ГЛАВА 3

«Надо аккуратненько попрощаться и уйти, – подумала она, очень жалея, что убрала оружие в сумку. – Чтобы он не возбудился и не кинулся меня душить… А если… если это все-таки он душил Маринку? Мало ли что был в командировке – никто же точно не знает, когда он вернулся! Вдруг все произошло у них в доме, на даче? Приехал, не разбудив детей, дождался жены, вышла сцена, он на нее набросился с удавкой… И сбежал. А она сперва решила все скрыть, а потом, накануне его приезда, испугалась и сама удрала? Тогда все сходится!»

– Мне пора, – спокойно произнесла она, делая шаг к двери. Точнее – пятясь, потому что не решалась выпустить свояка из поля зрения.

В эту секунду в прихожей зазвонил телефон. Василий бросился к нему и схватил трубку, сильно толкнув при этом Алину плечом. Та пошатнулась и ухватилась за косяк. Мелькнула мысль, что сейчас очень удобный момент удрать – путь к двери открыт. Но ее остановило то, что говорил Василий. Стиснув трубку, он почти кричал в нее:

– Ты где? Я тебя спрашиваю – куда ты пропала? Что? У кого?

Алина замерла. Она поняла – звонила ее сестра собственной персоной. Василий разъярился еще больше и теперь уже по-настоящему орал:

– Рехнулась?! Окончательно, да?! Мне тут про тебя уже рассказали… Да, все! Они думают, что ты в больнице…

– Дай трубку, – попросила Алина, но он ее просто не услышал.

– А ты повтори! – Его голос загрохотал еще сильнее и тут же сорвался. Василий замер с прижатой к уху трубкой и только слегка шевелил губами, будто повторял то, что говорили на том конце провода. Внезапно он отнял трубку, недоуменно на нее посмотрел и положил на место.

– Ну что?! – Алина, забыв о своих страхах, подскочила к нему. – Я же просила: дай мне с ней поговорить!

– Она сама бросила трубку, – растерянно произнес он.

– Что сказала Маринка? Где она?

– Сказала, чтобы мы ее не искали, что с ней все в порядке, – будто не веря своим словам, медленно и раздельно произнес он. – И чтобы я…

Он замолчал. Алина нетерпеливо дернула его за локоть:

– Ну что?!

– Денег достал.

Девушка нахмурилась. Что это – шутка? Вряд ли. Василий вообще не умел шутить. И уж во всяком случае, не с деньгами.

– На лечение? – уточнила она, пытаясь нащупать хоть какую-то основу во всем этом хаосе. – Маринка в больнице?

– Вроде бы нет… Она не сказала, зачем деньги. Только сказала, чтобы я поторопился, а то никогда ее больше не увижу. И бросила трубку.

– Деньги? – Алина никак не могла осознать услышанное. – Что – ее похитили?! Маринку?! С собакой?! Да чушь какая, ты что-то не так услышал, не понял…

– Я слышал все прекрасно, – отрезал он. – Она сказала: достань денег, все долги собери, нам кое-кто должен, а если сможешь – продай машину.

– О Боже… – будто во сне, откликнулась Алина. – А сколько ей нужно?

– Чем больше, тем лучше. Это ее собственные слова, – уточнил он и посмотрел на Алину самым растерянным взглядом, какой ей когда-либо приходилось видеть. – Это что же такое происходит, а? Ее что – украли?!

– А она больше ничего не сказала?

Но Василий утверждал, что жена никак не объяснила свою странную просьбу. Только потребовала, чтобы он достал как можно больше денег. И как можно быстрее. Голос был не испуганный, вполне нормальный. Только…

– Она говорила так быстро, будто спешила… А меня совсем не слушала, – закончил он.

Телефон зазвонил опять. Они оба сделали попытку схватить трубку, но победила Алина. Она ожидала, что это перезванивает сестра – нельзя же, в самом деле, обрывать разговор на такой ноте… Но звонила мать. Она была в истерике, а поняв, что говорит с Алиной, зашлась еще пуще:

– Что же ты мне ничего не сказала! Кто на нее напал? Почему?!

– Ой, мама, откуда мне знать… – начала было дочь, но мать перебила:

– А вот сейчас Маринка нам звонит и просит достать денег! Я ей – где ты, что случилось? А она – достаньте денег, а я потом перезвоню!

Алина не выдержала и ткнула трубку свояку:

– На, убедись, что мы не сговаривались! Маринка и от них требует того же самого!

Пока Василий разговаривал с ее матерью, она нервно расхаживала по квартире. У комнат был по-летнему нежилой вид – экран телевизора покрылся пылью, с постелей снято белье, люстра в спальне закутана обрывком простыни… Девушка устало присела на край двуспальной кровати.

«С ней что-то случилось, что-то серьезное, а она не хочет говорить! – Алина покусывала нижнюю губу, прислушиваясь к голосу Василия. Он говорил негромко, но тревожно. И не впадал в истерику – явно что-то обсуждал. – Сперва это нападение, без причин, без свидетелей, потом потребовались деньги… Да, нападение точно было. Кто напал – неясно, только вот сама она не вешалась! Как я могла такое вообразить? Маринка не такой человек. Набожная, тихая, все на свете снесет и еще скажет, что жизнь хороша.. Нет, она никогда не наложила бы на себя руки. Да еще при двоих-то детях! Она же трясется над ними. И вряд ли это сделал Василий. Иначе – почему она обращается к нему за помощью? И звонок этот он не выдумал – Маринка и нашим звонила… Подряд – сперва, видно, нам, потом – им. Два разговора, по две-три минуты, не больше. Как будто кто-то разрешил ей позвонить. Тот, кто напал? Тот маньяк?»

Но само это слово никак не вязалось в ее сознании со старшей сестрой. Марина – и маньяк? Чем могла привлечь маньяка ее сестра? Она никогда не считалась красавицей – в лучшем случае ее можно было назвать привлекательной. Да и то, когда у нее хватало времени сделать прическу, подкрасить в «платину» волосы, часто рыжевшие у корней, наложить макияж… Когда-то, еще до замужества и в первое время после него, Марина была довольно кокетливой. Она любила ярко одеваться, громко смеялась в компаниях, пользовалась исключительно красной помадой. Почему она изменилась? Слишком быстро родила первого ребенка, перестала ходить в гости, работать, растеряла старых приятелей, столкнулась с необходимостью считаться с ревнивым супругом?

Алина оглянулась на трюмо. Оно было почти пустым – там стоял только маленький флакончик духов, валялись щетки для волос и бумажные салфетки. Сестра никогда не тратилась на косметику – предпочитала что-то купить детям. «Она до того себя запустила, что выглядит куда старше своих тридцати лет, – подумала Алина. – Никогда не кокетничала на улице, и сколько себя помню – к ней никто не приставал… Нет, сексуальный маньяк – в это не верится… Хотя вкусы у них бывают разные, но… Во всяком случае, он не стал бы заниматься вымогательством и не дал бы ей позвонить родным. А тут речь идет о деньгах! Не самой же Маринке они понадобились? Получается, она не сбегала с дачи, а ее увезли? А что? Вошли на участок – чего уж проще! В дом попали через веранду, сосед так и не вставил рамы, а Ваське вечно некогда, он чужие дома строит… Дольфик, придурок, или не проснулся, или обрадовался гостям. Маринку разбудили, велели не шуметь и увезли. Вот почему нет записки! А она испугалась за меня, вот и не стала поднимать шума, чтобы я не вылезла посмотреть, что случилось. Нужно было спать с нею в одной комнате! Дура я! Но во что же она ввязалась, если пошли такие крутые дела?!»

В спальню заглянул Василий и, увидев свояченицу, молча уселся рядом с нею на край постели. Вздохнул. Она покосилась на него:

– Ну что? Теперь ты нам веришь?

– Не в этом дело, – после паузы ответил он. – Если она просит денег – стало быть, они ей правда нужны. Надо собрать все, что можно, а вот кому и как будем платить – это потом решится. Главное, чтобы деньги были наготове!

Алина полностью с ним согласилась и даже подумала, что у Василия есть некоторые достоинства. Во всяком случае, в трудную минуту он готов позаботиться о жене.

– Я вот подумал… – продолжал он неожиданно искательным тоном. – Ты не могла бы занять сколько сможешь? На короткое время, я быстро отдам!

Она так и подскочила:

– Я?! С ума сошел, да я сама в долгах…

– Ладно, ладно, – досадливо отмахнулся он. – Понял. Я так, на всякий случай спросил. Найду где одолжиться.

И тут Алина поняла, в какой ситуации оказалась. Деньги были заняты ею без процентов, но на короткий срок – не больше месяца. Она никак не рассчитывала, что раздел дома затянется так надолго. Но этот срок истекал в конце недели. А дальше ей стали бы насчитывать процент…

– Послушай, – нерешительно произнесла она. – Я действительно в очень трудном положении.

Василий едва на нее взглянул. Девушка даже не была уверена, что он ее слышал. Она повысила голос:

– Понимаешь, я хочу уволиться с работы… И место там незавидное, и коллектив такой склочный. Мне все равно там долго не продержаться. А сейчас знакомые предлагают войти в дело, открывают ателье в центре Москвы…

– Хорошо, хорошо, – рассеянно ответил он. Алина чуть приободрилась:

– Ну и вот, чтобы это сделать, нужно было заплатить определенную сумму. Чтобы быть там не последним человеком, понимаешь? Какой мне смысл опять идти на твердую зарплату? Сто раз пробовала, а кончается тем, что или меня увольняют, или я сама ухожу. Хочется какой-то самостоятельности, власти… Ну я и достала денег, но под процент.

Он стал куда внимательней:

– А что – много заняла?

– Девять тысяч…

– Чего?! – ахнул Василий.

– Долларов, не рублей же!

– Ах ты… – только и вымолвил он – не то с испугом, не то с уважением. – А чем расплачиваться будешь?

И она напомнила ему о загородном доме. Много говорить не пришлось – она только упомянула о теткином завещании да еще успела сказать, что вовсе не претендует на половину имущества, после всех переделок, которые были сделаны на даче… Она хочет треть. Это будет справедливо.

Василий вскочил:

– Треть?! Чего треть? Ты с ума сошла?

– Меньше я не возьму, – твердо заявила Алина. – Это уже будет грабеж. Я все посчитала, посоветовалась, даже по агентствам ходила, расписывала наш дом, спрашивала, за какую цену его можно продать. Средняя сумма – где-то около двадцати пяти тысяч. Я честно это говорю – никак не больше.

Он задыхался, но ничего не отвечал. Алина, стараясь говорить как можно спокойнее, объяснила, что она прекрасно понимает: девять тысяч – это не треть от двадцати пяти, умножать еще не разучилась. Но ведь если по закону, то она должна получить половину! А во сколько оценить все переделки, весь ремонт – это никто точно сказать не сможет. Девять тысяч – ее последнее слово.

– Ты нашла время! – наконец выдавил Василий. – Ты хочешь получить девять тысяч, с меня?!

– С моей сестры, – отрезала она. – Ты тут каким боком приходишься? Она получила наследство еще до брака, так что оно только ее, больше ничье. Я только предупреждаю – если ты заплатишь, я перепишу на вас свою часть. Будете единственными владельцами. А если не заплатишь – придется продать дом и делить уже деньги. Но тебе, я думаю, это невыгодно. Ты подумай – я дело говорю!

– Как это ты продашь дом, если я не продаю? – поморщился он. – Что – свою часть по бревнам разберешь и вывезешь? А землю как будешь делить? А посадки?

– Зачем же по бревнам разбирать? – Алина тоже встала. – Можно в суд подать, они и поделят.

Василий ничего не ответил – видно, перехватило дыхание. Алина и сама испугалась своих слов. Мысль о разделе имущества через суд еще не приходила ей в голову. Это сказалось само собой, потому что она увидела – Василий упирается.

– Ага, в суд… – Он часто и прерывисто задышал. – Я всегда знал, что ты стерва!

– Что?!

– Мне Маринка говорила – сестра добрая, хорошая, что вы все время собачитесь! А теперь я вижу, какая ты ей сестра! В суд! Ну подавай, раз совсем совесть потеряла!

Алина растерялась. У нее в голове крутился какой-то бессвязный вихрь. «Суд? Долго, слишком долго, пока то да се, пройдет слишком много времени… Да еще, раз он так настроен, мне нужно будет взять адвоката, а где я возьму денег? Совсем на бобах! А пока суд будет идти, счетчик вовсю затикает… Когда мне присудят мою часть – через полгода? Чуть раньше? К тому времени мне не хватит этих денег, чтобы расплатиться с долгом. Набегут проценты. Господи, что же мне делать? Ну, Маринка, подстроила мне подлянку! И почему, почему она прямо ничего не сказала? Зачем выдумала маньяка, ведь не было никакого маньяка, напал кто-то знакомый или нанятый… Если требуют денег, то это началось не вчера и не сегодня! Давно! Она тоже кому-то должна!»

Эта догадка поразила ее как молния. Она стояла, ослепленная, и не слышала яростного бормотания свояка, который кружил по спальне, то и дело пиная кровать, и твердил, что в жизни не пустит ее на порог. Пусть она выметается, немедленно! Сестра попала в переделку, а ей, Алине, только бы свое урвать!

Она наконец опомнилась:

– Свое урвать, не чужое! Именно свое! А вот кому твоя жена должна деньги – об этом ты еще не подумал?

– Должна? – остановился он.

– Ну конечно. Все это очень похоже на то, что она занимала крупную сумму, не расплатилась, и вот на нее наседает кредитор.

– Марина? – с осоловелым видом переспросил Василий. – Занимала? Да зачем… На что ей…

Алина покачала головой:

– Ты муж, ты и должен знать. А мне откуда? Я у вас почти и не бывала.

Он молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Алина подождала ответа и наконец развела руками:

– Ладно, я вижу, что у тебя сели батарейки. Поеду домой. Скажи только – ты точно не дашь мне девять тысяч? Я бы немедленно подписала дарственную. Хочешь – на Маринку, хочешь – на тебя.

– Не сейчас, – еле вымолвил он.

– До конца недели, – подвела итог Алина. – А с понедельника на мой долг станут начислять проценты. И вот тогда… Тогда, Вася, я потребую уже половину. Потому что трети мне просто не хватит, чтобы расплатиться.

Она сделала шаг к двери, но тут же остановилась:

– А насчет того, чтобы собрать Маринке денег… Я тебе советую выбрать другой способ, чтобы снова ее увидеть. Проще и дешевле. И для нее безопаснее! Обратись в милицию, слышишь?

Он слышал, но не отвечал. Алина покачала головой:

– На нее же нападали, и это зарегистрировано в поселковом отделении… Она мне сама сказала. Ее еще спрашивали: будет она возбуждать уголовное дело, против кого? Она им сказала, что никаких врагов у нее нет, ни на кого и подумать не может. А вот теперь получается, что соврала. Раз уж ее держат где-то взаперти и только разрешают позвонить семье, чтобы собрать денег! Это похищение, шантаж. Этим будут заниматься уже не в поселке, а в Москве. Ты просто обязан заявить!

И так как свояк по-прежнему ничего не отвечал, она пожала плечами и, не прощаясь, вышла.

О пистолете Алина вспомнила уже дома, разбирая сумку. Раньше эта вещица неимоверно пугала и изумляла ее. Теперь начала раздражать. Она вынула пистолет, бережно обернув его платком, и сунула в ящик стола. «По крайней мере, здесь он сам по себе не выстрелит, – подумала она. – Но и держать его при себе немыслимо! А что – нужно в самом деле обратиться в милицию! Уж кто бы мне его ни подкинул – оружие-то не бесхозное, рано или поздно владельца найдут! Ну а если правда Васька подсунул? Только зачем – понять не могу! Но молчать нельзя. Вдруг он что-то против меня задумал? А теперь наведет на меня милицию? Нужно заявить первой!»

Она прекрасно сознавала, что оружие было подкинуто ей либо в машине, либо на даче. Но на даче это могла сделать только ее сестра. Больше в доме никого не было. Кроме… Возможно, кроме того человека (или тех людей), которые увезли ее старшую сестру на рассвете. Но были ли те люди в доме? «Это только догадки. – Алина плотнее задвинула ящик стола. – А мне надоело догадываться».

Девушка решила: завтра же с утра она обратится в отделение милиции – по месту своей прописки. Скажет, что ей в сумку подсунули пистолет, опишет все сопутствующие обстоятельства. Если Василий не решается на это сам, что ж, ее дело похлопотать насчет судьбы своей старшей сестры. Иначе – кто же это сделает?

«А на работу не пойду! – мстительно подумала она, забираясь в постель и подальше отодвигая незаведенный будильник. – Проценты или не проценты – а никакого начальства над собой я больше не потерплю! Хочу, наконец, работать по специальности! Неужели я напрасно стольким для этого пожертвовала?!»

…Старшая сестра иногда обзывала младшую карьеристкой. На что та ядовито замечала, что ей все должны казаться карьеристами – сама-то она никогда толком не работала.

– Дети и дом – это, по-твоему, не работа? – возражала Марина. – Так за день наломаешься, что даже снов не видишь.

– Это работа, но многие и кроме этого что-то делают. А ты – ни черта! Стоило учиться в педагогическом! Для кого диплом получала – для папы-мамы?

Марина не возражала – только замечала, что в школу она все равно не пойдет, зарплата маленькая, а времени уходит много. А устраиваться на фирму… Как на это взглянет муж? Василий считал, что зарабатывает больше чем достаточно, чтобы содержать свою семью. И все Маринины работы – только для того, чтобы вырваться из дому, из-под его опеки. Она несколько раз устраивалась на работу – когда подросли дети и младшая дочь тоже пошла в школу. Но тут же увольнялась.

– Он у тебя прямо сектант какой-то! – возмущалась Алина.

– Нормальный мужик, – лениво возражала сестра. – Просто нервный. А кто сейчас не нервный? Все такие. Вот ты – да, ты прямо как сектантка – только о работе и думаешь. Что – зарок дала замуж не выходить?

Алина заявляла, что вышла бы замуж уже сто раз, если бы только хотела. Но не хочется, да и не за кого.

– Посмотришь на тебя – и всякое желание пропадает, – призналась она как-то старшей сестре. – Так что это ты виновата со своим Васькой.

– Просто ты карьеристка! – следовал ответ, и на этом бесплодный спор обычно кончался.

Алина считала, что сестра попросту завидует ей. Еще бы, ведь она сама, своими силами сумела поступить в такой престижный вуз – не чета педагогическому институту! Марина уверяла, что никакой зависти тут нет – и в самом деле, чему завидовать, если от этого престижного диплома пока не было никакой пользы! Да к тому же учеба была нелегкой и отнимала у Алины все свободное время. Родители сперва ее очень жалели – считали, что именно из-за этого у дочери так долго не было жениха. А ведь когда-то в семье считалось, что первой замуж непременно выскочит младшая, Алина. Она всегда была эффектней старшей сестры. Свои рыжеватые от природы волосы красила в угольно-черный цвет, и от этого ее белая, никогда не загоравшая кожа и голубые глаза приобретали какой-то экзотический, резковатый вид. Одевалась эффектно. Наряды придумывала и шила сама – и всегда была уверена, что больше никто в Москве так не одет. Но… Ни сестра, ни родители не догадывались об одной странной вещи – парни побаивались ее.

Алина очень ясно это ощущала в больших компаниях, когда, наевшись и напившись, все начинали танцевать. Ее никто не приглашал, и она сидела на диване, делая вид, что происходящее никак ее не касается. С ледяным видом наблюдала, каким успехом пользуются ее сокурсницы – а ведь чем она, казалось бы, хуже других? Никто не подсаживался к ней, не брал за руку, не заводил разговоров на отвлеченные темы. О деле с ней поговорили бы охотно – но кто же говорит на вечеринке о делах, да еще с девушкой? А если кто-то и решался за ней ухаживать, то это был, как правило, записной институтский ловелас, насчет которого она была уверена – для него все девушки на одно лицо, назавтра он даже не вспомнит ее имени. Или же пьяный… Но это было уж чересчур.

И только на пятом курсе, когда она уже готовила выпускной проект, ей наконец повезло. Она отбросила гордость и сразу признала, что это было самое настоящее везение. До этого у нее было два коротких романа, но, собственно, их и романами назвать было нельзя. Алина не влюблялась – она просто считала, что не иметь ни одного парня в двадцать три года – это извращение. Или же следовало признать себя неполноценной – а это было еще хуже. И вот ей повезло – она влюбилась.

Он был немного старше – ровесник ее сестры. Не дизайнер, не художник – фотограф. Они познакомились, когда готовился показ выпускных моделей. Его пригласили снимать дефиле, устроенное в конкурсном зале. Алина несколько раз слепо натыкалась на него, когда носилась вокруг подиума с булавками в зубах, лоскутьями в руках и полным сумбуром в голове. В последний момент выяснилось, что она куда-то засунула коробку с собственноручно сделанными искусственными цветами. А без них пропадал гвоздь ее коллекции – весеннее платье. Алина уже решила, что кто-то зло над нею подшутил или же решил в последний момент подставить подножку… Такое случалось – и довольно часто, а недругов у нее всегда было больше, чем друзей. Уже все знали, что Алина потеряла цветы, и она готова была расплакаться, когда кто-то тряхнул ее за локоть. Она обернулась, чтобы выругаться, и увидела самого настоящего ангела – белокурого и голубоглазого. Правда, без крыльев, но с фотоаппаратом на груди и коробкой в руках.

– Это, что ли? – спросил он. – Там стояло, на стуле.

Алина только и смогла ответить «ой». Кажется, она его даже не поблагодарила – ни тогда, ни позже. Унеслась за кулисы и, искалывая пальцы в кровь, принялась криво-косо пришпиливать цветы к подолу платья. Все это проделывалось в самый последний момент и под аккомпанемент истерики – зареванная модель уже решила, что цветы украли ее собственные недоброжелатели (исключительно из зависти!), и успела поссориться по этому поводу со всеми подружками.

Когда этот ад закончился и Алина получила хороший балл, она снова нашла глазами своего спасителя. Он стоял за первым рядом кресел, что-то подкручивая в своем громоздком «никоне» и время от времени хлопая вспышкой. Вспышка заменяла ему ангельский нимб – в глазах Алины, во всяком случае. Теперь она рассмотрела его получше. Веселый парень, рубашка цвета хаки, большой смеющийся рот и сощуренные глаза. Ничего особенного – но она глаз не могла от него отвести. А потом он подошел к ней, поздравил и заговорил так, будто они были знакомы уже много лет.

Его звали Эдик. Он снимал показы мод и сотрудничал с несколькими модельными агентствами. Парень пригласил ее в ресторан – отметить сдачу проекта. Алина без колебаний согласилась. Она думала, что нужно будет ловить такси, но Эдик подвел ее к своей машине – маленькому «джипу-рэнглер» с открытым верхом. Когда они ехали по городу, ее охватило удивительное ощущение настоящего праздника. И оно не имело ничего общего с показом, весенней коллекцией и даже с похвалой преподавателя… В ресторане Эдик заставил ее выпить – за успех, за знакомство, за удачу, за многое другое. Алина так развеселилась, что сама потянула его танцевать под какую-то дурацкую подростковую музыку. Потом они отдыхали, пили кофе, чашку за чашкой, болтали о чем придется. Позже она не могла вспомнить ни единого слова из их тогдашнего разговора. Потом поехали к нему домой. И встречались еще несколько раз – то в городе, то у него. Алина тогда еще жила с родителями и не могла пригласить парня к себе.

Она рассказала о нем сестре. Та неожиданно стала смеяться и заявила, что пока особенно гордиться нечем. «Такое бывает у всех, это же случайное знакомство. Он, может, и прелесть, может быть, даже ангел… Только ты взрослый человек, стоит ли так обольщаться?» Алина и сама понимала, что никак не может освободиться от первого впечатления – когда Эдик так ее выручил, можно сказать, спас. Из-за этого все его последующие поступки продолжали казаться замечательными, из ряда вон выходящими. Самые банальные слова – удивительно остроумными и находчивыми… Но разочароваться в нем ей никак не удавалось. Алина уже влюбилась. «Ну ладно, вы гуляете, ходите в ресторан, крутите любовь… Бог с этим со всем. Главное, как он к тебе относится? – допытывалась старшая сестра. – Тебе уже пора разобраться! У него-то это серьезно? Что он тебе говорит?»

– Я ничего не помню, – пробормотала Алина, ворочаясь в постели. Свет она давно погасила, но в комнате было светло – прямо напротив окна на проволоке над переулком висел фонарь. Оранжевый апельсиновый свет заливал комнату до самых дальних уголков.

Эдик и в самом деле мало походил на жениха. Он никогда не заговаривал ни о браке, ни даже о совместной жизни. Она тоже. Парень никогда не говорил, что влюблен. Алина тоже не говорила. Она просто не могла бы сказать это первой. В мае, когда у нее в институте началось самое горячее время, он неожиданно предложил ей проехаться на юг.

– Будет большая совместная съемка для нескольких журналов, я тебя приглашаю! Оторвемся, позагораем! Что здесь хорошего, можно ангину схватить!

Май в самом деле выдался отвратительный. День за днем, ночь за ночью шел дождь. Он прекращался только на несколько часов перед рассветом, и наутро на улицах стоял густой туман. Алина слегка простудилась, глотала аспирин, но не пропускала ни одного занятия. Нужно было готовиться к последней сессии. Предложение проехаться на юг она отвергла.

– Мне же нужно закончить институт, – сказала она почти умоляюще. – Я не могу все бросить в последний момент… Как же ты не понимаешь?

Эдик совершенно не возражал. Если нужно – значит, нужно. Он сказал, что как-то об этом не подумал. Она даже не обиделась, услышав это заявление. Только в груди что-то на миг замерло, будто завязался маленький жесткий узелок. Она впервые подумала, что его не очень волнует ее учеба и вообще ее будущее. Предложение об отдыхе было сделано – а больше его ничто не трогало. И может быть, даже ее ответ был ему почти безразличен. Парень не слишком расстроился, когда понял, что поедет на юг без нее.

«Но если бы я тогда согласилась, все могло быть по-другому! – Она приподнялась на локте и ударила кулаком в центр подушки, чтобы сделать ее помягче и заодно на чем-то выместить свою досаду. – А я просто упустила его. Может, ему было очень нужно, чтобы я чем-то для него пожертвовала? А я уперлась, и ни с места… Что толку об этом думать? Теперь уже ничего не поправишь».

Больше они не виделись. Эдик распрощался и уехал на съемку, обещав по возвращении позвонить. Она сдавала сессию и заочно, но горячо ревновала его ко всем молоденьким, тоненьким моделям, которых он снимал на галечном побережье, под майским солнцем. Где-то очень далеко. А в Москве все шел и шел бесконечный дождь. Когда она получала свой долгожданный диплом, то едва слышала, как ее поздравляли. У нее ломило виски, на верхней губе то и дело проступала горячая испарина, собственное тело казалось чужим, и ей было в нем как-то неудобно – будто в неудачно сшитом костюме. На большой вечеринке по случаю выпуска ей стало дурно, пришлось взять такси и уехать домой. Что с нею происходит – Алине стало ясно позднее, в середине лета, в те самые дни, когда она окончательно убедилась, что Эдик больше не позвонит. Звонить самой не позволяла гордость – правда, только до тех пор, пока она не поняла, что беременна. Тогда Алина все-таки позвонила – просто чтобы узнать, как он отнесется к такой новости. В тайне она все-таки на что-то надеялась…

Трубку взял какой-то мужчина – как выяснилось, очередной квартирант. Эдик жил на съемной квартире и сразу после возвращения из Крыма съехал оттуда. Куда – неизвестно, адреса он не оставил. Квартирант дал ей телефон квартирной хозяйки, от нее-то Алина и услышала раздраженное заявление, что Эдику часто звонят женщины, которым он не оставил ни своего нового адреса, ни телефона. И что хозяйке уже надоело их успокаивать.

Алина бросила трубку и поклялась больше его не искать. Еще через неделю Алина устроилась на работу. А перед этим пошла в больницу, сдала анализы и сделала аборт. Но об этом сестра уже не знала, как не знали и родители. Алина сразу из больницы уехала на новую квартиру, которую удалось снять задешево, у знакомых. Помощи она ни у кого не просила – ни материальной, ни моральной. Если бы ее стали жалеть – она бы пришла в ярость.