— Конечно, — охотно согласился Максимов. Женщина немного замялась. Тема была исчерпана. Говорить о своих проблемах было как-то не с руки. Все равно что в очереди к зубному больные сами принялись бы рвать друг другу зубы. Максимов молчал, сохраняя на лице заинтересованную мину. Все, от чего страдала Лена, отсутствие внимания к своей персоне.

— А вас как зовут? — нашлась она.

— Игорь. — Так, по крайней мере, значилось в документах, лежащих в кармане Максимова.

— Вы бизнесом занимаетесь?

— В некотором роде — да.

— Но не крупным. Вряд ли что-то связанное с куплей-продажей. На этих я уже насмотрелась.

— Туризм. — «А почему бы и нет?» — подумал Максимов.

— Фирма маленькая, но прочно стоите на ногах.

— Угадали.

— Нет, просто опыт. — Она скользнула взглядом по Максимову, он был абсолютно уверен, что калькулятор в ее голове тут же выдал стоимость его одежды и обуви, приплюсовал мобильный телефон, часы и подвел итог. — Приходится иногда халтурить на тех, у кого есть деньги. Рекламой заниматься не пробовали?

— К сожалению, большую часть моей жизни в стране была одна реклама «Летайте самолетами Аэрофлота». Так что я в ней — полный ноль.

— Но и границы открыли недавно! Где же вы набрались опыта туроператора? Лена явно обрадовалась, поймав тему.

— А в нашем бизнесе все идет самотеком. Не мы гостиницы строили, не мы самолеты гоняем. Собрать группу и запихнуть ее в самолет, привезти в гостиницу и бросить на пляже — много ума не надо. Русский человек на отдыхе неприхотлив, как солдат Красной армии. С ним не хлопоты, а сплошной смех. Что ни группа, то труппа Московского цирка. Так что бизнес у нас веселый, но прибыльный. Народ всегда мечтал ломануть из страны, поэтому спрос еще долго будет превышать предложение. По инерции, так сказать, — он перешел на тон зануды профессионала, зная, что ничто другое так не осаживает собеседника. — Тенденции к спаду пока нет, что нас, откровенно говоря, несколько тревожит. В этой стране что хорошо, то слишком неожиданно кончается.

— Нет, вам действительно стоит заняться рекламой, — не унималась блондинка. — Я в некотором роде художник. Вам надо рекламировать сигареты «Давидофф». Тот же типаж.

Максимов отвел глаза, спасаясь от оценивающего взгляда блондинки. То, что он увидел на косяке двери над головой блондинки, заставило вздрогнуть. Тихо-тихо внутри запела натянутая тетива. Тело моментально среагировало на опасность. Сначала бросило в жар, потом он почувствовал, какими тугими вдруг сделались мышцы спины.

— Что-то не так? — встревожилась блондинка. Она чуть подалась вперед, и Максимов отчетливо увидел маленький значок, нарисованный на косяке.

— Нет, просто вспомнил.

— А-а, — протянула женщина, словно только сейчас до нее дошло, что и у других бывают проблемы.

— Пойду покурю.

Он встал, демонстративно достал пачку сигарет и расслабленной походкой пошел по коридору. Стоило только свернуть за угол и скрыться от взгляда блондинки, как шаг Максимова сделался по-кошачьи скользящим и пружинистым. Глаза обшаривали стены по обе стороны коридора от уровня головы до самого плинтуса. Ничего. Но еще один знак непременно должен был быть. Инквизитор обязан был продублировать сигнал.

Охранник за дверью все еще маялся от безделья. Вопросительно уставился на Максимова.

— Уже?

— Нет, покурить вышел.

— Это правильно, братан. Курят у нас на улице.

Максимов мимоходом осмотрел стол и косяки дверей.

«Нет, только не здесь. Этот бегемот здесь постоянно торчит».

Толкнул дверь в тамбур. Осмотрелся. Ничего. Вышел на улицу.

За это время стало еще жарче. Волны знойного ветерка доходили и сюда, смешиваясь с затхлой подвальной сыростью.

Дверь, тягуче заскрипев, закрылась.

«Идиот же ты, Макс», — выругал себя Максимов.

Знак был нарисован на самом видном месте — в левом нижнем углу таблички на двери.

Не больше пяти сантиметров, но так, чтобы свой, идущий по следу, обязательно обратил бы внимание. Остроконечная буква «р», только верхняя часть основания равна нижнему.

«Турисаз, — прошептал Максимов вслух название этого рунического знака. Врата».

Он закурил, медленно поднялся по ступеням вверх. Постоял, закинув голову, разглядывая сквозь густую зелень столб дыма. Бросил окурок в траву и быстро спустился в подвал.

В коридоре едва разминулся с толстяком. Тот тяжко дышал, как взбирающийся в гору паровоз. И пер так же нагло, выставив вперед круглое брюхо. Блондинка наверняка определила бы в нем представителя крупной торговой фирмы, едва стоящей на ногах. Но блондинки уже не было. Максимов сел на свое место, уставился взглядом на значок на косяке двери и стал ждать.

За дверью монотонно гудел низкий женский голос, время от времени что-то тонко тренькало, словно кто-то неосторожно задевал рукой колокольчик.

«Турисаз, турисаз, турисаз», — в такт ударам сердца повторял Максимов.

Врата… Нельзя приближаться к вратам и проходить сквозь них без размышления. Это место, где жизнь остается позади. Это время, когда еще можно вспомнить прошлое. Это последний шанс оглянуться назад. Понять и простить. Никогда не спрашивай у врат, что ждет впереди. Сделай шаг — и узнаешь. Или беги прочь.

Ему было, что вспоминать. Было, кого прощать и у кого просить прощения. Только не было, о чем жалеть. Путь был правильный, если до сих пор ничто его не оборвало. Что ждало впереди? Никто не знает. Инквизитор шел своим путем, пока его Дорога не уперлась во Врата. О чем думал этот человек, о чем вспоминал? Этого Максимов не знал. Что толкнуло его вперед? Азарт охотника, жажда схватки? Максимов прислушался к себе. Нет, ничего подобного не ощущал. За Вратами зияла Бездна. Она-то и манила, тянула к себе. Инквизитор шагнул в нее первым. Как зарубку на память и предупреждение для того, кто пойдет следом, оставил знак Турисаз. Врата…

Дверь бесшумно отворилась. Из темноты вышла блондинка. На бледном лице жил только рот, кривился, судорожно вздрагивал, как пунцовый моллюск на медленно раскаляемой сковородке.

— Входите. Она ждет вас, — прошептала блондинка и как сомнамбула пошла по коридору.

«Круто тут у вас людишкам хребты ломают», — покачал головой Максимов.

Встал, протяжно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы и шагнул через порог.

И сразу же будто попал в другой мир. Полумрак. Пахнет свеЦой и травами. Мягкий ковер под ногами. С улицы не проникает ни один звук. Полная тишина. Вязкая, как перед обмороком.

Впереди стол. Два кожаных кресла. Лампа с матовым абажуром давала ровно столько света, чтобы осветить поверхность стола. Взгляд притягивала яркая звезда, переливающаяся над поверхностью стола.

— Проходите и садитесь, — произнес голос из темноты за столом.

Максимов подошел ближе. Звезда оказалась хрустальным шаром, в глубине которого дробился и играл свет.

Сел. Мягкое кресло втянуло в себя тело. Максимов расслабился и вытянул ноги.

— Я хотел…

— Не надо, — оборвал его голос. — Я все узнаю сама.

Из темноты вынырнули две сухие кисти рук. Стрельнули лучиками камни на перстнях. Пальцы сноровисто перетасовали колоду карт. Разбросали на столе. Перевернули несколько карт рубашкой вниз. Потом смели и опять стали тасовать колоду.

Максимов следил за этим живущими своей жизнью руками и боролся с неожиданно навалившейся тяжестью. Тело медленно обволакивала предательская слабость. Свет в шаре стал мерцать, постепенно утрачивать искристость, сам шар стал похож на подслеповатую матовую лампочку, которая вот-вот должна погаснуть.

Пальцы вновь выложили на стол карты.

— У вас много имен. Не произнося вслух, назовите то, что дала вам мать, с мягкой настойчивостью произнес голос.

«Ага! Чтобы ты, старая перечница, через пару фраз невзначай его спросила?» — усмехнулся Максимов, разом стряхнув с себя наваждение.

— Маргарита Ашотовна, у меня очень серьезная проблема.

Руки смели со стола карты и исчезли. Максимов чувствовал упершийся в него тяжелый взгляд, хотя ни глаз, ни лица женщины видно не было.

— Вы слишком долго ко мне шли, — произнесла она после долгой паузы. — Вам надо очиститься.

Вспыхнула спичка и поплыла к белому столбику в углу стола. Через мгновенье огонек стал ярче, с треском вспыхнул фитилек свечи. В воздухе поплыл странный горько-сладкий аромат.

Максимов принюхался. Белладонна. Ведьмаковская травка всех времен и народов. В наших широтах вполне может заменить импортную анашу.

«Рядом пора открывать кабинет нарколога. Тогда вкупе с венерологом и массажистками здесь будет полный сервис».

— Видите, как трещит фитиль. Это сгорают лярвы и вредоносные сущности, окутавшие вас. Расслабьтесь, теперь вам не о чем беспокоиться. Огонь сделает свое дело. Ничто так не очищает, как живой огонь. Смотрите, он и вправду живой.

Женщина говорила медленно, тягуче растягивая слова. Максимов отметил, что никакого акцента, несмотря на восточное отчество, у нее нет.

«Дважды принуждать смотреть на огонь — это уже перебор, матушка. Мягче надо. Клиент должен плыть, а не напрягаться. Так ты даже от алкоголизма не закодируешь. Только с истеричками тебе и работать! — подумал Максимов. — Но умна, стерва, ничего не скажешь. Прокололась с именем, но вопрос не задала, откуда мне ее имя-отчество известно. Оставила на потом или сообразила, что блондинка-суицидница могла рекламу навести?»

— Спасибо, я чувствую, что стало легче. — Максимов заворочался в кресле. Сидеть было удобно, а вот вскочить при случае — нет.

— Тогда пойдем дальше.

Женщина подалась вперед. Из темноты вынырнуло тяжелое одутловатое лицо. Широко поставленные глаза без искорки, как у пресмыкающегося. Взгляд сосущий и холодный. Глубокие морщины в уголках брезгливо вывернутых губ. Черные волоски над верхней губой.

— Постарайтесь быть искренним, только тогда я смогу вам помочь. — Голос женщины сделался грудным, низким.

— Именно на вас я и рассчитываю. — Максимов сознательно ответил на вторую часть фразы, отбросив первую, сдобренную изрядной порцией внушения.

Женщина подвинула шар так, чтобы он оказался между ней и Максимовым, точно на линии его взгляда.

— Говорите.

— Я ищу друга, — начал Максимов.

— Он ненамного старше вас. Как и вы, всего достиг сам. — Глаза женщины расширились и помутнели. — Я начинаю видеть его… Помогите мне. Смотрите вместе со мной на шар и говорите. Говорите, не останавливайтесь.

— Он пропал совсем недавно.

— Да… Он был одинок, — прошептала женщина. — Очень одинок. Как и вы. Говорите! Я уже вижу его… Вижу…

— Конечно. Вот он. — Максимов достал из нагрудного кармана фотографию Инквизитора и положил рядом с шаром.

На секунду ее и без того безобразное лицо передернула гримаса отвращения. Потом оно застыло, как маска.

— Узнала, крыса старая? — Максимов приготовился встать. — Когда он здесь был в последний раз? Колись, стерва, пока я не спалил здесь все вместе с тобой!

Старуха закряхтела, словно подавилась коркой. Оказалось, это она так смеется. В глазах были ненависть и торжество.

— А ты не боишься, что пойдешь вслед за своим дружком, Стражник?

— Как ты меня назвала, ведьма старая? — Максимову пришлось резко податься вперед, иначе выбраться из кресла было невозможно.

Это и спасло жизнь. Удар просвистел там, где еще мгновенье назад была его голова.

Нырнул кувырком вперед, успев толкнуть ногой кресло. Нападавший сдавленно выругался. Максимов вскочил и выбросил ногу на звук. Удар ушел в пустоту.

Лампа на столе погасла. В дрожащем свете свечи ярко вспыхнула серебристая дуга. Что-то со свистом пронеслось у самой груди Максимова, вспоров рубашку. Он резко присел, закрутился на месте, попытавшись подсечь ноги противника. Пустота. Инстинкт толкнул в кувырок, Максимов перекатился в сторону, а там, где он был, гулко ударила об пол пара чьих-то ног.

А дальше удары пошли лавиной. Ничего не было видно, казалось, что из темноты хлещут упругие щупальца спрута. Максимов ушел в вязкую оборону, не пытаясь отбиваться, а стараясь перехватить хоть одну щупальцу. Дважды почти удалось, но всякий раз рядом с лицом свистел клинок. Приходилось отскакивать, не дожидаясь нового удара. Противник был явно опытным, давно с таким не приходилось иметь дело. К тому же он прекрасно видел в темноте или просто был обучен «слепому бою».

Как только в сознании вспыхнуло «слепой бой», все встало на свои места. Максимов больше не пытался разглядеть что-либо в темноте, просто стал чувствовать все вокруг.

Их было двое. Один кружил вокруг, работая «бабочку» двумя ножами. Второй неподвижно стоял за креслом старухи. А та все еще заходилась своим куриным смехом. Максимов увернулся от атаки ножом в корпус, выждал, когда противник пойдет в пируэт с круговым ударом из-за спины, и рванул вперед, к столу. Второй явно этого не ожидал. Гортанно крикнул, выбрасывая вверх руку. И у него был нож. Намерение Максимова он угадал: на стол, а потом вниз на добивание. Но вместо этого Максимов оттолкнулся ногой от края стола и перелетел за спину первого, невольно шагнувшего вслед за ним к столу и сорвавшего тем свою атаку.

Маленькая, но победа. Противник запаниковал, закрутился. Максимов знал, что сейчас одна его рука с ножом прижата к боку, страхуя от захвата корпус, а вторая далеко выброшена вперед, нож летит на уровне лица врага, заставляя или присесть, или отпрянуть назад. И то и другое смертельно, потому что следом пойдет жесткий круговой удар ногой.

Выброшенную вперед руку он и перехватил, сжав в локте. С великим наслаждением врезал кулаком чуть выше локтя. Сустав хрустнул, как полено. Максимов подхватил падающий нож, увернулся от второго лезвия, вспоровшего воздух у самого лица. Мощным рывком отправил расслабившееся от боли тело противника в угол комнаты.

Свет больно ударил в глаза. В проеме двери стоял человек. Контур его фигуры, подсвеченный сзади, очертило четко, как в тире.

— Але, козлы, я не по…

Максимов смел со стола хрустальный шар и метнул в центр мишени. Охранник охнул, сложился пополам, как вратарь, поймавший мяч, и вывалился в коридор. Дверь за ним захлопнулась. В комнате опять стало темно.

Перед глазами Максимова все еще пылал прямоугольник — сетчатка сохранила моментальный снимок дверного проема, только теперь цвет его сделался ярко— бордовым. И вдруг он взорвался снопом искр.

Максимов почувствовал, что летит вперед. Выбросил руку, гася падение. Но все равно тяжело грохнулся на пол, больно ударившись плечом. Попытался откатиться в сторону, но плечо врезалось во что-то твердое. Сверху посыпались тяжелые пакеты, потом хлынул поток бумаг. В глаза и нос забилась едкая пыль.

«Все, сейчас добьют! — мелькнула мысль. Он попытался вскочить, но ноги не послушались. — Все».

За столом послышалась какая-то возня. Чей-то голос бросил короткую команду. Топот ног. Туда, к столу.

Максимов метнул нож на звук. Это было единственное, чем можно было выиграть время. Ни крика, ни звука падения тела не последовало. Только глухой удар и характерное пение клинка, вошедшего в твердое. Тишина. Чутье подсказало, что в комнате никого нет, все исчезли, словно провалились под землю.

Послышался какой-то шум и топот ног, но уже за стеной. Потом гулкий удар, словно захлопнули створки стальных ворот. И вновь тишина.

Максимов разгреб папки и ворох бумаг, засыпавших его до колен. Встал, кряхтя, помял плечо. Прихрамывая, подошел к двери, нащупал выключатель.

В мертвенном свете ртутных ламп, вспыхнувших под потолком, комната смотрелась весьма убого.

«Дешевый шик, как в публичном доме», — оценил интерьер Максимов.

Мягкий ковер на поверку оказался темно-синим ковролином. Хватило его лишь на пол и половину стен. Остальные стены, не предназначенные для взглядов посетителей, были кое-как измазаны черной краской. В углу, куда отлетел после удара Максимов, сгрудились стеллажи, до потолка заваленные старыми папками.

«Наверно, вся документация местного ЖЭКа за последние полвека», — решил Максимов.

Угол со стеллажами стыдливо прикрывала ширма, теперь вдребезги разбитая.

Максимов распахнул дверь в коридор. Охранник уже пришел в себя. Лежал, прижав руку к животу, как язвенник на процедуре, и беспомощно хлопал ртом. Увидев Максимова, он бешено выпучил глаза, но сказать ничего не смог.

— Вползай, чудо. Разговор будет.

Охранник замычал, как бык, и как бык же тупо рванулся вперед.

Максимов уступил ему дорогу, дал влететь на полусогнутых ногах в комнату и вполсилы врезал по тугому затылку. Охранник зарылся лицом в ковролин, хрюкнул и затих.

— Полежи, потом поговорим.

Максимов прикрыл дверь. Подошел к столу. Обычный совдеповский конторский стол, только клеенку, протертую за долгие годы до дыр, заменили черным сукном да покрыли черным лаком бока. Лапок летучих мышей, зубов дракона и кисти висельника на столе не увидел. Старуха обходилась походным набором психиатра свеча и хрустальный шар. Для гипноза вполне хватит. Травка в свече — для особо продвинутых натур, знающих кое о чем в этой жизни не понаслышке. Карты старуха захватила с собой. Одну, правда, обронила.

Максимов поднял карту. По формату гораздо больше обычных. Если судить по рубашке, полиграфия импортная, сделано для человека со вкусом и деньгами. Перевернул карту и тихо присвистнул: «Таро Бафомета! Занятно… Уверен, из всех московских гадалок не больше сотни слышали о таком, а уж гадать умеют единицы. Старая ведьма, как оказывается, была не дешевой шарлатанкой, а просто профессором черной магии!»

Он обошел стол, осмотрел стену. Эти двое появились из-за спины старухи, но так, что сидевший вполоборота к ней Максимов ничего не заметил. Примерно там, где могла находиться дверь, в стене торчал нож. Максимов мысленно себя похвалил. Шансов попасть было не так уж много, но если бы человек не успел прикрыть дверь, нож торчал бы сейчас из его груди.

Стык между двумя полосам ковролина не мог бросаться в глаза только в полумраке. Сейчас в зазоре между ними даже отчетливо виднелась металлическая полоска — явно щеколда, запирающая потайную дверь изнутри. Максимов оглянулся. Охранник засучил ногами по полу, но бестолково, как щенок во сне.

Максимов вырвал из стены нож, внимательно осмотрел клинок. Качественная работа. И сам нож не заурядное пикало, а настоящий темпо. Нож для фаната самурайства.

Прицелился и всадил клинок точно в зазор, туда, где поблескивала щеколда. Хрустнуло, и дверь беззвучно поплыла в сторону.

«Даже не напрягайся, их там нет. У одного перебита рука. Сидеть в засаде с полоумной бабкой и раненым второй не станет. Трюк старый — хлопнуть дверью, но не уйти. Дурак инстинктивно рванет следом и в темноте нарвется на нож. Все правильно, темнота и инстинкт преследования… Но ждать он не мог».

Он вернулся к столу, зажег свечу, поднял над головой и шагнул в темный проем.

Блики заплясали на шершавых бетонных стенах. Коридорчик был узкий — двоим не развернуться. Максимов прислушался. Откуда-то из темноты доносились приглушенные звуки улицы.

Через пять шагов в стене открылась ниша. Он просунул руку. Свеча осветила маленькую комнату. Топчан, столик, разбитое кресло. Никого.

Дальше коридорчик делал поворот и круто уходил вверх. Перед первой ступенькой его и поджидал сюрприз. Максимов хмыкнул, когда в круге света отчетливо вспыхнула тонкая струна. Присел, осмотрел конструкцию ловушки. Поднял глаза вверх, к двери. Подарок должен был прилететь оттуда.

Поднял камешек, отступил на пару шагов. Обычная растяжка, но ни гранаты, ни газовой шашки он не ждал. Мальчики, умеющие в темноте работать японским ножом, до такого примитива не опускаются.

Бросил камень и отпрянул назад. Звука спущенной тетивы не услышал, стрела, дико взвыв, срикошетила от пола и ушла в темноту, едва не зацепив плечо.

— Класс! — покачал головой Максимов. Развернулся и пошел к комнатке. Несколько часов в клетушке без окон, в полной тишине, под мерный перестук капель, срывающихся с идущих под потолком труб, — испытание не для слабонервных. Максимов осветил стол и стену перед ним и понял, что тишина у ребят была относительной, а развлечений хватало. Аппаратуру унести, естественно не успели. Но кассеты в видеомагнитофоне не было.

Он вернулся в комнату, аккуратно закрыл дверь.

Охранник все еще лежал на полу — судя по хриплому дыханию, нокаут перешел в сон.

Максимов присел рядом с ним, шлепнул по вялой щеке:

— Просыпайся, браток, разговор есть.

Через десять минут он сел в машину. Конвой встревоженно завозился на заднем сиденье, просунул морду ему под локоть и фыркнул.

— Знаю, псина. — Разрез на рубашке потемнел от запекшейся крови. Надеюсь, ребятки не додумались смазать клинок чем-то особо мерзким.

Максимов достал из бардачка аптечку. Обработал рану, залепил пластырем.

Конвой недовольно заурчал, когда кабину наполнил запах антисептика.

— Потерпишь, — сказал Максимов то ли себе, то ли псу. Поймал в зеркальце взгляд янтарных глаз Конвоя, подмигнул. — Поехали домой. Дальше действуем порознь. Ты сторожишь квартиру, а я-по бабам.