Пиво пили на Тверском. Идея принадлежала Барышникову, он оказался тонким эстетом в столь банальном деле, как бутылка пива после работы. Он предложил совместить расслабление с легким возбуждением, дабы не впасть в сонливость после выпитого. Эстет и гурман в Барышникове уживались с изрядным пошляком и циником, и предстоящее культурно-оздоровительное мероприятие он окрестил «пиво вприглядку». Удобная скамейка, холодное пиво, неторопливый мужской треп за жизнь, и все это в тонкой пропорции с наблюдением за фланирующими мимо женщинами, по случаю жары и наступающих сумерек скорее возбуждающе раздетых, чем элегантно одетых.

Скамейку выбрали напротив Литературного института. Две интеллигентные пенсионерки осуждающе покосились на Барышникова, расставляющего у ног бутылки. Но он не обратил на них никакого внимания, как и на парочку малолетних влюбленных, пристроившихся на уголке. Много места они не занимали, девчонка уселась верхом на худые колени партнера, но целовались так азартно, что нарушить их публичный интим решились только Белов с Барышниковым.

— А не многовато? — Белов с сомнением посмотрел на четыре бутылки у своих ног.

— Как доктор говорю — нет. — Барышников мастерски сковырнул пробку, протянул бутылку. — Это для поправки, здоровья. А вторая пойдет для улучшения настроения. — Он присосался к своей бутылке, разом вылив в себя половину. Оторвался, с трудом переведя дыхание. — Ух, сейчас спою!

— Упаси Господь. Вчера уже повеселились. — Белов вытер губы. Прикурил сигарету.

— Не, вчера я был в гостях, что, согласись, ко многому обязывает. Барышников блаженно прищурился. — А сейчас я отдыхаю. Кстати, Игорь, обрати внимание, какая жизнь кругом!

Белов проводил взглядом трех девчонок. Тот минимум юбок, что удалось натянуть на уже округлившиеся бедра, по прихоти моды был распорот по шву до. такого предела, что при шаге выяснялось, что юбок как таковых и нет, одна видимость. Но так как еще не начинало темнеть и видимость была идеальной, представившееся взгляду Белова заставило сладко затрепетать сердце. Пришлось отхлебнуть пива, и он оценил всю тонкость идеи Барышникова: если охлаждать увиденное глотком холодного пива, то бесплатное созерцание женских прелестей не приведет к ненужным последствиям.

— Хорошо! — Белов блаженно вытянул ноги. Движение не осталось незамеченным, проходившая мимо блондинка лет тридцати скользнула по нему взглядом. Глаза отводить не спешила, дождалась ответного заинтересованного взгляда Белова и лишь после этого отвернулась к подруге. Походка сразу сделалась модельной, нервно подрагивающей. Подруга чутко уловила произошедшую перемену, посмотрела через плечо блондинки, безошибочно вычислив причину. Белов и ей улыбнулся.

Покосился на Барышникова, тот сидел, уставив неподвижный взгляд куда-то на крышу Литинститута. Воздух, наэлектризованный начавшейся вечерней охотой, казалось, не оказывал на него никакого воздействия.

— Ты чего, старый? — Белов легко толкнул Барышникова в бок.

— А? — очнулся тот. — Задумался. — Отхлебнул из бутылки. — Расслабился и вспомнил. Знаешь, я ведь на этой скамейке сидел в восьмидесятом году. Помнишь, как Олимпиаду обеспечивали? Ужас! Словно вторжение оккупантов отражали, а не гостей принимали. Уж не знаю, сколько за каждым иностранцем прикрепили оперов, но, видать, не хватило, если нас с курсов повышения квалификации вернули и в прорыв бросили. Нервы так намотали, что от бесконечных инструктажей и проверок заработал что-то вроде наведенного психоза. Всюду мне арабские террористы, израильские диверсанты, злостные цэрэушники и коварные шпионки из Бангладеш мерещились. А досталась мне, кстати, команда бегунов из Нигерии. Или из Конго, уже не помню. Сидели мои черномазые в номерах безвылазно, потому что, как выяснилось, боялись потеряться. Никаких попыток оставить после себя мулатиков не предпринимали. По-английски из них лопотал только один, за что его и подозревали в причастности к разведдеятельности.

— Ну-ну! — Белов придвинулся. — А мне ирландских ватерполистов доверили, прикинь!

— По блату? — усмехнулся Барышников.

— Почти. Начальник отделения увидел во мне будущего зятя. Слава богу, дочка его опередила, выскочила за патлатого рокера. Пока папа ее разводил, я успел в другое отделение перевестись. Так что там про скамейку?

Барышников допил пиво, аккуратно закатил бутылку под скамейку.

— Ну, отгремел салют, улетел в небеса олимпийский Мишка, шпионы и спортсмены подались восвояси. Ажиотаж спал, начальство принялось подводить итоги и ковырять дырочки под ордена. Город опустел. Помнишь, детей в пионерские лагеря отправили, неблагонадежных граждан, кого можно, — в обычные лагеря, кому не сосватали статьи — за Можайск. Тишина, малолюдье, в магазинах еще остатки олимпийского изобилия… — Барышников грустно усмехнулся. — А у меня после чекистских подвигов бессонница началась. Пришел я как-то утром на Тверской. В душе покой и тишина, какие только после бессонной ночи бывают. Купил бутылочку «Жигулевского», присел на скамеечку. Пью потихонечку. А мимо народ служивый на работу скачет. Невыспавшиеся все, злые. Во-от. — Он прикурил сигарету. Выпустил дым. — И пришла тогда в голову мысль, а на хрена мне это все надо?

— Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку, попробовал пошутить Белов.

— Вот-вот, — грустно вздохнул Барышников и принялся откупоривать новую бутылку. — И сидим мы с тобой, как мушкетеры двадцать лет спустя, так и не ответив на этот вопрос.

— Что-то тебя повело, старый.

— Сваливать я собрался, Игорь Иванович.

— Тебе же и так пенсия светит!

— В ноябре, а мне сейчас валить надо.

— Интересно! — Белов отхлебнул пива, придвинулся еще ближе. — Давай, колись.

— Брат мой в Иркутске большим человеком стал. Не чета мне, вею жизнь по хозяйственной части крутился. Связи на уровне области остались. Я так понял, перегнали они деньги за границу. Завод в Эмиратах открыли. Сидят чурки и отверткой собирают корейские телевизоры.

— И ты к арабам решил ломануть?

— На фига? К брату. Они представительство в Москве открывают. Нужен зам по особо щекотливым делам. — Барышников повернулся лицом к Белову. — Отпустишь на волю?

— Миша, ты подумай хорошенько. Может, тебе пока за штат выйти?

— Не, рвать так рвать. — Барышников тряхнул головой. — Такое предложение раз в жизни делают. Подумай сам, кому я на пенсии нужен? Да и не выдержу я. Знаешь, у меня в доме сберкасса, раз в месяц старики пенсию получают. Смотрю, и сердце кровью обливается. Не хочу я, понимаешь, стоять с протянутой рукой и ждать милости от государства, на которое пропахал столько лет! — Барышников, поморщившись, сделал длинный глоток, словно забивал горечь. — И если это сволочное государство дает мне шанс вырваться из кабалы, то я упускать его не хочу!

— Резонно, — согласился Белов. — Только, поверь мне, на воле жизнь не сахар. И дерьма не меньше, чем у нас.

— Свое, конечно, вкуснее пахнет, — зло усмехнулся Барышников. — Но пусть меня лучше конкуренты сожрут, чем свои подставят.

«Опаньки! Молодец, старый, не чета Димке. Тонко работает, со слезой. Белов старательно сохранял на лице безмятежное выражение, не давая проступить всколыхнувшейся внутри тревоге. — Так завернуть разговор на сегодняшнее совещание мог только опер старой школы. И не отмолчаться же! За жизнь разговариваем, душу друг другу открываем… Молодец Барышников, игру нутром почувствовал и знает: пора делать ставки».

— Это ты о сегодняшнем совещании? — Белов решил подставиться, верный принципу стратега Клаузевица: «В военном искусстве высшая хитрость — сделать то, что от тебя хочет противник».

— И о нем тоже, — кивнул Барышников. — Димка еще молодой, ему сам бог велел задницу рвать. А мне уже ни возраст, ни опыт не позволяют в такие игры лезть.

— Да брось ты, старый! Мало мы чужих ежей своими задницами передавили? Белов взболтнул пиво в бутылке, примериваясь, хватит ли до конца разговора. Решил, не хватит, если Барышников резко не ускорит темп.

— Игорь Иванович, ты что в октябре девяносто третьего делал?

— На больничном сидел. Грипп у меня неожиданно образовался. — Белов удивился, как резво пошел к финишу Барышников.

— А вот теперь не отсидимся. Есть, конечно, вариант. — Он ненадолго замолчал, устремив взгляд в темнеющее небо. — Нажраться сегодня до потери пульса. Завтра продолжить и загреметь в ментовку. Серьезно загреметь, с мордобоем и оскорблением при исполнении служебных обязанностей. Пока будут разбираться, отстранят от службы. Упремся рогом, нас со зла вытурят за дискредитацию звания. И — свобода.

— А другие варианты есть?

— Можно, конечно, острый приступ геморроя симулировать. Но я не стану, хирургов боюсь. Еще отрежут что-то не то, буду всю жизнь мучиться.

— Нет, я про работу говорю. — Белов решил, пусть уж Барышников гнет свое до конца.

— Других вариантов у нас нет, Игорь Иванович. Тут и дураку, вроде Димки, ясно, что в ближайшее время мы раскроем антиправительственный заговор. Бабахнет очередная «хлопушка», мы в три щелчка отловим исполнителей, а они сдадут нам организацию. И начнем мы устанавливать конституционный порядок. Но не в Чечне, а по всей России. — Барышников выдержал паузу, дав почувствовать опасность темы. — И вот задаю я себе вопрос, Иванович, на хрена мне это все надо?

Белов встревоженно оглянулся на малолетнюю парочку, девчонка издала такой стон, будто лишилась чувств от удушья. Оказалось, она жива и продолжает гибко извиваться на коленях партнера худым, как хворостинка, телом.

— Полегче, красавица, так и помереть недолго, — посоветовал ей Белов.

Девчонка уставилась на него мутным взглядом. Потом мягко, совсем по-взрослому улыбнулась. Он ждал чего угодно, даже на «завидуешь, старый?» не обиделся бы. Но с влажных губ барышни слетело банальное:

— Пошел ты… — Не дожидаясь ответа, она отвернулась и вновь впилась в губы партнера.

— М-да, — выдавил Белов и повернулся к Барышникову. А тот ждал ответа.

Белов с садистским удовольствием стал тянуть время, через горлышко изучая содержимое бутылки.

«Не исключено, что Барышников выспрашивает из личного интереса. Надо же ему сориентироваться, как жить дальше. Но если сопоставить с неожиданным появлением на горизонте Димки… Как он, щенок, неумело прощупывал, а! Допустим, меня проверяют. Тогда информацию должны снять минимум из двух источников ближайшего окружения. Димка и Барышников… Возможно, очень возможно, что затевается игра и кому-то очень надо знать, сумеет ли Белов исполнить свою роль, или его надо менять, пока не поздно».

— А ты когда к брату должен свалить? — Вопрос был с подвохом: если это легенда, то развалить ее труда не составляло.

— В августе, — без промедления ответил Барышников.

— Мало времени, — покачал головой Белов. — Давай завтра же ко мне с рапортом на увольнение, подмахну сразу. Сам знаешь, минимум месяц с «бегунком» по кабинетам набегаешься.

Он внимательно следил за реакцией Барышникова. Признаков паники не обнаружил. Тот сидел, уставившись под ноги.

— А ты, Иванович? — поднял голову Барышников. — Я так понимаю, решил продолжить художественное плаванье в бассейне с дерьмом?

Вопрос был задан грамотно, бил на совесть, а не на логику. На такие вопросы человек вынужденно отвечает эмоциональнее, а значит — и раскрывается больше.

— Мне пока идти некуда, Миша, — вздохнул Белов. — И кроме этого, если ты прав и грядут серьезные перемены, то лучше остаться среди тех, кто сажает, а на тех, кого в «воронках» везут, — добавил он в расчете не тех, кто, возможно, будет по строчке анализировать разговор.

— Логично. А пока все тихо, лучше быть «крышей», чем сидеть «под колпаком», — заключил Барышников. Запрокинул голову и влил в себя остатки пива.

Белов стал примериваться к своей бутылке, собирав ясь так же добить оставшееся, разговор можно было считать оконченным и состоявшимся. Вздрогнул, не донеся бутылку до рта, когда Барышников кряхтя полез в карман пиджака и вытащил плоскую пластмассовую коробочку.

— Это что? — Белов на глаз определил, что на диктофон похоже мало, но чем черт не шутит в век технического прогресса.

— Презент, — усмехнулся Барышников. — Это тебе, а у меня — вот. — Он похлопал по поясу, на котором висела такая же коробочка. — Для отставших от жизни оперов поясняю, пейджер — самая надежная и эффективная связь в городе.

Белов покрутил в руке свой пейджер.

— Где взял?

— Пока ты на совещании потел, я кое-куда смотался. Наш друг подарил, — с намеком посмотрел на него Барышников.

В конторе не было ни одного отдела, который не «крышевал» бы знакомых бизнесменов. Иногда доходило до абсурда, когда на «стрелке» встречались боевые соратники. И тогда с матом-перематом выясняли, у кого больше прав. Согласно субординации, прав было больше у старшего по званию. Вот и посылал куда подальше полковник старлея, приехавшего отстаивать права «своего» бизнесмена. До стрельбы, слава богу, дело пока не доходило. Не бандюки убогие все-таки разбирались, а люди с высшим образованием.

— Ты поаккуратнее, старый.

— Я же не наглею, как РУОП! Не мобильный же у него вытряс и не джип последней модели. Мне гульбарий в кабаке ни к чему, лишь бы на обед в столовке хватало и на пивко после работы. — Барышников вновь стал самим собой — циником и сибаритом. — Пейджер уже подключен, я там бумажку с телефоном и кодом прилепил. Кстати, всех расходов-то — на триста баксов. Не обеднеет.

— Концы к нам не ведут? — Белов пощелкал ногтем по гладкой крышке.

— Таких лис, как мы, на понтах не поймать, — хохотнул Барышников. — За пейджеры заплатил друг нашего малыша и передал дяде, а тот по-соседски подарил мне. Концов никаких. А привязать эти штуковины к факту ареста трех фур «левых» компьютеров — для это надо быть Каспаровым и Карповым одновременно.

Фирму, нуждающуюся в «крыше», нашел Барышников. Племянник его соседа по лестничной клетке, забросив диплом инженера-мостостроителя, по уши погряз в коммерции. Как ни бился, а выбраться из мелкой спекуляции не удавалось. Серьезные деньги требовали серьезных связей и надежной «крыши». Сосед, как подозревал Белов, давний собутыльник Барышникова, пришел с просьбой— предложением. Клялся в надежности, порядочности и точности в расчетах за услуги. Прикрывать, как выяснилось, пока было нечего, второй год фирма исправно носила в налоговую «нулевый» баланс, как ни странно, отражающий реальное положение дел. Поэтому ставили на ноги фирму коллективными усилиями, сосед обеспечивал связи в строительном бизнесе через друзей, бывших прорабов, выросших в серьезных людей в импортных костюмах. А Белов с Барышниковым передавали контакты, гарантирующие поступление оборотного капитала. Со временем их процент должен был материализоваться в виде двух квартир в новостройке — и у Белова, и у Барышникова дочери вошли в тот нежный возраст, когда квартирный вопрос встает с особой остротой.

Партию компьютеров, сам того не ведая, сосватал Серега Авдеев. Особо озабоченный по женской части, что требовало неизбежных расходов, а главное ввиду неминуемого развода, он решил совместить службу с коммерцией. Наслушавшись разговоров в курилке, он почему-то решил, что даже такой бестолковый опер, как он, имеет право на свою долю в негласном «крышевом» бизнесе. Хоть хватило ума поделиться идеей с начальством. Белов с Барышниковым выслушали молодого и жадного и, сделав строгие лица, послали его по соответствующему адресу. А сами, обмозговав идею, решили, что это то, что требовалось.

Авдеев через стукача разнюхал, что через один таможенный пост регулярно проходят партии компьютеров, декларируемых как радиодетали. Фокус-покус устраивал мелкий таможенный клерк, поэтому партия из трех фур прибывала лишь дважды в месяц — в дни его дежурства. Авдеев предлагал в ближайший приезд устроить налет в духе тех, что показывают по телевизору лопоухим гражданам. Повалить всех на землю и попинать для лучшей сообразительности, а потом поставить на деньги.

«Это тебе не баб валить, тут думать надо», — изрек на это Барышников. За неделю установил, что таможенник действительно работает на индивидуальном подряде, за что следовало наказать, пока парня не прихлопнули, обрубая концы. А так оно и будет, потому что дело крутили люди опытные; груз, едва выкатившись за ворота таможни, из разрозненных деталей, если судить по документам в машинах, тут же превращался в новенькие компьютеры, собранные одной фирмой-однодневкой по заказу другой для поставки в Казахстан неизвестному АО «Техносервис-плюс», в счет оплаты информационных услуг российско-голландской нефтяной компании, качавшей тюменскую нефть. Нахрапом влезть в такой змеиный клубок мог только полный самоубийца.

Белов с Барышниковым проанализировали ситуацию и решили, что давить змей лучше чужими руками. К этому времени Барышников накопал установочные и характеризующие данные на истинного хозяина груза. Как и предполагали, через «левые» компьютеры прокручивали «левые» нефтедоллары, прибыль оседала в Москве, прокачивалась через казино и вновь уходила за кордон. Собрав материалы в папочку, Белов вышел на знакомого по Второму главку, ныне мирно подремывающему в высоком кабинете налоговой полиции, тот свел с другом из УЭП. Совещание устроили в кафе, хозяйка которого чем-то провинилась перед уэповцем. Ужинали впятером, потому что налоговик привел бывшего сослуживца, ныне шишку в службе собственной безопасности таможенного ведомства. К концу обильного застолья выработали план.

В результате фуры с компьютерами торжественно арестовала служба собственной безопасности таможни, мальчика-таможенника «подвесили на крюк», чтобы другим было неповадно хапать в одиночку. Получателя груза выпотрошил УЭП, а налоговая накрыла фирму, озабоченную компьютеризацией казахских степей. В победных отчетах никто не упомянул, что следующая партия беспрепятственно проследовала через таможню, но уже в адрес конкретных фирм, опекаемых победителями. Хозяин груза наверняка уведомил покровителей о приватной беседе с группой «силовиков» и их волчьих аппетитах, но боссы решили, что, коль провалился, пусть платит из своего кармана.

От непосредственного участия в операции и дележе добычи Белов с Барышниковым скромно уклонились. Им вполне хватило того, что таможня передала «их», фирме партию конфискованных сигарет по смешныкг ценам, а УЭП и налоговая поклялись, что для их ведомства фирма «Росток», так называлась фирма соседа, теперь просто не существует. «Росток» получил все шансы со временем превратиться не в корявого карлика, а в стройный дубок в диком лесу российского бизнеса.

— Ладно. — Белов сунул пейджер в карман. — Пойдем?

Барышников дождался, пока он допил пиво, встал первым, похлопал себя по тугому животу.

— Возникла потребность изучить местную географию. — Он осмотрелся по сторонам, прицелился на скверик Литинститута.

— Старый, туалет в конце бульвара. — Белов невольно усмехнулся, таким сосредоточенным выглядел Барышников.

— Знаю, — отмахнулся тот. — Не донесу. Белов отправил бутылку под скамейку, заслужив злой шепоток старушек.

— Пошли в «Макдональдс», страдалец. — Он хлопнул Барышникова по плечу. — Я эту забегаловку только под бесплатный туалет и использую.

Барышников первым, постоянно набирая ускорение, устремился к ярко освещенным окнам «Макдональдса». С серьезным лицом, будто шел арестовывать директора, он проследовал через зал, свернул на лестницу и налетел на хвост очереди. Протискиваясь сквозь строй девушек, с обреченностью в глазах подпирающих стены, он оглянулся на подоспевшего Белова и тихо, но так, чтобы услышали все, прошептал:

— Именно в эти мгновенья я благодарю Господа, что сделал меня мужчиной.

— Если больше не за что, то и на том спасибо, — отозвалась юная фемина, уступая дорогу.

Белов среагировал моментально, устремив на нее заинтересованный взгляд. Больше всего его привлекал этот тип — умные стервы, с ними интереснее всего. Судя по первому впечатлению, со временем из девчонки вырастет нечто особенное. Она смерила Белова взглядом, и он чутко уловил, что за ним замечен лишь один недостаток — дружба с Барышниковым. Возраст Белова ее не остановит, и в своих юных силах она вполне уверена.

— Минутку, — обронил он, протискиваясь мимо. На всякий случай. А понимать можно, как хочешь.

Поняла она правильно, уступила дорогу ровно настолько, чтобы грудь скользнула по локтю Белова. Прикосновение вызвало у Белова тот специфический ожог, по которому он сразу же определял, стоит ли продолжать знакомство. Если верить Джунам и прочим толкователям непознанного, в эти секунды его поле коротило с полем женщины и проскочившая между ними искорка несла в себе всю информацию о прошлом, настоящем и будущем. Так это или нет, Белов не знал, в дебри теории никогда не забирался, но опыт и что-то неясное, что приходит с ним, всегда достаточно точно позволяли предчувствовать, будет толк или нет.

В туалете, где можно было угореть от навязчивого запаха дезодоранта, Белов невольно почесал локоть. Кожу на месте прикосновения к груди малолетней воительницы жгло, словно крапивой.

— Куда? — спросил Белов, когда выбрались из стерильно-дезодорированного нутра «Макдональдса». На душе было неуютно, незнакомку не нашел ни на лестнице, ни в зале. «Мелочь, конечно, но неприятно. Хотя, если разобраться, на фига она мне?»

— Ну, ежели пить больше не тянет… — Барышников покосился на Белова, тот не раздумывая отрицательно помотал головой. — И я того же мнения. По домам? Он протянул Белову ладонь.

Белов чуть задержал его ладонь в своей. Момент был самый удачный, Барышников явно расслабился.

— Завтра жду рапорт, Миша. Не надо тянуть, рвать так рвать.

Благодушные глазки Барышникова на секунду сделались когтистыми, как у кота, услышавшего скребок мыши.

— Я понимаю, это как зуб рвать. Давно пора, но решиться надо. — Он отвел взгляд.

— И долго ты решаться будешь? — мягко надавил Белов.

— А вот попью сегодня с гаишником, машину твою из неволи освобожу, завтра с утра опохмелюсь и на свежую голову начну думать.

— За машину, Михаил, отдельное спасибо, — увел разговор в сторону Белов, отметив напряженные нотки в голосе Барышникова.

— Рано еще, — пробурчал тот.

— Да куда он от тебя денется, старый! — Белов хлопнул того по плечу, подталкивая к входу в метро. — Ты же его даже на служебный «БМВ» разведешь, если в настроении будешь.

— Ну так уж на «БМВ»! — хохотнул польщенный Барышников, смущенно потупив глазки.

— Ладно, старый, пока!

— А ты разве не в метро? — удивился Барышников.

— Не, пройдусь до Маяковки. Красота кругом какая! — Белов обвел широким жестом гомонящую площадь.

— Сто долларов штука, — уточнил Барышников, хитро подмигнув.

— Да я уж вприглядку как-нибудь, — отшутился Белов. — До завтра, старый!

Он сделал Барышникову ручкой и пошел вдоль парапета, косясь на коллегу, медленно спускавшегося по ступенькам в переход.

Последняя фраза была с тонким намеком. Если Барышников приплел брата, чтобы «подпустить слезу» в заказной разговор, то легенду с увольнением ему предстояло отрабатывать на полную катушку.

«Ничего, ничего, пусть покрутится! — подумал Белов. — Я его за язык не тянул, сам подставился. Может, я и перегнул палку… Вполне может быть, что старый решил свалить. Но уж лучше перестраховаться, чем просчитаться. Опер, как работник торговли, должен ошибаться только в свою сторону. Этому меня учить не надо».

Он резко свернул в арку между сберкассой и книжным магазином, уступившим половину торговой площади под одежду от Кельвина Кляйна. В переулке уже залегли густые синие тени. С Тверской доносились голоса прохожих и мерное урчание машин. Белов прошел немного вперед и замер в темном пятне тени от дерева. Мял в пальцах сигарету, ждал. От арки за ним должны были пойти, наружка не любит резких телодвижений. Между дружным метанием по квадрату Пушкинская — площадь Маяковского и жертвой одним из оперов старший группы должен был выбрать последнее. Значит, кого-то из молодых пошлют следом с явной угрозой засветиться.

«Пусть я параноик, но не дурак же окончательный! Не бывает таких совпадений. Не бывает! — отчеканил он по слогам. От напряжения из головы разом улетучился вязкий пивной хмель. — Хорошо, допустим, наружку за мной не пустили. Но весь же день щупают, как телку за вымя. Я нутром чувствую, начинается».

В переулок вошла парочка, едва пройдя сквозь арку, прижались друг к другу. Белов не мог разглядеть, чем они там занимаются. Возможно, любовь, возможно, импровизация наружки, намертво запечатавшей арку. Тогда проверяющего следовала ждать с другого конца переулка.

Белов решил их спровоцировать, прикурить, ярко вспыхнув в сумерках зажигалкой, и остаться на месте. По тому, как пройдут мимо и пойдут ли вообще, можно будет судить, чья это парочка: сама по себе или «дядина». Полез в карман за зажигалкой и нащупал плоскую коробочку пейджера. Невольно отдернул руку.

«А почему бы и нет? Прогресс не стоит на месте. „Радиактивную“ метку на заре демократии запретили, но почему бы не вмонтировать датчик в пейджер. Кстати, это мысль! — Белов ужаснулся догадке. — Пейджер по сути — приемник. А если добавить слабенький передатчик, то никаких проблем у наружки не будет. Посылай периодически сигнал с пульта, пейджер „пиликнет“ в ответ. Радиуса действия в пару сотен метров вполне хватит, чтобы установить местонахождение „объекта“. А дальше — ножками, ножками, как отцы наши и деды топали за клиентом».

Он медленно раскрошил в пальцах сигарету.

— А почему бы и нет? — прошептал он вслух. — Поиграем, у меня время есть. Да и один черт не засну, не убедившись, что чистый.

Вышел из укрытия, остановился, прикуривая новую сигарету, и не спеша пошел вниз по переулку.

Максимов разглядывал плящущие на потолке тени. Солнце уже давно закатилось за крыши домов, небо сделалось цвета загустевших сливок, розовое свечение, пробившись сквозь взбиваемую сквозняком штору, рисовало на темных стенах комнаты яркие живые разводы. Их медленный танец завораживал, навевал покой и сон, легкий и прозрачный. Гул Садового кольца доносился из открытого окна, а в пустой квартире стояла звенящая тишина.

Только мерное дыхание прижавшейся к груди женщины.

Как, почему, зачем это произошло и что будет дальше? Максимов никогда не изводил себя этими вопросами. Случилось — так случилось. Что будет дальше, узнаем. Одно знал точно. Что бы ни было, дальше будет иначе для каждого из двоих. Любая встреча, сколько бы она ни длилась, это перекресток в судьбе.

Говорят, что в Японии есть фирма, спасающая самые безнадежные браки. Чуткие и многоопытные прошлыми жизнями японцы нашли примитивное, но эффективное, как каменный топор, решение. Без психоаналитического занудства просто вывозят пару на островок, где ни черта нет, кроме камней и моря вокруг. Муж, готовый забить супругу до смерти, жена, мысленно составляющая формулу отравы, способной отправить к предкам благоверного, выбрасываются на остров с одним одеялом и скудным запасом еды. А катер отваливает. Все, абзац.

Наверняка скандалят по привычке под крики удивленных чаек. Потом сидят на разных концах островка и дуются друг на друга. Самые забубенные могут даже поделить остров на независимые государства. Самое странное, что случаев убийства среди пациентов ни разу не было.