Александр Македонский (№2) - Александр Македонский. Пески Амона

— Действительно, — согласился Птолемей.

— Что предложишь ты, Парменион? — спросил царь.

— В подобной ситуации у нас нет выбора: единственная возможность — напасть с суши, пробить брешь и ворваться в город, чтобы овладеть портом. И тогда персидский флот будет совершенно вытеснен из Эгейского моря.

— Совершенно верно. Таким образом, мы и должны действовать. Ты, Пердикка, завтра утром отправляйся в Минд и займи его. Потом, когда в порт войдет флот, выгрузи с кораблей осадные машины, собери их, и пусть выдвигаются к Галикарнасу с запада. Там мы будем ждать тебя и приготовим площадки для установки штурмовых башен и таранов.

— Хорошо, — кивнул Пердикка. — Если у тебя нет других приказаний, пойду отдам распоряжения моим людям.

— Иди, но, прежде чем выступить, зайди ко мне. А что касается вас, — добавил царь, оборачиваясь к остальным, — пусть каждый займет свою позицию, когда увидим стену, то есть завтра вечером. Пока же возвращайтесь к своим войскам, а после ужина, если сможете, немного поспите: нас ждет тяжелый день.

Совет закончился, и Александр остался в одиночестве прогуливаться по берегу моря. Солнце спускалось все ниже, воспламеняя волны, в то время как множество островов, больших и маленьких, постепенно погружались в тень.

В этот вечерний час, видя перед собой тяжелые испытания, Александр ощутил пронзительную печаль и вспомнил годы детства, когда все было сном и сказкой, а будущее представлялось постоянной скачкой на крылатом коне.

Ему подумалось о сестре Клеопатре, которая, возможно, уже осталась одна в нависшем над морем Бутроте. Он обещал думать о ней каждый день перед наступлением ночи, и сейчас Александру поверилось, что она услышит его, что теплый ветерок коснется ее щек легким поцелуем. Клеопатра…

Когда он вернулся в свой шатер, Лептина уже зажгла лампы и накрыла стол.

— Я не знала, пригласил ли ты кого-то на ужин, и потому накрыла тебе одному.

— Ты правильно сделала. Я не очень голоден.

Он сел, и ему подали есть. Перитас улегся под столом в ожидании объедков. Снаружи лагерь кипел гомоном, обычно сопровождавшим час ужина и предшествующим ночному спокойствию и тишине первой стражи.

Вошел Евмен с пакетом в руке.

— Письмо, — объявил он, протягивая свиток. — От твоей сестры, царицы Эпира Клеопатры.

— Как странно… Совсем недавно, гуляя по морскому берегу, я думал о ней.

— Скучаешь по ней? — спросил Евмен.

— Очень. Мне недостает ее улыбки, света в ее глазах, звука ее голоса, тепла ее любви.

— Пердикке ее недостает еще больше: он бы дал отрубить одну руку за возможность другой обнять ее… Ну, я пошел.

— Нет, останься. Выпей глоток вина.

Евмен налил себе и сел на табурет, а Александр вскрыл письмо и начал читать:

Клеопатра своему любимейшему брату: здравствуй!

Не могу себе представить, где тебя найдет это мое послание — в боевом ли лагере, или на досуге во время передышки, или во время осады какой-нибудь крепости. Прошу тебя, мой обожаемый брат, не подвергай себя попусту опасности.

Все мы знаем о твоем походе и гордимся им. Мой муж даже почти ревнует. Он топает ногами и ждет не дождется, когда отправится в путь, дабы сравниться с тобою в славе. Мне же, наоборот, хочется, чтобы он никогда не уезжал, так как я боюсь одиночества. Так хорошо, когда он рядом, в этом дворце у моря. На закате мы поднимаемся на башню и смотрим, как солнце опускается в волны, пока совсем не стемнеет и на небе не взойдет вечерняя звезда.

Я бы так хотела написать стихи, но когда читаю сборник стихов Сафо и Носсиды, который подарила мне на прощание мама, чтобы поддержать меня в моей новой жизни, то чувствую себя неспособной на подобное.

Однако я занимаюсь пением и музыкой. Александр подарил мне служанку, она чудесно играет на флейте и кифаре и учит меня с большим прилежанием и терпением. Каждый день я приношу жертвы богам, чтобы они тебя оберегали.

Когда я снова тебя увижу? Желаю тебе доброго здоровья.

Александр свернул письмо и опустил голову.

— Плохие новости? — спросил Евмен.

— О нет. Просто моя сестра напоминает мне тех птичек, которых слишком рано забрали из гнезда: каждое мгновение она вспоминает, что еще маленькая, и тоскует по дому и родителям, которых больше нет.

Перитас заскулил и уткнулся мордой хозяину в колени, прося приласкать.

— Пердикка уже отбыл, — снова заговорил секретарь. — Завтра утром он будет в Минде и займет порт для флота. Все остальные друзья рядом со своими солдатами, кроме Леонната, который уложил к себе в постель сразу двух девиц. Каллисфен в своем шатре сосредоточенно что-то пишет, да и не он один.

— Не один?

— Да. Птолемей тоже ведет дневник, что-то вроде мемуаров. И я слышал, Неарх тоже. Не знаю, как он умудряется делать это на корабле, который постоянно раскачивается. Пока мы пересекали Проливы, меня дважды стошнило.

— Он привык.

— Ну разумеется. А Каллисфен? Он тебе читал что-нибудь?

— Нет, ничего. Он очень ревнив к своему труду. Сказал, что я смогу увидеть его, только когда завершит окончательный вариант.

— То есть через годы…

— Боюсь, что так.

— Это будет нелегко.

— Что?

— Взять Галикарнас.

Александр наклонился, потрепал пса за ухо и взъерошил ему шерсть.

— У меня есть опасения, что это действительно будет нелегко.

ГЛАВА 23

Александра разбудило рычание Перитаса, и царь понял, что так встревожило пса: топот копыт, а потом возбужденный говор перед шатром. Накинув хламиду, он выбежал наружу. Было еще темно, и на затянутом низкими тучами молочно-темном небе из-за гряды холмов выглядывала луна.

К нему, запыхавшись, подошел один из прибывших:

— Царь, засада, ловушка!

— Что ты говоришь? — воскликнул Александр, схватив его за хитон.

— Там была засада. Когда мы приблизились к Миндскому порту, на нас набросились со всех сторон, стрелы и дротики сыпались как град с неба, с холмов налетела турма легкой конницы, они наскакивали и исчезали, и тут же появлялись новые… Мы защищались, государь, мы сражались изо всех сил. Если бы флот вошел в порт, они бы его уничтожили: повсюду стояли катапульты с зажигательными стрелами.

— Где Пердикка?

— Еще там. Ему удалось занять укрытие и собрать вокруг себя людей. Он просит помощи, скорее.

Александр отпустил его, но, разжав руки, заметил, что они в крови.

— Этот человек ранен! Быстро, позовите хирурга!

Тут же со своим ассистентом появился врач Филипп и занялся солдатом.

— Предупреди своих коллег о создавшейся ситуации, — посоветовал ему царь. — Приготовьте столы, бинты, уксус — все, что нужно.

Тем временем прибыли Гефестион, Евмен, Птолемей, Кратер, Клит, Лисимах и прочие, все в доспехах и при оружии.

— Кратер! — крикнул царь, едва завидев его.

— Приказывай, государь!

— Немедленно собери два эскадрона и скачи к Пердикке: он в беде. Не ввязывайтесь в бой. Заберите убитых и раненых — и назад. Птолемей!

— Приказывай, государь!

— Возьми отряд разведчиков и легкой конницы, фракийцев и трибаллов. Езжайте вдоль берега и найдите, где можно выгрузить осадные машины. А затем сразу сигнальте флоту идти к берегу и помогите разгрузиться.

— Будет сделано.

— Черный!

— Приказывай, государь!

— Вели привезти все легкие катапульты на конной тяге туда, где Пердикка попал в засаду. Никто не должен покинуть Миндский порт или войти в него, даже рыбаки. Если отыщешь подходящее место, метай в город все зажженные стрелы, какие сможешь. Сожги его, если удастся, до последнего дома.

Александр был в бешенстве, и его гнев все возрастал.

— Мемнон! — прорычал он.

— Что ты сказал?

— Мемнон! Это его работа. Он отвечает ударом на удар. Я отрезал от берега персидский флот, а он отрезал мой. Это его работа, я уверен. Гефестион!

— Приказывай, государь!

— Возьми фессалийскую конницу и эскадрон гетайров, скачи в Галикарнас и выбери хорошую позицию для лагеря у восточной или южной стороны стены. Потом найди место для установки машин, собери рабочих, чтобы разровняли и подготовили площадки. Быстро!

Уже все проснулись: со всех сторон скакали конные отряды, раздавались короткие приказы, крики и возгласы, ржание коней.

Прибыл Парменион в полном вооружении и с двумя вестовыми.

— Приказывай, государь!

— Нас предали. Пердикка попал в Миндском порту в засаду, и мы не знаем, что с ним. Вели раздать завтрак, а потом построй пехоту и конницу на марш. Я хочу, чтобы на рассвете они выступили. Нападем на Галикарнас!

Парменион поклонился и обернулся к своим вестовым:

— Слышали, что сказал царь? Ну так шевелитесь!

— Парменион…

— Что-то еще, государь?

— Пошли Филота с конным отрядом в Минд: мне нужно как можно скорее понять ситуацию.

— Вон он, — ответил Парменион, указывая на скакавшего к ним своего сына. — Я велел выступить немедленно.

Тем временем Гефестион со своими эскадронами бросился из лагеря и, подняв тучу пыли, помчался в направлении Галикарнаса.

Город показался вдали при первых лучах солнца, под стенами никого не оказалось. Гефестион огляделся вокруг и снова пришпорил коня, чтобы внезапно занять равнину, показавшуюся очень подходящей для лагеря.

Между прибывшим отрядом и Галикарнасом были невысокие холмы, и Гефестиону не было видно, что делается в непосредственной близи от города. Соблюдая максимальную осторожность, он направился туда шагом.

В тихий рассветный час все казалось спокойно, но вдруг послышался странный шум, резкий и ритмичный, как будто по земле или по камням били чем-то металлическим. Поднявшись на невысокий холм, Гефестион замер, пораженный открывшимся зрелищем.

Внизу виднелся огромный ров шириной, наверное, футов в тридцать пять и очень глубокий. Там работали сотни людей, вынося землю и возводя рядом гигантскую насыпь.

— Проклятье! — воскликнул Гефестион. — Мы слишком долго ждали. Ты! — обратился он к одному из своих солдат. — Срочно возвращайся назад и предупреди Александра.

Тот, пришпорив коня, поскакал к лагерю.

Но как раз в этот момент одни из ворот в Галикарнасской стене открылись, оттуда вылетел эскадрон и понесся по единственной оставшейся не раскопанной полосе между рвом и стеной.

— Они направляются к нам! — крикнул командир фессалийцев. — С этой стороны, с этой стороны!

Гефестион велел своему отряду выполнить разворот и бросился на врагов, которые растянулись в узком проходе, спеша как можно скорее выбраться на открытое место.

Он расположил строй фронтом в двести футов и в четыре ряда глубиной и направил атаку на голову вражеской колонны. Галикарнасцы мчались вдоль насыпи, стремясь выстроиться достаточно длинной линией, чтобы выдержать удар. Противники столкнулись недалеко от вала. Галикарнасцы не успели как следует разогнаться, и Гефестион стал оттеснять их назад.

Тем временем землекопы на дне рва побросали инструменты и, спешно взобравшись по внутреннему склону траншеи, побежали к воротам, но защитники уже закрыли их изнутри.

Отряд фессалийцев бросился по проходу между рвом и стеной и обрушил на безоружных землекопов шквал дротиков, быстро перебив всех. Но вскоре из скрытой двери вылетел другой отряд конницы и ударил фессалийцам во фланг, так что им пришлось развернуться для фронтального столкновения.

В конце концов, Гефестиону, заменившему уставших фессалийцев на свежих гетайров, удалось взять верх. Он оттеснил врагов к самым воротам, которые с готовностью отворились и впустили их.

Македонский командир не решился преследовать противника в проходе меж двух массивных бастионов, полных лучников и метателей дротиков, а ограничился тем, что занял место для лагеря и начал копать ров со стороны города, ожидая прибытия землекопов. Нескольких всадников он послал разведать источники, где можно было бы напоить людей и коней, когда прибудет остальное войско.

Вдруг один из гетайров указал на что-то на стене.

— Смотри, командир, — сказал он, протянув руку в сторону самой высокой башни.

Гефестион повернулся к нему и подъехал поближе, чтобы рассмотреть. Там виднелся воин в блестящем железном панцире, с лицом, скрытым под коринфским шлемом, и с длинным копьем в руке.

За спиной раздался крик:

— Командир, царь!

Во главе «Острия» на Букефале скакал Александр. Спустя несколько мгновений он уже находился рядом с другом. Александр поднял голову к башне, где на солнце сияли доспехи воина с закрытым лицом.

Царь молча присмотрелся и, поняв, что тот в свою очередь смотрит на него, проговорил:

— Это он. Это он, я чувствую.

В этот момент очень далеко, за городом Келены, следующая по Царской дороге Барсина с сыновьями остановилась отдохнуть на постоялом дворе. Засунув руку в походную сумку, чтобы взять носовой платок и вытереть пот, она наткнулась на какой-то незнакомый предмет. Это оказался футляр со свернутым листом папируса внутри. На этом листе Апеллес несколькими мастерскими штрихами набросал портрет ее мужа, лицо Мемнона. Сквозь слезы Барсина прочла скупые слова, торопливым неровным почерком начертанные снизу:

Так же крепко твое лицо запечатлелось в памяти Александроса.

ГЛАВА 24

С холма город был виден как на ладони. Александр слез с коня, и его примеру тут же последовали товарищи. Перед ними открывался поразительный вид. Широкая естественная котловина, зеленеющая оливами и пестревшая черными факелами кипарисов, плавно, как театр, уходила вниз, к мощным стенам, прикрывавшим город с севера и востока. Спуск прочерчивала лишь огромная рыжая рана рва, вырытого Мемноном в двухстах футах от основания стен.

Слева виднелся акрополь со святилищами и статуями. От алтаря к лазурному небу поднялся дым от жертвенного огня, прося у богов милости — победы над врагом.

— Наши жрецы тоже принесли жертву, — заметил Кратер. — Интересно, к кому прислушаются боги.

Александр обернулся к нему:

— К тому, кто сильнее.

— Машины через эту канаву никак не переправить, — вмешался Птолемей. — А с такого расстояния нам не удастся пробить стену.

— Конечно, — согласился Александр. — Сначала надо засыпать канаву.

— Засыпать канаву? — переспросил Гефестион. — А ты представляешь, сколько…

— Начинай немедленно, — не моргнув глазом, продолжил Александр. — Возьми всех своих людей и засыпь ее. Мы вас прикроем, будем из катапульт обстреливать бастионы. Об этом позаботится Кратер. Что нового о наших осадных машинах?

— Они выгрузились в маленькой бухточке в пятнадцати стадиях от нашего лагеря. Сборка в основном закончена, и Пердикка доставляет их сюда.

Солнце начинало клониться к горизонту над морем как раз между двух башенок, охранявших вход в порт, и его лучи расплавленным золотом заливали гигантский Мавзолей, возвышавшийся в центре города. На верху огромной пирамиды бронзовая квадрига взмыла над пустотой — она словно летела меж пурпурными вечерними облаками. Несколько рыбачьих лодок с поднятыми парусами вошли в порт, и казалось, что это стадо возвращается в овчарню перед наступлением темноты. Свежую рыбу скоро переложат в корзины, и она отправится к столам, где семьи готовятся к ужину.

Морской бриз овевал стволы столетних олив и вившиеся меж холмов дороги; пастухи и крестьяне спокойно возвращались по домам, а птицы — в свои гнезда. Мир готовился задремать в вечерней безмятежности.

— Гефестион, — позвал царь.

— Я здесь.

— Обеспечь работу землекопов днем и ночью. Не прекращайте ни на минуту. Не останавливайтесь, если пойдет дождь или град, работайте без перерыва. Я также хочу, чтобы устроили передвижные навесы, где землекопы могли бы отдыхать. И пусть выкуют еще инструменты, если будет необходимость. Машины должны занять позиции не позднее чем через четверо суток.

— Не лучше ли начать завтра?

— Нет. Сейчас же. А когда стемнеет, зажгите факелы или костры. Копание не требует точности — нужно лишь бросать землю в ров. Ужинать не будем, пока не установим баллисты и не начнем работы.

Гефестион кивнул и поскакал к лагерю. Чуть погодя в темноту, ко рву, потянулась длинная вереница людей с лопатами и кирками, за ними следовали запряженные быками повозки. По бокам пары мулов тянули баллисты — гигантские луки из дубовых и ясеневых пластин, способные метать железные стрелы на пятьсот футов. Кратер велел выдвинуть их на позиции и, как только вражеские лучники начали стрелять со стен, приказал отвечать. Залп тяжелых стрел очистил бастионы.

— Можете начинать! — крикнул командир, пока его солдаты перезаряжали баллисты.

Землекопы спустились в ров, перелезли на другую сторону, к насыпи, и принялись бросать землю в огромную траншею. Их защищал тот самый вал, который они уничтожали, так что, по крайней мере, на данном этапе, не было нужды в передвижных навесах. Поняв, что они в безопасности, Кратер велел выдвинуть баллисты против ворот, названных Миласскими, и против боковых ворот в западной стене, на случай если осажденные попытаются внезапно напасть на землекопов.

Гефестион дал приказ другой команде подняться на холмы с пилами и топорами: нужны были дрова, чтобы освещать место работы в ночную смену. Началось большое дело.

К этому времени Александр отправился в лагерь и пригласил товарищей на ужин, но распорядился, чтобы каждый час ему докладывали о ходе работ и развитии ситуации.

Ночь прошла без инцидентов, и работа продвигалась, как велел царь; враг ничем не мог ей помешать.

На четвертый день довольно большие участки рва были засыпаны и машины уже могли подойти к стенам.

Это были те самые машины, что царь Филипп использовал под Перинфом, — башни высотой в восемьдесят футов с подвешенными на разных уровнях таранами, которыми орудовали сотни людей, укрывавшихся внутри. Очень скоро большая чаша долины заполнилась ритмичными ударами окованных железом бревен, без остановки бивших по стене, в то время как землекопы продолжали закапывать ров.

Защитники не ожидали, что огромный ров можно засыпать за столь короткое время. Они ничем не могли помешать разрушительной деятельности машин. К концу шестого дня была пробита брешь, и значительная часть бастионов по бокам от Миласских ворот уже обрушились. Александр бросил свои войска на штурм кучи обломков, так как она перегораживала путь внутрь города, но Мемнон выстроил там большое число защитников и отразил попытку проникновения без особого труда.

В последующие дни тараны продолжали разбивать стену, расширяя брешь, а баллисты и катапульты выдвинулись ближе, чтобы держать защитников под более плотным обстрелом. Победа казалась уже в руках, и Александр собрал в своем шатре высшее командование, чтобы организовать решительное вторжение.

Под стенами остались лишь войска для обслуживания машин и определенное число дозорных, расставленных через равные интервалы вдоль линии бастионов.

Было новолуние, и дозорные перекликались в темноте. Их слышал и Мемнон. Завернувшись в плащ, он замер на стене и смотрел вниз, во мрак.

За несколько дней до того в городе высадились знатные македоняне, друзья Аттала и умершей царицы Эвридики; они предложили жителям Галикарнаса помощь в их борьбе против Александра.

Мемнон вдруг вспомнил о них и велел срочно их вызвать. Вечер стоял тихий, легкий ветерок с моря рассеивал зной долгого дня, и командующий время от времени поднимал глаза на усеянный звездами безграничный небосвод, изгибавшийся куполом до самого восточного горизонта. Он подумал о Барсине и о том последнем разе, когда видел ее обнаженной на ложе, с открытыми для него объятиями и устремленным на него пламенным взором. Теперь он остро, почти болезненно ощутил, как ему ее не хватает.

Ему бы хотелось встретиться с Александром на поединке; Мемнон чувствовал уверенность, что влечение к Барсине придаст его ударам сокрушительную, неодолимую силу. Его привел в себя голос адъютанта:

— Командир, люди, которых ты хотел видеть, пришли.

Командующий обернулся и увидел, что македоняне явились при оружии, готовые к бою. Он сделал им знак подойти.

— Мы готовы, Мемнон, — сказал один из них. — Тебе стоит лишь приказать.

— Слышите эту перекличку?

— Конечно. Это дозоры Александра.

— Хорошо. Сейчас снимите доспехи, оставьте лишь мечи: вы должны будете с крайней осторожностью двигаться в темноте, не производя шума. Выйдите из боковой двери, и пусть каждый из вас определит место одного дозорного. Подкрадитесь к ним сзади и обезвредьте, после чего займите их место и отвечайте на оклики. У вас такое же произношение — никто ничего не заметит. Как только захватите участок в линии дозоров, дайте сигнал криком совы, и мы пошлем штурмовой отряд с факелами и зажигательными стрелами, чтобы сжечь машины. Все понятно?

— Все. Не сомневайся в нас.

Македоняне ушли и вскоре, сняв доспехи, по лестнице спустились к ходу, ведущему к боковой двери. Оказавшись снаружи, они разделились и поползли по земле к дозорным.

Мемнон молча ждал на стене, глядя на огромные штурмовые башни, возвышавшиеся в темноте, как великаны. В какой-то момент ему показалось, что он узнает один из голосов: возможно, часть задания уже выполнена. Прошло еще какое-то время, и он услышал, сначала тихо, а потом все громче и яснее, уханье совы с одного места, расположенного на равном расстоянии от обеих штурмовых башен.

Мемнон поспешно спустился по лестнице к готовившемуся к вылазке отряду.

— Внимание. Если вы выйдете вот так, с зажженными факелами, вас тут же увидят и внезапность будет потеряна. Мой план таков: вы должны тихо добраться до того места, где наши подменили македонские дозоры; там, между двумя штурмовыми башнями, спрячьтесь, пока вторая группа не принесет огонь в амфорах с битумом. Тогда кричите во все горло и нападайте на македонский гарнизон, а другие в это время подожгут башни. Македоняне думают, что они победили, и не ожидают нашего нападения. Наша вылазка будет успешной. А теперь идите.

Воины один за другим выбрались из города, за ними последовала группа, несущая с собой глиняный горшок с углями и амфоры с битумом. Мемнон остался проследить, пока последний из них не исчез и железная дверь не закрылась, а потом пешком направился через город к своему жилищу. Почти каждый вечер он ходил, никем не замеченный, среди народа, слушая споры, наблюдая за настроением горожан. Дом, где он жил, стоял у склонов акрополя, и командующий добрался туда сначала по лестнице, а потом по крутой узкой улочке.

Его ждал слуга с зажженной лампой, который открыл дверь во внутренний дворик и проводил во входной портик. Мемнон направился в свою спальню на верхнем этаже, где служанки приготовили ему теплую ванну. Открыв окно, он услышал звук трубы, внезапно прорезавший ночную тишину из-за северо-восточной части стены. Вылазка началась.

К нему подошла одна из служанок:

— Хочешь принять ванну, мой господин?

Мемнон не отвечал, пока не увидел красноватую вспышку, а затем клубами поднявшийся к небу столб дыма. Только тогда он повернулся и, сбросив доспехи, сказал:

— Да.

ГЛАВА 25

В шатер, запыхавшись, вбежал человек.

— Государь! — крикнул он. — Вылазка! Наши штурмовые башни творят.

Александр, вскочив на ноги, схватил его за плечи.

— Что ты говоришь? Ты с ума сошел?

— Они застали нас врасплох, государь, убили дозорных, и им удалось пройти. У них были амфоры с битумом, нам никак не погасить огонь.

Александр оттолкну его и выбежал наружу.

— Быстро! Поднять тревогу, собрать всех, кто есть. Кратер, конницу! Гефестион, Пердикка, Леоннат, пошлите фракийцев и агриан, быстро!

Он вскочил на первого попавшегося коня и во всю прыть поскакав к осадным линиям. Пожар уже был хорошо виден, и в темноте четко выделялись два огненных столба и дым, густыми клубами поднимавшийся к черному небу. Добравшись до рва, Александр услышал шум сражения, разгоревшегося у всех пяти штурмовых башен.

Спустя несколько мгновений тяжелая конница Кратера и легкая фракийцев и агриан бросилась на напавших, которым пришлось отступить и искать спасения за железной дверью. Но две башни уже были потеряны: охваченные пламенем, они с грохотом рухнули одна за другой, подняв вихри искр и огня, быстро пожиравшего остатки огромных боевых машин.

Александр приблизился к гигантскому костру. Многие из его солдат погибли, и было видно, что их застали врасплох сонных, поскольку они даже не успели надеть доспехи. Чуть погодя подошел Гефестион:

— Мы прогнали их назад. Что теперь?

— Соберите павших, — нахмурившись, проговорил царь, — и немедленно восстановите разрушенные машины. Завтра предпримем штурм с тем, что осталось.

Подошел и командир солдат, обслуживающих машины. Удрученный, он не поднимал головы:

— Это моя вина. Накажи меня, если хочешь, но не карай моих людей: они сделали все, что могли.

— Понесенные потери — уже достаточное наказание для командира, — ответил Александр. — Сейчас нужно понять, как случилась такая оплошность. Неужели никто не проверяет, начеку ли линейные дозоры?

— Это кажется невероятным, государь, но незадолго до вылазки я сам совершил обход и слышал перекличку дозорных. Я дал им приказ кричать на македонским диалекте…

— И что?

— Ты не поверишь, но я слышал собственными ушами: они перекликались по-македонски.

Александр провел рукой по лбу.

— Я верю тебе, но отныне и впредь нужно помнить, что перед нами противник самый хитрый и грозный из всех, с какими мы встречались. С завтрашнего дня удвой число дозорных и меняй пароль каждую стражу. Сейчас соберите павших, а раненых отвезите в лагерь. Филипп со своими хирургами позаботится о них.

— Исполню все в точности, как ты велел, и клянусь, что такого больше не случится, пусть даже мне придется лично стоять на карауле.

— А вот этого не нужно, — возразил Александр. — Достаточно научить дозорных пускать в ночь лучи от начищенного щита.

В этот момент их внимание привлекла фигура, кружившая вокруг обгорелых остатков машины и то и дело наклонявшаяся к земле, словно что-то рассматривая.

— Кто это?

В отблесках пламени Александр узнал этого человека.

— Не беспокойся, это Каллисфен. — И, направив коня к историку, крикнул через плечо командиру осадных машин: — Будь осторожен! Если такое случится опять, ты заплатишь за оба раза!

Он подъехал к Каллисфену, когда историк снова наклонился рассмотреть одного из убитых, несомненно, дозорного, поскольку тот был полностью в доспехах.

— Что ты рассматриваешь? — спросил царь, соскочив на землю.

— Кинжал, — ответил Каллисфен. — Это рана от кинжала. Точный удар в затылок. А там еще один с такой же раной.

— Значит, в вылазке участвовали македоняне.

— Какое это имеет отношение к использованию кинжала?

— Командир караула сказал, что все дозорные до последнего момента отвечали на оклики на македонском диалекте.

— Тебя это удивляет? Разумеется, у тебя на родине много врагов, которые будут счастливы увидеть тебя униженным и разбитым. И некоторые из них могли приехать в Галикарнас — от Ферма не так уж и далеко.

— А что ты тут делаешь в этот час?

— Я историк. Для того, кто хочет стать истинным свидетелем событий, необходимо личное наблюдение.

— Стало быть, для тебя образец — Фукидид? Никогда бы не подумал. Подобная точность и тщательность тебе не идет — ты всегда слишком любил красоту жизни.

— Я беру то, что мне нужно, там, где могу найти, и в каждом случае я должен узнать все, что можно узнать. Я сам решу, о чем лучше умолчать, а о чем рассказать и как рассказать. Такова привилегия историка.

— И все же есть вещи, о которых ты не имеешь представления. А я имею.

— О чем же это, если позволено спросить?

— О планах Мемнона. Я отдаю себе отчет в том, что он изучил все мои действия, а возможно, и действия моего отца Филиппа. Это позволяет ему упреждать нас.

— И о чем, по-твоему, он думает сейчас?

— Об осаде Перинфа.

Каллисфену хотелось задать и другие вопросы, но Александр оставил историка в компании лежавшего у его ног трупа, а сам вскочил на коня и ускакал. В это время обрушились последние остатки двух башен, подняв вихрь пламени и дыма, который развеяло ветром.

Машины принялись строить вновь, и это было нелегкое дело, поскольку приходилось использовать узловатые и неподатливые стволы олив. Военные действия приостановились. Мемнон, регулярно получавший запасы по морю, мог не спешить со следующей вылазкой, а Александр не хотел пускать в ход новые машины без предварительного испытания, так как их тоже мог вывести из строя малейший пожар.

Больше всего Александра беспокоил доносившийся из-за городской стены шум: эти характерные звуки очень смахивали на те, что производили его собственные плотники, восстанавливающие стенобитные машины.

Когда, наконец, новые башни заняли позиции и тараны стали расширять брешь, македоняне столкнулись с тем, чего и боялся их царь: позади бреши их ждал новый полукруглый бастион, соединявший между собой еще не поврежденные сегменты стены.

— То же самое произошло в Перинфе, — вспомнил Парменион, увидев неожиданное укрепление, возвышавшееся, словно в насмешку, за пробитым таранами проходом.

— И это еще не все, — вмешался Кратер. — Если хотите пойти со мной…

Они поднялись на одну из башен, самую восточную, и оттуда увидели, что им приготовили осажденные: гигантское прямоугольное деревянное сооружение из огромных квадратных блоков, соединенных вдоль и поперек.

— Оно без колес, — сказал Кратер. — Закреплено в земле.

— Ему не нужны колеса, — объяснил Александр. — Они хотят поставить его напротив бреши, и когда мы сунемся, нас засыплют сверху градом стрел и изрешетят.

— Мемнон — крепкий орешек, — заметил Парменион. — Тебе следует держать ухо востро, государь.

Александр обернулся, не скрывая своего раздражения:

— Мы разобьем и стену, и бастион, и эту проклятую деревянную башню, генерал, хочет того Мемнон или нет. — Потом повернулся к Кратеру: — Держи под наблюдением башню и сообщай обо всем, что там делается.