Если кто-нибудь когда-нибудь при вас скажет, что профессия космодиспетчера в дальнем космосе жутко романтична, можете смело обозвать его лжецом и плюнуть ему в морду от имени Герберта Секача — лейтенанта, диспетчера космофлота Межгалсоюза. Если после плевка этот кто-нибудь полезет драться, то дайте ему адрес, пусть прилетает и уж здесь, на месте, лейтенант Секач точно сможет объяснить, что ничего интересного, а тем более романтического в профессии космодиспетчера нет! Нет, и еще раз нет! Если не верите, можете сами прилететь и посмотреть, каково приходится космодиспетчеру. И не где-нибудь: не на орбитальной станции, похожей на гигантский и проржавевший склад металлолома, не на таможенном терминале, кишащем космокрысами, не на почтовом астероиде, где можно свихнуться от одного вида астероидов, разбивающихся о защитный купол у тебя над головой, а на самом шикарном курорте Вселенной — на острове Райские Кущи.
      Слушайте, прилетайте, а? А то он точно свихнется в этой раскаленной пустыне, или в этих джунглях под непрекращающимся дождем с ужасной вонью со стороны океана, или во время пыльных бурь, когда песок проникает повсюду: в ваши ботинки, в носки, на вашу простынь под одеяло, хрустит у вас на зубах, стоит вам лишь прикоснуться к пище. Никакие автоуборщики не помогают. В сезон дождей еще не легче. Все сырое, все, все, все! Одеяла, белье, еда, если только она не в тюбиках, все насквозь влажное. И, главное, непонятно, с какой стати? По документации здание диспетчерской значится как абсолютно герметичное и совершенно влагонепроницаемое. Ну конечно, непроницаемое! Привезти бы сюда этих конструкторов и заставить пожить в каютах, где пятна грибков и плесени от сырости растут по углам прямо у тебя на глазах. Короче, неудобства любых видов на выбор, все зависит от того какой сезон на дворе.
      Да, да, именно так! Тот самый райский островок, что рекламируют по самым престижным видеоканалам в прайм-тайм круглый год, на самом деле три четверти года представляет собой или совершенно непригодную для жизни пустыню, или вонючие, гниющие джунгли. Океан тоже, кстати, гниет, а на мелководье, где в разгар курортного сезона плещутся многочисленные отдыхающие со всей галактики, сейчас водятся такие твари, что и говорить о них противно. И лишь весной, когда оба местных солнышка светят ласково, когда дождички идут редко, когда все вокруг расцветает и из песка буквально на глазах вырастают кустарники и деревья самых невероятных форм, — вот тогда на острове начинается жизнь. И космодиспетчер, еще месяц назад сходивший с ума от безделья, ударяется в другую крайность: туристические корабли приземляются каждые полчаса, каждый капитан требует особого внимания к своей посудине, намекая, что на борту «такие важные персоны!». Некоторые идиоты требуют парадный трап и оркестр с почетным караулом. Щас! Разбежался! А конной гвардии вам не надо? Так что курортный сезон для космодиспетчера на Райских Кущах превращается в три месяца ежеминутного безумия, с 12-часовым дежурством каждый день без выходных. Видимо, владельцы курорта считают, что диспетчер и так Отдохнул за 9 месяцев…
      Лейтенант диспетчерской службы космофлота Герберт Секач с ненавистью глянул на раскаленный бетон космодрома, плюнул в робота-полотера, некстати попавшегося под ноги, и в очередной раз проклял тот день, когда подал документы на поступление в Космоакадемию. Когда, не добрав баллов на отделение навигации, решил пойти на диспетчерское отделение, когда на распределении обрадовался, как идиот, увидев в распределительном бланке название «космодром Райские Кущи». Ведь не первым выбирал, седьмым в выпуске был, должен же был догадаться, раз шестеро предыдущих не выбрали это райское местечко — значит, какой-то подвох есть. И вот он, подвох: пустой, пыльный космодром, раскаленные на солнце ангары и пахнущая хлоркой диспетчерская. И сменщик — идиот, помешанный на дешевой порнографии. Вот и сейчас развалился за командным пультом, копыта свои чуть ли не на клавиши положил, эротические новости смотрит. Вон что у него на экране здоровенный кабанище вытворяет с негритянкой! Тьфу, гадость какая! Ну и Бог с ним, пусть сидит, пусть смотрит, все равно космодром пустой, и на орбите пусто. Лишь бы не приставал опять со своими россказнями о героических сексуальных похождениях с туристками. Врет, наверняка в разгар курортного сезона космодиспетчер не то что за туристками приударить, искупаться не всегда успевает, в две смены вкалывать приходится, голова пухнет.
      Секач еще раз плюнул, грубо пнул ногой киборг-уборщика, кинувшегося плевок вытереть, и направлен в свою каюту. Единственная радость — принять душ, побрить щетину, завалиться на койку, сунуть в нос тампоны, чтобы не чувствовать ни запаха хлорки, ни вони этой с океана, и придавить на массу минуток на 600, как раз до заступления на смену.
      Секач прошел в жилой модуль, повел ноздрями и принюхался. Ему показалось, что вонь в жилом отсеке только усилилась. Более того, Секач чуть было не врезался в одного из трех киберуборщиков, шустро сновавших по коридору жилотсека, на полу которого ясно виделись следы какой-то слизи. Слизь! Все понятно, откуда слизь. Секач открыл дверь каюты и увидел своего приятеля хрумма Алямма. Хрумм — полурастение-полунасекомое стоял перед книжной полкой и, жутко воняя, увлеченно таращился в раскрытый том энциклопедии «Экзотические обитатели океанов».
      — Привет, Алямм, — проговорил Секач, зажав нос.
      Алямм испуганно обернулся, смутился и тут же начал стирать передними лепестками слизь с обложки книги.
      — Ладно, ладно, — сказал Секач, забирая том из черенков хрумма, — я сам. Какими судьбами к нам, дружище?
      Алямм спохватился, подобрал сопли и выпустил облачко ароматических спор. Вонять сразу стало значительно меньше. Вообще-то Алямм — классный парень, в шахматы рубится здорово, в ихтиологии разбирается, но в пору почкования, когда их народ уходит для продолжения рода в океан, жутко воняет. Что поделаешь, свойства организмов у них такие, уходят в океан, цветут и пахнут, от оргазмов содрогаясь. Как раз к началу курортного сезона выберутся они из воды в удвоенном количестве и разбредутся по лесам, чтобы пустить корни в ожидании туристов. И будут ласково качать их на своих лианах, обдавая облачками волшебных ароматов, и будут им дарить букеты сорванных с себя самих цветов, и петь им саги о Райских Кущах — прекраснейшем месте на земле. Не бесплатно, конечно, все хруммы, как правило, на окладах в турфирмах. Но это когда еще сезон начнется, через месяц с лишним, а сейчас у хруммов самая любовь. Тем более удивительно, что в такую благодатную пору Алямм покинул зацветшую водную среду, не закончив сладостного процесса. Вон у него бутоны набухли, и второй стебель наметился.
      Алямм сделал церемониальный поклон, распустив лепестки главного цветка, тут же деловито сложился и прошелестел:
      — Меня послали старейшины, лейтенант Секач, они очень озабочены.
      — И чем же именно? — спросил Секач, усаживаясь на койку.
      — Наши разведчики доложили, что в океане у восточного рифа появилось что-то чужое и опасное.
      — Что значит «чужое»?
      — Они пока не могут объяснить, но что-то очень, очень, очень опасное. Не наше. Старейшины просят тебя проверить, но быть осторожнее.
      — Где именно у восточного рифа? Риф, он большой.
      — В районе между тем, где катаются с горок, и тем, где играют мудрые морские млекопитающие…
      — Это значит, между аквапарком и дельфинарием?
      — Да, наверное, старейшины сказали, что Секач найдет. Я все сказал, мне пора в океан.
      Алямм снова показал Секачу свой церемониальный цветок, в этой цветовой гамме означающий пожелание счастливо оставаться, и, шлепая нижними корневищами по влажному полу, двинулся к выходу. Секач проводил его взглядом и задумался. По идее, Это было не его собачье дело. Его дело — космодром, все эти стартовые площадки, склады и пакгаузы. А тут океан, какой-то восточный риф, что-то опасное и чужое. Да, Алямм так и сказал: «Опасное!» Замечательно! Хоть какое-то разнообразие. Посмотреть что ли, раз все равно делать нечего. Секач связался с техблоком и заказал вездеход с полным комплектом для подводного плавания.
      Тут же запищал внутренний селектор и заговорил голосом его напарника:
      — Секач, ты что, с ума от жары сошел? Какой акваланг? Сейчас в океане от этой цветущей гадости не протолкнуться.
      — Я хочу проверить дельфинарий.
      — Дельфинарий? Так он тоже зацвел.
      — С горок в аквапарке покататься захотелось.
      — С горок в акваланге? Ты точно с катушек съехал. Это, наверное, когда на пилота учился.
      — Знаешь что, да пошел ты!.. — рассердился Секач. — Я же не учу тебя, что делать. Смотришь во время дежурства своих голых свинищ, вот и смотри…

      Сволочь Крупник ударил, можно сказать, в самое больное место. Герберт Секач когда-то на самом деле учился на отделении пространственных прыжков и пилотирования в дальнем космосе. Учился неплохо в общем-то, но… Экзамены на отделение космонавигации Секач провалил с блеском. Без преувеличения! Иначе и не скажешь, вся академия наблюдала за его подвигами. Тесты и письменный экзамен он сдал на «семерки» и срезался на «практике», на том, в чем был уверен на все сто! Пилотирование было его коньком, еще во время учебы инструктора просто диву давались, как этот паренек умело рассчитывает маршрут, как лихо выводит огромный корабль на стартовую полосу перед прыжком, как ему удается приземлить челнок на крохотный пятачок посреди океана или в джунглях. Правда, все эти полеты и посадки были виртуальные — тесты учебных программ да тренажерах, — но все-таки!
      — Ну, парень, ты прям Алан Зитцдорф! — говорил ему старший инструктор Петтит. — Далеко пойдешь, только не увлекайся особо, настоящий корабль — это все-таки не тренажер, хоть в управлении и похож.
      Как в воду глядел инструктор Петтит. На практических экзаменах курсанты должны были день отдежурить диспетчерами на небольшой орбитальной товарной станции. Небольшой, но настоящей, и их предупредили, что во время дежурства предусмотрена одна нестандартная ситуация, и именно от того, как курсанты с ней справятся, будет зависеть итоговый балл. Нет, ну скажите, какой идиот придумал, чтобы будущие навигаторы сдавали экзамены по диспетчерскому дежурству? Зачем навигатору вся эта тягомотина с оформлением рейсов и стоянок? Навигатор должен летать, а бумажки пусть космодромские крысы оформляют. Но что поделаешь, правила есть правила.
      «Внештатка» последовала во второй половине дня, когда Секач уже и волноваться перестал, и даже перекинулся с инструктором — толстым, лысым дядькой — парой свежих анекдотов. Пульт запищал красным, и компьютер сообщил, что из резервного ангара несанкционированно стартовал челнок срочной почтовой связи. Секач вывел изображение «беглеца» на экран, тут же послал челноку запрос и с удовлетворением отметил, что тот не отвечает. Эти штучки нам знакомы, Секач тут же дал ангару команду на магнитный захват, но ангар сообщил, что сделать этого не может. Не справился он и с силовым захватом. Ситуация становилась интересной: беглый челнок плавно вышел из грузовой зоны и направился в сторону разгонной полосы. Что за новости такие?
      В этот момент на экране возникло взволнованное лицо начальника порта, сообщившего, что во время экскурсии по космопорту школьник — учащийся седьмого класса — отстал от группы, пробрался в ангар и сумел запустить двигатели челнока. И теперь мальчишка может погибнуть, так как ожидается прибытие большого корабля из пространственного прыжка.
      Мальчишку надо было спасать, и Секач, ни секунды не раздумывая, бросился к шлюзу. Через три минуты он был уже в патрульном катере, еще через две уже летел к разгонной полосе, уверенно сжимая штурвал. Мальчишка оказался шустрым: заметив погоню, он сделал попытку смыться. Вот это была погоня, вот это было шоу! Как потом рассказывали Секачу, вся академия наблюдала за ней на экранах своих компьютеров, а все те, кто был на базе, гурьбой высыпали на наблюдательную площадку посмотреть это вживую. А посмотреть было на что, дважды пацан едва не врезался: сначала в старую космобаржу, пристыкованную для списания, а потом в пришвартованный под разгрузку рудовоз. Наконец Секачу удалось зажать его в тупике сортировочной и включить магнитный захват. Мальчишка подергался, но потом сдался и позволил отбуксировать себя обратно к ангару.
      Из шлюза Секач выходил героем. Толпа однокурсников встретила его радостными воплями, а пара девиц даже кинулась на шею целоваться. Он очень пожалел, что под рукой у него в этот момент не нашлось хотя бы завалящего гермошлема. Именно в героической позе с гермошлемом под мышкой и сияющей девицей на шее Секач представлял себя на обложке журнала их академии с подписью: «Экзамен сдан на “отлично”! Новое поколение навигаторов к покорению космоса готово!»
      Но экзаменатор вкатил ему «кол» — у ребят аж челюсти отвисли от удивления.
      — Юноша, — поучающе проговорил седой космический волк с заросшими густой щетиной скулами, — ценю вашу лихость и отвагу, но хочу предупредить: космос не терпит лихачества. Космос — это не Дикий Запад позапрошлого века, это рутинная, порою даже нудная работа. В космосе нужно работать головой, если вы не хотите без оной остаться. Почему вы покинули свой пост дежурного? Очень важный пост, я бы сказал, важнейший. Зачем вы помчались в этот катер? Зачем вы начали гоняться за этим мальчишкой, поставив под угрозу работу всего порта? А если бы он со страху врезался в разгонные блоки тяжелого сухогруза, а если бы в силовую установку центра навигации? Вы что, инструкций не читали? Вам надо было первым делом включить силовую защиту станции, а после этого просто со своего пульта переключить управление челнока на «лоцманское управление». И челнок сам бы тихонько вернулся на свое место в ангаре. «Кол», молодой человек, большего вы, к сожалению, не заслужили. Не ставлю вам «нуля» по одной причине — мне очень понравился ваш лихой вираж вокруг сухогруза…
      Вот так, с пятнадцатью баллами в итоге Секач и лишился заветного места в отряде навигаторов. Поначалу он собрался было вообще забрать документы из академии и, плюнув на три года упорной учебы, завербоваться колонистом на дальнюю планету или вообще в космолегион… Но отошел и продолжил учебу на диспетчерском отделении, пятнадцати баллов там как раз хватило. И частенько Секач с грустью наблюдал за стройными колоннами курсантов-навигаторов, направляющихся на практические задания на космодром, и ненавидел свой синий комбез диспетчера.
      Вот так всего один день, всего одна глупость может перевернуть всю судьбу человека и направить его по совсем иному пути…

      Вездеход с натугой взревел двигателем, преодолел последний бархан и выехал на берег. Секач глянул на дисплей: температура за бортом 42 по Цельсию и ветер. Однако! Глубоко натянув на голову шлем, он ткнул в клавишу, и прозрачный колпак вездехода с легким шипением откинулся. Тут же его обдало горячей волной жары, кожа покрылась испариной. Не беда, три недели назад до шестидесяти доходило, на нагретой крыше ангара можно было яичницу жарить, и то пережили, около холодильника по очереди ночуя. Пляж был покрыт малюсенькими дырочками — норками крабов. Секач как-то попал на пляж ночью: весь берег шевелился, словно живой, шагу не сделаешь, чтобы на краба не наступить. А сейчас попряталась мелочь пузатая от жары, но ничего, ночью они еще свое возьмут…
      Дельфинарий выглядел ужасно, весь забитый зеленой слизью, какой-то серой пленкой с бурыми радужными пятнами. Даже не верится, что роботы-уборщики очистят его за одну ночь, и первых туристов, прилетевших на Райские Кущи, привезут на четвертьфинальный матч дельфинов-баскетболистов. Игры предстоят серьезные, в этом году состав команд подобрался солидный. Одни «Касатки» с Гончих Псов чего стоят!
      А вот аквапарк радовал. Конечно, и в его большом бассейне хватало зеленой слизи, но горки и трамплины, постоянно омываемые струями воды, смотрелись очень даже ничего. Но Секач приехал сюда не видами любоваться. Быстро обрядившись в гидрокостюм, он натянул маску и, поудобнее пристроив дыхательный ранец, спиной плюхнулся в воду. Вода была теплая, как парное молоко, зеленая слизь и водоросли тут же налипли на маску, так что приходилось то и дело протирать ее. До рифа он доплыл очень быстро, но ничего не нашел. Ничего! Ни страшного, ни опасного, ни непривычного. Хотя нет! Конечно, было непривычное. Точнее, не было привычного. Рыбок на рифах не было, ни одной! И крабов тоже, и ракушек. Лишь медузы да ежи морские. Даже во время цветения океана подобного не случалось. По крайней мере, Секач такого припомнить не мог…
      Да, придется руководству курорта попотеть, турист нынче пошел капризный, особо турист-подводник. Дайвер — по-научному. Ты ему наизнанку вывернись, а рыбок обеспечь. И надо же такому случиться, да еще за месяц до начала курортного сезона. Впрочем, пусть об этом голова у бездельников из турфирм болит, диспетчер за океан и рыбок разных не отвечает.
      Возвращаясь обратно, Секач вспугнул молодого хрумма-разведчика. Тот уже разделился верхней частью стебля, но бутоны еще не распустил и потому, наверное, потерял бдительность. Увидев Секача, хрумм выскочил на поверхность и, смешно загребая десятком ластообразных отростков, кинулся по воде, аки по суху, в сторону волнореза.
      Секач вышел на берег, скинул ласты и запрыгал на одной ножке, стараясь вытрясти из правого уха воду. И тут он увидел след. Несомненно, след маленький босой ноги! Уподобляясь Робинзону, Секач поставил свою ногу рядом со следом и убедился, что след намного меньше, чем у него. Детский! Дети? Откуда здесь дети? Ну, допустим, Крупник, тот хоть и остановился в умственном развитии на уровне двенадцатилетнего акселерата-дауна, но лапу имел о-го-го, размера 45-го, не меньше, а тут совсем маленький отпечаток. Тут же Секач увидел еще десяток следов: Они вели из океана, огибали волнорез и опять же уходили в океан. Без сомнения, тут пробежали дети, не менее двух. Да, точно, отпечатки двух пар детских ножек. Но этого не может быть! Здесь не может быть ни детских следов, ни каких других. В космопорте за последние три месяца приземлилось всего три корабля. Один сухогруз-автомат, без людей на борту. Он зачем-то всосал две цистерны океанской воды и спешно улетел. Потом прибыл тот безумный доктор Кук со своей медпроверкой. Надо же! В космофлоте, оказывается, есть внеплановые медицинские осмотры, никогда про них раньше не слышал. И проводил осмотр не автомат, как обычно, а настоящий доктор. Прилетел седой старичок в белом халате, очень похожий на книжного Айболита, всех прощупал, куда только можно, заглянул, кровушки на анализы с полстакана отсосал. Сожрал все молочное из мини-бара и отбыл. А последними совсем недавно, неделю назад, прилетали бравые ребята с космополиса в сопровождении отряда Межгалспаса. Искали какого-то дезертира из космолегиона. Наивные! Ну что, что тут делать дезертиру, да еще с космолегиона?
      Но даже если предположить, что кто-то из космокопов сошел с ума и тайком решился искупаться на этом пляже с вонючей водой и гниющими водорослями, все равно их следы смыло бы приливом. Да и не было там детей. А может быть, все-таки дезертир? Бывают же взрослые люди с очень маленьким размером ноги. Секач задумался. Только беглого легионера им тут и не хватало…

      — Имя? — переспросил дезертир. — Грант. Хью Грант.
      Робот-секретарь равнодушно впечатал имя вверху страницы, мигнул лампочками и выдал узкий пластиковый прямоугольник-анкету. Ну, все как обычно. В космолегионе, где бы он ни базировался, правила вступления стандартные. Заполняешь стандартную анкету, плюешь в стандартную пробирочку, даешь в попку себя уколоть стандартным шприцем, заряженным какой-то мудреной сывороткой от всех инопланетных зараз. Жуткое, надо сказать, снадобье. А жжется! Через полчаса, когда сесть сможешь, у тебя берут кровь. А пока ждешь результатов анализов — решаешь нехитрые логические задачки. Прикиньте, ему даже одна собственного сочинения попалась, но он ее, как и две остальные, совсем простенькие, запорол: совершенно не заинтересован в особом внимании комиссии к своей персоне, пусть считают его стандартным идиотом, покинувшим дом родной в погоне за призрачным счастьем и длинным кредом. Слишком умные в космолегионе и даром не нужны, умный в легионе — вещь вообще редкая. Если ты умный, так чего же в легион поперся?
      Самое сложное в этом деле — подменить анализ крови, подсунуть кровозаборному аппарату капсулу со специально приготовленной для этого случая каплей кровушки с чужой ДНК. На черном рынке такая капсулка стоит всего-то десятку. Ими торгуют нечистые на руку фельдшера, проводящие вакцинацию в чертовых космических глухоманях. Новобранец Хью Грант за свое здоровье, как и за свою кровь, был совершенно спокоен, но вот своим настоящим именем, точнее своим настоящим ДНК, представляться в космолегионе не собирался. А с какой стати?
      Санитар — цилиндрический киборг с красным крестом на боку — заглотил анкету, помигал лампочками и выдал ее назад. Теперь в карточке черным по белому значилось, что волонтер Хью Грант, уроженец планеты Глухой Рудник, совершенно здоров, только легкие его загажены смолами натуральных табаков весьма низкого качества, а печень несколько изношена неумеренным потреблением горячительных напитков. Но, извините, а чем еще на планете с таким названием заниматься прикажете? Тем более в космолегионе это скорее норма, нежели отклонение.
      Врач — потрепанная крашеная тетка в белом, не совсем свежем халате, единственное живое существо на всю эту приемную комиссию, — не глядя протянула ему пласткарту с зеленым значком в правом верхнем углу. Годен! А из брюха робота-секретаря выползла термостойкая бляшка с вытисненным именем. Волонтер еще раз прочитал свое имя и прикрепил бляху на левый карман куртки. Теперь можно и в казарму, считай, что ты уже почти легионер. А он и не сомневался: в космолегионе вообще редко кому отказывают. Как-то раз на Церере-6 в одну с ним бригаду записался совершенно конченый даун. На медкомиссии он трясся, пускал слюну, пытался помочиться в кадку с пальмой, но в итоге получил такую же бляху новобранца, как и у всех. Что ж, возможно, в космолегионе собирали спецгруппу даунов для устрашения врага. Откуда нам знать?
      С момента нацарапывания твоей закорючки под анкетой и до момента подписания контракта, сопровождающегося церемонией навешивания тебе на грудь бляхи стандартного образца, ты еще волонтер и вроде как под незримым колпаком, в обиду тебя не дадут (кому охота пушечное мясо принимать некондиционное?), но и самому калечиться зря не позволят. И этим надо повсеместно пользоваться, на то он и легион. Но в бар он решил сходить попозже, а сейчас спать, непременно спать! И перед этим имя свое новое запомнить, а то как бы впросак не попасть.
      Новоявленный Хью Грант шел по ярусам гостиничного комплекса космопорта совершенно спокойно, громко цокая подкованными башмаками, неся скрученный в трубочку контракт, как флаг. Кто вздумает остановить волонтера, подписавшего контракт с космолегионом? Даже космокопы в своих неизменных желтобронниках, завидев его, вроде как отворачивались. Что, съели, уроды? Впрочем, возможно, это ему просто показалось. У них сейчас появились такие нейтрализаторы: направишь раструбом на человека, нажмешь кнопочку, и вроде как не было человека — одна лужа дымящаяся. Разберись тут, был у этой лужи контракт с космолегионом или не было…
      Волонтер нарочито громко прогромыхал своими бахилами по железной решетке перед шлюзом с табличкой «Казармы космолегиона» и кулаком постучался в окошко. Нет, можно было, конечно, сунуть выданную пласткарту в щель под табличкой, тем самым вызвать охранника, но уж больно не хотелось выходить из образа деревенщины. Лучше уж так, кулачищами. Минуты через две окошечко откинулось, в нем возникла морда совершенно бандитского вида.
      — Кто таков? Че ломишься? — поинтересовалась морда.
      Волонтер достал свой приписной лист контрактника и сунул его в окошко. Охранник захлопнул окно, запикал чем-то электронным, видимо, идентифицировал эту часть контракта с общей, наконец дверь с легким шипением отворилась.
      Мордатый парень с нашивками сержанта, судя по оранжевому загару — урожденный тибулянин, оглядел его с головы до ног и пробурчал:
      — Не особо ты что-то похож на новобранца.
      — Ты тоже не копия апостола Петра, — парировал волонтер. Шутка прошла не сразу, ему даже показалось, что слышит, как скрипят мозги в башке этого дауна, наконец юмор до охранника дошел, и он расхохотался в голос:
      — Классно, брат-легионер! Точно, я как апостол Петр на вратах рая с ключами. Какое облако изволите?
      — Желательно без клопов, мышей и тараканов — затребовал волонтер, и мордоворот расхохотался еще больше.
      — Извольте в четвертый блок, второй этаж по лестнице слева, — сказал он, с шутливым поклоном протягивая обратно пласткарту с зеленым обрезом новобранца, — могу гарантировать, что мышей там нет, их давно сожрали крысы.
      Что ж, и на том спасибо. Волонтер подхватил свой вещмешок и вошел в кабину лифта. Четвертый блок — это младший офицерский состав, если память ему не изменяет. И то неплохо, учитывая прежний опыт, он не очень любил проводить свой первый день, точнее, ночь в космолегионе в казармах для рядового состава. Пахнет, знаете ли…
      За длинным столом в центре четвертого блока вовсю шла игра. Волонтеры, большей частью в офицерском нижнем белье и уставных подтяжках, азартно шлепали засаленными картами. Волонтер разглядел на ремнях некоторых кобуры, оружие не самое новое, но все-таки. Лиц знакомых не было, тоже хорошо, он страсть как не любил вспоминать свои бывшие имена. Запутался, если честно, особо когда встает какой-нибудь ветеран, объятия распахивает и обниматься лезет, вроде как ты ему жизнь спас. А где, на какой планете спас, каким образом спас? Ты напомни, не стесняйся, и как меня тогда звали, тоже. Да что там имя, он к лицу своему никак привыкнуть не может, вглядываешься поутру в зеркало, в незнакомую физиономию, и вспоминаешь мучительно, а каким же ты раньше был, каким изначально тебя мама родная уродила? Это, последнее лицо ему сделали после ясонской операции. Тогда его сожрал ясонский кит и он уже молился, захлебываясь в желудочном соке этой туши, когда спецназ сумел пробиться через селезенку этого чертового живоглота и вытащить его на свет божий. Как-то недавно пересматривал свои фотографии из госпиталя, бр-р-р…
      — О! Нашего полку прибыло! — завизжал радостно коротышка с крашенным в фиолетовый цвет чубом. — Брат-легионер играет в покер?
      — Брат-легионер играет во что угодно, — сказал волонтер, закидывая свой вещмешок на второй ярус трехъярусной кровати. — Но сейчас брат-легионер ужасно хочет спать, так что отвали, любезный.
      Он не нарывался на конфликт, он просто хотел отдохнуть, ему нужно было всего-то пять-шесть часов крепкого и здорового сна, чтобы восстановить силы. Подушки нет? Ну и замечательно! Лучшая подушка для легионера — его вещмешок. Теперь спать! И хорошо, чтобы без сновидений. Он ненавидел сны! Особо в последнее время…

       Дивер был классным парнем, только немного робким. Нет, не в бою, в бою он сомнений не знал, дрался как лев. А вот в начальственных приемных терялся. Если бы не эта его робость, давно бы носить ему полковничьи погоны и сидеть в теплом кабинете, бумажки перекладывая, печень свою поглаживая. А так мыкается он до сих пор в капитанах, ордена свои за боевые заслуги в кармане нагрудном прячет. Ни пастбища своего персонального нет, ни семьи, да и откуда? В отчетных рапортах себя героем не расписывает, сообщая только суть дела, на глаза начальству не лезет, вот и обходят его звания и почести. Боевую операцию проведет он, а повышения по званию какой-нибудь штабист получит, что с ядолиста на землю ни разу не спускался. И не удивительно, что при такой системе от армии цитхи только рожки да ножки остались.
       Честное слово, впервые вижу гвардейца, у которого башка так не соответствовала бы телу. Поменяло бы тело Дивера башку на другую, давно бы в герои выбилось. Впрочем, у них не тела выбирают головы, а наоборот. Тем более тело Дивера свою застенчивую башку любило и на все предложения поменять (а предложения поступали) решительно отказывалось. Такой он у меня, решительный в бою, но застенчивый, когда пушки стихают. И еще редкостный чревоугодник. Вот и сейчас, едва мы забились в эту пещеру, он выпустил на охоту четыре из пяти своих желудков, а вроде как ели совсем недавно.