Странник (№2) - Черная Луна

— Исключительно в лабораторных условиях.

— Поясните, — попросил Салин.

— Мы — исследователи, а не практикующие психологи и психиатры. — Мещеряков вскинул острый подбородок. — Вал нам ни к чему, коль понятна сама проблема. Да, Виктор тестировал нескольких человек. Наши друзья предоставляли своих пациентов, травмированных «промывкой мозгов» в Белом братстве, в Аум Сенрикё, у кришнаитов, саентологов и у вульгарных сатанистов. Откровенно, говоря, ничего интересного. Бросовый человеческий материал. — Он чуть скривил губы. «Пушечное мясо» психологической войны. Мы пытались выйти на какие-нибудь устойчивые образы, те самые «матрицы» в их сознании, но ничего не вышло. Пришлось обратиться к людям определенного уровня развития, но имевших совершенно специфический психический опыт.

Вы наверняка слышали о видениях людей, переживших клиническую смерть. Все эти коридоры, наполненные светом, порог, светящаяся фигура и прочее. Мало кто .знает, что Моуи в своей книжке «Жизнь после смерти» привел лишь то, что посчитал нужным. Он отбросил все описания, которые не соответствовали картине христианского рая. Но даже христиане знают, что души грешников попадают в ад. А Моуи посчитал эти видения бредом, вариантом посмертного помешательства. Где, спрашивается, логика? — Он обвел взглядом собеседников. — Ее нет. Эксперимент некорректен. Виктор ухватился за эту мысль и решил заполнить пробел. Нам удалось найти несколько человек, переживших клиническую смерть и «видевших» Ад. Потом мы, прошу держать это в секрете, провели опыты над добровольцами. После негативного психологического давления давали дозу ЛСД. Это мощный галлюциноген. Под его воздействием происходит расщепление сознания и подсознания. И наружу вырываются такие образы! Хичкок и Стокер отдыхают!

— Никто не умер? — насторожился Салин.

— Что вы! Мы такое проделывали не раз в клинике под Заволжском. Как эпизод в купировании психических расстройств. Попросту выпускали пар, провоцируя припадок в удобное для нас время. В Москве на базе одной элитной клиники опыты повторили.

Салин поджал губы, принялся сосредоточенно разглядывать ногти на сцепленных пальцах.

— Материалы по этим, с позволения сказать, опытам находились в архиве Виктора? — спросил Решетников.

— Частично. Несколько наиболее интересных эпизодов.

— Сегодня же передать нам фамилии этих людей, — отрубил Решетников. Салин дал ему знак: «Дальше — сам», и тот продолжил: — Когда последний раз Виктор контактировал с СБП?

— Если не ошибаюсь, вчера.

Решетников медленно опустил чашку на блюдце. Взгляд сделался тяжелым и цепким, как у мясника перед взмахом топором.

— И какая еще причинно-следственная связь вам нужна? — процедил Решетников.

— Встреча с Ролдугиным была назначена на шесть вечера, а Виктор погиб около трех ночи. Где же здесь связь? — удивился Мещеряков.

— Откуда вам известно время смерти? — Вопрос был задан по-прокурорски, как удар под дых.

Лицо Мещерякова осталось бесстрастным, даже веки не дрогнули.

— Примерно в это время я проснулся с жутким ощущением беды. Полежал, прислушался к себе. Интуиция подсказала, что с Виктором что-то произошло. Мещеряков погладил пальцами морщинистый лоб. Зрачки медленно расширились. Расслабился, вызвал образ Виктора. Увидел его лежащим в траве. Безжизненно, как сломанная кукла. Понял — он мертв.

— И вы не пытались связаться с ним?

— Зачем? Он же был мертвым.

Решетников в поисках поддержки посмотрел на Салина, но тот, устало закрыв глаза, покачивался в кресле.

Подседерцев покосился на пепельницу, полную окурков. Поморщился, опрокинул ее в корзину. Осторожно смел на лист бумаги пепел со стола. Скомкал бумагу и бросил в корзину.

Ткнул пальцем в кнопку селектора.

— Слушаю, Борис Михайлович, — раздался после двух гудков голос дежурного.

— У нас здесь ксерокс есть? — Подседерцев оценил стопку папок на столе. Желательно скоростной.

— Да. На первом этаже. — Объект «Вишня» занимал трехэтажный флигель.

— Сейчас пришлю человека, мне нужно срочно снять копии.

— Борис Михайлович, звонил Рожухин с Лубянки. Через час совещание.

— Помню. — Подседерцев немного подумал. — Позвони, скажи, что буду. Опоздаю, но буду обязательно.

Он, не кладя трубку, нажал другую клавишу.

— Леонид, зайди.

Через минуту в дверь вошел высокий широкоплечий мужчина. В свою команду Подседерцев набирал под стать себе, исключение сделал лишь для зама худосочного коротышки, компенсировавшего недостаток стати дорогими костюмами.

Подседерцев протянул ему лист.

— Вот фамилии. «Пробей» их по всем учетам. Потом внимательно проверь, нет ли пересечений. Ну, окончили один вуз, работали в одном городе, если есть судимость, не сидели ли на одной зоне… Не мне тебя — учить. Работа срочная, оставь все дела.

— А пересечения должны быть? — Леонид без энтузиазма пробежал длинную колонку фамилий.

— Мир тесен. Пересечения всегда есть. — Он подмигнул Леониду. — Одно я уже нашел.

Едва за Леонидом закрылась дверь, Подседерцев согнал с лица улыбку.

Находка особой радости не сулила. Кроме капитана Прохорова, он же Кардинал, в списке значилась некая Анастасия Ладыгина. То, что Виктор Ладыгин, как выяснилось, проводил опыты на собственной бывшей жене, едва оправившейся от шока, было его личным делом. В крайнем случае, грехом. Но эта девчонка всего год назад имела рабочий контакт с Беловым и крутила роман с Димкой Рожухиным. Мимо такого пересечения судеб Подседерцев пройти не мог. Чутье опера не позволяло.

Он посмотрел на телефон. После прочитанного в архиве Виктора звонить Салину нужды уже не было. Из партнера по закулисным играм Салин теперь превратился в смертельно опасного противника.

Резолюция:

Ксерокопировать — и в дело. Литер — «Мираж»

Подседерцев Б. М.

О «диких» и «классических» ложах (фрагмент)

…К концу восемнадцатого века основные цели, декларированные масонством, были достигнуты. В результате «буржуазных» революций в основных европейских странах монархии — исключительно жесткие и изолированные системы управлениялибо лишились монополии на власть, либо были уничтожены. Особым успехом следует считать создание США, ставших, по сути и основополагающим принципам, «масонским» государством, полигоном и оплотом мировой масонерии.

Дальнейшая эволюция масонства в условиях «демократических республик» привела к утрате «революционных», «антиклерикальных», «антимонархических» традиций, и масонство превратилось в оплот государственности. Парламентские партии и общественные движения стали «внешними» органами закрытых политических клубов, сохранивших масонскую атрибутику лишь как дань традициям. По сути, подобное «классическое» масонство из носителя пассионарной энергии стало хранителем устоев, и порядка в обществе. «Классические» ложи и ордена ныне больше озабочены личным благополучием своих членов и сохранением статус-кво в обществе, нежели глобальными проектами переустройства мира.

Подобная метаморфоза не могла не породить раскол. Более пассионарные адепты из категории «вечных революционеров» стали создавать собственные объединения. Основным принципом «классического» масонства является пресловутый демократический централизм, в частности выражающийся в том, что новая ложа может быть создана лишь с благословения вышестоящей «материнской» ложи. В противном случае вновь созданная ложа объявляется «дикой», вычлененной из системы регулярного, т.е. «правильного», масонства.

«Дикие» ложи изгоев-пассионариев стали объединяться между собой и со временем создали не менее стройную и сильную структуру, чем «классическое» масонство. Основную опасность для последних представляло то, что многие члены «диких» лож прошли начальные этапы посвящения в «классических» ложах и имели достаточные знания в «масонских науках», в частности, в эзотерике, прикладной психологии, методикам индивидуального развития и социального управления. Их достоянием стала «тайная» История, совершенно иначе трактующая основные факты из «Истории для профанов», преподаваемой в школах. Дальнейшее развитие «масонской науки» в системе «диких» лож пошло собственным, весьма самобытным путем.

Употребив масонский символ, можно сказать, что змея укусила собственный хвост. Победившее Монархию «классическое» масонство вынуждено было активно оборонять институты государства от атак «диких» лож, поднявших знамя новой революции. Естественно, Мировой революции, потому что власть «классических» лож установилась повсеместно. Символы «классического» масонства — наугольники, молотки, мастерки и кирпичи, стали трактоваться как символы созидания, обустройства и поддержания порядка в мире, в противовес идее тотального разрушения, выдвинутой руководством «диких» лож. Итак, раздел между группировками, претендующими на монополию управления, был бескомпромиссно проведен по основной границе мирозданья — Созидание и Разрушение, Жизнь и Нежить, Порядок и Хаос.

…Если британские аристократы, основывая первые ложи «вольных каменщиков», перенимая атрибутику «людей труда», пытались продемонстрировать готовность пожертвовать родовыми привилегиями ради участия в созидательной работе по перестройке мира, то «дикие» предпочли солидаризироваться с париями и изгоями общества. По отношению к элите общества, состоящей из «правильных» масонов, они были маргиналами, отброшенными к границам жизни. И «дикие» стали называть себя «карбонариями» — угольщиками. В тогдашней Италии это была прослойка отверженных, деклассированных элементов, добывающих себе средства к существованию добычей древесного угля. Их быт напоминал цыганский табор или бандитскую шайку, а сам промысел казался окружающим «нечистым», сопряженным с разрушением. Обратим внимание — тотальным. Леса не возобновлялись, а продукт их труда в прямом и переносном смысле вылетал в трубу. «Революционеры» взяли в качестве символа своей маргинальности красный и черный цвета в антитезу сине-бело-красному триколору масонства.

…Позже «дикие» масоны в конце концов достаточно четко сформулировали свою программу словами гимна:

«Весь мир насилья мы разрушим, до основания, а затем…» Культ тотального разрушения направлялся не только в сторону врага, заметим — всегда достаточно расплывчато трактуемого, но и вовнутрь, на самих себя. Еще одна «революционная» песня заявляла: «Смело мы в бой пойдем за власть Советов и как один умрем в борьбе за это». Мало кто задумывался, зачем мертвому власть? Либо это скрытый призыв к массовому жертвоприношению, либо воспевание Всепобеждающей Смерти.

…Большевиков следует отнести к типичной «дикой» ложе. Достаточно проанализировать официальную историю партии, отбросив марксисткую фразеологию, чтобы предположить, что русские «социал-демократы», позже расколовшиеся на «большевиков», «меньшевиков», «эсеров», «Бунд» и прочие группировки, были не чем иным, как легализовавшейся ложей, входившей в структуру «дикого» еврейского масонства.

В данном случае факт принадлежности к определенному этносу не следует демонизировать. Еврейское масонство не избежало раскола, как и европейское. Традиционалисты нашли прибежище в Великой ложе «Бнай Брит» («Сыновья Завета»), а «дикие» основали движение хасидов и сабатистов (последователей учения раби Цеви Сабати). Двадцатый век ознаменовался глобальным противостоянием «классических» и «диких» Орденов, и революция в России стала лишь одним из его эпизодов.

…История вновь повторилась в конце двадцатых годов. Цели и задачи русской революции были достигнуты. «Диким» ложам удалось захватить власть и поднять над Империей алый флаг карбонариев. Но, по уже известному нам принципу, в Ордене «диких» началось размежевание на «революционеров» и «строителей». Сталин, перехватив власть у слабеющего Ленина, использовал все возможности главы аппарата партии для создания мощной группировки «строителей». Знаменитые «чистки» тридцатых годов, по сути, стали финалом вызревавшего противостояния. Победили «строители», подвергнув «революционеров» тотальному уничтожению.

…Кризис восьмидесятых годов во многом обусловлен тем, что стареющая и деградирующая группировка «строителей» не смогла активно противостоять народившейся прослойке новых «революционеров». Пресловутая «перестройка» обернулась тотальным разрушением структур управления страной. Насильственное внедрение модели управления, успешно функционирующей в стабильных западных обществах исключительно благодаря усилиям их «классических лож», привело к полной утрате управления страной. Как говорят кибернетики, контур управления оказался неадекватен объекту управления. Хаос и Порядок вновь схлестнулись друг с другом. Охранные структуры Партии — этой суперложи, «руководящей и направляющей силы» в стране на протяжении семидесяти лет, перешли на подпольное положение…

…С достаточной степенью уверенности можно утверждать. что на ближайшие десятилетия Россия станет ареной открытого противостояния основных группировок мировой масонерии, как «классического», так и «диких» лож, включая и такие крайние их ветви, как «сатанизм» в различных его модификациях.

В этих условиях следует ожидать активизации охранных структур русского суперэтноса, материализующихся в организациях «хранителей», «стражей Порога», «контролеров». Частично эти специфические образования сохранились со времен дореволюционной России благодаря жестким принципам отбора и тщательной конспирации. Возможно их активное участие в разворачивающемся противостоянии кланов «строителей» и «революционеров» в качестве независимой «третьей» силы.

Из опыта прошлого можно утверждать, что стороны конфликта между «дикими» и «классическими» ложами готовы к самым беспощадным действиям по отношению к противнику. И не остановятся перед массовыми жертвами среди «мирного населения», состоящего в большинстве своем из профанов, ради уничтожения законспирированных структур адептов враждебного Ордена.

Решетников долго и старательно вытирал лицо и шею. Брезгливо морщился, поглядывая на кресло, в котором пять минут назад сидел Мещеряков.

— Уф! — тяжело вздохнул Решетников. — В Клязьму бы сейчас. По горло в воду забраться и не вылазить.

— Что-то ты потеть стал. Обратись к эндокринологу, — посоветовал Салин.

— Это нервное, Виктор Николаевич. — Решетников указал на пустое кресло. Это же сколько крови, сука, за один раз попортил!

— Зато ты убедился, что Виктор по уши сидел в политике. Причем в той ее части, о которой не пишут в газетках.

— Если думаешь, что я этому рад, то глубоко ошибаешься. — Решетников встал, прошел к окну, встал напротив решетки кондиционера. — Подседерцева беспокоить будем или решил ждать, пока он весь архив перелопатит? — спросил он, не оглядываясь.

— А надо ли его беспокоить? Решетников повернулся. Встретился взглядом с Салиным.

— Думаешь, поиграть решил? — спросил Решетников.

— Видишь ли, я еще не встречал мужа, хотя бы не мечтавшего изменить жене, и завербованного, не пытавшегося порвать с нами. А Подседерцева вербовал я, и ход мыслей этого человека мне ясен[21].

Решетников вернулся на свое место, подкатил кресло вплотную к столу.

— Вот это уже дело, а не хаотические процессы в отдельно взятом сознании. — От ленивого и расслабленного жарой льва не осталось и следа. Теперь это был сгусток энергии, готовый без устали гнать жертву. — Есть варианты?

— Ну, на этом этапе нафантазировать можно все. — Салин тоже придвинулся ближе. — Виктор работал на нас. И Подседерцев почти год у нас же на крючке. Он постарается подкинуть труп Виктора нам под кровать. А потом науськает на нас своих «волкодавов».

— Согласен, это стиль Подседерцева. Но что он нам пришьет? Архив — ерунда. Возможно, кое-что новое он там найдет, но использовать не сможет. Не его уровень. Да, Виктор проводил эксперименты на людях. — Решетников принялся загибать короткие пальцы. — Но, первое — это были добровольцы. Второе — жертв не было. И третье — молодежь так ширяется, что шприцы уже на улицах хрустят под ногами. К торговле ЛСД мы отношения не имеем. На что он рассчитывает?

— Так или иначе, он не вышел на связь. Бездействие в данном случае приравнивается к поступку, не так ли? — Салин мягко улыбнулся. — Мне его жаль. А как он попытается слезть с крючка, покажет время. Все только начинается. В дверь постучали.

— Да! — Салин недовольно поморщился.

Вошел Владислав.

— Срочная информация, Виктор Николаевич.

Салин кивнул.

— Мой источник в ФСБ сообщил, что начаты учения по предотвращению крупного теракта в Москве. , Цель — отработка межведомственного взаимодействия спецслужб в условиях ЧС. На базе розыскного отдела Московского управления создана оперативно-следственная бригада. Старший — Белов Игорь Иванович. Мероприятия курируются СБП. Ответственный от Службы — Подседерцев Борис Михайлович. — Он произнес все монотонно и бесстрастно, как робот. — Все. Салин с Решетниковым переглянулись.

— Вот теперь — все, — пробурчал Решетников. Салин взмахом руки выслал Владислава из кабинета. Откинулся в кресле. Принялся массировать переносицу.

— Вот теперь мне абсолютно наплевать, чем сейчас занимается Подседерцев, сказал он, убрав руку.

— Белов? — Решетников поднял взгляд от сцепленных на животе пальцев.

— Да, — нехорошо усмехнулся Салин. — Придется еще раз столкнуть их лбами.

Ни Белов, ни Подседерцев, ни десятки других еще не знали, что они уже стали картами в дьявольском пасьянсе. Из линий их жизней теперь сплетут паутину операции, в которой нет личных судеб, а есть стратегия и цель, неизвестные исполнителям.

Глава тридцать третья. ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ТРАВМА

Срочно

Сов. секретно код «Капкан»

В результате поисковых мероприятий по отработке информации, полученной на основании показаний гр-на. Волошина П. В., в 11 часов 30 мин. в системе подземный коммуникаций в районе пл. Курчатова и МГУ на Воробьевых горах обнаружены закладки изделий «Капкан». Тип закладки идентичен обнаруженной ранее в районе Покровского бульвара.

Места закладок взяты на охрану спецгруппой ГРУ ГШ МО. В районах, прилегающих к месту преступления, проводятся активные оперативно-розыскные мероприятия.

ст. оперативно-розыскной бригады п/к Белов И. И.

Пытка длилась второй час. Белов с тоской смотрел на пустую пепельницу в центре стола и тихо сатанел. Бойцы спецгруппы лежали в темных и сырых коллекторах, опера рыли носом землю, Барышников едва успевал отвечать на звонки, а Белов маялся от тоски и рисовал чертиков в блокноте. Он ненавидел совещания: чем выше по званию их состав, тем беспросветной маразм.

Сегодня его поместили на самом краю, дальше только двери. И все два часа он боролся с соблазном хлопнуть этой самой дверью, предварительно обложив семиэтажным матом всех в кабинете. Здесь были лишь те, кто знал истинную подоплеку «учений», поставивших на уши все силовые ведомства города, но Белов уже который раз ловил себя на мысли, что степень угрозы для них пока не дошла, так и осталась абстракцией, «учениями по отработке взаимодействия на случай предупреждения» и прочее, как говорилось в приказе по ФСБ. Как ни вглядывался в их лица, так и не смог уловить даже проблеска жути и беспомощности, которые все чаще охватывали его, словно ночной кошмар: все осознаешь, все так явственно и реально, что сердце обмирает, а сделать ничего не можешь, и голосок шепчет: «Это конец».

Он встретился взглядом с Подседерцевым. Тот, опоздав на полчаса, занял место рядом с начальником управления и с тех пор не спускал глаз с Белова. С момента торжественного подведения итогов провальной операции, а это было больше года назад, они не встречались. Белов надеялся, что больше никогда не пересечется с этим громадным мужиком с шевелюрой графа-анархиста Бакунина. Пообщался мало, но достаточно, чтобы понять: Подседерцеву плевать, кого ломать и из чьих костей мостить себе дорогу. Неожиданное появление на совещании куратора от СБП ничего хорошего не предвещало, а результаты розыска и без «политики» были — хоть вешайся.

Белов постарался сосредоточиться на том, что говорил Леня Бочаров. Подрывник, в отличие от многих в этом кабинете, свое дело знал и лишний раз не трещал высокими словами.

— Итак, все три фугаса обнаружены и взяты под контроль. Насколько я понимаю, идея подрыва в следующем. Вот смотрите. — Он ткнул указкой в карту Москвы. — Воробьевы горы, Покровский бульвар и площадь Курчатова. Начну с последней закладки. Все фугасы ориентированы по горизонтали. Этот целит в Институт Курчатова. — Бочаров подсмотрел в шпаргалку. — В нем двадцать пять реакторов и шестнадцать хранилищ радиоактивных отходов, суммарным объемом двести тонн. — Не обращая внимания на шепоток, прокатившийся по кабинету, он продолжил: — Второй конец шахты подрыва смотрит на Химкинское водохранилище. При взрыве произойдет подвижка почвы минимум на три метра, запорные ворота не выдержат. — Он обвел круг на карте. — Волна, высотой до двадцати метров, обрушится на пойму Москвы— реки. Затопит зону до Можайского шоссе включительно.

Второй взрыв приведет к оползню Воробьевой горы в реку. При полном перекрытии русла подъем воды составит семь-десять метров. Взрыв в районе Покровского бульвара приведет к массовому разрушению зданий в зоне Садового кольца и перекрытию русла в районе Храма Христа Спасителя. Иными словами, по руслу Москва-реки через весь город покатится волна воды высотой минимум десять метров. Две трети города окажутся под ударом. Затопление всех подземных коммуникаций, аварии высоковольтных линий, радиоактивное и химическое заражение, серия аварий на опасных производствах и прочее. — Бочаров опустил указку. — У меня все.

Ответом было гнетущее молчание. На памяти Белова это происходило третий раз за истекший час. Желающих высказаться по мере нарастания безнадежности ситуации становилось всем меньше. Белов был уверен, что всех сейчас мучит один вопрос: «Кто за этот бардак будет отвечать?»

Начальник управления, покосившись на Подседерцева, откашлялся в кулак и произнес:

— Леонид Степанович, когда я сказал «схема подрыва», я не имел в виду этот апокалипсис. С прогнозом мы уже ознакомились по показаниям этого… — Он замялся, но решил не сдерживаться, все свои: — Этого мудака Волошина. С ним еще разберемся! А вы нам доложите, как обезвредить эти фугасы. Вот что нас интересует. А не высота волны, мать ее за ногу!

Бочаров нашел взглядом Белова, тот лишь изобразил на лице сочувствие, ничем другим помочь не мог.

— Я не знаю схемы подрыва. — Бочаров вдруг стал похож на переростка-выпускника вечерней школы, завалившего последний экзамен.

— Как это не знаю! — Шеф явно воспрянул духом.

— Нет, как ставят на боевой взвод «Капканы», мне известно. — Бочаров покрутил головой. — Но как установлены именно эти, я не берусь судить.

— Поясните!

«Началось! — Белов прикрыл глаза и отвернулся. — Козел нашел козла отпущения».

Бочаров отодвинул карту с пластиковой доски, схватил фломастер, быстро набросал чертеж, точную копию того, что рисовал для Белова под землей на Покровском.

— Десятиметровая труба, две заглушки, до тонны забутовки. В центре фугас. — Бочаров повернул раскрасневшееся лицо к собравшимся. — Ставят на боевой взвод так: открывают верхнюю крышку, вставляют ключ в гнездо, поворачивают. Набирают код на панели, как вы телефон. Потом поворачивают ключ, вынимают. Закладывают в яму, заваливают забутовкой и резво убегают. По рации передают сигнал нужной частоты. Все!

— А как они узнали код? — подал голос начальник управления по борьбе с терроризмом. — На Цветном же не стоял на взводе, так?

— Не советую проверять, — насупился Бочаров. — Любой кодовый замок можно легко открыть, просканировав схему. Спросите тех, кто угоняет машины, они вам расскажут. Принцип тот же. — Он кивнул на чертеж. — В штреке темно, где гарантия, что они не поставили фотоэлементы? Пробьем дырку, посветим фонариком… И пи… Кхм. — Бочаров немного замялся, по рангу на свободу выражений права не имел. — Если они хоть чуть-чуть понимают в радиоэлектронике, то перенастроили приемник блока подрыва. Блокировать штатные частоты, на которых передают сигнал «Капкану», думаю, бесполезно. Но сделать это все равно надо. Хоть маленькая, но подстраховка.

— Военные предлагают… — Шеф Московского управления зашелестел бумажками, нашел нужную. — Предлагают разрушить закладки одновременным подрывом фугасов направленного действия. Что вы на этот счет думаете?

Бочаров поскреб затылок, криво усмехнулся.

— Вот пусть и попробуют.

— Бочаров! — Шеф Управления прихлопнул ладошкой по столу.

— Да это бред в трамвае! — Бочаров повернулся к доске. — Смотрите. Они предлагают заложить динамит и разрушить переборку так, чтобы взрывной волной повредило кожух фугаса. А где гарантия, что в этот момент не обвалится штрек и не захлопнет фугас? Я бы именно так и поступил, заложил бы шашки в отверстия в стенах и потолке и поставил сейсмодатчик. Вы взрываете вот отсюда, — он начертил острый луч в трубе, — а мои рванут со всех сторон. Понимаете? Вашу взрывную волну просто вытолкнет, а в эту же секунду рухнет свод штрека, и тут же шарахнет ядерный заряд.

— А если разрушить кожух лазерным лучом? — вновь подал голос «нач. по террору».

Белов чуть подался вперед, чтобы лучше рассмотреть сидящего в одном с ним ряду сухопарого и энергичного мужчину. Из всех совещающихся он единственный вызвал симпатию.

— Мысль хорошая, — кивнул Бочаров. — Только одно «но». Все, что бы вы ни предложили, я делать не буду. — Он обвел сидевших за длинным столом тяжелым взглядом. — Если бы это была обычная мина, поставленная на неизвлечение, я бы сам обезвредил ее на месте. Сам, никого бы не подпустил. В судьбу верю, суеверен до ужаса, но собой бы рискнул. Не впервой. Только перед этим выгнал бы всех на фиг, чтобы не зацепило. А вы предлагаете лезть к ядерным фугасам, не эвакуировав население!

— Достаточно, — остановил его шеф. — Садитесь. Подседерцев, проводив взглядом Бочарова, прокосолапившего на свое место, уставился на Белова.

— Игорь Иванович, вопрос вам.

Белову показалось, что толстые губы Подседерцева дрогнули в усмешке. Встал, одернул пиджак.

— Слушаю. — Десять пар глаз уставились на него.

— Для начала позвольте поздравить с успехами. Никто не станет, я уверен, отрицать, что фугасы обнаружены исключительно благодаря вашему чутью и профессионализму. Что это было, интуиция или удача, сейчас уже не так важно. Главное — результат. — Он выдержал паузу. — А что дальше?

Белов насторожился, похвала была с неприятным душком, но он пока еще не успел понять, в чем же червоточинка.

— Задайте вопрос конкретнее, тогда я смогу ответить.

— Могу конкретнее, — согласился Подседерцев. — Как розыскная бригада собирается действовать дальше?

— Действует тот, кто знает. Остальные просто суетятся. — Белов ожидал, что его перебьют, но все ошарашенно молчали. — На сегодня мы сделали все, что могли. Дальше пойдет суета и ловля блох.

— Белов! — подал голос начальник управления. Но Подседерцев успокоил его, вскинув широкую как лопата, ладонь.

— Поясните, Игорь Иванович, — с растяжкой произнес он.

— А что вам еще надо? — Белов поморщился от острой боли, проколовшей висок. — Мы нашли все фугасы. Степень угрозы вам ясна. — Он кивнул на притихшего Бочарова. — Что еще может дать розыск? Мы не знаем, кто заложил заряды и с какой целью. Преступники на связь еще не выходили, требований не выдвигали. Зацепок — ноль. Вернее, мы не успеем отработать имеющиеся. Где гарантия, что не рванет через пять минут?

— А почему вы уверены, что будут взрывать? — Подседерцев подался вперед, выложил кулаки на стол. — Это террор. Политический террор, если судить по масштабам угрозы. С такими аргументами, с позволения сказать, я бы не только отменил выборы, я бы добился чего угодно: от отставки президента до независимости Чечни.

— Почему вы все забыли, что, по расчетам Волошина, до взрыва осталось меньше двух дней? — Белов оглядел присутствующих. Никакой реакции, если не считать наливающегося кровью лица начальника управления собственной безопасности. — Все три фугаса мы нашли в точках, рассчитанных по его программе. Какие еще нужны доказательства?

— К Волошину мы еще вернемся. В конце концов, его линию мы отработали. Подседерцев чуть подал крупное тело вперед. — А вот почему розыск до сих пор не начал отрабатывать данные по политическим группам, которые мы вам передали?

Белов попытался успокоиться, но смесь из гнетущего страха и отчаяния полыхнула внутри, обожгла сеяние на мгновение в глазах потемнело.

— А может, хватит играть в политику?! Кому уперлись ваши выборы? Город заминирован! Вам же ясно сказал Бочаров, надо эвакуировать население. А тут обсуждали все что угодно. И как работать со СМИ, как предотвратить утечку информации, даже как самим подорвать фугасы, обсуждали! Но только не как спасти людей.

— Вопрос об эвакуации решают не здесь, — встрял почему-то задетый за живое начальник отделения собственной безопасности. Это он целых сорок минут нудно докладывал о принятых мерах по предупреждению утечки информации из конторы.

— А что здесь тогда решают? — не выдержал Белов. — Я два часа проминаю кресло, вместо того чтобы гонять своих оперов по городу.

— Мы здесь собрались, чтобы предотвратить теракт! — пошел в атаку шеф управления.

— Путем обсуждения психологического портрета возможного преступника? Белов ткнул в папку, куда убрал розданный всем документ, перл творения психологов в погонах. — Я отрабатываю конкретные версии, а не гоняюсь за призраками. — Он повернулся к начальнику управления по антитеррору. — Пять трупов на Бронной. Это признак наличия разветвленной террористической организации или нет?

— Возможно, — кивнул тот рано облысевшей головой.

— Конечно, организация, если они легко «зачистили» сразу пятерых!