в исходное положение.
— Покажи ему, — распорядился Костя. Голос его был абсолютно ледяным.
Эдик быстро пощелкал клавишами.
На мониторе всплыла фотография. Труп на лестничной клетке. Мужчина лет тридцати. В пальто.
— Эдик говорит, снимали цифровиком, — прокомментировал Костя.
— Фуфло, всего полтора мегапиксела, — кивнул проплешиной Эдик.
Костя достал из коробки с вещдоками мобильный телефон «самсунг».
— В этом навороченном мобильнике есть фотокамера. Эдик берется установить, не ею ли снимали.
— Попозже, попозже, — пробормотал Эдик, чуть отодвигая кресло.
Алексей отстранился и едва не потерял равновесие.
— Да не елозь, ты! — Он шлепнул Эдика по плечу.
И сразу же пришлось вцепиться в плечо Сынули, да так, что тот жалобно пискнул.
На мониторе возникла следующая фотография. Труп мужчины в кресле. Судя по заднику, произошло все в офисе. Характерная полоса на шее. Сработали удавкой.
И следом еще и еще. Трупы, мужчин и женщин. Разного возраста, одетые под разные сезоны, несколько вообще без одежды, распростертые на всклокоченных постелях. Как отметил, Алексей, убитые без садизма, четко одним выстрелом или ударом, или задушенные без признаков сопротивления.
— Двадцать три эпизода. Согласно списку, что я тебе передал, — произнес Костя, когда экран перестал демонстрировать ярмарку смертей.
— Откуда они у нее? — выдохнул Алексей.
— Есть основания считать, что это ее работа. Или ее команды. — Костя вынул из пачки распечатки один лист, поднес к глазам. — «Скунс — пять, Ланс — пять, Эрик — четыре, Блад — два, Призрак — один, Ванесса — шесть. Итого, двадцать три. «Терминаторы» — горите в Аду. «Сантерос» рулят!» — прочитал он. — Что, по-русски говоря, — круче всех. Вот такая команда. Бригада киллеров, можно сказать. Эдик, кстати, как услышал про клуб «Стеллаланд», сразу выдвинул мысль, что нормальные хакеры живут в Сети и в реале, как правило, не встречаются. Тусуются только «чайники».
— Ты же ее видел, Костя. Сопля соплей. Какой из нее киллер!
— Я и это вижу. — Костя указал на фото на мониторе. Три трупа на дне мелкой ямы.
В полной тишине Эдик продолжил щелкать клавишами.
— Нет, без толку, — вздохнул он, сняв очки. — Ничего не получиться. Вся переписка шифровалась.
— А я слышал… — начал Костя.
— А я знаю! — оборвал его Эдик. — Я точно знаю, что, когда запустили в обращение шифр с «открытым ключом», восемь месяцев лучше программисты бились, чтобы его взломать. Ну взломали, да. А что толку? Коллективным усилием прочли сообщение в одну строчку! Если на каждое «мыло» тратить столько времени, то больше ничем в жизни заниматься не будешь. Ты только прикинь, какой поток информации идет по Сети! Миллионы сообщений в секунду! И по году на расшифровку каждого. Уловил?
— Ясно, жизни не хватит. А чем тогда ФАПСИ занимается? — спросил Костя.
— Волосы у себя на одном месте рвут. Вот как изобрели «открытый ключ», так и рвут от зависти. — Эдик закинул голову, посмотрел на Алексея. — Ну, пытаются работать комплексно. Опера, типа тебя, помогают. Ножками топают по адресам, откуда исходит шифрованная корреспонденция. Прокачают адресат на предмет возможного участия в преступной деятельности и успокоятся. Шифрует Маша, что любит подругу Сашу, да и бог с ней. Пусть любит, лишь бы на Аль-Кайду не работала. Ну а если засекут подозрительную активность, бросают в разработку в полный рост. По всему комплексу оперативных мероприятий, включая негласное проникновение в хату и крэк винчестера на месте.
— Не учи ученых! — оборвал его Костя. — Адреса «почтовых ящиков» скачал?
Эдик молча указал пальцем на жужжащий принтер.
— Только мало что это даст, — добавил он. — Зарегистрировать бесплатный «почтовый ящик» — два раза «энтер» нажать. Вот у этого, с «ником» Вуду, с которым она последние дни активно переписывалась, «ящик» на MNS. Это сервер «Майкрософта». Убожество, конечно, но соваться туда я не буду. Как говорят, не тронь говно, оно не и воняет. Ну, нафиг, еще засудят.
— Костя, пошли меня в командировку в Америку, я согласен! — вставил Алексей.
— Да иди ты! — отмахнулся Костя.
— Сам иди!! — неожиданно для себя сорвался на крик Алексей.
Вернулся на диван, сел, вытянув ноги.
Костя поправил очки, пожевал губами.
— Что-то ты злой, как с бодуна. А запаха вроде нет, — с примирительными интонациями произнес он.
Алексей уже успел взять себя в руки, усмехнулся.
— Как говорят малолетки, не все грибы одинаково вставляют.
Первым шутку оценил Эдик. Зашелся булькающим смехом со всхлипами.
Костя выдавил кислую улыбку.
— Ты действительно плохо выглядишь, брат.
— Спасибо на добром слове. Ты мне уже больничный выписал. — Леша показал бланк поручения.
— Оцени доверие.
Как раз о мере доверия Леша и хотел поговорить. Но вспомнив упоминавшуюся отнюдь не всуе контору, блюдущую электронную безопасность страны, решил отложить беседу, пока не окажутся в более подходящей обстановке.
Он провел взглядом по комнате.
— Костя, ты квартиру хорошо обшмонал?
— Даже анашу в Будде нашел, — ответил Костя.
— А это? — Алексей потрогал пальцем мочку уха.
— Визуально «прослушки» не обнаружили. Потом поищем специально.
— Значит, звонить отсюда по телефону я не буду. Береженого Бог стережет.
— С мобилы звякни, — подсказал Костя.
— Не катит, — покачал головой Алексей. — Ладно, доберусь до рабочего места, тогда и пробью номерок. ДТП один урод мне устроил. Надо бы с него на новые джинсы бабок стребовать.
Эдик развернул кресло, наклонился и достал из сумки ноутбук.
— Темные вы, просто пещерные троглодиты! — проворчал он, включая ноутбук. — Слушаю вас и припухаю. Диск же в любом киоске у метро продается. Сто рублей стоит. Нет, вам все звонить надо, девчонок на пульте от кроссвордов отвлекать.
Дисковод всосал лазерный диск, мерно загудел мотором.
— Говори номер, — обратился Эдик к Леше.
— Их два. М 993 ГИ 77 и М 239 УД 77. Второй типа свидетеля будет, — подумав, добавил Леша для конспирации.
— А нам без разницы. — Эдик выбил на клавиатуре бойку морзянку. — Момент… Первая тачка — «жигули» третьей модели, числится за гражданином Ивашкиным П. С. Второй аппарат… Леша, извини, украинский «запор» типа «Таврия». Принадлежит гражданке Кожухарь Татьяне Филипповне. Тачки не в угоне. Доволен? Установочные на хозяев пробить?
— Обойдусь.
Костя, увидев лицо Алексея, резво встал, подошел к дивану.
— Братка, ты мне ничего не хочешь рассказать? — спросил он, не спуская взгляда с Алексея.
У Алексея на языке вертелся встречный вопрос: кто навел Костю на это дело?
В версию об амбициозном прокурорском следователе, заранее накопившем информацию и случайно получившем на своей «земле» нужный труп, он уже не верил. Точнее, хотел не верить. Пусть уж лучше Костик сошелся с большими людьми, играющими в серьезные игры. Черт с ним, пусть даже с мифической «Белой стрелой» связался. Только бы не лез в эту компьютерную мясорубку по собственной инициативе и глупости. На войне солдат имеет шансы уцелеть, если сам не трус и командир не полный дуб. В составе армии воевать веселее и безопасней. А один в поле не воин. Из одиночки быстро делают труп неустановленного лица в глухом перелеске.
— Позже, — ответил Алексей, выдержав пристальный взгляд. — Ты мне уже задачу нарезал. Копну немножко, тогда и поговорим. У тебя на сегодня какие планы?
— Заброшу вещдоки в контору. Потом с Эдиком сгоняем к ее провайдеру, изымем данные по трафику. А дальше — дежурным в ночь. Можешь после восьми подъехать в прокуратуру.
— Договорились.
Алексей встал, собрал с дивана бумаги, аккуратно свернул, сунул в барсетку.
На изнанке входной двери квартиры красовался постер, чуть приличнее, чем тот, что украшал спальню. Накачанный анаболиками демон и голливудских стандартов красавица изображали из себя мухинскую рабочего и колхозницу. Вместо серпа и молота дружно демонстрировали неприличный жест с оттопыренным средним пальцем. У демона палец был стальной и крючковатый. У девицы с садистским маникюром. За их спинами на фоне огня пылала надпись: «Welcome to hell».
Алексей, возясь с замком, находившимся под левой грудью плакатной девицы, подумал, что еще неизвестно, где он — Ад. Здесь, в квартире с еще не выветрившимся запахом смерти, или там, за дверью.
— Погоди!
Костя быстрым шагом вышел в коридор. Помог открыть замок.
Молча протянул коробочку с лазерным диском. На обложке красовалась мулатка. Наклонив породистую лобастую голову, изображала крайнюю степень тоски и задумчивости.
«Скин Флэшвундс», — разобрал английские буквы Алексей. Ни группы, ни певицы с таким именем не слыхал. Его музыкальные пристрастия дальше «ДДТ» и «Наутилуса» не пошли. Этно-заумь и техно органически не переваривал.
— На фиг она мне? — спросил он.
— Другой коробки не нашел. — Костя наклонился, прошептал ему в ухо:
— Копия содержимого винчестера погибшей. Оцени меру доверия.
Алексей оценил не только меру доверия, но и степень риска. Так просто вещдоки по разным нычкам не прячут. Последние сомнения пропали. Костя был в игре. Одним из правил которой было припрятывать убойную информацию, как козырный туз. Или как последний патрон.
— Только не надо из меня дурилку картонную делать, — тихо произнес Алексей.
Костя вдруг самодовольно усмехнулся.
— А ты не в форме, братка. Совсем нюх потерял, — прошептал он. — Кто был на третьей по счету фотографии?
Алексей ответил недоуменным взглядом.
— Бобриков Сергей, он же — Бобер.
— Из казанских «слонов»?
Так он же в розыске лет пять!
— Как ты сам видел, уже можно не искать. Вот такие хакеры у нас.
Алексей покачал головой.
— Елки-палки, уж лучше бы они просто коды взламывали.
— Думаешь, дольше бы прожили?
Костя толкнул его через порог.
— Давай, братка, пыли ногами. Все подробности вечером.
Алексей суеверно сжал кулак. Потом им же поводил перед носом у Кости. Тот почему-то рассмеялся.
Глава третья. Pause-Break
К метро шел плотный поток пешеходов, сжатый с двух сторон шеренгами торговцев. На продажу предлагали все — от газет до нижнего белья. Алексей отошел в сторонку, чтобы не мешать движению народа и рыночным отношениям, и занял наблюдательный пост за киоском. У ног поставил две бутылки пива. Купил не для себя, хотя отчаянно хотелось выпить. Пиво предназначалось добровольным помощникам. Ввиду вновь открывшихся обстоятельств Алексей решил закрыть дело об ограблении гражданки Ничепорюк, для формальной процедуры подрядил двух постовых.
Сержанты из отделения по охране метрополитена медленно, как сытые коты, приближались к жертве. Грудастая тетка, монументально возвышающаяся над ящиком с мятыми помидорами, не подозревала, что приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
«Прости меня грешного. Не со зла и не из подлости дело твое закрываю. Просто надо выбирать из двух зол большее, — подумал Алексей. — Посуди сама, зачем мне «висяк», когда убийство на меня повесили? Так что, милая, прости».
Торговка его мысленной мольбы не услышала.
Галина Нечепорюк во всей малороссийской красе и дородности стояла у своих помидоров так, словно покорила Москву и теперь ждет делегации от всех сословий для торжественного вручения ключей от города.
В принципе так оно и было. Большинство ее товарок работали в Москве вахтенным способом: копили с потом и унижением заработанные деньги, плакали с тоски в подушки и мечтали поскорее уехать назад, к детям, огородам и окончательно отбившимся от рук мужьям. Галя, едва ступив на перрон Киевского вокзала, хозяйским глазом оценив московский гламур, сразу же решила, помрет, но этот город она возьмет. Либо штурмом, либо планомерной осадой. Но возьмет обязательно. Потому что дивчине в тридцать пять лет со спившимся мужем, цвета мужненого носа паспортом с золотым трезубцем и дипломом мелиоративного техникума советского образца терять уже нечего.
За три года, тремя наездами по девять месяцев каждый, Галя Нечепорюк добилась того, чего менее пробивные и застенчивые добиваются десятилетиями. У нее появились связи, имя и капитал. Даже регистрация на полгода у нее была. Регистрацию два раза подряд безропотно делал гражданин Соколов, тихий алкоголик с отдельной двухкомнатной квартирой в двух шагах от Ленинградского рынка. За два этих несомненных достоинства Галя решила сделать его своим мужем. Соколов о таком счастье даже не мечтал, поэтому попытался отбрыкаться. Но быстро сдался. А что было делать, если сватом выступал капитан милиции, с которым будущая новобрачная активно сожительствовала в снимаемой ей комнате?
Свадьбу решили сыграть, как положено, на Красную горку. К этому времени Галя планировала развестись с украинским мужем и привезти в Москву шестнадцатилетнюю дочку. Девочка лицом, телом и темпераментом удалась в маму, поэтому свадьбу решили сыграть сразу же после окончания школы. Жениха Галя уже присмотрела, сам ничего, малохольный такой, и квартира в соседнем доме. Квартиру можно сдать, а молодые первый годик поживут у тещи. Гражданину Соколову обещали подыскать комнату в коммуналке. Он поартачился, но в конце концов согласился. Уж больно уговаривал капитан.
В небесной канцелярии то ли перепутали карточки, то ли решили, что Гале фартит до неприличия, но планы окончательного покорения Москвы резко и необратимо дали трещину.
Для начала капитана «принял» за взятки отдел собственной безопасности. Арестовали прямо на рабочем месте, взяли чисто — на меченых деньгах, поймав за измазанную люминофором лапу. Капитан от неожиданности потек и стал прямо в собственном кабинете давать признательные показания. Галя, получив такую новость, моментально вычеркнула его из памяти и из доли. Ей бы вспомнить народную мудрость, что беда одна не ходит. Но Галя на радостях, что избавилась от опостылевшего хамоватого любовника, потеряла бдительность.
Это выразилось в том, что на следующий же день неустановленный гражданин смел с ее лотка пять пар французских трусов. Галя громогласно призывала Бога и людей в свидетели. Бог гласу торговки не внял, но товарки дружно записались в свидетельницы. Причем все в один голос утверждали, что видели в руке грабителя нож. Галя во всех подробностях описала ножик в заявлении, если верить ее показаниям, таким секачом можно мамонта свежевать. Приметы напавшего, правда, получились такими расплывчатыми, что по ним можно было смело задерживать все мужское население района моложе шестидесяти лет. Но тем не менее заявление у Гали приняли.
Галя не только выкричала у дежурного талон о регистрации дела, но для подстраховки устроила истерику в кабинете у подполковника Пенькова. Сквозь нудные рыдания причитала, что продублирует заяву в прокуратуру и ГУВД. Ночные беседы с капитаном, видно, даром не прошли. Пень дрогнул. Прокуратура как раз устроила широкомасштабную проверку по поводу немотивированного отказа в возбуждении дел, а тут по всем признакам вырисовывалась статья «грабеж», и попасть под очередную кампанию полковнику Пенькову не улыбалось. Он дал команду возбудить дело. И на розыск похитителя трусов бросили Лешу Колесникова.
Леша не считал себя ни халтурщиком, ни беспредельщиком. Он всегда добросовестно тянул самые безнадежные «висяки» и презирал тех, кто ускоряет ход следствия, выбивая показания. При других обстоятельствах он, конечно же, либо сделал все, чтобы найти супостата, либо нашел подход к жертве, вежливо разъяснив ей, почему нельзя загружать милицию мелкими «висяками». Но только не в нынешней ситуации.
«Чистый карамболь, — по-бильярдному определил Алексей. — Кабы не Костины игрища, стал бы я вас бортовать, гражданка Нечепорюк? Да ни в жизнь!»
Сержанты, вспугнув наиболее нервных продавцов, вплотную приблизились к Гале. Но она даже не изменила позы. Руки в боки, ноги на ширине ящика, грудь пятого размера форштивенем вперед. Взгляд веселый и наглый, как у молодого танкиста.
Сержанты, строго глядя на груди Гали, козырнули.
Российская власть на всех уровнях и во всевозможных рангах от верноподданных ждет или пресмыкания, или хамства. И ничего больше. Правда, ничего больше и не получает.
Алексей, наблюдая из засады, не мог не отметить, что Галя в совершенстве овладела искусством общения с властью.
Галя умело балансировала на той грани, когда власть не считает себя оскорбленной чрезмерным фрондерством, но и не теряет интереса к диалогу ввиду полной ничтожности контрагента. Короче, вела себя, как представитель творческой интеллигенции на вручении ордена в Кремле: тонко шутила, мелко хамила и давала себя погладить.
Но на флирт сегодня власть не реагировала, науськанные Алексеем сержанты упорно гнули свое. Гале пришлось достать паспорт. Пока один сержант сосредоточенно изучал документ, второй, поддавая носком бутса по ящику, требовал прекратить незаконную торговлю. Долго провоцировать Галю не пришлось.
До Алексея долетел свербящий крик:
— Тай пышлы вы уси у сраку!
Сержанты дружно сделали страшные лица.
Далее общение народа с властью пошло на шипящих, злых тонах, что, как известно из школьного курса истории, приводит либо к Девятому января, либо к Седьмому ноября. В зависимости от того, даст власть слабину или нет.
У старшего сержанта хватило государственной мудрости, политической воли и чувства собственного достоинства, чтобы пресечь бунт в самом зародыше. Решительно, показательно жестоко и поучительно. Недрогнувшая длань закона порвала бумажку о регистрации и посыпала голубенькими клочками помидоры. Свершился акт гражданской казни — Галина Нечепорюк перестала существовать. Осталось только нечто, неизвестными путями проникшее в Москву и подлежащее высылке за ее границы.
Галя, до этого голосом заглушавшая поток машин на Ленинградке, онемела и сникла.
Сержанты торжественным маршем проследовали в переулок, перешли на прогулочный шаг и продефилировали мимо киоска. Алексей показал им на бутылки пива. Сержанты засветились лицами, поправили на груди автоматы и шагнули в тень от киоска.
— Молодцы, ребята! Освежитесь.
— Да нам еще до вечера служить, — с крестьянским смущением попробовал отказаться тот, что был по возрасту младше. И судя, по худобе, служил недавно.
— Я не настаиваю. Можете заныкать в кустах, после смены хлебнете.
— Прокиснет. — Старший и более упитанный сержант взял бутылку, сковырнул пробку о стальную дужку приклада. Жадно присосался к горлышку. Оторвавшись, выдохнул:
— Эту Галю надо еще на бабки поставить! Совсем оборзела. Думает, если сосет у капитана из сорок восьмого, то ей все можно.
В его голосе Алексей уловил нотку неуверенности. Как ни крути, а ребята подставились. Оказали услугу оперу угро со своей «земли», это хорошо. Но и капитан милиции, вроде, не чужой, а по неписаным правилам баб своих обижать не рекомендуется. А вдруг капитан решит буром попереть за бабу свою? На кого он наедет? Правильно, на товарищей сержантов, тварей мелких и безответных.
— Нет у Гали больше «крыши», — успокоил его Алексей. — Сгорел кэп, разве не слышал?
— А че было-то? — Глазки сержанта вспыхнули интересом.
— Спецура его на взятках приняла.
— Да иди ты! — выдохнул сержант, в суеверном страхе забыв про субординацию.
Промочил пересохшее горло жадным глотком пива. Крякнув, вытер губы ладонью.
— М-да. Не повезло, — заключил он.
При этом сержант, повернувшись, послал долгий взгляд Галине. Так тигр оценивающе и влюблено поглядывает из кустов на обреченную козочку.
Алексей выглянул из-за плеча сержанта. Галя уже пришла в себя и на двух славянских языках разом материла Москву и ее краснознаменную милицию. Соседки внимали сочувственно, даже кивали, но расстояние, как от прокаженной, все же увеличили. В стройной шеренге торговок, там, где стояла голосящая Галя, образовалась брешь.
— Все, мужики, мой выход!
Алексей сосредоточенной походкой спешащего по своим делам москвича вынырнул из переулка, уткнув взгляд в асфальт, и пошел прямо на Галю. Расчет строился на том, что именно она должна была его узнать, а не он ее.
И, конечно же, она его узнала. Бросилась из шеренги, ухватила за рукав… И попалась. Потому что нарушила третью заповедь из великой триады: «Не верь, не бойся, не проси».
— Леша! Алексей… Уж не помню, как по отчеству. Здравствуйте!
Алексей выдержал паузу, играя недоумение.
— А, Нечепорюк! Привет. Что это ты с белья на помидоры перешла? Докатилась!
Гала стрельнула плутоватыми глазами, придвинулась ближе, коснувшись высокой грудью локтя Алексея. Затараторила малороссийской скороговоркой:
— Тай, а шо остается! Гроши ж надо зарабатывать, товарищ капитан. Вы капитан или майор, я что-то не запомнила? Не майор, нет? Так будете майором. Вон какой красивый и статный. А помидоры, они хорошие, не смотрите, что мягкие. Сорт такой. Полезная вещь, витамины… — Она напустила в глаза влаги, всхлипнула. — Что ж ваши это творят, Леша, а? Как хотят, так и измываются.
— Кто? — строгим голосом спросил Леша.
— Да двое тут только что ходили. — Она смазала себя по плечу двумя пальцами. — С лычками, не знаю, как то звание называется. Но не офицеры, нет. Говорят, давай денег. А что я им дам? Много на тех помидорах проклятых сделаешь?! Я им говорю, завтра за два дня отдам, а они — давай сейчас.
— А-а! — разочарованно протянул Алексей. — Я думал, тебя опять грабанули.
— А что, нет? — возмутилась Галя. — Тогда тот ирод чуть ножом не изувечил. На триста гринов товару унес. Тай, вы же заяву мою читали, я всю правду написала. Трусы те, тьфу, срам один — резинка да кружева лоскуточек. А стоят такие деньжища! Франция, родные, ага. С этикеткой и сертификатом, все по-честному. Триста долларов на круг получается, можете у кого хотите спросить. Ага, Арсен потом говорит, отрабатывай, как хочешь. Представляете, мне, честной женщине, такое сказать!
— Отработала?
Галя тяжко вздохнула, грудь угрожающе натянула кофточку.
— А что оставалось делать? Поехала с ним в баню. Тю, в сауну… Три дня потом плевалась. — Для пущего эффекта она сплюнула себе под ноги.
— Вот какие детали всплывают! — подсек Алексей. — В заявлении писала, что товар твой, а получается — Арсена.
— Ой, Леша! — Натруженная ладонь легла под левую грудь. — Ты меня уморишь. Так этот урод черножопый сразу сказал, пиши кому хочешь, а меня в ментовские, простите, дела не втягивай. Я и написала, что товар мой. Думала, вы того гада быстро заарестуете. Товар вернет или денег с него снимем. Я бы и с Арсеном рассчиталася, и вас всех отблагодарила. А вон как оно вышло. — Галя всхлипнула. — Арсен выгнал. Как отработала, тьфу, чтоб он сдох, так и послал. Говорит, иди к своим ментам. А что вы мне, родня? Помидорами, вот, теперь торгую. Не свои, нет. Подругу подменяю. А тут еще регистрацию эти говнюки порвали.
— Вот так взяли и порвали? — вполне натурально усомнился Алексей.
— Ну, а я что говорю! — добавив в голос склочных ноток, воскликнула Галя. — Порвали сволочи! Шоб им повылазило! Говнюки проклятые. Говорят, катись отсюда. А я им — куда я отсюда пойду? А они — на фиг! И порвали.
Она протянула на ладони четыре дольки голубого бланка.
— А кто это видел?
Алексей посмотрел по сторонам. Брешь между Галей и соседками сама собой увеличилась.
— Свидетели есть? — чуть громче спросил Алексей.
Не без злорадства констатировал, что в брешь между Галей и соседками теперь может свободно проехать машина.
Он ждал, пока Галя не изобразит на лице полную покорность судьбе и воли представителя власти. Ладонь ее свернулась, как лист под палящим солнцем, спрятав голубые обрывки временного пропуска в московский рай.
— Ну чего страдаешь? Бери своего жениха, тащи в паспортный, пусть новую регистрацию сделает. Делов-то на пять минут. А ты тут вой на весь район поднимаешь.
У Гали на лице проступила готовность завыть белугой. Но, сориентировавшись, она сменила смертную тоску на заговорщицкую улыбочку.
— Тай, какой там жених, Леша! Одна видимость, — отмахнулась она. — Он же что у меня учудил? Выпил с дружками какой-то политуры, чи шо, я не знаю. Будто я ему, поганцу, нормальной водки не даю. Вот ж сволочь! В больнице сейчас. В этой, Боткинской. Это вон там, на двадцать третьем трамвае.
— Где Боткинская, я знаю. А что соколик наш допился, первый раз слышу.
Весь фокус был в том, что Алексей прекрасно знал, что два дня назад гражданин Соколов перекрыл своим испитым телом движение на Планетной улице. Шоковая терапия в виде пинков разгневанных водителей и активных действий наряда «скорой помощи» результата не дала, и Жора Соколов был доставлен для спасения его забубенной жизни в реанимационное отделение Боткинской.
— Ой, Лешенька! — затянула Галя. — Меня же к нему не пускают. Я одним глазком в палату заглянула. Лежит, гадина, белый весь, один нос сизый из простыни торчит. Чисто труп. И трубки отовсюду торчат. Врач, молодой такой мужчина, мне так и говорит: Галина, прогноз неутешительный, готовьтеся, говорит, к худшему. Ну не гадина, а? Допился, подлюка подзаборная. Вот как, Леша, мне жить, а?
Леша сделал задумчивое лицо, как президент на встрече с ветеранами. Галя терпеливо ждала, когда власть, загруженная проблемами народа, просветлеет умом и укажет-таки народу путь к светлой жизни.
— Да, Галина, не знаю, чем тебе помочь. Баба ты хорошая, а так не везет, — прочувствованно выдал Алексей. — Из Москвы уезжать не охота, так я понял?
Галя икнула. То ли от нервов, то ли потому, что заглотила закинутый Алексеем крючок до самого желудка.
— Допустим, я мог бы попросить мужиков из паспортного. — Он выдержал паузу, дождавшись соответствующего выражения глаз Галины, и тут же немилосердно подсек: — Но они меня первым делом спросят, а кто мне Галя Нечепорюк? И что мне ответить?
Галя сообразила быстро, но чисто по-женски. Глаза сделались черешнево сладкими, манящими и погибельными. Все ее либидо, созревшее в ведьмаковской духоте малороссийских ночей и так и не растраченное в постылой Москве, поднялось из глубин естества, и Галя вдруг так налилась жарким соком жизни, что Алексей слегка запаниковал. Почему-то вспомнился хапуга-капитан. Галя явно метила Лешу на освободившееся место бодигарда ее знойного тела.
Алексей счел за благо отступить на полшага назад.
— Мне нечего им ответить, Галя, — с холодком в голосе произнес он. — Ты — потерпевшая по делу, которое висит на мне уже неделю. За которое меня дрючат каждое утро. И если я это скажу мужикам, они ржать будут дня три. Потому что даже идиот знает, нет человека — нет дела. А я не хочу быть идиотом. Даже ради такой красивой бабы, как ты.
