Глава 1

Самолет прилетел в аэропорт Внуково из Казахстана. Рейс задержался почти на два часа – в аэропорту отправления не было горючего. Пассажиры нервничали – у многих в Москве были назначены деловые встречи…

Наконец они оказались в багажном отделении.

Здесь им снова пришлось ждать. Люди уныло слонялись возле пустых резиновых лент транспортера, смотрели на часы, кто-то жадно пил возле стойки буфета кока-колу… Кроме этих бедолаг, в багажном отделении находились пассажиры ереванского рейса. Эти держались особняком – разодетые в пух и прах, надменные, настороженные. И хотя в зале висела табличка «Не курить», большинство мужчин курили.

– Молодой человек, не угостите сигареткой?

Невысокий коренастый парень в зеленой замшевой куртке обернулся, услышав женский голосок.

Рядом стояла девушка и несмело, просительно улыбалась.

– Пожалуйста. – Он достал из кармана белую пачку «Давидофф» и протянул ей. – Для вас мне душу не жалко.

– Душу не надо, мне только сигарету, – улыбнулась еще застенчивей девушка и взяла одну штучку. – А огонька у вас не будет?

Парень дал ей прикурить и молча смотрел, как она затягивается – жадно, так, что щеки вваливаются. «А ничего, симпатичная, – подумал он. – Что-то я ее в самолете не видел».

– Девушка, а вы с казахстанского рейса? – спросил он.

– Да, конечно. Я что – на армянку похожа? – засмеялась она.

– А кто вас знает? Черненькая… Правда, говорите без акцента. – Он разглядывал ее длинные черные волосы, чуть раскосые глаза, припухшие веки… Возле линии ресниц была густо, вульгарно наложена подводка. Кожа белая. Фигурка ладная, крепко сбитая. Одета не очень шикарно – джинсы да старая кожаная куртка, на плече болтается матерчатая сумка.

– У меня никогда в жизни акцента не было. Я же метиска, – доверительно сказала девушка. – Мама казашка, папа немец.

– Ух ты, – сказал он. – А что в Германию не поехали?

– Не знаю. Это дело моих родителей, а не мое, – резко ответила она.

– Да ну, чего там в вашем Казахстане хорошего? – не унимался он. – Ты разве не хочешь жить по-человечески, как немцы?

– А я живу по-человечески, – совсем уже замкнулась она. И выбросила сигарету.

Девушка уже повернулась, чтобы уходить, но он неожиданно положил ей руку на плечо:

– Не обижайся, что, и пошутить нельзя? Если будешь на всех обижаться – жить нельзя будет.

– Я не обиделась, – резко ответила девушка. – Что мне до вас?

– Возьми еще сигарету. – Он уже перешел с ней на «ты», а вот она все еще стеснялась. – Да возьми, возьми, неизвестно, сколько еще будем ждать Ты что, решила – я к тебе пристаю? Ничего подобного. Просто хочется с кем-то поговорить, время убить.

Да ты бери, бери!

Она взяла сигарету.

– Ты в Москве учишься? – сыпал он вопросами. – Или замужем? Или в гости приехала?

– Все вам надо знать, – ответила она, раскуривая вторую сигарету. – Учусь.

– Это хорошо А где?

– В… – Девушка запнулась. – В институте.

– Это я и так понял. Наверное, ты журналисткой будешь?

– Почему вы так решили?

– А потому, что ты очень разговорчивая, – усмехнулся парень.

Тут уж она совсем перестала сердиться, улыбнулась ему:

– Нет, я буду химиком… Если только буду.

– А что? Проблемы?

Девушка молча кивнула.

– А что случилось? – не унимался парень. – Может, я тебе помогу?

– Вы?!

– А ты что думаешь – я многое могу сделать.

Давай пожалуйся мне, а я подумаю, как тебе помочь. Не стесняйся.

– Ой, да не смешите меня! Все вы так говорите… – отмахнулась девушка. – Ладно, хватит об этом. Давайте багаж ждать.

– А мы и так ждем Слушай, тебя что – выгнали из института, да? – спросил он.

Девушка только взглянула на него. И по этому взгляду – грустному, усталому – он понял, что оказался прав.

– Что ж ты сюда приехала?

– А что мне в Казахстане делать? – Она пожала плечами. – Временная прописка у меня пока есть.

Поживу в Москве, поработаю. Может, восстановлюсь в институте. Может, другой выход найду.

– Родителям сказала, что выгнали?

– Нет.

– Понимаю, ты у нас самостоятельная, – одобрительно кивнул он. – Это хорошо, конечно, А все же ты хлебнешь горя. Есть где жить?

Она кивнула.

– У подружки, наверное? – не унимался он. – Или у парня?

– Слушайте, хватит в душу лезть! – вырвалось у нее.

– А, все ясно, – протянул парень.

– Что вам ясно?!

– А то, что жить тебе негде, моя дорогая. И работы скорее всего у тебя пока тоже нет. Что – я не прав?

Она промолчала.

– Что ж, я теперь почти все понял, – кивнул он. – Тебя как зовут?

– Никак.

– А меня Иван.

Она вздохнула:

– Меня звать Алия.

– Красиво. А то меня уже тошнит от Марин и Наташек. Алия – прямо то, что надо.

Девушка пожала плечами:

– Вы что – не из Казахстана? Вам такие имена непривычны?

– Я москвич.

– А…

– Что – а? – передразнил он ее. – Постой, там, кажется, наш багаж привезли. Ну, точно!

На табло появилось название рейса, и через окошко в стене на резиновую ленту транспортера начали швырять тяжелые сумки. Иван рванул к транспортеру, протаскивая за собой сквозь толпу Алию. Возле багажа сразу образовалась безобразная давка – как будто после двухчасовой задержки лишние пять минут что-то решали. Но Ивану это было нипочем. Кого-то он резко и грубо толкнул, кого-то отодвинул плечом, и в результате у него в руках мигом оказались две вместительные, битком набитые сумки.

– Берегись! – крикнул он девушке и швырнул сумки ей под ноги. – Присматривай за ними!

Она подпрыгнула, чтобы увернуться от них, и крикнула ему:

– А моя сумка?! Моя сумка?! Она такая красная, с синими полосками…

Через пять минут появилась и клеенчатая красная сумка. Иван отдувался и приглаживал растрепанные волосы:

– Ну, зоопарк, ну, цирк!.. Все, Алия, рванули на таможню!

Он быстро шел впереди, легко неся свои неподъемные сумки. Она едва поспевала за ним. Они прошли таможню и оказались в зале ожидания аэропорта.

– Такси! Такси недорого! – наперебой кинулись к ним «извозчики».

– Алия, не отставай! – крикнул он через плечо.

Он даже не обернулся – так был уверен, что девушка тащится за ним. Уже на улице он оглянулся. Так и есть – стоит сзади и тяжело дышит.

– Ух. – Девушка поставила на землю сумку. – И зачем я за вами бежала, спрашивается? Задурили мне голову. Мне же вообще некуда спешить. А вы идите себе…

– А зачем это мне идти? Сейчас поедем, – отрезал Иван.

– Куда?

– В Москву. Ты что – туда не собираешься? Тут заночуешь?

– Я на автобусе поеду, – покачала она головой. – На пятьсот одиннадцатом. Вон он стоит!

– Какого ж… – Он хотел матюгнуться, но сдержался, чтобы ее не насторожить. – Обойдемся без автобуса. Сейчас живенько на тачке домчим. За пятнадцать минут.

– Я с вами не поеду.

Она уже совсем перепугалась, и он понял, что времени терять не стоит. В одну руку взял обе свои сумки, в другую – ее убогий клеенчатый баул. И пошел вперед, к машинам на стоянке. Она и глазом моргнуть не успела.

– Погодите, отдайте сумку! – испуганно говорила она, семеня вслед за ним. – Ваня, вы что? Куда вы ее несете?

– Садись! – Иван отпер бордовую «девятку», затерявшуюся среди других машин на стоянке. Вещи он закинул в багажник и запер его.

Алия стояла рядом с передней дверцей и дрожала. Не от холода – от нервного напряжения.

– Да ты что? Садись, не бойся. – Иван сел за руль, включил зажигание. – Сейчас довезу, куда скажешь. Ну, что ты на меня так смотришь?! Я не бандит, клянусь, и психика у меня в норме. Ничего я тебе не сделаю. Да ты чего?

– Отдайте мои вещи. – Она уже чуть не плакала. – Я все равно не поеду с вами.

– Так. – Он хлопнул ладонью по сиденью рядом с собой. – Садишься сюда, вытираешь слезы и едешь в Москву. Нормально едешь, с комфортом. В Москве я тебя отвожу по тому адресу, какой скажешь. Потом я поеду к себе домой. Ты мне не нужна, поняла?

У меня девушка есть, и она меня ждет. И не мотай мне нервы – я просто помочь тебе хотел.

– Отдайте сумку.

– Не веришь? Ладно, вон ходят менты. Попроси их запомнить мой номер машины, проверить мои документы. Тогда ты со мной поедешь?!

Он уже злился. А вот она что-то попритихла. Оглянулась – да, вот рядом ходит наряд милиции.

И милиционеры уже поглядывают в их сторону.

И тогда Алия, разом на что-то решившись, села в машину и захлопнула дверцу. На ее лице застыло выражение отчаяния и странной покорности.

Иван осторожно вырулил со стоянки и погнал по трассе в Москву. Заговорил он только через пять минут:

– Кури. Вот сигареты.

Алия протянула руку и достала сигарету из пачки, лежавшей под лобовым стеклом. Закурила и, сжавшись в комок, отодвинулась от парня подальше.

– Выпить хочешь? – продолжал Иван. – Возьми в бардачке фляжку.

– Спасибо, не пью.

– Это хорошо, здоровая помрешь. А ведь там; между прочим, армянский коньяк. И не московского разлива. Настоящий.

– Спасибо, нет.

– Ну и Бог с тобой.

Алия нервно затягивалась сигаретой, ее густо подведенные глаза неподвижно смотрели на трассу. Впереди уже виднелось сиреневое облако смога – там раскинулась Москва.

– Москва, звонят колокола… – неожиданно фальшиво запел Иван. – Алия, а ведь у тебя никакой прописки нет.

– Отвяжись! – вдруг перешла на «ты» девушка. – Высади меня, понял?

– Не-а, едем дальше. Ты чего прыгаешь? Сказал – довезу, значит, довезу. Только врать мне не стоит. Ты чего ментов напугалась? Нет у тебя прописки, вот и напугалась.

– Да я, может, тебя не хотела подставлять, – отрезала она.

– Врешь. Меня не подставишь. У меня все в порядке, все документы при мне. Я не в розыске, и оружия у меня нет, и наркотиков, и трезвый уже неделю, и машина моя личная, а не угнанная. Коренной москвич. Приехал к себе домой. Так что не за меня ты испугалась. А за себя.

Алия промолчала.

– Так ты студентка или нет? – спросил он. – Давай колись.

– Студентка… Только.., бывшая, – глухо ответила Алия.

– И давно уже бывшая?

– Давно. Второй год.

– И прописки нет второй год?

– Прописка кончилась этим летом.

– Значит, бомжуешь?

Она пожала плечами:

– Что спрашивать? И так ясно.

– Родители в курсе?

– Нет. Но это мое дело.

– Правильно, твое. Только смелая ты девчонка.

Одна живешь в Москве, без прописки, с такой явно нерусской внешностью… Балдеж! Тебя менты не останавливают?

Алия покачала головой:

– Пока нет.

– Еще остановят.

– Знаю и без тебя, что остановят. Нечего напрасно каркать. И что мне теперь делать советуешь? Повеситься?

– Да нет. Только тебе думать надо, как жить. Постой… – Иван наморщил лоб. – Прописки у тебя полгода нет, как же ты прошла через паспортный контроль? Не тормознули?

– Нет.

– Ото, интересно! – заметил он, – Покажи-ка мне твой паспорт.

Алия не отреагировала.

– Советую все же показать, – после краткой паузы сказал он. – Может, я тебе что-то посоветую. Я могу, знаешь ли.

– Ты, случайно, сам не мент? – резко спросила она, и ее глаза стали жесткими и тусклыми, как два кусочка угля.

– Боже меня упаси! – искренне протянул в ответ Иван. – Не мент, не ОМОН… Меня можешь не бояться.

– Ладно, гляди. Все равно догадался. На умного попала…

Она дернула «молнию» на сумке и достала оттуда небесно-голубой паспорт с золотым гербом Казахстана. Иван скинул скорость, взял паспорт и бегло его просмотрел. Паспорт принадлежал женщине по имени Боссарт Мухаббат Викторовна, семидесятого года рождения, гражданке независимого Казахстана. На цветной фотографии была Алия, только с другой прической – каре черных волос, длинная челка. Иван вернул паспорт девушке и спросил:

– Как это понимать, красавица? Ты что же – не Алия? Зря, выходит, я твоим именем восхищался?

– Нет, я Алия. Алия Викторовна, и моя фамилия Боссарт. Говорю же – папа немец.

– А кто такая эта Муха… Как ее?

– Мухаббат. В переводе на русский это значит Любовь.

– Ладно, и кто тебе эта Любовь?

– Она моя старшая сестра. На два года меня старше. Это ведь ее паспорт. Паспорт настоящий, не фальшивый. – Апия слабо улыбнулась. – И между прочим, я ее зову как раз Муха…

– А фотка твоя?

– Фотография тоже се. Ну и что? Мы же похожи.

Особенно на ваш взгляд. Для русских все азиаты на одно лицо. Даже метисы.

– Да уж, артистка ты… – протянул он – А где твоя сестра?

– Сестра? В Казахстане, с родителями.

– И о том, что ты по ее паспорту существуешь, родители тоже не знают?

– Да ты что? – испугалась Алия. – Конечно нет… Ой, если бы они только узнали… Страшно подумать. Они вообще о моих проблемах не знают Считают до сих пор, что я учусь. Гордятся… Только Муха все знает. Но она молчит. Она специально, тайком от них паспорт потеряла. Ну, понимаешь, для меня, мне его отдала.. Я ее попросила…

Чтобы свободно границу пересекать, хотя бы домой ездить. А ей в милиции новый паспорт выдали.

– Так у тебя два паспорта?

– Да. Один – мой личный, советского образца, без прописки. И второй – сестры…

– Ну и жизнь пошла, – философски заметил Иван. – А ментам ты какой паспорт показываешь?

– Они меня пока на улице не тормозили. А на паспортном контроле показываю казахстанский паспорт. Вот этот, голубой. Он действует как загранпаспорт. Слушай, дай-ка мне глотнуть из твоей фляжки! – неожиданно закончила свои объяснения Алия.

– Достань и выпей, – кивнул он.

Девушка жадно глотнула из фляги душистой, пахучей жидкости и закрыла глаза.

– Да… Вот это коньяк… Я вообще-то правда не пью, но мне что-то не по себе стало… Неприятно об этом всем думать.

– Выпей еще, – посоветовал парень. – Расслабься. Есть хочешь?

– Вообще-то нас в самолете завтраком кормили.

Я пока сыта.

– Говном нас кормили за наши кровные денежки.

Гнилая капуста и консервированный кекс. Я этой дряни вообще не трогал и сейчас есть хочу. Алия, давай перекусим?

– Где? – спросила она, открывая свои непроницаемые черные глаза. Теперь она держалась куда проще и доверительней.

– Да где угодно. Не проблема. Согласна? Сейчас поищем ресторан.

Девушка больше не возражала. Показав ему документы, она перестала стесняться и снова заулыбалась.

А Иван молчал, что-то обдумывая. Покружив минут десять по окраинным московским улицам, он нашел небольшое кафе.

– Сюда, – сказал он, остановив машину. – Вылезай и иди вперед, я догоню. Только машину запру.

В кафе они уселись за угловым столиком, официантка принесла меню.

– Бери себе что хочешь, – сказал Иван, глядя, как Алия уткнулась в ламинированные листки меню – Я возьму курицу и картошку, ладно?

– А мне принесите шашлык, – сказал Иван официантке. – И шампанского бутылку, и зеленый салат, и пирожки. Быстро сделаете?

– Ждите, – неприветливо ответила та и, начеркав несколько каракулек в записной книжке, неторопливо удалилась.

– Во сервис! – не одобрил ее поведения Иван. – Вроде бы и платишь им втридорога, и конкуренция теперь жесткая, а ведут себя как в совковые времена в комбинатах диетпитания.

– Хм, – заметила Алия. – А ты что – те времена помнишь?

– Еще не забыл. Мне все-таки тридцать. А тебе сколько, а?

– Двадцать пять, – ответила Алия.

– Тоже должна помнить.

– А я, может, в те времена не ходила по столовкам. У меня, может, папа с мамой богатые были, – улыбнулась она. – Знаешь, что такое парная сайгачатина? Знаешь, какой из нее шашлык?!

Алия даже заволновалась. Иван равнодушно глянул на нее и спросил:

– В смысле – из сайгака?

– Ну да. Отцу привозили из района, когда начинался сезон мясозаготовки.

– Класс! – равнодушно ответил он. – Жалко, тут ее не подают, я бы тебе взял.

Официантка принесла заказ и молча выдрала из записной книжки счет. Иван возмутился:

– Дайте пожрать, в конце концов, потом принесете свою писульку.

– Ладно, – вяло ответила официантка и снова пропала.

– У меня лишних денег нет, – после минутного молчания сказала Алия.

– Алияшка, хоть ты-то мне не хами! – взорвался Иван. – Я что – похож на типа, который ведет девушку покушать и заставляет ее за себя платить?!

– Нет.

– Ну так ешь и не рассуждай. Блин, что сегодня за день такой!

И они принялись за еду. Алия ела без аппетита, ковырялась в курице, размазывала вилкой огненный соус, вздыхала. В основном налегала на шампанское.

Иван ел, будто работу делал – четко, быстро, сосредоточенно. Наевшись, напившись, он откинулся на спинку стула и вдруг предложил:

– Уйдем не заплатив?

Алия испуганно на него посмотрела. Иван махнул рукой:

– Шутка, я этой красавице еще на чай оставлю.

Все, пошли!

В машине стало ясно, что Алия напилась. Шампанское, смешанное с армянским коньяком, дало результат – глаза у нее закрывались. Иван тронул с места и, не спрашивая адреса, повез ее куда-то.

Только через полчаса он услышал тихий вопрос:

– А куда мы едем?

– Ко мне, – сказал он.

– Нет.

– А нет – говори адрес.

Она молчала. Сидела, отодвинувшись от него как можно дальше, и задумчиво разглядывала свои коленки, обтянутые потертыми черными джинсами.

– Куда тебе надо-то? – спросил он.

– А никуда, – вдруг ответила она. – Поехали к тебе.

– Ладно.

Он даже не взглянул на нее. Тормознул возле массивного, грязно-красного «сталинского» дома где-то в районе «Сокола», вышел, достал сумки из багажника, кивнул ей:

– Пошли.

Она шла за ним, не задавая вопросов. Да и что было спрашивать? Они поднялись на третий этаж на раздолбанном старом лифте, Иван отпер высокую, обитую черным дерматином дверь… Они оказались в темной прихожей. В квартире еле слышно бормотал то ли приемник, то ли телевизор. Пахло перестоявшимся сигаретным дымом, еще чем-то кислым, нежилым. Алия как вошла, так и стояла, привалившись плечом к стене, глаза у нее были усталые и равнодушные. Иван прошел в комнату, не снимая грязной обуви, и она услышала, как он спрашивает кого-то:

– Ты давно тут?

– С утра сижу, тебя жду, – ответил ему мужской голос. – Что так долго?

– Рейс задержали. Ну, и как тут?

– Ничего. Нормально. А у тебя?

– И у меня порядок. Как видишь – живой.

– Кто это там скребется? – спросил его собеседник, услышав, как кожаная куртка Алии шелестит по обоям в прихожей. – Кошак, что ли, вернулся?

– Нет, не кошак, – негромко ответил Иван. – Сиди пока тут. Я не один.

– Чего ради? – удивился его собеседник. – Нашел тоже время!

– Сказано – сиди.

Иван вернулся в коридор и освободил Алию от ее тяжелой сумки. Она подняла на него глаза. Во взгляде не было испуга – только немой вопрос. Он слегка улыбнулся:

– Все в порядке. Мой друг у меня в гостях, но он нам не помешает. Тут две комнаты. Пошли.

Он внес ее сумку в другую комнату, дальше по коридору. Алия вошла следом, все так же молча присела на край продавленного дивана. Мебель здесь была старая, пыльная, видно было, что не убирались давно. На полу – протертый ковер, в углу допотопная бамбуковая этажерка, загаженная окурками и рваной сальной бумагой. Тут же выстроились пустые водочные бутылки. Единственной новой вещью в комнате был музыкальный центр – он резко выделялся на фоне общего убожества обстановки. Иван стряхнул с плеч куртку. Сразу стало видно, какие мускулы у него под тонкой голубой майкой. Он крякнул, с наслаждением потянулся, сделал пару приседаний и фыркнул:

– А правильно мы пообедали в городе! Тут ничего пожрать нет.

– Да, – кратко ответила девушка.

– Ты что такая грустная?

– Ничего.

– Боишься?

– Если бы боялась – не пошла бы сюда, – ответила она.

– Верно, я ж тебя не заставлял, сама согласилась, – кивнул он. – Выпить еще хочешь?

Он кинул на диван фляжку, которую прихватил из машины. Алия машинально отвинтила крышечку и приложилась. Ее вдруг передернуло, она согнулась и зажала ладонью рот.

– Не пошло? – спросил Иван.

– Нормально. – Она тяжело дышала, полуоткрыв мокрый рот, глаза у нее покраснели.

– А теперь рассказывай! – Иван сперва присел рядом с ней на диван, потом вольготно прилег и вытянул ноги. – Эх, блаженство… – пробормотал он. – Ненавижу самолеты. Некуда конечности девать. Аж колени болят. Алия, ты меня слышала?

– Да.

– Так валяй, исповедуйся!

– А может, я не хочу. – Девушка искоса взглянула на него.

– А чего ты хочешь?

Вместо ответа, она встала и стянула куртку. Под курткой у нее был толстый желтый свитер. Его Алия тоже сняла и аккуратно сложила на расшатанном стуле рядом с диваном. Иван молча смотрел на эти приготовления. Когда девушка взялась расстегивать джинсы, он засопел:

– Ну, я тебя не заставлял.

– Я помню, – безразлично ответила она.

Джинсы тоже оказались на стуле. Теперь на девушке остались только тонкие трусики и майка, надетая на голое тело. Лифчика под майкой не просматривалось. У Ивана пересохло во рту. Девушка была прекрасно сложена. Никаких жировых складок, ничего лишнего. Небольшая крепкая грудь, впалый живот, сильные ноги, белая кожа. Алия сняла все, что на ней оставалось, и повернулась к нему лицом.

– Ложись, раз так, – нарушил молчание Иван.

Она легла рядом с ним. Закрыла глаза. Тут уж он засуетился – вскочил, мигом разделся, запер дверь на щеколду, вернулся в постель.

– Задерни штору, – вдруг произнесла она, не открывая глаз.

Он послушался – тут уж не до возражений. Когда он снова лег рядом, она не произнесла ни звука.

Молча прижалась к нему и сама его обняла…

В ноябре дни короткие. Иван открыл глаза, когда уже стемнело. Первым делом протянул руку, нащупывая рядом Алию. Диван был пуст. Он сел, провел ладонью по глазам, поморгал, огляделся. В комнате ее тоже не было. Он встал, натянул одежду и вышел в коридор. В ванной шумела вода. На кухне курил его приятель. Увидев Ивана, он покрутил пальцем у виска:

– Псих, что ли? Продрых пять часов! Самолета тебе не хватило?!

– Ладно, Серега… Клиент был? – вопросом ответил Иван.

– Был и уже ушел. Оставил аванс и игрушки.

– А что?

– «Микро-узи».

– Говно, – сказал Иван. – Не люблю я эту туфту израильскую. Отказывает на раз. Наши лучше.

– Зато компактно, – возразил Сергей. – Я сам договорился, не стал тебя беспокоить. Опять же, ты с девочкой был. Сказал клиенту, что тебя пока нет.

– А кстати, о птичках! Она там? – Иван показал на ванную.

– Ну.

– Давно?

– Да уже часа два. Стирается, купается. Я тебя спрашиваю – кто она такая? Сувенир привез из Казахстана?

– Вроде того. Ты пожрать принес?

– Принес. Водка, колбаса, огурцы, хлеб. Все на столе. – Приятель был явно недоволен и говорил сквозь зубы.

– Ты к ней не клеился? – спросил Иван, жадно набивая рот колбасой и хлебом. Аппетит у него проснулся зверский.

– Не-а. Нужна она мне?! И тебе бы не советовал.

Она что – с вещами притащилась?

– Да. Я ее в багажном зацепил.

– Москвичка?

– Нет. Зачем мне москвичка? Просто сшивается тут. Ей некуда деваться, вот в чем дело. – Иван плеснул себе водки на дно стакана, налил и другу. – Давай за успех!

Выпили, закусили. Иван продолжал:

– Все чисто сошло. Аж противно. Но больше я туда не поеду.

– Чего так?

– А городишко маленький. Все новые лица на виду. Негде на дно упасть. Плюс своего оружия с собой не очень-то захватишь. А с чужим я работать не люблю.

– Ну, твои капризы никого не колышут, – заметил приятель. – Попросят – так поедешь еще.

– Сказал – нет!

– Ты лучше меня послушай. – Приятель придвинулся к нему поближе. – Выставляй отсюда эту девку! Поигрался, и хватит! Зачем она нам тут?

– У меня насчет нее имеется идея.

– Завязывай со своими идеями! Чересчур хлопотно. И никогда не угадаешь, что у такой девчонки на уме!

– А мне плевать, что у нее на уме. Все равно будет по-моему.

В этот миг в ванной стало тихо. А через минуту оттуда появилась Алия – раскрасневшаяся, с мокрыми волосами, налипшими на шею и плечи. На девушке была только длинная черная майка, доходившая почти до колен. Она посмотрела на приятелей и улыбнулась:

– Добрый вечер!

– Иди сюда, – поманил ее Иван. – Знакомьтесь.

Это вот Серега, мой старый друг. Это вот Алия. Алияшка, садись. Выпьем, покушаем.

– Без меня. – Серега встал и, не глядя на гостью, вышел.

Алия сидела, виновато уставившись в стол, и молчала. Потом подняла глаза. Иван беззаботно уплетал расставленное на столе небогатое угощение. Он весело сказал девушке:

– Не бери в голову. Он всегда такой.

– Из-за меня вы ссоритесь, – подала голос Алия. – Мне, наверное, надо уходить.

– Не дури. Ешь.

– Я лучше выпью. – И Алия потянулась к бутылке с водкой.

Иван налил ей и увидел, как девушка жадно проглотила содержимое стакана. На миг ее затрясло, но тут же она расслабилась, порозовела.

– А говорила – не пьешь.

– А я и не пью.

– А что делаешь? – раздраженно спросил он.

Девица слишком много врала и слишком часто попадалась на вранье. Это ему уже не нравилось.

Алия, вместо ответа, вытащила сигарету и закурила, пуская в потолок быстрые струи дыма. Иван поставил на плиту чайник.

– Ну, услышу я сегодня правду или нет? – спросил он, поворачиваясь к ней.

Алия равнодушно пожала плечами:

– Спрашивай – буду отвечать.

– Ладно. Предположим, что в машине ты мне сказала правду и тебя зовут Алия. Предположим, что ты училась в Москве и тебя выгнали. Живешь по паспорту сестры. Мне, в сущности, плевать, так Это или нет. Мне другое интересно. Ты где собиралась жить, когда приехала сюда?

– У тебя, – спокойно ответила она.

– Ты что – решила заклеить мужика еще в аэропорту, чтобы на ночевку попасть? – Он задал вопрос нарочно грубо, чтобы ее расшевелить. Но впечатления на девушку не произвел. Она равнодушно ответила:

– Ну, хоть бы и так. А что?

– Ничего. Врешь много. К кому ты приехала?

– К тебе. – Она посмотрела ему в глаза и вдруг рассмеялась. – Да ладно! Если я тут некстати – только скажи. Я уйду. Мне-то что?

– Сиди! Друзья в Москве есть? – спросил он.

– Имеются.

– Спасибо, что не врешь. Они тебя ждут?

– Я им надоела. Живу у них. На нервы действую.

Денег у меня нет. Кому я тут нужна-то?

– Парень есть?

– Был.

– Подруги есть?

– Были. – Алия перешла на односложные ответы. Этот допрос ей не нравился, она ерзала на стуле, кусала губы и дымила второй по счету сигаретой.

– Ладно. А где ты работать собиралась?

– Пока не знаю. Нашла бы что-то. В Москве это несложно. Во многих местах даже паспорт не просят.

– Верно. – Иван все больше убеждался, что она чего-то боится. – Ну а деньги у тебя есть?

Девушка слабо улыбнулась:

– Пятьсот.

– Баксов?

– Тысяч. Рублей.

Иван присвистнул:

– Фью! На неделю скромной жизни!

– Это такому бугаю, как ты, на неделю. А мне бы на месяц хватило.

– Мало ешь? Зато пьешь не хило.

Девушка отодвинула стакан с остатками водки и встала из-за стола:

– Спасибо за угощение. Но я, кажется, за все расплатилась авансом?

– Сядь! – прикрикнул на нее Иван.

На этот раз она послушалась. Видно было, что она сама не горит желанием поскорее уйти.

– Я найду тебе работу, поняла? – сказал Иван, тоже присаживаясь за стол. – Постой, выпьем еще по маленькой. – Он разлил остатки теплой водки и придвинул ей стакан:

– Пей и закусывай.

Она послушно выпила и зажевала водку кусочком колбасы. Щеки у нее горели, глаза блестели, волосы совсем высохли и распушились. Иван видел, что девушка совсем еще молоденькая и очень хорошенькая.

Сколько же ей лет? Сказала – двадцать пять, но может быть и пятнадцать. Правды пока не добьешься.

Он негромко и уверенно заговорил:

– Жить будешь пока что тут. Со мной. Поняла?

– Поняла.

– Устраивает?

– Да. Ты мне нравишься.

Он проглотил эту наивную лесть не поморщившись и продолжал:

– Будешь делать, что я скажу. Работа – не бей лежачего. Хорошо оденешься, проблем у тебя не будет.

Только отдашь мне свой паспорт, настоящий, советский. Прописку мы тебе устроим. Временную, правда, но самую настоящую.

Алия смотрела на него как на инопланетянина.

Потом покачала головой:

– Я не проститутка. Ты что подумал? Я с тобой переспала по-хорошему, но я этим делом не зарабатываю. Ты ошибся!

Она хотела встать, но парень поймал ее тонкую руку и стиснул так, что она вскрикнула:

– Пусти!

Он не отпустил, а наоборот – пригнул ее руку к столу, так что она вынуждена была сесть. Девушку перекосило от боли, с лица разом сбежали все краски, она задыхалась от ярости и страха.

– Пусти… – выдавила она.

Иван отшвырнул ее руку, и Алия по инерции стукнулась плечом о стену. И немедленно заплакала, потирая красные пятна на запястье:

– Слома-ал…

– Цела твоя рука, не реви, – хмуро ответил он, – В проститутки не желаешь? Так и я не сутенер. Я тебя на панель не выставлю. Там своих достаточно. Но ты, Алияшка, усвой себе – теперь ты моя. Хочешь уйти – иди. Я тебя отпущу. Пока.

А хочешь остаться – я не против. Я только за. Но тогда уж слушайся. Внакладе не останешься. Слово даю. А мне можно верить. А кому ты, кроме меня, нужна?

Алия вытерла злые слезы и отвернулась. Иван продолжал:

– Не знаю пока, где ты мне наврала, а где правду сказала, но одно точно знаю – тебе деваться некуда. Иначе чего ты со мной пошла?

Девушка бросила ему в лицо:

– Я думала, ты нормальный парень! А ты меня избил! Меня никто никогда не бил!

– Это разве избил? – искренне удивился Иван. – ;

Вот дурочка. Да если б я только начал тебя избивать, ты бы уже коньки отбросила. Я же вижу, какие у тебя кости. Тоненькие.

– Дай мне уйти, – прошептала девушка. – Клянусь, я никому ничего не скажу.

И тут же замолчала. Она увидела, как побелели глаза Ивана.

Он процедил:

– Что ты не расскажешь?

– Н-ничего…

– Ты о чем это, Алия?

– Я так… Что ты меня избил, не скажу… Что ты мне предлагал…

Она хотела встать и не могла – понимала, что бежать бесполезно. Но Иван не двигался с места. Он смотрел на нее. Наконец спросил;

– Что ты видела?

Она испуганно помотала головой:

– Ничего!

– Где и что ты видела? Здесь? В той комнате?

У Сереги?

Она не отвечала. Тогда он снова схватил ее за руку и потащил в комнату. Там швырнул девушку на постель, а сам вывалил на пол содержимое ее сумки.

Расшвыривал по углам тряпки, чистое и грязное белье, запасные джинсы, зимние сапоги на меху, яркий полосатый шарф… Девушка рыдала, уткнувшись лицом в грязную подушку, он не обращал на нее внимания. Наконец он нашел маленькую пластиковую мыльницу. Открыл ее. Там лежал маленький шприц и к нему – иглы в упаковке.

– Так, – спокойно произнес он. – Баян. Сама колешься?

Алия затихла – даже плакать перестала.

– Лишний вопрос, да? – спросил он. – И не мое дело? Может, у тебя диабет, в конце концов, и тебе это нужно для инсулина? А?

Она не ответила. Иван продолжил обыск и нашел кое-что поинтересней. Большую записную книжку.

Быстро просмотрел ее и сунул в карман. Алия резко села на кровати и молча следила за ним. Глаза у нее теперь были сухие и тревожные. Следующей находкой был паспорт советского образца в разодранной целлофановой обложке. Иван и его просмотрел. На фотографии была Алия, владелицей паспорта значилась Боссарт Алия Викторовна, семьдесят второго года рождения. Последним местом прописки была Москва, и крупными буквами выведено: «На учебу». Прописка кончилась этим летом. Эта находка как будто поколебала Ивана. Он внимательно, постранично изучил паспорт. Алия была не замужем, детей нет…

Никаких отметок больше не значилось. Иван зачем-то машинально отметил, что родились они в одном месяце – оба январские. Ему не верилось, что девушка рассказывала правду о себе. Алия все еще не издавала ни звука. Наконец Иван побросал все вещи обратно в сумку, туда же сунул паспорт и шприц.

Только записную книжку оставил себе.

– Ладно, студентка, – сказал он. – А теперь на счет «три» говоришь, что видела, и идешь куда глаза глядят. Ничего тебе не будет. Ну?

– Ничего не видела, – прошептала она.

– Серега! – крикнул Иван.

Его друг появился сразу. Он с интересом посмотрел на девушку и кинул Ивану:

– Говорил тебе – проблемы будут. Что случилось?

– Что она могла видеть, пока я спал, Серега? – спросил его Иван.

– Чего? – Серега тупо смотрел на девушку, пытаясь что-то сообразить. Потом вдруг тяжело вздохнул, обращаясь к Ивану:

– Говорил я тебе – никого сюда не приводи. Мало ли, чего она видела. Может, ствол видела, может, пошарила в твоих шмотках.

Адрес запомнила. Наведет, говорю. Ладно хата, хата съемная, хоть сейчас отсюда уйдем. А тачку твою она тоже видела. Опишет. Номер запомнит. И что теперь с ней делать? Руки об нее марать?

– Я ничего не видела! – быстро и умоляюще заговорила девушка, вставая на колени. Диван под ней заскрипел. – Мне просто негде было переночевать, и я пошла с ним вот… – Она быстро глянула на Ивана и продолжала:

– Я не знаю, кто вы такие, ребята, чем занимаетесь, я ничего не видела, никому ничего про вас не скажу! Я ничего не знаю! Вы только отпустите меня! Ну, пожалуйста! Ей-богу, никому про вас не скажу… Дура я, что ли?!

– А, блин… – протянул Серега. – Плохо дело.

Ты ее сюда привел? Ты и разбирайся. Подобрал какую-то мусорную девку, отжарил, а отдуваться мне?!

Алия стояла на коленях, молитвенно сложив руки на груди.

– Только не убивайте, мальчики! – вырвалось у нее. – Зачем это вам?!

– Ну, ты загнула, – наконец подал голос Иван. – Кто тебя тут убивает?

– Ради Бога! – воскликнула она. – Я все для вас сделаю! Хотите меня вдвоем?! А?! Давайте вдвоем, здорово будет, ну, я все сделаю, мальчики, вы чего? Чего он так на меня смотрит, Ваня?!

А Серега и в самом деле смотрел на нее нехорошо. Иван успокаивающе хлопнул его по плечу:

– Ну, не заводись. Девочка правда ничего не видела. Что я на нее наехал, в самом-то деле?

– Я знаю, что она видела, – вдруг вырвалось у Сереги. – Она клиента видела, сука! Еще мне показалось – кто-то в коридоре лазает… Опять подумал, кошак. А нашего кошака второй день дома нет!

Это она была! Подслушивала, сука! Может, и подглядывала тоже! А ты чего спал, придурок? – Серега сплюнул и закончил:

– Поторопился ты расслабиться. Вот сам с ней и возись! – И вышел, плотно прикрыв дверь. Он не желал ввязываться.

Ивану тоже стало не по себе. Он смотрел на девушку и не знал, как к ней подступиться. До Алии, видимо, дошло, что она молчит себе во вред. Пока она молчит, Иван думает, а ничего хорошего он думать не может…

– Вань, слушай, – спокойно и серьезно сказала она. – Я тебе все в деталях расскажу. Когда ты уснул, я пошла в туалет. Потом мне воды захотелось, я на кухню завернула. А потом слышу – вроде бы твой друг меня окликнул из своей комнаты. Откуда я знала, что он не один? Я решила, что он меня позвал.

Пошла к нему, заглянула в дверь… Дверь была приоткрыта. Видишь, я все честно рассказываю! Могла бы соврать, что дверь была закрыта, и все!

– Да ты говори, говори, – кивнул Иван. – И не надо так напрягаться.

– Я и говорю… – захлебнулась она от волнения. – В комнате Сергей был не один. С ним еще кто-то, но я не видела кто. Дверь была только чуточку приоткрыта, я видела только Сергея и край стола. А на столе был автомат. И все! Я сразу ушла! Пришла к тебе, легла и больше не вставала… Ну и что, подумаешь, автомат?!

Мало ли теперь у людей оружия?! Что я – оружия не видела?! У моего отца тоже ружье есть незарегистрированное, и что теперь? Вань, ну ты же понимаешь, что я никому про это не расскажу, разве я похожа на стукачку?!

– Ты похожа на циркачку, – оборвал ее Иван. – Тоже по тонкой проволочке ходишь. А внизу-то пропасть.

Девушка заговорила быстро и горячо:

– Вань, ну ты что?! Ты что?! Ты же нормальный парень, добрый, я же вижу! Ну, что я могу тебе сделать?! Это смешно…

Видно было, что она пытается разреветься для пущей убедительности, но от страха у нее ничего не получается. Иван вздохнул. Ему было противно видеть, как она унижается, как боится и каким дураком его считает.

– Я тебе ничего не сделаю, – сказал он. – А вот Серега может.

– А ты его поставь на место!

– Ты думаешь, я могу?

– Я вижу! Он тебя уважает!

– Да не слишком-то, – вздохнул парень. – Ты сама понимаешь, что поперек горла ему встала?

– Понимаю… Вань, дай мне уйти! Я уйду, и ты меня больше не увидишь!

Он молчал. Тогда Алия потихоньку слезла с дивана и натянула джинсы. Потом свитер. Взялась за куртку. Она одевалась медленно, стараясь не поворачиваться к Ивану спиной. Глаз она на него не поднимала.

Одевшись, подхватила свою сумку и шепнула:

– Выпусти меня.

– Пошли.

Сергей поймал парочку уже у входной двери. Он ничего не спросил. Только ощупал девушку взглядом, от которого она сжалась. Иван отпер дверь и вытолкнул Алию на площадку. Бросил приятелю:

– Скоро вернусь.

Он вошел за девушкой в лифт, нажал кнопку первого этажа. Во дворе она тихонько попросила:

– Отдай мне книжку. Пожалуйста.

– Нет, – ответил он. – Книжка пусть пока побудет у меня.

– Да зачем она тебе?

– Ты за ней вернешься.

– Почему ты так думаешь? – Алия нервничала теперь еще больше, чем наверху, в квартире, во время допроса.

– Она тебе нужна. Там телефоны, адреса, имена.

Я тоже ее прочитаю и побольше узнаю о тебе. – Иван явно издевался. – А ты все равно ко мне придешь.

Только смотри, долго не раздумывай. Я тебе предложил хороший вариант.

– Как же я к тебе приду? Твой приятель меня сразу прикончит… – Она замолчала, пережидая, пока мимо них пройдет старуха с пуделем на поводке. Старуха явно постаралась рассмотреть их лица, но ей мешала темнота. Фонарей здесь не было, и глубокий тесный двор-колодец освещался только светом из окон. Да от грязного ноябрьского снега тоже исходило серое свечение.

– Давай я тебя отвезу, куда скажешь, – предложил Иван, когда они снова остались во дворе одни.

Было так тихо, что отчетливо различался даже легкий стук собачьих лап по насту. Алия шепнула:

– Не стоит. Я сама доберусь…

– Боишься меня?

– Тебя – нет.

Он пытался рассмотреть ее лицо, но видел вместо этого какое-то мутное круглое пятно в рамке длинных черных волос. "Я буду последний дурак, если отпущу ее сейчас, – подумал он. – Так нельзя.

Надо проводить, посмотреть, куда она пойдет. Начал, так заканчивай!"

– Далеко тебе нужно? – спросил Иван.

И она вдруг сдалась. Послушно ответила:

– На «Автозаводскую».

– У тебя там кто?

– А никто… Бывшая сокурсница. Во всяком случае, она не прогонит, если я заявлюсь. А завтра что-нибудь придумаю.

– Телефон у нее есть?

– Да. Он, между прочим, в записной книжке. Так ты мне ее отдашь?

– Когда познакомишь с подружкой. Посмотрю, как тебя приняли, и отдам. Идет?

– Какой ты, Ваня, недоверчивый! Ну ладно! Идет.

Поехали.

Он отвернулся, чтобы открыть машину, наклонился к дверце… И в тот же миг задохнулся от страшного удара по почкам. Тут же, без перерыва, последовал второй удар по тому же месту, от которого было еще труднее опомниться. Он со свистом втянул ледяной воздух, но третий удар – по голове – повалил его наземь. Вспыхнула боль в затылке, и он вцепился пальцами в снег, натужно кашляя, извиваясь, все еще пытаясь подняться… И пока он нащупывал коленом точку опоры, стонал, матерился, гасил белых чертиков в глазах, его машина рванула с места и пропала в темной арке, ведущей на улицу.

Хорошая была машина. Новая. Заводилась с полоборота.

Глава 2

Когда он наконец смог подняться, было уже поздно. Пропала машина, а с ней исчезла Алия. Так глупо он никогда не выглядел. «Здорово она меня приложила!» – подумал он, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были, прямо сказать, пакостные. Стоял он с трудом, голова гудела, спина разламывалась.

Вместе с девицей исчезла и ее сумка. Бежать за машиной следом он не мог. Да и бесполезно. Если б под рукой была тачка, тогда бы он попробовал. А так…

Иван поплелся к подъезду. В лифте передохнул, привалившись к стенке. Выйдя на третьем этаже, пару раз позвонил в свою дверь. Сергей открыл.

– Ты чего, Вань?! – испугался он, увидев друга в таком виде – весь в грязи, в снегу, шатается, как пьяный, глаза дикие.

– Запри дверь, – пробормотал Иван, переступая порог. Он нашел в себе силы дотащиться до дивана в своей комнате и осторожно сел. Сергей уже был рядом, заглядывал ему в лицо:

– Что случилось?!

– Эта дрянь… Девка… Угнала мою тачку…

– Что?!

– То! – Иван прилег, и голова переполнилась мерзкой мутью. – У меня, кажется, сотрясение мозга. Дай полотенце мокрое, приложу…

Но и мокрое полотенце не помогло. Его сильно тошнило. Он предпочитал не открывать глаз. И странно, к злобе на Алию примешивалось какое-то странное чувство. Почти восхищение, как ни смешно. Девчонка его обошла. Так просто! И поступила правильно. Он бы сам на ее месте так поступил. И вот теперь она в дамках, а он в дураках! Сергей, слава Богу, молчал. Он соображал.

– Она тебе по голове дала, что ли? – спросил он наконец.

– Ну.

– А чем?

– Откуда я знаю? Какая разница! У нее в руках вроде ничего не было. Она пару раз дала по почкам, потом вырубила меня. Уложилась за минуту. И умотала на моей машине.

– Поганка! Вот же поганка! – поразился Сергей. – Ну, ты только никому об этом не рассказывай. А то смеяться будут. Как она тебя, а?! В ней же росту метр пятьдесят, не больше. И худая, на дзюдоистку не тянет.

– Дзюдо тут ни при чем. Она не дралась. Она меня просто избила! Представляешь?! – ответил Иван.

И его вдруг разобрал смех. Он хмыкал, пытаясь не шевелить головой – уж очень муторно было.

Сергей сочувственно заметил:

– Пройдет, ты не переживай так. Тачку жалко, конечно. Да она ее бросит где-нибудь.

– Надеюсь.

– Зато в ментовку не поедет. Гарантия.

– Отсюда все равно надо сваливать, – угрюмо буркнул Иван.

Сергей не ответил. Он присел на диван и задумался. Потом спросил:

– А работать ты сможешь?

– Посмотрим завтра.

– Завтра будет поздно смотреть. Завтра надо сделать одного мужика. Ранним утречком лучше всего.

Я уже взял деньги.

– Кто он такой? – спросил Иван.

– Коммерсант. Фотка, адрес, номер тачки – на, погляди.

Иван взял сперва фотографию, равнодушно на нее посмотрел, потом прочитал адрес.

– Как же я без машины? – спросил он.

– Машина не проблема. Может, и лучше другую взять, чтобы не примелькаться. Найдем. Сделай его, и передохнем. Прямо после дела катанем в Эмираты.

Позагораем, на верблюдов посмотрим, шашлык покушаем в пустыне. Ну как?

– Хорошо. – Иван закрыл глаза. – Шашлык из сайгачатины.

– Из чего?

– Из ничего. Так, задумался. А сюда уже не вернемся?

– Не стоит. Сниму другую хату. – Сергей вдруг рассмеялся. – Слышишь, нас, наверное, соседи везде за гомиков принимают. Два мужика живут вместе и никого им не надо.

– Станешь тут гомиком после этой Алии, – пробормотал Иван. – Начнешь от девчонок шарахаться.

Ну, уела она меня. Найти бы ее. Я бы с ней по-другому поговорил.

– Забудь об этой поганке! – посоветовал Сергей. – Она рано или поздно на нас нарвется! А машину мы найдем.

Иван лежал неподвижно, и было неясно – слушает он друга или уже спит. Вдруг он провел правой рукой по карману брюк. Еще раз, еще. Потом проверил левый карман.

– Ты что ищешь, Вань? – встревожился Сергей.

– Погоди ты! – Иван, не поднимаясь, прощупал карманы куртки и вздохнул:

– Ну, так я и знал. Нету.

Унесла.

– Что унесла? Она тебя еще и обокрала?

– Блокнот унесла. Я у нее записную книжку забрал, а она ее у меня вытащила, пока я на снегу корчился! Так она что – из-за книжки меня долбанула?!

– На черта тебе была ее книжка?

– Сам не знаю. Подразнить ее хотел. Узнать, кто у нее тут есть из друзей. А ей, видно, этого не хотелось. При тебе-то она побоялась напасть, выждала, когда мы наедине останемся. Да, не такая она простая, как я думал!

Ранним утром следующего дня коммерсант Хлопушин П.В., 1956 года рождения, москвич, был расстрелян из двух автоматов израильского производства в тот момент, когда снимал замок со своего гаража.

Несмотря на то что вокруг было довольно оживленное движение, убийцы беспрепятственно скрылись.

…В Дубае Иван окончательно пришел в себя. Голова больше не кружилась, и тошнота начисто прошла. Да и мало ли было в его биографии таких ударов! Только вот Алию он не забыл. Беспокоился, рвался обратно в Москву, пока Сергей не разозлился:

– Мы отдыхаем или нет?

– Отдыхаем, – отмахнулся Иван. – Только отдыхай не отдыхай, а машину я хочу найти.

– Приедем – поищем.

– Может, уже нашлась. Я позвоню матери.

Он позвонил ей с улицы, из автомата. Говорил минут десять и вернулся в тайский ресторанчик, где они с Сергеем обедали, с растерянным лицом.

– Как дома дела? – приветствовал его Сергей, отрываясь от аппетитных даров моря.

– Плохо. – Иван огляделся, но вокруг их столика русских туристов не наблюдалось. И все равно он понизил голос:

– Машина моя нашлась.

– Ну?! Поздравить можно?

– Рано поздравлять. Машина стояла возле метро «Автозаводская». Стекло разбито, магнитолу утащили, все поснимали, вплоть до ковриков. Ну, вообще все. Голая тачка осталась.

– Ну и фиг с ним, со стеклом, – утешал его Сергей. – Новое поставишь. Магнитолу жалко, но уж как-нибудь на новую разоришься. Долларов за шестьдесят купишь спокойно. Хотя бы и здесь! Главное – машина цела. А откуда ты все узнал? От матери?

– Ну да, к ней милиция приходила. Участковый и с ним еще какой-то тип. Спрашивали, где я, как меня найти. Мать, ясно, не знала, ничего не сказала. Я же ей не сообщаю, где живу. Это ментам не понравилось. Велели сразу, как я появлюсь, им сообщить. Взяли координаты всей родни.

– А что они заявились? – Сергей тоже огляделся по сторонам. – Против нас ничего нет.

– Есть. Машина.

– Твоя, что ли?

– Да. Держись за стол, не падай, говорю тебе! История простая. Предположительно из моей машины стреляли в одного типа. Мужик этот на телевидении работал, мать мне сказала где, но я уже не слушал.

Понял? Заказное убийство – явное! И его сделали из моей «девяточки». – Помолчав, он добавил:

– Я должен найти Алию. Мы летим домой. Я – сегодня ночью. Ты – через день. И там мы не встречаемся. Ты меня понял?

Сергей поник:

– Я же говорил, что эта поганка тебе устроит веселую жизнь… Пока это дело не кончится, работать мы не будем. А дальше что? За тобой теперь будут присматривать…

– Там видно будет.

…А назавтра Иван, впервые за последний год, явился домой. Ключей у него давно уже не было. Он нажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока мать не открыла.

– Ванюша" ты?! – Она почему-то испугалась, увидев его.

– Привет, мам. – Он суеверно переступил порог с правой ноги и чмокнул мать в жирную от ночного крема щеку. – Уф! Чем это ты мажешься?

– Заходи, заходи. – Мать суетливо запирала дверь, прикладывала ладонь к губам, разглядывала сына. – Ты все-таки приехал…

– Ну, конечно.

– Есть будешь?

– Буду. – Иван чувствовал себя неловко в тесной прихожей. Ему почему-то казалось, что квартира стала меньше, чем была. И мебель какая-то неузнаваемая, и неприветливо смотрит большое зеркало на стене… И мать другая.

– Яичницу? – спрашивала мать, все еще не сводя с него испуганных глаз.

– С помидорами, мам?

– Сделаю. С помидорами, со свеженькими… Как ты любил…

Глаза у нее налились влагой, а он; сердито поправил:

– И до сих пор люблю. Не говори про меня как про покойника.

– Это я так, прости… Давно тебя здесь не было.

Я уже забыла когда…

– Вот пришел же!

Мать больше ничего не говорила. Гремела посудой, открывала воду, хлопала дверцей холодильника. Суетилась без толку, нервничала, все у нее валилось из рук. Она делала ему завтрак, а он, стоя у окна в тесной кухне, рассматривал двор, откинув занавеску. Знакомый двор, большой. Раньше напротив не было ничего, кроме пустыря. На этом пустыре они пацанами жгли костры, гоняли мяч, курили, присев на корточки и озираясь, не идет ли кто из взрослых… Хорошо тогда было, свободно. А теперь там стоят два новых высотных дома. Прежние дружки – где теперь они? Домовой, Ваньтяй, Косой? Теперь им всем по тридцать, здоровые мужики, женатые, наверное… И тополя во дворе здорово подросли. А за углом его школа – желтая, облезшая. Вон виднеется ограда.

– Садись, кушай! – позвала его мать. – Только руки вымой.

Он усмехнулся:

– Конечно, я же не маленький. Да, мам, я тебе привез кое-что…

Он сбегал в коридор, расстегнул дорожную сумку, с трудом достал оттуда пухлый черный пакет. Резко запахло овчиной.

– Дубленка, – пояснил он. – Ма, иди сюда. Погляди, примерь.

Но мать не обрадовалась, не стала благодарить.

Она стояла на пороге кухни, бессильно опустив руки, глядя сквозь сына.

– Мам, ну ты что? – обиделся он. – В конце концов, могу я тебе что-то подарить?

– Ты мне часто что-нибудь дарил, – как-то безрадостно ответила она. – Никогда меня не забывал.

Деньги приносил. Подарки привозил. Ванечка…

– Ну что?!

– Я всегда хотела спросить… Можно, да?

– Ну?! – Он раздраженно выпрямился, дубленка ему мешала.

Раньше у них тоже бывали такие объяснения.

Мать никак не могла понять, откуда у ее сына такие деньги, чтобы менять машины, снимать квартиры, дарить ей подарки… Она пыталась задавать конкретные вопросы, но Иван всегда уходил от прямых ответов. Стоило ему повысить голос – и мать сникала, отступала, и сцены кончались сами собой.

Но теперь она не собиралась сдаваться:

– Кем ты работаешь? Кто ты по профессии?

– Мам, ну ты даешь – поразился Иван. – Мне вот-вот тридцать стукнет! Работаю, зарабатываю! Тебе не все равно?

– Как мне может быть все равно?! – Мать задохнулась от волнения. – Когда ты ушел из школы после восьмого класса, мне не было все равно Когда ты попал в ту компанию, я тебя оттуда вытаскивала! Я тебя искала вечером на каких-то пустырях!

Я в милицию бегала! Я…

Иван по-шутовски поклонился ей в ноги:

– Спасибо тебе! Спасибо тебе, мамулечка! За милицию спасибо! Вот спасибо так спасибо!

Но она не слушала:

– Потом… Когда ты никак не желал работать…

Появились какие-то ужасные девицы. Не могу забыть ту, белую, из овощного магазина… Испитая! Матерщинница жуткая! Лицо дегенератки! А вот тебе почему-то нравились именно такие! Нормальные девочки тебя не интересовали!

– Ма, это смешно! Я уже и не помню, о ком ты говоришь? Белая из овощного?

– От тебя пахло спиртным! – Она уже плакала. – Я хотела умереть, ты понимаешь? Умереть я хотела! Я даже поехала к твоему отцу! Я просила, чтобы он приехал, поговорил с тобой! Хоть как-то повлиял! Вспомнил, что у него есть сын! А он отказался – ему, видите ли, некогда!

Иван в сердцах бросил на пол дубленку:

– Ты к нему ходила?! Нет, правда?! Ты что, мам?!

Ты это зачем?!

– А ты не знал… А что ты вообще обо мне знал?!

Что ты хотел знать?! – Мать вдруг стала сползать на пол вдоль косяка, закрыв лицо мокрыми от слез руками. Она уже не говорила, только тихонько подвывала.

Иван подхватил ее, поднял. Такая легонькая! Отвел в комнату, уложил на постель. Но она села и сразу яростно продолжила:

– Когда он нас бросил, мне ведь предлагали снова выйти замуж! И не один раз предлагали! Разве ты это знал?!

Иван мрачно посмотрел на нее.

– Но я тебе даже не говорила! Я ведь даже не посоветовалась с тобой, как мне быть – принять предложение или нет? Я не хотела для тебя плохого отчима! Я не хотела, чтобы тебя кто-то сломал…

Ты был такой трудный мальчик, такой сложный,..

На всех огрызался, как волчонок… Все держал в себе! Я решила – нет! Будем жить вдвоем, ты да я…

Наверное, ошиблась… – Она вытерла глаза. – Уж не говоря о том, как мне трудно было одной… Нет, тебе тоже нужен был мужчина, чтобы ты хоть кого-то уважал! Потому что на меня ты всегда плевал! Да!

– Мам!

– Сколько я унижалась! Сколько мучилась! Все было напрасно! Все! Ты не пошел работать! Я записала тебя на работу к подруге… Пусть это была фиктивная работа, но тебе там сделали трудовую книжку!

Я взяла эту книжку и отвела тебя в вечернюю школу! Без книжки не брали! Я думала – мой сын умный мальчик, если не хочет пока работать – пусть тогда учится! Я мечтала, что ты все поймешь, постараешься ради меня… Дура старая…

Иван сидел на краю постели, сжав щеки кулаками, и смотрел себе под ноги. Сердце билось тяжело и яростно. Он старался не слушать.

– И вот теперь снова приходит милиция… – проговорила мать. – Что-то они говорили… Про твою машину. Спрашивали, где ты. А я не знала!

– Мам, про этого, с телевидения, правда? – прервал ее Иван.

– Да. Мне этого не сказали. Я сама узнала, у нашего участкового. Мы же с ним знакомы… Еще с тех пор, как ты с той компанией водился. Помнишь Дмитрия Александровича?

Иван фыркнул:

– Все тот же?

– Все тот же. Он уже на пенсию скоро уйдет. Он сперва ничего мне не хотел говорить, потом рассказал. И тут ты звонишь из Эмиратов. Ванечка, но это же не ты сделал?

– Не я, мам.

Мать обняла его за плечи:

– Я знала, что не ты. Я и Дмитрию Александровичу так же сказала.

– А он?

– Ничего не ответил… Просил только, чтобы я тебя нашла и к нему направила. Пойдешь к нему? Он хороший человек, он разберется обязательно!

– Я пойду.

– Вот и правильно! – обрадовалась мать. – Если не ты сделал – чего же тебе бояться?

– Все равно неприятно.

– Конечно, но что делать? Ванечка, а как же это с машиной вышло? Скажешь?

Иван махнул рукой:

– Да нечего говорить! У меня угнали машину.

– Да что ты?

– Ну! Как раз угнали перед тем, как мне в Эмираты ехать. Кто-то воспользовался ею для убийства.

Но это был не я!

– И тем более нечего милиции бояться! – Мать совсем просветлела лицом. – Если ты был в Эмиратах – ты же не мог такое сделать?

– Действительно, – кивнул Иван. – Так что ты не переживай, мам.

– Ванюш, пойдем все-таки покушаешь? – Мать гладила его по плечу. – Голодный ведь.

– Ага. А ты дубленку примеришь?

Мать легко, как молодая, спрыгнула с постели и побежала в коридор. Принесла в комнату пакет, развернула его:

– Ой, какая прелесть! И цвет симпатичный!

– Да ты померь, может, плохо, – несколько самодовольно отмахнулся сын.

Мать надела обнову, застегнула пуговицы, покрутилась посреди комнаты:

– Замечательно! – Подошла, прижалась лбом к его макушке, прошептала:

– Ты хороший у меня!

Добрый!

– Да ладно, мам. – Он старался не улыбаться. – Все будет нормально.

Он не собирался навещать участкового в это же утро, но теперь пошел. Мать что-то в нем разбередила, и ему хотелось скорее покончить с этой историей.

Пусть хотя бы она успокоится, а что делать дальше – он потом решит. Дорога в отделение была ему знакома – ноги сами шли. Он шел и усмехался: «Надо было хоть водки купить, выпили бы, вспомнили старое…»

Участковый был на месте, ждать его не пришлось.

Иван стукнул в дверь, вошел:

– Здрасьте. Ждали? Это я, Дмитрий Александрович. Лаврушин Ваня.

– Лаврушин?

Участковый разогнал рукой облако едкого табачного дыма, вгляделся…

– Точно, – протянул он. – Но я б не узнал.

– Неужели я так изменился? – Иван старался говорить легко и нагло. – А вы вот каким были, таким и остались.

– Брось, я почти пенсионер, – самодовольно ответил тот. – Помнишь, как я за тобой бегал? Теперь бы не догнал.

– А я бы теперь и не побежал. – Иван тряхнул протянутую для пожатия руку и без приглашения уселся.

– Не побежал бы? – спросил Дмитрий Александрович. – Да, ты и в самом деле изменился.

– А что мне бегать? Я к вам сам пришел.

– Мать передала?

– Да… Я ей как раз на днях звонил, она мне все рассказала.

– Мать у тебя хорошая. – Дмитрий Александрович подтолкнул к Ивану пачку отечественных сигарет:

– Куришь еще?

– Я свои. – Иван достал «Давидофф» и положил пачку на стол. – Угощайтесь.

Участковый к сигаретам не притронулся. Он посмотрел на пачку, на куртку Ивана, кивнул:

– Солидный ты стал. С виду.

– Дмитрий Александрович, – раздраженно ответил Иван. – Я к вам вообще-то по делу пришел, а не на вечер воспоминаний. У меня машину угнали, мать сказала – вы нашли.

– Нашли. А еще что тебе мать сказала?

– Ничего хорошего. Будто из этой машины в телевизионщика какого-то стреляли. Это правда?

– Правда.

– Ну так это был не я! – Иван бросил на стол загранпаспорт. – Смотрите. Видите? Вот мои визы!

В паспорте красовались две овальные печати с арабской вязью. В центре красной печати значилось:

«16 NOV 1997», в центре синей: «19 NOV 1997».

– У меня угнали машину вечером пятнадцатого, – объяснил Иван. – Утром шестнадцатого я был в Эмиратах. Девятнадцатого, то есть сегодня, вернулся. Ясно?

– Ты, Вань, мне свой паспорт не тычь, – спокойно ответил участковый. – И не мельтеши, поговорим спокойно. Я же не утверждаю, что это ты.

– Но думаете!

– Э, брось. – Участковый закурил. – Я этим делом не занимаюсь, сам понимаешь. Но машина в деле твоя, Вань. И это пока наша единственная зацепка. Так что придется тебе понервничать, пока мы тут все не выясним.

– Машина моя где?

– Она еще у нас в работе.

– Пальчики снимаете?

– Все, что можно, с нее уже сняли, – пошутил участковый, но Иван даже не улыбнулся. – Да, Ванюш, тебе не повезло. Но ты все же не дергайся, я к тебе претензий не имею.

– Я хочу знать – когда телевизионщика убили? – нервно спросил Иван.

– Тебя это не касается, Вань. Убили его вечером шестнадцатого, когда ты там загорал в Эмиратах. Так что успокойся на этот счет.

– Ладно, хоть так. А то вы недорого возьмете – пришьете мне это дело…

– Выпить хочешь? – неожиданно спросил участковый, отдергивая замусоленную желтую штору и беря с подоконника бутылку. На дне бутылки плескались остатки водки.

– Да я, честно говоря, думал захватить, – смутился Иван. – Но потом…

– Передумал, понятно. Ну а мы вчера одного из наших поминали. – Участковый достал две пластиковые кружки и разлил водку. – Молодой парень, вроде тебя. Хулиганье нож сунуло. Давай.

Они выпили. Закусывать было нечем, да и смешно закусывать после такой порции. Иван тоже закурил. Он все еще не понимал, чего от него хотят.

– Где ты сейчас живешь? – спросил Дмитрий Александрович.

– Так… Снимаю.

– Договор есть?

– Какой еще договор?

– Ясное дело, хозяину неохота в налоговой инспекции с этим договором светиться. Где снимаешь?

Иван слегка подумал и ответил:

– Сейчас уже нигде. У матери поживу. А снимал на «Каширской».

– Там и машину держал?

– Да, она во дворе стояла.

– А нашли ее наши ребята возле метро «Автозаводская». Получается, недалеко на ней уехали.

– Дальше, чем надо, – хмуро ответил Иван. – Теперь хлопот не оберешься.

– Ты сказал, машину вечером угнали?

– Да.

– Как время узнал?

– Да я выглянул вечерком в окно – поглядеть, там она или нет. А ее нет. Спустился, туда-сюда прошелся – нету.

– Почему в милицию не обратился?

– Не знаю. В Эмираты собрался, отдохнуть. Не хотел задерживаться.

– Богатый стал? – прищурился Дмитрий Александрович. – Тебе уже и на машину наплевать? Другой бы сдал путевку и стал искать свое имущество.

– Я не богатый, я просто не люблю зря суетиться. Какая разница, когда я искать начну? Через три дня или сразу?

– Разница большая. Это тебе повезло, что машина нашлась.

– Нечего сказать – повезло!

– Дай свой адрес на Каширской, – потребовал участковый.

– Да я же сказал – больше там не живу.

– И все равно – дай. Соседей надо опросить.

Может, видели, кто машину угнал.

Иван наморщил лоб, вздохнул:

– Ну ладно. Пишите.

Он продиктовал адрес. Адрес был не вымышленный. Иван действительно снимал там квартиру перед тем, как переехать на «Сокол». И ключи от той квартиры до сих пор были у него в кармане, хотя там они с Сергеем давно не появлялись. Уплачено было вперед, хозяин их не должен был беспокоить еще месяц как минимум. Так что Иван был спокоен – в той квартире пусть ищут, что хотят.

– Еще что от меня надо? – спросил он.

– Да ты не торопись. – Участковый с сожалением посмотрел на пустую бутылку. – Уж пришел, так поговорим. Ты чем занимаешься?

– Работаю.

– Если не секрет – кем и где?

– Это тоже для вашего дела надо?

– Да нет. – Дмитрий Александрович, видно, слегка обиделся – Просто интересно знать, что выходит из таких пацанов, каким ты был.

– Ничего особенного не выходит. Работаю… Одно название. Коммерцией занимаюсь.

– Челнок?

– Да. Что – в налоговую погоните? – прищурился Иван.

– Матери-то помогаешь, как я слышал. – Участковый оставил его ехидный вопрос без ответа.

– От нее слышали?

– И от нее тоже. И от соседей. Я же до сих пор по участку хожу.

– А что это вы по службе не продвинулись? – спросил Иван. – Я вас лет двенадцать знаю, а вы все на том же стуле сидите.

– Каждому свое. – Отмахнулся тот. – Зарабатываешь ты неплохо, значит. Что ж квартиру не купишь? Или не удается потребности урезать?

Если деньги на ветер швырять, то всю жизнь будешь по съемным хатам шататься. А нужен свой дом, свой!

– А не хочется мне иметь свой дом. Лучше снимать. Ответственности меньше. А купишь, начнешь думать – какой ремонт сделать, какую там мебель купить, унитаз чтоб лучше, чем у соседа, и прочее, прочее… – с вызовом сказал Иван. – Мне это не нужно. Я не ради мебели существую.

– Существуешь… Хорошо сказал.

– Ой, да ладно вам мораль читать! – разозлился парень. – Надоело!

– А ты не злись. И спросить тебя нельзя?

Участковый говорил с ним точно так же, как и много лет назад, и это раздражало Ивана. Неужели совсем ничего не изменилось в расположении сил?

И он – все тот же бесправный пацан, которого все учат жизни? Он постарался взять себя в руки и смолчал. А Дмитрий Александрович продолжал спокойно расспрашивать:

– Не женился?

– Нет. И не собираюсь.

– Почему же так?

– А опять же – меньше проблем.

– То есть тоже кого-то снимаешь? На время? – спросил тот. – Невесело получается… Что-то не то ты делаешь, Иван.

– Ну а это уже мое личное дело, – отрезал Иван. – Мне все-таки не шестнадцать лет, и поздно мне указывать.

– Ну прости, если я по старой привычке что не так сказал. С женитьбой, конечно, дело твое. Это у меня, наверное, уже старческое, люблю давать ненужные советы. – Участковый протянул ему руку. – Иди. Не думал я, что ты придешь.

– Подозревали, значит?

– Не в этом дело. Раньше бы ты точно сам не явился. А ты вон какой стал. Смотреть приятно – серьезный, деловой, при деньгах.

Иван слушал молча, не перебивал. Ему не нравился тон, каким хвалил его участковый, хотелось заорать, грохнуть кулаком, и может, даже не по столу. Чувствовал, что тот издевается, но терпел. И участковый выдохся. Он закончил беседу:

– Молодец, что пришел, мне теперь спокойней будет. Так ты теперь у матери?

– Да. – Иван встал. – Вы бы ее успокоили, что ли. Она прямо из себя выходит. Скажите, что все нормально, меня не подозревают.

– Лучше бы ты ее сам успокоил, – нахмурился участковый, – Если за мать переживаешь.

Иван молча вышел. Постоял на улице, покурил возле крыльца. Вокруг мелькали люди в форме, слышались переговоры по рации. Но его подобная обстановка не раздражала. Он их не боялся. Ему было все равно. К матери идти не хотелось. Дел никаких не было. Ему подумалось, что ближе к вечеру, когда стемнеет, стоит наведаться в последнюю квартиру, на «Соколе». Прибраться, бросить ключи в почтовый ящик. Все равно им с Серегой там уже не жить.

Он плохо выспался – в самолете все не удавалось устроиться поудобнее. От резкой смены температур ломило в затылке – сказывалось полученное сотрясение. И самое плохое – Алия не выходила из головы. «Найти ее надо, – думал он. – Что это за притча с телевизионщиком?» Он поискал киоск Роспечати, накупил газет. Киоскерша даже нашла ему номер «МК» двухдневной давности. Иван шел по знакомой с детства улице, выискивая подходящее место, чтобы посидеть, выпить, просмотреть прессу. Он ничего тут не узнавал.

Наконец ему удалось найти что-то подходящее.

Раньше в этом доме была кулинария. В детстве он любил тут покупать пирожки с печенкой. Теперь бы он к ним и не притронулся. Иван рассмотрел через витринные стекла что-то похожее на барную стойку и зашел. Он увидел белые пластиковые столики, такие же стулья, прилавок, над которым высились пирамиды из пивных банок. Взял пива, вареных креветок и расположился подальше от входа, чтобы не так дуло в спину. Как он и ожидал, в газетах почти ничего о телевизионщике не оказалось. Да и что там могло быть через целых три дня? Только в номере «МК» удалось прочитать небольшую заметку о том, что выпускающий редактор какого-то ток-шоу был убит вечером шестнадцатого ноября, на улице, во время вечерней прогулки со своей собакой. Иван никогда не слышал о таком шоу, имя редактора ему ничего не говорило. Больше в газете подробностей не было.

– Вань, ты, что ли?

Перед его столиком маячила какая-то женщина, он давно уже обратил на нее внимание. И она, в свою очередь, приглядывалась к нему, просто глаз не сводила. Лет тридцати с хвостиком, насквозь обесцвеченная блондинка, розовое, чуть поросячьего вида личико, густо подрисованные черным карандашом глаза. Не так густо, как у Алии, но все же… Тьфу!

Опять на ум лезет эта Алия!

– Вань, ты меня не узнал? – Женщина радостно придвинула к себе свободный стул. – Ну надо же! Я Галка. Галку, что ли, забыл?

– Галку? – Иван все еще не мог ее признать, но уже что-то замаячило.

– А картошку на пустыре пекли – помнишь? – приставала она. – А у кого картошку брали? Забыл?

Я же из овощного вам носила!

– О Господи Боже… – выдохнул он. – Ты, что ли. Галка?!

– Ну!

Баба полезла к нему целоваться, и он в ту же секунду понял, что она пьяна. Вдрызг, в стельку. Ее повело, и, чтобы не упасть, она принялась обнимать Ивана за шею. При этом она дышала ему в лицо какой-то дрянью и приговаривала:

– Золотые же вы мои мальчики, сколько воды утекло…

– Водки, сказала бы лучше. – Он довольно резко снял с себя ее цепкие руки и заставил ее сесть прямо. – Ты что – тут работаешь?

– Ну. – Она смущенно оправила свой белый, в крупных пятнах халат. – Этой, ну, посудомойкой.

А что? Тебе низко теперь со мной посидеть?

– Почему же?

– Тогда постой, я живенько принесу… У меня там есть…

Она с трудом встала и удалилась куда-то за стойку. Хлопнула дверь, вздрогнули пивные пирамиды.

Иван подумал, что пора уходить. Но не мог заставить себя встать. Свидание с прошлым, которое началось ранним утром, явно затягивалось. А он-то думал, что его теперь здесь никто не узнает…

Галка появилась перед ним очень довольная, вооруженная бутылкой «Столичной» и двумя пирожками на тарелке.

– Угощаю. – Она поставила все это перед ним. – Вылей ты это пиво! «Хольстен», тоже мне. Знаешь, как мы его разбавляем?

Иван отодвинул кружку, оторвал креветке голову, высосал сладкое мясо. Разговаривать с Галкой не хотелось, да и о чем было говорить? Да, был в их жизни когда-то пустырь, а на пустыре каждый вечер загорались костры. Мальчишки сидели там, пекли на прутиках картошку, поджаривали унесенный из дому хлеб. Тут же грелись у огня своры бродячих собак. Все взрослые в районе этих собак боялись, а вот мальчишки – нет. Их псы не трогали, словно чувствовали – это существа той же породы.

Как-то раз мальчишки, и среди них Иван, засиделись до полуночи. Костер давно прогорел, но было не холодно – самое начало лета. Иван курил, с удовольствием пуская носом дым. Курил он тогда «Космос» – сейчас бы и не прикоснулся. Его лучший друг, Косой, ворошил палкой угли, отыскивая пропавшую картофелину. Он надеялся, что ее еще можно съесть – может, не вся она сгорела. Кто там еще сидел, Иван уже не помнил. И вдруг в темноте бешено залаяли собаки. Мальчишки насторожились. Они знали – на пустырь пришел кто-то чужой. Значит, за кем-то идут родители, или пьяный забрел, или милиция, или – что еще хуже – взрослая шпана…

– Ни хрена не вижу. – Косой вскочил и всматривался в темноту. – Нет, вроде кто-то идет. Вон там, у заборов, видишь?

И тогда Иван тоже увидел ее. К тлеющим углям их костра нетвердой походкой шла молодая женщина. То ли больная, то ли пьяная – то быстро шла, но вдруг резко останавливалась, словно в нерешительности, а потом снова делала несколько неуверенных шагов.

Мальчишки затаили дыхание, глядя в ее сторону.

– Бухая, – шепнул Косой.

Девушка наконец приблизилась настолько, что они рассмотрели ее лицо.

– Пацаны… – жалобно сказала она. – Закурить не будет?

Сигареты были у многих, но Иван всех опередил.

Он протянул ей пачку «Космоса», она, пошатываясь, мотая белокурой головой, вытащила сигарету… И вдруг схватила Ивана за плечо горячей рукой. Он чуть не отпрыгнул, но потом понял – она это сделала, чтобы устоять на ногах.

– Мерси тебе огромное, – сказала она. – А огонечка не будет?

Иван зажег для нее спичку. Когда она прикуривала, он ее рассмотрел хорошенько. И понял – девчонка ненамного их старше, ей всего-то лет восемнадцать-двадцать, наверное. И в свете догоравшей спички она показалась ему очень красивой… А она, подняв к нему лицо, улыбнулась ласковой, пьяной, мягкой улыбкой:

– Хорошенький какой… Блондинчик… Тебя как звать?

– Иван, – сквозь зубы ответил он. Сквозь зубы, потому что дружки начали посмеиваться. Ванька – хорошенький! Блондинчик, ха! Хохма!

– Иван? – переспросила она. – А меня – Галка. Я тут рядом, в овощном, работаю… Я тебя и раньше видела. Ну, чего ты?

Она все еще опиралась на его плечо. Друзья все еще посмеивались. Больше всех старался Косой – он явно завидовал А у Ивана в горле пересохло. Он про эту Галку слышал. Никому, мол, не отказывает. Значит, можно попробовать. Он сто раз слышал, как дружки похваляются друг перед другом своими сексуальными приключениями, но почти никогда им не верил. Где, спрашивается, те девчонки, о которых они говорят? Каждый раз оказывалось, что девчонки эти живут где-то далеко, в другом районе, или вообще из Москвы уехали. Чепуха, одним словом. Сам он на этот счет ничего не выдумывал, у него девчонки еще не было. Он набрался смелости и сказал:

– Пошли, я тебя провожу.

– Куда? – удивилась Галка.

– Ну а куда тебе надо?

– А, пошел ты… – Она вдруг отпустила его плечо и разом села на землю. – Никуда не пойду. Плохо мне. Водички нету?

Вода у ребят была, да ее выпили под картошку.

Ни капли не осталось. Они переглядывались, пока Косой не сказал:

– Слышь, Вань, принеси ей воды.

– Почему я?

– У тебя дом рядом.

– А у тебя не рядом?

– Мне отец так вмочит, если я сейчас приду! Сам знаешь – Косой ухмылялся. – А у тебя только мать, что она сделает?

Иван-то знал, что может сделать мать. Она начнет плакать, и придется скорее всего остаться. Но Косой был прав. Ему сейчас и в самом деле нельзя домой.

Вот когда отец выпьет свои законные пол-литра и завалится спать, тогда Косой вернется. А другие пацаны жили не так близко. Он решился:

– Ладно, я схожу. Только вы не уходите отсюда, поняли?

– Ясное дело, дождемся, – ответил Косой.

Галка икнула, стыдливо закрыла рот ладошкой:

– Ой, ну что за гадость…

Иван бросился в темноту, прочь от костра. До самого дома он бежал, не переводя духа, как будто что-то случилось, надо Галку спасать. Ключей у него своих не было, пришлось позвонить. Открыла мать и сразу начала:

– Еще позже ты прийти не мог, конечно?

Но он ее не слушал:

– Да ладно, ма, я сейчас.

Он бросился на кухню, схватил какую-то банку, открыл кран. В банку с шипением бежала ледяная вода, а мать, стоя за спиной, выговаривала:

– Сырую воду пить нельзя! Вот же кипяченая в графине. Или еще лучше – выпей чаю!

– Да ладно, ма. – Он попытался проскользнуть в коридор, но она загородила ему путь:

– Куда?! Опять?! Опять туда? Опять к этому жуткому Косому? К своим приятелям?!

– Опять! – Он все же вывернулся и выскочил на лестницу. Страшно было думать, что его ждет, когда он вернется опять… И вот он уже на пустыре. Бросается туда-сюда, ищет, зовет… Но угли догорели. И где теперь сидят ребята – не поймешь.

Наконец он услышал голос Косого:

– Ты, Вань?

– Я! А… Она где?

Косой выступил из темноты, его лицо озарил огонек папиросы.

– Да где же она? – почти выкрикнул Иван.

– В кустах. Там, где покрышки старые валяются. – Косой показал за спину. – Иди, она ждет.

Иван ни о чем его не спросил. Но по смущенному лицу Косого, по его виноватому голосу все понял. Его опередили… На подгибающихся ногах он прошел к кустам, раздвинул их, позвал:

– Ты тут, Галя?

– А? Здесь я, здесь… Иди сюда… Ты кто, а? Который?

Он вдруг ощутил на своем лице прикосновения ее горячих мокрых пальцев. Мокрых? Почему? Ведь дождя давно не было, земля сухая. От ее пальцев резко пахло чем-то животным, и этот запах был ему противен. Он сунул ей банку и услышал, что она жадно пьет, захлебываясь, булькая, постанывая от удовольствия. Наконец бульканье затихло. Галка спросила уже более осмысленным голосом:

– Это ты, Ванечка?

– Я.

– Так иди ко мне. Ты что – боишься меня, что ли? Товарищи твои вроде посмелее были…

Он опустился на колени, нашарил рукой ее плечо, потом шею, потом полную грудь. Она хихикала и повторяла:

– Смешной какой, ну, где ты там, давай войди…

Домой он вернулся на рассвете. С Косым он не поссорился. Иван себе сказал: «Еще чего – терять друга из-за какой-то…» А Галка была именно какая-то. Он в нее не влюбился – не получилось. Когда понял, что она изменила ему, не дождалась, то разозлился только на нее, а не на дружков, которые воспользовались моментом. А Галка к ним стала часто ходить. Она работала в овощном продавщицей.

Весь день вешала картошку, свеклу, апельсины под праздники. Выпивала в подсобке, курила прямо за прилавком, никого не признавала, материла покупателей, особенно обожала обложить крупным, крепким матом военных. «Эти – самые тупые, – говорила она. – Уж это – конец света, полный пипeц…» Еe не увольняли, потому что Галкина мать работала в том же магазине уборщицей. Когда-то стояла за прилавком, но по причине беспробудного пьянства была снята с должности – нахамила кому не надо было, из начальства… Но друзья в магазине жалели пьянчужку и терпели ее беспутную дочку. Отец у Галки отсутствовал – пребывал в местах не столь отдаленных. Раз в полгода мать паковала передачки, покупала плацкартный билет и катила в Туву, на свидание. Возвращалась опухшая от слез и водки и несколько дней не работала, поучала Галку, как надо жить…

А Галка зверела от таких поучений и удирала из дому куда придется. На пустыре ей понравилось.

У ребят с ее легкой руки завелась выпивка. Деньги не проблема – выручала складчина. Косой всегда мог вытянуть у отца рубль-другой, когда тот уснет, прочие тоже подворовывали у родителей. Иван от них позорно отставал. Ему тоже надо было скидываться в общий котел, но только вот у матери он брать не мог. Все решил случай… И как раз с подачи Галки.

Как-то в сумерках ребята шли по пустырю большой компанией. Шли костер разжигать. Бутылку они уже приобрели. Галка принесла картошки, еще кто-то колбасы… Впереди, среди желтой осенней травы, замаячил какой-то ворох тряпья. Сперва подумали – кто-то старое пальто выкинул. Подошли ближе и увидели – на земле лежит и спит пьяным сном какой-то мужик. Рассмотрели его, потолкали ногами, посмеялись – хорошо уделался дядя! А Галка вдруг опустилась на колени и, ни слова не говоря, стала лезть к пьяному в карманы. Ребята ничуть не смутились. Какая разница, у кого брать – у отца с матерью или вот у такого? Иван тоже молчаливо одобрил ее поведение. Он бы и сам так смог – уж очень ему надоело выпивать за чужой счет. Из-за этого падал его авторитет – а ведь он был среди дружков самый сильный и симпатичный… Раньше его уважали, а теперь что?

Он прикрикнул на Галку:

– Эй, не лезь, я сам!

Оттолкнул ее и быстро, как будто занимался этим всю жизнь, обшарил пьяному карманы. Сперва нашелся скомканный носовой платок, который Иван с отвращением выкинул. Потом обнаружилась помятая пачка «Примы». Ее он отдал ребятам. Его разобрал азарт: что он еще найдет? Следующим призом был кошелек. Потрепанный такой коричневый кошелечек. Иван отстегнул кнопочку, заглянул.

– Есть кое-что, – сказал он и сунул кошелек в карман. В свой карман, разумеется.

И тут пьяный вдруг зашевелился. Разомкнул опухшие губы, забормотал что-то, приоткрыл глаз… Увидел Ивана и сразу заматерился:

– Щененок, сука такая, пошел отсюда на…

Косой засмеялся. Галка хихикнула. Иван их уже не слышал. Откуда взялась эта холодная ненависть к пьяному? Ведь он видел его первый раз в жизни. И разве он так уж сильно на него обиделся? Тоже нет.

Но все случилось как-то само собой – нога Ивана поднялась и с силой опустилась на лицо жертве. Тот вскрикнул, а вот ребята разом замолчали. Эта тишина за спиной опьянила Ивана. Он бил пьяного ногами расчетливо, безжалостно. Нет, он его не просто бил. Он его убивал.

– Хватит, Вань, хорош, ну? – Косой схватил друга сзади под локти, попытался оттащить.

Иван двинул ему локтем в живот так, что Косой отскочил и крикнул:

– Да ты ж убьешь его!

– Убью! – подтвердил Иван и нанес пьяному еще пару ударов. Но это было уже лишним – тот не шевелился. И тут Иван на него посмотрел. Когда бил – не очень-то рассматривал. А теперь увидел, что сотворил – что можно сотворить с человеком. Он круто развернулся и пошел прочь. Он не оборачивался.

Страшно было подумать, что ребята за ним не пошли. Значит, он останется один. Навсегда один.

– Ваньк! – Его догонял Косой.

Иван остановился, обернулся. Он был готов к любому ответу. Сейчас он бы врезал даже Косому. Но тут же все его мышцы расслабились и стало так хорошо, так спокойно… За ним шли ребята. Все до одного. И Галка бежала следом, и она ему даже улыбалась, как будто обращая все в шутку.

– Ваньк, ты не переживай, он живой, паскуда.

Мы его пошевелили, отдышится, ничего, он здоровый… – Косой сплюнул, вынул трофейную пачку «Примы», спросил:

– Покурим?

Иван с наслаждением затянулся едким дымом, ребята мигом расхватали всю пачку, до последней папироски. А Косой, пуская дым через нос, важно, по-взрослому рассуждал:

– Так ему и надо. Правильно ты ему вмазал. Не будет сюда лазить. Не нужны нам тут чужие! Вон ребята из соседнего района – они никого на свою территорию не пускают. А у нас что?

Иван достал кошелек, открыл, на глазах у дружков пересчитал деньги.

– Тридцать два рубля с копейками, – сказал он деловым, хозяйственным тоном. – Ну, сегодня, значит, гуляем!

Галка радостно взвизгнула.

И вот теперь Галка сидела перед ним. И ему совсем не хотелось ее видеть.

– А наших тут теперь никого нет, – пьяно улыбалась женщина. – Друг у тебя был, как его?

– Косой? И что с ним? – невольно заинтересовался Иван. – Куда он делся?

– А я откуда знаю? Пропал, и все. И остальные тоже. Наверное, переехали куда-то… А я вот… Тяну СВОЮ ЛЯМКУ.

– А из магазина почему ушла? – вяло спросил он. Ему вовсе не хотелось этого знать, просто надо было что-то говорить.

– Там этот сделали… Еврей-ремонт. И моя рожа на фоне этого ремонта никак не смотрелась. Ясно? – сердито ответила Галка.

– Ясно. Да ты пей, пей! – И он налил ей еще водки. Сам он не пил.

Галка наконец обратила внимание на ворох газет, лежавших на краю стола. Удивилась:

– Это твое?

– Мое.

– Читающий стал? Серьезный?

– Да нет. Это сегодня что-то… Настроение было, вот и купил. Забери их себе.

– А пиво твое можно допить? – спросила она, без спроса ухватываясь за кружку.

– Да, разумеется. На здоровье. Ладно, Галь, я пошел.

Он встал и, не обращая внимания на ее просьбы «посидеть еще», вышел, оставив на столе все газеты и недопитое пиво. Галка, слава Богу, была уже в таком состоянии, что пойти за ним не смогла, хотя очень хотела…

На углу улицы Иван обнаружил исправный таксофон – для этого района просто чудо! Поколебался, достал жетончик и накрутил номер…

– Мам, – сказал он, когда услышал знакомый голос. – Все в порядке. Я был в милиции. Успокаивайся уже, хватит.

– Ты где? – тревожно спросила мать.

– У друга одного; Мам, я ночевать у тебя сегодня не буду.

– Но ты же обещая…

– Мам, не могу я, прости. Я уже отвык. Вещи мои пусть у тебя пока постоят, ладно?

Она еще что-то говорила, но он уже сказал «пока» и повесил трубку.

Глава 3

Ирина, жена погибшего редактора ток-шоу «Перевертыши», только что вернулась с кладбища. Мужа похоронили… Так быстро, так поспешно! Эта поспешность казалась ей позорной. И она никак не могла прийти в себя, понять, что его больше нет и не будет. Нигде, никогда. Три дня назад он еще был здесь, с ней… Как всегда, приехал с работы очень поздно – в начале первого часа ночи. В газетах написали – был убит шестнадцатого. А на самом деле – семнадцатого, в час ночи. Но она уже никого не поправляла – разве не все равно?

…Муж приехал, поднялся в квартиру, она открыла ему дверь. Даже не переступил порога, сразу сказал ей:

– Ириш, быстренько прицепи Плюшке поводок, я с ней пробегусь.

Она прицепила поводок к ошейнику Плюшки – любимой собаки, старой белой болонки с кривыми ревматическими коленками. Он взял собаку и ушел.

Минут через пять она, разогревая на кухне ужин для мужа, услышала на улице какой-то громкий звук.

Похоже было на выстрел, хотя кто сейчас разберет – у детей столько хлопушек и петард, просто житья нет! Суп давно искипелся на плите, она его выключила, а Костя все не возвращался. Потом она услышала за входной дверью собачий лай и громкое царапанье когтей. Бросилась открывать… Плюшка была одна, поводок волочился за нею по бетонным ступеням лестницы. Собака влетела в квартиру и забилась в дальний угол. Никакими силами нельзя было ее оттуда вытащить. Ирина выглянула в подъезд, позвала мужа:

– Костя?

И еще раз покричала, но негромко, чтобы не разбудить соседей. Она уже в тот миг поняла: что-то случилось. Набросила на халат пальто и прямо как была, в тапочках, побежала вниз. На улице – пустота, в лужах блестят огни фонарей. И ни души, никого. Она побежала направо, налево, она металась туда-сюда, не понимая, где его искать, куда он пропал. И нашла его наконец за торцом их дома. Он лежал под стеной, повернувшись на живот, согнув ноги. Подумала сперва, что ему плохо с сердцем или что упал и сломал ногу, руку…

– Костя! Костенька! – Она пыталась растолкать его, поднять, посмотреть в лицо. А он молчал. Потом она увидела кровь – много крови. Поняла, что надо вызывать «скорую», милицию… Но как она могла его тут бросить? Одного?!

Потом она все же каким-то чудом оказалась дома.

Как туда прибежала – не помнила. Стала звонить в милицию, потом в «Скорую», потом опять в милицию – ей казалось, что они очень долго не едут. Побежала назад, к мужу… Потом вокруг нее оказалось много народу. Мигали синие огоньки на машинах, слышались громкие переговоры по рации. Она стояла в ледяной ноябрьской луже, утонув в ней по щиколотку, и не чувствовала холода. Потеряла тапочку, наклонилась, нашла ее, обулась, пошла домой. Вот и все. А потом был следователь, дурацкие вопросы, звонки с телестудии, деньги, собранные Костиными сослуживцами. И такие быстрые похороны, все на скорую руку… Никто из его сослуживцев не остался на поминки, хотя она всех звала, на кладбище заглядывала каждому в лицо, говорила:

– Пожалуйста, зайдите…

Никто не захотел. Все врали, отводя глаза, что срочная работа, что они не смогут, что теперь, когда выпускающего редактора нет, на всех наваливается новый груз забот…

Она вернулась домой одна. И вот только теперь, стоя в пустой квартире, она обнаружила, что Плюшка пропала.

Ирина ходила по квартире, искала в самых немыслимых местах, звала:

– Плюш, Плюш, Плюш… Ничего не понимаю!

Плюш, Плюш, Плюшенька…

Она пыталась вспомнить, когда в последний раз видела собаку, когда с ней гуляла. В голове был полный сумбур. Она сходила на кухню, где стояла Плюшкина еда. Проверила миску – полно засохшей гречневой каши. А когда она варила кашу? Как раз в тот день, когда Костю убили. Плюшка получила свежую порцию… И не успела ее съесть. Значит, собака убежала тогда же, вскоре после того, как вернулась домой без хозяина… Убежала с волочащимся поводком… Ведь квартира долго стояла открытой. А Ирине в ту ночь, конечно, было не до собаки.

– Еще и собака! – сказала она, и это как будто сломало в ней последнюю плотину – женщина опустилась на табурет и разрыдалась. Все эти дни не получалось заплакать, ходила будто каменная.

А вот теперь удалось… Она плакала с наслаждением, она изголодалась по слезам, ей это было необходимо.

Зазвонил телефон. Ей не хотелось подниматься, вытирать слезы, отвечать. Но она все же сделала это.

Услышала знакомый мужской голос:

– Ирочка, ты одна?

В первый момент она не нашлась что Ответить.

Потом все же выдавила из себя:

Ты что – газет не читал?

– А что? – удивился звонивший. – Война, что ли, началась?

– Костю убили.

– Костю?! – На том конце провода с трудом усваивали новость. – Какого? Твоего, что ли?

– Моего?! Он сейчас уже ничей! Ничей! Никому он не нужен! Никто из этих… Оттуда… Даже на поминки не остался!

– Так ты одна? – настаивал звонивший.

– Да! – истерично выкрикнула Ирина. – Да, я теперь одна – радуйся! – И бросила трубку.

Ее трясло, но слезы высохли. Она знала – приедет. Не знала только, открывать ему дверь или нет.

И в конце концов, чтобы не мучиться этим вопросом в последний момент, подошла к двери и отперла все замки. Оттянула в сторону защелку, зафиксировала ее и оставила дверь приоткрытой сантиметра на три. После чего вернулась в спальню, открыла шкафчик для постельного белья и вынула из-под стопки отглаженных простыней плоскую бутылку виски. Отвинтила крышку, присосалась к горлышку. Стало как будто полегче. К таким «утешениям» она привыкла уже давно, но алкоголиком себя искренне не считала.

Ирина легла на постель, закрыла глаза. Света она не зажигала. На улице почти стемнело, день выдался очень пасмурный, черный день. Во всех смыслах черный. Она замерзла на кладбище и, чтобы согреться, еще раз основательно приложилась к бутылке. Теперь ей было совсем хорошо. Она знала – он приедет.

– Ты с ума сошла?!

Она так и подскочила, услышав над собой резкий голос. Оказывается, ей удалось задремать, и она не заметила, как он вошел. Над кроватью маячило темное пятно, пятно потянулось к изголовью и включило настенное бра. Ирина зажмурилась, закрыла глаза ладонями, отвернулась:

– Убери!

– Ты с ума сошла, – повторил он, скидывая пальто и садясь рядом с ней на постель. – Открыла дверь настежь, я уже думал – тебя тоже убили!

– Глупости.

– Никакие не глупости, надо быть осторожнее!

Что ты говорила про Костю? Это все правда?

– Его убили. Это было во многих газетах. Ты прозевал такое событие… – Она села на постели, все еще стараясь отвернуться от света. – Голова просто раскалывается.

Он увидел бутылку рядом с ней на одеяле, поднял, поболтал.

– Виски?

– А ты думал – чай?

Он поставил бутылку на пол и слегка тряхнул Ирину за плечи:

– Ты напилась?

– Ничуть. Я бы напилась, если б компания нашлась. Но никто с телевидения на поминки не остался. Саш, а ты как насчет этого? Помянем?

Он все еще держал ее за плечи и разглядывал в упор. Потом отнял руки, отвернулся, достал сигареты. Ирина услышала его голос:

– Как это случилось?

– Его застрелили, – механическим голосом заговорила она. Эту историю ей уже пришлось рассказывать раз двадцать. – Он вернулся с работы, пошел с Плюшкой гулять и получил пулю в голову. Умер сразу. Кстати, Плюшка пропала.

– Не понял?

– Сбежала в ту же ночь.

– А… Найдется, – равнодушно бросил он. – Собаки часто выкидывают такие штуки.

– А мне кажется, она убежала навсегда.

– Может, украли?

– Кому она нужна, такая старая? – возразила Ирина. – И красотой собака не блистала… Ты лучше скажи, что обо всем этом думаешь?

– Ну, пулю в голову никто просто так не получает, – рассудительно сказал он. – Я думаю, это все не случайно.

– Молодец. Следователь думает так же. Спрашивал, не было ли у него врагов.

– А ты что сказала?

– Я ответила, что это предстоит выяснять им самим. Потому что я никого не знаю.

– Что ж, ответила ты ему так, чтобы не создавать себе лишних проблем, – вздохнул он. – Но ты на самом деле не понимаешь, кто и за что мог так с ним обойтись?

– Откуда мне знать? – поморщилась она. – Я знаю одно – с тех пор, как он пошел работать на телевидение, все у нас резко изменилось. И если раньше у него наверняка не было врагов, то теперь…

– Ну, понятно. В это лучше не лезть.

– А я и не лезу" Только это был не того масштаба теледеятель, чтобы кто-то с ним так разбирался. Да кто он был такой? Реклама ему не подчинялась, эфирного времени он не продавал. И платили не так чтобы мною…

– И все же ты думаешь, что это кто-то из тамошних господ?

– Ничего я не думаю. – Она прижалась лбом к его спине. – Сашенька, я так боюсь…

– Чего?

– Что это все будет продолжаться.

– И оставляешь дверь открытой? И говоришь следователю, что ничего не знаешь? Ирина! Ты что – даже мне не хочешь все рассказать?

Вместо ответа, она всхлипнула. Тут он наконец обернулся и обнял ее:

– Ну, прекращай. Не хочешь говорить – молчи.

Только пеняй потом на себя!

– Знаю… Тебе все равно, что будет со мной. Ты бы даже хотел, чтобы я исчезла…

– Ну, это уже истерика! – рассердился он. – Знаешь, тебе лучше отсюда на время уехать. Уж это ты можешь сделать!

– Уехать? Куда? – горько спросила она. – К тебе, что ли?

Он поморщился:

– Не надо иронизировать.

– А я и не иронизирую. Ты дал совет уехать, а я только спросила… Представляю, как бы обрадовалась твоя Наташа, если бы я приехала к вам с вещичками… А что? Может, это нам знак свыше, чтобы все разорвать?

– Ира, я тебя очень прошу! – Он сразу замкнулся, как всегда, когда она заводила подобные речи. – Сколько мы об этом говорили?

– Много, ты прав. Но все же недостаточно. Помнишь, как мы прятались друг за друга в первый наш год? Кому из нас сделать первый шаг? Кому первому поставить перед фактом свою половину? Видишь, я свой шаг сделала…

Она не ожидала от него такой реакции – он резко отодвинулся, глаза стали бешеными.

– Думай, что болтаешь!

– Это была шутка. – Она едва шевелила помертвевшими губами. – Что – пьяная вдова не имеет права пошутить?

– Ты только следователю такого не сболтни!

– Не бойся, я ему даже про тебя не сказала. А ведь могла. Могла сообщить, что ты давно мечтал устранить моего супруга, чтобы жениться на мне. Только вот…

Версия не правдоподобная. Ты ведь тоже женат. И вообще – не такая уж я писаная красавица, чтобы из-за меня убивать человека.

– Иришка, успокойся, – беспомощно попросил он. – Прости меня, ну, прости…

Они были ровесники, и в этом году им исполнилось по двадцать девять лет. Дни рождения они отмечали отдельно друг от друга. Саша – с друзьями из Киноцентра, которые знали Ирину, но не знали, в каких она отношениях с Сашей. Она – с двумя подружками, которые ничего о Саше не знали. Об их отношениях вообще мало кто знал. А длились эти отношения вот уже пятый год…

Саша и Ирина познакомились во ВГИКе восемь лет назад. Оба тогда учились на актерском отделении, но у разных мастеров. Ирина тогда носила гриву распущенных рыжих волос, спутанных в мелкие колечки. Грива доходила до пояса, и в этих джунглях сломалась не одна расческа. У нее была сухощавая, спортивная фигурка так называемого американского покроя, причем спортом она никогда не занималась, отчаянно курила и спокойно объедалась при каждом удобном случае. А вот Саша, напротив, был помешан на спорте. Невысокий, подвижный, веселый парень, не очень похожий на актера… Познакомились они на вечеринке в общежитии ВГИКа, на чьем-то дне рождения…

Ира тогда страшно напилась. Напивалась она быстро и тогда начинала творить и говорить несуразные глупости. Потом ей всегда было стыдно и она давала себе зарок не пить. Но не слишком старалась выполнить его…

– Ма-ла-дой человек! – кричала она, протягивая пустую кружку. – Я кого прошу?! Да, тебя, именно тебя, в белой рубашке! Налей вина и дай мне вон тот бутерброд!

Парень, к которому она обращалась, беспрекословно выполнил все ее требования и сел рядом, на казенную кровать с продавленным матрацем. Оглушительно гремел магнитофон, «АББА» была слышна во всем коридоре. Ира хлебнула из кружки дешевого красного вина, поморщилась и со словами:

«Как можно давать гостям такую гадость!» – выбежала из комнаты. Ей внезапно стало плохо.

Минут через двадцать, когда она умылась в туалете и привела в порядок платье, ей было уже невыносимо стыдно. Она протрезвела, и голова постепенно прояснилась. Кажется, она орала, танцевала на столе, разбила несколько предметов сервировки, оскорбила подружку, назвав ее «Мурлин Мурло е….я». Ну и что с того, что эта девчонка старается подражать легендарной кинозвезде? А кто не старается кому-то подражать? Ира с досады чуть кулаком по зеркалу не стукнула. У нее начинался похмельный приступ самоистязания, когда все представлялось в черном-пречерном свете… Да и в довершение всего ей придется сейчас вернуться в комнату, потому что она там забыла сумочку, а без сумочки никуда не денешься. Там лежат все ее деньги, проездной, косметика, расческа, в которой очень нуждались ее волосы…

Ира обреченно побрела обратно. В коридоре неподалеку от той самой комнаты она увидела смутно знакомого ей молодого человека в белой рубашке. «Наверное, из той компании, – подумала она. – Надо воспользоваться случаем».

– Извини, ты мне не вынесешь мою сумочку? – спросила она его. – Хочу уйти по-английски, но без сумочки никак…

Парень даже «ладно» в ответ не сказал – он просто вошел в комнату и через минуту вернулся именно с тем, что она просила. Ей даже не пришлось описать свою сумочку, чтобы он не перепутал. А ведь так трудно описать какую-то вещь мужчине!

– Мерси. – Она старалась не смотреть ему в лицо, потому что смутно помнила – с этим парнем она, кажется, тоже поругалась или что-то в этом роде. Ира уже совсем собралась уходить, как вдруг он неожиданно предложил:

– Проводить тебя?

– А, не стоит… – Ей хотелось исчезнуть отсюда как можно скорее, а этот парень ей был совсем не нужен.

– Ну, все равно, пойдем вместе. – Парень был настойчив и не слушал ее слабых возражений. – Мне это все уже не нравится. Там началась дикая оргия.

Скоро будут морды бить.

Они вместе вышли из общаги, и тут он снова проявил заботу:

– Поймать тебе машину?

– Мне? – удивилась она. На свежем воздухе Ира окончательно протрезвела и вспомнила – этот парень тоже может иметь к ней претензии, ему она тоже что-то такое сказанула… Вздохнула и извинилась:

– Ты прости, если я там, наверху, что-то не так сделала… На меня иногда находит.

– Тебя Ира звать? – спросил он, вместо того чтобы принять ее объяснения.

– Да.

– А почему ты так трагично это говоришь? – улыбнулся он.

– Да нипочему, так… Настроение плохое. А тебя как звать?

– Саша.

– Ты тоже на актерском?

– Это надо понимать так, что и ты актриса? – переспросил он и взял ее под руку.

Это было кстати – физическая и моральная поддержка ей бы не помешала. Ира шла рядом с ним по вечерней Москве, стараясь не подвернуть ногу, – в тот раз на ней были туфли на невообразимо огромном каблуке. В этих туфлях она была выше своего кавалера, но это ее не смущало. Она была выше не только кавалера, но и подобных предрассудков. И вообще высокого мнения о себе. Особенно в тот вечер.

На ней было новое джинсовое платье, бледно-голубое, на плече болталась «кооперативная» черная сумочка на золотой цепи… Туфли были тоже черные, лакированные, на подкованных золотом шпильках.

Если бы ей кто сказал, что все эти вещи не подходят друг к другу, она бы страшно удивилась. Но в тот сумбурный год ее такие вопросы вообще не волновали. Да и денег на наряды не было, если уж на то пошло… Все это было не главное! А главное то, что она молода, красива и талантлива!

– А что – ты не заметил, что я актриса? – спросила она. – Видел, как я изображала пьяную?

– Ты была пьяной.

– Изображала! Конечно, я выпила – не отрицаю.

Но я вовсе не была такой невменяемой.

– Знаешь, что я тебе скажу? – возразил он. – Если актер пьян, он никогда не сыграет пьяного.

Получится полная чепуха. А вот тебе пример: Бурков разве пьет? А играет сплошных алкашей. А как насчет Андрея Мягкова? «С легким паром» вспомни?! Да у него же там ни в одном глазу!

– Ой, хватит примеры из истории приводить, – отмахнулась она.

Некоторое время они шли молча. Потом она стала колебаться – как поступить дальше? Принять его предложение поймать машину? Уехать домой? А если уехать, то как – с ним или без него? А если с ним – как отнесется к этому мама? А папа? Ой нет, о папе лучше вообще не думать… Так она его к себе и не пригласила, и они как-то незаметно спустились в метро, где и распрощались. Потом они встречались во ВГИКе, здоровались, болтали на лестнице, ходили друг к другу на курсовые показы. Но дальше этого дело никак не заходило. Ирина в то время как раз переживала ряд любовных приключений.

Первое приключение было платоническим – она влюбилась в своего мастера. А мастер взаимностью не ответил. Она чахла, сохла, смотрела на него собачьими глазами, пока не сказала себе, что это глупость. И любовь немедленно прошла. Потом предметом ее увлечения стал парень с художественного отделения. Он водил ее к себе в мастерскую, где они часами целовались, а потом выпивали бутылку вина и.., разъезжались по домам. Ей было неясно, любовь это или нет? Потом она все же решила, что любовь, и в один прекрасный вечер поехала к нему на дачу, куда он давно уже ее звал.

Этот роман протекал бурно, у всех на глазах. У художника оказалась невеста – некая Валерия, не из ВГИКа, особочка с большими претензиями. Эта Валерия отравляла им жизнь, приезжая на дачу без приглашения, вламываясь к ним в мастерскую. Это была уже «их» мастерская. Кончился очередной визит Валерии очень некрасивой сценой… Ира с ней подралась, но Валерия ушла победительницей, унося в сжатом кулачке пару прядок рыжих волос. А художник, глядя, «как бабы цапаются», бешено хохотал, развалившись на поломанной тахте для натурщиков…

После этого Ира остригла свои злосчастные волосы, обесцветила их большим количеством перекиси и всему институту объявила, что любовь кончилась.

В ту пору она пила больше, чем обычно, ей уже не нужен был повод и компания. Почти забросила учебу, мастер стал забывать сперва ее имя, потом – ее лицо. Ира нашла себе нового обожателя, никак не связанного с миром кино. Он приезжал за ней в институт на машине и увозил на весь вечер веселиться, пропивать шальные деньги. У него было несколько коммерческих ларьков на Ленинском проспекте и труднопроизносимое восточное имя… С Сашей она тогда совсем не виделась. Она даже забыла, что он есть на свете. Их столкнул очередной случай…

Это было незадолго до сдачи курсовых лент. Ира между пьянками и истериками успела сняться в короткометражной художественной картине одного из выпускников. Роль у нее была небольшая – она должна была изображать грубую официантку, которая обслуживает какую-то влюбленную пару в советском ресторане. Наступил день показа. Пришло много гостей, на первом ряду кинозала уселась приемная комиссия. Ира волновалась, хотя всем говорила, что ей наплевать. Среди гостей она заметила Сашу. Он на нее не обращал внимания, и она решила, что Саша ее забыл. Погасили свет, начался показ. Фильм, где снялась Ира, должен был идти третьим. Наконец она дождалась…

То, что она увидела на экране, было так страшно, так жалко и так бездарно, что она закрыла глаза, чтобы не смотреть… Там, у всех на виду, всем на потеху, двигалась какая-то размалеванная идиотка в черном платье и передничке. Идиотка говорила фальшивым напряженным голосом, смотрела пустыми глазами, постоянно поворачивалась к камере задницей… Те грубости, которые отпускала идиотка, должны были всех рассмешить – ведь роль характерная… Завидная роль! Но никто не смеялся… От этой дуры всех должно было стошнить! И это была она!

Показ закончился, и студентов с гостями попросили выйти. В зале осталась только комиссия, чтобы принять решение, кому какие выставить баллы…

Ира, едва оказавшись за дверью, рванула дальше по коридору, чтобы быстрее оказаться на улице, позвонить приятелю и напиться. Кто-то схватил ее за локоть, она резко обернулась…

– Не так уж плохо, – сказал Саша.

– Смеешься?! – крикнула она. – Пусти, придурок! Пусти, говорю!

– Да ты что?! – поразился он. – Даже результатов не дождешься?!

– О, ну ты и дурак! – Ее корчило от стыда. Хотелось убежать, и все же первый запал уже исчез. – Какие тебе еще нужны результаты? Результаты были на экране!

– Да все нормально. Ты неплохо сыграла.

– Неплохо? И ради этого я училась?

– Да постой же. – Он крепко удерживал ее за локоть, и она перестала вырываться. – Постой… Куда ты собралась?

– Никуда!

– Я пойду с тобой, ладно? Только результатов дождемся!

– Нужен ты мне! Нужны мне твои результаты! У тебя-то все прекрасно, я же видела, как ты играл! Великий артист, тоже мне! – Она вдруг разревелась.

Тогда он быстро отвел ее за угол, чтобы никто не видел этих слез, и предложил. – Уйдем вместе, прямо сейчас?

– Пошел ты… – Она вытерла слезы и спросила:

– Тушь потекла?

– Немножко. Ты очень красивая. – Это был первый комплимент, который он отпустил в ее адрес.

Она немного растерялась:

– Скажешь тоже… Красавица, мать вашу! Нашел время подлизываться. Все равно мне за красоту не выставят хорошего балла…

– Это не важно. Все равно сейчас в России фильмов никто не снимает.

– Что же получается – мы с тобой зря учились?

– Получается, что зря. Я теперь жалею, что пошел на актерский. Хотя, знаешь, мне вроде бы дадут небольшую роль в сериале… В большом историческом, отечественном, но по Дюма… Только ты никому не говори, ладно? Пока это секрет!

Она ему не поверила. Но факт остался фактом – вскоре его действительно пригласили участвовать в одном проекте… Проект был большой, впечатляющий… И она увидела Сашу на экране. В роли.., лакея! Саша стоял с подносом в углу шикарно декорированной комнаты и был в кадре ровно полторы минуты… Потом, правда, он появился еще раз… В роли безымянного дворянина, проколотого шпагой…

Но все это было куда позже, года через полтора-два. А к тому времени их роман развивался полным ходом. Ира была уже замужем. Ее замужество произошло так стремительно, что она оглянуться не успела. Но замуж она вышла не за Сашу. А Саша…

Саша женился. И тоже, естественно, не на ней. Все это было довольно дико, если учесть, что со своими будущими супругами они познакомились уже после того, как стали любовниками…

– Да ты что – сдурел? – растерянно спросила она, когда Саша сообщил ей, что вчера был в ЗАГСе. – Чего тебя в ЗАГС понесло?

– А я там роль играл, – спокойно ответил он.

– Роль? Ты сейчас снимаешься? И кого ты там играл? – не поверила она.

– Жениха.

– Нет, правда?

– Правда. Я женился.

Она посмотрела на его пальцы. Кольца там не было. Саша понял этот взгляд и пояснил:

– Не люблю обручальные кольца. Жене купил, а вот себе не стал.

Слово «жена» из его уст прозвучало так страшно, что она зажмурилась и простонала:

– Сашка, черт, ты что сделал? Я же собиралась с Костей развестись!

– Врешь! – Его серые глаза стали такими жесткими.

Ей показалось, что он ее теперь ненавидит, и она совсем потеряла почву под ногами. Даже упрекать его больше не могла. Да и как она будет его упрекать, если полгода назад сообщила ему такую же новость – была в ЗАГСе, выступала в роли невесты… Он тогда учинил скандал. Не желал с ней встречаться. Не понимал, что ее побудило к такому шагу – ведь она даже не была беременна от этого парня…

А она сама не могла ему объяснить, что с ней случилось. Появился на горизонте некий Костя. Хороший парень. Симпатичный. Обеспеченный. Образованный. Смертельно в нее влюбленный. Родители говорили: «Торопись, пока в тебя еще может влюбиться какой-нибудь дурак…» И она вдруг испугалась. Как и всем актрисам, и великим, и бездарным, ей был присущ дикий страх перед старостью, перед своим возрастом. И хотя она была еще молода, но каждое утро выискивала на лице признаки увядания. Почему? Не знала. Психоз какой-то.

Костя сразу предложил замуж. А вот Саша никогда о законном браке не заикался. Им просто было здорово вместе, тепло, хорошо и уютно… Но это было похоже на какую-то игру, на фильм про любовь. Вот они сыграют свои роли, уйдут со съемочной площадки… А что будет в реальной жизни – неизвестно… Как в фильме «Тихий Дон». Актеры, игравшие Григория Мелехова и Аксинью, в жизни люто ненавидели друг друга… А на экране?! Какая любовь!

Вот она и обделала все дельце тихо, чтобы он не узнал… И сама не поняла, зачем вышла замуж.

– Саш, она что – беременна от тебя? – только и смогла она спросить после долгой паузы.

– Да ты что? – усмехнулся он. – Она уже давно родила.

– Шутишь?

– Да нет, чистая правда. Помнишь то время, мы с тобой познакомились? У меня тогда была девушка. Мы встречались, ну, не железный же я. Она в меня влюбилась, можно сказать, сама напросилась…

Потом я с ней расстался – надоела. А она мне вдруг сообщает, что беременна. Я отшучиваюсь. Она мне мамочку свою присылает, звонит, плачет по телефону… К институту ходила меня караулить, делала вид, что случайно мимо шла. Да много чего там было!

Очень она хотела, чтобы я женился, конечно. Но я только деньгами им изредка помогал. Когда у меня деньги были… У нее сын.

Он сказал «у нее сын», как будто этот ребенок не имел к нему никакого отношения. И Ире неожиданно стало полегче. Она решилась спросить:

– Твоя.., твоя жена красивая?

– Хуже тебя, – последовал короткий ответ.

– А лет ей сколько?

– Какая разница? На год меня младше.

– А.., что же ты только сейчас женился? Ребенку-то, наверное, года три?!

– Два с половиной. А решился потому, что ты замуж вышла. Глупо все это было… Подумал – раз у нас с тобой не получается, пусть будет другая семья.

А я вообще не думал жениться. Даже на тебе. Это я так.., со злости.

И с тех пор в ситуации ничего не изменилось. Ира так ничего и не сказала мужу, Саша не стал травмировать жену… Они встречались не слишком часто. Иной раз по две недели не виделись. Зато часто перезванивались. Правда, Ира не могла звонить ему домой – жена была слишком ревнива, устраивала ему сцены.

Ведь она так долго добивалась звания жены, и теперь малейшая угроза семейному благополучию приводила ее в ужас. Саша теперь работал в Киноцентре. На подхвате, что называется. Определенных обязанностей у него не было. Платили до смешного мало… Роль лакея в телесериале больших денег ему не принесла… И он не любил вспоминать об этом своем «успехе». Семью содержала жена, которая самоотверженно продавала обувь на оптовом складе.

Ира не работала нигде. Все ее появления на экране кончились со времен той дипломной работы… Никто ее никуда не приглашал, да она особо и не лезла в киномир на нищенские гонорары. Иру содержал муж, кое-что подкидывали родители. Ей было скучно. Денег мало. Делать нечего. Работы по специальности нет.

Подруги есть, но надоели! Был только Саша. Была старая облезшая собака Плюшка. Ну и Костя, конечно, тоже был… И как ни странно, она его тоже любила.

Как-то, напившись, она в слезах призналась Саше:

– Это так непонятно… Но я вас обоих люблю!

– Проспись! – посоветовал он ей.

– Нет, честно… Только его – по-другому… Не так, как тебя… Как-то спокойней…

– Только проститутки любят всех!

– Нет, нет… Проститутки как раз никого не любят, – возразила она. – А мне, можно сказать очень повезло.

После этих слов он отвесил ей пощечину. Да, в последнее время Саша сильно изменился. Забросил свой спорт. Начал курить, да еще как – по пачке в день. Не отказывался от выпивки. Ходил как оборванец, брился через день. Мог поднять на Иру руку…

Когда она ему сказала, что муж устроился на телевидение, в новое ток-шоу, страшно завидовал. Да, он стал завистливым, грубым, неуравновешенным… Но она его не упрекала. Он все равно был ей необходим.

Всегда. И особенно – теперь, в пустой квартире, откуда исчезли все – и муж, и собака…

– Как же она тебя отпустила? – спросила Ира, глядя на часы. – Ведь поздно…

– А я не заходил домой, – мрачно ответил он.

– Ну, так иди к ней. Ведь ждет!

– Не хочу. Могу остаться ночевать у тебя, если надо. – Он все еще не смотрел ей в лицо.

Ира рассердилась:

– А я тебя не принуждаю! Можно подумать – это такая тяжелая ноша для тебя – сочувствие ближнему! Да чем ты лучше его приятелей с телевидения?!

Они все тоже его ненавидели!

– Серьезно? – спросил он, и она прикусила язык.

Он заинтересовался:

– А следователю ты об этом не говорила?

– Нет.

– Надо было сказать.

– У меня все равно нет никаких доказательств.

Не хочу я выглядеть в его глазах дурой. Достаточно глупостей… – И внезапно у нее вырвалось:

– Саша, мне очень страшно!

– Это я уже слышал. Ира, что ты скрываешь? Почему ты даже от меня что-то скрываешь? Я не следователь, я никому не скажу! Ты ведь что-то знаешь, кого-то должна подозревать! Не стреляют просто так в голову человеку!

Ира нервно передернулась, обхватила себя пальцами за локти, покачала головой:

– А незачем говорить кому бы то ни было.

– Но при этом также считаешь, что и тебе грозит опасность? – настойчиво продолжал он.

И она решилась:

– Ладно, не хотела я тебе об этом говорить… Чтобы ты еще больше нам не завидовал. Понимаешь, Косте в какой-то момент надоело быть редактором.

Он попробовал писать сценарий этого бездарного ток-шоу, тем более что сценарист приболел. Грипп у него случился. Заготовки у них были, конечно, и этот сценарист, хотя и гриппозный, все равно через каждые полчаса туда звонил, работал… А Костя написал свой сценарий.

Он напряженно слушал, не перебивая, пожирал ее жадными глазами.

– Я читала этот сценарий, – еще тише проговорила она. – Мне он не понравился.

– Почему? – выдавил он.

– А я скажу. Слишком все откровенно, не для нашего телевидения. Ты обращал внимание, что в этих ток-шоу все известно заранее? Все отрепетировано, все просчитано. Не говоря уже о том, что никаких прямых эфиров быть не может.

– Ну? Это все знают!

– И Костя знал, конечно… И все же написал такое. Ты ведь помнишь, как построено это шоу, эти дурацкие «Перевертыши». Глупости, в сущности.

Сперва появляется какой-то известный человек – артист, политик, ну, спортсмен какой-нибудь. Сидит этот несчастный, и помимо ведущего на площадке появляется кто-то, кто этого человека знает.

И начинает о нем что-то рассказывать, якобы какие-то тайны. Смешно слушать – никакие это не тайны. Зал может задать пару вопросов участникам. Потом появляется еще один знакомый главного лица и начинает рассказывать о нем что-то прямо противоположное. Ну, если первый говорил, что это хороший семьянин, то второй вдруг вспоминает, что у этого человека пять штук любовниц. Зал охает, ахает… Ведущий делает вид, что слышит это в первый раз. Остренькая такая передачка. Но насквозь фальшивая. Потому что ничего по-настоящему важного ни первому, ни второму свидетелю сказать не дадут. Так мало того, идея передачи содрана с других шоу, более известных. Шоу-то новое…

– Ну, ну? – подгонял ее Саша.

– А вот Костя решил внести новую жизнь в эту передачку. Он хотел, чтобы она стала по-настоящему острой. Он мне говорил, что если шоу будет и дальше делаться в таком роде, то скоро весь проект заглохнет… Я не знаю – ему виднее. Он показал свой сценарий начальству. Они, конечно, отклонили… Сказали ему, что не нуждаются в его услугах как сценариста и чтобы он лучше добросовестно делал свою работу и оставил свои планы при себе.

Она внезапно замолчала. Саша, не дождавшись продолжения, недоверчиво спросил:

– И это все?

– Все.

– Не может быть! – Да это же чепуха! Его убили, ты понимаешь – убили! Его не за что было убивать!

– Я рассказала тебе только то, что узнала от него! – отчеканила она.

– А есть еще что-то?

Она кивнула:

– Я выложила тебе все факты, которыми располагала. Теперь пойдут пустые слова. Мои мысли, мои подозрения… После этой истории со сценарием он стал бояться. Не знаю, кого и чего. Но боялся страшно. Ты же знаешь, что Костя всегда возвращался поздно. Как-то вернулся в третьем часу ночи – такого еще не было.

Я спросила: «Как же ты добрался? Ведь метро уже не ходит!» А он сказал, что поймал машину. Это при его-то мизерных заработках, при его расчетливости!

– Мизерные заработки? А ты говорила, что он мечтал купить машину, – вставил Саша.

– Теперь он никогда ее не купит, – вздохнула Ирина. – Но, конечно, не это важно, а то, что он совсем в ту ночь не лег спать. Он стоял на кухне, при погашенном свете, и смотрел вниз, на улицу.

Я уже спала, потом проснулась, уже на рассвете, под утро. Вышла в коридор, заглянула на кухню, тихонько позвала его… Ты бы видел, как он подскочил!

Глаза дикие, больные… Я пыталась выяснить, что он там высматривал… Ничего не добилась.

– Может, ему просто не спалось? – предположил Саша. – Ты слишком впечатлительна. Ищешь повод испугаться…

– Да пошел ты! – разозлилась она. – Я что – Костю не знаю?! Не спалось ему?! Да он приходил с работы как выжатый, часто даже не умывался! Падал в койку и засыпал до часу дня! А в ту ночь он выглядел еще хуже! Даже есть не захотел, так устал! И тем не менее торчал у окна всю ночь…

– Успокойся, – махнул рукой Саша. – Если это все, что ты можешь сказать…

– Не все! Ему часто кто-то звонил! – выпалила она. – Он разговаривал с этим человеком так: "Да.

Нет. Я же вам сказал, что ничего не хочу знать. Вы не имеете права предъявлять мне претензии. Вы ничего не докажете!"

Она так похоже изобразила отрывистую речь покойного мужа, что Саша развел руками:

– Актриса в тебе еще жива!

– А, плевать. – Она закурила. – Эти звонки обычно раздавались днем, перед его уходом на работу. Он всегда оказывался дома. Мне не удавалось снять трубку и хотя бы узнать, кто говорит – мужчина или женщина. Я даже этого не знаю – что я следователю могу предъявить?! Телефон у нас самый простой, без определителя, так что ему волей-неволей приходилось брать трубку… А он так не хотел говорить с этим человеком! Я видела, как ему тяжело, как страшно, как он психует… Однажды он сорвался и заорал туда: "Больше чтобы не звонили!

Отвяжитесь от меня!" И бросил трубку. Никогда не видела его таким разъяренным. Но мне и тогда не удалось ничего из него вытащить. Он только и сказал, что это не мое дело. Когда я спросила, не с телевидением ли связаны эти неприятности, промолчал. А с чем еще это могло быть связано?

– С чем угодно, – возразил Саша. – А что ты вообще знала о муже?

– Что? – Она искренне удивилась. – Да я все о нем знала, до последнего времени!

– Ладно, но про звонки с угрозами ты все равно могла бы рассказать следователю! Ты что – совсем милиции не доверяешь?

– Я бы рассказала… – замялась она. – Но я боюсь, что он куда-то вляпался… А если начнется расследование, мне конец.

– Почему?!

– А почему его убили? Нет, я должна молчать.

Я чувствую! Я это поняла сегодня на кладбище…

Саша, эти люди работали с ним вместе, наверное, не один литр кофе выпили в буфете, не один час проговорили по душам… А держались как совершенно чужие. Никого из начальства не было. Пришли только люди его уровня… Начальство даже венка не прислало. Постыдились бы – они же подозрительно себя ведут! А те, кто явился?! Саша, они пришли на кладбище только потому, что иначе было бы неприлично. Они не желали туда идти!

– Знаешь, кладбище – это развлечение на любителя, – постарался он сострить, но тут же получил обжигающую пощечину:

– Не смей так говорить о нем!

Ирина будто с изумлением посмотрела на свою ладонь, нанесшую удар, прижала эту руку к глазам и истерично всхлипнула. Саша сидел на краю постели как манекен – слишком прямо, с неестественной слабой улыбкой, с неподвижным взглядом.

– Так, – негромко сказал он. – Начинаешь идеализировать покойного мужа? В таком случае мне лучше уйти. Я ему не конкурент. Я-то пока жив.

– И уходи! Уходи! – завизжала она, зарываясь в скомканную постель. – И никогда уже не приходи!

Пусть я тут умру совсем одна, кому я теперь нужна, кому?! О-о-о, как я вас всех ненавижу! Все вы сволочи, все, все!

Он встал, но уйти не решился. Ждал, пока она переборет свою истерику. Побродил по комнате, отхлебнул из бутылки, посмотрел в окно. Шел десятый час, ничего не разглядеть в этой дождливой ноябрьской тьме… Женщина все еще всхлипывала, но она слишком устала, чтобы закатить настоящую истерику. Он предпочитал подождать, пока она окончательно не придет в себя и хотя бы извинится…

Под руку ему попался маленький диктофон серебристого цвета, лежавший на туалетном столике. Он машинально взял его, покрутил перед глазами, увидел, что внутри есть микрокассета. Тогда он так же машинально нажал на кнопку воспроизведения…

И комнату вдруг заполнил ясный, резкий голос:

«Если вы хотите говорить о деньгах, тогда обращайтесь не ко мне. Я эти вопросы не решаю».

Пауза. Ирина подняла голову и испуганно посмотрела на диктофон. Саша нажал «стоп».

– Извини, – сказал он. – Я случайно включил.

– Это твой, что ли? – спросила она без особого интереса.

– Мой? Откуда же? Он лежал тут.

– У нас никогда не было такого. – Она встала, подошла, повертела диктофон, осмотрела его и пожала плечами:

– У Кости таких игрушек не водилось.

Он же никогда не брал интервью… Ума не приложу, откуда это взялось…

– Ты что – первый раз это видишь?

– Первый… А что там за кассета? Давай послушаем? – предложила она.

Ира взяла диктофон и поднесла его к уху.

" – ..о деньгах, тогда обращайтесь не ко мне.

Я эти вопросы не решаю, – снова заговорил ясный резкий голос. – Предложение у вас интересное. Но денег под него вам вряд ли удастся достать.

– Вы считаете? – Это говорил Костя".

Ирина так вздрогнула, что чуть не уронила диктофон. Саша поймал его почти в полете и поставил на туалетный столик. Они слушали голос покойника, стараясь не смотреть друг на друга. Обоим почему-то было неловко, будто они вызвали призрак…

" – А я вот думаю, что мое предложение должно вас заинтересовать, – продолжал Костя. – Это уникальное предложение. Я пришел прямо к вам, потому что вам эти сведения дороже, чем другим.

– И я дороже за них заплачу? – без тени усмешки спросил резкий голос. – Я за них платить вообще не буду. Забирайте ваши бумажки, забирайте, все понятно и так".

Послышалось какое-то шуршание – как будто перед диктофоном листали бумаги. Потом Костя нерешительно сказал:

" – Но вы должны понять, что в таком случае я пойду к другим людям…

– Я это понимаю. Вы, журналисты, не останавливаетесь на полпути, – ответил голос.

– Я не журналист.

– Мне безразлично, кто вы. Я вас не знаю. Больше уделить вам времени не могу.

– Мое дело было предложить, – отвечал Костя. – Если вы отказываетесь… В таком случае вам не за что будет меня упрекать, когда эти сведения узнает кто-то еще. Первый, к кому я обратился, были вы!

– Убирайтесь, – спокойно ответил голос".

Раздавались еще какие-то шумы. Кажется, женский голос, спрашивающий о чем-то, потом легко узнаваемый звук раскрывающихся двери лифта…

Тут запись кончилась. Дальше шла пустая пленка.

Они прослушали кассету до конца, не шевелясь, то и дело закуривая и передавая друг другу зажигалку. Наконец раздался слабый щелчок – кнопка воспроизведения выскочила из пазов и встала в один ряд с другими.

– Что скажешь? – нарушил молчание Саша. – Твое мнение?

– Шантаж? – Еле слышно предположила она. – Похоже на шантаж…

– Именно. Это Костин голос?

– Конечно его… Но с кем он говорил? – Руки у Ирины дрожали, она едва могла попасть в рот мундштуком сигареты.

Саша усмехнулся:

– А ты бы хотела узнать?

– Нет, нет! – Она ткнула сигаретой в пепельницу так, что окурок сломался. – Ничего я не хочу знать! Кто посмел? Чей это диктофон?!

– А ты поспрашивай его друзей со студии!

Ирина с отвращением посмотрела на серебристую игрушку японского производства, как будто это было что-то грязное и омерзительное. Нерешительно предположила:

– Кто-то забыл, когда приходил ко мне после его смерти… Кто-то с телевидения – такие штучки обычно бывают у них… Они просто обвешиваются всякими игрушками… Но никто же не приходил!

– Совсем никто?

– Конечно никто. Я тебе уже говорила, какая вокруг нас образовалась пустота после того, что случилось.

– А следователь эту штуку видел?

– Может, и видел. Откуда мне знать? У нас же не было обыска.

– Не было?

– Нет. Просто осмотрели квартиру, искали какие-то бумаги, из которых можно что-то понять…

Постой, но как же эта вещь сюда попала?! Когда?

И кто это сюда принес? Зачем? – Она вдруг стиснула голову руками и в отчаянии прошептала:

– Я не хочу, не хочу, не хочу ничего знать! Почему я должна в этом копаться?! Шантаж – подумать только…

Нет, это ошибка, он никого не шантажировал! Саша!

Саша молча возился с диктофоном.

– Что ты там творишь? – резко окликнула она его. – Тебе мало того, что слышал?

– Слишком мало мы слышали. Хочу послушать другую сторону.

Она не успела его остановить. Он нажал на кнопку, и они услышали Костин голос. Затравленный, негромкий, знакомый голос. Он говорил быстро, будто боялся не успеть:

"Иришка, дорогая, не знаю, что со мной будет, я наступил на мозоль одному большому человеку.

Я дурак. Но я сделал это не ради денег. Нет, вру!

Не только ради денег! Я запутался, но я хотел только хорошего… Да что я оправдываюсь? Я, конечно, не ангел. Поддался соблазну, пытался его припугнуть… Что со мной будет теперь – не представляю.

Иришка, за мной следят. Каждый день я их вижу и чувствую, что они знают каждый мой шаг. Зачем они следят? Могли бы просто убить. Но меня пока не трогают. Умоляю тебя – если меня уже нет, а ты слышишь эти слова, – отвези кассету Игорю, ты должна его помнить, мы с ним раньше работали в газете… Не представляю, что говорю, впервые в жизни по-настоящему боюсь. И за себя, и за тебя тоже.

Какой я негодяй, что подвергаю тебя опасности! Но лучше будет, если ты узнаешь заранее… Целую тебя.

Пока".

Последние слова прозвучали как-то легкомысленно, не всерьез. Ирина плакала, слушая тишину, исходившую теперь от крутившейся дальше кассеты. Саша нажал на «стоп».

– Давай все сотрем, – сквозь слезы предложила ему Ирина.

– Дурочка, – ласково ответил тот. – Да ни за что на свете!

Глава 4

Иван не совсем соврал Алие, когда сказал, что у него есть девушка и эта девушка его ждет. Девушка правда была. Но ждала ли она его – вот в чем вопрос. Позвонив матери из автомата, он поехал к Таньке. Жить у нее, правда, не собирался – Танька собственной квартиры не имела, обитала вместе, с родителями. Правда, родители неплохо к нему относились, но все равно – это не вариант.

Он не стал предупреждать девушку звонком по телефону – так прямо и нагрянул, на авось. Дверь ему открыл Танькин младший брат, Денис.

– О, привет, – удивился мальчишка. – А сестры дома нету.

– А кто есть?

– Я один. Заходи, она тебя, между прочим, ждала, – пригласил его Денис.

Иван переступил порог, похлопал себя по карманам куртки и только теперь сообразил, что ничего не принес мальчишке. А всегда приносил ему подарок, еще не было такого, чтобы он пришел в этот дом с пустыми руками. Денис ждал подарочка с явным интересом. Наконец Иван нашел что-то подходящее: когда в Эмиратах покупал матери дубленку, ему вручили подарочек – музыкальный брелок для ключей Серебряное колечко с цепочкой, на цепочке болтается толстенькое красное сердечко. Если над сердечком покричать – оно начнет истошно попискивать. Иван вынул брелок и протянул его мальчишке:

– На, это брелок. Потеряешь ключи – ори сильнее, найдутся.

– Ну? – Денис повертел сердечко и вдруг заорал как резаный.

Брелок немедленно откликнулся, Иван от неожиданности вздрогнул и чертыхнулся:

– Придурок, не мог предупредить?!

Мальчишка не обиделся.

– Ничего, забавно, – солидно сказал он. – Сколько такой стоит?

Его всегда интересовала цена подарка. Иван отмахнулся:

– Миллион. Танька скоро придет?

– Скоро. Она в училище. Ваня, займи пятьдесят тысяч.

– Че-го?! – удивился тот. – Молодой, а такой деловой! Может, тебе пятерки хватит?

– Пятерку оставь себе или Таньке шоколадку купи, – отпарировал Денис. – Мне срочно надо пятьдесят тысяч, ну, позарез!

– Зачем это? – спросил Иван, залезая в карман за деньгами. Мальчишка ему все-таки нравился.

– Тамагошу куплю.

– Это что такое?

– Ну ты и серый… У нас у всех в классе тамагоши есть, прикинь, только у меня нет! Отец зажал деньги, которые мне за хорошую учебу дает, говорит – всякую дрянь покупаешь…

– Держи!

– О, класс… – протянул Денис, выхватывая у Ивана пятидесятитысячную купюру, и затараторил как заведенный:

– Тамагоша – это такой виртуальный друг в коробочке. Его надо кормить, поить, играть с ним, если заболеет – лечить. А если несколько раз не покормишь – он умрет. Прямо как человек. Еще у него семь жизней…

– А говоришь – как человек, – оборвал его Иван. – У человека всего одна.

Денис его уже не слушал:

– Ладно, я побежал. Ты ее дождись, не уходи, ладно? Она обрадуется!

– Куда ты намылился?

– Тамагошу куплю. Тут внизу, в одном ларьке продается.

И мальчишка, зашнуровав кроссовки, исчез за дверью. Иван обошел квартиру, проверил запасы продуктов в холодильнике, заглянул во все кастрюли. Увидел в одной из них борщ, но разогревать не стал, хотя проголодался. Зашел в Танькину комнату, примостился в кресле и закрыл глаза. И сам не заметил, как уснул.

Разбудил его поцелуй и лукавый шепот:

– Ты что – с ночной смены пришел?

Он встряхнулся, потянул к себе Таньку. Та нехотя отбивалась, оглядываясь на дверь:

– Мать дома! Пусти! Сейчас обедать будем.

Он все же усадил се на ручку кресла и вдохнул ее запах. Сквозь муть духов пробивался собственный запах ее кожи – пряный, сладковатый. Танька присмирела, гладила его по коротким, ершистым волосам, бормотала тихо-тихо:

– Куда пропал, а? Телефона нет, адреса нет, ничего нет.

– А я специально тебе адреса не оставляю, – усмехнулся он. – Чтобы сильнее ждала!

– Я уже поняла, что ты специально прячешься, – шептала она. – Ведешь себя как женатый. А может, ты и правда женатый?

– Паспорт тебе, что ли, показать? – устало спросил он. – Достань и посмотри.

– Где?

– В штанах.

Она доверчиво полезла ему в карман, он поймал ее руку, прижал к бедру, передвинул повыше. Она рассмеялась:

– Жу-у-лик противный… Имей совесть, мать все слышит.

– А мы с тобой тихонько! – Иван ухватился за медную пуговицу на ее джинсах, но она отскочила, сердито прошипела:

– Я тебе серьезно говорю, ну что за свинство?!

– Каким словам ты без меня научилась, – покачал он головой. – Ладно, подождем, пока тебе самой захочется.

Тут она обиделась всерьез. Уселась на диван, схватила какой-то журнал и, закусив накрашенные губы, принялась его просматривать. А Иван рассматривал девушку. Танька училась на парикмахера, и ее пунктиком было менять прическу и цвет волос почти каждый месяц. Сегодня она была каштановая и челка закрывала брови. А в прошлый раз, когда они виделись, Танька была кудрявой блондинкой.

– Ничего, тебе такой цвет идет, – одобрил ее прическу Иван.

Она не отреагировала. Он смотрел на ее склоненное лицо, на длинную челку, на густо накрашенные ресницы, опущенные над журналом… И вдруг сквозь Таньку увидел другую. Белокожую, круглолицую, черноволосую. Увидел беспощадно подведенные черные глаза, ее усмешку, крупную родинку между грудей – как медальон… Эта родинка ему тогда очень приглянулась… Он даже не пытался прогнать наваждение – напротив, ему хотелось задержать его подольше… Но Танька вдруг подняла голову, и все пропало.

– Я тебя не приглашала, – сказала она, будто продолжая начатую тему.

– Я могу уйти, если так, – равнодушно ответил он.

– Матери бы постыдился! – продолжала она.

Танька явно желала поговорить на тему семейных отношений, и это Ивану не нравилось. Он встал, потянулся, повращал кистями расставленных рук, покрутил головой, прогоняя остатки сна. И с чего это ему примерещилась Алия? Просто от недосыпа!

– А что мне твоей матери стыдиться? – спросил он, закончив свою зарядку. – Я к ней в зятья не набиваюсь.

– Да кому ты нужен?!

В дверь деликатно постучали.

– Ребятки, можно к вам? – Танькина мать, имени-отчества которой Иван так и не удосужился запомнить, деланно улыбалась гостю:

– Здравствуйте, Ваня. Уезжали куда-то? Давно вас не было видно.

– Работал, – коротко ответил он.

– Ему было страшно некогда, – иронически вставила Танька.

– Ну, к столу? – Танькина мать вопросительно посмотрела на свое чадо. Она видела, что дочь обижена на Ивана, но не знала, как себя вести в такой ситуации.

Иван не заставил себя звать дважды. Он прошел на кухню, за ним – Танькина мать. Танька есть не пожелала, осталась в комнате.

Иван ел в полном молчании. Он раздумывал, как ему быть, куда податься. Остаться тут? Нельзя, да и не хочется. Как ни странно, встреча с Танькой его не порадовала. Больше того – он вдруг понял, что эта девица ему абсолютно не нужна. Не говоря уже о ее мамаше, которая уселась напротив, – так и провожает взглядом каждый кусок, который Иван отправляет в рот. Наконец та не выдержала:

– Ваня, я давно хотела вас кое о чем спросить.

Можно?

Он слегка пожал плечами, запихивая в рот остатки хлеба и снова берясь за ложку. Он мог бы есть и поаккуратней. Но ему безотчетно хотелось позлить эту женщину. Он даже чавкал.

– Вы с Таней встречаетесь уже третий месяц, – нервно заговорила женщина. – Она мне не жалуется, но я вижу – у вас что-то не ладится.

– Вам так показалось, – ответил он, прожевав, хлеб. – Можно добавки?

Она оторопело встала, налила ему еще борща, и он молча продолжал есть.

– И все же, – гнула она свое. – Вы собираетесь с Таней пожениться или нет? Это, наверно, естественный вопрос.

– Конечно, – согласился он. – Нормальный вопрос. Жениться мы пока не собираемся.

Она вздрогнула, как от удара:

– И у вас хватает совести мне такое говорить?!

– Слушайте. – Он отодвинул тарелку. – Вашу Таню никто не принуждал со мной встречаться. Все было добровольно. Я ей ничего не обещал. Жениться не собираюсь ни на ней, ни на ком вообще. Я ей это сто раз говорил. При чем тут совесть, а?

– Хам!

На этот выкрик из комнаты прибежала Таня. На Ивана она внимания не обратила и вместо него сразу напустилась на мать:

– Ну что ты все лезешь?! Что ты все портишь?!

Что ты все время влезаешь в мою жизнь, кто тебя вообще просил?! Что ты тут разоралась?!

– Тань, потише, – попросил ее Иван. – Если еще и ты заведешься…

– Пойдем отсюда! – Танька рванула его за рукав. – Пошли!

Уже у двери им подвернулся Денис:

– Вань, гляди – тамагоша! Танька, посмотри, какой брелок!

– Да отвяжись ты, Бога ради! – заорала на него сестра От ее крика брелок немедленно запищал, приведя Дениса в восторг.

На улице Танька повисла у Ивана на шее и поцеловала его. Он подержал ее за плечи, потом отпустил.

Она вздохнула:

– Я буду самая счастливая, когда уйду из этого с ума.

– Так уходи.

– А куда?

– Ну, не знаю.

– А жалко, что не знаешь. – Она взяла его под руку. – Уж мог бы знать. Все, что мать про женитьбу говорила, – это, конечно, чепуха. Не нужен мне этот дурацкий ЗАГС, ты же понимаешь. Но хотя бы жить вместе мы можем?

– Нет.

– Ну почему? – жалобно протянула она. – Ты достаточно зарабатываешь. Сняли бы квартирку.

У меня как раз друзья сдают. Очень милая квартирка, всего за двести пятьдесят баксов. В районе Измайлова. Знаешь, какое там снабжение? Рядом Измайловский парк. Восьмой этаж, вся мебель новая, телефон.

Иван заинтересовался:

– Еще не сдали?

– Говорю же – нет.

– А что? – вслух задумался он над ее предложением. – Можно посмотреть.

– Серьезно? – обрадовалась она. – Тогда поехали прямо сейчас, я только позвоню!

Она бросилась к автомату, а он дожидался рядом, не слушая, что она там говорит в трубку. Квартира подворачивалась кстати. Он привык жить на съемных квартирах, другого образа жизни уже не мыслил.

К матери все равно не вернулся бы, на «Сокол» ехать нельзя. Некуда податься, тем более сейчас, когда на него стала поглядывать милиция. Можно и пожить в Измайлове с Танькой. Это всем отведет глаза, неплохой вариант. Вот только закончится это проклятое дело с телевизионщиком – и тогда он снова встретится с Серегой. Тот найдет новый заказ. Единственную работу, которую умел делать Иван. Нельзя сказать, что ему нравился сам момент убийства. Это ему как раз и не нравилось, не по душе было… Зато подготовка, слежка за жертвой, последние минуты перед выстрелом, а потом стремительное бегство – все это его захватывало, как детская игра на пустыре. И еще ему нравились деньги. Хорошие деньги за трудную работу. Разве это не правильно? Только разве скажешь матери или еще кому-то, чем он добывает средства к жизни… Вот Танька – молодец, она его об этом не спрашивает. Потому что знает – любые деньги хороши уже тем, что они есть.

– Договорилась! – Танька снова схватила его под руку. – Поехали. Но они хотят предоплату за два месяца, меньше никак не соглашаются… Говорят, что и так дешево сдают эту квартиру, слишком она хороша за такую цену. Деньги у тебя с собой?

– Всегда с собой! – откозырял Иван. – Сейчас поймаем тачку и поедем.

– Погоди, – удивилась вдруг Таня. – А где твоя машина?

– Тю-тю, – свистнул он. – Угнали.

– Да ты что?!

Он поразился, какое впечатление эта новость произвела на девушку. Ее глаза чуть слезами не наполнились. На Таньку жалко было смотреть, и он чуть не расчувствовался. Правда, вовремя сообразил, что она огорчена по вполне понятной причине – ведь без машины поклонник терял часть своей привлекательности. Ее огорчение не имело ничего общего с состраданием ближнему. Он сердито сказал:

– Ну, нечего кукситься. Одну угнали, другую пригонят. Да ее уже и нашли. Она в ментовке, мне ее скоро вернут.

– Вань, ты меня простил? – Она снова прижалась к нему и умильно улыбнулась.

– За что это?

– Ну, за то, что я тебе сегодня наговорила… Правда, я так по тебе скучала…

– Ну, я же пришел, верно? И теперь мы будем жить вместе.

– Я так счастлива…

…Квартиру они сняли без особых проблем, и через два часа у них были два комплекта ключей. Хозяева попрощались и исчезли, прихватив с собой ковер и телевизор. Танька возмущалась – почему бы хозяевам не оставить эти необходимые в хозяйстве вещи?! Но те стояли насмерть – без ковра и телевизора им просто зарез.

– Что делать? – растерянно спрашивала Танька, когда они с Иваном остались наедине. – Как же мы будем без телевизора?

– Прекрасно, – отрезал Иван, заваливаясь на диван. – Ненавижу телевизор.

– Шутишь?!

– Серьезно. Показывают всякую муру, да еще эти новости… Лучше не знать, что вокруг творится, так жить легче.

– Ты просто дикарь какой-то… – Танька бродила по квартире, ее горе по поводу исчезновения телевизора постепенно прошло. – Знаешь, кто бы мог подумать, что уже эту ночь мы проведем вместе… И моя мамаша не достанет нас тут, она даже не знает адреса… И отец не будет на мозги капать. Мне только вещи надо сюда привезти. Ваня!

– Что?

– Ты меня слышишь? – Она присела на диван, наклонилась к нему, прижалась щекой к его лбу. – Я так счастлива… Вань, ну скажи – может, у нас с тобой что-нибудь выйдет?

– А почему не попробовать? – сонно спросил он. – Я готов.

А когда совсем стемнело, и Танька ровно дышала рядом с его плечом, и в комнату упал свет полной луны – он опять куда-то уплыл. На Таньку он теперь не смотрел – картинка появилась на стене. На этот раз Алия предстала перед ним именно такой, какой он видел ее в последний раз, в плохо освещенном дворе, прежде чем она напала на него. Смутное пятно лица, длинные пряди черных волос, провалы глазниц…

– Что за черт! – Иван зажмурился, широко открыл глаза. И понял, что Алию нужно найти обязательно. Иначе он не успокоится.

Иван ни капли не поверил ее словам, что она собирается остановиться у подруги на метро «Автозаводская». Это было сказано явно для отвода глаз. И то, что машину его нашли как раз на «Автозаводской», он воспринял как издевку с ее стороны. Она специально сделала это, чтобы посмеяться над ним…

Иван встал, прошел на кухню и до утра просидел за столом, опустив голову на скрещенные руки. Он прикидывал разные варианты, как найти девчонку, но ни один его не устраивал. Собственно, девчонка могла бы снять с него подозрения… Если он притащит ее к ментам и заставит рассказать, как она угнала машину – с него подозрения сразу снимут. Но разве он пойдет на это?

В шестом часу утра он посмотрел на часы. В это время Сергей должен быть уже в Шереметьеве. Встретиться бы с ним – с единственным другом, которому можно излить душу. Хотя они и уговорились не видеться в первое время, но теперь Иван задумался: а есть ли в этом смысл? Встречу можно назначить на нейтральной территории. Поскольку Ивану сейчас лучше не высовываться, а Серега чист перед милицией – надо поручить поиски Алии Сереге. Иван прекрасно запомнил адрес, по которому Алия была временно прописана в Москве. Крупные буквы на мутной печати врезались ему тогда в глаза. Это был адрес общаги. Надо Серегу отправить в эту общагу, чтобы он поспрашивал знакомых Алии. А такие наверняка найдутся. Девчонку можно найти, конечно, придется побегать, поспрашивать людей, даже подмазать кого-то… А когда Серега ее найдет, Иван с ней встретится и поговорит по душам. Может быть, он ее простит. И тогда… Тогда она ему здорово пригодится…

Им с Серегой нужна была девушка. Не для занятий сексом – нет, для этого не стоило бы затрачивать столько усилий. Иван давно придумал ход, с помощью которого они могли бы выслеживать и ловить клиентов. Иного клиента трудно выманить в нужное место в нужное время. Приходится следить за ним, изучать его маршрут, бегать по пятам, пока не поймаешь на мушку… Да еще личную безопасность соблюдать. Многие из их клиентуры охотно посещали ночные клубы, казино. И можно запускать туда незнакомку симпатичной наружности. Свою девицу, подсадную утку. Она бы цепляла клиента и выводила его под выстрел, потом исчезала. Конечно, Иван прекрасно понимал, что век такой подсадной утки будет недолгим. Скорее всего ее быстро засекут – особенно с такой внешностью, как у Алии. Слишком уж бросается в глаза. Но с другой стороны, о безопасности девушки он не слишком заботился. Нужна была такая девушка, у которой не было бы никаких сильных знакомств, заботливых родственников, не было бы даже любовника в Москве, который мог бы за нее заступиться. Алия подошла бы идеально. Серега давно знал о его плане, но не одобрял его.

– А если девчонку засекут – где гарантия, что она нас не выдаст? – спрашивал он, когда Иван в очередной раз доказывал ему преимущества своего плана.

– Гарантий быть не может. Но ты только подумай – что ей смогут предъявить? – втолковывал ему Иван. – Ну, встречалась в казино с богатыми мужиками, ну, приглашала их к себе… Ну, что еще?

В крайнем случае – обвинят в проституции. Но вот что она наводчица – это еще доказать надо.

– А она сама расколется.

– Ни фига! Менты ничего ей инкриминировать не смогут. А я ей пообещаю пулю, если проговорится.

– И чего ради она станет на нас пахать?

– Она будет падать в долю, – невозмутимо пояснил Иван. – Тебе что – денег жалко? Зато работать будет полегче.

– Ну, как знаешь. Если найдешь такую, которая согласится на все, попробуем. Но я бы воздержался! – всегда отвечал недоверчивый Сергей.

На том эти разговоры обычно и кончались. И вот Иван вроде бы нашел вариант… И вариант этот так позорно сорвался. Хуже того – его машина как-то привязана к убийству телевизионщика. К заказному делу! Хуже быть не может!

Иван пересчитал деньги, которые были при нем.

Три тысячи долларов и еще мелочь. Конечно, немало. Но и не так уж много. Сколько он ни зарабатывал, не удавалось отложить порядочную сумму.

А теперь еще неизвестно, как долго он не сможет работать. На сколько ему хватит трех тысяч?

Основные капиталы хранились у Сереги. Он обычно брал на себя труд снять квартиру, найти клиента, взять у него аванс и оружие. План разрабатывали сообща. Друг за друга не прятались. Но как-то повелось, что Иван шел номером вторым там, где требовались организаторские таланты. И выходил на первый план, когда требовалась сила и ловкость. Хотя в этом приятели друг другу не уступали. У Сереги, как прикинул Иван, должно было оставаться около восьми тысяч долларов. В Эмираты он их с собой не брал – оставил у бабки, которая жила на Дмитровской. Бабка из дому не выходила и в дом никого, кроме Сереги, не пускала. Свою единственную дочь Валентину – Серегину мать – она на дух не выносила, считала, что дочь ждет ее смерти. А вот внука любила. Бабка брала на хранение деньги, которые Серега всегда тщательно упаковывал в пластиковый пакетик и наглухо заклеивал скотчем. Сперва ребята скрывали от бабки, что находится в свертке, потом как-то перестали делать из этого тайну. Бабка относилась к заданию очень ответственно и постоянно перепрятывала пакетик на новое, более надежное место. Одного только ребята ей предпочитали не сообщать – сколько там денег.

– Мне кажется, она его распаковывает, а Потом обратно заклеивает, – вздыхал Серега. – Правда, деньги оттуда не пропадают…

– Она никому не скажет? – беспокоился Иван.

– Да кому ей говорить? Матери ни за что не проговорится. И потом – я же ее предупреждаю: «Бабань, храни сверточек, если потеряешь или повредишь – мне конец и тебе тоже не поздоровится».

Знаешь, как она его охраняет?!

Итого, в общей сложности они на этот день владели одиннадцатью тысячами. Машина у них была одна на двоих. И как раз та, что сейчас проходила обследование в милиции. Собственных квартир у ребят не было. Все, что они зарабатывали, спускали как-то в одночасье, экономить не умел ни тот ни другой.

Иван впервые призадумался: а что ждет их в будущем? Лет им уже немало. Двадцать девять, тридцать – все-таки солидный возраст. Приходится задуматься, где жить, с кем жить, чем заниматься. Сколько они еще продержатся на плаву со своим нелегким и опасным делом? Слава Богу, пока они еще не известны ни мафиозным кругам, ни милиции. Их никто не поймал за руку, никто не предъявил счет за убытки…

Они работали практически на всех территориях, принадлежавших московским мафиозным группировкам, и ни с одной группировкой не вступали в конфликт. О них просто никто не знал. Еще проще было с «выездами на места». Там Иван не успевал примелькаться – исчезал сразу после дела. Да, пока им везло… На их счету было уже более двадцати жертв.

Стало быть, они заработали тысяч сто пятьдесят долларов – ведь поначалу они брали дешевле, чтобы не отпугнуть заказчика… И где эти деньги?

Иван потянулся было к телефону. Ему хотелось позвонить Сереге, поговорить с ним. Они договорились, что Сергей для начала поедет к своей бабке.

Потом до него дошло, что Серега еще едет в Москву – никак бы он не мог добраться до дома в такой ранний час. Иван поставил чайник, отдернул штору, посмотрел на мутный утренний пейзаж…

В дверях кухни появилась сонная Танька, вытаращила глаза:

– Ты уже встал?! – Потом она увидела разложенные по столу доллары и остолбенела:

– Это все твое?

– Мое, – процедил Иван. – Сколько тебе надо на хозяйство?

– На месяц?

– Ну, пусть на месяц.

– Давай долларов триста… – неуверенно попросила она.

Он отсчитал ей четыреста, и пачка заметно уменьшилась. Танька взяла деньги, но не исчезла. Было видно, что ей до смерти хочется его о чем-то спросить, и он догадывался, о чем будет вопрос. «Вань, а кем ты работаешь?» Ох и донимают его этим вопросом…

Но Танька была хороша как раз тем, что не задавала лишних вопросов. Она поцеловала его и пошла умываться. За завтраком она щебетала про то, как поедет сейчас в училище, как потом заберет из дому свои вещи. Надо бы поехать туда, когда родителей нет, потому что иначе они ее сгрызут.

– Вань, – протянула она. – А может, купим телевизор?

– Обойдемся, – отрезал он.

– Ну, хоть магнитофон, а?

Он вдруг вспомнил о музыкальном центре. Черт, они забыли его в последней квартире на «Соколе»!

При теперешнем положении дел не стоит разбрасываться такими штучками… Центр они брали за пятьсот баксов, и загнать его при случае можно за четыреста, нашелся бы только покупатель. Иван пообещал:

– Я сегодня привезу аппаратуру из одного места.

Так что на этом мы сэкономим.

– Ура! – Она вся сияла. Было видно, что самостоятельная жизнь приносит ей массу удовольствия. – Вань, а ты что – никуда не едешь?

– Куда ты мне предлагаешь поехать?

– Ну, как же… – протянула она. – А тебе на работу не надо?

Вот он – нелюбимый вопрос. Иван только бросил в ответ:

– Я в отпуске.

И больше Танька эту тему не затрагивала. Через полчаса она ушла в училище. Иван подремал, растянувшись в одиночестве на диване, потом встал, принял душ и засел за телефон. Прежде всего позвонил матери и в очередной раз попытался ее успокоить.

– Ваня, а как же твои вещи? – спросила она.

– Я их сегодня заберу.

– Значит, приедешь?

– Да, мам, постараюсь.

– Я хочу, чтобы у тебя были ключи от квартиры, – беспокойно сказала она. – Это твой дом, и тебе всегда можно сюда вернуться.

– Ладно, мам, договорились, – согласился он. – Участковый тебя больше не беспокоил?

– Нет, я его больше не видела. Ванечка, ты уверен, что все ему рассказал?

– Даже больше, чем ему нужно было, мам. Да ты не переживай. Бога ради. Я не имею никакого отношения к этому делу.

– Оставь свой телефон! – попросила мать. – Я знаю, ты не любишь давать мне свои координаты, но на этот раз прошу тебя – сделай исключение… Я никому не дам твой адрес, но у меня он должен быть..

– Да разве я отказываюсь? Записывай. – Он продиктовал ей телефон и адрес новой квартиры. Что ему было скрывать? Ведь и снял он эту квартиру именно в целях легальности. И предупредил обрадованную мать:

– Да, мам, тут вместо меня может подойти к телефону девушка, ее зовут Таня. Так ты ей скажи, кем мне приходишься, а то она ревнивая, еще возьмет и не передаст, что ты звонила.

Мать засмеялась:

– А говорил – у друга будешь жить. А девушка красивая?

– Ничего, симпатичная, – с улыбкой ответил он. – Но ты лучше.

У матери, похоже, отлегло от сердца. Теперь можно буде! не звонить ей несколько дней – она сама позвонит, если что-то случится. Иван набрал номер, по которому должен был находиться Сергей. После долгой паузы в трубке послышался надтреснутый старческий голос:

– Слушаю…

– Здравствуйте, а Сергея можно? – громко прокричал Иван. Бабка была туга на ухо.

– Кого?

– Вну-ка ва-ше-го Сер-ге-я! – заорал Иван.

– Сергея? – удивленно протянула старуха. – А кто его спрашивает?

– Иван!

– Иван? Какой Иван?

– Да Лаврушин Иван! Друг его! Сергей не приехал?!

Орал он так, что сам стал хуже слышать. А бабке хоть бы что – она все так же неторопливо растягивала слова:

– А, так это Ваня… А что же он сам не позвонил? У меня уже продукты кончаются… Молока ни капельки не осталось. А кто мне, кроме него, принесет? Кому я нужна? Валентине, что ли? Век бы мне ее не видеть… А Сереженька заезжал на прошлой неделе, обещал, что скоро еще приедет… А я думаю – кто это звонит? А это, оказывается, Ваня…

– Так его что – нету? – прокричал Иван.

– Нету, нету, – слезливо откликнулась бабка. – Давно уже нету.

– Ну, так ждите его! Он сейчас приедет!

На этом Иван закончил изнурительный разговор.

Достал с полки потрепанный телефонный справочник, нашел телефон аэропорта, долго дозванивался, наконец выяснил, что рейс из Дубая прилетел два часа назад, как он и прикидывал. Значит, Серега вот-вот явится к бабке.

Непонятно почему, Иван нервничал. Хотя что тут было такого – ведь самолет долетел, не грохнулся.

Значит, с Серегой все в порядке. Если он только не натворил чего-нибудь в Дубае перед самым отлетом.

Мог напиться вдребадан и вывалиться в таком виде на улицу. А это, как известно, в суровой мусульманской стране не рекомендуется. Мог послать какого-нибудь торговца далеко-далеко или – еще хуже – пригрозить ему… И тогда, конечно, тюрьма. Но Иван знал – Серега парень не такого склада характера. Он четко знает ту границу, которую нельзя переступать.

Иначе они давно бы засыпались…

Когда Сергей не появился у бабки и через два часа, Иван понял – тот решил вовсе к ней не заезжать, а остановиться в другом месте. Может быть, это было и предусмотрительно, но Ивана такой вариант не слишком устроил. Как они теперь свяжутся? Все-таки придется держать связь через бабку, а та была настолько взволнована, что почти не могла нормально говорить, когда Иван позвонил ей в очередной раз.

– Ваня? Его все еще нет! С ним что-то случилось – я чувствую – закричала она.

– Ничего с ним не случилось, он просто задержался! – кричал в ответ Иван. – Вы не переживайте – зря я вас взбаламутил.

– Все вы темните, – канючила бабка. – Ничего мне не говорите. Как это – не переживайте?! Легко тебе говорить, молодому… А продукты кто мне привезет?

– Я!

Иван решил взять на себя эту малоприятную обязанность. На всякий случай стоило оставить Сергею записку со своими координатами. Он отправился в магазин, закупил обычный набор продуктов, который был нужен бабке, – пакеты молока, сливочное масло, сыр, вареная колбаса, два десятка яиц, большой пакет муки, манка, гречка, сметана… Пока дотащил все это до ее дверей – чуть жив остался. Особенно его раздражали приобретенные яйца – он по глупости уложил пакет с ними на самое дно и теперь переживал: что там от них осталось?!

Бабка его ждала и все-таки открыла ему только после долгих переговоров и смотрения в глазок. Она была очень осторожна – ведь у нее хранился пакет с капиталами. Это немного успокоило Ивана: деньги в надежных руках, бабка будет стоять до последнего, но никому их не отдаст.

– Ваня, – обрадовалась старуха, когда он втащил пакеты в прихожую ее тесной «хрущевки». Вдвоем тут было не развернуться. – Сколько ты принес! Мне на месяц хватит!

– А его все нет? – спросил Иван, втаскивая пакеты на кухню.

– Нету. Как сквозь землю провалился. А ты что это – вроде загорел? – удивилась бабка. – Это в ноябре-то?!

– Да. Мы с Серегой в Эмиратах отдыхали. Вот он и должен был из Эмиратов прямо к вам приехать.

– Да не разбился ли самолет? – испугалась старуха. – Я радио не слушала, может, там передавали?!

Безголовые вы, смерти не боитесь, летаете туда-сюда!

Вот горе-то!

– Да нет! – успокоил ее Иван. – Самолет прилетел благополучно, я звонил в аэропорт, так что не переживайте. А сам он, наверное, просто на другую квартиру поехал.

– Живете вы как кузнечики! – неодобрительно заметила бабка. – Прыг-скок. Он мне никогда своего адреса не оставляет. Почему? Чего меня-то бояться?

– Да не боится он вас. Просто часто переезжает – что толку адрес оставлять? Я ему, кстати, записку накатаю. – Иван быстро нацарапал свой новый адрес и телефон, передал бабке:

– Когда придет – отдайте.

А если не придет, а только позвонит – скажите, что я вам адресок оставил. Ладно?

– Хорошо… – Бабка спрятала записку в кухонный шкафчик и, пугливо оглядевшись, будто кто-то мог за ними следить, прошептала:

– Пакетик-то свой оставляете или как?

– Пока оставляем, – нерешительно сказал Иван.

– Уж скорей бы вы с меня эту тяжесть сняли.

Такие деньжищи – подумать страшно… – вздохнула бабка. – Они мне жизнь сокращают, эти ваши денежки. А что я с них имею? Да ничего.

– Давайте я вам денег оставлю, раз так! – предложил Иван.

– Зачем они мне, твои деньги? – отмахнулась старуха. – Я же невыходная уже пять лет. Как нога распухла, так никуда и не хожу. Мне даже пенсию некуда потратить.

– Ладно, я пошел, – поморщился от ее причитаний Иван. – Пакетик сохраняйте.

– И то уж, ночей не сплю из-за него. Ладно, иди.

Надолго только не пропадай, звони хотя бы!

Он поехал на «Сокол». Добрался до знакомого дома, когда совсем стемнело. Прежде чем войти во двор, огляделся по сторонам – нет ли где соседей? Никого не было, только в переулке редко-редко проезжала машина. Во дворе ему тоже никто не встретился, если исключить собак, как всегда копающихся в помойке. Иван предпочел не ждать лифта и поднялся на третий этаж на своих двоих. С минуту он постоял у двери, послушал, нет ли внутри шума. Все было тихо. Тогда он достал ключи и отпер дверь…

В следующий миг ему пришлось пережить сильное потрясение. Из темноты коридора на него вылетело что-то воющее, с горящими глазами. Иван даже охнуть не успел – только прижался к стене…

А воющее существо, оказавшись на освещенной лестничной площадке, превратилось в кота. Этого кота Серега нашел во дворе и с тех пор подкармливал.

Кот иногда ночевал с ребятами, но чаще предпочитал проводить время на улице, среди старых друзей и подружек. И вот это животное каким-то образом оказалось в запертой квартире…

Иван моментально сообразил – в квартиру кто-то входил с того момента, как они с Серегой ее покинули. Это мог быть хозяин, решивший проведать жильцов. Но хозяин вряд ли потерпел бы тут присутствие уличного кота. Этот пункт в их устном уговоре не значился. Значит, тут побывал сам Серега – кому еще пришла бы в голову мысль пустить сюда животное?

Иван прикрыл за собой дверь, но на всякий случай не стал защелкивать замок. Оттянул предохранитель и оставил крохотную щель между дверью и косяком. В квартире было темно и тихо. Свет в коридоре ему почему-то включать не захотелось. Знакомое чувство опасности – ледяной холодок вдоль позвоночника, влажная дрожь пониже живота… Он подумал, что не вооружен, значит, если что – придется действовать голыми руками. В квартире кто-то был, а может, и сейчас есть… Он бесшумно шагнул в сторону первой комнаты. Прислушался. Абсолютная тишина. Понять, есть ли кто в квартире, можно было, только включив свет. Он выругался про себя и протянул руку, нашарил выключатель, нажал…

Вспыхнула лампочка без абажура, висевшая под растрескавшимся потолком. В комнате никого не было. Все вещи находились точно в том положении. в каком он их оставил. Иван не стал тратить время на эту комнату, оставил свет включенным и пошел на кухню. Там его ждала та же картина: относительный порядок, пустая раковина, стопка чистых тарелок – он сам их помыл перед последним делом… Ванная, туалет – тот же результат. Свет во второй комнате он зажег почти спокойно.

И тут же увидел Сергея.

Тот лежал на диване, лицом вниз, широко раскинув ноги, обутые в грубые ботинки армейского образца. По пояс он был совершенно голый – даже майки на теле не осталось. Джинсы расстегнуты и спущены почти до колен… Выглядело все это так, будто его друг ожидает, когда ему поставят укол в мягкое место.

– Серега… – прошептал Иван.

Точнее, попытался прошептать. Губы никак не расклеивались. Он достаточно повидал мертвых на своем веку. Сергей был мертв.

Прежде чем притронуться к нему, Иван обшарил всю комнату, убедился, что никто в ней не спрятался. Потом сбегал в коридор, запер дверь на все замки. Ему было так плохо, как никогда в жизни. Он был готов завыть, точно как этот несчастный кот, сидевший в темной квартире с мертвецом… Иван с трудом перевернул друга на спину, прижался ухом к его груди, чтобы прослушать сердце, и тут же выпрямился. Нечего было слушать. Тело совершенно холодное.

Тут ему и самому стало холодно.

Смутно вспоминалось, что в холодильнике должна быть недопитая бутылка водки. Они с Серегой выпили немного в ту ночь, когда сбежала Алия. Ивану водка тогда пошла на пользу – он моментально уснул. Может, она была и не полезна при сотрясении мозга, но он не привык церемониться со своим организмом. Вообще никогда не думал, что с ним может что-то случиться. А вот теперь он остро ощущал: с ним может случиться все, даже самое худшее Водка в холодильнике нашлась, и он выпил остаток из горлышка, не закусывая, не переводя духа, не ощущая вкуса и запаха. Отбросил пустую бутылку, так что та докатилась до сцены и остановилась, жалобно звеня.

Но, как ни странно, не разбилась.

– Серега, – пробормотал он. – Кто ж тебя так, а?! Какая сука?!

Он закурил, заставил себя подождать минуту, чтобы привести в порядок руки. А руки так и прыгали.

Не слушались его. Потом вернулся к трупу, осмотрел внимательней. Даже штаны спустил до самых ботинок, хотя ясно было, что ноги совершенно целы. Вообще на теле не было никаких повреждений – ни пореза, ни тем более глубокой раны от ножа, ни пулевых отверстий, ни следов удавки.

Ничего. Он осторожно перебирал кончиками пальцев волосы на голове – проломов нет, кровоподтеков нет, по голове его не били. Отчего же он умер, в конце концов?

"От разрыва сердца, – пришла в голову идиотская мысль. А за ней – другая:

– А что? Разве молодые не умирают от сердца? Но он же был здоров как бык! Может, я просто чего-то не знал? Чепуха, мы с ним друг о друге знали все! Ему не понравился цвет Серегиных губ – синюшный какой-то. Противно было копаться, но он все же сбегал на кухню за ножом, чтобы заставить труп разжать зубы. Когда это удалось, он увидел сухой, как бумага, голубовато-бледный язык.

– Яд, – сказал он вслух. – Отравился.

И как ни странно, перестал бояться. Яд – это было что-то несвойственное тому миру, где он жил. Если бы пуля или нож – он бы боялся. Но чтобы кто-то заставил его выпить яд?! Да, но кто-то ведь заставил.

А может, он это сделал сам?

Иван ничего не понимал. У него рождалось все больше вопросов, а ответов что-то не предвиделось.

Кто дал приятелю яд? И почему тот его принял?

С кем он тут был? При чем тут спущенные штаны?

В туалете это было бы понятно, но в комнате?

И чего ради он разделся перед смертью? Иван огляделся. Никаких признаков борьбы. Если тут что-то и произошло, то комнату потом прибрали. Нет ни стакана, ни бутылки, где мог быть яд. Хотя яд скорее всего не в бутылках держат. Его взгляд упал на музыкальный центр, и он понял – Серега пришел сюда за ним. Им в голову пришла одна и та же мысль – нечего разбрасываться ценными вещами.

В углу Иван заметил Серегину дорожную сумку. Подошел, открыл. Все вещи на месте, и не похоже, чтобы друга ограбили. И все же он мертв.

«Надо сматываться отсюда, – понял Иван. – Не хватало еще, чтобы меня замели тут со свежим трупом. Доказывай потом ментам, что я бы Серегу и пальцем не тронул!»

Да, надо было уходить, но уйти он не мог. Если он уйдет сейчас – Серегу ему больше не увидеть. И никогда не узнать, что с ним случилось. Может, его нашли родственники одной из жертв? Может, его, Ивана, тоже ищут? Да, уходить надо было как можно быстрее, но он не мог, просто не смел оставить друга здесь в такой жалкой позе, на скомканных простынях – холодного, мертвого, униженного. Да, униженного, потому что смерть – это величайшее из унижений, которое может испытать человек. Эта мысль впервые пришла ему в голову. Раньше он о смерти не думал.

– Дай я хоть штаны тебе застегну, – обратился он вслух к другу. – Что я еще для тебя могу сделать?

Ты уж прости, мне надо уходить.

Он рывками натягивал на Серегу джинсы. Пришлось перевернуть его на бок, чтобы завершить дело.

И тут он вдруг заметил то, чего не углядел при первом осмотре тела. На левой ягодице виднелся крохотный прокол, окруженный синеватым вздутием. Будто укус какого-то насекомого. Иван остолбенел. Хотел прощупать вздутие, но тут же отдернул руку. Обернул палец уголком простыни и только тогда решился нажать. Под пальцем ощущалось явное затвердение.

– Укольчик, – пробормотал Иван. – Укольчик или укус. А скорее всего все же укольчик.

Он глазам своим не верил, он ничего не понимал.

Поднялся с постели, застегнул на Сереге джинсы, прикрыл его простыней. Погасил везде свет, вышел из квартиры и захлопнул дверь.

Серегина бабка на этот раз не была предупреждена звонком о его визите и потому не открывала еще дольше. Иван нервничал, озирался, и все это время дверной глазок был темен – бабка рассматривала его.

Потом все же открыла:

– Опять ты?

– Да, я от Сереги. – Иван втиснулся в прихожую, не дожидаясь приглашения. – Такие дела, он в аварию все же попал!

– А я что говорила? – охнула старуха. – Жив?!

Что с ним?! Да говори ты, идол!

– Жив, жив, но чужую машину разбил. Иномарку. Давайте скорее деньги, иначе его оттуда живым не отпустят. Его бить собираются.

Бабка молниеносно принесла ему пакет, Иван даже не успел углядеть, где она его прятала. Он выхватил у старухи деньги, стараясь на нее не глядеть. С трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться, как истеричная женщина. Руки все еще тряслись. Бабка давала ему наставления:

– Как только расплатится – пускай сразу едет ко мне! Ты понял, Ваня?!

– Понял, понял, побегу я!

– Оглашенные вы оба! – крикнула ему вдогонку старуха. – Приходите вдвоем! Понял меня?!

Иван не ответил. Он уже был на улице. Застыл на секунду на крыльце, огляделся и пропал в темноте.

Глава 5

Весь следующий день Иван провел не выходя из квартиры. Танька старалась показать себя хорошей хозяюшкой – приготовила ему обед, выстирала единственную рубашку, высушила ее утюгом. Обед он съел, рубашку надел, но спасибо сказать забыл.

Пожалуй, впервые в жизни он испытывал настоящую депрессию. Ему было даже неизвестно, способен ли он на такие перепады настроения. Оказалось, еще как способен. Танька изводилась, видя его состояние:

– Вань, ты что – жалеешь, что мы вместе?

– Что? Нет, – отвечал он, лениво всовывая докуренную до фильтра сигарету в кучу пепла, громоздящуюся в блюдце. Пепельницы у новоселов не было.

– Нет, я вижу, ты жалеешь, – вздыхала Танька. – Тебе жаркое не понравилось?

– Что? Нет, понравилось.

– Ну, ты заладил «что, да, что, нет…», – разозлилась она. – По-человечески можешь сказать – что с тобой творится?

– Да ничего, – вяло ответил он.

– Надо так тебя понимать, что ты не поедешь со мной забирать вещи?

– Слушай, я не хочу встречаться с твоей мамочкой, – отмахнулся он. – И на фига тебе забирать все вещи? Возьми пару платьиц, и дело с концом.

– К твоему сведению, я платьиц не ношу! Если бы ты больше обращал на меня внимания, увидел бы, что я предпочитаю джинсы!

– Ну и зря. Мне нравятся девушки, которые носят платья. – Он сказал это только ради того, чтобы ее поддразнить.

Ответ был неожиданный:

– Тогда дай денег, и я куплю себе платье! – заявила она, ничуть не заревновав его к другим «девушкам». – Долларов сто пятьдесят, максимум двести на приличное платье хватит.

– С ума сошла?! – возмутился Иван. – Такие деньги на тряпку?

– Ну, вот ты и оживился! – Танька посмеивалась, натягивая джинсы, застегивая куртку. – Не нужно мне это платье, пошутила. Ладно, сиди дома, если ты такой ленивый. Я соберу шмотки и привезу их на такси. И тебе бы не мешало забрать свои вещи. Куда это годится – иметь одну рубашку?!

Сколько раз в неделю прикажешь ее стирать?

Она была права, конечно, но в том-то и беда, что вещи Ивана остались у матери. Все свое бродяжье имущество они с Серегой забрали с последней съемной квартиры и увезли с собой в Эмираты. Вещей у них было немного, парни не слишком старались наряжаться. Серегины вещи остались на «Соколе»…

А сумки Ивана – у матери. К матери ему ехать вовсе не хотелось. Он лениво буркнул в ответ что-то вроде «сам разберусь», и Танька ушла.

Как только она закрыла за собой дверь, Иван поднялся и тоже стал собираться в дорогу. Он решил навестить общагу, в которой была прописана Алия. Скорее всего там отыщется какой-то ее след.

Половину прошедшей ночи он не спал – перебирал в уме все подробности их с Серегой деятельности, вычислял потенциальных врагов, пытался распутать весь этот клубок. Но ничего у него не вышло, ничего не прояснилось, кроме одной детали – коробочки со шприцем, которую он нашел в сумке у Алии. Конечно, шприц мог быть у любого. Наркоманов и диабетиков в Москве, слава Богу, достаточно. Но ни тех ни других среди их немногочисленных знакомых не было. А вот шприц у Алии был.

А шприц и след укола – это как-то связано, что ни говори.

«Конечно, вряд ли это сделала девчонка, – подумал он. – Но чем черт не шутит? С чего бы ей заявиться к нам на хату, после того как она угнала машину? Какую наглость надо иметь! А вдруг она пришла извиниться передо мной? И встретила Серегу? Что между ними могло произойти?» Думать тут было нечего – Серега просто вышвырнул бы девчонку, предварительно надавав ей по шее. Но Алия, как думалось Ивану, была не из тех, кому можно накостылять за здорово живешь. Она бы постаралась постоять за себя. Но неужели с помощью шприца?

И чего ради Серега разделся?

Все эти вопросы Иван надеялся задать Алие при встрече. Если они только встретятся. И еще одна мысль преследовала его: если Алия ни при чем (а на это он очень рассчитывал) – тогда он обязательно возьмет ее в дело. Он остался один – без напарника. А напарник был ему необходим. Он сам не знал, почему он так зациклился на этой девчонке.

Знал одно: в ней что-то есть, с ней можно будет провернуть не одно дело. Во всяком случае, она смелая.

Общагу он нашел около пяти часов вечера. Здание находилось на фабричной окраине Москвы. Он взошел на растрескавшееся крыльцо, прочитал табличку с названием института, хмыкнул – Алия не наврала, институт был химического профиля. Иван потянул на себя тяжелую дубовую дверь и вошел.

В нос ему сразу ударили густые запахи. Пахло кухней, хлоркой, грязным туалетом, застоявшейся сыростью из подвала, но больше всего – кошками и кошачьими испражнениями. Он увидел «вертушку», застекленную будочку вахты. В будочке было пусто, зато около «вертушки» околачивался маленький паренек в очках и пятнистой униформе. Иван вразвалочку подошел к нему, фамильярно спросил:

– Пройти-то можно?

– Смотря куда, – ответил недоросток в форме, впиваясь в него близоруким взглядом.

– В туалет, – уточнил Иван. – Носом чую – он где-то рядом!

Недоросток замер, потом, видно, до него дошло, что с ним шутят. Это ему не понравилось.

– Отлить можешь и на улице, – неприветливо сказал он.

– Боюсь обморозиться, – усмехнулся Иван. – Там прохладно. Ладно, шучу. Мне надо наверх. – – Смотря куда, – опять уперся вахтер.

– Да в общагу. Это же общага?

– Ну общага.

– Так можно Пройти?

– Смотря к кому.

Неизвестно, сколько бы длился этот разговор, если бы откуда-то из подвала не послышались шаркающие шаги. На лестнице появилась девушка в махровом полосатом халате, с пакетом в руках. В пакете просматривалась мочалка и бутылка шампуня. На голове девушки возвышался тюрбан из оранжевого полотенца.

Она подошла к вахтеру:

– Миш, мне не звонили?

– Не-а, – бросил вахтер.

Иван решил пользоваться случаем и подмигнул девушке:

– Послушайте, вы не объясните мне – как попасть к вам в гости?

– Лично ко мне? – удивилась та.

– Да нет. Я одну девушку ищу, мне бы надо наверх подняться.

– Оставьте паспорт на вахте, – недоуменно ответила она.

Иван достал паспорт и раздраженно сунул его вахтеру:

– Держи! По-человечески не мог объяснить, что от меня требуется?

– А ты по-человечески сказать не мог? – пробурчал вахтер. – Много вас туг ходит. Запомни: в гости можно только до одиннадцати. Потом я все паспорта отношу коменданту, а тот ходит по комнатам и выгоняет. Кстати, ты к кому?

– К Боссарт, – бросил Иван и пошел вверх по лестнице.

Вскоре его догнала девушка. Она поднималась след в след за ним, тяжело дыша и шурша пакетом.

Иван оглянулся на нее, спросил:

– А вы мне не поможете?

– Чем?

– Вы тут учитесь?

– Тут я живу, – уточнила она. – А учусь я в институте. Кого вам надо?

– Боссарт Алию.

– Она с какого курса?

Иван развел руками:

– Да если бы я только знал! Она вообще-то отчислена.

– Но живет тут?

– Не знаю. Вот и хочу узнать. – Он припомнил сроки прописки в паспорте Алии и сообразил:

– Кажется, она тут прожила четыре года. Значит, отчислили ее после четвертого курса.

– А я на втором, – пояснила девушка. – Я такую не знаю. Вы идите на четвертый этаж, там сейчас в основном пятикурсники живут. Наверное, она с ними училась, у них и спрашивайте.

Он поблагодарил и, прыгая через ступеньку, взлетел на четвертый этаж. Там запахи сгустились. Пахло так забористо, что он только носом повел – тоже мне, химики, развели грязь… Он заглянул на кухню, увидел три газовые плиты, загаженные до невероятия, кучу мусора в углу и штук шесть кошек, скачущих по куче в поисках лакомых кусочков. Раковина была всего одна. Рядом с ней стояла худенькая маленькая девушка в спортивном костюме и уныло скребла тупым ножом крупную картошку.

– Извините, – окликнул ее Иван. – Вы не с пятого курса?..

– С пятого, а что? – Она подняла на него замученные глаза.

– Алия Боссарт не ваша сокурсница?

Девушка перестала скрести картошку и повернулась к нему с ножом в руке:

– А что такое? – Вопрос прозвучал настороженно, она разом замкнулась.

– Да ничего страшного, – улыбнулся он. – Я просто ее ищу.

– Она тут не живет. – Девушка снова вернулась к своей картошке.

– Ладно, но жила ведь?

– Да, – отрывисто ответила девушка.

– А подруги у нее есть?

– Были. Если вам нужны ее подруги – идите в четыреста тринадцатую комнату, дальше по коридору. Там ее землячки живут. Кажется, они уже дома.

У них и спрашивайте.

Иван пошел искать нужную дверь. Найдя, прислушался. Там громко играла музыка – что-то веселенькое, индийского типа. Слащавый женский голосок на разные лады о чем-то причитал. О любви, наверное.

Иван постучался, но ему не ответили. Тогда он толкнул дверь и заглянул:

– Можно?

У него перед носом висела ситцевая занавеска в крупных малиновых цветах. За занавеской горел свет.

Он сделал шаг, отвел в сторону занавеску и громко поздоровался:

– Здрасьте, девушки, извините!

Девушки, слава Богу, не завизжали, хотя вполне могли это сделать. Одна в тот миг стягивала колготки, другая – вешала в шкаф блузку. При этом, кроме бюстгальтера и джинсов, на ней ничего не было. Подружки действовали стремительно. Блузка снова застегнулась на полураздетой девушке, другая отскочила за шкаф и там довершила снятие колготок. При этом обе громко возмущались:

– Стучать же надо!

– Да ради Бога, извините! – оправдывался Иван. – Я стучался! Я ничего не видел, клянусь!

– Вы к кому? – спросила его та из девушек, что стояла ближе.

– К вам. Меня к вам направили по поводу Алии Боссарт, вашей землячки. Правильно я пришел?

Из-за шкафа показалось смуглое серьезное лицо второй подружки. Она вышла, завязывая на талии цветастый фланелевый халат.

– Выключи магнитофон, – сказала ей первая, и музыка умолкла.

– Давайте познакомимся, – предложил Иван. – Меня зовут Ваня.

Девушки переглянулись. Та, что в халате, несмело представилась:

– Бахыт.

Вторая мрачно присоединилась к ней:

– Майгуль.

Иван изо всех сил постарался запомнить эти диковинные имена, тем более что девушки были абсолютно одинаковые. Он только сейчас обратил на это внимание. Невысокие, коренастые, смуглые, с одинаковыми широкими лицами и темными длинными глазами. Даже стрижки у них были похожи – у обоих каре, только у Бахыт немного подлиннее и с челкой.

– Будем знакомы, – кивнул Иван. – Присесть-то можно?

– Садитесь. – Майгуль убрала с продавленного кресла ворох одежды. – Извините, мы только что из института пришли, у нас не убрано.

– Не важно, – отмахнулся он. – А вы что – не присядете?

Девушки опять переглянулись. Потом сели рядышком на одной постели, стараясь держаться подальше от гостя. Он видел, что девушки очень встревожены, и попытался понять причину этого. Неужели одно упоминание имени бывшей сокурсницы может так их переполошить? Это же ненормально! Он вынул сигареты:

– Прошу!

– Мы не курим, – отрезала Бахыт.

– А я закурю, не возражаете?

Бахыт пожала плечами, встала, поставила перед Иваном банку из-под кофе, служившую пепельницей, и приоткрыла форточку. Чаю ему не предлагали, что было совсем не в азиатских традициях гостеприимства. Иван закурил и спросил:

– Ну, и что бы вы могли мне рассказать?

– Об Алие? – спросила Бахыт. Она так и осталась стоять у окна.

– Да. Вы учились вместе?

– Да.

– Она тоже тут жила?

– Да, но не в этой комнате. В четыреста пятой.

– А кто там сейчас живет?

– Первокурсники.

Говорила только Бахыт. Майгуль сидела уставившись на свои тапочки и, казалось, мысленно отсутствовала. Иван обратился к ней:

– А вы дружили с Алией?

Майгуль нерешительно посмотрела на соседку и ответила:

– Да…

– А почему вы так неохотно говорите о ней? – полюбопытствовал Иван.

Майгуль вздохнула:

– Да так просто. Нас уже слишком много о ней спрашивали.

– Кто? – насторожился Иван.

– Ну, кто, кто… Все! Милиция. Родители ее в Москву приезжали… Думаете, нам это очень приятно было? Особенно когда ее родители сюда приехали. Все сразу к нам обращались. Получается, мы виноваты, что ли?

– Значит, на пятом курсе она не осталась?

– Не осталась, потому что пропала! – резко ответила Бахыт. – А вы, простите, кто?

Вопрос был по существу. Иван небрежно ответил:

– Я ее знакомый.

– Мы ничего о ней не знаем!

– Ну, кое-что о ней вы должны знать, – настойчиво сказал он. – С кем она дружила? Чем занималась? Где она может быть сейчас?

– Она же пропала… – протянула Майгуль. Как успел заметить Иван, она была понаивней своей товарки. – Еще весной… Конечно, потом ее отчислили, но только потому, что она экзаменов не сдавала…

– Как это понять – пропала?

– Ну так. Исчезла. Перестала приходить на занятия. А она всегда аккуратно ходила. У нее за семестр никогда не было пропущено больше десяти часов…

Это очень мало. Экзамены Алия сдавала на «отлично».

– Так что случилось?

– Никто не знает. Она из общежития ушла. Даже вещи не забрала. И родителям ничего не сказала – и не вернулась к ним.

Иван задумался.

– Так ее родители до сих пор не знают, где она и что с ней? – спросил он.

– Мы же летом приезжали домой… Мы неподалеку живем, – сказала Майгуль. – Зашли к ним.

Они ничего до сих пор не знали. А это был уже август. Алию все еще ищут…

– Откуда вы знаете? Может, уже нашли?

– Если бы нашли, она бы к нам пришла, – вмешалась Бахыт.

– Почему вы так думаете?

– Потому что мы дружили, – отрезала Бахыт. – Ну ладно, мы все вам рассказываем, а вы о себе ничего. Нас спрашивали про ее московских знакомых, мы их всех знали. Они от нас ничего не скрывали. Но про вас никогда не слышали.

Иван, конечно, не мог им сказать, что познакомился с Алией буквально на днях. Он вообще сомневался, стоит ли продолжать расспросы. Ведь если верить девушкам, родители Алии до сих пор не знают, где их дочь. А ведь Алия ехала в Москву из своего родного города. Неужели не зашла к родителям, не успокоила их? А как же история с потерянным паспортом Мухаббат? Если Мухаббат отдала свой паспорт сестре этим летом, то девушки должны были, по крайней мере, увидеться. Что же получается – Мухаббат скрывает от родителей, что сестра жива и здорова? Такое, конечно, было возможно, но в этом случае у Алии должны быть очень веские причины числиться без вести пропавшей…

Он встал:

– Ладно, простите, что задержал. Спасибо за сведения.

Девушки снова переглянулись, Майгуль нерешительно спросила:

– Вы о ней правда ничего не знаете?

– Вы же сами видите – ничего. Если бы знал – не пришел к вам. Да, девочки! Не могли бы вы мне сообщить координаты ее московских друзей и подруг? Я бы у них сам поспрашивал об Алие.

Майгуль взглядом спросила разрешения соседки, потом открыла ящик стола, достала оттуда записную книжку и выписала на листочек несколько имен и телефонов.

– Возьмите. – Она протянула листочек Ивану. – Только, пожалуйста, вы им не говорите, кто вам дал телефоны.

– Почему?

– Ну, так просто. Мы уже очень устали от всей этой истории… Я даже на занятиях плохо слушаю – все время думаю, что с Алией случилось.

– Если что-то узнаете о ней – зайдите к нам, – попросила в свою очередь Бахыт. – Мы будем вам очень благодарны.

Иван пообещал не забывать о них и вышел. На улице он прочитал имена и телефоны на листочке и решил не откладывать надолго – встретиться с этими людьми сегодня же. Первой значилась некая Катя, которая, судя по номеру, должна была жить где-то в этом районе. Он углубился в изучение номеров, как вдруг его окликнули:

– Ваня?

Он обернулся. На крыльце позади него стояла Майгуль. Она накинула пальто прямо на халат и не успела переобуться – так и выскочила в тапочках на босу ногу.

– Да? – спросил он.

– Я не хотела говорить при сестре. – Майгуль подошла к нему ближе. – Она очень нервничает из-за Алии, ее милиция больше всех терзала… Но я, наверное, должна вам кое-что сказать. Может, пригодится?

– Конечно, пригодится!

– У Алии в последнее время перед исчезновением появились какие-то странные знакомые.

– Почему странные?

– С большими деньгами. У нее тоже стали водиться деньги. Я не знаю, как она их получала, она говорила, что подрабатывает. Но чем – не говорила, только смеялась. – Майгуль рассказывала взахлеб. – У нас с Бахыт тогда было с деньгами очень плохо, и мы как-то попросили у Алии взаймы, до стипендии… Она дала нам пятьсот тысяч. А стипендия у нас по шестьдесят восемь тысяч была… Мы сказали, что обязательно отдадим, когда нам из дома пришлют перевод, а она ответила, что мы вообще можем не торопиться. Понимаете – это для нее были не деньги. А родители у нее были совсем небогатые, у нас даже богаче… Вы понимаете, в чем дело?

– Не совсем, – удивился Иван. – А в чем дело?

Она просто стала работать.

– Нет! – запальчиво возразила Майгуль. – Она просто изменилась, стала такой… Нахальной, что ли?

Ей нравилось говорить, что деньги – мусор… И она стала какой-то непонятной… Мы так и не успели вернуть ей долг…

– Ну, при встрече вернете.

– А вы думаете – она жива?

Девушка смотрела на него выжидающе, и Иван не выдержал:

– Я просто уверен, что она жива. Только вы, Майгуль, пожалуйста, не говорите об этом ни сестре, ни друзьям, ни тем более милиции. Я сам постараюсь ее найти. Кстати, может, вам деньгами помочь? Все-таки студенты, да еще к тому же как бы иностранцы…

Он полез было в карман, но Майгуль замотала головой:

– Мы же не ради денег с вами разговаривали!

Уберите, уберите!

– Смешные вы. – Иван спрятал кошелек. – Ну ладно, спасибо за все.

И Майгуль исчезла за тяжелой дверью общаги.

Иван еще раз взглянул на листочек с именами… Что-то ему этот листочек напоминал. Что-то тревожное, нехорошее напоминал. Да только вот что? Он сунул его в карман и пошел к остановке, поискать исправный таксофон. И уже когда он прижал к уху холодную мокрую трубку, до него дошло…

– Черт! – выругался он. – Забыл, начисто забыл!

Он бросил 1 рубку обратно на рычаг. Хуже быть не могло! Бабка Сергея до сих пор караулит листок с координатами Ивана. С координатами квартиры в Измайлове, его гнезда, его убежища! А если до бабки дойдет весть, что се внук убит?! Если она додумается, что не зря Иван забрал у нее все деньги?! Что бабка устроит – подумать страшно! Да она немедленно сдаст его милиции со всеми потрохами . И все летит к черту: и его сказки про квартиру на Каширской, и версия угона машины, все на свете.., «Как заткнуть ей рот? – мучительно соображал Иван. – Как же, заткнешь такую… Ладно адрес, но фамилию мою она знает! Зачем ей проговорился, дурак! Хотя кто тогда мог знать, что я от этой бабки скрываться буду… Ну, кажется, началась у меня черная полоса…»

Во всяком случае, тянуть с визитом к старухе не стоило. Наврать ей чего-нибудь, припугнуть даже…

Хотя запугивать старуху – противно. Иван вышел на бровку тротуара и поймал машину.

Повсюду были пробки, и до дома старухи он добрался только через час. Уж лучше бы на метро поехал!

Иван разнервничался, ему казалось, что он опаздывает. Хотя куда опаздывать – старуха из дому не выходит. Ему пришла в голову мысль: «А если она уже все знает? Если там милиция? Попадусь им под горячую руку – вот радости будет…» Но отступать было уже поздно – он стоял перед старухиной дверью и упорно нажимал кнопку звонка.

Никакого эффекта. Старуха никого не ждала, звонком он ее не предупредил – опять забыл, дурак! Он нажимал кнопку раз за разом и в конце концов забеспокоился – да не случилось ли чего с бабкой?!

Выбежал на улицу, посмотрел на ее окна. На кухне был свет. Значит, дома. Да куда же ей деться? Разве что на «скорой» ее могли увезти… Но бабка перед отъездом обязательно проследила бы за тем, чтобы на кухне не горела лампочка, чтобы счетчик не крутился понапрасну. Она бы и холодильник отключила – даже в коматозном состоянии. Бабка была страшно скупая. Иван вернулся в подъезд.

Кричать через дверь ему не очень-то хотелось. Незачем сообщать всем соседям, что пришел Ваня. Потом будут лишние свидетели. Он осмотрел замки и припомнил, что верхний можно с легкостью открыть, если, конечно, дверь просто захлопнута. Как-то, раз Сергею пришлось открывать замок, когда он пошел выносить ведро и забыл ключи. Иван достал из кармана перочинный нож, вынул лезвие и осторожно отжал язычок замка. Ему повезло – на второй замок дверь не запирали.

– Это я! – на всякий случай сказал он, оказавшись в квартире.

Ему не ответили. Он заглянул на кухню и, не обнаружив там хозяйки, прошел в комнату.

– фу-ты, черт… – только и вымолвил он, когда включил свет.

Старуха скорчилась на своей высокой постели, застланной льняным голубым покрывалом. Выглядела она ужасно, и сразу было видно, что она мертва. У Ивана даже ноги подогнулись, и он прислонился к стене. Второй труп за два дня – это было уже слишком… Не хотелось осматривать тело, но он заставил себя подойти и прикоснуться к ней…

– Крыша у меня едет, что ли? – пробормотал он. – Это что такое?!

Ему казалось, что он действительно сходит с ума, потому что на тощем бедре старухи он обнаружил то же самое, что было у Сергея, – явный след инъекции.

Язык жертвы выглядел так же, как и у ее внука. Словом, видна была та же самая «рука», тот же самый метод. Иван быстро обшарил комнату. Он не знал, хранила ли у себя старуха что-то ценное, во всяком случае, никогда ничего ценного тут не видел. Ему было трудно определить – обокрали квартиру или нет.

Везде был порядок – у нее всегда было чисто.

Иван прочесал всю квартиру, метр за метром. Никаких следов убийцы, никаких посторонних или подозрительных предметов он не обнаружил, а может, просто не распознал. Среди всего прочего он пытался найти ту проклятую записку со своими координатами, которую он оставил старухе. Но и записки не нашел. Тут ему стало очень нехорошо. Записку теперь надо было найти во что бы то ни стало. Ведь если он пропустил ее – она обязательно попадет в руки милиции. Старуха умерла насильственной смертью. Это любой эксперт скажет. Никакого самоубийства быть не могло! Мотивов никаких, и способ уж очень необычный… Эта бабка ни за что не лишила бы себя жизни, ни под каким предлогом… Если тут найдут записку с его координатами – немедленно к нему обратятся… А это ему вовсе не нужно.

Между делом, пока он искал записку, мелькала предательская мысль: "А ведь неплохо, что она мертва. Теперь некому будет рассказать ментам, как я забрал у нее деньги, как я обманул ее, что Серега попал в катастрофу в тот миг, когда он был уже мертв… Никто никому об этом не расскажет, обо мне никто не узнает… Ну, видели меня тут соседи – ну так что? Мать Серегина меня вообще никогда не видела, фамилии моей не знает. Бабка ей ничего не рассказывала, держалась как скала… А жалко бабку.

На самом деле жалко… Ничего была старуха – забавная, хотя и нудная немного…"

И тут, в самый разгар поисков, в дверь позвонили. Иван замер. Он в этот миг как раз был на кухне, тупо смотрел на полки настенного шкафчика, хотя никакой записки там явно не было. Услышав звонок, он разом поджался, как животное при первых признаках опасности. Его рука метнулась к выключателю, чтобы погасить свет, но он вовремя удержался – не стоило таким образом привлекать к себе внимание. Насколько все было бы проще днем! Света в окнах нет – может, и хозяйки нет… Он подкрался к двери, прислушался. Опять позвонили. Отвратительный звук был у этого звонка – такой пронзительный, истеричный, просто сил нет слушать.

«Сейчас уйдут, – понадеялся» Иван. – Кто бы там мог быть?" – Но он просчитался. Вскоре он услышал еще один звонок. На этот раз звонили к соседям. Там быстро открыли дверь, и он услышал, как говорят две женщины. Одна спросила:

– Извините, я медсестра, с соседкой вашей все в порядке?

– Да вроде она дома, – удивленно ответила ей другая женщина. – А что случилось?

– Да что-то не отпирает моя бабушка. Я ей укол пришла делать.

Иван прикусил губу. Как же он забыл, дурак!

Медсестра! К бабке в последнее время регулярно ходила медсестра и делала ей уколы – ей прописали глюкозу и еще что-то, для распухшей ноги, чтобы снимать отеки… Ведь бабка подробно ему рассказывала, какая внимательная к ней ходит медсестра, но он это мимо ушей пропустил. Касались его тогда какие-то там отеки! "Ну, эта дамочка ни за что не уйдет… – понял он. – Медсестра – лицо ответственное. А если бабка померла – это ее прямо касается. Но это ж надо – пришла укол делать!

Ирония судьбы! Тут все уже сделано! Надо смываться!"

Разговор женщин продолжался. Медсестра удивленно говорила:

– Я когда сюда шла, специально посмотрела – свет везде горит… И на кухне вроде кто-то был.

– Да она дома, дома, – соглашалась соседка. – Куда денется? Она же пятый год никуда не ходит.

Просто она всем долго не открывает. Может, задремала? Звоните подольше, откроет.

– Да я уже пять минут звоню! – раздраженно ответила медсестра и снова нажала кнопку звонка. Когда настала тишина, она недовольно сказала:

– Да не померла ли она там?! – Соседка охнула, и Иван услышал, как она зовет кого-то, мужа, наверное:

– Леня! Леня! Иди сюда! С соседкой у нас что-то не то…

Иван не стал ждать продолжения. Он догадывался, как будут развиваться события, когда на сцену выйдет вооруженный стамеской Леня и примется колупаться в замке… Он бесшумно пробежал в комнату, стараясь не глядеть на бабку, открыл балкон. Он очень осторожничал, пытаясь не производить никакого шума, но задвижка заржавела, балкон давно не открывался. Шум, наверное, услышали на площадке, потому что медсестра вдруг начала кричать через дверь:

– Таисья Егоровна! Таисья Егоровна! Откройте!

К вам укол делать пришли!

– И затем раздался прямо-таки звериный бас соседа Лени:

– Дайте мне…

Иван глянул через перила балкона. Второй этаж, хрущобка, чепуха! Высота тут смешная, метра три всего. Главное – не поскользнуться на сырой земле, а то будет готовый перелом… «Хорошо хоть медсестра на этот случай рядом!» – усмехнулся он про себя. Иван перешагнул через перила, присел на корточки, держась руками за железные прутья, сгруппировался и мягко спрыгнул. Приземлился он удачно, но времени прийти в себя уже не было – в квартире раздались громкие голоса…

Он бежал через какие-то кусты, через большую темную лужайку, мимо маленького прудика, мимо высотного дома, мимо освещенного универсама…

Остановился он только на миг, когда увидел открывшиеся перед ним двери троллейбуса. Прыгнул туда, проехал пару остановок до метро, спустился по эскалатору и раза три, не меньше, пересаживался с линии на линию. Он лихорадочно менял направления, кружил по кольцу, пока не понял – все, надо тормозить, это настоящий психоз! Ведь никто за ним не гнался, ведь никто бы его не смог догнать!

Он вернулся по кольцу на «Курскую», пересел на «синюю» ветку и поехал к себе в Измайлово. «А неприятно быть жертвой, черт побери, – подумал он. – Убивать куда легче… Но что за чертовщина?! Кому бабка-то наша помешала? Может, думали – у нее денежки припрятаны? Да кто же знал? Никто не знал – только я да Серега… Получается, если Серега мертв – то это я убил?! Блин, да ведь все так и скажут, когда меня найдут: „Ты пришил старушку, ты, по всем приметам ты, Ваня!“ А если, не дай Боже, меня еще кто-то сможет опознать… Может, соседка меня приметила, когда я убегал по двору, а она-то вполне могла меня видеть раньше. Я же не скрывался – чего ради мне было скрываться?! Да кто же все это творит?!»

Самым обидным было то, что он ничего не мог предпринять. Найти бы того, кто убил Сергея и его бабку – да Иван бы его своими собственными руками, без суда и следствия… Но как найти? Кого искать? Он вспомнил об Алие и даже поморщился – это было глупо. Девчонке бабка была совсем ни к чему. Она ее даже в глаза никогда не видала.

Но, кроме девчонки, никого на примете не было.

На станции «Семеновская» он не выдержал – вышел из вагона, поднялся наверх, отыскал таксофон.

Позвонил той Кате, которая значилась первой в списке Майгуль. Ответила молодая женщина:

– Алло!

– Мне Катю.

– Я слушаю! Кто говорит?

В ее голосе послышалось беспокойство.

– Здравствуйте, – торопливо сказал он. – Вы меня не знаете, меня зовут Иван.

– Что такое? – Девичий голос зазвучал испуганно.

– Ничего страшного! Я вас беспокою по поводу вашей подруги, догадываетесь, о ком речь?

– Нет, – удивилась Катя. – Простите, кто вы, я не расслышала?

– Я ищу вашу подругу, Алию, Алию Боссарт. Вы ее знаете?

Катя совершенно успокоилась и доброжелательно ответила:

– Да, я ее помню, конечно. Но я ее уже полгода не видала.

– Да?.. – разочарованно переспросил он. – А знакомых ее вы не можете мне назвать?

– Нет… Поищите в институте.

– Уже искал. А вы не вместе учились?

– Нет. – Катя явно теряла интерес к разговору. – Простите, но если это все – я кладу трубку. У меня ребенок голодный.

И действительно, где-то на заднем плане раздавался крик грудного младенца. Иван повесил трубку и позвонил по другому номеру. Тут ему должна была ответить Ольга. Ему опять повезло – он прямо попал на нее. Представился и спросил об Алие.

Ольга тоже казалась удивленной, и она была больше осведомлена о деле:

– Алия? Она что – нашлась?

– Нет, в том-то и дело, – пояснил Иван. – Можете мне сказать: где она могла бы найти приют?

– Приют?! Откуда мне знать?! У меня ее нет.

Ольга явно приняла его за работника милиции.

Иван только и спросил, в каком районе она живет.

Оказалось, в Филях. Он повесил трубку. «Может, имеет какой-то смысл то, что Алия мне врала про станцию „Автозаводская“? – подумал он. – Машина все же была найдена там… Но кто из этих людей живет на „Автозаводской“?!» Он набрал еще один номер, почти автоматически, прочел имя, написанное рядом аккуратным почерком Майгуль…

Ему опять ответила девушка:

– Слушаю?

– Здравствуйте, – заговорил он. – Это Дана?

– Нет…

– А можно пригласить Дану?

– Ее нет дома, – ответила девушка.

– Извините.

Он повесил трубку и тут же покрылся холодным потом. В ушах все еще раздавался голос, доносившийся из трубки… Он снова набрал этот номер, торопясь, не сразу попадая пальцем в нужные ячейки… Опять ответила та же девушка:

– Слушаю?

– Алия, это ты?! – закричал Иван. – Алия, не вешай трубку, я тебя узнал!

– Что?! – севшим голосом спросила девушка. – Кто это?! Кто это?!

– Иван!

Трубка онемела.

– Да ты не психуй, я против тебя ничего не имею, скажи мне свой адрес! – кричал он, слушая ее потрясенное молчание. Ему не верилось, что он нашел ее так просто и так быстро. – Алия! Давай увидимся! Нужно поговорить! Хочешь – встретимся в городе?! Алия! Алия! Слушай меня, я…

В трубке раздались гудки – она прервала связь.

Он выскочил из таксофона. Куда бежать? Как узнать адрес?! Из таксофона ни в одну справочную не обратишься! Только с домашнего телефона! А она тем временем улизнет!

Он так метался, вид у него был настолько дикий, что к нему подошел патруль милиции и попросил предъявить документы. Иван замер, потом беспрекословно вынул паспорт. Он ждал худшего – такой уж был денек… Забьют в камеру ни за что ни про что, испортишь нервы и здоровье, да еще и время потеряешь. А Алия сбежит! Но на этот раз судьба ему слегка улыбнулась – милиционер нехотя козырнул, возвращая документы, и Иван бросился в метро. Дома он был через двадцать минут.

Ворвался в квартиру как вихрь, насмерть перепугав Таньку.

– Ты чего? – крикнула она, когда он упал на колени перед телефоном и принялся накручивать 09. – Рехнулся, да?

– Отвали!

– Ты взбесился, я спрашиваю?!

– Отвали, я тебе сказал!

По 09 вместо человеческого голоса он услышал бодрый автомат, который пару минут диктовал ему абсолютно ненужные телефоны вокзалов и аэропортов, а также ветеринарных служб и экстренной психологической помощи. Иван бросил трубку. Танька в ужасе закрыла уши ладонями:

– Псих! Ты чего гремишь?!

– Как узнать адрес по телефону?! – невразумительно спросил Иван.

– Чего?!

– У меня есть телефон, а нужен адрес!

– Случилось что?

– Да, случилось! Я тебя спросил – ты знаешь, как это сделать?!

– Фамилия-то у тебя есть? – спросила Танька деловым тоном.

– А, блин, нету… Забыл взять! Нет, вроде бы есть! – Он вытащил список и впился в нужную строку. – Есть, слава Богу, не обратил внимания! Сулимова ее фамилия! Сулимова Дана! Вот телефон! Найдешь мне адрес – я тебе… Я тебе платье куплю! – вырвалось у него.

Танька небрежно взяла список и прочла его. Подняла на него недоверчивые глаза.

– Да тут сплошь какие-то бабы. Откуда ты это взял, признавайся?

– Да не важно! Найди мне эту Сулимову – больше ничего не надо!

– Это будет трудно… И между прочим – платная услуга!

– Так бери, подавись! – Он кинул ей кошелек. – Не терпится деньгу сорвать?!

Она обиделась:

– Совсем мозги растерял? Счет придет по почте, это платная справка. Но у меня нет телефона, по которому эти справки дают.

– А где же он?

– У матери, в справочнике. У нас классный справочник, совсем новый Придется звонить матери…

Он ушел на кухню, чтобы ничего не слышать.

В жизни так не нервничал. Было страшное искушение – позвонить еще раз по тому телефону, где откликнулась Алия… Но он боялся ее спугнуть. Хотя наверняка уже спугнул…

Танька пришла минут через двадцать, когда на кухне все стало синим от сигаретного дыма. Она сердито сунула ему листок:

– На, подавись!

Вместо ответа, он крепко сжал ее в объятиях и поцеловал. Она все еще злилась, но он не стал извиняться и давать объяснений – выскочил из дому с желанной добычей, поймал на проспекте машину и вскоре был по указанному адресу.

И только тут до него дошло, что приехал он в самый центр города – в один из переулков, выходящих на Мясницкую… Стоя у старинного трехэтажного особняка, он видел в конце переулка огромное гранитное здание нефтяной компании «Лукойл». Неподалеку светились огни ночного ресторана. Иван удивился – не перепутала ли чего-нибудь Танька?

Неужели этот дом перед ним – жилой? Он еще раз оглядел старинный зеленый фасад, колонны, лепнину под карнизом и толкнул единственную дверь…

Она была не заперта и не снабжена никакими кодовыми замками. На первом этаже квартир не было – все двери наглухо замурованы кирпичом.

Кирпич еще не оштукатурили – видимо, особняком занялись недавно… Ивану требовалась квартира номер 6. Он поднялся до третьего этажа и обнаружил, что номера кончаются на четвертом. На каждой площадке было по две квартиры. Он замер, в нерешительности огляделся. И сделал единственное, что ему пришло в голову, – позвонил в квартиру под номером 4. Открыть ему не пожелали. В квартире номер 3 был тот же результат. Повезло ему на втором этаже – там ему, правда, не открыли, но спросили через дверь:

– Вам кого?

– Мне шестая квартира нужна!

– Вход со двора, – мрачно направили его по пути истинному.

Иван вышел из особняка и долго искал, как пройти во двор. Задача осложнялась тем, что особняк впритык стоял к соседним зданиям и в щели между ними не пролезла бы даже кошка. Пришлось обходить пару соседних домов и возвращаться задворками.

Сзади особняк не производил сильного впечатления – он был давно не крашен, на штукатурке проступали трещины и пятна. Тут тоже была всего одна дверь. Квартира номер 6 отыскалась на втором этаже. Он поднял было руку, чтобы позвонить, и тут у него вдруг закружилась голова. «Нервы ни к черту, – подумал он, пережидая накатившую дурноту. – Ну, она мне за все ответит! И за сотрясение мозга тоже!»

Он нажал кнопку звонка. Ожидая ответа, рассматривал дверь. Дверь была высокая, двустворчатая, дубовая. Но очень старая, ободранная, почерневшая, разбухшая от сырости, и замки ненадежные… Замки, наверное, стояли здесь со времен Октябрьской революции. Но с другой стороны – если уж такой замок заест, открыть его сложнее, чем какую-нибудь «Мотурру» или отечественный «Бизон». А с той стороны двери точно есть засовы. Не может их не быть – Иван такие двери знал хорошо.

Открывать, похоже, не собирались. Он опять надавил кнопку. Где-то в глубине квартиры должна быть Алия. Она его слышит, она знает, кто это пришел. Она ни за что не откроет и не пустит открывать хозяйку…. Но тут он услышал бряцанье открываемого замка, потом резкий лязг засова. Да, он оказался прав – там был засов. Дверь открыли. Ее даже не заложили на цепочку. Иван увидел в полутемном коридоре худенькую женщину маленького роста. Она бы ему и до плеча не дотянулась, хотя он тоже ростом не особо вышел…

– Вы Дана? – спросил он.

– Я Дана, – подтвердила она. – А вы ко мне?

– К вам.

– Заходите, – просто сказала женщина и отступила в глубь прихожей.

Иван вошел, огляделся. Прихожая была маленькая, сюда выходило две двери. Дальше она переходила в узкий, как кишка, темный коридор. Дана остановилась возле правой двери и пригласила:

– Заходите.

Иван предпочел бы сперва осмотреть всю квартиру, но ему не хватило смелости попросить об этом хозяйку. Было в этой крохотной женщине что-то внушающее если не робость, то уважение. Она держалась очень прямо и смотрела тоже очень прямо. Никаких уклончивых взглядов, никакого смущения. Смущался как раз Иван.

Не дожидаясь ответа, женщина вошла в темную комнату, и там вспыхнул мягкий желтый свет.

Иван последовал за ней. Комната оказалась неожиданно большая, метров двадцать пять, в два окна.

Высокие, давно не беленные потолки терялись в сумраке. Посередине комнаты стоял маленький смешной столик, накрытый русским цветастым платком вместо скатерти. Над столиком свешивался с потолка желтый шелковый абажур с кистями. Абажур был по диаметру больше столика. Иван оглядывался и видел вокруг себя какие-то нелепые предметы: крохотное, почти детское креслице, обитое розовым шелком, застекленный пузатый шкафчик с детскими игрушками, странную черную гитару на стене. Гитара была куда меньше, чем обычная, и, кроме того, необычной формы. Присмотревшись, Иван понял, что это вовсе не гитара, а некий неизвестный ему инструмент.

Дана стояла у раскрытого настежь окна и старательно разминала в пальцах сигарету. К Ивану она не оборачивалась, но он почему-то думал, что она его видит. Затылком, что ли? Наконец женщина закурила и пустила дым по ветру. Иван поежился. В комнате, оказывается, было холодно, как на улице. А женщина была одета легкомысленно – красная маечка без рукавов, тонкая черная юбка до колен, красные кожаные туфельки без задников…

– Не холодно вам? – вдруг спросил он.

– Да не г. – Дана выбросила сигарету за окно. – Но я все равно закрою. Кажется, дождь пойдет. У меня сигарета промокла. – Она плотно прикрыла окно, задернула штору. Повернулась к нему:

– Вы по какому вопросу?

– По личному, – глуповато ответил Иван.

– Я поняла, что не по государственному, – усмехнулась Дана. Глаза у нее были очень темные, Иван все пытался понять – какого же они цвета?

– Вы не насчет нашей квартиры, нет? – спросила женщина.

– Нет, я ищу одну девушку, – сказал он. – Ее зовут Алия. Вы ее знаете?

– Конечно, я ее знала, – отчетливо проговорила женщина.

– Она тут?

Дана немного помолчала, чуть сощурив свои странные темные глаза. Потом она сделала несколько шагов в сторону, присела в розовое креслице. И только тогда ответила:

– Ее тут нет.

– Сегодня она была здесь! – настойчиво повторил Иван.

– Вы думаете?

– Я говорил с ней по телефону!

– Вы с ума сошли, – беззлобно ответила женщина. – Ее тут не было очень давно, очень. Почему вы стоите') Садитесь. В углу стоит стул. Берите и садитесь рядом со мной.

Иван, непонятно почему, подчинился ее приказу.

Спорить с ней не хотелось. Она говорила так просто и спокойно, что он неожиданно тоже успокоился. Он взял стул, поставил его напротив креслица и сел так, что их колени почти соприкоснулись. Дана улыбнулась, глядя ему куда-то в переносицу.

– Сколько вам лет?

– Двадцать девять. Но я все же уверен, что она тут была.

– А я вам говорю, что нет. Вы молодой, – Женщина все еще улыбалась.

Иван не мог понять – уродливая она или красивая? Странное лицо – сухое, горбоносое, ярко выраженного восточною типа, скорее кавказского. Губы тонкие, подвижные, яркие. Помады на них он не заметил. Кожа на лице желтая, но гладкая, воскового оттенка. Очень черные пышные волосы, очень густые прямые брови. А вот глаза у нее оказались вовсе не черные. Синие! Аквамаринового оттенка! Ивана ввели в заблуждение огромные зрачки Даны – эти зрачки заполняли почти всю радужную оболочку.

Только по краям проглядывал яркий аквамарин. Он не мог решить, сколько ей лет, и в конце концов утвердился во мнении, что ей под сорок.

– Вы не гадалка? – внезапно вырвалось у него.

Женщина закрыла лицо руками и от всей души расхохоталась. Смех у нее был неожиданно визгливый, и это спустило Ивана с небес на землю. Он упрямо переспросил:

– Она тут была? Я должен осмотреть квартиру.

Она мне очень нужна, вы не представляете как! Я ей ничего плохого не сделаю!

– Молодой человек, – сказала Дана, немного придя в себя. – Не смешите вы меня, ради Бога!

Во-первых, я не гадалка. У меня даже карт в доме нет. Вы почему так решили? Внешность моя вам не понравилась? Мне просто интересно!

– А мне интересно, где Алия!

– А во-вторых, – продолжала Дана, не обращая на него никакого внимания, – во-вторых, могли бы быть повежливее с больным человеком. Хотите осмотреть квартиру? Мне принадлежит только эта комната. Осматривайте!

– А все остальное? – оторопел Иван. Эта женщина умела сбивать с толку!

– А все остальное в количестве четырех комнат принадлежит моим соседям, с которыми я никак не могу расстаться. Хотелось бы разъехаться, но пока у меня ничего не выходит… – ответила Дана, явно издеваясь. – Напротив живут молодожены. Но они не владельцы, они снимают комнату. Студенты. Дальше по коридору – старушка. Ей принадлежат две комнаты. И наконец, напротив кухни живет Наташа с сыном. Она ушла от мужа, и он купил ей эту комнату, чтобы оставить себе всю квартиру – где-то в Черкизове. Видите, тут самая настоящая коммуналка.

А я – настоящая коммунальная сплетница.

– Нет! – вырвалось у него.

– Что – нет? – Дана иронически подняла брови. – Не похожа? А это так. Как вы думаете – могу я спрятать вашу Алию в этой комнате? Да? Тогда ищите. Ищите тут, ищите у соседей. На кухню загляните. В места общего пользования. Только вы ее не найдете. Ее тут нет. Ее нет нигде.

– Я знаю. – Иван и сам уже понял, что опоздал, – если Алия тут и была, то уже сбежала после его звонков. – Ее тут уже нет. Но вы должны мне сказать, куда она пошла.

– Молодой человек, мне очень жаль, – спокойно ответила женщина. – Но она мертва.

Иван вскочил:

– Да еще час назад я с ней разговаривал! Не морочьте мне голову, вы!

– Послушайте, милый мой. – Женщина тоже встала. – Вы же могли не узнать ее голоса!.. Вы ее с кем-то перепутали!

– Я ее узнал, представьте себе! И она тоже узнала меня!

– Ужасно. – Женщина села. Видно было, что теперь она по-настоящему волнуется. – Она мертва, говорю вам! Вы меня напугали!

– Вы меня тоже, черт!

– Нет, нет, вы сумасшедший! – Дана вжалась в спинку кресла. – Помолчите секунду. Откройте окно.

Дайте мне сигареты. Спасибо.

Иван сделал все, что она просила, и даже пепельницу ей придвинул. Дана нервно закурила, пустила прямо ему в лицо пару коротких толстых струек дыма, ткнула сигаретой в пепельницу и не попала.

Ткнула еще раз, и опять мимо. Она раздраженно заворчала, как кошка, нашарила пепельницу и поставила ее немного иначе. Иван следил за движениями ее чутких пальцев и вдруг догадался посмотреть ей в лицо. Нашаривая пепельницу, женщина на нее не смотрела. Она сидела прямо, вздернув подбородок, и ее темные глаза уставились ему в переносицу…

– Вы.., не видите?! – вырвалось у него.

– Я слепая, вы что – не поняли? – раздраженно ответила она.

– Не понял… Простите…

– Бог простит. Как вас зовут?

– Иван.

– Иван?.. Не знаю ни одного Ивана среди ее знакомых.

Он понял, что Дана говорит об Алие.

– Вы из милиции? – опять спросила женщина.

– Нет. Я ее друг.

– Я не очень верю вам.

– Ну и не надо.

– Грубить не советую, – предупредила Дана. – Если вы ее друг – почему вы ей не помогли тогда, весной?! Она нуждалась в помощи друзей, но все от нее отвернулись, боялись замарать руки!

– Расскажите, что было весной! – попросил Иван.

– Не желаю.

– Но она мне очень нужна! Черт, но она же была тут, я с ней говорил! – опять чуть не взорвался Иван, но вовремя взял себя в руки. – Почему вы решили, что она мертва? Она просто в розыске.

Дана покачала головой:

– Полгода в розыске? Это – смертный приговор.

– Не всегда. Некоторые нарочно скрываются. Их ищут по многу лет.

– Так это преступники. Уголовники. Шпионы, – резко и четко отвечала Дана. – А кем она была? Боже мой… Милая, открытая, наивная девочка… Ребенок, в сущности…

– Не сказал бы… – протянул Иван. – Этот ребенок чуть не проломил мне голову, отбил мне почки и угнал мою машину.

– Что вы болтаете?!

– То, что слышите. Но я ее ищу не для того, чтобы проучить. Она мне просто нужна.

– Влюбились, что ли? – насмешливо спросила женщина.

– Нет, с чего вы взяли?

– Она с вами переспала?

Он немного смутился, потом хмыкнул:

– Она сама хотела.

– Да, она редко кому отказывала, – кивнула та. – Но это было от душевной простоты. А чем это кончилось – я даже думать не хочу. Она была милая, добрая, но… Ее сломали. Сломали и выбросили. Иван, я вас прошу уйти, – неожиданно закончила Дана. – У меня страшно голова болит.

– Давайте я закрою окно, – предложил он. – Вы же простудитесь.

– Я никогда не простужаюсь… А когда в комнате холодно – мне легче. Голова быстрее проходит. Знаете, я совсем не мерзну. Чувствуете? – Она потянулась к его лицу и неожиданно провела по его щеке ладонью. Ладонь была горячая, сухая.

Иван попятился:

– Я пойду?

– Да, идите. В другой раз как-нибудь зайдите, поговорим.

– Вы меня не провожайте, – быстро сказал он. – Я поговорю с вашими соседями. Может, они видели ее. Понимаете, она могла к вам прийти, а вы бы ее даже не увидели. Я не ошибся – я говорил по телефону именно с ней. Да вот вам доказательство – она сказала, что вас дома нет.

– Я была дома. – Дана растерянно опустила протянутую к нему руку. – Вам показалось… Вы перепутали… Уйдите, я вас очень прошу…

– Ладно, спокойной ночи.

Он вышел в коридор, но пошел не к входной двери, а в глубь квартиры. Он дергал каждую дверь. Заперто, заперто, заперто. Везде тишина, нежилые запахи, грязь на полу, немытые окна на кухне. Кухня его убедила в том, что здесь не могут жить столько людей, как сказала Дана. Одно помойное ведро, одна швабра с тряпкой, один кухонный стол…

Он не успел вовремя броситься на пол, когда услышал шорох за спиной, и первая пуля обожгла ему кожу на голове. Когда в него выстрелили второй раз, он уже быстро отползал к стене, но пуля все же выбила кусок кафельной плитки у него под носом.

А потом наступила тишина.

Глава 6

Он вжался в стену, рядом с дверью в коридор, откуда прилетели эти пули. Потянуло сквозняком – и он понял, что комната напротив кухни теперь открыта. А ведь дверь там была заперта – он сам дергал ручку… Он снова выругал себя, что не взял оружия.

Даже нож у него дурацкий – перочинный… Он стрелял глазами по кухне и вдруг увидел то, чего сперва не заметил, – дверь на черную лестницу. Дверь была заперта на огромный крюк, и больше замков не было.

Иван подобрался, рассчитывая переброску. Секунда, всего секунда ему нужна, чтобы проскочить мимо двери в коридор и откинуть крюк на той, другой двери. Но за эту секунду его, конечно, подстрелят. Однако деваться было некуда и ждать он не мог… Все, чем он мог облегчить свою задачу, – это оставить кухню в темноте. Он хорошо запомнил, где находится заветная дверь, и рассчитал свои движения так, чтобы выход занял меньше двух-трех секунд.

Иван огляделся в своем углу, присматривая себе какой-нибудь увесистый предмет, чтобы метнуть его в лампочку. Самым подходящим ему показался стертый точильный камень. Камень лежал на кафельном полу возле самой стены, в куче пыли и сухого мусора. Иван бесшумно извлек его оттуда и примерил на ладони – удобно ли метать? Ему некстати вспомнилось детство. Вот они на пустыре сложили пирамидку из мелочи и кидают в нее камнями. Кто больше сшибет – тот забирает монеты… Иван кидал метко, но выигрывал обычно Косой. Вот у того был глазомер! Но теперь Иван должен был обязательно попасть с первого раза. И выиграть жизнь. Он встал, прислушиваясь к тому, что творилось в коридоре. Там ему послышался легкий скрип рассохшегося паркета.

Там кто-то был, и он переборол в себе искушение метнуть камень не в лампочку, а в коридор… Поймать бы этого гада!

Но камень полетел в лампу. Легкий звон, грохот обвалившегося на пол камня – и в кухне стало темно. В коридоре кто-то метнулся, но Иван уже был у двери на черную лестницу. Прижался к ней, нащупал крюк, выбросил его из петли, нажал на дверь… Она не поддалась! Он облился ледяным потом – ведь с той стороны дверь могла быть заколочена… Он слегка отступил, а потом налетел на дверь всей тяжестью тела.

И она нехотя дрогнула, скрипнула… «Просто рассохлась, ее давно не открывали… – понял он. – Ну, родимая!» После второго удара дверь распахнулась, и он пулей выскочил на крутую грязную лестницу, слабо освещенную лампочкой. Лампочка горела на третьем этаже, но на втором и первом было темно…

Он бросился вниз. Из-под ног у него метнулась жирная бурая крыса, и от неожиданности он вскрикнул, хотя крыс не боялся. Дверь, ведущая на улицу, была настежь распахнута. Иван выскочил и сразу оказался в куче мелкого сорного угля. Куча была навалена прямо перед дверью, и он увяз в ней по колено.

Но ему уже было не до чистоты ботинок. Он вскарабкался на кучу, огляделся, все время ожидая получить пулю в спину, и помчался к гаражам, теснившимся в углу двора. За гаражами, как он и рассчитывал, оказалась арка, ведущая в переулок…

Только оказавшись на сравнительно освещенном месте, он заставил себя идти нормальным шагом. Потом остановился, чтобы закурить, оглянулся. Никто за ним не шел. В переулке даже в этот поздний час виднелись прохожие. Но это был не тот переулок, с которого он вошел в дом Даны Сулимовой. Сигаретный дым принес ему небольшое успокоение – все же приятно, когда ощущаешь что-то привычное. На углу светилась аптека, и он хмыкнул, издеваясь над собой:

«Тебе бы сейчас как раз валерьянки! Все, кончено, больше я без оружия эту девку не ищу!»

Но с оружием тоже возникали проблемы. Этими вопросами всегда занимался Серега. Серега либо брал оружие у клиента, если это входило в условия договора, либо покупал его у знакомого торговца. После дела оружие непременно выбрасывалось. Иначе ребята не работали, хотя, конечно, жалко было выкидывать такие игрушки. Но Сергей умел приобретать стволы недорого – не новые, конечно, главное – чтобы не подвели. Иван знал, как найти того человека, с которым всегда связывался Серега. Но лично с ним он не был знаком. Серега запретил ему светиться на людях больше, чем необходимо. Пусть продавец знает только его, Серегу. А Ивану умнее будет держаться в стороне. Но теперь ему придется лично встретиться с тем человеком, а если он откажет – искать другого. Но как он может покупать оружие сейчас, когда он почти под следствием? Он должен быть чист, как младенец! Да, без друга Иван был как без рук. На Ивана накатил мрак. Он даже засомневался, сможет ли работать дальше, сможет ли организовать дело…

«Хватит кукситься! – одернул он себя. – Придется работать одному! А что делать?! С голоду помирать?! Еще и Танька навязалась на мою шею, Боже ты мой… – Он вспомнил, что обещал купить ей платье, если она найдет адрес… – Вот она и нашла, теперь я ее должник. Умеют же эти бабы плести паутину! Кажется, держишь их на расстоянии, а они незаметно, незаметно, а добиваются своего… – Он оглядел свои брюки. – Да-а, будто вагоны в Донбассе разгружал… Ну ничего, Танька выстирает. Пусть отрабатывает то, что я на нее трачу».

Он поймал себя на том, что злится ни девушку.

Хотя, казалось бы, чем она перед ним провинилась?

Услужливая, хозяйственная, симпатичная. Не задает лишних вопросов. И кажется, любит! Вечной любовью или нет – это уж не его головная боль, но что она к нему очень неравнодушна – сразу видно.

«Так чего я от нее отвязываюсь? – подумал он, лениво бредя к метро „Чистые Пруды“. – Да она мне просто не по душе. Вот в чем дело. Ни черта такая не поймет!.. Сядет на шею, и все! Ей бы все деньги, да посуда, да телевизор с видиком, да чистые рубашки… А кто вообще поймет? Кому рассказать-то?»

Ни одной женщине на свете Иван не рассказывал, чем добывает себе средства к жизни. Началось, конечно, с того, что пришлось все скрывать от матери. Ну, и потом продолжалось с каждой девушкой, с которой его сталкивала судьба. Ему и не хотелось рассказывать. Зачем их пугать? И проболтаются – обязательно проболтаются. Скажут лучшей подруге, что живут с киллером. «Машка, только ты никому!..»

А Машка скажет Дашке, Дашка – Петьке, а Петька – стукачу милицейскому… Ну их всех! Иван привык говорить по душам только с Серегой. До Сереги у него был другой напарник, но они неудачно сработались. Одно дело чуть не завалили – пришлось им разбегаться в разные стороны. Иван отсиживался в городе Жуковский Московской области целых два месяца – чуть с тоски не околел… А когда стал искать напарника, оказалось, что тот уехал наемником в Чечню. И скатертью ему туда дорога!

Тогда Иван нашел Серегу. Знакомы они были довольно давно, и Серега внушал ему известное уважение – умный парень, и у него много интересных, нужных знакомств. Правда, Ивану не нравилась излишняя осторожность нового напарника. Например, бросать оружие после каждого дела, а потом обзаводиться новым. Впрочем, может быть, он был прав.

Так они и не попались…

«Осторожный он был, это верно, – подумал Иван. – А все же кто-то его убил. И бабку его убили. Да ладно бы гранату кинули! Укол поставили и ему и ей! Это же какое доверие нужно иметь к человеку, чтобы разрешить вкатить себе укол!»

Он уже почти дошел до метро и тут заметил, что идет очень медленно. Слишком медленно. И понял, что ехать ему отсюда никуда не хочется. Он остановился, достал еще одну сигарету, чтобы выиграть время у самого себя. Усмехнулся этой уловке – сколько ни кури, сколько ни изобретай поводов задержаться, но факт останется фактом – он желает вернуться. Да, вернуться в тот дом, в тот переулок, пройти весь путь заново! Он бросил под ноги едва раскуренную сигарету, растоптал ее на мокром асфальте.

Решено! Он вернется! Дурак он – надо было не удирать, а сразу бежать обратно, только с парадного входа! Ведь Дана осталась в квартире, и ее необходимо как следует потрясти! Он был уверен, что того, кто в него стрелял, там уже нет. Сбежал, голубчик! Конечно, сбежал! А эта умница Дана сидит там одна и трясется! Думает, наверное, что он сейчас вернется с ментами. Откуда же ей знать, что менты ему самому не нужны… Надо туда вернуться и поговорить с женщиной начистоту. Ведь она ему все наврала! Все вообще – и про соседей, которых там отроду не было, и про Алию. Алия померла – это надо же придумать!

А он ее слушал как полный дурак… Да еще и сочувствовал ей – бедненькая, слепенькая… Он был страшно зол на самого себя. Тьфу! Мягкосердечие никогда себя не оправдывает! Но вот сейчас он вернется и спросит с этой хитрющей бабы за все! И за вранье, и за эти выстрелы! Ведь еще бы чуточку – и снесли бы ему половину черепа… Наплевать, что он все еще не вооружен, это даже лучше! Он что – пацан?! С женщиной не справится?! Надо еще проверить – такая ли она незрячая, как хотела прикинуться!

Он развернулся и почти бегом бросился в обратный путь. На этот раз он не блуждал – сразу зашел со двора, поднялся на второй этаж, решительно нажал звонок на двери с номером б…

Вскоре он услышал мужской голос:

– Кто?

Иван оторопел. Но все же ответил:

– Я к Дане Сулимовой.

Ему открыли. Он увидел паренька-лет двадцати, долговязого, нескладного, в дешевом тренировочном костюме и тапочках. Паренек крикнул во все горло, обращаясь к двери той комнаты, где жила Дана:

– К ва-ам! – И скрылся в коридорчике, ведущем на кухню.

Иван оторопело ступил в прихожую. Огляделся.

Из двери напротив комнаты Даны неслись звуки работающего телевизора. Шел какой-то бесконечный сериал, и визгливый женский голос нудно разжевывал какое-то пустячное происшествие. «Крыша у меня едет, что ли? – подумал он. – Откуда тут люди?!»

Из комнаты, где работал телевизор, вышла девушка в потрепанном длинном халате. Она появилась с таким сварливым видом, будто хотела с кем-то поругаться, и уже открыла было рот… Но тут увидела Ивана, заморгала, смутилась и немедленно исчезла в своей комнате. Иван торопливо подошел к комнате Даны и открыл дверь, даже не постучавшись.

Он застал все в том же виде – окно настежь раскрыто, над крохотным столиком горит лампа в желтом абажуре, в пепельнице – скрюченные окурки, в шкафчике – старые игрушки… Хозяйки тут не было.

Иван вышел в коридор и пошел по квартире, поражаясь, как тут все изменилось за какие-то полчаса, пока он отсутствовал. В коридоре горел свет, из кухни неслись аппетитные запахи жареного мяса, там яростно переругивались молодые голоса…

Иван вошел на кухню, надеясь увидеть Дану, но ее и тут не оказалось. Студенты-молодожены, с которыми он успел повидаться, стояли возле плиты и ожесточенно ссорились. Девушка, взяв прожженное полотенце, держалась за ручку сковородки с мясом, стоявшей на огне. И вид у нее при этом был такой, будто мясо вот-вот полетит в лицо ее суженому. Суженый держал себя без особого достоинства – он съежился, скрючился, спина его выгнулась горбом, как у худого кота, но при этом он почем зря отчитывал жену:

– У кого было пять пар – у тебя или у меня?! Кто тут работает – ты или я?!

– Ну и что?! – Девушка чуть не подскочила на месте. – Ну и что, что ты работаешь?! Я, кажется, тоже не часто отдыхаю!

– Ужин не можешь сделать к моему приходу! – орал парень.

– Да лучше бы ты вообще сюда не приходил! Сокровище какое! – крикнула она, и тут они вдруг заметили Ивана.

Иван дипломатично улыбнулся, помахал им, будто говоря: «Сейчас уйду, и вы сможете продолжать!»

И спросил:

– Дану не видели?

– Она моется, – быстро ответила девушка и снова обернулась к мужу. Только теперь она не кричала, а шипела:

– Сессия через месяц, а у тебя ни одного конспекта, а кто тебе все будет доставать? Кто тебе билеты будет писать? Я, наверное? Или кто-то еще? Да как у тебя совести хватает мне говорить, что ужин не готов?! Я в библиотеке просидела до закрытия, как последняя бродяжка! Думаешь – мне не хотелось есть?! А потом в магазин…

Иван ушел, предварительно бегло осмотрев кухню. Все последствия разгрома были ликвидированы.

В патрон под потолком была ввинчена новая лампочка, более сильная – прежняя была ватт на шестьдесят… Осколки с пола убраны, исчез также и точильный камень. Только вот отбитый пулей кусок кафеля не спрячешь – на полу теперь серело безобразное пятно. Дверь на черный ход была заперта на крюк.

Тихо, мирно, будто и не было ничего.

Выйдя в коридор, он остановился у комнаты напротив. Отсюда в него стреляли. Ох, как ему хотелось бы поймать того, кто это сделал! В нем вес больше разгоралась ярость. Он подергал ручку двери. Дверь не поддалась – она была заперта. Только вот снаружи или изнутри? Он заглянул в кухню и увидел, что там больше не ссорятся. Студенты вместо этого переключились на гостя – им явно не понравился тот факт, что он интересовался дверью…

– Кто тут живет? – спросил их Иван, указывая на дверь.

– Сейчас никто, – ответила девушка. – А что?

Вам кого?

– Я вас спросил – кто тут живет? Кто тут прописан? Куда этот человек делся?

Студенты явно струсили. Они стали мягче шелка и как-то разом сплотились, потянулись друг к другу.

Инициативу взял на себя юноша.

– Тут вроде бы какая-то Наташа жила с ребенком, – сказал он. – Но они уехали.

– Мы их даже не видели… – вставила словечко и его жена.

– Комната сдается? – строго спросил Иван.

И неожиданно поймал себя на том, что подражает манере говорить Дмитрия Александровича, своего незабвенного участкового!

– Нет, комната не сдается, – услужливо ответил парень. – Там пусто.

– Пройдите-ка со мной! – кивнул ему Иван. В этот миг даже Дмитрию Александровичу было далеко до него.

Парень послушался и вышел из кухни. Его жена чуть не ревела от страха.

Иван прошел дальше по коридору и подергал ручку очередной двери. Тут тоже было заперто.

– Тут кто? – спросил он.

– Бабка, – услужливо ответил парень.

– Что за бабка?

– Старая, лет восемьдесят… Кажется, Юлия Павловна ее зовут Она прописана тут У нее две комнаты.

– Где она сейчас?

– Да она тут почти не появляется. Живет у детей, она инвалид, ей трудно без помощи…

– Давно ее не было?

– Так, – припоминал парень – Мы тут полгода живем. Она уехала… Да, летом, в июле, что ли?

И больше ни разу не приезжала.

– Значит, в квартире живете только вы и Сулимова? – строго уточнил Иван.

– Да, только мы и она. А что случилось, простите? – В парне проснулась осторожная вежливость – Да кое-что случилось, – важно ответил Иван. – Вы давно пришли?

– Да нет, всего минут десять… – протянул парень. – Только что переоделись…

– Кто вам открыл?

– Мы сами. У нас ключи есть… – Парень совсем уже перепугался.

– А на кухне все было, как сейчас? – допытывался Иван.

– То есть… Как это?

– Свет горел? Пол был чистый?

Тут уж к ним присоединилась и девушка. Наверное, ей показалось, что ее мужа пытают. Она решительно ответила:

– Все было в порядке, только лампочка другая.

Посильнее, чем та. Мы сразу обратили внимание, как только свет зажгли.

– И кто ее вкрутил? – спросил у нее Иван.

– Кто же, кроме Даны?

– Зачем слепой лампочка? – задал Иван свой коронный вопрос. Дмитрий Александрович позеленел бы от зависти.

– О-о-о… – протянула девушка и даже чуть расслабилась – Вы Дану просто не знаете Она такая ответственная Если бы она ненароком разбила лампочку – она бы обязательно вкрутила новую и все прибрала. И потом… Она так не любит, когда про нее говорят – слепая.

Иван подошел к двери ванной. Ребята следовали за ним, как дети за фокусником Он прислушался В ванной шумела вода, было слышно, как лихорадочно работает слив, засасывая ее излишки… Давно пора бы закрыть краны, слив явно не справляется с задачей, вода может перелиться. Слепая этого не увидит.

Девушка проговорила ему в спину:

– Видите? Она зажгла в ванной свет. А зачем ей свет, когда она слепая?

– Но она всегда зажигает свет, – вставил и парень.

– Мы платим за электричество пополам…

Иван встревоженно подергал ручку ванной. Конечно, было заперто изнутри.

– Слушайте, – сказал он. – Когда вы пришли – она была в ванной?

– Да.

– Не слишком долго она моется?

– Ну, быстро ей трудно… – покачала головой девушка – Пока нашарит, что нужно…

– Дана! – закричал Иван, приникнув ртом к щели между дверью и косяком. – Дана! Вы что – меня не слышите?

Никакой реакции – все так же бурно шумит вода, все так же захлебывается сток. Девушка вдруг встревожилась:

– Что же она молчит? Почему не ответила? Она всегда отвечает…

– Дана! – снова закричал Иван. – Выключите воду! Вы меня слышите?! – Он злобно обернулся:

– Инструменты есть?

– Какие? – ахнул парень.

– Стамеска, отвертка, топор, долото – все пригодится!

– Есть, на кухне…

– Тащи сюда!

Девушка впала в панику. Теперь она тоже кричала тонким пронзительным голоском, который бы и мертвого поднял:

– Дана! Дана! Откройте!

Парень принес инструменты, и Иван взялся проталкивать долото в щель. Ничего не вышло. Парень сбегал за ножом, и с помощью ножа Иван достиг лучших результатов – он просунул его в ванную и провел вдоль косяка, ища, нет ли задвижки. Но задвижки не было, а дверь все-таки закрыта…

– Как запирается ванная? – спросил он.

– Там крюк!

– Сейчас он не заперт. Что же там такое?

Девушка обратила его внимание на замочную скважину – старую, узкую, ржавую:

– Поглядите. Может, ключом закрыли?

– У кого из вас есть ключ? – Теперь Иван едва владел собой.

– Да ни у кого! – развела руками девушка. – Кто же ванную запрет на ключ? Этот замок тут приделали в старые времена…

– Может, у Даны был ключ? – спросил ее муж.

Она пожала плечами. Иван взялся за топор. Он вырубил порядочный кусок косяка рядом с замком, прежде чем удалось открыть дверь. Когда он распахнул ее, ему под ноги уже бежал веселый ручеек.

Вода наконец перелилась через бортик ванны. Он чуть не задохнулся в горячем влажном пару. Ванная была большая, около десяти квадратных метров. Ее загромождал всякий хлам – сломанные стиральные машины, ржавые тазы, ведра, швабры с тряпками, щетки и дырявые резиновые перчатки…

Ему не хотелось заглядывать в ванну. Он так и видел, как на дне лежит маленькая хрупкая женщина, захлебнувшаяся горячей водой… И где-нибудь на ее теле обязательно найдется…

– А тут ее нет! – удивленно воскликнула девушка, подбежавшая к ванне раньше него.

– Нет?!

Все трое встали рядком у бортика, тупо глядя в воду. Девушка закрыла краны, засучила рукав халата и вытащила пробку… Вода медленно начала убывать.

Девушка суетилась – она схватила швабру, стала елозить ею по полу, отгоняя мужчин:

– Ой, уйдите! Уйдите, кому я сказала?! Сейчас мы всех зальем, а там на первом этаже – евроремонт!

Нам же никогда не расплатиться! Я так этого боялась, так боялась!

– Что за черт? – Иван вышел в коридор и достал сигареты. Предложил парню:

– Куришь?

– Спасибо…

Они закурили. Парень оживленно болтал, после стресса на него напала охота поговорить:

– Куда же она делась, а? Дверь на ключ закрыли – атас… Я и не знал, что ключ имеется. А воду зачем пустила? Ну, если мы внизу кого-то залили – платить не будем, даже пополам не будем. Пусть она сама платит! Она же виновата, разве нет? Вы свидетель – воду не мы открывали…

Иван, не слушая его, прошел до конца коридора и открыл дверь в туалет. Там тоже никого не оказалось. Он повернулся к парню:

– Ключи от остальных комнат у тебя есть?

– Ключи?! Нет, откуда?!

– А кто тебе комнату сдал?

– Дана…

– Она, что ли, хозяйка? У нее две комнаты?

– Две… Она меняться хочет, все время ищет варианты… Мы боимся: когда найдет – нам придется отсюда съезжать. А неохота. Уже прижились тут.

И все-таки центр…

Из ванной появилась девушка. Она вся взмокла, будто сама искупалась.

– Ух, хорошо, что вы дверь сломали, – обратилась она к Ивану. – Воды все же немного было…

Еще бы чуточку – и она бы обязательно просочилась. А там внизу – евроремонт. – Она спустила засученные рукава халата, и вдруг до нее что-то дошло. Она спросила Ивана:

– А вы из милиции?

– Нет, – резко ответил Иван и подумал: «Начинается…»

– Нет? – удивилась девушка. – А я думала – из милиции…

– Я знакомый Даны, – пояснил Иван. И чтобы перевести разговор на более важную тему, резко, сердито спросил:

– Где же она может быть? Она вообще из дому выходит?

– Еще как выходит, – ответил парень, – Да она не как все слепые, она все сама делает. Готовит, стирает, гладит… В магазин сама ходит – только вместо палочки берет зонтик. А магазин тут рядом – супермаркет. Только там дорого, мы туда не ходим. А ей вполне по карману. Деньги-то у нее водятся… – закончил он с явной завистью.

– Откуда же деньги? – спросил Иван. – Вы ей сколько платите?

– Сто двадцать долларов в месяц.

– Не дороговато?

– По нынешним ценам – нормально. Это же центр. И комната в приличном виде – обои довольно чистые, потолок не ободранный. Мы уже так намучились с этими комнатами… Пока найдешь приличный вариант – рехнешься… И еще неизвестно, как с соседями уживешься. А она – идеальная соседка. Никакой разницы, что слепая, хлопот с ней никаких… Но постойте… Где же она сама?

– Я тебя и спросил – могла она уйти в такое время из дому?

Парень задумался, потом кивнул:

– Бывало и такое.

Вмешалась девушка:

– А вы не насчет размена квартиры пришли?

– Нет, – успокоил ее Иван. – Слушайте, а в последние дни вы не замечали в квартире посторонних?

Может, тут кто-то жил?

Они переглянулись:

– Да вроде нет…

– А к ней девушка не приходила?

– Девушка? Нет… Никто не приходил…

– Откуда вы знаете? – рассердился Иван, – Вы же учитесь, поздно приходите?

Девушка тоже рассердилась:

– По крайней мере, при нас тут никого не было!

Ладно, у меня там мясо совсем засохло. Хорошо, я его с плиты сняла, а то бы мы с вашими разговорами остались без ужина.

Она ушла на кухню, а Иван задумался. Получается, что сразу после его побега через черный ход Дана с тем неизвестным (или с неизвестными) прибрала кухню, вкрутила лампочку, устроила представление в ванной – включила там воду, свет и заперла дверь на ключ. Специально, чтобы подольше открывали. Зачем ей все это понадобилось? Ответ был один: чтобы все думали, что она моется, и ждали, когда она выйдет… Значит, она решила выиграть время? Значит, она просто-напросто сбежала? Испугалась Ивана? Милиции? Еще чего-то? Слепая одна далеко не убежит, если только машину не поймает.

Но она была не одна. Тут маневренность становилась куда выше… И догонять ее в любом случае было поздно. Иван поднял с пола топор. Парень испуганно посмотрел на него.

– Иди к жене, – мотнул головой Иван. – Я тут еще кое-что осмотрю.

– А вы.., право имеете? – пробормотал парень, увидев, что Иван направился к двери напротив кухни и с силой врубил топор в щель над замком.

– Имею!

Дверь с треском распахнулась. Иван включил свет и вошел, прикрыв за собой дверь. Ему не хотелось, чтобы студенты пролезли за ним и сюда. Действовать надо быстро – иначе они, вконец перепуганные, додумаются вызвать милицию… Девчонка первая предложит, по ней видно – она уже что-то подозревает.

В комнате явно кто-то жил в последнее время.

Даже обыскивать было не нужно. Иван увидел на столе у окна пустой стакан, на дне которого виднелись остатки чая. Чай даже не высох. Тут же на столе стояла коробка с рафинадом, заварной чайник, лежал хлеб в целлофановом пакете, вафли в разорванной упаковке. В комнате было чисто – ни пыли, ни паутины, пол блестит. Тут недавно прибирались.

Постели застелены клетчатым красным пледом. Он подошел, отогнул плед. Свежее белье, белейшее. На подушке – несколько длинных черных волос. Он прищурился, поднял подушку. Там лежала сложенная ночная рубашка – из желтого шелка с вышивкой, с кружевами.

Он рванул на себя дверцы шкафа. Пусто. То же зрелище ожидало его и в комоде, и в буфете. Везде пусто, и вот там-то копилась пыль. Значит, комнату убрали поверхностно, не собираясь в ней прожить долгое время. Она была похожа на освобожденный гостиничный номер, постоялец которого забыл только одну вещь – ночную рубашку… Больше в комнате ничего примечательного не нашлось. Тогда Иван осторожно снял наволочку с подушки, вывернул се так, чтобы волосы остались внутри, как в мешке, вложил в этот мешок рубашку и сделал аккуратный сверточек. Сверточек он запихнул под куртку, застегнул ее под горлом и вышел.

" Первое, что он увидел в коридоре, были испуганные, болезненно бледные лица студентов. Им явно было плохо от страха и накативших подозрений. Не пустили ли они в квартиру взломщика или убийцу?!

Иван небрежно кивнул им:

– Извинитесь перед хозяйкой комнаты, мне это надо было для дела. Все, пока. – И вышел на лестницу так быстро, что никто не успел и слова вымолвить ему вслед.

Он понял, что еще немного – и они пойдут в атаку. Ну, не в рукопашную, конечно, слишком они напуганы. С таким хиляком, как этот студент, он запросто справится. Женушка тоже в счет не идет. Но они поднимут крик, визг, вызовут милицию. А милиция ему сейчас вовсе не нужна. Он быстро дошел до метро, машинально осматриваясь по сторонам – нет ли где Даны? Наконец он понял, что это нелепо.

Дана давно где-то далеко. Хорошо, если жива. Ему почему-то нравилась эта женщина, хотя она так явно ему врала. Но зато не она в него стреляла. Слепая стрелять не могла. Да еще так метко! Кто-то жил в той комнате. А кто?

Уже в вагоне метро он вытащил из-под куртки сверток, слегка приоткрыл его и прижал к лицу, вдыхая запах. Ему показалось, что он этот запах узнает. Так пахло тело Алии, ее волосы. Духами она не пользовалась. Но запах мог его обмануть. Зато волосы, несомненно, похожи на волосы Алии… Тот же цвет, та же длина…

Танька даже не вышла ему навстречу – так обиделась. Иван не слишком стремился с ней помириться. Ему было все равно. Он прошел в комнату, разделся, прилег на постель. Танька только пересела подальше от изголовья.

– Скоро полночь, – сказала она.

– Да ну? Не может быть! – Он посмотрел на часы. Она была права.

– Нашел ты свою Дану Сулимову? – холодно спросила она.

– Нашел..

– Ну и как?

– Плохо, – ответил он.

– В смысле – она тебе не дала?

– Татьяна, не груби, – предупредил он. – Что я всегда в тебе ценил – так это вежливость.

– А я не вежливая!

– Значит, я в тебе ошибся.

Танька сгорбилась, закрыла лицо руками и стала раскачиваться взад-вперед – сейчас заплачет. Иван украдкой посматривал в ее сторону. Да, кажется, уже плачет.

– Перестань, – сказал он. – Немедленно перестань. Не выношу я этого!

– Если ты не любишь меня… – захлебывалась она в слезах. – Если ты меня не любишь… Зачем тогда живешь со мной… Зачем мы тогда сняли эту проклятую квартиру… Я здесь так несчастна… Я тебя вообще не вижу… Ты все время где-то бегаешь… Ты мне ничего не говоришь…

Он протяжно застонал и отвернулся к стене. Танька еще некоторое время сопела носом, потом хрипло спросила:

– Почему ты так себя ведешь?

– Слушай, дай мне подумать! – взорвался он. – У меня куча неприятностей, мне сейчас только и есть дела, что сопли тебе вытирать!

Она вскочила:

– Тогда думай, только думай хорошенько! Потому что я ухожу!

– Вали!

– Ах, вот как ты стал разговаривать!

– На себя бы посмотрела! – Он сел на постели. – Нет, правду говорят: если хочешь узнать дочку – посмотри на матушку. А ты еще хуже! Скандалистка!

Склочница! Тряпичница!

– Что?! – В следующий момент Танька уже носилась по комнате, открывала шкафы, лихорадочно собирая свои вещи и бормоча:

– Ну, все, ну, это конец…

Да чтобы я еще с тобой после такого осталась?! Да никогда! Мама была права, она же мне сказала – с таким лучше не связываться! Бандит! Уголовник!

– Кто уголовник? С чего ты взяла?

– Пошел на фиг! – Она кидала тряпки в сумку и затаптывала их туда прямо ногами, чтобы меньше места занимали. – Ненавижу тебя! Как я тебя ненавижу! Не смей больше ходить к нам, слышишь?

А твоего тамагошу я отниму у Дениски и выкину, и сердечко это тупое выкину, чтобы ничего от тебя не осталось! Понял, гад?

– Тогда выкинь золотые часики, которые я тебе месяц назад купил, – ехидно сказал он. – Выкинь костюмчик, который ты купила на мои деньги. Выкинь четыреста долларов, которые ты у меня взяла!

Это будет правильней, чем у ребенка игрушки отнимать! Я их не тебе дарил!

Она ехидно подбоченилась:

– А, так нам уже костюмчик и часики жалко стало, да?

– Очень жалко, что потратил все это на такую ДУРУ! – отрезал он.

– А твоя Сулимова – она умная, да?! Ну и катись туда!

– Сама катись, это мой дом, другого у меня нет. – Он снова лег и отвернулся к стене.

– Беспризорник! – крикнула она. – Болван набитый! Дурак! И я дура, что связалась с тобой! Говорила мне мама!

Когда вещи были собраны, она немного поутихла. Сообразила, что уходить придется на самом деле.

Она нерешительно обратилась к нему:

– Донеси мне вещи до проспекта, я там поймаю машину.

Иван простонал:

– Вызови такси к подъезду! Я устал, никуда не пойду.

– Гад…

Она вызвала такси по телефону и села ждать. Время от времени она произносила краткие речи, из которых следовало, что Иван – редкостная сволочь, на которую она угрохала столько сил и нервов. Иван лежал отвернувшись и молча радовался, что не связался с такой девчонкой всерьез. А если бы они поженились? О, подумать страшно… Неожиданно Танькины речи совпали с его мыслями. Она выпалила:

– Такие, как ты, никогда не женятся!

– А такие, как ты, по три раза разводятся, – буркнул он.

– Ну конечно. Ты же хочешь наговорить мне кучу гадостей на прощанье?

– Я с радостью помолчу, – отрезал Иван. – И тебе то же самое советую.

– А если не замолчу – что тогда?

Он хмыкнул:

– Спускалась бы ты, матушка, вниз. Ведь такси сейчас приедет.

Он все-таки донес ей сумки до лифта и сам нажал на кнопку. Когда лифт поднялся, он молча перегрузил туда сумки и почти втолкнул вслед за ними Таньку. Танька стояла как неживая, свесив руки, опустив голову, и неподвижно рассматривала пол. На миг ему стало ее жалко. Жалко, но что поделаешь?

– Ладно, езжай, – сказал он и вернулся в квартиру. За его спиной медленно съехались створки лифта, и он, громыхая, пополз вниз.

Он запер дверь, принял душ, почистил брюки хозяйской щеткой. Щетка сразу почернела от угольной пыли, а брюки чище не стали. На душе у него было тоже черно и погано. Серега мертв, бабка его умерла, а в него самого дважды стреляли… И между прочим – чуть не попали. Он чувствовал себя очень одиноко. А позвонить было некому, некого позвать на помощь. С тех пор как он стал промышлять заказными убийствами, друзей у него не осталось. Не то чтобы от него все вдруг отвернулись – он сам начал сторониться лишних людей. А лишними оказались все. Вот только Серега был вовсе не лишний. Он по нему очень тосковал.

Иван погасил свет и лег в постель. Он вымотался после всей сегодняшней беготни, прыжков с балкона, вышибания дверей и метаний в метро. Но ему не спалось. Ноги гудели, глаза щипало, рот сводило судорогой при каждом зевке. Но уснуть никак не удавалось. Его беспокоило пустое место рядом, в постели. Танька была все-таки живым человеком. К ней можно было прижаться, ощутить ее тепло, вдохнуть ее сладковатый запах, поболтать – хотя бы о пустяках. Он почти пожалел, что позволил ей уйти.

Она ведь сломалась – уже возле лифта готова была вернуться и просить прощения. Но он ведь знал – завтра повторится то же самое, только с каждым днем все будет хуже и хуже. Ох, как хорошо он все это знал…

…В паспорте у него не было никакой соответствующей отметки, но все же он был когда-то женат. Давно – когда только вернулся из армии. Это было в восемьдесят восьмом году, девять лет назад.

Ее звали Наташа. Он безумно ею гордился – ведь она была почти балерина! Почти – потому что не закончила балетного училища из-за серьезной травмы колена. Разрыв мениска или еще какая-то чепуха. Танцевать в балете Наташа больше не могла. Но сохранила все остальное – прямую спину, задранный подбородок, легкую походку, мускулистые руки и ноги, выносливость, изящество, силу. Иван был просто покорен. Таких девушек он не встречал – он только в кино их видел, в некоторых американских фильмах. Ему очень нравилась Николь Кидман, и он тогда мечтал встретить девушку, похожую на нее.

Потом он увидел фильм «Чужой» и резко сменил кумира – хрупкая, но несгибаемая Сигурни Уивер покорила его еще больше. Но эти богини существовали где-то в заэкранном мире, куда вход ему был прочно закрыт. А вот Наташка была рядом. Правда, он считал, что даже несостоявшаяся карьера балерины поднимает ее над простыми смертными. Ему нравилось так считать.

Встретились они, как ни странно, с помощью матери. Мать тогда очень много хлопотала 6 нем.

Пыталась устроить его на работу, пыталась контролировать его приходы и уходы, его окружение, его девушек. Наташа была дочерью ее старой подруги – вместе работали. Как-то мать пригласила в гости эту свою подругу… А с ней пришла и Наташа, которая вряд ли подозревала, что ее пытаются с кем-то свести. Подруга тоже не подозревала – а то бы никогда не привела свое сокровище.

Ивану тогда исполнилось двадцать. Он очень возмужал после армии и выглядел взрослым сильным мужчиной. Работу нашел себе сам – устроился охранять шикарный ночной супермаркет – один из первых в Москве. Его взяли охотно – за него замолвил слово старый друг, Косой, который работал там же. Косой тоже остепенился. Собирался жениться. На пустырь они больше не ходили…

В тот день, когда привели Наташу, Иван все порывался сбежать из дому. Не хотелось ему сидеть за столом с чинной физиономией и колупать ложечкой торт. Правда, от торта бы он не отказался, но съел бы его в одиночестве. Он вообще стал с трудом выносить шумные компании. Не по душе они ему были. Но мать настаивала:

– Один раз пойди мне навстречу, а потом делай что хочешь!

Он пошел навстречу и остался. Наташа сидела за столом с каменной спиной и ничего не ела. Пила только чай без сахара. Мать как-то не сообразила, что девушка поддерживает фигуру. Подруга матери все время рассматривала Ивана, как редкостного жучка, заползшего к ней в ванную. Будто решала – убить его или оставить, посмотреть, что жучок будет делать? «Жучок», то есть Иван, от смущения объелся тортом до дурноты и потом сидел тихо, не произнося ни слова. Стоит ли говорить, что он влюбился?

У Наташи были черные короткие кудри, точеный тонкий нос и губы точно такие же, как у Сигурни Уивер – их почти и не видно на лице. Конечно, кому что нравится… Но Ивану нравилось!

– Ваня, покажи Наташеньке альбом, – Сказала вдруг мать.

– Что? – не понял он.

– Наш семейный альбом. Где ты маленький. – Тут мать обратилась к подруге:

– Знаешь, он был такой смешной! Уши были оттопыренные, потом это само прошло…

Этого он уже не смог стерпеть. Встал, да так, что стол закачался, и молча вышел. Уже на лестнице он услышал стук каблучков. Обернулся. За ним, шла Наташа. Она усмехалась:

– Пошли, а? Я тоже рада оттуда вырваться. И что нас заставили сидеть?

Он был ей страшно благодарен. Они вышли из подъезда, Иван достал сигареты, протянул ей:

– Куришь?

Девушка его мечты должна была курить. Наташа взяла сигарету, стрельнула кругом глазами:

– Только отойдем немного. А то мать будет с балкона смотреть.

– Пошли, тут есть одно место…

Так он снова попал на пустырь. Давно он тут не был. Он молча шел, пиная высокую траву, Наташа поспевала за ним на каблуках. Вот знакомые кусты – тут он потерял невинность в Галкиных объятиях.

Кусты разрослись – целый лес. А вот место, где они жгли костры. Земля тут до сих пор чернее, чем вокруг. Зола глубоко впиталась. Он остановился, Наташа налетела на него сзади:

– – Ты куда это бежишь? Нас давно не видно с балкона!..

Они закурили. Оба молчали – как будто пришли сюда только затем, чтобы подымить сигаретами. В том году была теплая осень, удивительно теплая. Уже конец сентября, а почти жарко – градусов под двадцать тепла. Ни одного дождя еще не было, и вся трава сгорела, пожухла. Пустырь был рыжий, по нему гулял мягкий теплый ветер, в отдалении шумели золотые деревья. Наташа запрокинула голову и вдруг сказала:

– Ты только погляди! Что там? Орел?

Иван тоже посмотрел в небо. А какое синее было небо, какое далекое, чистое – как же он не заметил, что в этот день над Москвой было необыкновенное небо? Он всматривался, но ничего не увидел.

– Где ты увидела орла? – спросил он.

– Да вон! – Тонкая рука потянулась в небо. – Над нами!

– Здесь не может быть орла, – возразил он. – Может, ласточка? Их тут много.

– Не может быть, чтобы ласточка, – не согласилась она и бросила сигарету. – Как тут хорошо!

– Да, здесь тихо.

– А почему мы сюда пришли? – Она стояла так близко от него, что он спокойно мог ее поцеловать.

Она бы не возразила – он видел.

– Да мы тут пацанами играли, – застенчиво ответил он. – В войну, в казаки-разбойники, да во все… Теперь той компании уже нет.

– Ясно. Мне тоже одиноко, – вздохнула она.

Эта девчонка как-то сразу его поняла. – Как-то не вижу смысла в жизни. Мать говорит – учись, работай. А мне нужен только балет. Ты понимаешь?

Он кивнул. Ему не хотелось, чтобы она говорила о балете – их это слишком отдаляло. И в то же время он уже гордился ею. Балет!. Надо же такое придумать! Она продолжала:

– Когда у меня была эта травма… Ах, да ты не знаешь. – Она наклонилась и коснулась своего правого колена. – Вот тут. Я больше не могла танцевать. А травма случилась оттого, что я перезанималась, потеряла контроль, ну и… Упала с партнера.

Он меня поднял и не удержал. Я не правильно держалась. И упала… На колено. – Она помолчала. – Могло быть и хуже, – вздохнула она. – Если на спину или головой приложиться об паркет. Там же ковриков не постелено. Мне еще повезло. Знаешь, когда мне сказали, что я больше танцевать не буду – я решила умереть. Купила димедрол в аптеке. Наглоталась его с чаем. Уснула. Ну, меня откачали.

Мать за мной следила, спохватилась, что я так крепко сплю… Сейчас хочет выдать меня замуж.

– А мне мать тоже все говорит – женись… – некстати сказал он.

Наташа рассмеялась:

– А ты женись!

– На тебе бы я женился. – Он тоже улыбался, но получалось плохо – щека задергалась от волнения, улыбка вышла кривая и глупая.

Наташа все еще смеялась:

– Пошли скажем нашим мамам, что мы женимся?! Они же упадут!

– А может, благословят? – возразил он. – Слушай, а как ты время проводишь? Может, сходим куда-нибудь вечером?

– А куда?

– Ну, в кафе.

– На дискотеку пойдешь? – Она все еще улыбалась, щурилась, отворачивалась от пыли – ветер подул ей прямо в глаза. – Ух, как тут продувает…

Насквозь… Пойдем куда-нибудь, потанцуем?

– Да я не умею.

– Это же не балет, научишься, – сказала она внезапно жестким, каким-то издевательским тоном.

Он еще не знал, что настроение у нее меняется три раза в час.

Они встретились на другой вечер и пошли на дискотеку. Оттуда Иван поехал прямо на работу. С тех пор он больше не высыпался. Он провожал Наташу до дома и крепко прижимал ее в подъезде, расстегивал ей джинсы, поднимал майку… Она не пыталась изображать недотрогу и легко призналась, что у нее уже были мужчины. Он чуть не плакал, так ее хотел. Пару раз Наташа по собственной инициативе устроила им свидание в квартире ее подруги. Подруга на это время уходила, а они забирались в двухспальную кровать ее родителей. Они стали встречаться часто, но ему хотелось еще чаще. Ему хотелось ее всегда, всегда спать в одной постели, есть из одной кастрюли, чтобы они были как сиамские близнецы – так он ее обожал.

Их мамы скоро узнали об их «крепкой дружбе», и началась война. К тому времени обе мамы составили для себя отрицательное мнение о чужом чаде.

Мать Ивана считала Наташу «заносчивой избалованной девчонкой», «распущенной неудачницей». Мать Наташи приняла его за «уголовника с темным прошлым и сомнительным будущим». И тогда Иван снял первую в своей жизни квартиру. Собственно, это была комната в коммуналке – на квартиру он еще не зарабатывал. Они с Наташей поселились там и прожили два года.

Они часто ссорились, не уступая друг другу даже в мелочах, но он был счастлив. Через несколько месяцев она сообщила ему, что идет на аборт и что совсем не боится, потому что она уже это делала и было не больно. Он протестовал, тащил ее в ЗАГС, пока не понял, что пытается остановить несущийся поезд. Она сделала аборт и потом неделю пролежала, сунув голову под простыню. Но он все равно был счастлив. Он говорил о ней «моя жена», считал, что женат, привык к этой мысли. Она часто хандрила, пристально рассматривала себя в зеркале, плакала без всяких видимых причин, обкуривала комнату до тошноты… И постоянно говорила ему, что ей хочется умереть, что смысла в этой жизни нет. Он боялся, что она что-нибудь сделает с собой. Ему было тем более страшно, что он ее совсем не понимал. Как это – нет смысла в жизни? Как это понимать?

Но она не умерла, не покончила с собой, как он боялся. Вместо этого она покончила с ним. Однажды, вернувшись с ночной работы (теперь он охранял другой магазин), Иван обнаружил в комнате странную пустоту. Он не сразу понял, что тут больше нет ее вещей. Он прошелся от стены до стены, открыл окно…

Опять кончался сентябрь. Внизу, по бульвару, быстро шел трамвай, мелькая голубой спиной среди рыжей и зеленой листвы. Трамвай прозвенел на крутом спуске, исчез вдали. Холодный ветер пах дымом, будто где-то жгли костер. Он долго смотрел вниз, облокотившись на широкий подоконник, ни о чем не думая, никуда не торопясь. Потом отошел от окна, сел за стол.

На столе лежала сложенная вчетверо записка. В тот день он побоялся ее прочитать.

Глава 7

– Только не сходи с ума, – просила Ира, цепляясь за его рукав. – Не лезь, это касается только меня!

Я сама пойду к Игорю!

– Ты не сможешь с ним поговорить как надо, – утверждал Саша, увлекая ее все выше по эскалатору. – Тут будет чисто мужской разговор. А ты начнешь плакать.

– Умоляю, не позорь меня… – шипела она, ни на шаг не отставая от него. – Да ты подумай, какая комедия – муж оставил предсмертную записку, а я приду с ней… И со своим любовником! В качестве мужской поддержки! Мне лучше пойти одной, а ты меня подождешь внизу!

– Не нуди, шевели ногами! – только и ответил он.

Игорь, с которым просил связаться покойный муж, работал все в той же газете, что и раньше. Только должность у него теперь была другая, вместо внештатного корреспондента – заведующий отделом информации. Когда Ира позвонила ему и представилась, оказалось, что он в курсе ее трагедии.

– Мы же писали об этом, – сказал он ей. – На другой же день после убийства… Сразу дали небольшую информацию, на первой полосе.

– А я не читала… Знаете, муж просил меня… То есть я сама хочу… Одним словом, нам с вами необходимо встретиться…

Игорь удивился, но дал согласие. Назначил время и место встречи – три часа, редакция. Но строго предупредил – не опаздывать, ему в половине четвертого надо куда-то уезжать. А они с Сашей опоздали. Опоздали потому, что все время ссорились и отпихивали друг друга. Никак не могли договориться, вместе они поеду! или порознь. Наконец Саша решил этот вопрос, завладев кассетой, и женщине ничего не оставалось, как бежать за ним всю дорогу до редакции и просить ее отдать…

– Простите, – сказала Ира, когда они наконец вошли в кабинет. – В метро такие толпы…

Игорь приподнялся из-за стола, протянул ей руку, тряхнул ее, потом мельком поздоровался с Сашей.

Сашу он не рассматривал, не спросил даже имени, как будто тот был пустым местом. Ира почувствовала неловкость и робко сказала:

– Познакомьтесь, это мой старый друг, еще по ВГИКу…

– Александр, – веско сказал Саша;

Игорь только кивнул. Ира сразу приметила, что он сильно изменился. Она его хорошо помнила – в первое время после свадьбы с Костей они часто приглашали гостей. Среди них бывал и этот человек. Тогда он был гораздо скромнее. Костя, работавший в этой газете штатным сотрудником, устроил друга на внештатную работу. А потом Костя ушел, а Игорь вот как поднялся! Ира украдкой его разглядывала. Добротный костюм, очки в толстенной роговой оправе, на столе – радиотелефон, компьютер, телефакс, словом – весь набор… Игорь прервал ее размышления, сказав:

– Я очень вам соболезную, Ирина… Это событие меня тоже потрясло.

– Да… – как-то невнятно ответила она, наклоняя голову и стараясь не глядеть на Сашу.

Тот откашлялся:

– Дело в том, что Константин кое-что оставил Ире… Для вас.

– Для меня?! – чуть не подскочил завотделом информации. – Что же это?

– Послушайте.

Саша положил микрокассету на край стола. Игорь страдальчески на нее посмотрел, потом нехотя взял в руки.

– Не совсем понял, почему для меня? – спросил он. – Вы уверены?

– Там все сказано, – вмешалась Ира. – Послушайте, прошу вас…

– У меня нет для этого аппаратуры… – , неуверенно ответил тот. – Сомневаюсь, что у кого-то есть…

Может быть, дома…

– Нет, прошу вас, сделайте это прямо сейчас! – Она открыла сумочку и достала оттуда предусмотрительно захваченный диктофон. – Вот. Это не займет много времени…

И снова в кабинете зазвучали голоса – Кости и того, неизвестного. Игорь слушал запись, вжавшись в спинку кресла, и глаза у него вдруг стали такие, будто на стол перед ним положили тарантула… Когда запись кончилась, он быстро надавил на кнопку «стоп» и спросил:

– Это все?

– Еще на той стороне…

Прослушав своеобразное завещание друга, Игорь пожал плечами:

– Ужасно… Но… Не совсем понимаю, зачем он просил вас об этой услуге… Я не представляю себе, чем могу помочь…

– Он говорил с убийцей! – выпалил Саша.

– Все возможно, но я тут при чем?

– Может, он хотел, чтобы вы опубликовали этот материал? – предположил Саша.

– Тут нечего публиковать! – Игорь постучал по крышке диктофона. – Смешно говорить, что это может пойти даже в качестве заметки.

– Но почему?!

– Почему, вы говорите?! У нас не желтая пресса, мы не занимаемся непроверенными сенсациями.

А этот материал такого низкого пошиба, что я даже и не знаю… Не компромат, не информация, не интервью… Черт-те что!

– Но его же убили! – воскликнула Ира. – Неужели вас не интересует то, что непосредственно касается его гибели?

– Интересует, но… – Игорь замялся. – Я советовал бы вам отложить эту запись подальше. Мне она не нужна, да и вам не пригодится.

– Но он говорит, что опасность грозит и мне! – настаивала она. – Эта запись чрезвычайно для меня важна!

– Знаете что? – предложил Игорь. – Возьмите кассету и отнесите ее в милицию. Делом вашего мужа занимаются?

– Разумеется…

– Ну, так они будут просто счастливы. Это матерьяльчик скорее для них, чем для нас. А вот когда. они найдут преступника – я с удовольствием предоставлю вам место на полосе…

– В милицию? – нерешительно переспросила она. – Но, понимаете ли, то, что говорит Костя…

Я не уверена, что милиция…

– Я понял. То, чем занимался ваш муж, выглядит не совсем этично, так? – усмехнулся Игорь. – В самом деле, шантажистам как-то не везет с этикой…

Тем более вы должны понять – публиковать такой материал о своем бывшем друге я не могу. Зачем мне его чернить? А вам – тем более. Поберегите нервы!

– Это было заказное убийство! – опять вмешался Саша. – Да вы понимаете, что Иру они тоже могут заказать?

– Сомневаюсь в этом, – отрезал тот. – Ирина, вы что – каким-то образом причастны к этому… – Он брезгливо указал на диктофон. – Шантажу?

– Нет! – воскликнула она. – Я даже не знаю, с кем он говорит!

– Ну и слава Богу. Успокойтесь. Никто вас убивать не будет. Ваш муж действительно кому-то мог помешать, но при чем же тут вы?

– Но Костя сказал, что мне грозит опасность… – Она была вконец уничтожена. «Старый друг» оказался вовсе не таким, каким она его помнила… Ей хотелось встать и уйти, но она не могла – ноги не держали. «Никому я теперь не нужна… – подумала она. – Только Сашке… Да и тот женатый…»

– Те, кто заказывали Костю, могут подумать, что он все рассказал жене, – предположил Саша. – В таком случае Ире действительно грозит опасность.

– Да перестаньте, – отмахнулся Игорь. – Не надо преувеличивать.

Ира встала:

– Когда меня убьют, вы об этом напишете?

– Знаете что? – Игорь тоже встал. – Вот только не надо говорить со мной таким тоном! Как будто я вам что-то должен!

Она повернулась и вышла в коридор. Там ее нагнал Саша. Он, задыхался от гнева:

– Хороший совет тебе подал бывший супруг!

К такому типу прийти за помощью!

– Ты забрал кассету? – вяло спросила она.

– Конечно.

– Пошли отсюда скорее…

Уже на улице ей стало дурно. Она резко остановилась, покачнулась и вцепилась Саше в плечо:

– Постой…

Он приобнял ее, поддерживая под локти, заглядывая в ее обморочно-неподвижное лицо. Наконец она открыла глаза:

– Этого еще не хватало. Мне нужно где-то посидеть.

– Поищем скамеечку? – предложил он.

– Лучше зайдем в кафе… Вон, видишь, столики под тентами?

Они медленно прошли туда, сели за пластиковый нечистый столик. Саша взял себе пиво, она – кока-колу. Обоим было сильно не по себе.

– Он догадался, что мы любовники, – сказала Ира, поворачивая в пальцах свой стакан с колой и глядя сквозь него на свет.

– Тебя это очень смутило?

– Меня давно уже ничего не смущает. Но я почему-то думаю, что, если бы я пришла одна, он бы говорил по-другому.

– Ну конечно. Наобещал бы тебе с три короба, потом пригласил в ресторан… – хмуро кивнул Саша. – Закончилось бы все в постели.

– Да кому я нужна? Что от меня осталось? А ты все еще ревнуешь!

– Ты такая же красивая, как раньше, – вздохнул он. – Хотя рыжие волосы тебе больше шли. Почему ты все время красишься в блондинку?

– Привычка… О чем это мы говорим. Господи помилуй! – вдруг возмутилась она. – Мне, может быть, пора гроб заказывать, а ты предлагаешь мне вернуться к естественному цвету волос…

А впрочем, все равно. Мы с тобой неудачники, Сашка…

– Ты думаешь?

– Думаю? Я знаю. Как актеры мы с тобой не состоялись…

– Ну ты и скажешь… – начал он, но Ира его не слушала:

– Да и правильно ли мы сделали, что пошли во ВГИК? Никто у нас не находил потрясающих талантов… Ну, закончили с грехом пополам. Никто нами не заинтересовался… И вот теперь мы с тобой – ни то ни се, ни рыба ни мясо… Дипломы есть – а настоящей жизни нет… Ты нищий, женатый, детный отец… – Она допила свою колу и закурила. – Лучше скажи, что мне делать?

– Сменить квартиру.

– Это ты уже предлагал. Не вижу смысла. Если захотят – везде найдут.

– Уехать из Москвы, хотя бы ма время. Это самый лучший выход.

– Некуда мне деваться, пойми.,. Куда ты предлагаешь уехать?

– Да хоть в Питер, – неожиданно предложил он. – У тебя же в институте была подруга из Питера? Кажется, она у тебя не один раз ночевала, когда вы учились?

– А, да… – вяло кивнула она. – Надо же, вспомнил!.. Когда это было… Не могу же я к ней завалиться с просьбой приютить меня… А в гостиницу? Ужасно, ненавижу казенные постели с печатями… У меня сразу начнется депрессия.

Я просто повешусь. Да и денег лишних у меня тоже нет.

– Ну, в таком случае ты очень облегчаешь задачу своим врагам! – рассердился он. – Что я могу тебе еще предложить?

– Живи со мной… – вдруг просто сказала она, протягивая руку и касаясь его щеки. – Давай жить, вместе. Давно пора было к этому прийти.

– Ты… С ума сошла?

– Немного.

Он помолчал.

– А моя семья?

– У тебя нет семьи! – жестко сказала она. И никогда не было! Все, чем ты пытался от, меня прикрыться, – эта нелепая жена, этот ребенок, которого ты не любишь, – все это тебя не удержит.

Это все не имеет никакого веса, ты сам знаешь. Стоит тебе пальцем шевельнуть – и все они исчезнут…

Как привидения. Как призраки!

– Ты чересчур красиво рассуждаешь, – покачал он головой. – Но алименты мне придется платить не призракам!

– А у тебя зарплата почти призрачная – как раз будет впору. – Она недобро улыбалась. – Сколько ты получаешь? Алименты, кажется, составляют двадцать пять процентов? Так пожертвуй этими жалкими копейками! Ты на них даже штанов не купишь!

Так и будешь ходить в старых! И потом… Каждый настоящий актер должен хоть раз в жизни развестись!

– Зачем ты" издеваешься надо мной? – тяжело проговорил он. – Не моя вина, что я не стал актером… И что теперь? Надо долбить меня этим сто раз в день?! Спасибо, сыт! Жена достала!

Но она опять его не слушала:

– Я издеваюсь только над собой… Почему я люблю такое ничтожество?! Лакей! Лакей из российского телесериала! – Она резко отвернулась и закурила другую сигарету.

Саша сидел как оплеванный. Если бы он мог – давно бы ушел. Но в том и была беда, что не мог он уйти. Слишком сложно было от нее уходить. Ира часто-часто затягивалась, потом, все еще не оборачиваясь, спросила:

– Ну так что? Ты решился?

– Ладно, я приеду к тебе и буду с тобой жить, – медленно проговорил он. – Но ты не подумала, что про нас…

– Будут говорить? А мне плевать!

– А мне нет!.. И тебе тоже не советую на это плевать! Потому что твой муж только что был убит! Ты думала, как это все будет выглядеть?

– Тебя не будут подозревать.

– Положим, я не тяну на роль убийцы, и у меня нет таких денег, чтобы кого-то заказать… Но нервы нам следователь попортит.

– У меня уже нет нервов, все сгнило, рассыпалось, – ответила она. – Я тебе предлагаю все, что от меня осталось. Вот – я вся перед тобой. Глаза, волосы, характер, ну, все…

– Все-таки ты иногда говоришь, как будто роль читаешь, – рассмеялся он. – Двойка тебе, Ирочка, ненатурально сердишься. Поехали.

– Куда это?

– Ко мне. За вещами.

– И я… – Она вдруг испуганно ссутулилась, пряча глаза. – Я что же – увижусь.., с ней?

– А кто напрашивался на скандал? Ты? Вот ты и скандаль. А я веши соберу.

Скандала не вышло. Сашиной жены не было дома. Ребенок находился в садике. А ведь Ира пришла сюда, как на казнь. Она бы с радостью осталась на лавочке у подъезда, но, во-первых, там было прохладно – все же ноябрь. А во-вторых, она побоялась, что жена уломает Сашу остаться и она опять останется с носом. Уж лучше пойти туда и помучиться… И хотя никого не оказалось дома, она все равно мучилась, сидя на разложенном диванчике с не убранной еще постелью, пока Саша рылся в шкафах, выбирая оттуда предметы своего гардероба.

– Быстрее, – стуча зубами, поторапливала его Ира. – Еще вернется…

– Не вернется, она на работе до восьми вечера.

Придет только в девять.

– Что ж ты меня пугал скандалом?

– А я хотел посмотреть – храбрая ты или нет. Будешь за меня бороться?

– Буду. Убедился?

– Убедился, хотя все еще не верится. – Саша сильно дернул на себя заевший ящик, и на пол выпали дамские кружевные трусики.

Ира брезгливо улыбнулась, а он, очень смущенный, нагнулся и спрятал кружевную тряпицу обратно в ящик. Она сказала:

– Я тебя никогда не ревновала. Представляешь?

А вот теперь ревную.

– Ты не ревнуешь, ты просто нервничаешь. Ты вообще не умеешь ревновать. Боюсь, что и любить ты тоже не умеешь. – И Саша фальшиво запел:

– «Она была-а-а а-актрисою»…

– Ой, замолчи, Меладзе недоделанный! – охнула она. – Ты все собрал?

– Все, уматываем.

– А она не знает моего адреса?

– Ты шутишь…

А вечером Ира снова затосковала. Они сидели с Сашей на кухне, в ее квартире, и ужинали. Она впервые что-то приготовила за эти дни. И вдруг, случайно поглядев в угол, где стояла миска из-под собачьей еды, она вздохнула:

– А Плюшки все еще нет. Наверное, бедняжка уже погибла.

– Она вернется, – убеждал ее Саша. – Собака просто пережила сильное потрясение, у них это в порядке вещей после смерти хозяина. Сколько ей было лет?

– Восьмой год. Почти лысая… Зубы начали выпадать, глаза слезились… Она очень плохо видела…

На улице, без кормежки, без тепла ей не выжить…

Она пропадет.

– Ты не пробовала пройтись по району, поискать ее?..

– Нет, что ты?! Мне было страшно лишний раз выходить из дому.

– Тогда пошли сейчас! Поищем! Может, она бегает где-то рядом, но не может найти дом.

– Ладно, пошли, – вдруг решилась она. – Надо проветрить голову. Все не могу прийти в себя после этой проклятой редакции. Бывают же такие негодяи!

Он еще смел упрекать Костю в шантаже! А меня – в навязчивости! Если бы только Костя знал, как он отнесется ко мне…

– А вдруг Костя знал? – выдвинул Саша странную идею.

– Ты что – сдурел?!

– Ничуть. Не мог Костя не знать, во что превратился старый друг. Слушай, они в последнее время встречались?

– Вроде бы нет. Я о нем вообще забыла, об этом Игоре.

– А вдруг Костя не ждал от него помощи? – предположил Саша. – Вдруг он добивался одного: чтобы тот прослушал эту запись и испугался? А?

– Какая нелепость!

– Почему? Ты же видела, как он испугался! Я за ним следил! Он даже не пытался скрыть свои чувства, настолько его проняло! И он так был счастлив, когда запись кончилась! У меня такое ощущение, что он боялся услышать что-то еще…

– И ты думаешь, что Костя просто затянул меня в эту игру?! Да?!

– Могло быть и так!

– Я в это не верю! – Она встала из-за стола. – Не морочь мне голову. Пошли погуляем.

Они заперли квартиру и вышли на улицу. Ира медленно шла, запахнувшись в длинный серый плащ, и настороженно оглядывалась по сторонам. Саша поддерживал ее под локоть. Наступил час вечернего выгула собак. Их кругом было полно, но Плюшки среди них не было. Ира вдруг сказала:

– Костю убили из машины. Я говорила тебе?.

– Нет. Рассказывай.

– В него стреляли из «девятки», цвета бордо-металлик. Меня спрашивали, не было ли такой машины у наших знакомых и вообще – видела ли я такую машину раньше. Мне ее показали.

– А ты не знаешь, чья она?

– Первый раз ее вижу. Но… – Она запнулась.

– Что ты опять скрываешь? – рассердился он. – Я вижу, что милиция от тебя не много добилась! Сама себе могилу роешь, милая!

– Нет, нет, это ты зря! Я как раз сказала об этом милиции… Сегодня утром я снова встречалась со следователем, он мне звонил. Я вспомнила, что вроде бы видела машину в тот роковой вечер, когда возвращалась домой из магазина. Магазин на углу, вон там, видишь?

Он посмотрел туда, куда она указала, и кивнул:

– Это была та самая машина?

– Откуда мне знать? Никаких игрушек, помню, под стеклом не болталось. И на той машине, которую мне показали в милиции, тоже ничего такого не было. Но марка и цвет были те же самые. Я запомнила эту машину потому, что туда как раз садилась девушка.

– Что же тут особенного?

– А сама девушка была особенная. Не русская, какая-то азиатка. Может, китаянка, может, кореянка… Очень интересная.

– Ты рассказала следователю?

– Еще бы! По-моему, он обрадовался. Но только чему тут радоваться? Наверняка и машина была другая, и девушка ни при чем. Она села за руль и уехала.

– Не густо, – кивнул он. – Слушай, а у Кости не было любовниц?

Ира засмеялась и пошла быстрее, увлекая его за собой. Смех прозвучал свободно и задорно, как в прежние вгиковские годы.

– Были! – сказала она, все еще улыбаясь. – Как ты додумался до этого?! У него была шикарная женщина – китайская шпионка…

– А серьезно не можешь?

– Да были у него бабы, конечно! Ведь он давно догадывался, что я ему изменяю. Сперва пытался воздействовать словом. Потом даже руку на меня поднимал. А когда и это не помогло – завел бабу. Видишь, что я ради тебя пережила?

– Ради себя, – поправил ее Саша. – Эта баба до сих пор существует?

– Нет, она в прошлом. В последнее время была другая. Тоже фифочка с телевидения. Не ведущая, конечно, у него бы пороху не хватило. Какая-то ассистентка. – Ира усмехалась, но видно было, что все это ее сильно уязвляло. – Но во всяком случае, ни та ни другая ничего азиатского в лицах не имели. Обе были обычные русские.

– Ты что – с ними встречалась?

– Нет… Просто попросила описать. И он это сделал. Вполне профессионально. Знаешь, пошли домой.

Собаки тут явно нет.

– Хорошо, – согласился он. – Знаешь, у нас получается как в классическом романе. Когда будет найдена собака – найдется и убийца.

– Ты что болтаешь?

– А ты сама вспомни всякие сериалы по Агате Кристи, – предложил он. – Там всегда заранее ясно, что убийцу найдут после того, как отыщут еще какой-то предмет. А когда предмет находится у какой-то старой бабки, все персонажи на пять минут замирают, а зрители возле телевизора тут же соображают, что бабка ни сном ни духом не виновата!

– Какая глупость! – с чувством сказала она. – Думаешь, убийца забрал Плюшку?

– Но должна же была куда-то деться собака, в конце концов?!

– А может, она побежала за убийцей? – предположила Ира.

– И что потом? Настигла и обезвредила?

– Ох, какой ты циник… А ведь собака, между прочим, куда-то пропала именно в ту ночь… Пошли же домой! Я замерзла!

Когда они вернулись к дому, им пришлось помучиться, прежде чем попасть в подъезд. Подходы к нему загородила сверкающая синяя машина. Они чертыхались, перепрыгивая лужи, и Саша высказывался о новых русских. Но это был первый сюрприз. Второй ожидал их на лестничной клетке. Ира уже полезла в карман за ключами, когда, подняв голову, вдруг увидела, что возле ее двери стоят двое – мужчина и женщина. Визитеры тоже всмотрелись в нее, и мужчина произнес:

– Ирина Викторовна?

– Да…

– Мы к вам.

Она на миг замерла, потом достала ключи:

– Сейчас, минутку…

Уже в квартире она нерешительно спросила:

– Вы… С Костиной работы?

– Да, – ответил мужчина, разглядывая мебель в гостиной. – Давайте знакомиться. Маленков Евгений Семенович. Можно просто Евгений. А нашу ведущую вы, конечно, узнали сами.

– Настя, – коротко сказала дама, не наклоняя голову и не протягивая руки.

Ира только сейчас признала в ней особу, которая была одной из двух ведущих ток-шоу «Перевертыши». Только на экране Настя держалась развязно и даже нагло, выдавливая из действующих лиц ответы на бестактные вопросы. Теперь Настя была немногословна. Она оглядела мебель, слегка поморщилась, как бы давая понять, что все пора выбросить на свалку, и села в кресло с таким видом, будто оно могло ее укусить. Евгений тоже был известен Ире, хотя только понаслышке. Это к нему ходил Костя со своим планом переделок в ток-шоу. Это он отослал ее мужа прочь, приказав заниматься собственным делом и не соваться куда не просят. И вот он пришел.

– Ирина Викторовна, – начал он.

– Называйте меня Ирина, – попросила она, присаживаясь на краешек потрепанного дивана.

Саша в комнату не вошел – он направился в спальню. Но дверь не закрыл, так что мог все слушать. Она была ему благодарна за такой такт – ей не хотелось, чтобы его рассматривали эти двое.

– Значит, Ирина, – поправился тот. – Прежде всего позвольте еще раз выразить свои соболезнования по поводу…

– Хорошо, – невпопад перебила она его. – Вы уже выражали.

– В самом деле, выражал. Но через сотрудников.

А теперь решил сделать это лично.

Настя стрельнула в него косым взглядом и снова замкнулась. Ира подумала, что в жизни она привлекательней, чем на экране. Там Насте было на вид лет тридцать, а теперь Ира видела, что та куда моложе ее.

Гладкое лицо с подвижной мимикой, пышные светлые волосы, красивые ухоженные руки. Только вот держалась гостья очень уж напряженно. И все время молчала. Говорил только Евгений:

– А мы к вам, Ирина, пришли по важному делу.

– Я вас слушаю.

– Насколько я понял, сейчас вы нигде не работаете? – задал он странный вопрос.

Она покачала головой:

– Нет, я домохозяйка.

– С вашими данными?!

– Какие же у меня данные? – усмехнулась она. – Я даже ВГИК с трудом закончила. Вы, конечно, и, об этом знаете?

– Я не верю, чтобы вам дали диплом просто так, – любезно улыбнулся он. – Вы просто скромничаете. Между прочим, у нашей Насти нет диплома. А она, как вы знаете, очень успешно работает…

Настя откашлялась, но ничего не сказала. Евгений невозмутимо продолжал:

– Не буду ходить вокруг да около. Ирина, вы согласны у нас работать?

Она сперва онемела, потом у нее прорезался голос, и она услышала себя будто со стороны:

– Вы что – серьезно?..

– Конечно. Мы вас хотим взять на место нашей Настеньки.

Настя закатила глаза и криво закусила ненакрашенную нижнюю губу. Ира не знала, что и думать. Она видела, что Евгений делает это предложение вполне обдуманно, что Настя не в большом восторге от этого поворота судьбы… Но как все это понимать ей самой? Пока она чувствовала себя ужасно, как всегда, когда ею пытались манипулировать, не объясняя ситуации. Она выдержала паузу и сказала:

– У меня нет никакого опыта. После ВГИКа я ни одного дня не работала по специальности.

– Ну, значит, пора!

– Вы считаете? А я не смогу. Я актриса, а не ведущая.

– Да какая вам разница? Текст вам будет выдаваться заранее. Все записывается на пленку. Так что можно будет сделать дубли. Как в кино.

– Я все понимаю, но… Почему же я иду на чье-то место?! – воскликнула Ира. – Зачем я буду кого-то подсиживать?

Настя пошевелилась и внезапно изрекла:

– Я ухожу в отпуск. – И после паузы добавила:

– В декретный.

Ира бросила дикий взгляд на ее живот, туго обтянутый узкой серой юбкой. Под юбкой не было даже намека на выпуклость.

– Пока не видно, – холодно ответила Настя, которая прекрасно все заметила. – Но скоро будет видно. Так что я решила пока уйти. А потом видно будет.

– Конечно, Настенька, без работы ты не останешься, – наигранно-весело ответил ей Евгений. – А вы, Ирина, подумайте хорошенько и примите наше предложение. Я не буду скрывать, что это нонсенс – брать человека со стороны, да еще для чего?! Не просто для работы, а на роль ведущего! Но… Мы тут посоветовались и решили, что вы нам прекрасно подойдете. У вас эффектные внешние данные, хороший голос… Наконец, образование… А все остальное придет в процессе работы над передачами. А что касается людей со стороны… Так вы ведь для нас не посторонняя. Сами понимаете – после гибели Константина мы что-то хотим для вас сделать. Жизнь не кончилась, и вы это должны сознавать. Вы же умная женщина?

В его последних фразах ей послышался какой-то странный намек. Она попыталась понять, не примерещилось ли ей. Но теперь он молчал, явно ожидая от нее положительного ответа. Она вздрогнула:

– Нет, пока я ничего не могу вам сказать. Давайте я подумаю…

– Вас что-то смущает? Вы, знаете, что будете неплохо зарабатывать? – закинул он последний крючок.

Ирина поинтересовалась:

– Сколько же?

Он натянуто улыбнулся:

– Наше шоу сравнительно молодое… Настя на первых порах получала у нас всего сто – двести долларов за передачу. Но она и тогда работала как бешеная – знала, что впереди ее ждет нечто большее.

Теперь ее гонорар – пятьсот долларов за передачу.

Конечно, это все еще немного, но мы пока еще растем. А вам мы сразу дадим ту же ставку, что была у Насти. Пятьсот долларов. Разумеется, в рублевом эквиваленте, по курсу Центробанка России.

У Иры дыхание занялось.

– За передачу?!

– Именно. Это вас немного переубедило?

– Я… Смогу ли я?

– Я сказал, что сможете, стало быть, так и есть, – засмеялся он, но веселья в его голосе как-то не ощущалось. – Так вы согласны?

Ира пыталась справиться с волнением. Пятьсот долларов за передачу?! Это неслыханные заработки. А передача идет каждую неделю. В месяц – две тысячи?! Ого! А она-то, она-то… Она-то будет на телевидении! Ее все увидят, услышат, вспомнят…

И все же она выдавила:

– Я должна подумать.

– Хорошо. – Евгений встал и положил на стол визитную карточку. – Вот мой рабочий телефон. Позвоните завтра, когда примете решение. Помните, что вы никого не подсиживаете, что наша Настенька не будет на вас в обиде. Напротив – вы нам поможете, если дадите согласие.

И парочка удалилась, больше не тратя время на уговоры. Настя так и не попрощалась с хозяйкой дома, да и Евгений, как показалось Ире, был рад унести ноги. Как только они скрылись, появился Саша.

– Я все слышал, – заявил он. – Это ловушка.

Они хотят тебя подкупить.

– Да ты рехнулся? – изумилась она. – Зачем им меня подкупать? Да еще выгонять ради этого Настю?

Ты ее, кстати, помнишь?

– Я помню эту кудрявую идиотку с визгливым голосом! – кивнул он. – Ты, конечно, забила бы ее на все это, если бы появилась в «Перевертышах».

– И я, наверное, сделаю это! – кровожадно ответила Ира. – Нет, ты только представь?! Я – ведущая! Ого-го-го!

Она подскочила и бросилась ему на шею:

– Не завидуй, только, ради всего святого, не завидуй!

– Я не завидую! – резко ответил он, стараясь освободиться от ее рук. – Я честно считаю, что тебя пытаются туда заманить…

– А я рада! А я согласна!

– Ирка! Дура ты, что ли?! – воскликнул он, совсем как в старые добрые времена. – Не поняла, что все это сделано из-за Кости?

– Я прекрасно поняла… – Она сняла руки с его плеч. – Они замучились от угрызений совести. Это ты хотел сказать?

– Да ты сама в это веришь?!

– Ни капли!

– Зачем же в таком случае соглашаешься? Зачем идешь па это? Ты понимаешь, что они пришли к тебе не случайно?

– Понимаю… А ты-то что понимаешь?

– Я думаю, что наш визит в редакцию и их визит к нам прямо связаны!

– Ты думаешь? – спросила она упавшим голосом. – С чего ты взял?

– Они это делают, чтобы ты не рыпалась с кассетой! Ежу понятно!

– Слушай, тебе надо было поступать не на актерский, а на сценарный, – ядовито отрезала она. – Там бы ты вышел в люди. А так – только даром пропадаешь. И если бы дело было в кассете – они бы прямо так и сказали! Не надо для этого увольнять ведущую и брать меня на ее место! Чересчур много хлопот!

– А тебе надо было не в актрисы идти, а в адвокаты! – в свою очередь рассердился он. – Как ты стараешься всех их защитить! Стервятники! Слетелись, закаркали!..

– Стервятники не каркают. И кроме того, сперва они, наоборот, разлетелись, – поправила его Ира. – Даже на поминки не пришли… Слушай, тут, конечно, что-то есть. Что-то не то. И я не дура, я это уловила. Но по-моему, ты чересчур много напридумывал… В конце концов, почему бы мне не попробовать себя в качестве ведущей? Неужели я не смогу? Да почему я не могу заработать немного денег? На что мне жить? Кто будет меня кормить – ты, что ли? – Она криво улыбнулась, увидев его огорчение. – Ну вот, уже обиделся. Нечем крыть?!

Он промолчал.

– Не сердись, – уже куда мягче продолжала она, – но я должна думать о будущем… Меня и так всю жизнь упрекали в легкомыслии. А когда тебе тридцать, хочется пожить по-человечески. Купить дорогие туфли Ведь у меня красивые ноги! Съездить за границу. Я нигде не была… Я все понимаю – эта работа не навсегда и даже ненадолго… Но к тому времени, как я подработаю деньжат, это шоу, наверное, уже навернется. Недолго им осталось существовать.

– Это твои слова? – насторожился Саша.

– Что? Нет. – Она нахмурилась. – Так мне ска-зал Костя… Незадолго до смерти.

– Он имел в виду что-то конкретное?

– Отвали… Я ничего не знаю… – Она устало скинула туфли, положила на диван плащ. – Давай спать.

Эти двое меня выбили из колеи… А тут еще ты со своими претензиями…

Она сладко потянулась и снова подошла к нему, обняла.

– – А ты хотя бы соображаешь, дурачок, что мы с тобой впервые ночуем вместе? После наших свадеб, конечно…

Они прошли в спальню, Ира села на край постели, протянула ему руки:

– Иди сюда!

– Прекрати играть!

– Я не играю…

– Ты все время играешь. – Он был вне себя. – Ты доиграешься! Ты уже доигралась с этим Маленковым! Он понял, что тебя можно купить!

Пойми, если они пришли к тебе с таким предложением – значит, выкинули белый флаг! Они чего-то испугались! А пока они боятся, надо действовать!

– Господи… – Она медленно раздевалась, отшвыривая в угол один предмет туалета за другим. – Сыщик несчастный. Чтоб тебя… Никакой радости с тобой. Никакой. Дай мне бутылочку.

– Не получишь!

– Дай я хотя бы напьюсь! Нет на свете настоящих мужиков!

– Мне противно на тебя смотреть! – крикнул он, швыряя на постель полупустую фляжку с виски. – На такое пойло у тебя всегда деньги найдутся, да! Ты решила заработать еще немного? Чтобы упиться до смерти? Алкоголичка!

– Бездарный шут! – Она жадно приложилась к бутылке. – Убирайся к жене! К жене – ты меня понял?! Читай ей мораль, пока она еще терпит!

А она будет терпеть – как же! Вернулся муж!

Ой, какая радость! Ой, люди добрые, одумался, подлец!

Ира сделала еще один внушительный глоток.

– – Ладно, – хрипло продолжала она, закручивая фляжку. – Я тебе еще кое-что скажу. Не хотела говорить, а теперь вот скажу.

– Оставь свои тайны при себе;! – бросил он. – Где мой плащ?

Он уже оделся, но никак не мог уйти. А она, совершенно голая, лежала на спине, заложив руки за голову, и таинственно, пьяно усмехалась. Наконец Саша не выдержал:

– Да прикрылась бы! Нашла кого соблазнять!

Я ведь ничтожество!

– Ну да, кто же спорит? К тому же ненаблюдательное ничтожество, – согласилась она. – Ты кассету-то внимательно слушал?

Он насторожился:

– Зачем ты спрашиваешь?

– Да затем, что ты ни фига не услышал, – издевательски пояснила она. – А я услышала. Когда я заметила, как испугался Игорь там, в редакции, я стала прислушиваться внимательней. Шла запись разговора, помнишь его?

– Слово в слово.

– Ты ничего не заметил?

– Ну, лифт там работал.

– Э, подумаешь, лифт! Это деталь. Дело в другом. Ты в голосе того, другого, ничего не уловил? – И она торжествующе улыбнулась. – Так я и поняла. Ты следил только за смыслом слов. А Игорь услышал еще что-то, что его и напугало до смерти.

Хочешь, скажу, что это было?

– Я сам тебе скажу. Он узнал голос одного из своих знакомых.

– Совсем необязательно, что этот голос был ему знаком.

– Вот как? Он испугался незнакомого голоса? Что же в этом голосе такого было?

Она прищурилась и выпалила:

– Акцент!

– Акцент?! – поперхнулся он. – Рехнулась, что ли? Не было акцента!

– Да, именно акцент! – упрямо повторила она. – Но совсем небольшой, малозаметный. Но он был!

Я услышала! Я поняла!

Саша засуетился, достал диктофон, перемотал кассету, и они снова прослушали запись. Когда голоса умолкли, он неуверенно сказал:

– Кое-что есть, конечно… Но мне кажется… Это Не акцент. У того, второго, просто небольшой дефект речи…

– А у тебя – дефект мозгов! Ты хотя бы обратил внимание, когда напугался Игорь? Не сразу, миленький мой, не сразу! А только когда голос на кассете заговорил о том, чтобы Костя убирался! Вот тогда Костин собеседник разволновался, потерял над собой контроль и заговорил с акцентом! В этот момент Игоря и перекрутило по-настоящему!

– Ты хочешь сказать, что эта черепаха в роговых очках испугалась акцента?

– Ага.

Они молча смотрели друг на друга, пока Саша не почувствовал себя ужасно глупо. Он медленно начал снимать плащ.

– Правильно, милый, – сказала Ира. – Невежливо стоять полностью одетым перед голой женщиной. Раздевайся и ложись рядом.

Он повесил плащ в шкаф и заторможенно туда уставился. Ира нетерпеливо спросила:

– Что ж ты там увидел? Что может быть интереснее меня? Труп?

– А какой это акцент, Ира? – спросил он. – Ты не можешь определить?

– Да откуда мне знать? Мы этого во ВГИКе не проходили.

– Кавказский?

– Да пошел ты на фиг! Никакой! У него просто дефект речи! – Она натянула на себя одеяло. – Я уже замерзла, а ты все ломаешься. Если передумал раздеваться – катись к жене.

Он разделся и лег рядом с ней. Она прижалась к Саше и, дыша запахом виски ему в шею, горячо прошептала:

– Давай забудем, а? Давай все забудем. Это же глупо – так много о нем говорить.

– Я бы забыл о нем с радостью. Но речь идет уже о тебе.

– А, плевать!.. Поцелуй меня.

Он обнял ее гладкие, теплые плечи, глубоко вздохнул, потерся щекой о ее щеку, поцеловал. Она сразу успокоилась и протянула:

– Обними меня крепче! Еще! Ой… Теперь погладь… Ага, вот так… Саш, я так тебя люблю!

Он не ответил, спускаясь ниже и целуя ей грудь, живот… Она счастливо рассмеялась:

– Ну, наконец… Я люблю тебя, слышишь?

– Помолчи…

– Молчу! – шепнула она, закрывая глаза, выгибаясь на постели…

В эту минуту в гостиной зазвонил телефон.

Глава 8

Ира только охнула с досады, а затем заявила:

– Я не подойду.

– Почему? Звонят тебе.

– А если это твоя жена?

– Не говори глупостей. Думаешь, я оставил ей номер твоего телефона?

– Кто ж тебя знает?

Пока они препирались, телефон замолчал. Но через полминуты снова поднялся трезвон. Ира выползла из постели и, набросив на плечи плед, поплелась в другую комнату. Ее не было довольно долго, и, когда Саша уже собрался пойти за ней, она вернулась.

– Плохие новости? – спросил он, поглядев на ее измученное лицо.

– Я и сама не знаю… Звонил Игорь. Сказал, что придумал способ, чтобы опубликовать содержимое нашей кассеты. Просил завтра приехать к нему и передать ее.

– И ты согласилась?

– Да. Я рада была от нее избавиться.

Саша застонал:

– Ну, так я и знал! Я сразу понял, что этот тип объявится сразу после визита этих деятелей с телевидения! Я же говорил тебе – это прямо связано! Тебе сунули под нос деньги и славу, а теперь хотят заполучить кассету.

– Он ни слова не сказал про телевидение, – возразила она.

Он задумался и потом неохотно признался:

– Думаю, от кассеты действительно лучше избавиться. А взамен ты получишь престижную работу и деньги… Тебе не на что жаловаться. Тем более, что эта несчастная кассета нам все равно без надобности. Мы же не будем вести расследование, как ты думаешь?

– А может, лучше было бы отдать кассету следователю?

– Может, и лучше… Но следователь не устроит тебя на работу.

Она удивленно на него взглянула:

– Ты теперь горой стоишь за мою новую работу?!

Полчаса назад ты говорил другое!

– Я все обдумал и теперь вижу, что у тебя просто нет выбора. Ты ничего не понимаешь в этой игре. Ты не сможешь ее вести. Значит, надо слушаться… Боюсь только, как бы тебя не втравили в какую-нибудь гадость… Они могут.

– Ой, ради Бога, помолчи! – Ира снова легла рядом с ним. – Давай радоваться тому, что есть, и не думать о будущем!..

…На следующее утро она подъехала в редакцию с кассетой. Саша отказался составить ей компанию – ему нужно было идти на работу.

Ира пришла вовремя. Она постучалась в дверь кабинета завотделом информации, потом приоткрыла ее, осторожно заглянула… Там никого не было. Она решила подождать в коридоре. На нее вскоре обратила внимание какая-то девушка, то и дело пробегавшая мимо с кучей папок.

– Вы кого-то ждете? – спросила она.

– Да, завотделом. – Ира показала на дверь.

– Вы не Кукушкина?

– Кукушкина, – опешила Ира.

– Он говорил, что вы придете. Его нет и не будет сегодня. Уехал. – Девица прижала к груди папки и протянула к Ире руку. – Он сказал, вы ему кассету принесли. Давайте, я передам.

Ира покорно отдала кассету и ушла. Визитная карточка Маленкова жгла ей карман. «А если он откажется взять меня на работу? – переживала она. – Если все было сделано только ради кассеты? Кассету я зря сразу отдала, дура… Надо было дождаться хотя бы выхода первой передачи…» Но она переживала напрасно.

Когда она позвонила Маленкову, он ее ободрил:

– Надумали, я вижу?

– Да, я согласна.

– Прекрасно. Тогда приезжайте.

Он объяснил ей, как быстрее добраться, и вскоре она уже сидела у него в кабинете, озираясь вокруг, как в музее. Хотя смотреть было особо не на что. Пара столов, компьютер, шкафы, битком набитые бумагами и книгами… Она подумала, что кабинеты завотделом информации и Маленкова очень похожи. Тут была, конечно, не его вина, но это почему-то не привело ее в восторг.

– Давайте я сразу введу вас в курс дела, – предложил он. – Настя записала еще две передачи, так что передача с вашим участием пойдет через две недельки. Вполне достаточно, чтобы все подготовить и освоиться с темой.

– Я.., не очень знакома с журналистикой.

– А зачем это нужно? Текст вам дадут готовый.

Надо только подработать мелкие детальки, но это уже наша задача. Короче, вы свою роль представляете?

Шоу смотрели?

– Регулярно.

– Прекрасно. А то вот – у меня есть кассеты, можете взять и просмотреть.

Ира смутилась:

– У меня нет видео…

– Нет? Ну, скоро будет, – криво заулыбался Маленков. – Настю на экране видели, как я понял?

Уяснили, что она делает? Сидит наш главный гость в кресле, говорит о себе, какой он хороший и все такое. Потом из правой кулисы выходит первый ведущий – наш Дима, и приглашает в студию первого гостя. Входит гость и с помощью Димы потрошит нашего главного гостя. Потом из левой кулисы выходит Настя, а теперь будете выходить вы. У Насти, как вы помните, всегда более острые гости. Более острые тексты, соответственно. Тут надо уметь держаться, иначе получится каша во рту. Страсти кипят, хе-хе…

Ира кивнула. Она прекрасно знала от Кости, что никакие страсти в студии во время записи не кипят, все сто раз отрепетировано. Более того, главный гость более-менее представлял, кого приглашают в студию.

Во всяком случае, это можно было узнать без особого труда. Но возражать Маленкову она не стала. Пусть куражится, если хочет.

– Евгений Семенович, можно?

С этими словами в дверях кабинета возникла Настя. Увидев Иру, она молча кивнула и, не тратя времени на приветствия, облокотилась на стол Маленкова так, что ее туго обтянутый юбкой зад оказался перед носом Иры. Та встала и отошла к шкафам. Поведение Насти ее покоробило, но она уговорила себя, что нельзя много требовать от девушки, чье место в студии она занимает. Настя, конечно, была от этого поворота судьбы не в восторге. Ира рассматривала книги, а Настя и Маленков вместе рассматривали какие-то бумаги. После чего тот сказал:

– Ну, тогда все. Звони.

– Хорошо, – ответила девица и удалилась.

– Ира! – позвал ее Маленков. – Подойдите, вас это прямо касается.

Он протянул ей бумаги:

– Ваш текст. Конечно, это только заготовка будущей передачи. Нашим гостем будет один московский коммерсант, основатель благотворительного фонда. Вот тут его данные.

Ира прочла шапку теста и произнесла вслух имя гостя:

– Жумагалиев Толеген Жумагалиевич… Он башкир?

– Вы только ему такое не скажите, – покачал головой Маленков. – Он казах. Московский казах, наш. По-моему, он тут и родился. Да вы прочтите внимательно.

Пока Ира читала текст, он стучал по клавишам компьютера, не обращая на нее внимания. Наконец она отложила листки.

– Ну как? – вякнул Маленков.

– Нормально, – уклончиво ответила она.

– Вы говорите таким тоном, будто вам не нравится? – осведомился он.

– Знаете, – решилась она. – Я, конечно, не могу судить, но мне кажется, что передача получается недостаточно острой.

Он замер на миг, а потом улыбнулся своей кривой улыбкой:

– А вы еще жаловались, что не имеете понятия о журналистике. Ну, во-первых, вы держите только заготовку! Самые острые моменты туда еще не внесены. А во-вторых, острота приходит во время еды.

Я имею в виду – в процессе записи.

– Но тут его ни о чем особенном не спрашивают, – пожала она плечами. – Эти его собеседники – они вообще-то о нем ничего плохого не сказали…

– А вам нужно, чтобы о нем сказали что-то плохое? – удивился он. – Вы именно так воспринимаете нашу задачу?

– Нет, но… Хотя бы что-то неожиданное прозвучало! Мне, как зрителю, этого всегда не хватало… И Костя говорил…

– Ох, Ира, не преувеличивайте! Самое главное – не преувеличивайте! – как-то загадочно отозвался он. – Впереди еще две недели, успеем добавить туда уксуса и перца. Пока что возьмите текст, почитайте. Пойдемте, я вас познакомлю с нашей группой.

С теми, кто на местах.

…Она уехала со студии через час. С текстом в сумочке и смутным ощущением подлога. Из всего, что сказал ей Маленков, она сделала вывод – ее роль спокойно сыграла бы говорящая кукла. От нее самой ничего не требуется, кроме внешних данных и голоса. «А как готовилась к передаче Настя? – подумала она. – Неужели так же? За что же она получала пятьсот долларов? Маленков говорил, что Настя пахала как бешеная… А от меня, похоже, никто этого не ждет…»

Домой ей ехать совсем не хотелось, и она решила наведаться на работу к Саше. Киноцентр отремонтировали, вход оказался с другой стороны, внутри она тоже ничего не узнавала. Сашу пришлось искать очень долго. Наконец в длинном полутемном коридоре она заметила его:

– Эй! Привет!

Он оглянулся:

– Фу, черт… Ты зачем сюда явилась?

– Как это – зачем?

Ира слегка остыла. Она-то думала, Саша кинется ей на шею.

– Давай договоримся – ты сюда не приходишь! – Он даже не шагнул ей навстречу. Держался в тени. Она его почти не узнавала.

– Рехнулся? Почему? – Она вглядывалась в его лицо. – Ты что – выпил?

– Не твое дело!

Он едва стоял на ногах. От него разило дешевой водкой, и даже полутьма не могла скрыть того, какие у него остекленевшие глаза. Ира испугалась:

– Саш, что случилось?!

– Ничего. Она тут была.

– Наташа?

– Да. Пришла с ребенком. Устроила… Короче, весело было. А теперь ты заявилась.

– Я сейчас уйду… – виновато пробормотала она. – Саш, я просто хотела с тобой поделиться. Я была на студии. Мне дали текст… Я хотела с тобой поговорить…

– Иди домой. – Он оперся плечом о стену. – Там поговорим. Когда приду.

– А ты придешь?

Он что-то буркнул. Ира поняла, что разговаривать с ним бессмысленно, вздохнула и ушла. Он действительно заявился, хотя и поздно. Не вернулся к жене, как она боялась. Лег рядом с ней и молча пролежал всю ночь, его мучило похмелье. Ира вставала, приносила ему воды, предлагала набрать ванну, приготовить поесть. Он только что-то буркал и отворачивался.

На рассвете она попробовала завести с ним разговор о телевидении, но он рявкнул:

– Нет уж, сама разбирайся с этой помойкой! Телезвезда, мать твою!

– Ты все-таки завидуешь… – вздохнула она. – А того не понимаешь, что у меня нет никаких сбережений… И у тебя тоже. Наташа, конечно, требовала денег?

– Я ей все отдал, что было при мне.

– Она требовала еще?

– Она требовала всего. Чтобы я вернулся. Чтобы извинился. Короче, будущее у меня блестящее.

Она осторожно коснулась его плеча:

– Разводиться будешь?

– Об этом тоже была речь.

– Она против?

– А ты как думала? Наташа на это не пойдет. Она сказала, что я сумасшедший. Что если у нас это длится пять лет, то скоро должно кончиться. Что жить я все равно с тобой не смогу. Я ей сказал про телевидение. Дурак!

– А она что сказала? – с замиранием сердца спросила Ира. Ей очень хотелось уязвить соперницу. Продавщица для телевсдущей не конкурент!

– Ирка, я тебя очень прошу – помолчи. Голова болит. И давай условимся – о телевидении ты со мной больше не говоришь!

– Ладно, – мрачно ответила она. – Но ты хотя бы включи телевизор, когда я там появлюсь. Рядом со мной будет сидеть председатель благотворительного фонда, некий Толеген Жумагалиев. Я буду натравливать на него собак. Но собаки эти добрые. Они не кусаются. Текст написан заранее..

Он промолчал, не задал ей ни единого вопроса, хотя она и надеялась его заинтересовать. Ира вздохнула и легла рядом с ним, отвернувшись к стене.

На следующий день она выгребла последние деньги и отправилась за покупками. Она посчитала, что надо как следует подготовиться к встрече с аудиторией. Прежде всего она высмотрела себе на распродаже элегантный брючный костюмчик синего цвета.

Костюмчик здорово подкосил ее финансы, но осталось еще на шелковую блузку в голубую полоску. На парикмахерскую ей едва хватило. И когда она вышла на улицу коротко остриженная и сдула с носа прилипшие в процессе стрижки волоски, она поняла, что дала маху. Существовать им с Сашей вплоть до самой передачи было совершенно не на что. «Вот дура-то… – укорила она себя. – Обрадовалась! Раскатала губу! На телевидение попала! Но все равно, костюмчик приличный! Не стыдно будет показаться телезрителям…» В результате она поехала к маме занимать деньги. Экспедиция получилась удачной. Как только ее мать узнала, что Ира теперь будет сниматься – да еще каждую неделю, – ее восторгу пределов не было.

Она выложила финансы прежде, чем Ира успела ее об этом попросить:

– Бери! Тебе теперь нужно!

– Спасибо, ма, я все верну, – пообещала Ира. – Подожди, ты еще будешь мной гордиться!

– Я уже горжусь! – После чего мать осмотрела свою преобразившуюся после стрижки дочь и заявила:

– Так гораздо лучше. Я вижу, что решила начать новую жизнь?

– Да, мам.

– Ты не выглядишь… Как бы это сказать…

– Убитой горем? – подсказала Ира.

– Ну, хотя бы так. Бодрая, веселая! Смотри только не берись опять за старое. Помнишь, что ты вытворяла, когда училась? Боже мой! Сколько ты мне нервов вымотала!

– Теперь это просто невозможно. Здоровье уже не то… – протянула Ира. – Мам, я должна тебе сказать. Мы с Сашей опять вместе. Он у меня живет. Ты же его помнишь?

Мать присела на стул:

– С кем? С Сашей? С тем, прежним? Но ты же говорила, что он женат?

– Мам, он разведется обязательно. Мы уже пять лет встречаемся. Пора этому положить конец.

– Вот именно! Пора! Тебе давно надо было с ним расстаться! Я его прекрасно помню! Он все еще работает в Киноцентре? Получает гроши? В сериалы его уже не зовут?

– Мам, какая разница!

– Не вижу для него никаких перспектив! – отрубила мать. – Подумай хорошенько, прежде чем выходить за него!

– Мам, мне пора.

Последним событием дня стала окраска волос.

Ира приобрела краску, которая, как ей показалось на образце, точно воспроизводила натуральный цвет ее шевелюры. Правда, от шевелюры почти ничего не осталось. Но когда она просушила голову и взглянула на себя в зеркало ванной, то сама удивилась – насколько моложе она выглядела.

Сашу она встретила в новом костюме. Он остолбенел:

– Ну, ты даешь…

– Нравится? Зрителям тоже понравится, как ты думаешь?

Он кисло отмахнулся:

– Теперь они у тебя с языка не слазят, эти зрители… Поглядим еще, дойдет ли передача до эфира!

Но он переживал зря. Подготовка к передаче шла полным ходом. Уже через неделю высокие гости прибыли в студию на запись.

Ира волновалась. Свою роль она выучила наизусть. За неделю в текст были внесены кое-какие поправки, и она была этому очень рада. Текст стал куда острее. Она смаковала некоторые колкие фразы, и ей даже казалось, что она сама их написала.

Софиты и камеры ее не напугали. Как-никак, а ей уже приходилось сниматься. Не смутил ее и гость.

Красивый, очень элегантный мужчина. Он вдребезги разбил все ее представления об азиатах. Куда больше она трепетала перед Димой – вторым ведущим. Дима не обращал на нее внимания все время, пока шла подготовка к записи. Она боялась, что он ее недолюбливает. «Наверное, с Настей у них были свойские отношения, – соображала она. – А тут выперлась я. Ну, вот и результат! Едва смотрит в мою сторону. Да ладно! Диму мы как-нибудь переживем!»

Она не подкачала. Фразы у нее выскакивали бойко, на лице застыла язвительная улыбка. Ира даже не подозревала, что подсознательно копировала манеру прежней ведущей.

– А теперь мы спросим моего гостя, что он думает о необходимости благотворительного фонда? – высказывалась она.

Гость охотно отвечал:

– Мне известно, что этот фонд вовсе не занимался своей уставной деятельностью. Не соглашусь с мнением, которое тут высказывали, будто фонд работает. Он не работает. Он просто существует.

– На какие же средства он существует? – задавала Ира вопрос.

– Средства поступают с исторической родины господина Жумагалиева, – четко отвечал гость. – Но они не расходуются по назначению.

– А конкретней? – впивалась в него Ира.

Жумагалиев зашевелился в своем кресле и посмотрел в ее сторону. Она ему искренне симпатизировала, но текст был утвержден заранее. Сейчас она его разнесет в пух и прах.

– Я не открою тайны, если скажу, – начал. гость, – что на родине господина Жумагалиева сейчас наблюдается упадок производства. Зато торговля сырьем расцветает. В общих чертах, эти деньги получены именно в результате продажи сырья.

– На Запад? – спросила Ира.

– Не только. Восток заинтересован в этом столько же, сколько и Запад. Принцип у всех один: «Налетай, подешевело!» И налетают. И грабят. И продают сырье по минимальным ценам. По смешным ценам.

– Почему же?

– Потому, что всякому беспределу рано или поздно положат предел. И те, кто торгует сырьем, это хорошо понимают. Им все равно, сколько они возьмут за товар, в каком состоянии оставят после себя свою страну. Им нужно одно – распродать все как можно скорее.

– И из этого не делают тайны? – спросила Ира.

– Разве что господин Жумагалиев, – усмехнулся гость, какой-то независимый эксперт, – которому вовсе незачем афишировать эту информацию, ради собственного спокойствия…

– Вопрос из зала! – вмешался Дима.

Последовала пауза. Зала не было, его предполагали записать потом. После паузы Дима перехватил инициативу и зачастил, как по бумажке:

– Ну, мы выслушали не слишком приятные факты, не правда ли, господин Жумагалиев?

Тот пошевелился, улыбнулся.

– Фактов я тут не услышал. Не вижу смысла давать конкретные ответы на абстрактные вопросы, – меланхолично заявил Жумагалиев и опять растянул губы в улыбке. – Деятельность нашего фонда абсолютно легальна и подлежит проверке. Можете проверить и убедиться, прав ли был независимый эксперт.

– А фонд все-таки проверяли? – всунулась Ира.

Так ей следовало поступить по сценарию.

– Пока нет.

– Но он нуждается в проверке?

– Если вы так считаете…

– Наша Ира что-то слишком увлеклась финансовыми проблемами, – бойко заговорил Дима. – А мне интересно другое! Господин Жумагалиев, не могли бы вы высказать свое мнение насчет многоженства?

Жумагалиев мягко рассмеялся:

– Что ж, если человек может содержать две жены – пускай содержит. А если он еще и вытерпит их – он просто молодец.

Ира опять подумала, что Жумагалиев ей нравится. Дима тараторил:

– А вы-то сами? Вы присоединились к направлению, которое сейчас развивается в азиатских странах Содружества?

– Безусловно нет, – ответил гость. – Я по природе однолюб.

– Не может быть!

– Вы и это хотели бы проверить? – улыбнулся Жумагалиев.

Дима задал ему еще несколько вопросов, и запись была завершена. Ира чуть не запрыгала от счастья.

Наконец-то она была уверена, что получила работу!

Правда, ее радость немного остыла, когда она осмелилась задать Диме вопрос:

– А когда будут платить?

Дима ответил ей, не оборачиваясь (он упаковывал свой «дипломат»):

– После эфира.

– Что?

– После эфира подойдешь в бухгалтерию, туда поступит ведомость. Тогда и заплатят.

Дима щелкнул замками «дипломата» и важно удалился, даже не сказав коллеге «пока». Ира, немного расстроенная, пошла искать Маленкова. Но тот сказал ей то же самое:

– Немного подождите, после эфира получите деньги. Или у вас материальные трудности?

– Н-нет… – ответила она. Ира решила не напирать на Маленкова после первой же передачи. Кроме того, ей было стыдно признаться, что она живет в долг. – Большое вам спасибо.

– Да пока не за что.

Маленков углубился в свои бумаги. Было видно, что он считает разговор оконченным. Но она решилась задать еще вопрос:

– А когда мы будем готовить следующую передачу? Когда мне прийти?

– Что? Не терпится? А сперва не хотели работать? , – А теперь хочу.

– Ну, подождите немного. У нас есть еще одна запись, готовая к эфиру. С Настей. Так что недельки через три позвоните мне, и я вас приглашу. Некуда торопиться. Отдохните.

Да, не совсем так она представляла себе взлет ; своей карьеры. Ей казалось, что у нее минуты свободной не будет. Она вспомнила Костю. Как он выматывался, каким усталым приходил домой. А она свободна еще три недели. Не слишком она выложилась за пятьсот баксов… И не слишком часто она будет их получать. Все это ее немного огорчило, но все же домой она летела как на крыльях.

А там ее ждала неожиданная радость. Как только она подошла к своей двери, с верхней лестницы кубарем слетел какой-то грязный комок и бросился ей под ноги, жалобно скуля и извиваясь. Она ахнула:

– Плюшка?!

Это была ее болонка! Ира схватила собаку на руки : и прижала ее к чистой шелковой блузке, запахнув полами пальто, чтобы та не вырвалась. Но Плюшка и не думала вырываться. Она прижималась к хозяйке и скулила, даже начала подвывать. Ира ураганом влетела в квартиру, бросилась на кухню, вывалила в Плюшкину миску полкастрюли тушеной говядины. Собака ела жадно, то и дело давясь кусками.

– Жуй, дурочка, подавишься… – Ира стояла над собакой и радостно приговаривала:

– Плюша, Плюшенька, где же ты была?! Как же ты меня нашла?

Она обратила внимание на то, что на собаке больше не было длинного поводка. Не было на ней и ошейника. Шерсть свалялась и повисла жесткими грязными сосульками, бока впали… Собака выглядела ужасно. Как только Плюшка наелась, Ира понесла ее купать. Плюшка, сонная после обильного ужина, не сопротивлялась, хотя раньше купаться не любила.

Хозяйка извела на нее почти полбутылки своего личного шампуня.

Плюшка чихала, отряхивалась, но в конце концов шерсть на ней побелела, расправилась тонкими, нежными прядками, сквозь нее проглядывала чистая розовая кожа. Ира завернула собаку в полотенце и, как ребенка, уложила в свою постель. Но собака немедленно выползла из полотенца и принялась носиться по одеялу, тщательно вытираясь со всех сторон. Ира ей этого не запрещала. Она была вообще не способна что-либо ей запретить.

Когда домой вернулся Саша, собака уже спала.

От Саши опять пахло водкой, но Ира на этот раз ничего ему не сказала. Она потащила его в спальню и радостно указала на Плюшку, уютно закопавшуюся между двух подушек:

– Она вернулась!

– А я где буду спать? – спросил он.

– Тебя только это волнует? Ты понимаешь что собаки не было почти две недели?

– Но я же тебе говорил, что она вернется. – Он устало присел на край постели, закурил. – Ир, я без денег.

– Что? – не поняла она. Уходя на работу, Саша взял у нее сто тысяч. Он собирался купить продукты на обратном пути.

– Денег у меня нет. Ни копейки.

– Пропил?

– Хуже.

– А, ясно, – подбоченилась она. – Опять Наташа появилась?

– Как это ты доперла?

– Выбирай выражения! Деньги были мои! Даже не мои, а мамины! И ты спокойно отдаешь их этой… стерве?! – закричала она.

Плюшка высунула морду и тявкнула на Сашу. Она его видела впервые.

– Молчать! – прикрикнула на нее Ира. – Значит, меня теперь постоянно ждет эта история?! Ты ей сказал, что деньги мои?!

– Нет!

– Почему же?!

– Потому что она бы развонялась! – крикнул он. – Все вы, бабы, на один лад!

Они все больше повышали голоса, так что в конце концов перестали друг друга слышать. Плюшка присоединилась к ним и лаяла с остервенением. Саша ударил кулаком по матрацу:

– Уйми свою шавку!

– Ты пьян! – в отчаянии воскликнула она. – Как с тобой жить? Невозможно!

– Ты сама напросилась!

– Верно, сама… – с досадой согласилась она. – Но ты меня не предупредил, что стал законченным алкашом. Я бы еще подумала!

– А, заткнись! – Он схватил Плюшку и швырнул ее на пол. – Могу я лечь или нет?! Или я тут вообще пустое место?!

Она молча взяла собаку на руки и вышла в другую комнату. Через полчаса он сам туда пришел, и они, как всегда, помирились.

Наконец в эфир вышла передача с ее участием.

Ира разволновалась. Обзвонила своих подруг, предупредила мать с отцом и взяла с Саши слово, что он придет к тому времени, когда начнется передача. И наконец они уселись перед телевизором. Втроем. Плюшку она держала на руках.

На экране появилась студия, туда под аплодисменты вошел Жумагалиев и уселся в кресло, помахав кому-то рукой.

– В зале никого нет, – пояснила Ира. – Это все монтаж.

Появился Дима, представил гостя. Жумагалиев заговорил… Ира таяла от счастья. Особенно ее восхитил собственный вид. Ей в тот день и в самом деле удалось выглядеть прекрасно. А вот Саша ерзал на месте, мешая ей смотреть, и внезапно схватил ее за руку, что-то бормоча.

– Что ты сказал? – повернулась она к нему. – Тебе нравится?

– Ты что – не слышишь? – спросил он. Его глаза округлились.

– Кого? Жумагалиева? Слышу и даже вижу. Не мешай, скоро кончится!

– Да ты послушай, как он говорит. – возмущенно воскликнул он, указывая на экран.

– Прекрасно говорит. Даже слишком хорошо для этого придурка Димы. Знаешь, какой он хам? В смысле, Дима? Он даже не здоровается со мной… Бог знает что о себе воображает!

– Ты что – голос не признала?!

– Да чей?

– Этого… Жумагалиева!

Ира изумилась:

– Ты чего, Саш?

– Сдурела, баба?! Кто мне говорил, что я плохо слушал кассету? Сама-то ты чем слушала передачу?

Это же с ним говорил твой Костя!

Она замерла, потом резко повернулась к экрану. Но там уже шли титры с именами группы. Она увидела свое имя, но это ее уже не обрадовало. Когда пошла реклама, она выключила телевизор. Саша повторил:

– Это был его голос! Тот же акцент!

– Жумагалиев говорил без акцента. Он родился и вырос в Москве… – механически ответила она.

– Не играет роли! Был момент, когда он говорил с акцентом! Когда ты его особенно достала!

И все равно – даже без акцента я бы его узнал!

Да ты сообрази сама – с кем мог встречаться твой муж? Возможно, с будущим участником передачи, так ведь?

– Необязательно…

– Почему же – он вполне мог раскопать какие-то сведения об этом Жумагалиеве, когда готовилась программа, вот и решил подзаработать! – ярился Саша. – Загадка для тупых!

– Ты все выдумываешь… – Она не хотела верить. – Я же была в студии с этим человеком, но я не узнала его голос!

– А ты не обращала внимания, что в записи голос всегда звучит иначе? По телевизору голос был тот же самый!

– Но я и сейчас не узнала его!

– Правильно! Ты следила только за своей возлюбленной персоной, потому и не узнала! Ты бы мать родную не признала!

Зазвонил телефон, Ира сняла трубку. Это была ее мать.

– Ирочка! Я тебя сейчас видела! Ты так замечательно держалась! А этот важный, как его там? Он на тебя не обидится?

– Жумагалиев? – удивилась Ира. – За что ему обижаться на меня, мам?

– Ну, ты у него про такие вещи спрашивала…

– Так он же сам согласился принять участие в передаче. Значит, сам виноват. Ты лучше скажи – я была на высоте?

– Еще бы! Я в тебя всегда верила! Послушай… – Мать немного понизила голос. – Саша с тобой?

– Со мной, а что?

– Ничего. – Мать явно расстроилась. – Я думала, ты выросла из детства… Сегодня ты была такая серьезная, такая интересная! Мне впервые показалось, что ты стала взрослой.

– Мам, я давно стала взрослой, – раздраженно ответила Ира.

– Нет, только сейчас. Ладно, не буду портить тебе праздник.

«Уже испортила, – подумала Ира. – А Саша все слышит».

– Надеюсь, вы хоть стол накроете? – с обидой спросила мать.

– Не знаю…

– Конечно, он об этом не позаботился. Ирочка, знаешь, что я тебе скажу? Он завидует.

– Мама, ты выдумываешь, – ответила она, хотя была полностью с ней согласна.

– Ну ладно, живи как хочешь. Я тебя все-таки поздравляю. Отец присоединяется.

Ира сказала «спасибо, пока», положила трубку и толкнула Сашу в бок:

– Почему ты надулся? Завтра я денежку получу!

– Этот Жумагалиев… – как во сне, протянул Саша. – Это очень плохо.

– Саш, конечно, это ужасно, если Костя говорил именно с ним. Но я оставлю эту версию на твоей совести. Мне он понравился. Очень интеллигентный человек.

– Теперь я все понял, – ответил он, не слушая ее. – Тебя просто подставили. Не удивлюсь, если эта передача окажется последней.

Глава 9

Прошла неделя, а Ивана никто не трогал. Мало-помалу он начал успокаиваться. Его терзало только одно – как там Серега? Нашел кто-нибудь его тело или друг так и лежит в пустой квартире? Насчет бабки он был уверен – ее давно похоронили. Но пробраться в ту квартиру, которая стала гробницей его друга, он не решался. Слишком рискованно – а вдруг там засада? А если нет, то его могут заметить соседи… Надо, чтобы о нем успели забыть, хотя вряд ли забудут… Наконец он не выдержал и позвонил Дмитрию Александровичу. Якобы затем, чтобы справиться о машине. Тот его порадовал:

– Скоро тебе твою тачку вернут.

– Следствие закончили? – осведомился Иван.

– Да вроде бы заканчивают.

– Ух ты! – поразился тот. – И кто же убил телевизионщика из моей тачки?

– А мне не доложили. Вот когда доложат, тогда, так и быть, сам тебе позвоню. Ты что опять от матери сбежал?

– Жаловалась?

– Нет, я сам как-то к ней зашел. Она мне ни слова не сказала, что ты там не живешь. Покрывает тебя по привычке. Но я же не слепой. Хотя бы вещи свои у нее забери. Так и стоят нераспакованные, в сумке, в коридоре.

– И что это вас в чине не повысили, Дмитрий Александрович? – притворно удивился Иван.

– Тебя вот спросить забыли. Ты, Ваня, смотри, мать у тебя женщина редкая. Такая никому жаловаться не станет.

– Я ее не обижаю. Просто жить с ней не могу.

Отвык.

– Ладно, это твое дело. Адресок оставь и телефон.

Думаю, через пару деньков сможешь приехать за своей тачкой.

На этом разговор закончился. Иван призадумался. Значит, следствие идет к концу. Обошлись и без его показаний. Эта новость его не слишком обрадовала. Он не исключал возможности, что, заканчивая следствие, найдут и Алию. А если девчонку пару раз тряхнут за плечи, она расколется и выложит, где взяла машину. Поедут в квартиру на «Сокол», а там их будет ждать подарок…

«Придурок! – выругал себя Иван. – Хотя бы Серегу там не оставлял! Все же будет ясно! А найдут Серегу – свяжут его со мной! Да приплетут и бабку в придачу. То же самое орудие убийства. Ежу понятно, что и действовал тот же тип. А может, меня видел кто из соседей бабки… Да, это или вышка, парень, или пожизненное… Сто процентов».

Вытащить из квартиры на «Соколе» труп он даже не рассчитывал. Прошло уже восемь дней со дня Ссрегиной смерти. Во что тот превратился? Да Иван к нему даже не прикоснется! А если решится потревожить тело – то куда он его денет? Машины-то у него теперь нет… Даже отвезти Серегу за город будет не на чем. Оставалась одна надежда – что Алию не найдут. И еще вторая – что девка не расколется. На фига ей признаваться в угоне машины?

И все же его немного успокаивало то, что следствие шло где-то в стороне, его даже для дачи показаний не привлекли. «Может, замажут это дело, – помечтал он. – Может, кому-то надо, чтобы все сошло тихо!» Единственное, что он пока мог сделать, не навлекая на себя подозрений, был визит в общагу.

И он снова туда приехал.

На этот раз дежурил другой вахтер. Ему Иван вообще не стал ничего объяснять, просто сунул паспорт, заявив:

– К Майгуль и Бахыт.

И прошел. Путь ему был хорошо знаком. Но повезло немного меньше, чем в первый раз. Он застал дома одну Майгуль. Она вскочила с кровати, увидев его, заморгала заспанными глазами, которые превратились в две узенькие щелочки.

– Привет, – сказал Иван. – Это опять я. Ты чего не заперлась?

– Я спала… – Майгуль наконец пришла в себя и пожаловалась:

– Болею…

– А сестра в институте?

– Да. А вы… – Майгуль одернула халат, взялась за чайник. – Чаю попьете?

Иван не отказался. Майгуль не было долго – наверное, умывалась. Она вернулась с вскипевшим чайником и налила ему чаю в пиалку. Иван повертел пиалку в руке, отхлебнул, поставил на стол.

– Знаешь, Майгуль, я ведь прошелся по тем телефончикам, которые ты мне дала.

– И что нашли? – Она пила чай, шмыгая заложенным носом.

– Почти ничего. Никто об Алие ничего не знал.

Только Дана Сулимова смогла мне что-то сказать.

Интересная женщина.

– Да? – заинтересовалась Майгуль. – Что же она сказала?

– Что Алию искать бесполезно, – слегка приврал Иван. – Слушай, а кто эта Дана? Ты откуда ее телефон знаешь?

Майгуль смутилась:

– Да я ее давно знаю… Понимаете, она же слепая. Ей нужен уход. Ну, я за ней ухаживала.

– А откуда она с Алией знакома? Алия тоже этим занималась?

– Да.

– Слушай, а мне что-то не показалось, что Дане нужен уход. Да и соседи мне сказали, что она спокойно в одиночку выходит из дому, ходит в магазин, сама все убирает, если разобьет или прольет…

– Не знаю. – Майгуль пожала плечами. – Я-то ее видела вскоре после того, как она ослепла. Тогда она была совсем беспомощная.

– Значит, она недавно стала такая?

– Да. Она вам не рассказала?

– Она мне только и сказала, что не любит об этом говорить.

– Да, верно, не любит. Но мне она все рассказала. – Майгуль подлила ему чаю, придвинула пряники в пакете:

– Ешьте. Дана ослепла после неудачного приема наркотиков.

– Что?! – Иван застыл с пряником в руке. – Она наркоманка?

– Бывшая, После того как с ней такое случилось, она слезла с иглы. А иначе, она мне сказала, ни за что бы не соскочила, слишком увлеклась… Она их давно принимала.

– Неужели можно ослепнуть после дозы?

– Она же ослепла… У нее была какая-то непереносимость, а ей подсунули некачественный наркотик. Еле спасли, но зрение потеряно навсегда, и у нее страшные головные боли… Еще ей кажется, что в комнате очень душно, и она открывает окна даже зимой. – Майгуль смущенно улыбнулась. – Я поэтому от нее скоро ушла. Не смогла вынести этого холода. Я очень быстро простужаюсь…

– А как ты ее нашла, эту Дану? – Иван в два приема сжевал пряник.

– По объявлению в газете. Знаете, я искала работу. Нам, конечно, не хватало стипендии, хотя мы отличницы, у нас повышенная. А родители не в состоянии много помогать. Я стала покупать газеты, типа «Из рук в руки». И нашла объявление: «Требуется помощница по дому для слепой женщины».

Я позвонила, вот и познакомились. Она мне неплохо платила…

– Неплохо – это сколько?

– Три доллара в час. Если пробыть там вечер – получается долларов десять, а то и двенадцать, – грустно ответила Майгуль. – Правда, я там чуть пневмонию не заработала…

– Так это ты нашла Дану?

– Да. А потом дала ее телефон Алие. Когда сама оттуда ушла. Так что Алия работала там уже после меня. Я старалась ей помогать. Она была очень хорошая… – Глаза у Майгуль остановились. Она смотрела в одну точку.

Иван ее подбодрил:

– Кто? Дана или Алия?

– Алия. А Дана все-таки вредная.

– Я это тоже заметил. Знаешь, что я тебе скажу?

По-моему, я здорово напугал эту Дану.

– Почему?!

– Ей не понравилось, что я спрашивал про Алию.

Короче, она сбежала из собственной квартиры, а меня оставила с носом. А она точно что-то про Алию знает.

Слушай, ты мне должна помочь.

– Как же? – отшатнулась Майгуль – Не знаешь, где может прятаться Дана?

– Прятаться? – изумилась Майгуль. – Ой, я не знаю… Может, не надо вам ее трогать?

– Почему это?

1 – Ну, она же совсем больная… Могла и правда напугаться. Нервы у нее не в порядке.

– Точно?

– Точно! Знаете, как она больно щипалась, если что не так? У! Я вся в синяках ходила… – Майгуль машинально погладила руку выше локтя. – Правда, она тогда была очень не в себе… Только что ослепла.

Наверное, даже завидовала, что я зрячая… Потому и вела себя так.

– Я бы на твоем месте не стал терпеть. Двинул бы ей разок!

Майгуль хихикнула:

– Я едва сдерживалась иногда.

– А с Алией она тоже позволяла себе такое? – спросил он. У него в голове как-то не укладывалось, что кто-то может безнаказанно щипать Алию.

– Мне Алия не жаловалась, но, наверное. Дана и над ней издевалась. Зато платила хорошо, понимаете? Если не боишься холода, то можно и потерпеть ее щипки и истерики.

– Это не из-за Даны Алия пропала? – неожиданно спросил Иван.

Майгуль очень удивилась:

– Почему из-за Даны? Она ушла от Даны еще в зимнюю сессию, на четвертом курсе. А пропала весной, то есть месяца через три…

– Почему же она ушла?

– Сказала, что времени у нее больше на Дану нет.

Кажется, Дана с тех пор никого не брала. Я ей нашла еще одну девушку, тоже из общаги. Ей были нужны деньги. Девушка эта туда позвонила, предложила свои услуги. Но Дана ей сразу отказала, даже слушать не стала. Она сказала, что теперь и одна проживет. Значит, она и вправду научилась обходиться без помощницы? Так получается?

– Так, наверное. Соседи меня в этом уверяли. – Иван вздохнул и отставил пустую пиалу. Майгуль взялась было за чайник, но он ее остановил:

– Не надо, я пойду. Спасибо за разговор.

– Вы к нам заходите, если что-то узнаете, – попросила Майгуль.

– Обязательно зайду! – пообещал он, и тут ему в голову пришла одна идея. – Слушай, Майгуль, а у тебя, случайно, нет какой-нибудь ненужной фотографии Алии? Мне бы пригодилось, чтобы ее искать. А то описывать внешность я не большой мастер…

– Фото? Попробую найти. – Майгуль достала из шкафа коробку и высыпала фотографии на свою постель. Порылась и протянула Ивану пару снимков:

– Тут ее снимал парень…

– Чей парень? – спросил Иван, просматривая снимки. – Ее?

– Ага. Но его уже нет. Они расстались незадолго до того, как она пропала. А снималась она позапрошлым летом.

– Полтора года назад, значит, – сообразил вслух Иван, разглядывая снимки. – Изменилась она за это время…

– Да не очень, мне кажется… – отмахнулась Майгуль и вдруг насторожилась:

– А что, вы ее видели недавно?

Иван понял, что выдал себя, и поторопился оправдаться:

– Да это же я тебя спрашиваю – изменилась она или нет?

– Откуда же мне знать?

– А что ж ты сказала, что она не очень изменилась? – в свою очередь поддел он девушку Та сдалась и неохотно улыбнулась.

– Когда Алия пропала, то была такая же, как на фотках?

– Такая же. – Майгуль отвечала неохотно, и было видно, что ей жалко отдавать фотографии. – Вы мне их верните.

– Потом.

Он сунул снимки в карман, попрощался и ушел. На улице еще раз вытащил их и рассмотрел. На первом снимке Алия была в лифчике от купальника, цветастой длинной юбке и сандалиях на босу ногу. Она сидела на каком-то огромном камне и щурилась от солнца, бившего ей в глаза. Второй снимок был сделан в городе, судя по всему, в самой Москве. Здесь Алия опять стояла под ярким солнцем, отчего ее глаза превратились в щелочки. Она смеялась, довольно фальшиво растягивая губы. Зубы у нее были неровные, темноватые.

На обоих снимках девушка была совсем ненакрашена и причесана не так, как теперь. Ивану фотографии не понравились. Но зато искать девицу со снимками в кармане будет куда легче.

Он подошел к таксофону и набрал номер Даны Сулимовой. Вскоре трубку сняли, и он услышал молодой женский голос:

– Алло, слушаю!

– Дану позовите, – бросил Иван.

– Ее нет. Уехала, – ответила девица.

По голосу он опознал студентку. И напористо спросил:

– Куда уехала?

– Она не сказала.

– В милицию заявляли?

– Ку-да?! – испугалась девица. – В милицию?!

Зачем это?

– Ее что, так с того дня и не было? – продолжал Иван.

Тут и девица его узнала:

– А, так это вы к нам тогда приходили?! А вы, между прочим, знаете, что чужую дверь сломали?! Кто отвечать будет? Кто платить будет? Мы с мужем будем новую дверь ставить?!

– Там же никто не живет.

– Но хозяйка-то есть.

– Так это хозяйка сдавала комнату жиличке или сама Дана?

– Эта комната не сдавалась!

– Врешь, – возразил Иван. – Там жила одна девчонка, и ты должна была ее видеть. Эй, ты где? Не пропадай!

Но девица уже бросила трубку. Иван обрадовался, что милицию не вызывали. Значит, ему туда пока еще можно. Можно и нужно! Необходимо обыскать комнату Даны, ведь этого он не сделал в тот раз.

А девица – черт с ней! Можно связать и в кухне на пол положить вместе с мужем, пусть погрызутся. Припугнуть, и дело с концом.

Он поймал машину и доехал до Мясницкой.

К особняку прошел задами, поднялся по лестнице.

Позвонил резко и грубо, заранее настраивая себя на стычку с соседями. Однако дверь ломать не пришлось. Связывать их тоже. Насмерть перепуганная парочка открыла ему без единого звука. Иван вошел, отодвинув парня плечом, и спросил:

– Одни?

– Да… – промычал парень, а девушка метнулась в свою комнату и прикрыла дверь.

Иван понял, что они его здорово боятся.

– Ну вот что, – авторитетно заявил он. – Давайте сразу договоримся. Пока я тут – всем сидеть в комнате, понял? Если к телефону сунешься и вообще мешаться будешь – урою!

– Слушай, ты…

Парень выпятил свою впалую грудь, но Иван легонько толкнул его расставленной пятерней, сразу ощутив кончиками пальцев, какие у того тонкие ребра. Как у цыпленка табака. Парень сдавленно вздохнул и побелел. Из комнаты раздался шепот:

– Ты чего?! Иди сюда, ну?!

Парень исчез за дверью, и Иван услышал, как там лязгнул закрываемый замок. Заперлись изнутри. Это его вполне устроило. Ему вдруг стало весело. Он сообразил, в чем дело. Эти двое, проживая в коммуналке, не могли не знать, от чего ослепла Дана. И наверное, его принимали за какого-нибудь наркодельца, который ищет свою старую жертву. Парочка была напугана до смерти, он слышал, как они там шептались, успокаивая друг друга.

Дверь в комнату Даны так и стояла отпертой, только была прикрыта. Он вошел. За прошедшую неделю ничего в комнате не изменилось. Только лампа над столиком не горела и окно было закрыто. Он оставил дверь в коридор приотворенной, чтобы увидеть, если молодежь станет пробираться к телефону, и начал обыск. Опыта в таких делах у него не было.

Он искал довольно бестолково, и его бесило, что приходится переворачивать груды всякого хлама. Дана, видимо, ничего не выбрасывала, все складывала в коробки в надежде, что пригодится на будущее. Иван всякий раз злобно чертыхался, когда очередная увесистая коробка оказывалась наполненной старыми учебниками, школьными тетрадками, исписанными кривым почерком. Было много давно просроченных лекарств, какие-то дурацкие шляпки, довоенного еще вида, дырявые чулки – огромный пакет подобного хлама. Все это одуряюще пахло нафталином, лавандой и духами «Красная Москва». Он их узнал, такими душилась его бабушка.

Перекопав стоявшие в углу коробки, Иван взялся за шкафчик с куклами. Куклы были пыльные, трухлявые. У одной из них тут же отвалилась голова, так что он даже вздрогнул. Поднял голову за длинные белые волосы, посмотрел в глупые кукольные глаза и швырнул ее в угол. Это маленькое происшествие почему-то привело его в бешенство. Теперь он не просто искал улики против Даны и Алии – он разорял комнату. Все летело вверх дном, а когда ему под руку попалось креслице с розовой обивкой, он легко поднял его за ножку и откинул подальше.

И только от этого грохота он пришел в себя, поднял креслице, с трудом в него втиснулся и закурил.

Обыск никаких результатов пока не дал. Правда, обыскал он далеко не всю комнату, но сил больше не было тут оставаться. Иван вышел в коридор и громко стукнул в дверь к студентам. Там была совершенная тишина, так что могло показаться, что хозяев нет дома.

– Эй, соседи! – позвал он. – Не хотите отпирать, не надо. Ответить-то можете?

Но ему не ответили.

– С чего вы взяли, что Дана уехала? – громко спросил он.

За дверью – молчание. Иван рассердился:

– Вы, студенты, мать вашу так! Человек пропал, а вам плевать?!

– Она уехала, – тоненьким голосом ответила девушка.

– Куда уехала? Вещи на месте.

– А она звонила…

– Да ты что болтаешь?! – Он еще раз ударил в дверь, так что девушка истерично взвизгнула. Он едва взял себя в руки, а то бы сломал им замок. – Когда звонила?!

– А на другой день, сразу после вашего потопа… – Она уже окончательно перешла на визг. – Не ломайте дверь!

– Не трону я твою говенную дверь, но поговорить-то ты можешь?! – закричал Иван. – Звонила, значит? А что сказала?

– А ничего! Сказала, что уехала! Что поживет у родственницы… Еще сказала, что вы, наверное, еще придете… Чтобы мы вас впустили, если придете;;;

К ней в комнату чтобы впустили…

– Меня?! – удивился Иван. – Она велела меня пустить к ней в комнату?!

– Да!

– И что дальше? Дана ничего не просила мне передать? – Он прижался к двери, чтобы лучше слышать. – Она для меня ничего не оставила?

– Нет. – Судя по голосу, девушка уже начинала плакать. – Да что вы к нам привязались, мы не знаем про нее ничего…

– Значит, тут ее больше не было?

– Да вы поймите, откуда нам это знать? – Это заговорил парень. Он старался говорить спокойно, но голос у него дрожал и срывался. – Мы с женой целый день в институте. Мы тут не сидим целый день, можете вы это понять?! Может, она сюда приходила, когда нас не было дома. Отвяжитесь от нас, Бога ради! Мы только что пришли, мы чай пьем. "

Иван не поверил, что эта парочка может пить чай в такой нервной обстановке, но было ясно – ему не откроют и больше ничего не расскажут. Он вернулся к Дане, огляделся. Обшарил подоконники, нашел кучу старых рецептов, прочитал их и ничего не понял. На всякий случай сунул рецепты в карман. Потом принялся за постель. Тут ему повезло больше.

Едва он откинул подушку, как увидел на простыне маленькую длинную коробочку. Точно такая же была в сумке у Алии. Иван взял коробочку и открыл ее. На потертой фиолетовой обивке в бархатном углублении лежал маленький шприц, а рядом поблескивала игла.

– Еще один баян, – пробормотал Иван. – А всем врала, что с иглы соскочила.

Он вынул шприц и посмотрел его на свет. Там не было жидкости, он был чистый и сухой и блестел, как новенький. Игла тоже сияла чистотой.

На всякий случай он и эту находку сунул в карман.

Больше искать было негде. Он снова закурил, присев к маленькому столику, задумчиво облокотился на него… Столик, как и неделю назад, был покрыт русским цветастым платком, по черному полю шли красные и желтые цветы с зелеными листьями. Иван курил, тыкая сигаретой в пепельницу, насорил пеплом на платок, провел ладонью, чтобы стряхнуть…

Ладонь ощутила какое-то легкое вздутие, незаметное глазу. Иван приподнял платок, взглянул на столешницу. Там, белой стороной вверх, лежало несколько фотографий, сделанных на фотобумаге «Кодак».

Он схватил их, перевернул, расправил веером и поднес к свету…

Первый снимок был точным близнецом того, который ему дала Майгуль. Алия в длинной юбке, сандалиях, с голыми плечами сидит на валуне под солнцем. Он достал свои фотографии, сверил. Несомненно, они были отпечатаны с одного и того же кадра.

Второй снимок изображал Алию в обнимку с каким-то парнем. Парень был в темных очках на коротком приплюснутом носу, коротко стриженный, скуластый. На нем были черная майка и джинсы. Алия была одета в серебристое короткое платье, туфли на квадратных каблуках. Ее длинные волосы свисали на грудь. Снималась парочка, наверное, в каком-то ночном клубе, судя по обстановке. Также это мог быть бар или дискотека. Глаза у Алии на этом снимке были красные, как у кролика. В углу стояла дата: «97-6-18». Восемнадцатое июня девяносто седьмого года. Снимок был сделан летом, когда Алия уже пропала для своих родных и знакомых, когда она была в розыске…

Третий снимок изображал уже не Алию. Там была Дана с солидным мужчиной. Мужчина, развалившись, сидел в глубоком кожаном кресле в углу какого-то офиса. Виднелся угол стола, часть компьютера, окно, закрытое жалюзи. Мужчину было почти не видно из-за Даны, сидевшей у него на коленях. Она обнимала дядьку за шею, прижавшись виском к его голове, как-то странно изогнувшись, и смотрела в объектив своими огромными мертвыми глазами. На этом снимке тоже была дата: «97-8-24». Двадцать четвертое августа.

А вот четвертый, последний снимок был старый, черно-белый, сделанный советским фотоаппаратом.

Здесь опять была Дана, Иван ее сразу узнал. Маленькая, худая девушка в джинсах, с пышной гривой волос, с равнодушными темными глазами. Она стояла на каком-то мосту с чугунными узорными перилами, позади нее маячила река, текущая среди гранитных набережных. Дана глядела серьезно, без улыбки, на плече у нее висела гитара, почти с нее саму ростом.

Девушка придерживала гитару за широкую ленту и смотрела прямо в кадр, без всякого намека на кокетство. На обороте этой фотографии тоже оказалась надпись, сделанная карандашом: «Питер, 81».

Больше под платком ничего не нашлось. Иван собрал фотографии и тоже сунул их в карман. Потом вышел из комнаты, прикрыл дверь и, не попрощавшись с соседями, ушел.

На душе у него стало полегче. Конечно, с этими фотографиями ему было нечего делать. Алия как была недостижимой, так и осталась. Кроме того, теперь эта дрянь сообразила, что он проведал про ее знакомых, и будет прятаться ненадежнее.

«Дана, разумеется, с ней заодно… – размышлял Иван. – Найти бы хоть Дану. Выяснить, кто этот мужик, с которым она снялась. Может, любовник? Или даже муж? Нет, она жила одна. А парень у Алии так себе. Что она в нем нашла? Хотя, может, это кто-то случайный. Проститутка…» Он со злобой вспомнил, как легко она согласилась с ним переспать, как предложила себя Сереге. "Да чего я вообще ее ищу? – задумался он. – Тачку мне и так вернут, к делу меня не привлекают. В сущности, она мне уже не нужна. Работать надо, парень, а не за девчонками бегать.

Ведь еще бы немного – и тебе бы башку отстрелили из-за нее… Кстати, о птичках. Неплохо бы приобрести пистолет. Хотя бы пистоль надо иметь, для начала. А уж потом автомат. На оптику бы разориться, но это уж слишком дорого…"

У него никогда не было ружья с оптическом прицелом, но он не оставлял надежду, что когда-нибудь его приобретет. И тогда уже не бросит свою игрушечку после дела, как Серега. Нет, такую штуку он будет беречь. Да и какой смысл бросать? Тогда все заработки уйдут на одно оружие, если каждый раз такое дорогое покупать…

Иван решил съездить к знакомому торговцу и приобрести себе что-нибудь подходящее. Деньги у него были с собой, адрес он помнил. А вот телефон потерял. Он поехал наобум, не зная, что его там ждет, кого он встретит.

Торговец жил в Мытищах, Ивану пришлось ехать на электричке. Добрался он туда уже часов в девять вечера. Потом долго блуждал по закопченным грязным улицам, по фабричным кварталам, отыскивая нужный дом. Ориентиром служила юридическая консультация, располагавшаяся на первом этаже. Иван наконец нашел знакомую вывеску – как-то Серега взял его с собой, но к торговцу Иван не поднимался.

Теперь ему предстояло самому ломать лед Его могло ждать что угодно, в лучшем случае – вежливый отказ или просто запертая дверь. О худшем ему даже думать не хотелось, именно потому, что он был без оружия.

Иван поднялся на лифте и позвонил. За дверью слышалась приглушенная музыка, потом чьи-то голоса – все это раздавалось из телевизора. Глазок светился. Вскоре глазок в двери потемнел.

– Кто? – спросил его мужской голос.

– Я от Сереги, от Кузнецова.

– От какого Сереги? – переспросили его.

– От Кузнецова, – негромко повторил он, переминаясь с ноги на ногу.

За железной дверью подумали. Потом Иван услышал, как ему отпирают дверь. Отпирали долго, возились с замками, отодвигали задвижку, засовы. Наконец выглянул хозяин – мужчина лет сорока, в теплом спортивном костюме. Он рассматривал Ивана, а Иван рассматривал его лысину.

– Вы Олег? – спросил Иван.

– Ну?

– Зайти-то дайте.

Его впустили без возражений. Иван огляделся, прислушался. Он стоял в просторной прихожей, на кухне было темно, там горел зеленый индикатор холодильника. Из одной комнаты доносились звуки работающего телевизора, запах кофе Еще две двери в конце коридора были прикрыты, – Поговорить-то с вами можно? – спросил Иван. – Или я некстати?

– От Сереги Кузнецова, значит? – переспросил в который раз Олег. Он явно колебался.

– Да, я его друг.

– А… И чего там с Серегой? – осторожно спросил Олег. – Не нашли еще?

– Кого?

– Ну, кто его это… Ну, это…

Олег кашлянул, а Иван напрягся. Он понял из его слов, что Серегу нашли. Мало того, что нашли! Завели следствие, об этом всем стало известно. Не добрались бы до него… Он уже хотел было уходить, но потом понял, что поздно спохватился. Лучше не называть себя этому Олегу, тогда, может, обойдется А он тоже не пойдет его сдавать милиции. Разве что в обмен на личную неприкосновенность. Хотя кто ему, ханыге, такое предложит?! Ограбят и все равно упекут, если только поймают…

Олег провел гостя на кухню, включил радио, прикрыл дверь.

– Жена дома, – пояснил он. – Говорите тише.

Так чего там с Серегой?

– Ничего. Убили, – скупо ответил Иван.

– Так я давно уже знаю, что убили, – разочарованно ответил тот.

– Откуда? – поинтересовался Иван. – Что – в газетах писали?

– Шутите? Слышал, друзья передали. Жаль парня. Так вы его друг?

– Да. – Иван решил не говорить, что они с Серегой работали вместе. Это вообще никого не касалось. А Серега не рассказывал этому Олегу, для чего берет оружие. Брал, и все.

– Да, я его друг, – продолжал Иван. – Он мне про вас говорил.

– Что говорил?

– Что можете помочь.

– А? – встрепенулся Олег, его мышиные глазки недоверчиво сверлили гостя. – Чем помочь?

Он подкрутил радио, чтобы играло погромче. Иван закурил и небрежно, как бы мимоходом, сказал:

– Я бы купил пушку. Небольшую, типа в кармане носить.

– Я не понял, что Сергей рассказывал? – еще больше всполошился Олег.

– Да вы не переживайте, – с деланным спокойствием заговорил Иван. – Все нормально. Вы меня не знаете, вы мне не доверяете. Я вас тоже не знаю.

Короче, если нет, то нет. Тогда найду в другом месте.

Тут Иван достал деньги и спросил, словно они уже договорились:

– Почем у вас будет?

Тот замялся, потом поморщился, показал, чтобы Иван убрал доллары:

– Ну, не прямо сейчас. Жена дома. Давайте встретимся через полчасика, я пойду машину посмотреть, в «ракушку» загляну. Моя «ракушка» во дворе, третья слева. Там меня дождитесь. Мы съездим.

– Дома не держите?

Олег еще больше сморщился:

– Давайте потом, ладно?

– Ладно, – согласился Иван.

Олег выпроводил его из квартиры и хорошенько запер за ним свою тяжелую дверь. Во дворе Иван долго слонялся возле «ракушек», пересчитывая их, пиная и размышляя, придет торговец или не придет.

«Этот жлоб перетрусил, сразу видно… – вздыхал он. – Еще запрется у себя до утра, а я, получается, зря сюда прокатился. Да черт, он что – и на заработок не клюнет?!» Он уже сильно сомневался, стоит ли дальше ждать, когда стеклянная дверь подъезда хлопнула и появился Олег. Он быстро прошел к своей «ракушке», открыл ее, вывел машину и, не глядя на Ивана, сел в нее и захлопнул дверцу. Но при этом показал парню глазами: иди за угол. Иван понял, прошел вперед. На углу его догнала машина Олега, тот открыл дверцу и пригласил Ивана:

– Давай сюда. – В машине он сразу перешел на «ты». – Серегу-то когда нашли?

– Не помню, – нахмурился Иван. Он бы предпочел не отвечать на такие точные вопросы. – Кажется, на этой неделе.

– Кажется, в понедельник, – с удовольствием припоминал Олег. – Нет, ты подробности слышал?

Кошмар! Вкололи ему дрянь какую-то, помер сразу. Хотя… Ты же помнишь его? Ведь он парень был здоровый. Бабку его тоже пришили. Говорят, за квартиру убили. Там, говорят, история… Медсестра же под следствием.

– Какая это медсестра?

– Да ты что – не в курсе? А еще друг. Мне и то все уши про это прожужжали. Медсестра ходила к его бабке. Потом бабка ей, видно, обещала квартиру за хороший уход или что-то в этом роде. Медсестра, ясно, обрадовалась. А бабка отписала квартиру на внука. Дочери не оставила, потому что вроде терпеть ее не могла.

– Это мне известно.

– Ну? А говоришь, какая медсестра?.. Сам все знаешь. Короче, медсестра узнала про это дело и заманила Серегу на какую-то малину, там убила наследничка. Потом бабку пришила.

– Странно, – небрежно бросил Иван. – Откуда это все взялось?

– Версия следователя.

– Да вранье все.

– А ты откуда знаешь?

– Ничего я не знаю, я рассуждаю, – злобно ответил Иван, которого эта история расстроила. – Если бабка померла – с какого фига медсестре достанется квартира? На нее же не было завещания? Она все равно хату бы не получила.

– А говорят, что как раз было завещание, – возразил Олег. – Говорят, бабка ей показала завещание, еще давно. Та и ходила к ней как дура, пока не поняла, что ее надули. А вообще, что мы спорим? Это головная боль следователя, а не наша!

– Верно, – кивнул Иван.

Олег свернул в какой-то двор и остановился:

– Приехали. Давай бабки и жди меня тут.

Через двадцать минут они расстались. Иван уплатил требуемую сумму, Олег отдал ему пистолет Макарова. Оба остались друг другом довольны. Олег, правда, отказался отвезти клиента на станцию:

– Понимаешь, там менты. Не надо мне светиться с тобой.

Иван отмахнулся:

– Да я все понимаю.

– Ладно, тогда давай без обиды. Ты сам-то не на тачке?

Иван мотнул головой:

– В ремонте моя тачка. Ладно, если что – я опять приеду.

– Ну конечно, приезжай, – кивнул Олег, высаживая его. И сказал на прощанье:

– Жаль Серегу, хороший был парень.

Иван вышел из машины, хлопнув дверцей, и углубился в темный переулок. Через сорок минут он был в Москве. А еще через полчаса, все хорошенько продумав, он нажимал звонок возле двери Танькиной квартиры. Ему опять открыл Денис. Увидев Ивана, мальчик хотел было захлопнуть дверь, но тот поставил ногу на порог, и Денис не решился врезать ему по ноге.

– Таня дома? – спросил Иван.

– Ее нет!

– Врешь, а еще пионер!

– Я не пионер! Сам ты пионер! – обиделся Денис, и до Ивана впервые дошло, что пионеров больше нет. Он рассмеялся:

– А кто? Бойскаут, что ли?

– Я тебе говорю – ее нет!

У брата за спиной возникла Танька. Она была в халате, держала в руках кухонное полотенце и растерянно смотрела на гостя.

– Ты? – вырвалось у нее.

– Выйди, – приказал Иван.

И она покорно вышла на лестничную клетку, прикрыв за собой дверь. Иван отвел ее подальше, чтобы Денис не подсматривал и не подслушивал, и негромко спросил девушку:

– Ты мириться будешь?

Таня взорвалась:

– Я?! Я, по-твоему, первая должна?!

– Помолчи, – отрезал Иван. – Я тебя спрашиваю: ты идешь со мной или нет? Если нет, так и скажи, у меня времени мало.

Она испугалась:

– Что случилось?

– Ничего, соскучился.

– Врешь!

– Не веришь? Тогда я уйду.

Она вцепилась ему в рукав:

– Ты всю неделю думал, как извиниться, да? И придумал такой способ?

Он выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы:

– Слушай, мать, я же тебя не насилую. Ты возвращаешься?

Она кивнула:

– Да, только не теперь. Мне надо как-то уйти из дому. Меня не отпустят прямо сейчас.

– Мне не важно, сейчас тебя отпустят или не сейчас. Главное, чтобы сегодня или завтра пришла.

Придешь?

Таня нерешительно заглянула ему в лицо, попробовала обнять его, но он вдруг отвернулся. Ему стало не по себе. Ведь он ее звал не потому, что соскучился, не потому, что не умел прожить в одиночку.

Она была ему нужна для конкретной цели. Ему была нужна женщина, чтобы искать Алию. Без женщины он бы не справился.

– Тань, потом будем лизаться, – ответил он и сам себе удивился: так сухо прозвучал его голос.

Танька оторопела:

– Да я нужна тебе или нет?

– Очень.

И он вприпрыжку побежал вниз по лестнице, а Танька смотрела ему вслед, перевесившись через перила, пока дверь квартиры не скрипнула и она не услышала голос брата:

– Ты что – дура? Он же тебя не любит!

– Молчи, червяк… – ответила она сквозь слезы. – Я сама все знаю.

– Чего же ты ему на шею вешаешься? Как не стыдно? – солидно выговаривал ей братишка. – Дура! А он над тобой смеется!

– Не твое дело!

– А мамка говорит – он бандит!

– Тихо, кому я сказала? – грозно обернулась она. – Если только скажешь матери, что он сюда приходил – убью!

– Ага, ни фига не убьешь! – скривился Денис. – Ты хотя бы оденься, а то сейчас за ним в халате побежишь.

Она вернулась в дом и принялась собирать вещи.

Поздним вечером, незадолго до полуночи, она снова была в Измайлове, на прежней квартире.

– Вань, – сказала она, едва переступив порог.

Ты мне должен все рассказать.

Он едва на нее посмотрел:

– Что?

– Все про себя. – Танька поставила в угол тяжелую сумку. – Кто ты? Кем работаешь? Откуда у тебя деньги? Машина? Почему ты не ходишь на работу? – Она нервно сцепила руки. – Мама сказала, что ты, наверное, в мафии…

Иван не выдержал, его добило страдальческое выражение Танькиных глаз. Он захохотал:

– Ты, подруга, вообще-то как – здорова? Я в мафии?!

– Не кричи, – испуганно огляделась она. – В этом доме хорошая слышимость… Я иногда слышала, как ругаются соседи… Так ты не в мафии?

– Нет пока. Хотя зря, наверное. – Иван пошел на кухню, открыл холодильник, бросил в раковину пару замерзших куриных окорочков. – Сготовишь?

С чесноком?

– Я сделаю все, что ты захочешь! Но я хочу знать, с кем живу.

Танька открыла горячую воду и обмыла окорочка от налипшего желтоватого льда.

– Я коммерсант. Тебя устраивает?

– Мама сказала, что ты бандит… – вздохнула Танька, закрывая воду и вытирая руки.

– А если так и есть?

Она жалобно улыбнулась:

– Не говори чепухи.

– Ну хорошо. Я не бандит. Я не мафия. Я не коммерсант. Сказать, кто я?

– Кто? – жадно поторопила она.

– Я набитый дурак! Дурак, что с тобой связался! – бросил Иван. – Не можешь нормально жить с мужиком – вали отсюда. Что ты ко мне пристала, что ты мне душу мотаешь?! Нет чтобы пожрать приготовить!

Немного от тебя радости!

– Вань, я сейчас все сделаю… – пугливо пообещала она и снова обмыла окорочка горячей водой.

Иван подумал и наконец сказал:

– Ладно. Проняла ты меня. Я охранник. Профессионал. Поняла?

Эта версия ей понравилась:

– Вань, я давно догадывалась о чем-то таком. Но это правда?

– Ага. У меня и пистолет есть. В куртке лежит.

Хочешь, достань и посмотри.

Она с опасением выглянула в коридор:

– Нет, не хочу… Вань, а что ты охраняешь?

– Банк.

– А форма у тебя есть?

Он устало выдохнул:

– Когда я прихожу на работу, то переодеваюсь. Ты вообще соображаешь, как я буду выглядеть в форме охранника на улице, скажем?

В метро?

– А кстати, где твоя машина?

– Вернут на днях. Поедем кататься, – пообещал Иван.

– Да? Ой, здорово… – Танька подсела к нему, прижалась головой к его плечу. – Вань, я страшно скучала. Ты даже не поверишь, но я каждую ночь плакала… Почти не спала. А ты?

– Ага, я тоже не спал, – ответил он, глядя на то, как дымок сигареты быстро бежит к потолку. – Тань, делай с окорочками хоть что-нибудь. У меня завтра тяжелый день.

Глава 10

Наутро Иван отправился к метро и купил с лотка толстенный телефонный справочник Москвы. Принеся его домой, он разбудил Таньку:

– Вставай. Ты мне поможешь.

Она села в постели, сонная, розовая со сна, с трудом открыла глаза и протянула:

– Ой, что это ты принес?.

– Помнишь, я просил тебя найти Сулимову?

– А, опять ты эту бабу ищешь?

– Нет, теперь я ищу ее родню. Вот тебе справочник, вот тебе телефон. – Иван поставил телефон ей в постель. – Найди всех Сулимовых и звони подряд.

Проси к телефону Дану. Говори, что ты ее соседка из коммуналки, студентка. Поняла меня?

Танька продрала глаза, вздрогнула – то ли от изумления, то ли от холода:

– Рехнулся? Дай хоть кофе попить…

– Я тебе в постель принесу. Давай звони!

– Сам, что ли, не в состоянии трубку удержать?

Почему опять я?

– Да потому, что, если буду звонить я, ее не позовут к телефону. Тут женщина нужна. Ты меня поняла? Звони!

– А на работу ты не идешь?

– Я сегодня выходной. Ну?!

Она вздохнула, завернулась в одеяло и принялась шуршать тонкими страницами справочника. Иван сварил кофе, принес в комнату две чашки, сделал бутерброды. Танька сосредоточенно звонила и под конец говорила с абонентами уже почти как профессиональная секретарша:

– Здравствуйте, можно позвать Сулимову Дану?

Нет? Что? Нет такой? А это не ваша родственница?

Что? Нет? Извините. – Бросала трубку и снова накручивала номер. Потом вздохнула, закрыла справочник:

– Ты выбрал подходящее время, нечего сказать.

Одиннадцать утра! Половины этих Сулимовых дома нет. Другая половина не знает Дану. Ты мне можешь сказать – кто она такая?

– Дрянь она. Обокрала меня.

– Да ты что?! И что украла?

– Важную вещь, – отмахнулся он. – Если хочешь знать, она прячет угонщика моей машины.

– О… – испугалась Танька. – А может, пусть ее лучше менты ищут?

– Ничего не лучше. Я сам должен ее найти. Сам, поняла?

– Но машину ведь твою нашли? Ты сказал – тебе ее вернут? Тогда зачем все это?

– Машину нашли, а вот бабу не нашли. Я сам ее найду и навешаю ей…

– Неужели будешь бить женщину?

– А что – по мне не скажешь, что я на такое способен? – усмехнулся он. – Да ладно, не переживай.

Перезвони еще раз всем, кого дома не было.

И пока она звонила, он соображал. В принципе ему предстояла обычная работа. Найти человека, выследить его, выйти с ним на контакт, чтобы никто за руку не поймал. Правда, убивать он не собирался. Ни Дану, ни Алию. И кроме того, сейчас он был в невыгодном положении. Никогда ему не случалось работать, имея в распоряжении только имена и фотографии. Он нуждался в телефонах, адресах своих будущих жертв. А на этот раз все телефоны и адреса оказывались мертвыми, бесполезными… И к тому же никто не собирался ему платить за то, что он делает. За все платил он сам. И хотя Алия была ему нужна все меньше и меньше, особенно теперь, когда вину за смерть Сереги и его бабки повесили на медсестру, Иван очень хотел найти девушку. Больше, чем раньше.

Конечно, его никто ни в чем не обвинял. Медсестра у него тоже никаких симпатий не вызывала.

Слишком много он от нее страху натерпелся, когда она звонила в дверь к бабке, вызывала соседей…

Иван, как правило, ненавидел тех людей, которым удавалось его напугать. Но в сказку о том, что она убила двух человек из-за какого-то липового завещания, он не поверил ничуть. «Да никогда бы Серегина бабка не сделала завещания в пользу чужого человека! – рассуждал он. – Даже обещать бы не стала! Значит, медсестра сейчас мучается совершенно зря. А убийца на свободе. И возможно, это Алия…» Ее необходимо было найти, хотя бы затем, чтобы спросить: «Зачем ты это сделала, стерва?!»

Танька положила трубку и доложила:

– Дозвонилась еще до одних, но бесполезно. Они не знают никакой Даны. Слушай, Ваня, ты делаешь глупость. Оставь эту бабу в покое. Ну, она же больше к тебе не полезет, во второй раз машину не угонит. Так не бывает.

Иван отнял у нее справочник и телефон:

– Спасибо, помогла!

– Я же не виновата, что они ее не знают! – воскликнула девушка. – Ладно, я буду целый день им звонить, пока не поговорю со всеми. Ну, что ты опять начинаешь! Если я тебе не нужна – зачем ты тогда пришел? Зачем меня позвал?

Он молча оделся, проверил пистолет во внутреннем кармане куртки и ушел. "Я должен обогнать ментов, – думал он, спускаясь в лифте. – Если они первые найдут Алию, она может меня заложить. Тогда сказке про медсестру никто уже не поверит. Спасибо еще, что они не опросили соседей па «Соколе». Те бы меня описали. Искали бы парня, а не хватали медсестру. Алию надо найти…. – Тут его мысли несколько поменяли направление, и он задумался о деле телевизионщика:

– Участковый сказал, что следствие идет к концу. А что это значит?

Либо девчонку уже поймали, либо вот-вот поймают.

Во всяком случае, им должно быть известно, кто она такая. Значит, она сейчас прячется как может и вряд ли будет жить вместе с Даной у ее родни… И с чего я взял, что фамилия ее родичей тоже Сулимовы! С чего я взял, что Дана вообще живет у родни? Это мне студентка, дура, сказала, а я ей, дурак, поверил.

На самом деле Дана могла ей наврать. Может, их давно уже нет в Москве… Бросить все это дело и взять заказ – вот что мне нужно".

Но чтобы взять заказ на очередное убийство, Иван должен был засветиться, как минимум, перед заказчиками. Точнее, перед заказчицей. Еще в Эмиратах Серега рассказал ему, что к нему обращалась за помощью одна женщина, жена какого-то торгаша. Она хотела заказать собственного мужа. Отношения с мужем очень плохие, у него любовница, на которой он собирается жениться. А жена с детьми снова станет нищей, потому что любовница очень жадная и требует, чтобы раздела имущества не было никакого…

Что тут было правда, а что женщина выдумала для того, чтобы убедить Серегу, – это было не важно.

Серега рассказывал Ивану, что то и дело останавливал женщину: «Ладно, это не важно, я вам верю…»

Но та очень волновалась и все равно рассказывала обо всех своих несчастьях, как на исповеди. Серега потом еще посмеивался: «Надо же, иногда я у них вроде попа… Грехи отпускаю. Идиоты! За свои деньги могли бы вообще ничего не объяснять… Кто их просит?! С бабами всегда так. Стараются разжалобить, хорошими показаться. А мне какое дело?!»

Ребятам уже не раз приходилось убирать кого-то по заказу ближайших родственников. Они к таким делам привыкли. А мотивы были одни и те же – деньги. И теперь Иван спокойно мог бы найти эту бабу, взять заказ, получить аванс… И все бы пошло своим чередом. Но у него пока не было желания работать. Ни желания, ни прямой необходимости – ведь кое-какой запасец у него пока был…

И он был готов пожертвовать частью этого запаса, чтобы отыскать девчонку. Он знал и нужного человека, который мог ему помочь. К услугам этого типа иногда прибегал Сергей, когда нужно было раздобыть еще какие-то данные о клиенте. Сергей говорил, что этот Мужик – Юра – бывший мент и у него множество связей. Юра охотно брал деньги, чтобы подкинуть свежую и редкую информацию о том или ином человеке. При этом он, наверное, делился с кем-то из бывших коллег. Но об этом предпочитал не распространяться. И сейчас Иван ехал к этому Юре.

С дороги он ему позвонил. Юра был дома и, узнав, о чем пойдет речь, сказал, что ждет гостя.

Дома никого, кроме Юры, не было. Иван тут уже бывал и всегда поражался, в каком дерьме может жить довольно состоятельный человек. А Юра был не беден – он брал хорошие гонорары за предоставленную информацию. Но квартира у него была в страшном состоянии: обвалившаяся штукатурка, линялые обои, тяжелый запах от грязной старой сантехники. Юра был с похмелья. Он молча впустил гостя и хрипло сказал:

– Давай на кухню, я закусываю.

Он не только закусывал, судя по тому, что стояло на столе. Здесь были пустая бутылка водки рядом с только что раскупоренной, нарезка ветчины в разодранной упаковке, импортное печенье, банка маринованных венгерских огурцов.

Иван сел к столу, и Юра вопросительно поднял бутылку:

– Как насчет?..

– Ну, давай по чуть-чуть, – неохотно согласился Иван.

Ему уже случалось видеть бывшего мента пьяным, и он знал, что тот не будет разговаривать о деле, пока гость тоже не выпьет. Они выпили. Юра откашлялся, закурил, тупо уставился в окно, а потом неожиданно сказал:

– Да, такие вот дела. Друга твоего вспоминаю. На днях узнал.

Иван тоже закурил, чтобы хоть чем-то занять внезапно задрожавшие руки. "Черт, – подумал он. – Дурак я, сидел бы дома. К кому пришел?! В какое время?!

К бывшему менту?! Следствие же идет'" Но ему пришлось спокойно ответить:

– Все там будем.

– Угу, – промычал Юра, глядя в окно стеклянными глазами. – Между прочим, довольно громкое дело получилось. Говорят, потом в газетах напишут.

Но ты не тушуйся, слышишь? – Он все же заметил волнение гостя.

– Мне-то что? Мне наплевать. Это вроде бы медсестра постаралась? – спросил Иван – Угу. Откуда знаешь?

– Да уже от других слышал…

– Да, болтают много… – туманно пояснил Юра.

– Она созналась?

– Жди – Юра лениво закусил огурцом, похрустел, и глаза у него немного прояснились. Он спросил:

– Ты по делу или как?

– По делу, я же сказал. Мне надо тут найти кое-кого.

– А…

Юра больше ничего не сказал. Он никогда не спрашивал, зачем Сереге и Ивану кого-то находить. Предпочитал ничего не знать, хотя скорее всего догадывался. Иван всегда был против того, чтобы обращаться за информацией к этому скользкому типу. Мент есть мент. Рано или поздно заложит Но Серега утверждал, что Юра крепко держится за свой заработок Потому что других источников дохода у нею уже нет. Из органов Юру давно погнали за халатность, вроде бы упустил преступника. За деньги он его упустил или нет – Юра не рассказывал…

– Вот снимки. – Иван выложил на стол фотографии, все, какие принес с собой. В кармане он оставил только одну – ту, что была у него в двух экземплярах – ту, где Алия сидит на валуне.

Юра лениво взял снимки, развернул их веером, просмотрел.

– Так кого из них тебе искать? – спросил он, едва ворочая языком, обожженным алкоголем. – Тут четыре персоны. Нет, пять… А, это та же самая, только молодая…

– Девушку.

– Ту, что помоложе, посимпатичней? – Он показал снимок Алии.

Иван кивнул.

– 0-па… – вдруг сказал Юра, вглядываясь в один из снимков. – А мужчина этот мне знаком. Ага… Ей-богу! – Он указал гостю на тот снимок, где Дана сидела на коленях у какого-то представительного господина. – Вот этот.

– И кто это? – спросил Иван.

– Потом доложу, – уклончиво ответил Юра. – Парня надо искать?

– Хватит адреса, имени и фамилии.

– Все равно дешевле не выйдет, – предупредил Юра. – Адрес – это всегда для нас проблема. Тебе же не прописка его нужна, а где он на самом деле живет? На фиг тебе прописка?

– Да уж, пожалуйста, – бросил Иван. – Как всегда, так и теперь!

– А баба тебе не требуется? – Юра указывал на снимки с Даной.

– Бабу тоже надо поискать. – Иван придвинул к хозяину деньги. – Ну, короче, ищи всех, я потом разберусь.

– Значит, четыре персоны.

– Договорились, – кивнул Иван и спросил:

– Ты как сегодня – вперед берешь?

– Как всегда…

Деньги исчезли со стола. Иван не удивился той жадности, с какой хозяин их схватил и спрятал. Он знал, что, когда Юра в запое, он очень жаден до денег, ему все кажется, что на опохмелку не хватит.

А пил он, судя по всему, жутко, до зеленых чертей.

Юра довольно уточнил:

– Так, значит, в основном упор делать на девушку? Ты о ней еще что-то знаешь? Имя, к примеру?

Иван задумался Выложить этому типу имя Алии – значит засветиться перед ним. Ведь она все-таки в розыске… Наконец он решился:

– Пиши. Боссарт Алия Викторовна.

– Я ничего не пишу, у меня все на память, – поправил его Юра. – Писать – здоровью вредить.

Больше ничего?

– Ничего.

– А остальные?

– Знаю только имя второй. Дана Сулимова.

И это все.

Иван встал:

– Когда тебе позвонить?

– Денька через два.

– А не долго?

– Если ты торопишься, попроси кого-нибудь другого. – Юра сделал вид, что хочет вернуть деньги. – Я не навязываюсь.

Иван отмахнулся:

– Ладно, работай. Я пошел.

– Звони…

Юра никогда не спрашивал у клиентов их адресов.

И хотя бы этим он Ивану нравился. Правда, у него всегда было жутковатое впечатление, что Юра и без расспросов все про него знает. Но на этот раз без его помощи Ивану было не обойтись. Зато теперь, когда деньги уплачены, ему оставалось только ждать.

Он ехал в метро, уставясь взглядом в какую-то рекламу. За поручни он не держался. Ему нравилось стоять, широко расставив ноги, слегка балансируя, приноравливаясь к ходу поезда. Он с детства привык так ездить. В вагоне было просторно – время рабочее. Он мог бы сесть, но не хотел. Увидел над окном вагона бело-голубую наклейку со стихами. Старательно прочитал их, шевеля губами, и удивился – ни начала, ни конца, непонятно, зачем их вывесили… Он припомнил, как Юра спросил: «Ту, что помоложе, посимпатичнее?» И подумал: «Она и в самом деле симпатичная. Симпатичнее многих. Конечно, кому что нравится. Например, Серега таких не любил. Ему все больше блондинки нравились. Но на фотках она плохо получилась. В жизни Алия красивее…»

И тут его что-то кольнуло. Он вдруг засуетился, полез в карман, достал оставшуюся у него фотографию Алии. Поднес ее к глазам, вгляделся… И схватился за поручень – машинально, потому что вагон сильно тряхнуло.

– А, ч-черт…

Это он сказал вслух и, услышав свой голос, оглянулся. На него никто не смотрел, никто его не слышал. Он опять вгляделся в снимок, спрятал его в карман, тщательно застегнул «молнию». В голове что-то быстро застучало, в такт ходу поезда: "В жизни была, а тут нет! В жизни была, а тут нет! Родинки-то нет! Между сиськами. Как медальон. Здоровая такая родинка. Теплая. Красновато-коричневая.

Я же не спятил? Я точно помню. Я ее трогал, я ее целовал, дурак ненормальный… Я же ее помню! Она была! А на фотке нет! Нету! Пропала!"

Ему захотелось снова достать снимок, вглядеться получше – может, он просто ошибся? Может, родинку не заметно в тени? Но он вместе с тем знал, что тени на теле девушки не было – она вся была на солнце, на ярком солнце. И даже не глядя на снимок, он уже знал – там была совсем не Алия…

«За что же я деньги заплатил?! – вздрогнул Иван. – За кого?! Вернуться, что ли?! Отнять фотки, сказать этому менту, что искать больше никого не надо?»

Он вышел на следующей остановке и в нерешительности остановился посреди платформы. Иван никак не мог сообразить, что ему теперь делать. Все как-то спуталось, он не понимал, на каком он свете. И вдруг медленно, постепенно у него в голове прояснилась мысль: «Дана говорила об Алие. Она могла наврать. Но и девчонки в общаге говорили об Алие. Им-то зачем врать? Майгуль дала мне эти снимки как снимки Алии. Значит, на снимках Алия! Два одинаковых снимка было у Майгуль и у Даны. Девушка сидит на камне. На обоих снимках – одна и та же девушка. Одна и та же! Значит, это все-таки Алия!»

Он машинально отошел в сторонку, потому что к платформе пришел поезд и выходящие из вагонов люди затолкали его.

"Но если это Алия… Тогда я спал с кем-то другим!

Эта девка только назвалась Алией! У нее было при себе сразу два паспорта! Фотографии на паспортах…

Фотографии…"

Его даже покачнуло, как в поезде. Он был совершенно невменяем, будто выпил у Юры не пятьдесят граммов, а целую бутылку водки. "Это была Муха!

Муха! Ее сестра! – понял он. – А Алию… Ее я даже никогда не видел…"

Ира застегнула пальто, замотала голову длинным шарфом и позвала:

– Плюшка, гулять!

Болонка выбежала в коридор, радостно взвизгнула и прижалась к ее сапогам. Ира прицепила поводок к ее ошейнику. И поводок, и ошейник были новенькие, недавно купленные.

– Саш, запри! – крикнула она.

– Ты иди, я потом запру, – донесся его голое из спальни.

Ира постояла у двери, потом взяла Плюшку на руки и вышла. На улице она засомневалась – стоит ли идти с собакой на основательную прогулку?

Уж очень грязно и холодно. Наступил декабрь, но настоящей зимы все еще не было. Погода шалила.

То минус два, минус пять, снег, слякоть, а иногда – ноль градусов, ветер, ледяной дождь. Ира в последние дни была немного простужена и переживала – как в таком виде появляться на экране? Правда, повода для переживаний не было. Последний раз, когда она заявилась к Маленкову, он сказал:

– Дождитесь, когда пройдут в эфир Настины передачи. Вы как думаете – ей надо как-то жить? Она ведь над ними работала и теперь должна получить свои деньги.

– Я все понимаю… – виновато ответила Ира. – Но… Может, вы мне дадите хотя бы подготовительные материалы?

Маленков хмыкнул:

– Вот когда мы их подготовим, тогда и дадим.

Я вас, Ирочка, прошу – наберитесь терпения. Не все сразу.

Так и вышло, что Ира не заработала ни копейки свыше пятисот долларов. А этих денег уже не было.

Первым делом она вернула долг матери, накупила продуктов недели на две, заплатила за квартиру, свет, телефон… А также несколько раз приглашала в гости подружек. Старых, еще по ВГИКу. Подружки охотно приходили, все они видели ее по телевизору. Эти посиделки тоже недешево ей обходились, потому что подружки были небогатые. Никто из них не работал по специальности, в кино не снимался, о телевидении даже не мечтали… И как ни печально, три подружки из пяти были еще не замужем. Ира рассматривала их и вздыхала про себя: «Симпатичные, веселые, талантливые… А им все равно не везет. А у меня всегда был мужик. То Костя, то Саша… Тьфу, нашла чем хвалиться! – одергивала она себя. – Мужики-то и у них, наверное, есть. А вот счастья нет. По лицам видно».

– Ирка, ты такая удачливая, – сказала одна из них, смакуя на языке коньяк.

За коньяком Ира посылала Сашу в ларек, когда выяснилось, что никто из гостей ничего не принес выпить. И теперь на столе было буквально все…

И все за ее счет.

– Это постоянная работа или временная? – спросила у нее другая подруга, наваливаясь на магазинные пирожные.

– И сколько они тебе платят? – поинтересовалась третья. – Прилично?

Ира отвечала на все вопросы и при этом очень остро чувствовала, что ей завидуют, что ни одна подруга не порадовалась за нее… Ей было неловко хвастаться перед ними, но в то же время она никак не могла удержаться:

– Платят пятьсот баксов за эфир.

– Ну?!

– А эфир будет каждую неделю, – важно закончила она. – Так что…

– Ничего… – протянул кто-то после минуты благоговейной и завистливой тишины.

– Что ничего? Что ничего?! В месяц получается двенадцать лимонов! – сказала ее самая лучшая верная подруга, Алина. Она-то как раз была замужем, в отличие от других. – Двенадцать лимонов, девки, вы только сообразите! У вас кто-нибудь столько имеет в месяц?

И все сказали, что никто не имеет, и после этого Ира снова услышала, как ей повезло. Ее уже тошнило от этого завистливого хора, хотелось крикнуть:

«Ну что вы, девки! Разве я виновата, что мне повезло?! Давайте поговорим, как раньше, по душам, давайте пожалуемся друг другу… Ведь мне тоже есть на что жаловаться…»

А жаловаться ей хотелось на Сашу. Он не присутствовал при этом разговоре, он ушел куда-то, как только принес коньяк. Ира не смогла усадить его за стол и не спросила, куда он пошел… Женщины и его всесторонне обсудили:

– Ир, это же наш, вгиковский?

– Ну да, я его помню!

– Сдал, сдал парень…

– Ир, а вы поженитесь? – спросила. Алина.

Ира только плечами пожала:

– Не вижу смысла…

– Ну правильно, ты же не девчонка, зачем тебе это нужно?

Ира покусала губы, а потом призналась:

– Он мне завидует. Понимаете, девки? Раньше, когда у меня тоже все было плохо, он меня любил.

Он же меня пять лет любил!

– Столько не любят! – отрезала Алина. – Хорошо только первое время, а потом все – сплошной самообман.

– А он меня любил!

– Ну и думай так на здоровье. А если бы он честно тебе сознался, ты сама бы убедилась. Он тебя давно не любит. Я по нему сразу увидела.

– Пять лет любил! – настойчиво повторила Ира.

Ей было тяжело расставаться с этой мыслью. – Я тоже не слепая, между прочим, я все видела…

А вот теперь, конечно, все испортилось. Какое уж тут замужество, девочки… Хотя он от жены ушел после Костиной смерти, чтобы со мной быть… Это все из-за моей работы, я знаю. Мужчины тяжело переносят успех женщины… Самолюбие у них больное…

Все помолчали, никто ей не возразил. Наконец кто-то сказал:

– А сейчас он не к жене пошел?

– С чего ты взяла? – удивилась Ира.

– Ну, а куда ему еще идти? – резонно заметила подружка. – Он пьет?

– Немного…

– А, ну тогда, может, к дружкам пошел…

– Да у него нет дружков!

– Может, уже есть.

Расстались подруги не слишком тепло. Ира поклялась себе больше их не звать, но все же еще пару раз приглашала. Уж очень ей было одиноко. Саша бывал дома все реже. И она в самом деле стала его подозревать. Как-то раз, когда он не пришел ночевать, она проворочалась всю ночь на смятой постели, все взвесила, оценила и поняла, что пора действовать.

На другой день, увидев его на пороге своей квартиры, Ира устроила ему настоящий допрос Прежде всего она понюхала его рубашку и сразу заявила:

– Ты был дома!

– С чего ты взяла? – равнодушно спросил он, начиная раздеваться.

– Ее духи! Гадость какая!

– А может, я был у другой женщины?

– Ты даже меня не можешь удовлетворить, алкаш несчастный! Куда уж тебе с другой связаться! – с наигранным презрением заявила она, но на душе стало темно и холодно. Она поняла, что проницательная подружка сказала правду: Саша ходит туда, в старую семью… И через пять минут, после настойчивых расспросов, он признался:

– Да, да, я там был. Я там спал. Довольна?

Ира так и задохнулась, хотя другого ответа и не ждала:

– С ней спал? Нашел чем хвастаться… Надеюсь, тебе постелили чистое белье?

– Да, чистое! – заорал он. – Я прекрасно выспался! Потому что больше мне негде было спать! Поняла? Не заработал я на диван-кровать! Ну, не смог, прости меня, моя звезда!

Она рассмеялась:

– Так, может, тебе денег дать? Чтобы ты, бедненький, не маялся возле нелюбимой бабы, хотя и на чистом белье? Тогда подожди немножко, вот я со следующего эфира тебе скинусь! Как раз пятьсот долларов – на недорогой диванчик вполне хватит!

А бельишко приносите ко мне – я вам постираю После этих слов Саша повернулся и, ничего не говоря, убежал из дому. Его не было еще два дня. Ира знала, где он, но звонить туда по старой памяти не решалась. Звонила ему на работу, даже сходила туда.

Ей ответили, что его уже давно там нет.

– Болеет, что ли? – спросили ее.

Она ничего не ответила и ушла. Когда Саша вернулся, она уже ни о чем его не спрашивала. Они жили рядом, но как будто в коммуналке. Спали в одной постели, ели за одним столом, вместе смотрели телевизор, чтобы только чем-то заняться. Он действительно перестал ходить на работу. И ей тоже было нечем заняться. Все последние годы Ира мечтала, как будет жить с ним вместе, как замечательно они все устроят, как им будет весело, интересно, уютно вдвоем… А оказалось, что им совершенно нечего делать вместе. Даже ругаться им надоело…

Даже ревновать она больше не могла. Единственное, что их как-то объединяло, – это прошлое. Но они избегали воспоминаний. Ира боялась наводить его на разговоры о прошлой любви, чтобы не стало видно, что теперь ее уже нет…

…Она шла по улице, а Плюшка бежала впереди, сильно натягивая поводок и тыркаясь носом в снег.

Ее белая шерсть промокла, запачкалась, собака с трудом выбиралась из одной лужи и тут же попадала в другую. Но Ира ее уже не замечала. Так они дошли до супермаркета на углу. Ира решила туда зайти, купить что-то к чаю. Она была одним из последних посетителей, которых впустили в магазин. Только теперь она обратила внимание на то, что час довольно поздний – супермаркет закрывался в одиннадцать вечера.

Она купила печенья с повидлом, йогурты, молоко, сбитые сливки… Потом заглянула в кошелек и увидела, что денег осталось совсем мало, все сплошь мелочь, по тысяче… Ей никак не удавалось спланировать бюджет, чтобы на все хватило и не приходилось потом обращаться за помощью к маме… Она вздохнула и вышла на улицу с пакетом в одной руке и поводком в другой. Но Плюшка никак не желала покидать теплый, хорошо пахнущий мясом магазин.

Она упиралась, упрямо крутила головой, желая вывернуться из ошейника, так что Ира даже слегка хлестнула собаку поводком по спине, приговаривая:

– Домой! Я кому сказала, домой! Зверюга паршивая, ты что это, а?!

Она медленно шла по темной улице, вдоль домов, шла знакомой дорогой, не глядя по сторонам, и только изредка дергала за поводок – Плюшка все еще упиралась, нехотя тащась сзади. А вот и та стена, у которой лежал тогда Костя. Ира невольно ускорила шаг, дернула поводок, собака дико взвизгнула. Ира обернулась, воскликнула:

– Больно? Ну, прости…

Она хотела перейти дорогу, но тут в конце переулка появилась машина. Машина шла на большой скорости, что было неудивительно – встречного движения тут нет, час поздний, на улице никого… Ира решила переждать. Она стояла на обочине, глядя на быстро приближающиеся фары, удерживая собаку, которая все куда-то рвалась, не слушалась поводка…

Фары ослепили ее, и она невольно сделала шаг назад. В следующий миг ей в грудь ударило что-то острое и тяжелое. Ей показалось, что колесо машины выбило с земли кусок льда и лед вонзился ей в грудь. Тяжелый, грязный, мокрый лед. Ира покачнулась, тупо глядя вслед машине, уносящейся в темноту, но тут машина развернулась, завизжали покрышки, взлетел фонтан брызг, и фары снова понеслись на Иру Тут она все поняла. Она хотела бежать, но колени ослабели и подгибались, голос не слушался – она не могла кричать. В груди была страшная тяжесть и боль. Фары снова ослепили ее, и второй острый удар бросил ее на колени. Теперь она стояла на обочине, скорчившись, зажимая руками простреленную грудь и левое плечо… «Я в аду… – мелькнуло у нее. – Сейчас она опять вернется…»

Но фары погасли в конце улицы. Наступила тишина. В висках шумела кровь, тело заледенело.

Ей стало очень тяжело держаться на коленях, и она прилегла. Не упала, а сознательно, осторожно легла в лужу, согнувшись как креветка, прижав колени к животу, скрестив руки на груди. В ушах невыносимо шумело, она оглохла от этого шума. Рядом стояла собака. Поодаль валялся пакет из супермаркета. «Меня же убили… – думала Ира как-то очень равнодушно. – Тогда почему я их вижу?»

Плюшка взвизгнула, глядя на хозяйку, и стала пятиться, крутя головой. Ира слабо вздохнула, хотела ее позвать, но вместо этого простонала. Потом она услышала голос:

– Вам что – плохо?

Она не видела, кто это спросил. Попыталась ответить, но вместо этого опять издала жалобный, какой-то ненатуральный стон. Потом у нее в глазах стало смеркаться. Она почувствовала, как ее пытаются перевернуть на спину, вытащить из лужи. Но не увидела, кто это пришел, и не смогла попросить, чтобы этого не делали…

…Белый потолок, духота, больничная вонь и тягостная, тяжелая боль. Это продолжалось уже второй день. Она проснулась после операции и сразу стала мучиться. Когда ее убивали, было не больно. И потом было не больно. И во время операции было не больно. А вот теперь – хуже некуда. «Уж лучше бы я умерла…» – подумала она.

Сегодня к ней пустили первого посетителя. Она ждала Сашу, мать или отца. А пришел следователь.

Он расспрашивал ее об обстоятельствах нападения, она страшно напрягалась каждый раз перед тем, как ответить, боялась что-то перепутать. И в конце концов очень устала. Следователь ушел. До конца посещений осталось всего сорок минут, когда в палату вошел Саша.

Она не могла его видеть – лежала лицом к окну.

Но вот он встал рядом с ней, потом огляделся по сторонам, придвинул расшатанный стул, присел…

У него на плечах был казенный грязный халат, уже не белый, а желтый от старости. Он кутался в этот халат, покашливал и смотрел на нее так внимательно, что она рассердилась.

– Ну что? – тихо спросила она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плохо. Ужасно. Умираю… – Она закрыла глаза и тут же снова взглянула на него:

– Ты где сейчас живешь?

– У тебя…

– Хорошо. Плюшка там?

– Да ты не переживай, пожалуйста! – торопливо заговорил он. – Я с ней гуляю. Кормлю ее. У нее все есть.

– Откуда у тебя деньги?

Он нервно вздохнул, потом признался:

– Если честно, то занял. Не у Наташи занял, у друга. Клянусь.

Она смотрела в окно, а он быстро рассказывал, виновато касаясь ее руки:

– Работы у меня пока нет. Я же ушел из Киноцентра, ты не знаешь?

– Знаю.

– Да? Пойми… Ну, не мог я больше работать за копейки.

– Потом расскажешь, – оборвала она его. – Ты уже все знаешь?

Он кивнул:

– Ужасно! В тебя стреляли… Два раза. В газетах писали… Это было заказное…

– Помолчи. – Она закрыла глаза, удерживая слезы. – У меня только что был следователь.

– Я знаю. Меня поэтому к тебе не пускали…

Я ждал с четырех часов…

– Он говорит, это из-за телевидения. Говорит, что и Костю убили те же люди… И по тем же причинам. Все из-за информации, которая передавалась в нашем ток-шоу…

– Не надо было тебе идти в это шоу! – убежденно сказал он.

– Я уже поняла… Это из-за передачи… Про Жумагалиева… – прерывисто, с трудом рассказывала она. – Это он меня заказал. А сперва Костю.

Так следователь считает… Я ему тоже все рассказала. Про кассету, про голос на кассете… И конечно, о том, что ты узнал этот голос… Про акцент тоже.

Сказала, что кассета у Игоря. Следователь мне сказал, что Игорь им ее отнес сразу, как только узнал про меня…

– Значит, есть у него совесть… – тихо вставил Саша.

– Жумагалиева, наверное, уже посадили… – сипло продолжала она. – А кто в меня стрелял – мне не сказали…

– А откуда они узнали, что тебя заказал Жумагалиев? – поинтересовался Саша.

– Следователь говорит – у них какие-то данные есть…

– Но теперь тебе уже ничто не угрожает?

Ира зажмурилась:

– Не знаю. Слышишь – не знаю. Мне страшно.

Мне так противно… Эта больница… Терпеть не могу Скорей бы отсюда выбраться.

– Мне скоро надо уходить… – Саша осторожно посмотрел на часы. – Я сейчас был в ординаторской.

Спросил у врачей, как твое состояние. Ты у них тут настоящая звезда. Ты и по жизни звезда! Ты для этого просто создана!

– Хватит врать…

– Знаешь, мне сказали, что у тебя все нормально, – с фальшивой бодростью рассказывал Саша. – Что жизненно важные органы не задеты. Тебе очень повезло. Ведь стреляли два раза. Только этот задет, как его… Лимфоузел, что ли?

– Думаешь, это очень приятно? – поморщилась она. – Мне плевать, выживу я или нет. Мне даже не хочется жить.

– Это депрессия! Обыкновенная депрессия! – испугался Саша. – Это скоро пройдет, не зацикливайся на этом… После наркоза такое часто бывает… Мне сказали…

– Мне все равно, пройдет или нет, – сердито повторила она. – Я хочу знать – почему они не поймали убийцу?

Саша наклонился, сжал ее руку:

– Не говори так, Иришка, глупая… Нет убийцы.

Ведь ты жива.

– Следователь говорит, что почерк тот же. Что тот же киллер и Костю убивал. Спросил, не рассмотрела ли я его…

– А ты?

– Я ничего не видела.

– Правильно, так и говори! Чтобы тебя опять не нашли!

– Да я правду сказала! Я ничего не видела! Только фары! Я боюсь его, я хочу, чтобы его нашли и посадили, может, даже расстреляли, как он меня и Костю… Я боюсь! – Ира кусала губы, потом попросила:

– Дай минералки.

Он поднес к ее губам красную пластмассовую кружку, дал напиться. Она отдышалась, ее губы слегка порозовели. Он поставил кружку на тумбочку и едва слышно сказал:

– Да не бойся ты его. Он же человек подневольный. Он сам по себе ничего против тебя не имел…

А заказчика больше нет на воле, ты сама сказала.

Его будут судить… И вероятней всего, что он сам выдаст им киллера.

Ира ему долго не отвечала. А потом вздохнула и переменила тему:

– Мне так хочется есть, а пока не дают ничего…

В другой раз принеси кисель. Говорят, здесь очень плохо кормят…

– Принесу. А как его варить?

Ира чуть-чуть улыбнулась, увидев его искренний испуг:

– Пусть мама сварит, а ты принесешь.

– Твоя мама тоже живет со мной… Так что вы втроем. С Плюшкой.

– Ну и как вы?

– Не ссоримся.

– Врешь, наверное?

– Да нет, – протянул Саша. – Она только упрекает меня, что я не подобрал тебя там, на улице. А я даже не знал, что случилось. Я только через час на улицу вышел, когда тебя увезли… Там стояла толпа.

Так и узнал. Бедная Плюшка! Ей не повезло, второй раз то же самое пережила… Теперь она почти не ест, а гулять ее не вытащишь. Боюсь, что она скоро начнет писать на коврик у двери!

Ира возмущенно прошептала:

– Не остри по этому поводу… Кстати… Вышло ведь так, как ты сказал. Когда вернулась собака, нашли убийцу… Только я не думала, что этот господин способен на такое.

– А он сам и не стрелял. Хотел остаться чистеньким…

В палату просунулась медсестра, крикнула:

– Родственнички, все пошли на выход! Пять минут вам осталось!

– Иришка, уже без пяти семь, – торопливо сказал он. – Меня выгоняют…

Саша взглянул на часы, встал, наклонился над Ирой и коснулся губами ее лба. Ире показалось, что он целует ее, как покойницу в гробу, и ей стало обидно. А когда Саша вышел, она позвала одну из соседок по палате:

– Валентина Дмитриевна? У вас, кажется, было зеркальце?

Она попросила, чтобы соседка дала ей посмотреться, и минуты две разглядывала в маленьком зеркале свое исхудавшее, желтое лицо. Потом вздохнула и отвернулась к стене.

Глава 11

Иван позвонил Юре через два дня, как условились. К тому времени он уже смотрел на это дело немного по-другому. Как ни странно, он успокоился. Когда выяснилось, что он ищет не Алию, а Муху, ему, непонятно почему, стало на все наплевать. Может, потому, что к Алие он привык и уже кое-что о ней знал. А вот про Муху не знал ничего. Она была ему совсем чужая, вся, с ног до головы, вплоть до родинки на груди. И он почти не думал о ней.

Случилось и еще кое-что. Ему вернули машину, он ездил за ней, подписывал бумаги, потом долго матерился, осматривая повреждения и оценивая ущерб.

Сразу же отогнал машину в автосервис, поменял разбитые стекла, там же купил по дешевке коврики на сиденья, «дворники», другую мелочь, которой он лишился. Всем этим приторговывал его знакомый из этого же автосервиса. Иван подозревал, что все это ворованное, но за такие мизерные деньги расспрашивать было просто неудобно. Знакомый и магнитолу ему обещал найти недорого. Иван хмыкнул:

– А если можно, то даже мою собственную.

Знакомый юмора не понял и поэтому даже не обиделся. А получив машину, Иван сделал еще одно дело. Он созвонился с женщиной, которая встречалась с Серегой насчет своего мужа, и назначил встречу. Женщина испугалась, услышав другой голос в трубке, но Иван постарался ее успокоить. Во всяком случае, она назначила с ним встречу. Встретиться решили за городом, Иван сам назвал ей место – забегаловку в Нахабине, где ни ее, ни его никто не знал. Это Серега научил его искать для встреч такие отдаленные, непривычные места. У Ивана был целый список таких «хороших» мест, где никто не узнает и не подслушает, а потом, в случае чего, и показаний против тебя не даст. Клиентка согласилась приехать, поговорить, хотя, судя по голосу, была смертельно напугана.

И за пару часов до встречи с ней Иван заехал к Юре. Тот сказал ему по телефону, что есть новости, можно забирать работу.

Юра на этот раз был трезв. Но в квартире чище не стало. Иван прошел на кухню, Юра уселся за стол, выложил перед клиентом снимки, поверх положил листок с машинописным текстом:

– Вот, читай.

Иван взял листок и пробежал его глазами. Конечно, он сразу прочел то, что относилось к Алие… Паспортные данные девушки, которые Иван и без него знал. Сведения о том, что девушка училась в Москве, в институте химического профиля. А также фраза в конце донесения: «С марта 1997 года находится в розыске». На этом все сведения кончались. Иван усмехнулся и поднял глаза:

– Да все это мне и так известно.

– Ничего не поделаешь! – протянул Юра. – Про эту девушку больше ничего не удалось найти. А ты чего ждал, друг сердечный? Досье? Так нет на нее досье. Она никогда к уголовной ответственности не привлекалась, приводов не было. Короче, перед милицией она чиста. А все прочее, конечно, ты и сам мог узнать. Но уж прости, уговор был такой – ты платишь, я узнаю… Вот я и узнал.

– Да что ты узнал?! Мне как раз интересно, что с ней, сейчас!

– Всем интересно. Она в розыске, пойми ты, блин! – пояснил Юра. – Если бы мне было известно где она, я бы не только тебе сказала об этом.

– Ладно, – отмахнулся Иван.

Судьба Алии его больше не волновала. Ведь ту девушку, которую он искал, звали Мухой. У него на миг появилось искушение – заплатить этому типу еще раз, чтобы он поискал сестру Алии, Мухаббат.

Но он не решился это сделать. Слишком пристально рассматривал его Юра.

Иван стал читать дальше: "Сулимова Дания Абдрахмановна. 1961 года рождения. Родилась в Ленинграде. Училась на Ленинградском комбинате декоративно-прикладного искусства. Закончила музыкальную школу по классу гитары. С 1978 года состоит на учете в наркодиспансере, по месту прописки.

В 1981 году находилась под следствием за употребление и распространение наркотиков. Получила срок, 8 лет, но была освобождена по амнистии.

В Ропчинском ИТК проходила амбулаторное наблюдение. В 1986 году освободилась, вернулась в Ленинград. Не работала, жила на иждивении сожителя.

В 1987 году была поставлена на учет в вендиспансер с диагнозом – сифилис. Прошла полный курс лечения, наблюдалась. В карточке записано «практически здорова, рецидивов нет». В 1988 году переезжает в Москву, выходит замуж за Петренко Алексея Сергеевича, 1947 г.р., прописывается в его комнате по адресу…"

Далее следовал адрес той квартиры, где трижды побывал Иван. Он читал не поднимая головы, а Юра тем временем доставал из холодильника водку и закуску. Видно было, что он настроился на долгие посиделки с гостем.

"…Не работала. Наркотики продолжала принимать регулярно, но от лечения отказалась, хотя Петренко вынуждал ее пройти курс. В 1990 году устроилась работать в киоск на Белорусском вокзале (следовали реквизиты киоска). Уволена через два месяца за систематические прогулы. Петренко умер 25 января 1991 года, от кровоизлияния в мозг. Сулимова унаследовала обе комнаты в коммунальной квартире.

Одну из комнат сдает – за 80 – 100 долларов. Подает декларацию в налоговую инспекцию, согласно декларации – других доходов нет. Это продолжается вплоть до июля 1996 года. В августе Сулимова попадает в реанимацию на машине «Скорой помощи», вызванной соседями. Кома, затрудненное дыхание, пульс прерывистый, исчезающий. Вызвано приемом некачественного наркотического вещества типа «первентин». Сулимову удалось реанимировать, однако прием наркотика вызвал осложнения – сперва частичную, а потом полную потерю зрения (оба глаза). Также зафиксировано местное нарушение мозгового кровообращения. У пациентки были жалобы на сильные головные боли, головокружения, жар. После выписки из больницы Сулимова вернулась на прежнюю квартиру, средства к жизни продолжала получать от сдачи комнаты. Назначена пенсия по инвалидности, нетрудовая группа. Написать заявление на продавца наркотика, указать его, дать какие-либо показания против него – отказалась".

Иван дочитал, хмыкнул:

– Здорово! Вот бы ты всегда так работал!

– Раз на раз не приходится, – с сожалением ответил Юра. – На Сулимову там было много данных, хотя вообще баба ничего такого не отмочила. Пестрая жизнь… – Он вздохнул. – И вес равно, я денег даром не беру. Что упало, то пропало. Выпьем?

Иван покачал головой:

– Я сегодня за рулем. Ты пей. Пей, я сейчас уйду.

Только дочитаю.

Следующие сведения касались изображенных на снимках мужчины и парня. Юра сделал следующие записи: "Мужчина, у которого на коленях сидит Сулимова. ФИО: Жумагалиев Толеген Жумагалиевич.

1950 г.р. Родился в Москве, постоянно проживает…"

Следовал адрес прописки Жумагалиева. Иван прочел информацию и присвистнул:

– Большой человек, а?

– Не знаю, – лениво ответил Юра. – Денег у него достаточно, так что…

Он бросил косой взгляд на Ивана. Тот стал читать про парня: «Жумагалиев Толгат Толегенович. 1974 г.р.».

– Это сын, что ли? – спросил он.

– Ага. Сынок, – кивнул Юра и доверительно сообщил:

– Этого старшего Жумагалиева недавно по телику показывали. Как раз была передача про его фонд. Оказывается, там дело нечисто. Да иначе и быть не могло. А про пацана удалось узнать немного. Вот только, что родился, учился… Все еще учится, правда. Менеджмент, маркетинг. Папаша его сейчас в Америку отослал. Да ты почитай, почитай, там все написано! – гордо сказал он.

Иван прочел и поднял глаза:

– Все ясно. Паренек родился с золотой ложкой во рту.

– Не то что мы, грешные, – хмыкнул Юра.

– Конечно.

– Умный папаша у паренька, вовремя его услал…

Очень вовремя! – повторил Юра. – От греха подальше, что ли?

– Почему это?

– Не понял? Пацан в марте уехал.

Иван молча смотрел на него, не понимая, к чему тот клонит. Юра рассмеялся:

– Да, не выйдет из тебя мента. Девчонка, Алия, которая в розыске, она же как раз в марте пропала.

А на снимке они рядом. Если покажешь снимочек папаше – он тебе длинную деньгу отвалит, чтобы своего сыночка к делу не приплетать.

– Ну, вот этого я как раз не сделаю, – отрезал Иван, пряча бумаги и снимки в карман.

– Почему? Боишься? По-моему, ты парень отчаянный, резкий. Кого тебе опасаться?

– Слушай, ты свое дело сделал, и спасибо тебе. – Иван встал. – Я тебе должен что-то остался?

Юра обиделся:

– Иди ты…

На этом они и расстались. Иван поехал в Нахабино. По дороге он раздумывал, сумеет ли Юра найти хоть какие-то сведения о Мухе? Ведь та никогда не была прописана в Москве, он видел паспорт…

А Юра в основном давал сведения о москвичах.

«И деньги потерял, и не узнал ни фига, – подумал Иван. – Отвалил по двести баксов с персоны, всего восемьсот. А что узнал?! Только про Дану написано более-менее подробно, а про Алию – три строчки. Этот Жумагалиев мне до лампочки. Тем более его сынок». Он припарковал машину на платной стоянке, подальше от забегаловки, где была назначена встреча, и пошел туда пешком, пользуясь случаем выкурить на свежем воздухе сигарету. Дойдя до стеклянных дверей забегаловки, он огляделся по сторонам, сделал последнюю торопливую затяжку и вошел.

Клиентка уже его ждала. Он сразу ее узнал, хотя она описала себя скупо: «Я блондинка, буду в бежевом пальто с меховым воротником». Иван знал, что женщины определенного возраста очень не любят себя описывать. Им просто страшно говорить правду.

Эта женщина стояла за угловым столиком, нервно теребя сиреневую бумажную салфетку. Стульев в этой забегаловке не было – только высокие, по грудь, столы да табуретки перед стойкой бара. Убогая мебель, цветные лампочки, серебряная елочка над баром – здесь уже приготовились к, встрече Нового года. Женщине тут явно было не по себе.

Перед ней остывала тарелка с большим куском пиццы, стоял бокал с кока-колой, в нем плавали льдинки. Женщине, судя по виду, было за сорок. Но когда Иван молча встал к ее столику и вгляделся в ее лицо с близкого расстояния, то понял, что ей добрых пятьдесят. Мешки под глазами, несвежая кожа, нездоровая полнота. Она была сильно накрашена.

Полные губы в розовой помаде старались растянуться в улыбке.

– Здравствуйте, – сказал Иван. – Это мне вы назначили.

Она слегка наклонила голову. Потом стрельнула взглядом куда-то в сторону. Иван напрягся. Он понял, что она явилась сюда не одна.

– Я же вас просил прийти одной! – сказал он, резко оборачиваясь.

Ему не удалось понять, на кого смотрела женщина. Он быстро пошел к выходу. Иван не слышал, шел ли кто-нибудь за ним. И только па улице, немного отойдя от кафе, оглянулся. Никого. Он сунул в рот сигарету и уже собирался закурить, как вдруг из кафе появилась она. Женщина бежала за ним, придерживая руками пальто на пышной груди, задыхаясь. Ее высокие тонкие каблуки едва не подламывались на неровном асфальте. Иван дождался, когда она приблизится, оглянулся и внушительно сказал:

– Я же вас очень просил, чтобы вы приходили одна! Зачем вам охрана? Меня боитесь? Тогда нечего связываться.

– Постойте, вы не поняли… – Она была бледна от страха. – Я одна.

– Вы кому-то дали знак.

– Нет! Я смотрела, один ли вы пришли… – Она затравленно озиралась. – Я тоже боюсь… Постойте, надо же поговорить. Я больше не могу ждать. Я и так слишком долго ждала, когда вы мне позвоните. Пойдемте туда…

– Обратно? Нет. Давайте в другое место, – предложил Иван.

– Какое же? – Она посмотрела на часы и жалобно улыбнулась:

– У меня почти нет времени. Я сказала дома, что поеду в центр красоты в Нахабине…

То есть не совсем наврала.

– Вы что – отчитываетесь перед кем-то? – презрительно спросил Иван.

– Нет, но лучше сказать домработнице, куда едешь, чтобы потом не было вопросов. – Она опять взглянула на часы. – Послушайте, а где тот парень, первый? Я говорила с ним, а не с вами. Вы мне обещали рассказать, почему так случилось.

– Я его друг, – сказал Иван. – Мы работали вместе. Сейчас он, к сожалению, мертв.

– О… – выдохнула женщина. – Его убили?

– Нет, болезнь. Хроническая. – Иван припомнил то, что читал в бумажках у Юры, и вдруг автоматически выдал:

– Кровоизлияние в мозг.

– Понятно, – тихо ответила она. – Значит, вы вместо него?

– Да. Если я вас не устраиваю – скажите сразу.

А вообще-то я даю гарантию.

– Хорошо. Хорошо. – Она вдруг взяла его под руку и прижалась к нему пышным боком. – Пойдемте, вон до того лесочка… Прогуляемся. Я вам все тихонечко расскажу.

Иван сжал зубы и потащил на себе эту разговорчивую клиентку. Он предпочел бы, если бы она ему выложила сведения о муже, фотографию и аванс.

Больше его ничто не интересовало. Но с Серегиных слов он знал, что бабам необходимо выговориться, особенно если киллер симпатичный. А насчет своей внешности Иван был уверен – он как раз во вкусе такой тетушки. Женщина щебетала, то и дело пугливо оглядываясь:

– Я долго не решалась, я терпела, пока могла!

Но когда коснулось благополучия детей – мое терпение кончилось. Дети останутся без гроша, если он со мной разведется. Она постарается пас погубить!

Эта девица ужасная стерва… Вы тоже должны меня понять…

– Я понимаю, – вяло ответил он.

– Да, вы меня должны понять! – говорила она в каком-то припадке откровенности. – Мой муж… Ему пятьдесят с лишним. И вот он увлекся очередной соплюшкой, из тех, кто работает на его фирме. Новенькая. Я все знаю – его кадровику прямо приказано брать на офисную работу хорошеньких девушек. Якобы для того, чтобы привлекать клиентов. А больше, конечно, для него, для мужа… Ну, я бы закрыла на это глаза. Мне, в сущности, не привыкать. Я давно не обращаю на это внимания. Но он слишком увлекся. Он стал водить ее на презентации, на торжества к своим друзьям. Можете вы себе это представить? Все пришли с женами, с женами, поймите! А он один – с ней… И все меня знают, и все жены мне потом звонят и говорят: «А с кем это был твой Миша?! А она ничего, молоденькая, хорошенькая…» Знаете, такой хорошо упрятанный яд под видом сочувствия… У меня нет настоящих друзей, мне никто не поможет… Я буду погибать с детьми, а все они выстроятся вокруг и станут смеяться, злорадствовать…

Женщина остановилась. Трясущимися руками раскрыла лаковую черную сумочку, достала сигареты, протянула пачку Ивану:

– Прошу.

– Я свои.

Они закурили, причем женщина очень долго держала сигарету над зажигалкой Ивана. Наконец она втянула в себя дым и немного отстранилась. Ее густо накрашенные ресницы дрожали, она беспомощно смотрела на парня, и он видел, что клиентка едва не плачет. Иван решился:

– Давайте не будем терять время и портить нервы. Вы мне просто платите вперед, а я все делаю. Договорились? Зачем мне такие подробности?

– Чтобы вы поняли!

Женщина жадно затягивалась сигаретой, пускала дым по ветру, стоя к нему в профиль. Легкий пушистый мех колыхался возле ее нарумяненной щеки, смешивался с волнами обесцвеченных волос. Так она выглядела немного моложе. Видно было, что еще лет десять назад в нее легко было влюбиться. Но теперь все в далеком прошлом.

– Да я все понимаю, – ответил Иван.

– Ничего вы не понимаете, – прошептала она. – Сколько вам лет?

Этого он уже не мог стерпеть:

– Достаточно, чтобы делать свою работу! Так, теперь слушайте! Или вы сейчас же платите и даете мне нужные сведения, или я уезжаю! И больше никогда с вами не встречаюсь! Вы вообще понимаете, что мы с вами можем здорово засветиться?! Вы что – свидетелей не боитесь?

Она схватила его за руку:

– Не уходите! Мне больше не к кому обратиться… Совсем.

– Она кусала накрашенные губы. – Скажите… Потом, когда все будет кончено… Вы не станете меня искать, шантажировать? – Она не выдержала его взгляда, опустила глаза, стала рыться в сумочке – Вот . Я все принесла, что говорил ваш друг. Вот его фото. Это – данные…

Иван принял бумаги с чувством облегчения и в то же время вины. Наорал на клиентку, на пожилую женщину. Она ему в матери годится. Но если бы он не перехватил инициативу, она бы часа полтора исповедовалась.

– А деньги? – спросил он.

Она достала пачку долларов. Рука у нее так тряслась, что Ивану пришлось взять у нее деньги и самому пересчитать их. Она смотрела на все это непонимаюшими глазами. Наконец Иван закончил подсчет и поразился. Здесь было куда больше, чем они с Серегой обычно брали за дело. Дама принесла ему шесть тысяч долларов. Ровно. Новенькими, дивно пахнущими стодолларовыми купюрами.

– Здесь шесть, – едва слышно сказал он, готовый отдать ей излишки.

– Да? А сколько надо? – безжизненно спросила дама, опуская руку в сумку.

– Да ладно, все, все… – Иван спрятал деньги, побыстрее застегнул карман, чтобы женщина не опомнилась. – Вполне достаточно. Теперь доплачивать не надо, и встречаться больше не нужно.

– Когда вы это сделаете?

– На днях. Все, привет. И… – Он обернулся, сделав уже несколько шагов. – Смотрите не подавайте домашним вида, что чего-то ждете. Чтобы вас потом не заподозрили.

Она отмахнулась:

– Я давно уже этого жду… Никто ничего и не заметит.

И вдруг женщина задохнулась. Она стояла, выкатив свои бледно-голубые глаза, схватившись за горло рукой в перчатке. Иван неохотно спросил:

– Что случилось? Помочь?

– Да… Мне что-то нехорошо…

Он подошел, снова взял се под руку. Ничего не могло быть глупее, чем стоять с этой бабой под ручку на окраине Нахабина, у всех на виду. Правда, никого поблизости не было, но он знал – в этом нельзя быть уверенным на все сто. Обязательно найдется кто-то глазастый, кто потом не поленится сходить в милицию и дать показания…

– Проводите меня до машины, пожалуйста… – попросила женщина.

Иван чуть зубами не скрипнул:

– Я не могу этого сделать!

– Будьте же человеком… Моя машина там, возле кафе…

Иван различил в синих сумерках смутные очертания шикарной машины, припаркованной неподалеку от кафе, где он встретились, и прошипел;

– Вы должны были оставить ее подальше!

– О Боже… – Она повисла на его руке всей тяжестью своего раскормленного тела. – У меня сердце больное, как вам не стыдно читать мне нотации…

Помогите же!

Он дотащил ее до машины и даже помог ей туда сесть. Когда дама очутилась за рулем, она крепко сжала его руку:

– Я вас умоляю, не причиняйте ему боли! Пусть все будет быстро!

Иван вырвал руку и быстро ушел. Через минуту его обогнала машина с белокурой женщиной за рулем. Из салона доносилась развеселая музыка, в руке у женщины дымилась сигарета. Она даже не посмотрела на Ивана, когда ее шикарная машина дала колесом по луже… Взметнулась стена ледяных брызг, окатив левый рукав его куртки и левую штанину.

– Сука! – крикнул ей вслед Иван.

Но она уже умчалась, ей все уже было нипочем.

Иван почистил куртку перчаткой, потом ощупал карманы. Сегодня улов был богатый. Шесть тысяч…

И на этот раз ему не придется ни с кем делиться.

Но и помогать ему никто не будет.

Иван вошел на стоянку, заплатил сторожу, вывел машину и поехал в Москву. Он рассчитывал принять ванну, плотно поужинать и завалиться на диван, чтобы обдумать все детали нового дела. Танька не помешает – она будет лежать рядом и читать какой-нибудь ерундовый журнал. Она постоянно читает что-нибудь такое, про моду, про прически, про макияж… Настроение у него постепенно повышалось.

Когда он подъезжал к дому, он совсем успокоился. Неудача с поисками Алии, навязчивая клиентка, грязная вода на рукаве – все это мелочи перед тем, что он вышел сухим из воды во время следствия. Как будто ангел-хранитель помог, не иначе! Ведь до него было так просто добраться – только руку протяни…

«Не Дмитрий ли Александрович помог? – подумал он. – Да нет, еще чего?! Такие участковые только в кино бывают. Ни за что бы он не стал меня выгораживать, даже за деньги Хотя и знает меня с детства, а все-таки мент есть мент».

Он открыл дверь своими ключами. Танька выглянула из кухни и хмуро спросила:

– Ты где был?

– На работе.

Она уже не верила сказке, что он охраняет банк.

Видимо, поговорила на этот счет с мамой, а мама убедила ее, что Ивана и близко к такой работе не подпустят.

– Тебе тут, между прочим, звонили, – загадочно продолжала Танька.

– Мама?

– Нет, не мама, – так же загадочно ответила она. – Какая-то девушка.

– Да ну? – удивился Иван, сбрасывая куртку. При Таньке невозможно было достать деньги и снимки – вот они, издержки семейной жизни, едрена мать.

– Девушка, которая попросила к телефону Ваню, – уже ядовито продолжала она. – Ага? Что?

– Да ничего, – ответил он. – Подумаешь, повод для расстройства. Как ее зовут?

– Она мне этого не сказала. Сказала, что позвонит позже.

– Ну, понятно. – Иван задумался. – Не знаю, кто это может быть? Я никому телефона не давал.

– А я уверена, что давал, давал!

– Да отвяжись ты. Бога ради. – И только тут он заметил, что она торжествующе размахивает каким-то черным шнуром. – Это что такое? – спросил он.

– Что? Это, миленький, шнур от телефона!

Он вырвал у нее шнур и увидел, что вилка с него сорвана. На конце сиротливо торчали две медные проволочки.

– Где вилка? – гробовым голосом спросил он.

– Нету! Выбросила в окно! – крикнула она. – Чтобы эта девка никогда тебе не дозвонилась!

– Зачем ты сломала телефон, идиотка? А если мне кто по работе позвонит?

– Из банка?

– Хотя бы из банка!

– Ты все врешь, все!

Визжала она так, что он был вынужден зажать ей рот ладонью. Она билась, стараясь вырваться, а он терпеливо смотрел на ее искаженное, покрасневшее лицо и думал, как легко любая девушка превращается в истеричку. Просто ужасно, что с ними делается, стоит только поселиться в одной квартире! Или ему просто так везет?

– Угомонись, – попросил он ее. – Ты бы хоть подумала, что самим придется его чинить.

Она больше не вырывалась, и он отпустил ее. Потом взялся прилаживать оборванные проводки к телефонной розетке. Ничего не выходило – без вилки никак не обойтись.

– Тань, я не верю, что ты выбросила вилку. Ты ее спрятала.

Она не ответила.

– Дай мне, я починю, – попросил он.

Таня молча рванула на себя дверцу кухонного шкафчика и швырнула на стол пластиковую телефонную вилку:

– На, гад! Чини! Чтобы она тебе смогла дозвониться!

Иван молча принялся за ремонт. Закончив его, он еще с минуту сидел на полу, возле подключенного телефона, и думал, как ему быть дальше. Работать, имея под боком Таньку, нельзя. Она рано или поздно обо всем догадается. О любви уже речи быть не может. Таньке надоело сидеть по целым дням одной. Он никуда с ней не ходит, ничего ей не дарит… Иван достал и; – кармана куртки три сотенные долларовые бумажки и позвал ее:

– Тань, иди сюда.

Она прибежала, как будто предчувствовала подарок. Увидев деньги, она немного поморщилась:

– Это что?

– Тебе на платье.

Таня взяла и пожала плечами:

– Ты все же какой-то дикий. Лучше бы цветов принес.

– Давай деньги обратно, куплю тебе цветы.

– Да ладно. – Она спрятала бумажки в карман джинсов. – Какой ты есть, таким ты и останешься.

Тебя уже не переделать.

– Хорошо, что ты это поняла.

– Для тебя это, наверное, хорошо, – обидчиво возразила она. – А для меня не слишком. Почему я одна должна приспосабливаться, крутиться как белка, прислуживать тебе? Почему ты, например, не хочешь меня понять?

– Да почему я всех должен понимать?

– А кого еще?

Иван замолчал. Он вовсе не собирался ей рассказывать, как ему исповедовалась в Нахабине жена удачливого коммерсанта. Сегодня еще жена. А послезавтра скорее всего будет уже вдова.

– На ужин сегодня пельмени, – нарушила Танька молчание. – «Ленинградские». Я купила сметанку, горчицу, уксус яблочный, зелень. Будет вкусно.

– Ты уже сварила?

– Варю…

– Все, я через минуту сажусь за стол!

Он побежал мыть руки. Вскоре зазвонил исправленный телефон. В ванной шумела вода, и Иван не мог слышать, о чем говорит Танька. Потом она открыла дверь и со слезами на глазах крикнула:

– Тебя! Она!

– Черт, это, наверное, ошибка. – Иван обнял Таньку за плечи и втолкнул на кухню:

– Накладывай, я сейчас разберусь. – Он взял трубку:

– Да?

И в ответ раздался знакомый голос – негромкий, нежный, очень спокойный:

– Ваня? Ты меня узнаешь?

Он ее узнал. Еще позавчера он сказал бы: «Алия, где же ты пропала?» Но сегодня у него язык не поворачивался называть ее так.

– Привет, Муха, – сказал он.

Она тихо рассмеялась:

– Какой ты умный…

– Ага, я не такой дурак, как ты считала. Ты где?

Как узнала мой телефон?

Муха все еще улыбалась – это было слышно по ее голосу:

– Понимаешь, я стала думать: как ты нашел Дану?

И поняла, что ты никак не мог ее найти, кроме как через Майгуль. Я поняла, что ты был в общаге. Значит, сдавал паспорт на вахту. А на вахте, Ваня, есть журнал, куда записывают имена и паспортные данные всех, кто посещает студентов. И твои данные тоже записали. Глупенький, а ты и не знал?

Ивану не понравилось, что его паспортные данные записали в какой-то журнал. Конечно, если бы это было ему заранее известно, он бы еще подумал, проходить ли через вахту или найти какой-то другой путь. Но теперь было уже поздно. Муха продолжала:

– Я туда съездила, поговорила с вахтером, просмотрела журнал и узнала твои данные. Ну а потом нашла адрес, где ты прописан. И твой телефон. Поговорила с твоей мамой. Она мне сразу дала этот телефон. У тебя очень вежливая мама. Потом я позвонила сюда. Тут я тоже поговорила с какой-то милой девушкой. Вот и все, Ванечка.

– Как ты старалась, чтобы меня найти, – сказал он, стараясь съязвить.

– Очень старалась, – невозмутимо подтвердила Мухаббат.

– Мне вернули машину, которую ты угнала.

– Да? Это хорошо. Ты меня должен простить, но я… – Муха запнулась. – Ваня? Ты меня слышишь?

– Да, я слушаю.

– Мы должны увидеться.

– Зачем?

– Ты мне нужен.

Он не знал, что ей сказать на это. Спустя полминуты Иван выдавил:

– Но при встрече ты мне ответишь на пару вопросов. Сама знаешь каких. Насчет Сереги. И еще вопросик есть.

– Я отвечу на все твои вопросы, – напряженно сказала она. – Ванечка, ты мне нужен. Я попала в неприятное положение. Я даже говорить с тобой боюсь. Понимаешь?

– Где ты?

Она помолчала, потом предложила:

– Если ты на машине, выезжай из дому и кати к метро «Новослободская». Как ты поедешь?

– Погоди, дай сообразить… – Иван задумался, потом ответил:

– Через центр.

– Значит, немного не доезжая до метро, тормознешь и подберешь меня. Я тебе проголосую.

– Ты будешь одна?

– Да, – ответила она, чуть запнувшись. – Да, я буду одна. Я осталась одна. И повесила трубку.

Иван бросился на кухню, присел к столу и придвинул к себе тарелку с пельменями. Таня к своей тарелке не прикасалась. Она сидела, вертя в руке баночку горчицы, прикусив нижнюю губу, не глядя на Ивана. Тот торопливо поел, обжигаясь, не успевая подуть на ложку, вскочил, напился холодной воды из чайника и заявил:

– Еду по делу, когда буду – не знаю.

– Ты меня погубил, – с надрывом произнесла она. – Зачем ты меня опять позвал?

– Тань, хватит.

– Мама мне сказала, чтобы я не возвращалась…

Что мне теперь делать? Куда идти?

– Никуда.

– Остаться здесь? – Она вышла вслед за ним в прихожую и смотрела, как он шнурует ботинки. – А что мне тут делать? Ждать тебя? Мыть полы, после того как ты по ним пройдешься в уличной обуви? Стирать тебе рубашки? Еще что?

Искать для тебя каких-то баб? Отвечать на их звонки?

– Тань, потом поговорим.

– Никогда ты со мной не поговоришь! Никогда не скажешь правды! Потому что ты все время врешь, все время!

– Пока! – Он открыл дверь, но она подбежала к нему и крикнула:

– Давай приведи ее сюда ночевать! Ляжем все втроем на диване, вот будет здорово! Ты же этого хотел? Сознайся!

– Дура!

Танька со слезами распахнула дверцы шкафа и достала оттуда комок желтого шелка:

– Вот! Вот! Ты спрятал, но я нашла! Когда меня не было, она тут ночевала! На подушке ее волосы Она брюнетка, да?! Красивая?! Я не дура, нет, я как раз не дура!

Иван узнал рубашку, которую нашел в коммуналке. Протянул руку:

– Отдай.

– На, подавись!

Рубашка полетела ему в лицо. Он успел ее перехватить в полете, скомкал, сунул в пакет и выбежал к лифту. Дверь квартиры хлопнула так, что стены содрогнулись.

Через час он подъезжал к «Новослободской». Уже метров за двести он заметно сбавил ход и вел машину вдоль бровки тротуара, вглядываясь в прохожих.

Погода была мерзкая – в оранжевом свете фонарей крутился мокрый снег, «дворники» едва справлялись с работой. В довершение всего руки у него слегка дрожали. Он и сам не знал почему. Наконец он заметил на краю тротуара фигурку в длинном черном пальто. Откуда она появилась, Иван проглядел. Наверное, Муха ждала его в подворотне или за каким-нибудь киоском. Девушка резко подняла руку. Иван подогнал машину к ней, отпер дверцу.

– Давай скорей отсюда, – пробормотала Муха, впрыгивая в салон и хлопая дверцей.

Она съежилась в углу сиденья, как и тогда, в первый раз, когда он вез ее в город из аэропорта. Подняла воротник пальто, уткнулась в него носом и смотрела вперед, на дорогу, не шевелясь, не произнося ни слова.

– Куда едем, сударыня? – спросил он через некоторое время, когда справа появился ярко освещенный Савеловский вокзал.

– Куда хочешь, Ваня.

– Юмор?

– Нет. Куда хочешь, туда и вези, – А если я никуда не хочу?

Девушка посмотрела на него. Он затормозил возле коммерческого ларька, обрамленного мерцающими гирляндами:

– Выпить хочешь?

– Армянского коньяка? – слабо улыбнулась она. – Не откажусь.

– На этот раз обломись, тут его не продадут.

Иван вышел, купил в киоске пару банок джина с тоником, шоколад, сигареты. Вернулся в машину, высыпал покупки на колени девушке:

– На, с праздником тебя.

– С каким?

– С наступающим Новым годом.

Она с треском открыла одну банку, отпила, вздохнула:

– Новый год далеко, Ванечка, а беда близко…

– Да что ты говоришь? – издевательски всплеснул руками он.

– Да, Ванечка, я попала в беду. Прошу тебя, не стой тут. Поехали дальше.

– Погоди, надо сперва сообразить, куда ехать, – сказал он, закуривая.

Она тоже закурила, искоса взглянула на него:

– Ты на меня очень сердишься?

– Это мягко сказано.

– А за что?

– За все. Муха. За вранье, за удар по почкам.

Этого мало? За машину. Вернули только сегодня, голую, в чем мать родила. Пришлось все покупать, а магнитолы до сих пор нет.

– Это не я сделала…

– Ну а мне от этого не легче! – Он разломал шоколад, сунул в рот плиточку. – А еще тебе придется ответить за Серегу.

– Ваня, ты о чем?

Она смотрела на него так ясно и невинно, что у него горло перехватило от ярости. Надо же! Искать эту дрянь, эту стерву, чтобы избить ее до полусмерти, чтобы она призналась в убийстве, а теперь видеть эти глазки?! Он включил зажигание.

– Ты придумал, куда ехать, да?

– К другу.

– Нет, лучше бы туда, где мы будем вдвоем… – попросила она.

– А если я тебя в ментовку сдам? – резко повернулся он.

– Тогда… – Муха поставила недопитую банку джина на пол. – Тогда ты им окажешь большую услугу. Я в розыске.

– Поздравляю. А я нет.

– Ваня, я тебе все расскажу. Всю правду. Тогда ты сам решишь, виновата я или нет.

– Серегу ты убила?

Она молчала, а он предпочитал на нее не смотреть. Наконец Муха слегка кивнула.

– Не слышу?! – крикнул он.

– Я.

– За что, сука?!

– Ваня, тише, мы сейчас врежемся…'Смотри на дорогу… – Она положила теплые пальцы ему на запястье, придвинулась, вкрадчиво вздохнула:

– Он хотел меня изнасиловать.

– Врешь!

– Нет! Нет, это правда!

– Как это случилось?

– Я хотела тебя найти, я хотела вернуть тебе машину, – торопливо заговорила она. – Я пришла на ту квартиру, я пришла туда утром… Он был там.

Я позвонила в дверь, а он открыл. Ни слова мне не сказал, втащил в квартиру, потом в ту комнату. Велел раздеваться. Я поняла, что тебя там нет! Я хотела уйти, я ему сказала, что верну тебе машину, просила твой адрес… Но он раздел меня насильно, потом стал ломать мне руки, завалил на постель…

Потом он меня избивал!

Иван издевательски усмехнулся:

– Он – тебя?! Он тебя избивал?! Ты не перепутала, лапушка?! Ты же у нас большая специалистка по избиению парней!

– Ванечка, прости, но тогда мне надо было одно – сбежать от вас! Поэтому я и ударила тебя! Я не со зла! А он… Он был очень жесток… Он бил меня по голове…

– Как ты меня!

– Но ты парень! Ты мужчина! А я почти потеряла сознание. Он увлекся, еще бы немного – и проломил бы мне череп… Когда я пришла в себя, он уже кончал в меня… – Муха погасила окурок в банке с джином. Сигарета зашипела. – Подонок, мразь! У него закатывались глаза… Тогда я… – Она всхлипнула:

– Ударила его… По голове…

– Чем?

– Р-рукой.

– Там не было раны. Я осмотрел его голову.

– Я же говорю – била кулаком. Он немного ослабил хватку, тогда я вырвалась, вынула из своей куртки шприц и всадила ему укол…

– Врешь! Все было не так! Ты его уколола, когда он еще был на тебе! И ты с ним не дралась! Ты дала ему добровольно, чтобы всадить укольчик, когда он забалдеет и не сможет сопротивляться! Что я – Серегу не знал?! Он никогда не бил женщин! И тебя он не бил, поняла, сука?!

Муха вытирала слезы. Плакала она неподдельно – злобно, униженно, задыхаясь от ярости.

– Ну а если так? – выкрикнула она. – Если он меня не бил, а просто пригрозил, что побьет? Если он затащил меня в постель и обещал потом отпустить? А выхода у меня не было! Я не стала ждать, пока он кончит, и уколола его еще до оргазма! Почему я должна делать аборт от какого-то гада, которого второй раз вижу?!

– Но когда ты была со мной, мы не предохранялись, если помнишь!

– Ты – другое дело. С тобой я была по своей воле. Я сама тебе предложила. Ты согласился. Все было по справедливости.

– Ну и гадина же ты… Ты ведь и ему предлагала Забыла? Ты нам предлагала групповуху, чтобы мы тебя выпустили!

– А, ну эго же были исключительные обстоятельства… – протянула Муха. – Дай сигарету.

Он дал. Желание избить ее постепенно пропадало. Зато появилось другое чувство, уже знакомое ему.

Этой девчонке нельзя верить на слово. Половина из всего, ею сказанного, – ложь. Половина, если не больше. И в этой лжи он опять запутается…

– Ванечка, куда ты меня везешь? – снова спросила она. – Я в розыске, нельзя, чтобы меня кто-то видел. Мне нельзя на квартиру к твоим друзьям…

– А куда можно?

– Ты живешь не один? – мягко спросила она. – С девушкой?

– Да.

– Я помню, ты про нее говорил.

– У тебя хорошая память. Муха.

– Она рассердится, если ты не придешь ночевать? – спросила она.

– Она уже знает, что я не приду.

Муха рассмеялась:

– Предупредил? Ванечка, ты самый лучший из всех мужиков, которых я знала… Ты ничего из себя не строишь. Так хорошо с тобой общаться… У тебя есть деньги?

– Немного.

Иван похолодел от мысли, что в кармане у него до сих пор лежат шесть тысяч, полученные от жены коммерсанта. «Дурак, – выругал он себя. – Оставил бы их дома. У Таньки целее были бы. А эта еще и украсть может. Ей что машина, что бабки – все равно».

– У меня тоже деньги есть, – сказала Муха, залезая в карман пальто и доставая оттуда сверток в белой бумаге.

– Сколько же?

Она отогнула край бумаги и показала ему пачку долларов.

– Восемь тысяч. Это все, что у меня есть, – радостно сказала Муха. – Так что не переживай, я за твой счет жить не буду. Но ты мне так нужен, если бы ты знал…

– Чтобы помочь спрятаться? Или бежать?

– Бежать я не могу, – помрачнела Муха. – Не вовремя это… Мне нужно спрятаться.

– Надолго?

– Не знаю. Я в розыске, а это наверное, надолго. Они будут меня искать до упора. Это вот и плохо, это хуже всего… Ты можешь мне помочь? Можешь хотя бы снять мне квартиру?

– На свое имя?

– Ага. И сам будешь платить за нее хозяевам, а также будешь носить мне продукты, ну, все для меня делать.

Она так просительно смотрела на него, что он рассмеялся:

– А почему ты решила, что я хочу быть твоей нянькой?

– Да потому что ты добрый!

– С чего ты взяла?

– Сразу увидела. Как только мы встретились, еще в аэропорту. Ты не жлоб, как все остальные парни. – Она вздохнула и беспомощно развела руками:

– Ванечка, если ты мне не поможешь – меня сдадут ментам. Первый встречный сдаст. А ты не такой. Я не потому это говорю, что мне больше не к кому идти. Мне есть к кому… Но я не верю этим людям. Они меня ждут… Чтобы продать.

– Ладно, – сказал он, немного сбитый с толку ее речью. – Попробую найти квартиру… Но что дальше будет – не представляю.

Муха потянулась к нему и поцеловала его в шею горячими сухими губами. Машина вильнула – он едва удержал руль.

Глава 12

Иван поехал к знакомому, который промышлял сдачей квартир. Знакомый работал без лицензии, гарантий не давал, зато и брал за свои услуги недорого – не месячную арендную плату, а только половину ее.

Правда, Ивану немного не повезло. На этот час у знакомого не было ни одной однокомнатной квартиры.

Сперва он предложил Ивану подождать сутки – за это время он подыщет однокомнатную. Когда Иван сказал, что ждать не может, тот предложил двухкомнатную, за четыреста долларов, зато с телефоном, холодильником и не слишком далеко – в Царицыне. Иван отдал деньги и получил ключи. Незадолго до полуночи они с Мухой вошли в снятую ими квартиру.

Иван протянул руку, чтобы включить свет в прихожей, но тут же почувствовал прикосновение ее пальцев. Она шепнула:

– Не надо.

– Как же… В темноте? – Он автоматически тоже перешел на шепот.

– Я хочу убедиться, что никто за нами не пришел…

Муха прошла к окну на кухне, постояла, отодвинув штору, глядя вниз с третьего этажа. Потом зашла в обе комнаты поочередно и там тоже долго стояла у окон. Иван в это время курил, сбрасывая пепел в раковину на кухне. Слышались частые удары капель – кран протекал. Поскрипывал паркет под ногами Мухи. Наконец он услышал ее тихий голос:

– Ваня? Иди сюда.

Он вошел в большую комнату, увидел ее силуэт – девушка сидела на краю стула, у окна. На улице было довольно светло – горели фонари, шел снег. Его глаза понемногу привыкли к такому освещению. А ей, похоже, другого света было не нужно.

– Ты так боишься? – спросил он, подходя к ней. – Никто за нами не ехал.

– Я тоже смотрела… Вроде бы никого. Но мне все равно страшно. Ты не представляешь, что я пережила за эти дни…

– Значит, ты боишься? И ты меня нашла, чтобы я помог тебе спрятаться? – Он присел в кресло. – И спокойно призналась, что убила моего друга? А меня ты не боишься?

Муха пошевелилась на стуле и спокойно ответила:

– Твой друг был подонком. Ты сам это знаешь.

– Нет, для меня он подонком не был!

– А для меня был.

– Ладно, но бабка-то его тут при чем?!

– Это и был твой второй вопрос? – Она подняла голову. – Ладно, я отвечу. – Но вместо ответа продолжала молчать.

Иван протянул ей сигареты, она отказалась:

– Не надо, мне просто трудно решиться. Ладно, пусть. Все это из-за того, что ты просмотрел мои паспорта. Там, в машине… Когда вез меня в Москву. Если бы ты этого не сделал, Сергей был бы жив.

И его бабка тоже… Он знал, как меня зовут. И бабке все рассказал…

– Объясни мне…

– Хорошо. Никто, слышишь, никто не должен был знать, кто я! Как меня зовут! И тем более видеть мой второй паспорт!

– На имя Мухи? Или Алии? Ты же Муха?

– Да, я Муха! Не нужно много ума, чтобы допереть, и не так уж мы похожи! – выкрикнула она.

– Тише, ты же сама боишься, что нас найдут.

Разоралась… Уже двенадцать.

– Теперь уже не найдут. Я почти уверена, что за нами не было хвоста.

– Какого же черта ты показала мне документы, если после этого должна была убить Серегу? И почему ты оставила в живых меня? Вколола бы там, во дворе, мне один из своих уколов – и делу конец. Чего ты добивалась?

– Я и тебя хотела убить! Только потом!

– Сейчас? – Он протянул ей руку:

– Давай коли.

Где твой шприц?

– Не ломайся, прошу тебя… – Муха сгорбилась, отвернулась от окна, ее лицо превратилось в темное пятно. – Никто тебя колоть не будет. Все случилось так глупо… Когда ты просмотрел мои документы в машине, мне было все равно. Я еще не знала тогда, что угоню твою тачку. Все вышло само собой. Я даже не думала об этом, пока не оказалась у тебя в квартире. Думала – пересплю с тобой, немного приду в себя. А потом уйду… А вышло так, что вы мне стали угрожать. Мне нужно было вырваться от вас. Ты меня вывел из квартиры… А когда ты отпирал машину, я вдруг решила воспользоваться ею. Ты забрал записную книжку, а мне без этой книжки – просто зарез… Ты не должен был этого делать, тогда бы я и машину не угнала… Я была в истерике, пойми. Я не могла удержаться… Да, я ударила тебя. Я могла тебя убить, я должна была тебя убить, но не во дворе же!

Я угнала твою тачку, а потом… Она перевела дыхание и быстро закончила свой рассказ:

– А потом мне надо было сделать так, чтобы никто не знал, что это именно я угнала тачку. А знали двое – ты и он.

Муха замолчала.

– Если рассказываешь, говори все, – потребовал Иван. – Что ты сделала с тачкой?

– Не важно.

– Не важно? Ладно. Зачем ты вернулась на «Сокол», зачем позвонила в нашу дверь?

– Я думала застать кого-то из вас. Тебя или его.

Или вас двоих.

– А, на этот раз ты пришла замести следы, верно? Твои россказни про то, что решила вернуть мне машину, – вранье?

– Конечно вранье. – Она вдруг рассмеялась. – Я вру как дышу. Не обращай внимания, это у меня с детства. Врожденное.

– Ну и что дальше?

– Он мне открыл дверь. Не хотел пускать на порог. По-моему, он просто остолбенел, не верил своим глазам.

– Его удивила твоя наглость.

– Вроде бы так. Я сказала – дай пройти, я же тебя не трону. Тогда он меня впустил,.. – Муха вздохнула:

– А потом все было почти так, как я тебе говорила. Только сексом заняться предложил не он.

– Ты?

– Да. Я рассчитывала застать вас вместе и перестрелять. У меня хорошая пушка. И стреляю я хорошо. Но это все-таки было рискованно. А когда я поняла, что он один, я решила убить его иначе.

– Ну и говно же ты! – не выдержал Иван. – Я удивляюсь – почему все еще тебя слушаю? Ведь у тебя такая шея тонкая! Взять ее двумя пальцами и сломать на фиг! Значит, ты шла меня убивать, да, сучка?

– Ага, – кивнула она. – А теперь дай сигарету, пожалуйста.

И он дал ей сигарету. Глядя, как она закуривает, как в свете зажигалки дрожат ее ресницы, он снова спросил себя, что его останавливает, что не дает разделаться с ней по заслугам? Но ответить не мог. Муха продолжала – Но прежде чем вколоть ему, я с ним занялась сексом. А перед этим постаралась узнать, где ты, что делаешь, не знает ли еще кто обо мне. Он сказал, что тебя в Москве нет. А когда я спросила, не рассказывал ли он кому про меня, Сергей засмеялся и сказал:

«Конечно, рассказал своей бабке».

– Он пошутил, ты что – не поняла?! Он же пошутил! – закричал Иван.

– Откуда мне знать?

– Ты же говоришь – он смеялся!

– Ну и что… – устало ответила она. – А мне вот было не до смеха. Да и какая разница. Это твой друг, вот ты и психуешь. А когда берешь заказ на убийства, не очень-то думаешь, кто пошутил, а кто нет. Просто идешь и делаешь свое дело, верно?

– Значит, ты тогда сразу догадалась? Прав был Серега?

– Твой друг вообще был умница.

– Умней меня?

– А кто его знает? Теперь вас не сравнишь. Да и плохая примета – сравнивать с покойником… – Муха курила, и огонек сигареты время от времени озарял ее плотно сжатые, ненакрашенные губы – Потом, когда он отключился, я обыскала его сумку, просмотрела паспорт, записную книжку. Выписала все нужные адреса. Я спешила, я боялась, что ты придешь… Потом поехала к его бабке, ну и все.

– Следующим был бы я, верно?

– Ты? Нет, до тебя уже не дошло… – вяло ответила Муха. – Потом у меня было слишком много работы.

– Ладно, а теперь скажи: что ты сделала с моей машиной?

– Покаталась и бросила.

– Ну а пока каталась, чисто для развлечения прихлопнула из моей тачки паренька с телевидения? – спросил он.

Муха пожала плечами:

– С чего ты взял? Я же говорю – бросила машину, и все. А что касается телевидения, так я вообще телевизор не смотрю.

– Серьезно? Я тоже. Где ты бросила машину?

Она задумалась:

– Кажется, в центре.

– Ну? А точнее?

– У Таганской площади.

– А менты ее нашли немного подальше, за углом.

На «Автозаводской».

– Гляди-ка, – удивилась она. – Ну, значит, там я ее и бросила.

– Ну и дрянь же ты, Муха, – с каким-то удивлением проговорил он. – Удивительная дрянь.

– Ты мне уже это говорил, – кивнула она. – Спасибо за добрые слова.

– Правды ты не расскажешь? А чего ради скрывать? – зло спросил он., – Я и так знаю, что мужика с телевидения убила ты. Рассказала бы все по порядку. Я ведь уверен, что ты в розыске не из-за Сереги и его несчастной бабки. Я знаю, кто сейчас тянет лямку за этих двоих.

– Кто же?

– Медсестра, которая ставила укольчики Серегиной бабке. Это ее обвинили.

– А, ты в курсе дела? Молодец, – похвалила она. – А я-то думала, кому это пришьют?

– Думала, я попадусь?

– Нет, я всегда была против этого. Тогда бы ты и меня сдал.

– А мне не хотелось, чтобы менты поймали тебя, милая моя. И по той же причине.

Муха встала и включила свет. Иван зажмурился, прикрыл глаза рукой:

– Хоть бы предупредила.

– Ничего, переживешь.

Она сняла пальто, разулась. Под пальто у нее оказался облегающий деловой костюмчик.

– Мне идет? – спросила она, кокетливо изгибаясь в талии и кладя руки на бедра. – Знаешь, сколько он стоит, а?

– Триста долларов, – сказал Иван.

– Почти угадал. Разбираешься.

– Девушка научила.

– Твоя девушка?

– Да.

– Она красивая?

Иван вдруг не выдержал и рассмеялся:

– Два часа назад она меня расспрашивала про тебя. И задала тот же вопрос. Как будто важно – красивая или нет.

– Для нас, женщин, важно.

– А ты разве женщина? Ты животное.

Муха слегка удивилась:

– А что? Как все…

– Да не как все, – возразил Иван. – Можешь мне поверить.

– Неужели ты знал лучше?

– Да. Многие были лучше.

– Ты в них во всех ошибался, – твердо заявила Муха. – И потом – зачем же ты приехал, когда я тебя позвала?

– Хотел тебе хорошенько врезать по одному месту, – признался Иван.

Муха задумчиво на него взглянула, расстегнула пиджак, сняла его. Потом спустила с бедер облегающую юбку, переступила через нее. Затем освободилась от колготок и трусиков, повернулась к нему спиной и наклонилась:

– На, врежь.

Он молча разглядывал ее, а она, извернувшись, ухватившись рукой за спинку стула, разглядывала его.

Потом нетерпеливо спросила:

– Чего ждешь?

– Смотрю.

– И что видишь?

– Что ты похудела, – спокойно пояснил он. – Наверное, нелегко приходилось?

Она повернулась и села на стул:

– Устала так стоять. Знаешь, в жизни ни перед кем я так не старалась, как перед тобой. И зря я все это делаю. Вот, пожалуйста, результат – ты меня уже презираешь. За проститутку меня принимаешь.

– Вот уж нет!

– А за кого?

– За убийцу!

Муха засмеялась:

– Сам хорош! Мне одеться или подождать, пока ты вдохновишься?

Он не ответил. Муха потянулась за своей сумочкой, достала оттуда пудреницу, провела по лицу губкой, прищурилась:

– И выгляжу я вроде бы неплохо. Постой-постой… А ты меня не боишься в самом деле? Думаешь, я тебе тоже укол поставлю?!

– Кто тебя знает.

– Ты шутишь, – сказала она, вглядевшись в его серьезные глаза. – Ты меня не боишься. Ты никого не боишься.

– Я тюрьмы боюсь.

– Да? – спросила она, захлопывая пудреницу и облизывая губы. – А я сидела. Давно, правда. Я еще девчонкой совсем была.

– Ну и как? Понравилось?

– Ничего страшного. Кормежка, правда, была плохая, и скучно очень. А так – не многим хуже, чем везде… – Муха загрустила и протянула к нему руку:

– Дай покурить.

– Иди сюда, дам.

Она пересела к нему в кресло. Слегка поерзала, устраиваясь на его коленях, обняла его за шею, закурила… Она пускала дым к потолку, вытягивая нежную длинную шею, а он, обхватив ее голые колени, раскачивал ее, как ребенка. Муха заулыбалась:

– Ты добрый, я сразу поняла. Ты меня не бойся, слышишь? Мне, кажется, конец пришел… Что уж меня бояться.

– Засыпалась с телевизионщиком?

Она покачала головой и, уже не пытаясь оправдаться, поправила Ивана:

– С его женой.

– Так ты еще кого-то пришила?

– Ага. Я и приехала в Москву, чтобы заказ выполнить. Ну, стрельнула в этого мужика. Хотела уже уезжать домой, но тут мне говорят – это еще не все.

И денег за работу ни копейки не дали. Заставили ждать… Говорят – заказ будет двойной и оплата тоже двойная. Ну, я сижу и жду… А что мне делать?

У меня даже оружие отобрали, когда поняли, что я нервничаю. Потом говорят – убей теперь бабу. Ну, я по всему поняла, что это его жена. Говорю – давайте деньги вперед, давайте оружие, машину дайте. Все мне дали. Ну, я в нее стреляю. Один раз. Я вообще с одного раза всегда попадаю. А тут мимо.

Я прямо сердцем чувствую, что мимо. Разворачиваюсь, чтобы ее добить, и ты понимаешь – вижу, что меня уже засекли. Менты в своей шикарной тачке в конце улицы видны… Что они тут забыли?! Чего ради меня засекли? Подставили меня мои заказчики! Я в нее еще раз пальнула, уже на автомате, потому что сматываться надо… Попала, но не уверена, совсем ее добила или нет… И умотала. Машину бросила через пять минут, а сама в переулки, в переулки… Немножко отдышалась в убежище – и что выясняется? Что меня ищут. Фоторобот сделали, все мои данные у них есть… Ну, вилы! Надо, чтобы я дала показания против заказчика. А какой там был заказчик – откуда мне знать?! Я в глаза его не видела. Говорила только с посредником…

Муха умолкла.

– Вранье, подружка, – ласково сказал Иван. – Но ты интересно врешь.

– Все правда!

– Нет. – Он продолжал покачивать ее на коленях. – Ты что – профессиональная киллерша?

– Нет, я подрабатываю.

– Странная подработка.

– Да, у тебя такая же точно! А что мне еще делать?

Денег нет, работы никакой. И вообще… Обстоятельства.

– Шла бы в проститутки. У тебя фигура хорошая.

Все-таки более женское занятие.

– Нет, лучше сдохнуть, – очень решительно сказала Муха.

– Все равно ведь спишь с кем придется, – сказал он.

Муха повернулась, и он увидел, какие злые и жесткие у нее глаза.

– Если я спала с тобой, придурок, то это потому, что мне это нравилось!

– А, ясно, мне крупно повезло.

– Пусти! – Она сняла руку с его шеи, но он удержал ее. – Сиди, рассказывай.

– Я все тебе рассказала.

– Значит, ты, малышка, угрохала четырех человек, пока была в Москве? – Он сильно тряхнул ее на коленях. – Так?

Муха развязно ответила:

– А ты скольких?

– Ни одного, дорогая. Я только, подбирал за тобой свежие трупы. И между прочим, вляпался с машиной по уши…

– Почему я должна тебе верить?

Она слезла с его коленей и босиком побрела на кухню. Он видел, что девушка очень устала и еле держится на ногах. На кухне зашумела вода, потом все затихло. Он ждал, что она вернется, но Муха не возвращалась. Тогда он пошел за ней.

Муха плакала, сидя за кухонным столом, опустив голову на руки. Он сел рядом:

– Что было дальше?

– Ничего… Теперь я все понимаю… Меня подставили. Мне дали денег, и я обрадовалась… Я не рассчитывала, что получу так много. Я думала… А, все равно! – Она покачала головой, и ее длинные черные волосы расползлись по столу как змеи. – Что мне теперь делать? Ни поездом, ни самолетом, ни машиной мне отсюда не выбраться. Опознают. Им очень надо, чтобы меня опознали.

– Зачем им это нужно?

– Зачем? А кто укажет на заказчика? Я. Им надо свалить заказчика. А я – только улика против него.

Я не человек, понимаешь? Моя жизнь – ничто.

Меня нужно поймать, чтобы его свалить. А он крепко стоит на ногах, его трудно свалить. Мне будет плохо в любом случае – если за меня возьмется он, если за меня возьмутся они…

– Ты же не знаешь заказчика.

– Но мне называли его имя.

– Кто?

– Посредница.. – .

– Ты говорила – посредник.

После паузы Муха сказала:

– Это женщина.

– Это Дана?

Она резко подняла голову:

– Сколько раз ты у нее был?

– Я с ней говорил один раз. Потом заходил еще, когда обыскал ее комнату. И еще раз, перед этим, когда ты в меня стреляла.

– Я?! Я в тебя не стреляла!

– Ври больше.

Иван сходил в прихожую, принес пакет, вытряхнул на стол ночную рубашку:

– Твоя?

– Моя. И что? Я даже не знала, что ты у нее был!

– Ты там жила!

– Да! Но меня в тот день там не было! Она ,в тебя стреляла?!

– Слепая – и стреляла?? – Иван схватил Муху за плечи, приподнял со стула и резко отпустил.

Она вздрогнула, отшатнулась к стене:

– Это не я… Она могла стрелять в тебя по звуку… Она, конечно, слепая, но все чувствует, все замечает. С ней страшно! Она ориентируется лучше, чем мы!

– Почему же она не попала, когда я разбил лампочку? – поинтересовался Иван. – Если она слепая, ей не нужен свет!

– Я ничего не знаю про лампочку! – прошептала она.

– Это была не ты?

– Не я! Ваня, поверь – чем хочешь поклянусь, это была не я!

– Поклянись сестрой.

Муха взглянула на него со странной улыбкой:

– При чем тут она?

– А при чем тут Дана?

– Дана… – Девушка все еще улыбалась. Как-то странно, неестественно улыбалась. – Дана тут как раз при чем. Она мне давала заказы. И она же посадила на иглу Алияшку. То есть все было наоборот.

Сперва она погубила Алию. Потом взялась за меня.

– Алия жива?

– Не знаю.

– Как не знаешь?

– Да так. Дана все обещала узнать, но так и не узнала. Ты-то откуда столько узнал? – Муха снова положила голову на стол. – Я так устала, я вторую ночь не сплю…

– Рассказывай. Выспаться успеешь.

– На том свете?..

– Ну, пойдем ляжем, и ты все расскажешь.

– Пойдем…

Белье им полагалось от хозяина квартиры. Они нашли в стенке две подушки – большую и маленькую, несколько старых, зашитых простынь, вафельные протертые полотенца, два колючих одеяла. Кое-как постелили постель и легли, погасив свет. Иван лежал с краю. Он курил, далеко отводя руку с сигаретой, чтобы искры не попали в постель, и слушал тихий рассказ.

– Это началось год назад, – говорила Муха, прижавшись к его плечу круглой теплой щекой. – Алия училась в своем институте. Хорошо училась. На пятерки… Она была на четвертом курсе. Тебе об этом, наверное, рассказали девчонки?

– Да, Майгуль и Бахыт.

– Они хорошие девчонки, только очень наивные, домашние. – Муха погладила его по руке. – Ни черта они не понимают. Алия их не любила. У нее вообще не было друзей в институте.

– Застенчивая, что ли?

– Да нет. Интересы другие. Более… Разнообразные, что ли? Она всегда была у нас такая. Умненькая, грамотная, развитая… А я вот считалась тупицей.

Серьезно! – Муха тихо засмеялась. – А когда меня упекли в ИТК, папа сказал: «Надо отправить Алию отсюда подальше, чтобы Муха на нее не влияла».

А как я могла на нее влиять, из колонии, ну? А ее все равно отправили учиться в Москву. Не только из-за меня, конечно. А до этого она на химкомбинате работала, лаборантом. Тоже папа устроил.

– За что ты села? – перебил ее Иван.

Муха без тени смущения ответила:

– За воровство.

– Машины угоняла?

– Нет, что ты… – Муха опять засмеялась. – Я тогда еще и машину толком водить не умела.

Ничего не умела, дура дурой была, хотя мне уже двадцать три стукнуло. Я квартиру обокрала у одного знакомого. А тот догадался, кто это сделал, нашел меня, сперва избил, гад, потом в суд подал. Короче, для родителей позор и для Алияшки тоже. Но она меня всегда любила. Больше всех. Я два года отсидела как паинька, потом родила…

– На зоне?

– Ага. – Муха замолчала.

– От кого же? – спросил Иван. Он даже сигарету затушил. – От надзирателя?

Она промолчала.

– Не в свое дело лезу, что ли?

– Не в свое, – отрезала она, но тут же прижалась к нему:

– Дело прошлое, а мне все равно обидно. За свою глупость обидно. Да от солдата родила, из тех, которые КСП охраняли. Я с ним не ради денег или продуктов сошлась и даже не ради наркоты, как другие. Просто от скуки. Скука была зеленая! Ну, кто же мог знать, что я залечу? – Она вздохнула, отвернулась к стене и дальше рассказывала, не глядя на Ивана:

– Родила недоношенного, ребенок умер. Меня хотели за нарушение режима наказать, но потом пересмотрели дело. У меня здоровье после родов пошатнулось, и очень сильно. Кровотечение горловое один раз было. Думали – тубик, но палочки не нашли. Короче, меня по здоровью освободили. Я домой вернулась, а Алияшка давно уже в Москве. Я так гордилась! Ты себе не представляешь! Ну а потом и я собой занялась. Что мне там было делать? Нечего, прямо скажем. Работы нет, не на химкомбинат же идти Мать давно не работает, отец – по неполной неделе на том же комбинате. И то под угрозой сокращения.

Опять же, я сидела, кому нужна такая? Хотела какой-нибудь работы покрасивее, но ничего не нашла.

– Знакомая история, – сказал Иван. – Только я ни от кого не рожал.

– Ты и не сидел.

– И не буду.

– Не зарекайся, – посоветовала Муха и продолжала:

– А у нас шикарная охота на сайгаков. Ты себе не представляешь! Там, правда, меткость не нужна.

Сгоняют этих красавцев в большую кучу, когда начинается охотничий сезон, и забивают со всех сторон из ружей. Ну, каждый охотник за это потом получает мясо. Мясо можно выгодно продать. А я всегда здорово стреляла. Меня один знакомый, который так подрабатывал, взял на охоту. Я там уложила, наверное, штук пятнадцать сайгаков. Они на сеть бегут, путаются в ней, падают… Кровь рекой. Бойня, кругом мат, крики, все мужики пьяные… А я одна среди них, как дура, – одна баба. Все остальные бабы неподалеку бешбармак варили, из парного мяса. Ну, поохотились мы. Нарядчик всем записал, сколько кому мяса надо отдать. Мне – больше всех. Мужики смеялись, потом меня напоили. Я мяса наелась, водки напилась, мне спать хочется. Так и уснула у костра. Где-то перед рассветом просыпаюсь – а ты знаешь, как холодно в степи? Ну, думаю, обморозилась… Полезла в машину к этому своему знакомому. А он там кемарит, тоже с похмелья. И наверное, с похмелья мне говорит: «Тебе, Муха, с таким глазомером надо киллершей стать. За людей дороже платят, чем за животных».

И опять задрых. А я сижу рядом и думаю – а не послушать ли его? Ведь все равно больше деваться некуда. Но в нашем городке не развернешься. Сам видел… – Она игриво толкнула его в бок:

– А ну-ка, Ванечка, признайся, что ты там делал? Пришил кого?

– Болтушка. – Иван улыбнулся в темноте. – В гости ездил.

– К кому?

– К тебе. Посвататься хотел.

– Ладно, не говори, обойдусь, – обиделась она. – Но только я не болтушка. Это я так, перед смертью разговорилась.

– Перед какой смертью?

– Да мне скоро конец придет. Ты что думаешь – я шучу?

– Рассказывай, тати видно будет.

– Мне Алия письмо написала… – после паузы продолжала Муха. – Писала, что с деньгами неважно и работы она найти не может. У родителей она стеснялась просить денег. Она ведь знала, что у нас с деньгами совсем плохо. Писала; «Может, ты приедешь, я тебя устрою жить в общаге, ты найдешь работу. Будем жить в одной комнате, ты работать, я учиться». Она по мне очень скучала. Я собрала на билет, у меня как раз остались деньги от продажи сайгачатины, и приехала. Пожила в общаге, посмотрела, как там дела. Алияшка была такая худая. Питалась одной капустой и макаронами. Представляешь? Я ей денег дала, стала работу искать. Но меня нигде не брали без прописки. Короче, я уехала, ничего у нас не вышло. Пожила дома, мне там совсем скучно было после Москвы. Даже пообщаться не с кем. И делать нечего. Опять воровать? Опять садиться? Киллером стать? Это просто смешно. У нас же там население – триста тысяч. Найдут сразу.

– Это точно.

– Видишь, не такая уж я тупая оказалась. А тут опять письмо от Алии. Она мне писала: «Приезжай, теперь точно получишь работу». У нее появилась знакомая со связями. Вот эта Дана, будь она проклята…

Хитрая баба, очень хитрая.

– Я заметил, – сказал Иван.

– Главное, что сперва она вызывает жалость, горячо заговорила Муха. – Она Алияшку тем и купила. Алияшка вообще жалостливая. Понимаешь, я приехала и не узнала сестру. Деньги у нее теперь были. Но это не те жалкие три бакса в час, которые ей Дана платила за уход. У нее были большие деньги. Я спрашиваю – откуда? А она мне отвечает: «Дана меня познакомила с богатым парнем, этот парень меня любит и заботится обо мне».

– А, знаю, о ком речь, – усмехнулся Иван. Сын Жумагалиева? Муха вскочила на колени, так что вся постель затряслась:

– Откуда ты знаешь?!

– Тихо, тихо. Ложись.

И когда он заставил ее лечь, она горячо прошептала:

– Да, его сын, Толгат. Он гулял с Алией. Она меня с ним познакомила. Он мне сразу страшно не понравился. Знаешь, как я его прозвала? «Тот гад». Противный мальчишка, много о себе воображает. Но разве ей втолкуешь? И как ее от него оторвать? Она влюбилась.

Первый раз в жизни. У нее до него парней вообще не было. Он ей давал деньги, возил на своей роскошной тачке. У него «вольво», у сопляка. Конечно, у папаши денег полно. Алия, наивная, считала себя его невестой.

Нужна она ему, лимитчица! Но самое худшее все-таки было не это. Она села на иглу.

– Ты вроде бы сказала, что ее посадила на иглу Дана?

– Да! Старая сучка, наркоманка со стажем. Как я ее ненавижу! Ей было противно видеть молодую здоровую девушку. Она решила сломать ей жизнь, подчинить ее себе. Она успела это сделать до моего приезда, иначе бы я помешала. Алия скрывала это от меня, но не очень долго. Когда я все узнала, хотела убить Дану… – Муха тяжело дышала, как будто после бега. – Но это было уже после…

– После чего?

– После того, как я стала на нее работать. Она и меня прибрала к рукам. Алияшка рассказала Дане, как я хорошо стреляю, какая я отчаянная, смелая. Дана узнала и про то, что я сидела. Я ей очень подходила. Она сказала мне: "Убери одного человека. Никакого риска.

Оплата вперед". И дала столько денег, сколько я в руках не держала. В моем родном городе на эти деньги можно купить квартиру двухкомнатную. Но, правда, у нас квартиры дешевые. Я взяла деньги. Сперва взяла, а потом уже стала думать. Но долго думать не пришлось. Дана сама все продумала. Она разработала весь план. Мне осталось только убить.

Она опять замолчала. Иван спросил:

– Ну и как ты после этого?

– А ты как?

Теперь замолчал он. Муха перегнулась через него, нашарила на полу пачку сигарет, закурила и продолжала:

– Первый раз страшно, потом все равно. Я убила еще двоих. Заработала неплохо. Оставила денег Алие и взяла с нее слово, что она попробует соскочить с иглы. Она обещала. Но у нее воля слабая.

Я этого не учла. Я только просила продержаться до моего возвращения. А я сама поехала домой, помочь родителям. У них-то, конечно, вообще денег не было. Приехала, прожила там всего неделю, не больше. А потом вернулась в Москву… А сестры уже нет. Пропала. А «тот гад» уже был далеко.

– В Америке, – закончил Иван.

– Ты и это знаешь? Откуда?

– Я искал тебя, а вместо этого нашел кое-что про Дану и про этих крутых Жумагалиевых, – пояснил Иван. – И заплатил за эти сведения немало. Восемьсот баксов.

Муха вздрогнула:

– И кто тебе все это рассказал? Про Толгата, про Дану?

– Один бывший мент.

– Значит, на них заведено дело?

– Понятия не имею.

– Жумагалиева хотят спихнуть с теплого местечка… – лихорадочно заговорила она. – Но я этого не знала. Алия пропала, я пошла к Дане. Сказала: «Ищи мою сестру, или я тебя убью. Я теперь умею». Она ответила, что делает все, чтобы найти Алияшку. Что Алияшка ей как дочь. Ругала Толгата. Ну, и ничего не сделала. Я не знаю, где Алия, что с ней. Дана говорит – наверное, она вляпалась в какую-нибудь грязную историю… Говорит, что Толгат ее бросил, как раз тогда, когда я уехала домой. За эту неделю они многое успели… Алия будто бы поехала одна в какой-то ночной клуб, где раньше бывала с этим подонком. А там обкололась до бесчувствия и уехала с какими-то незнакомыми парнями… Больше ее никто не видел. Но если она мертва – почему ее до сих пор не нашли? А если она жива… Где она?

– А мне Дана тоже сказала, что Алия мертва.

– Она так думает. А я чувствую – она жива!

– Что там случилось с Жумагалиевым? – спросил Иван, отнимая у девушки сигарету и давя ее в пепельнице. – Ты сейчас всю постель сожжешь.

– Он слишком много хапнул, вот что с ним случилось. А подробностей я не знаю. Знаю только одно: Дана выступала как его посредница. Я этой осенью жила дома. Уже давно… Деньги у меня были, а в Москве мне нечего было делать. Дана мне позвонила и сказала: «Приезжай, есть новые сведения о твоей сестре». Она, дрянь такая, знала, что иначе бы я не приехала. А когда я приехала, она сказала – Алию можно найти, но нужны деньги. А денег нет. Она мне сказала – поработай, убей одного мужика. Это был какой-то редактор на телевидении. Я его убила. Она мне говорит – убей теперь еще его бабу. За все платит Жумагалиев-отец. Я спросила, зачем ему это. Она ответила, что у него большие неприятности. Я убила и бабу…, И после этого читаю в газете, что Жумагалиев арестован как заказчик двух убийств. А киллера, то есть меня, ищут. Будто бы есть на Жумагалиева какие-то данные, будто бы все уже доказано… Только вот киллера надо найти, чтобы дать против него показания. То есть меня им надо найти. А если уж за дело так круто взялись, это значит только одно – у Жумагалиева очень влиятельные враги. И чтобы его свалить, они будут меня искать до потери пульса.

Я объявлена в розыск… Мне от них не уйти.

Глава 13

Ночь была долгая. Наступили самые темные дни в году. Муха безмятежно спала, отвернувшись к стене, свернувшись в клубок, как большая кошка. Ивану тоже удалось выспаться. На несколько часов он будто в воду провалился.

Проснулся он в полной темноте. Чиркнул зажигалкой, поднес ее к наручным часам – он забыл их снять на ночь. Часы показывали половину шестого.

Он погасил зажигалку и стал смотреть в темноту ослепленными глазами. "Все хорошо, – сказал он себе. – Я чист. Серега и его бабка на совести медсестры. В убийстве телевизионщика обвиняют не меня, а Муху. Следствие кончено, машину мне вернули. Начался розыск. И опять же, ищут не меня.

Деньги у меня есть. Работа тоже есть, и даже получил я за нее вперед, и гораздо больше, чем нужно.

Чего же мне еще надо?"

Рядом с его плечом тихо дышала Муха. Он слегка повернулся, вгляделся в мягкие очертания ее тела под одеялом. «Фигура у нее классная, – подумал он. – Разбудить, что ли? Вчера она была совсем не против… Или дать поспать?»

Он снова чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к лицу девушки. Она не притворялась – спала крепко, даже огонь ее не потревожил. Губы у нее пересохли, а вот ресницы, наоборот, были мокрые, будто она плакала во сне. Внезапно она шевельнулась, и он увидел, как у нее под веками быстро задвигались глазные яблоки. «Сон видит! – понял Иван. – Посмотреть бы, что ей снится». Зажигалка перегрелась, и он был вынужден погасить ее, хотя ему хотелось посмотреть на девушку подольше. В темноте Муха внезапно простонала и быстро заговорила на незнакомом языке:

– Менын бала… Менын балапан… <Мой малыш, мой цыпленочек (каз.).>.

Он слушал ее почти полминуты и не понял ни слова. «Это по-казахски, – подумал он. – А говорила, что языка не знает. Во сне на нем разговаривает – значит, хорошо знает. Она все врет, она постоянно врет». Муха умолкла. Он отодвинулся к краю постели и задумался. Самым разумным сейчас было встать и уйти отсюда навсегда. Деньги у девчонки есть, за квартиру уплачено вперед. Причем из его личных денег. Как-то постеснялся он брать деньги у нее. А она не предложила, когда он шел к знакомому агенту. Если он сейчас уйдет, все проблемы будут сняты раз и навсегда. Зачем ему с ней возиться? Девчонка в розыске, тут она вряд ли наврала. Только вот кто ее ищет? Милиция? Или дружки, которым она насолила? Что он вообще о ней знает? Все известно ему только с ее слов, а как можно верить ее словам?

Иван встал и бесшумно оделся, не включая света.

Глаза постепенно привыкли к темноте, да и темнота не была полной – за окном пролегала оживленная улица, по ней уже шли машины, там горели фонари.

Он подошел к окну. Снег давно прекратился. Улица была белая и деревья тоже белые, чистые. «Если чуть-чуть потеплеет, вся красота растает, – подумал он. – А впрочем, не важно. Зима только начинается, успею насмотреться». Он был готов уйти. Вещей у него с собой никаких не было. Муха тоже заявилась сюда без своей сумки… Видимо, ей действительно пришлось туго, раз бросила все веши. Он мог уйти, но не уходил. Стоял у окна, приоткрыв форточку, и курил первую за день сигарету. На подушке виднелось черное пятно – волосы Мухи. Внезапно пятно зашевелилось. Муха подняла голову:

– Ваня? Ты где?

– Здесь, – негромко ответил он.

Девушка села в постели, закутавшись по уши в одеяло:

– Ты решил уйти?

Он помялся, потом ответил:

– Да, пойду.

– Дела? – И, не дожидаясь ответа, она кивнула:

– Я все понимаю. Я ведь не прошу, чтобы ты сидел со мной круглые сутки… Но ты вернешься?

Скажи, ты сюда вернешься?

– Смотря когда, – осторожно ответил Иван. – Сегодня у меня будет тяжелый день.

– Ванечка, ты мне хотя бы позвони из города! Мало ли что тут случится… Я сама не своя… Позвонишь? – жалобно попросила она. – Здесь же есть телефон?

Иван зажег свет, нашел в углу на столике телефонный аппарат, списал с него номер на бумажку и протянул ей:

– Это тебе.

Второй экземпляр он сделал для себя. Муха немного успокоилась:

– Я буду ждать. Но я тебя еще хотела кое о чем попросить… Не купил бы ты для меня продуктов?

Хотя бы каких-нибудь… Я бы ужин приготовила к твоему приходу.

– Слушай, у меня не будет времени. Неужели не можешь сама выйти в магазин?

– Был бы ты в розыске, не говорил бы так… – поникла она. – Мне даже внешность изменить нельзя.

Как я это сделаю? Ни парика, ни косметики, ни другой одежды…

– А где все твои вещи? Я помню, что у тебя была большая сумка.

– У Даны осталась.

– В той комнатке напротив кухни? Там ее не было. Я смотрел.

– Плохо смотрел. Она была на антресолях, там есть антресоли.

– Как же ты жила там столько времени на глазах у соседей? Или они знали, что ты там обитаешь?

А мне врали?

– Как же! Ничего они не знали.

– Сколько ты там прожила?

– Недолго. Всего-то пару дней. Я давно оттуда ушла, мне нельзя было там оставаться после того, как ты перекопал всю квартиру… А соседи эти круглые дураки. Как таких олухов принимают в высшие учебные заведения?! Они даже не знали, что я там живу.

Дверь всегда была заперта. Днем я обычно спала, а ночью Дана приносила мне еду и чай прямо в комнату. Туалет был рядом – следующая дверь. Света я не зажигала. Ванну принимала, когда эти придурки уходили в институт или на работу.

– Знаешь, что бы я с тобой сделал, если бы там застал? – спросил Иван.

– Откуда мне знать? – довольно кокетливо ответила Муха.

– Голову бы оторвал.

– А вместо этого рубашку украл. – Муха скинула одеяло и продемонстрировала свою шелковую рубашку. – Вот спасибо тебе! Хотя бы есть во что на ночь переодеться.

– Зря я ее украл. Тебе лучше всего вообще без ничего; – признался Иван.

– Снять? – Она взялась за подол рубашки, лукаво улыбнулась.

– Ну давай. – Иван вдруг охрип. Он стоял у постели, заложив руки за пояс брюк, как будто ему дела не было до Мухи. И рассматривал ее, даже не пытаясь прикоснуться. А она быстро скинула рубашку, скомкала ее и улыбнулась:

– Ну, иди скорей сюда… Что же ты стоишь как неродной? – И вдруг кинула рубашку ему в лицо.

Он перехватил комок и отбил его на пол. Встал коленом на постель, чтобы дотянуться до девушки, но она сама прижалась к нему:

– Еще так рано, куда ты собрался?.. Лучше оставайся со мной.

Тело у нее было нежное, горячее. Жесткие волосы попадали под его губы, и он сдувал пряди в сторону, чтобы не мешали. Она пожималась от его ласк, хихикала и шептала ему на ухо что-то непонятное, хотя и по-русски. Он не вникал в смысл ее слов. Он ничего не помнил, даже имя ее забыл. Пусть даже ее страсть была поддельной, ведь она – прирожденная фальшивомонетчика:

Давно уже рассвело, и свет люстры раздражал глаза. Они дремали, вытянувшись рядом, под одним одеялом, им было лень встать и погасить свет. Муха зашевелилась первая. Она медленно перелезла через Ивана, прошлепала босиком на кухню, набрала воды в чайник, зажгла газ:

– Ванечка, – нежно позвала она. – Нам с тобой есть нечего.

Он приподнял голову, Потом сел. Встал с трудом, одевался нехотя. Даже штаны застегнуть было лень.

Во всем теле была какая-то странная расслабленность, но голова работала четко. Он понял ее маленькую хитрость и усмехнулся: "Я ей два часа назад сказал, чтобы она в магазин шла сама, если ей жрать нечего. А она теперь перевела стрелки – уже нам с ней есть нечего… А с другой стороны – что ей остается делать? Попала в серьезную переделку, а характер у меня нелегкий… Правильно себя ведет.

Что с женщины взять?"

Он наскоро умылся. Побриться здесь было невозможно – у него ничего с собой не было. Мыла в доме тоже не оказалось, даже в виде обмылка. Не было ни зубных щеток, ни пасты. Ничего, кроме полотенец и горячей воды. У Мухи не было даже расчески, о чем она немедленно ему сообщила:

– Вань, у тебя нет хотя бы гребешка? Мне расчесаться нечем.

Он озадаченно провел ладонью по своим коротко остриженным русым волосам, задумался и удивленно признался:

– Да знаешь, я как-то вообще не расчесываюсь.

Помою голову, вытру полотенцем, и все.

Она засмеялась:

– А если я не расчешусь, то волосы придется наголо сбривать. Они просто в узлы завяжутся. Ванечка, купи мне еще и шампунь, ага?

– Ладно, схожу, самому есть хочется, – ответил он и взглянул на часы:

– Твое счастье, что магазины уже открываются.

Он проходил по окрестным магазинам часа полтора. Закупил мыло в больших количествах, пасту, зубные щетки, шампунь. Для Мухи купил массажную расческу и здоровенный гребень из карельской березы, их продавали у метро. Для себя приобрел бритву «Жиллет», помазок, крем для бритья, потом лосьон после бритья, которым вообще-то никогда не пользовался… Остановился только тогда, когда его рука сама потянулась к недешевой мужской туалетной воде. «Жениться, что ли, собираешься?» – спросил он себя и на этом успокоился. Два больших пакета Иван набил продуктами и потащил все это богатство на конспиративную квартиру. Муха живо приготовила завтрак, и они мирно поели, сидя друг против друга за крохотным кухонным столиком. Наконец Иван отодвинул тарелку, допил кофе и закурил. Муха сидела, играя вилкой, и не поднимала на него глаза.

– Что ты приуныла? – спросил он.

– Ничего. Жить хочется.

– Ты и живешь.

– Нет, – вздохнула девушка и положила вилку. – Это не жизнь.

– Тебе чего-то не хватает?

Она промолчала, только слегка пожала плечами, как бы говоря: «Глупый вопрос…» Иван не хотел продолжать этот разговор. Это ни к чему бы не привело.

Он встал, сунул свою грязную тарелку в раковину, натянул куртку:

– Мне надо идти.

– Ваня. – Она робко поднялась из-за стола. – Ты вернешься?

– Вернусь.

– Я тебе доставила столько неприятностей… – пробормотала она.

– Если смерть друга – это простая неприятность… – начал он, но она вдруг зажала ему рот сухой горячей ладонью:

– Не надо!

Он отвел ее руку, застегнул куртку:

– Муха, у нас с тобой могут быть какие угодно отношения. Но Серегу я тебе никогда не прощу. Ты это запомни.

– Я знаю – ты все равно меня не сдашь… – прошептала она.

Его рука сама поднялась. Он и не понял, как дал ей звонкую пощечину. Муха отшатнулась, прижалась к стене. Она даже не пыталась защищаться, и глаза у нее были не злые. Скорее растерянные или виноватые. Выглядела она жалко и напоминала какого-то редкостного зверька, загнанного в угол большой злой овчаркой.

– Я ухожу, – сказал он. – Когда вернусь, не знаю.

Запомни – я ненавижу, когда меня начинают допрашивать, куда я пошел и что буду делать. Ты меня хорошо поняла?

– Я поняла.

– Пока.

Он вышел, захватив с собой второй комплект ключей. Это он сделал машинально. Вышел из подъезда, отпер машину, начал прогревать мотор – ночью был легкий морозец. Сидя за рулем, включил печку и стал размышлять, что делать дальше. И прежде всего – как быть с деньгами? Шесть тысяч (если забыть о деньгах, которые он потратил) были все еще у него в кармане. Одиннадцать тысяч лежали в той квартире, где осталась Танька. Все это было глупо и очень неудобно. Ездить с деньгами и оружием, на которое даже нет разрешения, – ничего не может быть рискованней. Деньги надо было где-то спрятать. Где? Серега их прятал у бабки. Иван не мог придумать ничего лучше, чем отдать их матери на временное сохранение. Мать, конечно, не удержится и обязательно проверит, что именно ей отдал сын. Увидит такую сумму… Начнет мучиться, страдать, подозревать его…

«Ну и пусть!» – сказал он себе. Другого тайника у него не было. Пока не найдет чего-то более удобного – мать лучше всех сохранит деньги, Иван поехал к Таньке.

Он ждал неприятной встречи. Танька сразу все поймет, едва взглянув на его лицо. Объяснять что-то не хотелось, а в очередной раз ругаться было просто противно. Но ему крупно повезло – девушки не было дома.

«Ушла в училище, – понял он, увидев, что все ее вещи целы. – Значит, она меня еще ждет. Дурочка!» Он забрал деньги, пересчитал их. Все было цело. Постоял в комнате, раздумывая – не написать ли записку? Хотя бы из вежливости, чтобы потом легче было вернуться… Но что-то ему говорило – сюда он уже не вернется никогда.

Потом он поехал к матери. И тут ему относительно повезло – ее не было дома. Относительно – потому, что он хотел ее увидеть. В прихожей Иван увидел свою сумку. Ту самую, с которой приехал из Эмиратов. Как давно это было! Он заглянул туда, ощутил непривычный запах свежего белья. Иван по очереди доставал свои вещи – рубашки, майки, белье, нюхал их, рассматривал. Мать все до последней тряпки перестирала, перегладила, починила, пришила пуговицы… И уложила обратно в его сумку аккуратными стопочками. Значит, не рассчитывала, что сын когда-то будет жить у нее. Она заранее знала, что он уйдет…

Иван присел к столу, нашел листок бумаги, ручку, начал старательно выводить буквы: «Ма, я зашел утром, тебя не было…» Писание давалось ему с трудом – как-то отвык от этого дела. «Ты за меня не переживай. У меня все нормально. Я сейчас не буду жить на той квартире. Там пока Танька. Ты ей не звони, не надо. Я поживу у друга. С Танькой у нас все почему-то разладилось».

Писать было тяжело. Слова ему не давались. Иван закурил, поискал взглядом пепельницу. Не нашел, принес с кухни блюдечко, опять уселся за стол и продолжал писать: «Я тут оставлю тебе сверток. Это не мое, а моего друга, к которому я иду жить. Он просил подержать его, временно. У него сейчас ремонт, он боится, что пропадет, там не дом, а проходной двор. Я буду ему помогать. Ма, в свертке – деньги. Это его деньги».

Он почти не рассчитывал, что хитрость удастся – мать все равно начнет переживать, волноваться – как же, ведь деньги, получается, чужие? Но он не хотел, чтобы она знала правду.

«Жалко, что я не могу тебя дождаться, Я соскучился. Видел свои вещи, спасибо большое. Я работаю, здоров, у меня все нормально. Как-нибудь зайду». И подписался: «Твой сын».

В сверток с одиннадцатью тысячами он доложил еще две – из своего нового запаса. Потом подумал и доложил еще пятьсот долларов – чтобы не было ровно тринадцать. Иван в таких делах иногда становился суеверен. При себе у него осталось немногим более двух тысяч – он все-таки изрядно потратился в последние дни. С этими деньгами он и поехал осуществлять свое последнее задание.

В это время дня его клиента можно было застать только дома – а он жил в подмосковном дачном поселке, в огромном особняке. В офис добирался на машине. За рулем сидел сам. Это Иван уяснил из записок, сделанных женой коммерсанта, а кое-что ему еще раньше рассказывал Сергей, когда начинал раскручивать это дело. В Подмосковье ехать было уже поздно – клиент давно уехал на работу.

Иван отправился посмотреть на офис. Здание его не впечатлило – так себе, не слишком шикарно.

В этом же здании находилось множество других фирм, судя по табличкам, прибитым к парадной двери. Иван не стал мелькать на глазах у охранников. Подъехал, посидел в машине, выкурил сигаретку и пропал. Среди прочих сведений жена указала ему адрес любовницы, из-за которой должна была рухнуть ее семейная жизнь. Иван съездил и по этому адресу, осмотрел местность и остался доволен.

Рядом автострада, много переулков, есть где поставить машину, есть куда удирать.

Он наметил довольно простой план – оставить машину в переулке, естественно, не в том, где жила любовница клиента, а рядом. Дождаться, когда клиент выставится в качестве хорошей мишени. Выстрелив, уйти пешком через проходной подъезд – такой обнаружился прямо напротив дома, где жила любовница. Иван проверил – из окна второго этажа, на лестничной площадке, прекрасно просматривался весь двор. Он поднялся также на чердак, чтобы проверить – нельзя ли уйти оттуда. Чердак был заперт на большой висячий замок, совершенно ржавый. Иван не стал с ним возиться, к тому же он был не уверен, сможет ли пробраться по чердаку к другому подъезду. Не стоит ничего усложнять – так всегда говорил Серега. Теперь надо было только дождаться, когда клиент появится возле дома своей любовницы. Один ли он будет или приедет с ней – значения не имело. Те, кто находится рядом с жертвой, никогда не бросаются преследовать убийцу.

Это он знал по опыту. Ни разу ни один спутник убитого – ни мужчина, ни женщина – не вели себя толково, не пытались задержать убийц. Начинался крик, и это в лучшем случае. А чаще всего реакция была тупая – те просто смотрели сперва на труп, потом по сторонам и убегали куда глаза глядят.

Иван еще раз проехался по окрестным переулкам, внимательно изучил местность и присмотрел себе подходящую парковку – немного поодаль, за поворотом, возле трансформаторной будки. Судя по всему, тут никогда не бывало много проходящего или проезжающего народу – место довольно глухое, ни одного магазина или киоска поблизости нет.

Иван еще раз изучил фотографию клиента и порвал ее. Разорвал он и записи, которые сделала жена клиента. Теперь все это было лишним. Он запомнил эти сведения наизусть. Обрывки он спустил в унитаз в туалете при каком-то кафе, куда заехал поесть.

Потом заправился бензином. Самое муторное во всем этом было ожидание. Из записей жены клиента он знал, что чаще всего после работы ее муж отправляется к любовнице. После – одно из двух – либо он с этой девицей катит в гости или в какой-нибудь клуб развлекаться, либо возвращается домой. Один и всегда очень поздно. Возможно, все это она желала ему рассказать устно, с подробностями. Но он предпочитал не знать подробностей. Бог с ними, с такими подробностями! Еще не уснешь потом, а если уснешь, так жертва, чего доброго, приснится…

Ближе к концу рабочего дня он снова отправился на облюбованное место. Оставил машину, где и рассчитывал – за трансформаторной будкой. Если идти очень быстрым шагом от подъезда, из которого он будет стрелять, то успеет за три минуты. Он уже проверял по часам, засекал время. Бежать он не предполагал. В таких случаях все окружающие бывают настолько перепуганы и ничего не соображают, что можно и не бежать, просто скрыться побыстрее из их поля зрения.

Иван вошел во двор, быстро огляделся. Машины клиента тут не было. Не было ни одной приличной машины. Видимо, народ живет не слишком богатый.

Значит, птички еще не прилетели. Он зашел в подъезд, откуда примерился стрелять, посмотрел, какая будет видимость, если стоять прямо в дверях подъезда. Видимость была прекрасная, но и его могли в свою очередь увидеть. А вот если с площадки второго этажа – тогда никто в тот миг и не поймет, что стреляли именно оттуда… Иван поднялся туда, осмотрел прежде всего раму – не забита гвоздями, можно открыть. Он тихонько покрутил заржавелые шпингалеты, потом потянул на себя разбухшую раму.

Приоткрыл. Морозный воздух тонкой струйкой потек в затхлый подъезд. В случае необходимости он моментально распахнет окно, это и секунды не займет.

Главное, чтобы соседи не вышли…

Тут Иван тоже принял кое-какие меры. Вывернул лампочки на площадках первого и второго этажей.

Ему света будет достаточно. А вот если кто войдет в подъезд, когда он будет смываться, то просто ничего не увидит. И самого Ивана в темноте не разглядит.

Было уже довольно темно. Он порадовался, что декабрь играет за него. Если бы дело было летом, такой план никак бы не сгодился.

Теперь он просто ждал. Курить не решался – нечего оставлять за собой мусор. Через полчаса ему стало прохладно. Он выходил в переулок, проверял, открыта ли вторая дверь. Она по-прежнему была открыта. Мимо него пару раз поднимались жильцы, по они то ли просто не видели его в темноте, то ли предпочитали молча проскальзывать мимо. Наконец двор осветили фары дорогой машины. Послышалась негромкая музыка, и она немедленно усилилась, когда машина остановилась и распахнулась дверца. Иван приник к окну.

«Он, точно, и тачка явно его… – Он быстро достал пистолет и рванул на себя раму. Рама пошла легко. – А вот и девка».

Видимость все-таки была неважная. И клиент пока был отгорожен от него своей машиной. Девицу он видел прекрасно – она стояла возле самого подъезда, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Иван не разглядел, красивая она или нет. Он на нее даже не смотрел.

Он следил за клиентом. Наконец тот запер машину и выпрямился. Иван тщательно прицелился в его шапку и выстрелил.

Жутко завыла сигнализация машины – мужчина уже успел ее включить. Он упал на капот, попытался уцепиться… Ему это не удалось – он соскользнул в снег. Девица с расширенными от ужаса глазами наблюдала за ним, прижавшись к двери подъезда. Она, наверное, даже выстрела из-за воя сигнализации не услышала. Потом, разом во всем разобравшись, она вскрикнула, бросилась в подъезд и помчалась вверх по лестнице, к себе домой.

Но Иван уже ничего этого не видел. Когда девица накручивала 02, он как раз попал в пробку при въезде на Ленинградское шоссе. Он нервничал, пытался разглядеть впереди просвет, но ничего не видел. Понятно было, что застрял он надолго. Нервничал не только Иван. Некий владелец «БМВ» попытался обогнуть стоящий впереди грузовик с песком. Огибал в три приема, частично выезжая на встречную полосу. В результате раздался характерный громкий шлепок, и машины замерли.

«Готова примочка, – равнодушно подумал Иван, глядя в ту сторону. – Сам виноват. И что нервничает? Мне вообще отсюда на самолете улетать надо, а я же спокойно сижу…»

Он послушал бы музыку, чтобы немного отвлечься, но магнитолы у него все еще не было. Позвонить он тоже никому не мог – до сих пор не обзавелся радиотелефоном. Ему было скучно до одурения, и он испытывал что-то вроде приступа клаустрофобии.

Хотелось выскочить из машины, хлопнуть дверцей и уйти отсюда пешком, все равно куда. Он подумал о Мухе. Сидит, несчастная, одна-одинешенька, и ждет его. Приготовила ужин. Включила телевизор. Ждет его и не знает – придет он после той пощечины или нет.

Потом он подумал о Таньке. Она сейчас тоже вернулась из своего училища. Увидела, что он приходил, конечно, увидела. Он не разувался, когда прошел в комнату, и натоптал, натащил грязи. А она чистюля – каждый вечер протирает полы шваброй. Увидела его грязные следы, уселась на диван и ревет. У нее, у бедняжки, даже телевизора нет. Домой она не пойдет – слишком неприветливо встретит ее мать. И денег у Таньки нет. Во всяком случае, таких больших денег, как у Мухи. У Мухи-то совсем неплохой капиталец.

Иван забыл о Таньке и неизвестно ради чего принялся складывать в уме их с Мухой сбережения. По его подсчетам получалось, что они на эти деньги могут купить однокомнатную квартиру, не супер-люкс, конечно. Но дело не в деньгах. Дело в том, что квартира им с Мухой просто ни к чему…

Иван вспомнил свой разговор с Дмитрием Александровичем и усмехнулся: "Все они мечтают об одном – хапнуть побольше, пока пенсия не пришла.

Квартира, еще одна квартира, машина, дача. Жена ходит в норковой шубе, дети в Штатах учатся, как этот, «тот гад». Ну, и что дальше? В могилу они все это с собой утащат, что ли? Как эти, фараоны? А мне вот наплевать. Может, меня завтра уже на свете не будет. И что? Кому все это пойдет, мое добро? Разве что матери отдать…" И ему стало немного спокойней – все-таки почти все его сбережения хранятся у матери. Если с ним что и случится – она их возьмет себе. Но зря он в таком случае написал, что деньги принадлежат его другу. Мать сроду к чужому не прикоснется. Станет искать этого друга, а когда не найдет по своим каналам – непременно обратится в милицию… Ну а те…

«Хватит, – оборвал себя Иван. – Умирать собрался? Муха тебя ждет, ну и ты подожди. Любая пробка в конце концов рассасывается».

Женщина в дорогом светлом пальто вышла из машины, пустыми глазами оглядела двор. Возле трупа суетились какие-то люди. Она медленно подошла к ним, попыталась было увидеть, кто лежит на снегу.

Затем резко отвернулась.

– Скажи им, что я приехала, – шепнула она молодому человеку, сопровождавшему ее.

– Мам, ты только держи себя в руках, – растерянно сказал парень.

– Я держу себя в руках. Скажи им, что его жена тут.

Сын переговорил сперва с одним человеком, потом с другим. Женщина в это время курила, облокотясь на открытую дверцу своей машины. Наконец к ней подошли. Подошедший представился, и она поняла, что это следователь.

– Вы жена? – спросил он.

– Да, – ответила она почти беззвучно. – Когда его мне отдадут?

– Не очень скоро, сами понимаете. Его сейчас увезут.

– Надо хоронить…

Она едва двигала губами. В тот день она их не накрасила.

– Как он тут оказался? – спросил следователь. – Кто тут живет?

– Не знаю. – Женщина оглядела двор, подняла глаза к освещенным окнам. – Я тут никогда с ним не была… Коля, – позвала она сына. – Иди сюда.

Тут спрашивают, что это за место.

– Не знаку, откуда мне знать?! – нервно говорил парень. Он не глядел на мать.

– Милицию вызвала женщина из этого подъезда, – сказал следователь. – Все произошло на ее глазах. Она с вашим мужем вместе работала. Говорит, что он ее подвез с работы.

– А.., вероятно, – только и сказала она.

– Они только вышли из машины, и тут раздался выстрел.

Женщина бросила окурок и закрыла глаза. Ее трясло так, что со стороны было заметно. Следователь спросил:

– Ваше имя-отчество можно узнать?

– Нина Петровна.

– Вот что, Нина Петровна, давайте поднимемся в квартиру, – предложил следователь. – Не на улице же говорить.

– Давайте, – так же равнодушно согласилась она, беря сына под руку. – Коля, не смотри туда.

– Мам, я уже видел.

– Куда.., ему попали? – выговорила она и вдруг разрыдалась. Отчаянно, страшно, с завываниями. Рыдания прорвались сами собой. Она и не пыталась их вызвать. Она уже много лет не плакала. Она рыдала, схватившись за сына, а тот стоял, очень смущенный, и отворачивал голову в сторону, чтобы мать его не оглушила. Наконец она взяла себя в руки, прижала к глазам платок, пробормотала:

– Я все, я все… Идемте.

Они поднялись в квартиру к секретарше. Дверь была открыта настежь, в коридоре курили двое каких-то мужчин в штатском. Нина Петровна прошла вслед за следователем в единственную комнату. Коля шел за ней по пятам. В комнате была только хозяйка.

Девушка стояла у окна, глядя вниз, во двор. Она обернулась. Лицо у нее было бледное, искаженное. Сейчас она была вовсе не красива. Нина Петровна села в кресло, даже не взглянув на нее, продолжая прижимать к глазам мокрый платок. Коля встал у стенки В комнате были видны следы недавно законченного ремонта – кое-где на полу присохла известка, в углу стоял рулон оставшихся после поклейки обоев. Мебель была старая, только мягкий гарнитур новенький – дорогой, обитый темно-синей кожей. Следователь тоже уселся на диван, и видно было, что ему приятно посидеть на такой роскошной мебели. Девушка смотрела на гостей как на призраков.

– Яна Сергеевна, знакомьтесь, – сказал следователь. – Это жена вашего начальника. Нина Петровна. Мы ее нашли довольно быстро.

Девушка не ответила. Видно было, что она едва на ногах стоит от страха.

– Вы не знакомы? – спросил следователь.

Нина Петровна подняла заплаканные пустые глаза, тщательно осмотрела Яну и с каким-то удовлетворением ответила:

– Нет.

– Нет, знакомы! – вдруг выкрикнула Яна.

– Вы с ума сошли? – спросила ее гостья.

– Вы за мной следили! – еще громче заявила девушка. – Я вас прекрасно знаю!

– Милочка, вы сумасшедшая. – Нина Петровна сунула платок в сумочку. – Нас с вами никто друг другу не представлял.

Яна прижала руки к груди и лихорадочно заговорила, обращаясь только к следователю:

– Не слушайте ее! Она давно меня преследовала!

Он хотел с ней развестись, что – не так?!

– Вы с ума сошли, – только и смогла повторить Нина Петровна.

– Он хотел с ней развестись, он ей об этом недавно сказал! Она следила за мной! Она следила, куда мы с ним ездим! Я видела ее! Я знаю! Это… – Яна чуть не захлебнулась. – Это она его убила!

Нина Петровна медленно, как во сне, встала с кресла:

– Ты что болтаешь?!

– Она!

– Чего вы орете?! – вдруг сорвался Коля. У него тоже нервы не выдержали. – Сдурели все, что ли?!

Как мать это могла сделать – мы с ней только что из магазина! Нас нашли по радиотелефону, когда это случилось!

– Вы сейчас были в магазине? – спросил ее следователь.

Нина Петровна раскрыла сумочку, достала крохотный сверток, развернула его. В свертке была коробочка. В коробочке оказались смешные яркие часики. Она показала их следователю:

– Вот… Внучке покупала, на день рождения… Его дочери. – Она указала на Колю.

– В галерее «Актер», – подтвердил он. – Что – не верите? Идите туда и спросите. Нас там запомнили, наверное. – И опять впал в бешенство, повторяя:

– Что за чушь, почему я должен оправдываться?! Как будто я убил отца?! А мать?! Что она к матери вяжется, сука, что же – по ней не видно, кто такая?! Да у отца таких секретарш было…

Мать протянула руку и хлопнула его по карману пальто:

– Перед кем ты разоряешься? – И любезно заметила следователю:

– Я не вас имела в виду.

– Короче, вы знакомы, – удовлетворенно сказал следователь.

– Нет.

– Да! – опять вмешалась Яна. – Мы знакомы! Вы что – не помните, Нина Петровна? – Она оторвалась от подоконника и сделала шаг по направлению к женщине. Нина Петровна невольно откинулась в кресле. – Вы забыли, как явились на вечеринку, куда вас никто не приглашал? – возбужденно говорила девушка. – Это было всего месяц назад! Если забыли – я напомню! В тот раз Паша повел меня туда уже в качестве невесты!

– У него таких невест было… – опять начал Коля, но девушка затараторила так быстро, что его слова просто не были услышаны:

– Паша привел меня туда, было очень весело, он представил меня всем своим друзьям. Он при всех сказал, что я – его невеста.

– Он просто пошутил, деточка, – выдавила Нина Петровна.

– Нет! – резко бросила Яна.. – Я не дура, я умею понять, где шутка, а где всерьез! Он говорил совершенно серьезно! Там был живой оркестр, было так замечательно… Это было в загородном доме у его друга, у Матвея Степановича. Что – и Матвея Степановича вы забыли?!

Нина Петровна только вздохнула.

– А потом… – продолжала девушка, – потом вдруг появились вы. Никто вас туда не приглашал!

Паша увидел вас и сказал мне: «Она за мной следит». Вы прошли прямо к нам, стали с ним разговаривать… А на меня нарочно не обращали внимания. Было это или нет?

– Я действительно помню какую-то вечеринку у Матвея Семеновича, – согласилась Нина Петровна. – И там правда играл оркестр. И я туда пришла, потому что знала – мой муж там будет. А жена всегда должна сопровождать мужа на такие мероприятия.

– Эго для вас было мероприятие! А он искренне веселился! – выпалила девица. – Ему было хорошо только со мной. Он так мне и сказал: "Яна, только с тобой я наконец понял, что такое настоящая жизнь.

А она только и умеет рассчитывать… Она не способна на настоящее чувство!" Вот что он мне сказал…

Когда вы встали рядом с ним, я сразу отошла в сторону. Мне не хотелось скандала. Потом… – Яна закрыла лицо руками, – потом вы порвали мне платье!

– Да что вы? Не помню.

– На мне было длинное платье. Со шлейфом.

Паша мне его купил специально для этого вечера.

Совершенно новое. Вы нарочно наступили на шлейф, и, когда я хотела отойти, он стал рваться.

– Милочка, вы говорите ужасную чепуху. – Нина Петровна чуть не рассмеялась. Правда, смех получился бы нервный. – Я понимаю, что это было единственное хорошее платье в вашей жизни и если там что-то порвалось – это для вас целая трагедия. Может, я и наступила на него. Там было столько народу, всего не упомнишь. Я одного понять не могу: к чему вы мне все это рассказываете?

– Вы ненавидели его!

– Кого?

– Пашу!

– Ох, до чего же он распустил персонал… – как бы про себя пожаловалась Нина Петровна. – Какая-то секретарша, без году неделя работает – а он для нее уже просто Паша. Милая моя, во всяком случае, никто вас не приглашал влезать в мою семью. И кто тут кого любил, а кто кого ненавидел – это дело наше, личное, семейное.

Нина Петровна встала и, глядя только на следователя, сказала:

– Видите, какой тут получается бездарный разговор. Вы же хотели поговорить со мной о чем-то более важном?

– Да, надо будет поговорить, – согласился следователь. – Вы, как я понял, не работаете?

– Уже лет пять я сижу дома, с внуками, – с достоинством ответила Нина Петровна.

– В таком случае я к вам прямо домой приеду завтра. Надо дом осмотреть.

– Я могу идти?

– Конечно.

Коля пропустил мать вперед и, уходя, кивнул следователю:

– До свиданья.

Когда их шаги затихли на лестнице, Яна бурно расплакалась. Сразу стало видно, что она еще очень молода – едва стукнуло девятнадцать – двадцать лет. Она села на диван рядом со следователем и уронила голову в колени.

– Она его убила… – повторяла Яна. – Что теперь со мной будет?

– Успокойтесь, – сказал следователь. – Уже два часа прошло, пора успокоиться.

– А мне кажется, это только сейчас случилось, простонала Яна.

Следователь разглядывал девицу, которая принялась вытирать лицо и поправлять растрепанные волосы. Ему не верилось, чтобы это хрупкое, кокетливое, очень молодое создание всерьез могло увлечься полным, неприглядным мужчиной, которого два часа назад застрелили у нее во дворе. Конечно, дело тут было только в деньгах. Хотя девчонка и пыталась придумать какие-то другие объяснения своему чувству.

– Ну что? – спросил следователь. – Пришли в себя? Можете наконец толково рассказать, что случилось?

– Мы ехали домой… – Она робко, искоса посмотрела на него, упрямо избегая прямого взгляда. – В его машине…

– А у вас у самой есть машина?

– Есть… Но она в ремонте.

– Давно она у вас появилась?

Девушка запнулась, потом ответила:

– В сентябре. В самом начале. У меня был день рождения…

– Это его подарок?

– Конечно. С моей зарплатой я не могла бы позволить себе такую машину.

– Какая марка?

– «Мазда».

– Так, ну а эта квартира кому принадлежит?

– Мне. Она моя, она мне досталась по наследству, могу документы показать!

– Не надо. И все, что в квартире, тоже ваше?

– Кроме этой мягкой мебели… И ремонт тоже устроил Паша. Он и денег мне дал, и с мастерами договорился, и квартиру мне снял, чтобы я там пожила, пока идет ремонт… Он любит, чтобы везде было чисто и красиво… То есть любил… – Девица снова собралась впасть в панику, но следователь вовремя остановил ее вопросом:

– Он довольно часто делал вам дорогие подарки, как я понял?

– Да. Но я никогда не просила у него этих подарков. Никогда.

– Хорошо, а жена его знала, что он тратит на вас большие суммы?

– Знала. Она очень скупая.

– Это он вам говорил?

– Да. Он всегда говорил, что она целиком отдает себя детям, а о нем давно забыла. Все для детей, а для него – ничего. А он же еще сравнительно молодой человек.

– Сколько же ему было лет? По-моему, за пятьдесят? – спросил следователь.

– Да, ну и что?

– Пока ничего Вы тут рассказывали, что у вас вышла стычка с его женой. Стычка случилась только одна или до этого вам гоже приходилось сталкиваться?

– Никогда. Но она сюда звонила, когда узнала мой телефон.

– Что это были за звонки? Нина Петровна угрожала вам?

– Нет. Просто просила к телефону Пашу… Он всегда подходил, хотя я его просила этого не делать.

Понимаете, тогда я чувствовала себя какой-то… – Девушка замолчала.

– Не понимаю, – признался следователь. – Он вам не рассказывал, что у него неприятности, что ему кто-то угрожает? Я не имею в виду семейные дела.

Девушка задумалась, смущенно развела руками:

– Он никогда не обсуждал со мной свои дела…

Мы говорили о другом.

– О чем же?

– Ну, эго глубоко личное.

– Хорошо. Сегодняшний день прошел, как обычно? Вы его секретарь?

– Да.

– Все звонки проходят через вас?

– Да, все, кроме его мобильного телефона.

– Ну, и не заметили вы среди звонков чего-то неординарного?

Девушка задумалась, потом порывисто сжала голову руками:

– Страшная боль… Я что-то туго припоминаю…

Нет, кажется, ничего странного не было, все как всегда…

– И вы поехали домой? То есть к вам?

– Да… Сразу после работы. Он сказал, что заберет меня и отвезет… Я ждала его в машине Он дал мне ключи.

– То есть вы ни от кого не скрывали ваших отношений?

– От кого же нам их было скрывать? – Девушка очень удивилась.

– Хотя бы от сослуживцев.

– Он ведь был главой фирмы… Ему незачем было скрываться.

– Понятно. Ну, и вот вы ехали домой. Не наблюдали за собой слежки? Никто за вами не ехал?

– Я не видела ничего подозрительного. Да ведь стреляли не из машины.

– Вы сказали – стреляли из подъезда напротив, из окна? Видели еще что-то? – допытывался следователь.

– Ну, я не видела ничего конкретного, я копалась в сумочке, искала свои ключи от квартиры. Но когда раздался этот выстрел, я перестала соображать. Увидела, как Паша падает. Он уцепился за машину. Потом упал. Я совсем ничего не понимала… Потом будто что-то меня повело – я подняла глаза и посмотрела в окно второго этажа, в доме напротив. Оно было открыто.

– И больше вы ничего не видели?

– Ничего, – с сожалением призналась девушка. – Но я убеждена – именно там стоял убийца.

– Можете хотя бы сказать, кто стрелял – мужчина, женщина?

– Не знаю, – нервно повторила она. – Послушайте, что мне теперь делать? Скажите хотя бы – я что, тоже под подозрением? А эта старая стерва, которая наняла убийцу, – нет?!

– Выбирайте выражения, пожалуйста, – посоветовал ей следователь. – Не хочу вас, конечно, пугать, но таким поведением, как сегодня, вы себе только навредите.

Яна вскочила:

– А, так дело сшито заранее? Она вам и за меня заплатила? Ну, тогда вообще все понятно! Тогда я вас вообще поздравляю! Сколько же она заплатила, чтобы меня погубить? Ну конечно, что ей теперь жадничать – у нее денег после Паши осталось полно, никуда они от нес не уйдут… Гадина, гадина, старая мерзкая гадина… Она и меня убьет, если только следствие начнет поворачиваться против нее… Она убьет, а вы за денежки ее прикроете!

– Выбирайте выражения! – повторил следователь. Он вышел в коридор и убедился, что ребята курят на кухне. – Пошли вниз, – сказал он им. – Надо в один подъезд заглянуть.

С Яной следователь не простился. Как только все ушли из ее квартиры, девушка кинулась к двери и заперла все замки. Колени у нее подгибались, в голове что-то тяжело шумело. Страшно ей было до тошноты. Она в жизни не испытывала подобного страха…

Глава 14

– «…В телеведущую стреляли дважды. По странному совпадению эти выстрелы настигли ее на том же месте, где погиб ее муж, выпускающий редактор ток-шоу, Константин Кукушкин. Однако Ирина выжила. В настоящий момент ее состояние уже не представляется врачам критическим. Однако она заплатила дорогую цену за то, чтобы говорить зрителям правду». – Саша умолк и сложил газету. – Это все, – сказал он.

– И все вранье! – Ира смотрела на него с подушки, не в силах поднять голову. Вот уже второй день она ощущала сильную слабость, ей было почти так же плохо, как сразу после операции.

– Не требуй от журналистов слишком много, – посоветовал Саша. – Они всегда искажают факты, чтобы материал получился поострее. Главное они все-таки сказали. И гляди-ка – я был совершенно прав! Жумагалиев тебе отомстил.

– Да ничего ты не понял.

– Малыш, не волнуйся. – Саша с беспокойством смотрел в ее блестящие глаза, понимая, что у нее начинается жар. – Давай выпей таблеточку и усни, – предложил он. – Ты ослабла.

– Ничего ты не понимаешь! – пробормотала она. – Чего ради Жумагалиев стал бы мне мстить?

Я ведь не писала текст передачи! Я ведь не искала эти факты, которые ему не понравились. Ведь все это сделала не я. Ну, стрелял бы в Маленкова!

В Настю, в конце концов. Но в меня мог стрелять только полный придурок, идиот.

– А может, он и есть такой идиот.

– Это был умный мужик. Я сразу это поняла, когда он заговорил в студии. И он вовсе на меня не рассердился. – Ира показала на газету:

– Даже в этой статейке была сказана часть правды.

– Где же, по-твоему?

– Там, где сказано, что Жумагалиев ни в чем не сознался и по-прежнему отрицает свою причастность к делу.

– А, это где он говорит, что факты, названные в передаче, и без того были всем известны? – спросил Саша, снова находя это место в статье. – Ну, это просто дешевый блеф. А я видел его на экране, он рассердился.

– Во всем мире идут такие ток-шоу, во всем мире задают кучу острых вопросов… Но ведущих из-за этого не убивают, – возразила Ира.

– Малыш, выпей таблеточку! – настаивал Саша, приближаясь к ней со стаканом воды.

Она послушалась, только чтобы он отстал. И потом долго ловила воздух приоткрытыми влажными губами. Саша сидел рядом и держал ее за руку.

В палате было пусто – теперь ее, как героиню дня, перевели в отдельную палату, правда, совсем крохотную. За палату заплатило телевидение – вот такую честь оказали Ире товарищи по работе, которых она почти не успела узнать. Тут едва помещались ее кровать, капельница на штативе, тумбочка и сам Саша на поломанной табуретке. И мебель, и постельное белье в ее персональной палате были такие же убогие, как и в остальных, обычных.

– Ну хорошо, – сказал Саша, увидев, что она прикрыла глаза и немного успокоилась. – Не веришь газете, не веришь следователю, мое мнение для тебя тоже ноль. А что скажешь о предсмертных словах твоего мужа? Он же тебе прямо сказал: «Боюсь за тебя, я подставил тебя под удар!» А перед этим ходил к Жумагалиеву. Что тебе еще не ясно?

– Идиот… – отчетливо выговорила Ира. – Ненормальный идиот. Ведь именно из-за кассеты все летит к чертям собачьим!

– Это улика!

– Да, конечно, но только против них! Ну ладно, следователь мог закрыть глаза на эту кассету, если это ему выгодно. Журналисты просто пишут, что им говорят. Но у тебя-то башка своя, не казенная, мог бы и подумать ею!

– Не волнуйся так!

– Нет, я буду волноваться! – упрямо повторила она. – Костя все это говорил, когда ни сном ни духом не знал, что я пойду работать на телевидение!

А что в таком случае мог иметь против меня несчастный Жумагалиев?!

– Ну, тут есть резон, – призадумался Саша. – Но все же ты передергиваешь. Я согласен, Жумагалиев – симпатичный мужик, у него экзотическая внешность, он богатый и еще не старый. Но даже если он тебе понравился, нельзя обольщаться насчет его морали. Морали у таких людей нет. В тебя стреляли, никуда не денешься. Чего ради ты его выгораживаешь?

– Мне страшно.

– Чего?

– Мне страшно, что настоящий преступник на свободе, – монотонно произнесла она. – И если в меня уже стреляли, то могут и еще стрельнуть…

– Послушай, – Саша низко наклонился к се постели, – у тебя нервы разболтаны. Это понятно. Но ты давай не увлекайся такими мыслями. А то, чего доброго, начнется истерика.

– Уйди, – попросила она.

Он посидел еще немного и в конце концов понял, что она говорит серьезно. Встал, тихо сказал: «До завтра'» и вышел. Как только за ним закрылась дверь палаты, Ира приоткрыла глаза. Она вспоминала… Кто только сюда не приходил!

Тут был Маленков с букетом цветов и какими-то продуктами, которые ей пока нельзя было есть. Он явился сюда в числе первых посетителей, которых к ней пустили. Маленков сидел минут десять, непрерывно развивая одну и ту же тему:

– Как только поправитесь – сразу за работу. Настя в декрете, вы в больнице. Не представляю себе, что делать. А вы не изменились, даже не заметно, что больны. Пока работаем с одним ведущим. Надо сказать, было много звонков. И письма насчет вас тоже пришли. Поразительный факт.

– Какой именно? – спросила она.

– Рейтинг передачи сильно поднялся, – сообщил он. – Вот что поразительно.

– Что тут удивительного? – заметила Ира. – После скандала всегда растет рейтинг.

– Скандала не было. Вы, Ира, вообще очень нам нужны.

Все это Маленков говорил так невыразительно, так равнодушно, что было ясно: он всячески старается сократить визит и Ира ему до лампочки. Когда он ушел, она шестым чувством ощутила – никогда в жизни ей больше не переступить порога студии. Во всяком случае, в этом ток-шоу. Там ее никто не ждет. И если она придет туда, ей скажут, что за время ее болезни нашли замену. Нельзя же было допустить, чтобы передача развалилась?

Приходили и подружки. Сидели на сломанной табуретке, стояли рядышком, совали ей гостинцы, ахали, охали, просили рассказать, как она себя чувствовала в момент нападения, что видела, кто ее нашел, больно ли было во время операции и после наркоза?

Ира рассказывала все, как было, с каждым разом все больше ненавидя эту историю. Одна из старых подруг, с которой Ира давным-давно не видалась, внезапно высказалась так:

– Ты говоришь, что милиция приехала сразу?

А кто ее вызвал?

Ира призадумалась:

– Я лежала в луже. Может, в соседних домах услышали выстрелы и решили вызвать?

– Глупости, народ столько выстрелов слышит, что всем уже плевать.

– Ну, значит, случайно мимо проезжали.

– Разве что так… И что – тебе сразу помощь оказали?

– Ага, – сказала Ира. – Я не совсем помню, как там было дело, я отключилась.

– Тебе просто капитально повезло. Многих бросают в таких лужах до утра. А утром вызывают «скорую» к ледяному трупу. Человек помирает даже не от ран, а от переохлаждения. Счастливая ты, Ирка!

– Куда уж счастливее… – иронично вздохнула она Этот разговор не забылся, а запал ей в душу. Откуда на месте преступления взялась милиция? А милиция появилась сразу же… Об этом она спросила и следователя, который зашел к ней всего два раза Это было как раз последнее его посещение.

– Скажите, – обратилась к нему больная, – кто вызвал милицию?

– Патрульная машина ехала мимо, свернула на выстрелы, – четко ответил он. И повторил то, что ей твердили все:

– Вам крупно повезло.

– Киллера не поймали?

– Ищем. Составлен фоторобот, вы сами признали. Объявлен розыск по всему Содружеству. Насчет этого не беспокойтесь, скоро найдем.

С фотороботом тоже вышла история. Когда следователь узнал, что Ира никого за рулем мчавшейся на нее машины не разглядела, так как была ослеплена фарами, он не стал настаивать, чтобы она вспоминала тщательней. Вместо этого он вскоре принес ей готовый фоторобот и предложил поглядеть. Едва взглянув, Ира прошептала:

– Я ее уже видела.

– Где?! Когда?! – Похоже, ее слова были для следователя неожиданностью.

– Да незадолго до Костиной смерти. Не помню, говорила я вам или нет? Бросилась мне в глаза эта девушка… Она просто сидела в машине возле супермаркета. Одна Она мне запомнилась, потому что…

Потому что внешность интересная – Это точно она?

– Да. А что?

– Да дело в том, что стреляла в вас, похоже, именно эта девушка, – сообщил следователь.

Ирина ни за что не желала верить:

– Она?! Женщина?! Зачем же?!

– Ну, как зачем? Это ее работа. Получила деньги, вот и все. Она ведь не станет разбираться, если за вас уплачено.

– Хотите сказать, что киллер – она?!

– Да, похоже на то.

– Откуда у вас этот фоторобот? – Ира едва удерживала бумагу на уровне глаз, вглядываясь в лицо.

Тонкие черты, хитроватый взгляд раскосых глаз. Глаза, впрочем, довольно большие, густо подведены по линии верхнего века. Маленький рот, лицо круглое, длинные черные волосы. Никаких сомнений – эта девица сидела в машине незадолго до смерти Кости. Это было неподалеку от Ириного дома. Она хорошо ее запомнила. – Откуда этот портрет? – повторила она.

Следователь охотно пояснил:

– Нашлись свидетели того, как в вас стреляли.

Многие смогли разглядеть женщину за рулем.

– Так подробно?!

– Свидетелей было несколько. Обычно это затрудняет составление фоторобота, каждый говорит свое. Но на этот раз повезло – они были почти единодушны. Так что мы довольно быстро управились с этим делом. Значит, опознали ее?

– Опознала… Но я все-таки не знаю, она ли была за рулем.

– Она, она. – Следователь отнял у нее фоторобот и спрятал в папку.

– И в Костю она стреляла?

– Вероятно. А с ваших слов я понял, что вы ее в тот день и видели?

– Ужасно… – Ира теперь смотрела на стену, выкрашенную серовато-синей краской. – Такая молодая девушка… Мне все еще не верится…

– И стреляет она чересчур хорошо. Мы уже нашли все ее данные, таможня помогла. Она прибыла в Москву из Казахстана в середине ноября именно затем, чтобы убрать вашего мужа.

– О Боже… – Ира закрыла глаза. – Ее нанял Жумагалиев?

– Пока он в этом не сознался. Но тут все ясно. Жумагалиев предпочел воспользоваться услугами землячки. Это и неудивительно. Они крепко держатся друг за друга.

– Кто – они?

– Восточные люди, – пояснил следователь. – Может, это даже его родственница, там придется долго копаться. Родственные связи у них обширные.

– Скажите, Жумагалиев по-прежнему настаивает, что не заказывал меня? – спросила Ира.

– Он может настаивать сколько ему угодно. Против него уже дали несколько очень важных показаний. Доказать мы пока ничего не можем, нужны показания киллерши. Правда, он мог заказывать вас через посредника. Посредник, в отличие от киллерши, нам пока неизвестен.

– Дана сама мне сказала, что я работаю на Жумагалиева! – воскликнула Муха. – Я ее за язык не тянула, мне было все равно.

– Какого черта она тебе это сказала? – задумался Иван. – Чем меньше в таких делах болтовни, тем лучше…

Они сидели на кухне и пили чай. Поздний ужин был давно съеден. Муха не спросила Ивана, где он был и что делал. Видимо, запомнила его слова, что он не терпит контроля над собой. «Или ей просто неинтересно? – подумал он. – Да нет, боится меня рассердить». А потом ей стало не до расспросов. Они только что просмотрели криминальные новости по хозяйскому телевизору. Телевизор искажал звуки и цвета, но смысл увиденного и услышанного до них все же дошел. Следствие над Жумагалиевым идет, киллершу ищут. Секунд на десять на экране возник фоторобот Мухи, рядом появились ее имя и фамилия. Увидив себя, она грязно выругалась.

Иван и не подозревал, что девушке известны такие слова.

– Слушай, – сказал он, что-то сообразив. – Откуда они твое имя знали?!

– Черт, ах черт… – бормотала она, глядя на погасший экран. – Заложил мент. Разве не понятно?

– Ты там не потеряла документы?

– Где?

– На месте преступления.

– У меня не было при себе документов.

– Где же они были? Они сейчас при тебе?

Муха устало закрыла глаза, качнула головой:

– Нет.

– Как нет? У тебя же целых два паспорта было.

Твой и сестры!

– А теперь вот ни одного нет. Да и какая мне теперь разница. И без паспорта пропаду… Фоторобот меня прикончит.

– Муха, а где же ты все это посеяла? – удивился Иван. – Без документов тебе, конечно, нельзя… Если захочешь бежать – надо сделать другие.

– А ты что – знаешь таких умельцев?

– Нет, но могу узнать. Их в Москве полно.

– Незачем узнавать, только лишние расходы…

Говорю тебе – паспорт мне не поможет. Разве что пластическая операция… – Она криво, совсем невесело заулыбалась. – Это я пошутила. Уж если погибать, то с собственным лицом.

– Слушай, давно хотел тебя спросить, – нахмурился он. – Откуда у тебя взялся паспорт Алии?

Когда я вез тебя из аэропорта, ты мне лапшу вешала, что казахстанский паспорт для тебя сестра потеряла, а советский – твой собственный. Ясно, что все наоборот, но Алия же пропала?

– Ее паспорт мне отдала Дана, – с ненавистью процедила Муха. – Гадина… Сказала, что Алияшка его забыла у нее в квартире… Я спросила – неужели Алия ушла без паспорта? У нее же была старая привычка – выходя на улицу, брать документы… С такими личиками, как у нас с ней, в Москве лучше без документов не ходить. Мало приятного, если менты остановят и отвезут в свой клоповник. Пока, еще докажешь, что у тебя временная прописка есть… Так что Алияшка всегда носила паспорт. Именно паспорт.

Студбилет забывала. Ее даже в метро как-то по льготному проездному не пустили.

– А студбилет Дана тебе тоже вернула?

– Нет. Судя по всему, он остался у Алии… Хотя бы труп опознают, если она мертва… – привычно, без ужаса заметила Муха. – Все было как-то несуразно, не так все должно было быть.

– Зачем же она тебе паспорт отдала?

– Не знаю. Сказала, чтобы я его хранила. Я его и носила с собой. Сама не знаю зачем… На всякий случай.

– А зачем же ты мне представилась как Алия? – поинтересовался он.

– Чтобы не представляться Мухой. Не понимаешь, что ли? Я же приехала на дело. А ее паспорт у меня всегда лежал рядом с моим собственным. Это было что-то вроде суеверия, наверное. Я все думала, что потом, когда Алияшку найдут, он сразу пригодится. А я всегда ждала, что ее найдут… Дана говорила:

«Храни у себя все документы, я же слепая, могу засунуть куда-то и забыть…» И это опять же вранье.

Ничего она не забывает. Я тебе рассказывала, как она стреляет?! Жуть – слепошарая, как крот, а бьет не хуже меня! Прямо в цель!

– Как ты это узнала?

– О, я видела, – загадочно сказала Муха.

– Где это? Она что – в соседей по коммуналке палила?

– Нет, я на пикнике полюбовалась. Это было еще до того, как я стала работать на Дану… Алияшка вызвала меня в Москву в октябре. Осень была такая теплая, золотая. Она меня познакомила с Даной, потом с Толгатом. Мы вчетвером решили выехать за город, поесть шашлыка. Поехали на машине «того гада». Все расходы были на нем. Он купил водки, вина, мяса, всяких разностей. Мы с Алияшкой замариновали целый бидон баранины. Дура я… Как вспомню – еще и старалась, чтобы невкуснее вышло! Дана ехала в качестве бесплатного приложения, толку от нее на пикнике никакого. То есть это я так думала. Мне-то хотелось поговорить с сестрой, а Дана и «тот гад» мне были до лампочки. Приехали мы куда-то в лесочек, не слишком далеко от Москвы. Там на берегу речки развели костер. Я разводила, я все умею делать – с детства приучилась. Мы же с Алияшкой совсем маленькими жили у бабушки в ауле. Родители тогда на химкомбинате работали, им квартиру долго не давали, жили в общаге. Ну, бабушка нас и взяла к себе, чтобы мы не мучились. Там было здорово… – Голос у Мухи упал.

Иван подбодрил ее:

– И чего ради Дана стала стрелять?

– А тут особый разговор. Мы выпили, разогрелись. «Тот гад» вдруг говорит: «Давайте пулять в березу, она белая, толстая, хорошо видно». Алияшка, бухая, вела себя как-то ненормально. Я же тогда не знала, что она уже села на иглу. Она легла на одеяло и лежала так, с закатившимися глазами, в отрубе…

Я думала – ей плохо, но «тот гад» сказал: «Оставь ее, она просто напилась…» Он пошел к березе, шел неровно, его тоже развезло. Нацепил на острый сучок кусок мяса, который мы не зажарили. У нас много мяса осталось. Потом он отошел и достал пистолет. Стал стрелять и не попал ни разу. Поменял обойму, хотел опять начать, но я ему сказала: «Хорош так шуметь, уши болят. Дай, я с одного выстрела попаду». И «тот гад» начал разоряться, чтобы я уматывала… Он совсем не умел пить. Такой противный, мерзкий… Но я все же выстрелила и сшибла это мясо. Тут он совсем развыступался. Стал надо мной издеваться, подкалывать всячески. Ну, и вдруг Дана говорит: «Можно и мне стрельнуть?» Тут у меня челюсть отвисла – она же ничего не видит. А «тот гад» мне начинает подмигивать и отдает ей пистолет.

Я только боялась, как бы она не попала в нас с Алияшкой. Если бы она «тому гаду» что-нибудь отстрелила, я бы ей благодарна была. Но она сделала все четко. Кстати, совсем не напилась, почти ничего и не пила. Дана сперва пошла к березе, ощупала ее со всех сторон, нацепила другую мишень на другой сучок.

Она, по-моему, насадила туда луковку, тоже от шашлыка осталась. Потом она еще раз ощупала мишень, повернулась и плавно пошла к нам. Очень плавно, как по струночке. Потом повернулась и выстрелила в березу. Ты что думаешь? Луковица вдребезги!

– Как же у нее все это получается? – поразился Иван.

Он почти поверил Мухе, потому что рассказывала девушка с чувством и слишком в быстром темпе, чтобы врать на ходу. Но у него в голове не укладывалось, что такое возможно.

– Я тоже у нее спрашивала, – ответила Муха. – Она мне сказала, что у нее память развита очень сильно. Как бы это выразиться? Пространственная память, вот. Она даже в раннем детстве в полной темноте ориентировалась, если знала, где там что находится. Даже любила это дело, что-то вроде игры себе придумала. Ну а когда ослепла, ей ничего другого и не осталось. В жизни не видела слепых, но у меня как-то всегда было мнение, что они все разливают, разбивают, портят. А она – фиг! Даже блюдечко ни разу не разбила, даже ложечку не уронила. Алия за ней ухаживала, так она просто за голову хваталась – до того Дана все точно помнила.

– А кто подсунул Дане тот наркотик, от которого она ослепла, не знаешь?

– Понятия не имею.

– Не Толгат?

– Да вряд ли, иначе зачем бы она с ним так носилась. Она просто с ума по нему сходила – Толгатик умный, Толгатик интересный, Толгатик добрый, у него папа богатый… А этот Толгатик был обычный мерзкий наркоман, причем со стажем, как сама Дана.

На этой почве они и сошлись. Откуда она взяла тот наркотик – неизвестно. Она ослепла буквально незадолго до пикника, в конце лета. И страшно переживала. Только что вышла из больницы, только начала привыкать к жизни в темноте… Толгат потому и повез ее на пикник, чтобы Дана немного развеялась. Между прочим, Алия в октябре не успела у нее и двух недель проработать, как Дана к ней пристала – привези сестру да привези сестру. Алия думала, она хочет, чтобы я за ней ухаживала. Но она мне даже не предлагала этого. Ее вполне устраивала Алия.

А я на эту роль не гожусь.

– Почему?

– Слишком грубая, – откровенно пояснила Муха.

Иван припомнил, как она ударила его по почкам, и рассмеялся:

– Да, приласкала ты меня тогда… Знаешь, честно тебе скажу… Этой ночью я сперва боялся с тобой спать.

– Я не кусаюсь.

– Не скажи… Думал – вот я усну, а ты меня уколешь, и все – конец хорошему парню. Тем более и деньги при мне были.

– А сейчас нет? – спросила она, отреагировав только на сообщение о деньгах.

– Отвез.

– Взял бы и мои денежки к себе, – сказала она как-то очень небрежно, явно нарочно. – Целее были бы, чем тут.

Иван пожал плечами:

– Не очень-то я рвусь брать твои деньги. Я за свои-то не уверен.

– Не бойся, никто с тебя не спросит. Тем более я не могу их тратить.

– Отослала бы родителям. Наверное, обрадуются, если у них такая нищета?

Муха отмахнулась:

– Переживут.

– Что – отношения плохие?

– Никакие, вот какие.

– Ясно. А я с матерью как-то устраиваюсь. А что делать? Кому я еще нужен-то?

– Она про тебя ничего не знает? Не догадалась, чем ты промышляешь?

– Нет, ты что… Она бы меня сдала ментам.

– Такая мать?!

– Такая! – отрезал Иван. – Принципиальная, даже чересчур. Потому я и стараюсь к ней на глаза не попадаться. Понимаешь, я ее вроде бы люблю, уважаю, всякое такое… Когда отец ушел – она не вышла больше замуж. Недавно призналась – из-за меня. А предложения были.

Муха жадно слушала, и было видно, что она вмиг позабыла все свои неприятности. Когда Иван замолчал, она коснулась его руки:

– А отец твой? Он жив?

– Ага.

– А он с тобой видится?

Иван протянул ей сигареты:

– На, займись чем-нибудь.

Муха закурила и понимающе кивнула:

– Закроем эту тему. Знаешь, я только потому так нажимаю на этот вопрос, что у самой большие проблемы. Мать ничего обо мне не знает. А отец вот-вот все поймет. Он такой у меня проницательный. Иногда кажется – ничего он вокруг себя не видит, хуже, чем Дана. А на самом деле одно к другому складывает и вдруг выдает результат.

– Он у тебя кто?

– Инженер. И мама тоже.

– О, так ты не из простой семьи?

– Это «тот гад» не из простой. А я из нищей простой семьи советских инженеров. И мне туда возврата нет. Они, конечно, все уже знают. Раз ментам известна моя фамилия, имя, откуда я взялась… Представляю себе, что там сейчас творится! Хоть бы родителей в покое оставили…

– Не дождешься. За них первым делом и возьмутся. Начнут выпытывать, где ты могла остановиться в Москве, кого ты знала.

– А им это неизвестно. Они даже про Дану ничего не знали. Пока им милиция не сообщила, что Алия у Даны работала. Это когда они приехали в Москву, забирать Алияшкины вещи.

– Значит, о Дане вообще никому не известно?

– Никому.

– Где же она сейчас? Куда она делась после того, как ушла со своей квартиры?

Муха замялась:

– Я-то знаю, мы вместе прожили все это время.

Но я не могу тебе сказать, где она пряталась. Вдруг это место мне еще раз пригодится? Тем более, что ее там уже нет.

– Куда же она делась?

– Сбежала. Я осталась там совсем одна Я еще ничего не знала о том, что меня ищут, что на меня уже составлен фоторобот. Если бы я не вынула из ящика газету и не прочла статейку – так бы и сидела там, клуша, до прихода милиции. И тут я оттуда так рванула.

Пойми, ведь Дана пропала не зря. Она, гадина, всегда чувствует, когда надвигается опасность. Но никого никогда не предупреждает.

И меня она тоже не стала предупреждать. Просто исчезла из дому, когда я спала.

– Твое счастье, что она тебя не убила во сне, – сказал Иван.

– Да, она вполне могла бы это сделать. Но я так устала, так изнервничалась, что мне уже было все равно. А может, и лучше было бы, если бы я не проснулась… Один укол – и все…

– А ставить укольчики – этому тоже она тебя научила? Или ты сперва на сайгаках тренировалась?

Муха засмеялась – впервые за весь вечер. Но тут же посерьезнела:

– Ой, я просто представила, как гоняюсь по степи за сайгаком, чтобы всадить ему шприц в заднюю часть… Подохнуть можно! Да, идея с уколами принадлежала ей. Когда стрелять нежелательно, а клиент тебе доверяет хоть немного, – ну, настолько, чтобы близко тебя подпустить, – тогда ничего лучше укольчика и не нужно.

– А что было в шприце?

– Не знаю. Дана дала мне несколько ампул и сказала, что действует безотказно. Через полминуты начинаются сильные судороги, а через минуту тело вытягивается, и все. Конец.

– Это только Сереге и его бабке «повезло»? Или ты и раньше так орудовала?

– Один раз до них, – призналась Муха. – Это был мужчина, и мы с ним… Ну, произошла точно такая же история, что с Серегой твоим. Дана мне тогда сказала, что мужик этот падок до женщин, и предложила мне его убить в постели. С помощью шприца – так будет потише. Уколы она меня тоже научила делать, раньше я не умела… А ей опыта не занимать. Сама вся исколотая. Ну, и конец пришел мужику. Я, слава Богу, успела это сделать до того, как он кончил.

– Короче, Дана соображает, что, если ее поймают, она пойдет номером первым… – задумался Иван. – А если она вздумает сама появиться и дать показания насчет Жумагалиева?

– Зачем?!

– Чтобы отмазаться, сбавить себе срок. Опять же, она калека, ее вряд ли пошлют в зону строгого режима. Положат в тюремную больницу, хотя, конечно, и там приятного мало.

– Против себя самой она даст показания, что ли? – возмутилась Муха. – Она ведь была посредником между мной и Жумагалиевым.

– Она может не говорить этого. Может просто тебя сдать. Ведь вы с ней, как я понял, друг друга ненавидели?

– Да, но Дана ведь не дура. Если она заговорит – я тоже заговорю.

– Верно. И в конце концов, тебя сперва нужно тут найти.

Девушка неуверенно на него взглянула и снова коснулась его руки:

– Прости, может, это немое дело… Но ты никому не говорил, как тебя найти?

– В смысле?

– Этот адрес ты никому не давал?

– Я похож на психа? – удивился Иван.

– А своей девушке ты тоже не сказал, куда пропадаешь?

– Нет, представь себе.

– Вы из-за меня поссорились?

– Ну, только не делай такое умильное личико, – попросил ее Иван. – Поссорились мы не из-за тебя.

Мы по жизни ссорились. Ничего я ей, конечно, не сказал. И она не захочет меня искать.

– Сомневаюсь. – Муха встала и неожиданно потерлась щекой о его голое плечо – он сидел в майке. – Я знаю – она сейчас плачет, – А я думаю, что она уехала домой.

– Она тебя ждет.

– Да что ты вдруг пристала? – удивился он, обнимая ее и поворачивая так, чтобы разглядеть ее лицо. – Муха, чертова ты кукла, чего ты опять добиваешься от меня?

– Ничего… Я хочу только знать, устоишь ли ты перед ней. Если она начнет тебя расспрашивать, если захочет меня тут найти… Я знаю, на что способны ревнивые бабы. Иногда им такое удается, что и ментам не под силу. Ты там был сегодня?

Он выдержал ее пристальный взгляд. И снова поразился, какие изменчивые глаза у этой девушки. То глубокие, красивые, то вдруг жесткие, колючие и, надо сказать, довольно неприятные… Сейчас она смотрела на него именно так – жестко, без тени симпатии, без признака улыбки.

– Ну а если я там был? – спросил он наконец.

– Ты уверен, что она не проследила за тобой?

У нее есть машина?

– Машины у нее нет.

– Она могла поймать тачку.

– Слушай, если Танька за мной и проследила, то только до матери, – небрежно ответил он.

Ее голос истерично зазвенел;

– Пойми, мне страшно.

– Мне тоже!

– Ты-то чего боишься? – выкрикнула она и вдруг отвернулась к стене.

Он с изумлением услышал, что Муха плачет. Она рыдала и мерно ударяла ладонью в стену, в такт всхлипам:

– Ненавижу! Не-на-ви-жу! Ненавижу тебя! Всех ненавижу! Всех! О черт, почему я должна подохнуть?!

Почему я?! Отвали! Отвали, отвали, говорю!

Иван давно уже стоял рядом и держал ее за худенькие плечи:

– Успокойся. Это истерика.

– Сама знаю! Пусти!

– Успокойся, говорю. Ты весь дом разбудила.

Тише, тише, не из-за чего заводиться… Ревнуешь, что ли? К Таньке? Было бы к кому!

Муха вжалась в стену и глухо рассмеялась. Потом ее плечи перестали вздрагивать и обмякли под его ладонями. Иван оторвал ее от стены и почти перенес в комнату, на постель. Муха ложиться не пожелала. Она села, забившись в угол, обняв подушку, и мрачно опустила ресницы. Ее лицо еще блестело от слез, но она уже не плакала, только тяжело дышала, как после драки.

– Чего ты хочешь? Чтобы я ушел? – спросил Иван.

Она промолчала.

– Могу уйти, – продолжал Иван, надеясь услышать хоть какой-то ответ.

Ответом опять было молчание.

– Только мне сегодня тоже нежелательно мелькать на улице, – сказал он.

– Ты что – тоже в розыске?

– Откуда мне знать? Никогда нельзя быть уверенным, что кто-нибудь не составил твой фоторобот.

– А, ясно… – Она отшвырнула подушку. – И что ты со мной связался? И что ты ко мне прицепился?

Шел бы к своей девушке! Она, наверное, порядочная.

Нежная, красивая. Русская.

– Ты чего. Муха? Какая мне разница, кто она по "национальности?

– Огромная! Огромная, ты же только прикидываешься, что тебе все равно! Я для тебя – просто животное, экзотическое животное! Типа сайгака! А она – полноценный человек! Русская, москвичка, без жилищных и материальных проблем, – зло продолжала она. – А такие парни, как ты, не про меня! Ничего в твоей гребаной Москве для меня нет! Ничего, кроме смерти! И дома тоже! То же самое! Для местных я – метиска, хуже, чем немка, вообще не человек! Скажут – убирайся, а куда я уберусь?! Сюда?! Для здешних ментов я – казашка! Нацменка без прописки!

– Ты что завелась на ровном месте? Опять начинается? – изумился он. – Я-то думал, у тебя нервы железные.

– У меня ни к черту нервы!

– Уже видно по тебе. Ну вот что, никуда я сейчас не пойду. По крайней мере, из этой квартиры.

Если настаиваешь, могу лечь в другой комнате. Там есть тахта.

– Мне все равно, где ты сегодня спишь.

– А мне не все равно. Я бы предпочел с тобой.

Муха стрельнула в него косым взглядом, обхватила согнутые колени руками и затихла. Иван вздохнул, сунул в рот сигарету и отошел к телефону. Накручивая номер матери, он чувствовал на спине взгляд девушки. Но упрямо не сообщал ей, кому звонит. Наконец он услышал знакомый голос.

– Мам, это я, – сказал он. – Как ты? Ты мое письмо читала? Я тебе письмо оставил.

– Ваня?! Куда ты пропал?! – закричала мать.

– Мам, а что такое?

– Ты не знаешь?! Ванечка, ну что ты со мной делаешь, когда же это кончится! Ужас какой – по-прежнему кричала мать.

Никогда он не слышал у нее такого паникующего голоса и не на шутку встревожился:

– А что случилось? Можешь наконец сказать?!

– Таня, Таня, твоя девушка, вы с ней вместе жили! – отчаянно сообщила мать.

– И что с ней? – У Ивана вдруг похолодела спина – верный признак волнения.

– Она убита! Где ты? Откуда ты звонишь? У нас уже была милиция, тебя не могут найти!

– Мам, спокойно, мам, – пробормотал он, едва шевеля губами. – Я не делал этого.

– Я верю, верю… Но что же это такое?! Когда же это кончится?! Когда же у тебя начнется нормальная жизнь?!

– Мама, успокойся… Я приеду… Куда мне ехать?

К тебе? Туда?

Мать задыхалась от волнения и не могла ничего толком сказать. Иван прижал трубку к уху так сильно, что ощутил боль, и повернулся, взглянул на Муху.

Та смотрела на него расширенными, неподвижными, чужими глазами. Он положил трубку.

Глава 15

Он и сам не знал, что именно ему пришло в голову, когда он увидел ее глаза. Может, вспомнил недавнюю сцену ее ревности к Таньке, такую неожиданную сцену, совершенно ни с чем не связанную.

Может быть, заново осознал, с кем он имеет дело.

И самое главное – он не доверял ей, не доверял с начала и до конца. А она молчала. Смотрела на него очень странным взглядом, как будто чего-то ожидая.

Похвалы? Одобрения? Крика? Удара?

– Ты сегодня выходила из дому?

– Да что случилось?

– Я тебя спрашиваю, где ты сегодня была?

– Нигде, ты что – с ума сошел? – изумилась она. – Что случилось?!

Неизвестно, сколько бы они задавали друг другу вопросы, не получая ответов, если бы Иван не опомнился и снова не взял трубку. За это время мать должна была собраться с мыслями. Его расчеты оправдались – теперь разговор получился лучше.

– Мам, ты одна? – спросил он.

– Да, сейчас я одна… – всхлипнула мать. Но она не плакала – просто страшно нервничала.

– Кто у тебя был?

– Милиция… Потом приехали родители твоей девушки…

– Ты от милиции все узнала?

– Сперва мне позвонили и спросили, дома ли ты.

Я сказала, что ты здесь давно не живешь. Спросила, кто звонит. В случае чего хотела дать твой новый адрес и телефон… Мне сказали – это милиция. Я дала им твой адрес… Они сказали, что сами находятся по этому адресу. Велели записать телефон и позвонить по этому номеру, если ты появишься. Сказали, чтобы я не скрывала твоего местонахождения, потому что тут совершено убийство. Лучше, если ты сам придешь и дашь пояснения – где был, что делал.

– Это алиби называется, мам, – судорожно пояснил он.

– Да, да! Так ты можешь доказать, что не делал этого?

– Сперва надо узнать, когда это случилось, – резонно заметил Иван.

– Не знаю, ничего не знаю…

– Про Таньку тебе менты сказали? Или ее родители? Как они тебя нашли?

– Не знаю…

Иван поймал себя на том, что радуется избавлению от этой девчонки. Но радуется так, будто они просто расстались, по-хорошему, без скандала. Ее смерть как-то не представлялась ему реальным событием. В это не верилось. Это еще предстояло понять, объяснить…

– Мам, – сказал он. – Ты, надеюсь, сказала ее родителям, чтобы они тебя больше не беспокоили?

Что за манера – являться без приглашения! Я сам буду с ними говорить!

– Ради Бога, не встречайся ты с ними сейчас…

Они в таком состоянии, – испугалась мать. – Их можно понять, простить…

– Что они тебе сделали?!

– Ванечка, ничего!

Но тут он ей не верил. Ивану стало противно, что в это дело оказалась впутана и его мать. «Всю жизнь ее оберегал от такого, – подумал он. – И вот – не уберег… Кто же это сделал?»

– Дай свой адрес, – попросила мать.

– Мам, не стоит. При чем тут мой друг? Я сам приеду в милицию…

– Ты опять пропадешь!

– Никогда. Я поеду и во всем разберусь. Помнишь, как было с моей машиной? Помнишь, как ты переживала? А в результате все закончилось хорошо, машину мне вернули. Я же был не виноват.

Вот и сейчас будет то же самое.

– На этот раз у тебя не машину угнали… У тебя на квартире человека убили! Твою девушку!

Мать все еще продолжала говорить, но он ее с трудом понимал. Иван вдруг вспомнил о своем письме. Он написал матери о том, что его отношения с Танькой разладились, что жить вместе они уже не будут… Если это письмо увидят менты – будет улика против него Разве кто-то будет выяснять, что именно он имел в виду, когда писал эти слова?! Схватят за шиворот, заставят сознаться.

– Мам, послушай меня, только внимательно! – попросил он, пытаясь остановить словесный поток, который на него обрушился. – Я сегодня у тебя был Я оставил тебе письмо. Рядом с письмом – сверток Ты все это видела?

Спиной он чувствовал – Муха его очень внимательно слушает. Теперь она, конечно, удостоверилась, что деньги он спрятал именно у матери. Но ему было все равно. Не пойдет же она грабить мать!

Ей шагу за порог нельзя ступить!

– Я видела, я нашла… – ответила мать.

– В сверток смотрела?

После краткой паузы мать созналась:

– Да! Ваня, ты мне должен все объяснить. Откуда все это?!

– Мам, в письме сказано.

– Но это же не правда! Твой друг мог бы найти другое место! Пойти в банк! Если это честные деньги – чего он боится? А если нечестные – как ты мог принести их ко мне?

– Мам, так нельзя рассуждать. Честные, нечестные… Тут все нормально, я тебя не подставляю Это я полностью гарантирую! – Иван пытался убедить ее, при этом чувствуя – говорит совсем не то, что нужно, мать только пугается все больше и больше. – Мам, я очень тебя прошу – письмо сожги, а сверток прибери подальше. Можешь даже мне не говорить, куда ты его дела. Можешь его даже из дому вынести. Нет, даже лучше будет, если ты его куда-нибудь вынесешь. Только так, чтобы не пропало, чтобы можно было найти. Договорились? Главное, припрячь их, пока следствие не кончится… Сама понимаешь, если меня в убийстве обвинят…

– Я этого не буду делать, – упрямо сказала она, и тут он не выдержал:

– Знаешь что, ма?! Это уже беспредел! Другая бы мать помогала сыну! Другая бы поняла, что мне сейчас не нотации нужны, а помощь! Сама говоришь – меня опять милиция ищет! Хорошо будет, если они приберут денежки?! Хорошо, да? А между прочим, они не даром мне дались! Между прочим, я на них надежды возлагаю! Неужели нельзя понять? Неужели помочь невозможно? Ну, что мне дала твоя принципиальность, что?! Дома у меня нет, вот что она мне дала! Потому что не могу я жить с такой принципиальностью над головой, не могу! И никто не мог бы! И отец, наверное, поэтому ушел, от твоей принципиальности!

Он заводился все больше, слушая упрямую, потрясенную тишину в трубке. Он знал – мать никуда не ушла, она все слышит… Внезапно трубку у него вырвали. От неожиданности он не смог удержать ее.

– Не говори так с матерью, – сказала Муха, отводя трубку подальше и зажимая ее ладонью. – Ты чего хочешь? Чтобы она с приступом свалилась?

– Отдай трубку, медсестра недоделанная! – рявкнул он.

– На!

И не успел он понять, что случилось, как Муха изо всей силы ударила его пластиковой трубкой в темя. Удар был не столько болезненный (трубка была легкая, телефон новый, кнопочный), сколько неожиданный. Ударив его и отскочив, Муха аккуратно положила трубку и вышла из комнаты.

Иван постоял еще немного, ухватившись за книжную полку, висевшую над телефоном. Больно ему не было – таким пластиком не убьешь. Вот если бы в трубке были батарейки, как в пульте, тогда бы он заработал синяк. Он пытался найти в себе злость, распалиться, хоть как-то отреагировать. Но удивительно – это у него не получалось. Муха сидела или в другой комнате, или на кухне. Ее не было слышно.

Он мог бы сейчас пойти туда, вытащить ее на середину комнаты и так отделать… За все! За нападение на него в тот, первый вечер, за угон машины. За Серегу! За Серегину бабку, которая была более сговорчивой, чем его собственная мать… За проблемы. За расходы. За бесконечное вранье, за недавнюю истерику. За вмешательство в его семейные дела. За этот последний удар, наконец.

Но он не мог двинуться с места. Не мог и не хотел. Он качнулся и потерся лбом о ребро книжной полки. Вздохнул так, будто ему не хватало воздуха.

Если бы он разозлился, ему сейчас было бы куда легче.

Иван снял трубку, послушал.

– Ты испортила телефон, – негромко сказал он, даже не повернувшись к двери.

Муха не ответила. Иван аккуратно положил трубку на место. Вышел в прихожую, оделся, зашнуровал ботинки. Молча открыл дверь, вышел, молча захлопнул дверь. Не с размаху, как сделал бы в приливе ярости.

Он прижал дверь к косяку и прослушал щелчок замка.

А потом ушел.

Оружия у него не было. Пистолет он выбросил еще в подъезде. Он даже не думал об этом – действовал автоматически, следуя правилу, которое когда-то установил Серега. Согласно этому правилу, их не могли бы поймать с поличным, когда они уходили после дела. Разве что в лицо опознают? Но они старались не дать никому такой возможности. Вот и теперь он поступил аналогично. Стрелял он, как всегда, в перчатках, так что за отпечатки пальцев тоже не беспокоился. Того, что по пистолету отыщут торговца оружием в Мытищах, он тоже не "опасался. Торговец себе не враг, чтобы сознаться, кому продал оружие. Да и не найдут они его никогда.

При себе у него не было ничего подозрительного – ни оружия, ни фотографий его последней жертвы, ни каких-либо записей. Ничего, кроме денег – тех, что у него остались после того, как он сделал заначку у матери.

Иван включил свет в машине и, согнувшись, чтобы никто не подсмотрел, пересчитал свои капиталы.

Две тысячи сто долларов. Он предпочел бы пойти в милицию без этих денег. Но ему сейчас было некуда их девать. Оставить Мухе? Он решил туда не возвращаться. По многим причинам. Первая – что теперь у него достаточно своих проблем. И связь с преступницей, находящейся в розыске, ему не нужна. Вторая причина – теперь и Мухе было бы опасно фигурировать в деле рядом с Иваном. Ведь он подозревается в совершении убийства. Если зацепят и ее – получится групповое дело. Хватит ей и своих неприятностей. Им надо разбегаться в любом случае…

«Но не так, – подумал Иван, уже выезжая из двора. – Она решила, что я ушел из-за трубки. Сейчас, наверное, опять плачет. А как я ей объясню, в чем дело? Сам ничего не понимаю…»

Отъехав подальше от дома и проверив, не едет ли кто за ним, Иван припарковался возле большого универсама. Его несколько удивило, что народу вокруг универсама совсем не было. И машин немного. Недавно, проезжая мимо, он наблюдал тут форменное столпотворение. Он и рассчитывал на толпу, в которой к нему никто не приглядится. Но делать было нечего. Ведь он приехал сюда по делу. Рядом с универсамом, под козырьком у стены, виднелись телефонные автоматы. На них падал свет фонаря. На его счастье, один из них оказался исправным. Он снова набрал номер матери. И едва узнал ее голос – такой он был больной, такой старческий.

– Мама, прости, – сказал он.

Мать не ответила. Но и трубку не положила. Иван повысил голос:

– Мам, ты меня слышишь? Слушай… Прости меня. Я подлец.

– Да… – донеслось до него, словно со дна морского.

Иван вздрогнул, как от очередного удара. «Вот и получил… – подумал он. – А что обижаться? Сам так сказал».

– Мам, мне что тебе сказать? – спросил он. – Что сказать, чтобы извиниться?

– Правду.

– Какую?

– Правда одна – Ладно, хорошо. Так вот тебе правда – я этого не делал. Танька не на моей совести! Неужели можно так думать – даже в шутку?! Я не виноват! Я докажу, что не виноват!

– Может быть.

Иван в отчаянии повторил:

– Мама, ну ради Бога, спрячь же деньги! Неужели всему пропадать?! Это честные деньги, трудовые, я все расскажу!

– Значит, это все-таки твои деньги?

– Мои, мам, мои.

– Зачем ты лгал про друга?

– Чтобы…

– Чтобы не давать мне объяснений, верно? – перебила она. – Ваня, ты слишком много скрывал.

Ты всегда от меня скрывал… Скрывал и скрывался.

Я живу, не зная твоего адреса, твоей профессии. Не знаю, с кем ты дружишь, какие у тебя намерения по отношению к своим девушкам… Не знаю твоих девушек. Может, у меня уже есть внуки? А я не знаю.

– Внуков нет… – оторопел Иван.

– Тебе скоро тридцать.

– Ну и что? – Он с трудом сдерживался, чтобы снова не сорваться. И очень спокойно, неестественно спокойно повторил свою просьбу:

– Мама, спрячь деньги, я очень тебя прошу.

Помолчав, она сообщила:

– Уже спрятала.

– Да?! Правда?! Вот молодец! И никому не говори, ладно? А где?

– Нельзя же по телефону…

– Да, да, ты права… – У Ивана стало куда светлее на душе. Мать, во всяком случае, теперь с ним разговаривала. Она ему помогала.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Мам, я сейчас поеду туда, в Измайлово. Надо же все выяснить.

– Опомнись, – сказала она. – Ночь на дворе.

Там никого нет.

И только сейчас он понял, почему вокруг так пусто, так темно и безлюдно. Окна универсама не светились. Только витрины слабо озарялись цветными гирляндами. Приближался Новый год, и все готовились к нему загодя, за месяц. Иван взглянул на часы, высунув руку из кабинки, под свет фонаря. Половина второго… Глубокая ночь.

– Они дали тебе телефон, мама? Продиктуй.

Я сам им позвоню. Нечего им к тебе приставать.

Она назвала номер, и он записал его кривыми, торопливыми цифрами.

– Я боюсь, что тебя арестуют, – услышал Иван в трубке.

– Я, мам, этого не делал, – ответил он. – Спокойной ночи.

И повесил трубку. Сел в машину и поехал в Танькиным родителям. Поздний час его не останавливал.

Он знал, что там никто не спит.

В двери светился глазок. Он был прав – в этой квартире не спали. Он позвонил в дверь. Спустя какие-то секунды глазок потемнел. И он услышал дикий визг. Иван даже отшатнулся и поднес ладони к ушам. «Бежать отсюда, – мелькнуло у него в голове, – не выйдет никакого разговора…»

Но ему уже открыли. На переднем плане стояла Танькина мать. За ней – Танькин отец и с ним какой-то мужик – плотный, почти квадратный. Иван его видел впервые.

– Убийца! – крикнула мать.

Тут Иван услышал, что и в соседней квартире проснулись – там послышались шаги, и он просто почувствовал, что в глазок на него смотрят. Соседи, конечно, тоже были в курсе дела.

– Спокойно, – сказал Иван. – Дайте войти. Мне поговорить нужно…

– Убийца! Садист!

Женщина кричала, но даже не пыталась переступить порог и кинуться на Ивана. Мужчины за ее спиной смотрели на гостя в полном остолбенении.

Видно было, что никто его тут не ждал.

– Я не трогал Таню! – крикнул Иван. – Не орите на меня! Я только что узнал!

– Милицию вызову! Вадик, вызывай милицию! – надрывалась женщина. – Вадик, держи его!

– Что мне ваша милиция? – спросил Иван, роясь в кармане.

Женщина неверно поняла его движение. Видимо, ей показалось, что он хочет достать пистолет или нож. Она взвизгнула и прижалась к выпирающему животу мужа. Муж подался назад и натолкнулся на квадратного незнакомца. В щели между стеной и незнакомцем вдруг показалась голова Дениса. Он сразу узрел Ивана и возбужденно закричал:

– А, Ванька пришел!

– Привет, – отозвался Иван.

– Таню убили!

– Вадик, убери ребенка! – приказала мать. – Немедленно убери, этот гад вооружен!

Иван вытащил из кармана то, за чем полез. Это была записная книжка.

– Видите? – спросил он, раскрывая нужную страницу. – У меня записан номер, по которому надо звонить следователю. Номер мне дала моя мать.

Я немедленно позвоню следователю, но сперва должен поговорить с вами. Пустите меня в квартиру.

– Пошел вон!

– Слушайте, вы что – меня боитесь? – наигранно удивился Иван. – Я пришел один. А вас тут трое, и вообще, двое здоровых мужиков. Может, еще кто у вас там есть?

– А твое какое дело?

– Никакое. Я к вам пришел по-человечески поговорить. Я же только что узнал…

Неожиданно зашевелился квадратный человек. Он примирительно сказал:

– Лариса, пусти ты его. Что на весь дом орать?

Ничего он нам не сделает.

– Вот именно, – подтвердил Иван. – У меня и оружия нет.

И выругался про себя – кто его тянул за язык, кто спрашивал про оружие? Они и предполагать не должны, что у него оно может быть. Но в дом его все же впустили, хотя Лариса едва отодвинулась. Ему пришлось протискиваться между ней и Вадиком.

Едва оказавшись в коридоре, Иван сразу протянул руку квадратному человеку:

– Иван.

Тот, ни на миг не задумавшись, ответил на рукопожатие, представившись:

– Борис. Ее брат. – И указал большим пальцем в сторону Ларисы.

С отцом и матерью Таньки Иван был знаком.

И сейчас очень этому радовался – они бы ему точно руки не подали. Зато Денис крутился у него под ногами, протягивая что-то на раскрытой ладони.

– Это что у тебя? – машинально спросил Иван.

– Сердце испортилось!

Это и в самом деле был его подарок – тот брелок для ключей, который он привез из Эмиратов.

Иван сунул ему брелок обратно и дал легкого пинка под зад коленом:

– В комнату, в комнату!

– Не смей бить ребенка, сволочь! – внезапно крикнула Лариса, которая с омерзением наблюдала, как общаются ее сын и убийца дочери. Но за Ивана опять вступился ее брат:

– Лара, ты это вообще зря. Все нормально, успокойся.

– А ты бы успокоился?!

Но Борис не отреагировал на ее крик. Он впихнул упирающегося племянника в комнату, прикрыл дверь и спросил:

– А что мы тут стоим? Пойдем в столовую. Мы там того… Поминаем.

Он пошел первым, за ним – Иван. За Иваном нерешительно последовал муж Ларисы, Вадим. А уж она шла сзади, трясясь от злобы и нервно шипя:

– Да как он смел! Да как он посмел сюда прийти, выродок, иуда, хам!

– Не обращайте внимания, – сказал Борис, усаживая гостя к столу. – Вот сюда давайте. Тут свободно. Водку пьете?

Иван стесненно сел рядом с ним. Ему было очень неловко. Вадик нерешительно огляделся и тоже присел. Лариса упала на диван и стала натужно рыдать, отвернувшись к спинке. Мужчины не смотрели в ее сторону.

– Выпьем за упокой Таниной души! – сказал Борис, разливая водку.

Иван молча поддержал его и осушил стопочку до дна. Закусывать не стал, не решился взять себе что-нибудь из того набора, что был на столе. Видно было, что за закуской специально ходили. Нарезка, сыр, шпроты, грибочки маринованные в банке с немецкой надписью… Таких деликатесов у Танькиных родителей обычно на столе не бывало. Такие вещи покупались к случаю, на праздники. Семья жила скуповато, хотя деньги тут водились.

– Я вот только сейчас все узнал, – тихо заговорил Иван. – Позвонил матери, а она мне такое…

Я сразу решил к вам ехать. В милицию-то уже поздно. Завтра поеду.

Он закурил, Борис тоже. Танькин отец не курил.

Он сидел, скручивая в трубочку угол скатерти, глядя на свою пустую стопку.

– Что там случилось? – спросил Иван.

– Да видите ли… – Борис пустил в люстру густую струйку дыма. – Там такое дело непонятное…

Она сегодня была в училище, это мы знаем. Потом поехала, видимо, туда… Где вы жили. Ну а что было там – неизвестно. Ее нашла соседка. В Таню стреляли. А как нашла – тоже… – Борис не подобрал слова и только сокрушенно крякнул, покосившись на сестру. Но та молча лежала, как будто не слышала. – Видите ли, – задушевно понизил голос Борис. – Попасть-то в нее попали… Сразу. Вот сюда, поглядите. – Он толстым пальцем коснулся места пониже своей шеи.

Иван вздрогнул.

– Ага. И видно, бросили ее там, в комнате. А она Не померла… Не сразу… – Теперь Борис почти шептал:

– Там все было в кровище. На паркете – такой вот кровавый след – от комнаты через прихожую, к двери. Будто половичок. Видимо, когда убийца ушел, она поползла туда, чтобы на помощь соседей позвать.

Дверь он, наверное, не запер, когда убегал. Потому что ей уже было не подняться с пола. Не открыть ей было. Сразу столько крови вытекло. Как ползла – непонятно. Она только и смогла, что голову в коридор просунуть. И все. Порожек перед дверью ее добил. А соседка, дверь ихняя рядом, пришла с работы, глядь! Лужа крови, на коврике голова…

– Ужас… – еле слышно сказал Иван. – Она не была.., изнасилована?

– А почему она должна быть изнасилована?

– Не знаю… За что же ее тогда?

– Вскрытие сделают, будут результаты, – вздохнул Борис. – Может, и была…

– Что же это такое? – пробормотал Иван. – Когда ее нашли, она была мертва? Ничего не успела сказать?

– Да что уж там, где ей было говорить… Мертвая она была. Соседка сразу вызвала милицию. А то еще неизвестно, когда бы нашли. Вы же там вроде не живете?

– Ушел на днях.

– А что так? – Ему пришлось выдержать паузу.

Борис был, конечно, душевный человек, разговорчивый и отнесся к нему лучше всех. Но вместе с тем Иван видел – мужик этот не так прост. – О покойнице плохо нельзя… – как бы нехотя начал Иван. – Но характер… Короче, не ужились мы.

– Если бы это было самоубийство… – протянул Борис. – Тогда бы все более-менее ясно было… Причина понятна была бы. Не сложились отношения…

Сейчас столько молодежи на этой почве с собой кончает. Слабые все стали. Но тут не то… Да у нее и пистолета не было.

– Ее убили! – крикнула Лариса, по-прежнему не оборачиваясь. – Ты, Боря, с ним не заигрывай! Он за все получит! За все!

– Да за что? – вскочил Иван.

– За Таню! Если бы не ты – она бы давно замуж пошла!

– Да мы недавно знакомы!

– Мне хватило, по горло! – Она села и повернулась к нему распаренным, розовым от гнева лицом. – То придешь, то уйдешь, то ее целуешь, то на хер посылаешь! Это что вообще такое?

– Лара, ты что это? Не матерись, – остановил ее Борис.

– Да пошел и ты туда же!

– Лариса, ты же пила валидол, – вступил ее муж. – Хочешь, чтобы опять началось?

– А захлебнитесь вы!

Лариса подскочила к столу, схватила бутылку водки и перевернула ее. Водка лилась на скатерть, растекалась среди закусок. Иван отошел к окну. Борис вместе со стулом отодвинулся, чтобы со стола не натекло на его брюки. И только тут Иван обратил внимание на его одежду. Сверху до пояса все было нормально – дешевый зеленый свитер, воротничок полосатой рубашки… Ниже, естественно, были брюки. И они Ивану вдруг не понравились. Серые, очень характерного серого цвета, с красным кантиком.

«Мент, – подумал он. – Мент в кругу семьи. Братец? Да я влип…»

– Вот вам! – сказала женщина, ставя опорожненную бутылку на стол. – Вам бы только выпить! Только бы повод был! А с кем пьете?!

– А с кем мы пьем? – раздраженно спросил сестру Борис.

– С убийцей! Он же Танечку убил! У него и оружие было!

– Да послушайте, – возмутился Иван. – Что вы ко мне цепляетесь? Ну, скажите – когда это случилось? Во сколько?

– Соседка пришла в половине шестого, – ответил вдруг Вадик, до этого почти ничего не говоривший о деле. – Таня была еще.., теплая. – И после этого он надолго умолк.

– Значит, во сколько это должно было случиться? – спросил Иван Бориса.

Тот взглянул на свои штаны и почему-то усмехнулся. Усмешка выглядела странно.

– А где-то в пять.

– А меня там не было весь день! Заехал туда только с утра – Таньки не было. А потом все дела, дела…

Говорю же вам – это не я!

– А что ты туда поехал, если ее бросил? – кинулась к нему женщина. – Вчера под вечер умотал к какой-то дешевке, сказал, что не вернешься!

– Что-о?

– Ты ресницами не хлопай! Она тебе на дом звонила! Ты же никого из своих девок не предупредил, что живешь с порядочной девушкой! Ты же всем им телефончик дал, чтобы не забывали! Ну и шел бы к своей проститутке! И не возвращался! Не морочил бы Таньке голову! – В этом месте она вдруг слегка завыла, но тут же заговорила нормально, только чересчур громко:

– Ты же совсем от нее ушел! Думаешь – не знаю? Что ты свои бесстыжие глаза на меня пялишь?

Думаешь – она совсем уж безответная? Она мне позвонила в тот же час и все про тебя рассказала!

– Да что она рассказала-то?

– Все, голубчик, все! И как ты ее заставлял всяких баб для себя отыскивать, по телефону. Поднимал Таню спозаранку и заставлял им звонить – тебе, видите ли, их мужья трубку не передадут! И даже не стеснялся перед ней! И как ты уматывал на всю ночь куда хотел, и как хамил ей в глаза, и как деньги ей тыкал, чтобы молчала!

У Ивана в глазах потемнело. Он никак не думал, что Танька окажется такой болтливой… Она же говорила, будто отношения с матерью почти порваны?!

"Плохо я знаю женщин… – подумалось ему. – Когда дело идет о нас, они сразу спеваются между собой… Только бы отомстить. По-глупому или по-умному – им все равно. А сама же мне говорила – мать ей жить не дает… О чем же она еще протрепалась?

А если про Сулимову Дану вспомнила? Эту фамилию она забыть не могла, слишком часто пришлось ей звонить всяким Сулимовым… Что же делать, Господи? Уцепятся за Сулимову, выйдут на Муху… Свяжут нас… Будет одно большое дело. А им того и надо.

Сразу два дела закроют, получат наградные…"

– Ну, вы же должны понимать, – очень рассудительно сказал Иван. – Если у нас отношения разладились – она меня жалеть не стала бы. Могла наговорить чего угодно. Я вам одно скажу: пока я с ней жил – ни к одной другой женщине не ходил.

И туда не водил. Гарантию могу дать.

– А на хера мне твоя гарантия?! Ты что мне тут распинаешься? Да кто тебя проверит, бугая? – орала она. – Рожа наглая, плечи – во! Все девки твои! Ты мне что рассказываешь – святым прикидываешься?

Не по адресу! Ты все это следователю расскажи, он тебя послушает, да!

– Да что вы на меня… – попытался ее остановить Иван, но тут вмешался Вадик:

– Лариса, я тебя предупреждаю – докричишься до припадка!

– У меня уже припадок!

– «Скорую» вызову – загремишь в больницу! Тебе это нужно?

Женщина двинулась на Ивана. Было видно, что она почти себя не контролирует. Он слегка сощурился – машинально, уже предчувствуя, как она вцепится ему ногтями в лицо. «В глаза бы только не метила, дура… – думал он, глядя, как она дрожит. – У нее и в самом деле припадок… Она за себя потом не ответит, а мне что делать? Терпеть? Плюс ее братец, безусловно, не в мою пользу…»

– Ты зачем туда пришел, гад? – Она была совсем рядом. – Что, ты там забыл?

– Деньги! – крикнул вдруг Иван.

Это слово всех немного отрезвило. Вадик перестал крутить скатерть, Лариса остановилась, Борис удивленно на него посмотрел.

– Мои деньги! – уверенно продолжал Иван. Раз уж я решил уйти – имел я право забрать свои кровные? На что мне было жить, спрашивается?

– Деньги? – переспросила Лариса. – А кто поручится, что ты не ее деньги взял? Там вообще денег не было!

– Лариса, брось, – серьезно сказал Борис. – Нашли у нее в сумке пятьсот долларов.

– Тоже мои! – пояснил Иван. – Да вы что – не знали, что ваша дочь не работает? Что денег ей взять негде? Что живет она на мои средства? Не знали – да? Очень странно. Может, она у вас брала, но мне об этом не говорила. А я всего пару недель назад дал ей четыреста долларов на хозяйство. Сколько сказала, столько ей и дал. И на днях дал еще триста, чтобы она себе платье купила. А брал я оттуда свои деньги, свои! Потому что решил – с ней больше жить не буду! А куда мне деваться? Квартиру надо снимать.

Я взрослый мужик, жить с матерью не могу.

– Ну и снял? – спросил вдруг Борис.

Иван напрягся. Придется отвечать, но только что?

Наконец он сказал:

– Вариантов целых три. Но все неважные.

– Что так?

– Один – через знакомых, два – через агентство Но агентам надо платить месячную плату за квартиру. А то, что через знакомых, и смотреть не стоит Первый этаж, окна на магистраль, рядом железнодорожные пути. Это мне не подойдет. Не уснешь.

– Тебе скоро бесплатную квартиру дадут, гад . – Женщина, однако, опустила руки и вернулась на диван. – Ты там выспишься… В три смены! Под нары загонят, сука…

– Ну и лексикончик у вас, – заметил Иван. – Я и слов таких не знаю.

– Узнаешь! Там научат!

Иван посмотрел на часы:

– Кажется, я тут засиделся. Поеду, надо же выспаться.

– На работу с утра? – спросил Борис.

Этот вопрос Танька ему тоже задавала. И конечно, Борису нельзя было отвечать так, как Иван отвечал ей. Он деланно-небрежно отмахнулся:

– Да нет, квартиру искать.

– А где ты сейчас живешь?

– Жил в Измайлове. Но сейчас, конечно, я туда не поеду.

– А ночевал где? У суки у своей? – снова встряла Лариса. – И катись опять к этой суке! И катись – вместе порадуетесь! Ты же теперь свободный человек! Танечки больше нет!

Иван вдруг подумал, что эта истеричная баба выразила его тайное желание. Ему хотелось бы вернуться к Мухе, поговорить, лечь с нею рядом, погасить свет. И даже не трогать ее – просто поваляться под одним одеялом, чтобы было теплее. Но теперь он туда вернуться не мог. "Следят за мной или нет? – спросил он себя. – Вряд ли, конечно. Но ехать туда незачем… Теперь надо держаться в стороне. Я не знаю Муху, она не знает меня. Деньги у нее есть. Как же она за продуктами будет ходить? Кто ей принесет?

А если телефон не сможет починить? Что тогда? Мастера ей вызывать? Засветится. Побоится. Так что она теперь живет без телефона. И даже позвонить ей туда нельзя… А если она его сама починила?"

Эта мысль его подстегнула. Он подошел к Борису и сунул ему руку:

– До свиданья!

Борис охотно принял рукопожатие и доброжелательно ответил:

– До скорого. Ты не пропадай, а то ведь тебя очень ищут.

– Я появлюсь.

– Ага. Показания надо дать.

– Сажать его надо, какие показания… – буркнула Лариса. – Отпускать нельзя. Он же никогда больше не появится.

– А сюда я зачем пришел, по-вашему? – повернулся к ней Иван.

– Откуда мне знать? – ехидно ответила она. – Может, нас хотел убить?

– О Господи… – Иван подал руку и Танькиному отцу, но он ее не заметил.

– Оставь адрес, – сказал ему в спину Борис. – Чтобы тебя проще было найти.

Иван повернулся:

– Я еду к матери.

Другого выхода он не видел. Другого адреса назвать не мог. А квартиру в такой час не снимешь.

– Кстати, – сказал он, обращаясь только к Ларисе. – Если вы еще раз приедете к ней и начнете ее оскорблять…

– То что? – повернулась она к нему, подбоченясь.

Иван молча вышел. Спустился во двор, сел в машину, включил печку. А вот света включать не стал.

Машина, долго простоявшая на морозе, медленно нагревалась, по ногам потянуло теплом. Он закурил, пустил дым в лобовое стекло.

«Кто же ее так, кому она нужна? – думал он. В чем тут дело? Так, надо сообразить… Были у нее какие-нибудь знакомые, которые могли… И думать нечего. Она с такими не общалась. Был только я. Ох, как скверно…»

Он стряхнул пепел.

"Значит, это мои грехи. Значит, пришли ко мне, а попали на нее. Что они хотели? Кто пришел? Это не может быть мое последнее дело – я тогда еще не убил этого торгаша. Я как раз был в подъезде.

Алиби у меня нет. И плевать. Плевать, это был не я! – Он попытался прогнать всякую мысль о необходимости алиби. – Когда начинаешь оправдываться перед ментами, они понимают, что ты боишься.

И не могу я оправдаться. Нечего мне оправдываться. Не говорить же им, чем я в тот час занимался…

Значит, с моим последним делом это не связано.

А если прошлое дело?"

Он продумал и этот вариант и пришел к выводу – они с Серегой слишком давно работали вместе. Чересчур давно, чтобы кто-то их теперь нашел… Ведь Серега мертв, а Иван за это время успел сменить несколько квартир.

"Значит, с моей работой это не связано. Значит, это вообще меня не касается. Тогда что это может быть? Грабеж? Вооруженный грабеж? Прознали, что в квартире есть деньги, и ворвались? Не нашли денег и убили ее? Нет, почему же тогда деньги при ней нашли? Если бы у нее в сумке денег не было – тогда бы сошел и грабеж. Пятьсот баксов – это не мелочевка, их бы взяли. А так получается, что это или убийство из ревности, или убийство из мести…

И оба раза попадаю я!"

Он раздавил окурок в пепельнице и тут же закурил снова. Пошарил в бардачке, достал заветную фляжку с коньяком, чуть-чуть приложился. Немного, чтобы милиция не привязалась. Но и любимый коньяк не помог – не стало светлее на душе. Он все никак не мог представить себе Таньку, ползущую к двери, чтобы позвать на помощь. А из горла хлещет кровь.

«Как она не захлебнулась? – машинально подумал он. – Она была сильнее, чем я думал… Значит, ревность или месть. Был у нее парень до меня? Не знаю. Не рассказывала. Если был – ее мамаша ни за что не скажет про него, она будет сажать меня, как по весне картошку. Папаша знал? Дядя знал? Добрый, гад, руку жмет. Пошел бы он…»

Иван спрятал фляжку в бардачок.

"Кто же мог знать? Подружки в училище, конечно, знали. Ну, вот на них надежды больше. Этим стрекозам только дай поболтать. Все выложат. Ладно. Ревность пусть пока остается. А если месть? Ей?

Но за что? За кого?"

– И он снова вспомнил глаза Мухи.

"Она не могла, – подумал он. – Зачем это ей?

Неужели поехала туда и прикончила Таньку, чтобы остаться без соперницы? Господи, да глупости же…

Я ведь ей несколько раз сказал, что Танька мне не дорога. Она поняла это. Она же умная. И тем более она в розыске. Ехать куда-то через всю Москву, чтобы убить вот так, за мужика… Нет, это не Муха! Но кто же тогда это сделал? Кто и главное – зачем?"

Иван высмотрел сбоку от шоссе телефонные автоматы. Выпрыгнул из машины и позвонил Мухе.

Сперва с одного автомата, потом с другого. Он даже не знал, что ей скажет. Но она была ему нужна – именно сейчас. Он чувствовал, что она должна что-то знать… Гудки в трубке были ровные, спокойные.

К телефону никто не подходил.

Глава 16

Она отложила в сторону телефонную трубку.

Даже на расстоянии было слышно – трубка мертва, гудков нет. Девушка слегка усмехнулась, но усмешка была невеселая, скорее издевательская. Она нашла свое пальто, залезла в карман, достала оттуда сверток в белой бумаге. Пальто девушка надела, а сверток развернула и пересчитала деньги, упрямо шевеля губами и прищуриваясь всякий раз, когда насчитывала тысячу долларов. Каждую тысячу она клала крест-накрест, чтобы не сбиться со счета. Произведя подсчет, она снова аккуратно упаковала сверток, распахнула пальто, расстегнула пиджак, плотно облегавший ее грудь, и сунула пачку во внутренний карман. Застегнула карман на пуговку, затем плотно запахнула на груди пиджак. Теперь он застегивался с трудом. Верхнюю пуговицу пришлось оставить. Она не стала с ней возиться. Затем девушка снова обшарила карманы пальто. Из одного она вынула маленькую черную коробочку. Из другого – целлофановый пакетик с тремя стеклянными ампулами. Коробочку она раскрыла. Пакетик распечатала. Вынула из коробочки шприц, вставила в него иглу, прокачала, выпуская воздух. Отогнула бархат на дне коробочки, извлекла оттуда половинку бритвенного лезвия «Жиллет», взяла ампулу, поднесла ее к свету и сделала несколько надпилов по стеклу.

Щелкнула ногтем по ампуле и отбила надпиленный кончик. Опустила туда иглу и набрала в шприц маслянистой, коричневой влаги с резким аммиачным запахом. Оттуда же, из-под лиловой бархотки, она достала крошечный пластиковый колпачок и туго навинтила его на кончик иглы.

Теперь у нее в руках было оружие. Смертельное, но неудобное. Прежде всего потому, что в длину этот шприц с иголкой и выдвинутым до отказа поршнем был сантиметров десять. В нерабочем состоянии все это заняло бы в три раза меньше места. Но она боялась, что у нее потом не будет времени привести его в рабочее состояние. А другого оружия у нее не было.

Муха спрятала шприц с предохранительным колпачком в карман пальто. Карманы были глубокие, шприц поместился целиком. Она положила его иглой вверх – чтобы в случае нажима на поршень и прорыва колпачка игла не вонзилась ей в бедро. А так шприц мог свободно болтаться в кармане, не испытывая сильного давления. Муха сложила в коробочку ампулы, лезвие, защелкнула ее и сунула в другой карман. Сумочки у нее не было. Она никогда не носила сумочку – не было даже такой потребности.

Девушка прошла на кухню, допила свой остывший чай. Посидела у стола, выкурила сигарету. Ее глаза ничего не выражали, в них не было и тени мысли. Они казались нарисованными черной тушью на белом лице, как у китайской елочной игрушки. Волосы она собрала на макушке в тугой гладкий узел, оставив свободными две широкие длинные пряди надо лбом. Эти пряди падали ей на виски, задевая край бровей, спускались по щекам, по шее до самой груди. Прическа несколько меняла ее внешность. Но она не надеялась, что ее никто не узнает. Просто сделала все, что могла. Муха не накрасилась – косметики у нее не было. Даже глаза подвести было нечем.

Она погасила сигарету, тщательно добивая искры в пепельнице. Встала из-за стола, погасила на кухне свет и отперла входную дверь. На площадке было тихо и пусто. Трещала под потолком длинная лампа дневного света. Все соседи еще спали – был всего пятый час утра. Муха спустилась во двор, огляделась Здесь тоже не было никакого движения или шума Стояли вдоль бордюра темные машины, с погашенными фарами, с молчащими моторами. Муха застегнула пальто и быстро пошла к освещенному бульвару.

Движения и тут почти не было. Изредка проносилась какая-нибудь сумасшедшая машина. В такой час и милиции нечего бояться. Муха даже не пыталась голосовать. Она шла к метро, дорогу к которому постаралась запомнить, когда Иван ее сюда привез. Метро было довольно далеко, а морозец под утро ударил нешуточный – градусов пятнадцать. Муха шла, подняв воротник пальто, с непокрытой головой. Шапки у нее просто не было. Шарфа тоже. Не было к перчаток. Вскоре она поняла, что начинает околевать Но в конце улицы она уже видела большую оранжевую букву "М". Метро было рядом и минут через пятнадцать откроется. Но тут девушка замерла как вкопанная, и глаза ее превратились в две опухшие щелки. «Какое метро, дорогая, – сказала она себе. – В метро милиция. Значит, придется машину…»

Машину ей ловить очень не хотелось. И время не то, и ситуация не та. Но все же она подошла к краю тротуара и, как только завидела приближающиеся фары, подняла руку. Машина притормозила и встала поодаль. Муха шла к ней по резко скрипящему, укатанному снегу, молясь, чтобы ей повезло. Нагнулась к приоткрытой дверце, спросила:

– Поедете в Кунцево? Пятьдесят тысяч.

– За пятьдесят не поеду, – ответил ей мужской голос.

– За сколько?

– За сто поеду.

– Вы шутите, – сказала Муха. – Она хотела хлопнуть дверцей – пусть нахал катится дальше. Но окоченевшие руки не слушались. Из машины веяло теплом. И она сказала:

– Ладно.

Водитель света не включил, и она его почти не разглядела. Но зато и он ее не смог бы рассмотреть.

Муха этому даже обрадовалась. Села, хлопнула дверцей, передернулась.

– Холодно? – спросил водитель, трогая с места.

Она промолчала. Муха вовсе не собиралась налаживать с ним контакт. Дороги в этот час были почти пустые, и потому каждая патрульная машина милиции казалась ей угрозой. И в самом деле, это было рискованно – брать частника в такое время суток…

Она будет слишком на виду. Милиции просто не из чего будет выбирать. Захотят остановить – так остановят именно их…

Когда водитель проскочил перекресток на красный свет, она невольно вскрикнула:

– Осторожней!

– Никого же нет.

– Все равно…

Мужчина хмыкнул:

– Ты что так нервничаешь? С парнем, что ли, поссорилась?

Он перешел на «ты», и это Мухе не понравилось.

Она резко сказала:

– Остановите здесь!

– Это не Кунцево.

– Я уже приехала.

– Испугалась, что ли? – В его голосе было что-то настолько гадкое, что Муха поморщилась.

– Останови, кому сказано?! – заорала она прямо ему в ухо.

От неожиданности он остановился. А когда пришел в себя, девушка уже убегала от него в тень большого лесопарка. Вслед ей полетел мат, и среди самых приличных выражений фигурировало «сука нерусская!».

Муха бежала вдоль гряды огромных деревьев, вдоль длинной железной ограды, тянувшейся, казалось, бесконечно. Наконец она увидела, как машина удаляется по шоссе. Остановилась, схватившись за ограду голой рукой, но тут же отдернула пальцы – кожу будто обожгло. Руки у нее были влажные, и замерзшая ограда их крепко прихватила. Она задыхалась от быстрого бега, глаза слезились. Муха переждала несколько минут и снова вышла к дороге. Выбора у нее не было. Она даже не знала, в какой части города находится.

Во второй раз ей повезло больше. За рулем старого «Москвича» сидел сонный молодой парень, равнодушный ко всему на свете, кроме заработка. Один из тех, кто садится крутить баранку и ловить пассажиров, чтобы поменять машину. Муха сразу назвала ему сто тысяч в качестве вознаграждения, назвала район и улицу, а он меланхолично кивнул и молча повез ее, куда она просила. Расстались они тоже молча.

Муха посмотрела на часы. Начало шестого. В этом районе она никогда не была. Адрес ей дала Дана. Дана сказала – это крайнее убежище. Дальше идти будет некуда.

«Если ее тут нет, мне ее не найти, – подумала Муха, быстро шагая по тротуару, всматриваясь в номера домов. – Дом семнадцать. Вот он, пятиэтажка. А мне нужен дом под номером 17 А. Это во дворе, наверное».

Дом 17 А оказался двухэтажной постройкой примерно пятидесятых годов. Желтые стены, деревянное крыльцо, подъезд всего один. На втором этаже с фасада было четыре окна, на первом – всего два, по бокам подъезда. Особнячок не больше чем на четыре квартиры. Все окна были темны.

Муха немного постояла в стороне, понаблюдала за домом, но нигде не заметила движения. Тогда она решилась. Вынула из кармана шприц, свинтила с иглы колпачок. Взяла шприц на изготовку, наполовину упрятав его в ладони, так что наружу торчала одна игла.

Заодно она рассчитывала согреть шприц, чтобы он не дал осечки. Ведь если игла была не совсем сухая, сейчас она замерзла и не пропустит ни капли… Правда, Муха пользовалась ею слишком давно. Она еще раз выругала себя, что имела привычку промывать все это приспособление. Ей все казалось, что она использует его в последний раз…

Она пересекла маленький палисадник перед домом, взошла на крыльцо, потянула на себя тяжелую дверь, где вместо стекла была вставлена фанера. Из подъезда ей в лицо ударило душное, гнилостное тепло. Там было совершенно темно. Муха бесшумно ступила в подъезд и прикрыла за собой дверь. Пропела тугая пружина, и она перестала что-либо различать. Протянула влево руку, коснулась пальцами влажной стены. Сильно пахло подвалом. Где-то слышался мощный шум воды – наверное, в подвале прорвало какую-то трубу. Отсюда и пар, отсюда и влажность.

Муха стояла, слушала, грелась и постепенно начинала различать какие-то другие звуки, кроме журчания бегущей воды. Звуки доносились к ней сверху, со второго этажа. И Дана говорила ей именно о втором этаже. Именно туда ей нужно было подняться…

Муха прислушивалась, но не могла разобрать, что там говорят. Во всяком случае, криков не было, не было шума драки. Обычный разговор, а все слышно потому, что стены тут деревянные…

Девушка ощупью нашла перила лестницы, поставила ногу на ступеньку. Ступенька неожиданно заскрипела. Тут все было деревянное, трухлявое, ненадежное. Муха замерла, прислушалась. Но вокруг было по-прежнему тихо. Только голоса на втором этаже продолжали переговариваться – спокойно, неторопливо. Она поднялась по лестнице, не отпуская левой рукой перил. В правой она по-прежнему держала шприц.

«А если это не убежище, а ловушка? – подумала она. – Ведь почему-то же ушла Дана с прежнего места… Может, это место тоже опасно?» Девушка остановилась перед единственной дверью на втором этаже. Вторая дверь была замурована кирпичом, из чего Муха сделала вывод – здесь были когда-то две квартиры, но после их объединили в одну, а второй вход заложили. Так что помещение должно было занимать весь второй этаж. Она видела свет в замочной скважине. Она слышала голоса. Муха прижалась ухом к скважине, пытаясь уловить смысл.

Первый голос она узнала сразу. Это говорила Дана. Ей отвечала другая женщина – то ли пьяная, то ли больная. Голос у этой женщины был сиплый, сорванный, говорила она очень медленно, странно растягивая звуки. Говорили по-русски. Но слышно было по-прежнему неважно. У Мухи было такое чувство, что на первом этаже слышно было даже лучше.

Видимо, там она стояла прямо под комнатой, где шел разговор. А тут до комнаты было далековато. И свет в замочной скважине был неяркий – он горел далеко.

"Мужиков нет, – подумала она. – Может, это Дана и хозяйка. А я даже не знаю, с кем она тут должна быть. Только и сказала: «Если совсем некуда будет деваться – иди сюда…» И вот она сама тут…

Значит, и ее допекло? А может, это все-таки ловушка? Может, она ждет меня, чтобы сдать?"

Муха оставила всякую надежду что-то расслышать.

В одном она была уверена – мужских голосов там не слышно. А значит, есть небольшая надежда. Лучше, чем ничего. Лучше, чем пустая квартира в Царицыне, куда никогда не вернется Иван. Она знала, что он не вернется, хотя он ей этого не говорил. Из его разговора с матерью она поняла, что случилось.

А взгляд, который он бросил на нее после первого разговора с матерью, и его расспросы убедили ее – он подозревает именно ее, Муху. Значит, он ушел навсегда. Значит, та квартира перестала быть убежищем и превратилась в ловушку. Оттуда нельзя было выходить – даже за продуктами в соседний магазин.

Оттуда надо было выйти только один раз, – чтобы сбежать.

Она пошарила по дверному косяку, нащупала звонок. Нажала. Тренькнуло тихонько, а она-то боялась перебудить весь дом. Голоса затихли. Потом она услышала какой-то шум. А потом – медленные, неуверенные шаги. В замочной скважине стало гораздо темнее – кто-то подошел к двери с той стороны. Но не задал ни одного вопроса. Муха тоже молчала. Наконец она не выдержала и сказала:

– Скажите, это дом 17 А?

Это был единственный нейтральный вопрос, который она могла задать. И рассчитывала в любом случае получить ответ. И услышать голос… Но вместо ответа ей открыли дверь.

– Дана, сука, – тихо сказала Муха. – Это ты.

– Заходи скорее, – спокойно ответила женщина, протягивая руку и беря Муху за лацкан пальто. Случайно она задела прядь волос и удивилась:

– Ты сменила прическу?

Муха молча вошла в квартиру. Дана стояла к ней спиной и медленно, неуверенно запирала дверь. Из этих движений Муха сделала вывод: Дана тут поселилась совсем недавно, ей тут все незнакомо. Муха оглянулась. Длинный широкий коридор под прямым углом загибался и уходил вглубь, к задней части дома.

Оттуда и шел приглушенный свет. А в этой части коридора, где они стояли, не горело ни единой лампочки. Муха увидела две закрытые двери, неровно окрашенные малиновой краской, дощатый пол с выгнутыми от старости и сырости половицами. В углу валялась куча старой обуви. Стояло несколько швабр и метелок, а также огромный железный совок. Все было старое, пыльное, противное. Муха перехватила шприц поудобнее. И ощутила странную радость, что Дана не подозревает, как близко ее смерть. Но убивать ее сейчас Муха не собиралась.

Дана повернулась. Муха, чтобы позабавить саму себя, подняла шприц и нацелилась Дане в голую шею.

Та, как всегда, была одета очень легко – блузка без рукавов, короткая юбка. Дана смотрела на нее своими огромными, немигающими глазами. На лице было ожидание. Но, судя по всему, ничего дурного она не ожидала. Муха опустила шприц.

– Ты уверена, что никого за собой не привела? – спросила Дана.

– Никого.

– Ты проверяла?

– У меня здесь нет друзей, чтобы привести их с собой.

– Зато много врагов, – заметила Дана и протянула руку, коснувшись рукава пальто. Еще немного – и она нащупала бы шприц. – Ты как сюда добралась? – спросила она.

– Машиной.

– Поймала?

– Да, поймала, – нетерпеливо ответила Муха. – Кто тут есть, кроме тебя?

– Никого.

– Врешь. Я слышала голоса. И если ты одна – зачем тут горит свет?

Дана вдруг улыбнулась:

– Ну ладно. У меня для тебя сюрприз.

Муха ничего не ответила. Она с ненавистью смотрела в это сухое, восковое лицо. Ей стоило немалых усилий удержаться и не вонзить шприц Дане в шею, в щеку, куда угодно.

– Пойдем, – сказала Дана и не отпуская рукава Мухи, повела ее за собой.

Они прошли по коридору, свернули за угол. Муха увидела занавеску, висевшую на двери той комнаты, откуда лился свет. На занавеске были изображены какие-то диковинные, невероятно яркие фиолетовые цветы на красном фоне. Дана пошла вперед и вдруг ткнулась в занавеску. Резко остановилась, с раздражением откинула ткань в сторону. «Она тут не больше суток», – поняла Муха.

Комната была убогая, до потолка заставленная всякой рухлядью. Пианино без крышки, с провалившимися желтыми клавишами. Разобранный на части шкаф, прикрытый куском толя. Зеркало от пола до потолка, все в черных пятнах. Коробки, банки, мешки, лысые веники, засохшие драные тряпки. Из угла в угол перепархивала крупная моль. Окна занавешены плотно, основательно. Вдоль стены – большая старинная кровать, с никелированными шарами на спинке. Над кроватью – коврик, где изображалась охота на тигров в диких индийских джунглях.

Тигры были рыжие, джунгли – синие, охотники на слоне – красные. На кровати – куча тряпья, которая когда-то была постельным бельем. А под кучей кто-то лежал.

Муха сжала Дану за тонкую руку, чуть повыше локтя. Она не пожалела ее – сжала так, что женщина вскрикнула.

– Это кто?! – спросила Муха.

– Увидишь… – сквозь зубы ответила Дана.

Муха отпустила ее и настороженно огляделась Больше в комнате никого не было.

– Кто еще в квартире? – процедила Муха.

– Никого.

– Врешь!

– Иди проверь, – зло ответила Дана.

Она отошла от гостьи и ощупью добралась до стены. Прислонилась к ней и замерла, глядя прямо на голую лампочку, висевшую на очень длинном проводе. В ее мертвых невозмутимых глазах отражался свет.

Муха еще раз прикинула в руке шприц и двинулась к постели. Она почему-то шла медленно, как будто боялась разбудить того, кто там лежал. Но ведь этот человек не спал. Она несколько минут назад слышала, как он говорил с Даной. Вернее, как она говорила, потому что голос был женский.

– Повернитесь, – сказала Муха.

Куча тряпья медленно зашевелилась. Потом из-под нее показалась худая и не очень чистая маленькая рука. Рука скомкала простыню, попыталась ее отдернуть. Это у нее не вышло. Тогда рука, расставив пальцы, уперлась в стену. Женщина пыталась перевернуться на спину, отталкиваясь от стены. «Больная», – поняла Муха. Только брезгливость помешала ей помочь женщине. Не хотелось прикасаться неизвестно к чему, быть может, болезнь заразная…

И в следующий миг Муха сделала несколько шагов назад. А потом крикнула – несколько раз – отрывисто и громко. И снова бросилась к постели.

– Алия! – Она скинула на пол тряпки, покрывавшие тело сестры. – Алия!

Алия тупо смотрела на нее. Потом как-то странно поморщилась, хмыкнула, как младенец, и начала улыбаться. На краю улыбки не хватало нескольких зубов. Муха сильно укусила себя за палец, чтобы боль отрезвила ее. На кровати лежал полутруп – грязный, истощенный, без тени разума в глазах.

– Дана, сука!

Теперь ничто бы не спасло Дану. Муха шла на нее со шприцем наготове. Она оглохла от ярости и ничего вокруг себя не видела. Дана по-прежнему стояла, прижавшись к стене, с ничего не выражающей улыбкой. Когда Муха встала рядом. Дана сказала:

– А ведь это я ее спасла.

– Спасла?! Ты, сука, ее спасла?! – Муха выбросила вперед левую руку и намертво прижала тонкую шею жертвы к стене. Дана вздрогнула, хватанула воздух открытым ртом. Муха щекотнула ее сонную артерию концом иглы:

– Ты меня поняла?

Дана шевелила губами, не издавая ни звука. Муха слегка отвела шприц и ослабила хватку:

– Где ты ее нашла?

– Пусти!

– Где ты ее нашла, гадина?

– Пусти меня, идиотка…

– Я тебе сейчас шею раздавлю. Где ты ее нашла?

– Друзья Толгата…

– Что сделали друзья Толгата?

– Она работала на них… Пусти меня, иначе ей конец. Ты ничего не знаешь, Муха…

Со стороны кровати донесся какой-то бессмысленный звук. То ли удовлетворенный рык, то ли просто отрыжка. Муха сморщилась, чтобы не разрыдаться. К счастью. Дана этого не видела. Но зато эмоциональное состояние Мухи до нее дошло. Она выдавила из себя:

– Только ты можешь ее спасти…. Послушай же меня… Это еще не конец…

Муха убрала руку с ее горла и, размахнувшись, влепила ему пощечину. Потом вторую. После третьей из носа Даны пошла кровь. Она дико метнулась, вырвалась и побежала к окну. Но споткнулась о какой-то мешок и чуть не упала. Упасть ей помешала только хорошая реакция. Муха уже стояла над ней, крепко ухватив Дану за волосы, и трясла ее так, что та уже в голос кричала.

– Убью тебя, сука, убью! – ревела Муха, едва сдерживаясь, чтобы не растерзать это ненавистное тело.

Дана упала на мешок и вцепилась в пего мертвой хваткой. Муха выпустила ее волосы. У нее в руке осталось несколько тонких прядей. Дана стонала от боли и вжималась в мешок, ее спина содрогалась.

Она даже не пыталась защититься. И Муха прекрасно понимала почему. Любые побои можно вынести. Но если случайно наткнуться на иголку шприца… А Дана очень хорошо помнила об иголке.

– Говори, сука, – приказала Муха.

Дана, не поворачиваясь, прошипела:

– Зря ты это сделала.

– Говори, мразь! Ты у меня полной калекой станешь! – Муха оглянулась.

Алия уже сидела в постели, подавшись вперед и глядя на поверженную Дану. Лицо у нее было более осмысленное. Муха крикнула ей:

– Скажи мне что-нибудь! Скажи! Ты же с ней говорила?

Алия дрожала и пыталась натянуть себе на плечи одеяло. Дана шепнула:

– Она под кайфом. Не мешай ей, пусть… Алие сейчас хорошо.

– Когда ты ей вколола эту гадость? Когда я позвонила?

– Да. Чтобы она нам не мешала. С ней бывает трудно справиться…

– Гады… – Муха еще раз оглянулась на сестру.

Потом посмотрела на занавеску, отгораживающую комнату от коридора. Теперь она была почти уверена – в квартире, кроме них, никого нет. Иначе Дане давно пришли бы на помощь, ведь она кричала. – Давно она тут? – спросила Муха.

– Второй день. Ее отыскали люди Жумагалиева…

И передали мне на руки. Сейчас ей стало получше.

Но сперва она была невменяема.

– Это называется – получше?

– Ты не представляешь себе…

Дана немного осмелела. Она села на мешок и поправила растрепавшиеся волосы. При этом она поморщилась от боли.

– Говори, – велела Муха. – Говори, гадина, ты ведь давно знала, как ее найти? Ты ведь только мне голову морочила?

– Клянусь, я ничего не знала!

– Не клянись. Где она была? Где ты ее взяла?

Дана ощупала свое горло и прерывисто, сухо вздохнула:

– Мне трудно говорить. Дай воды.

– Перебьешься, – заявила Муха. Она не решалась выйти из комнаты. Дана явно что-то замышляла. – Когда расскажешь, дам попить.

– Ладно… – Дана прокашлялась. Видимо, Муха все-таки слишком сильно сжала ее шею. – В ту ночь, когда она исчезла, ее действительно увезли на машине какие-то парни. Это были друзья Толгата. Алия приставала к ним, чтобы они ей сказали, как его найти в Америке. Они над ней только смеялись. Потом она купила себе укол и в туалете наширялась. Снова пошла в зал и опять пристала к тем парням. Подняла крик. Они не хотели скандала… Один из них сам приторговывал наркотиками. Тогда они ее взяли и сказали, что повезут к Толгату. Она с дурных глаз поверила и пошла с ними. Они отвезли ее на какую-то малину…

– Они ее изнасиловали? – тихо спросила Муха.

– Конечно. Только она ничего уже не помнила.

Когда Алия пришла в себя и начала плакать и вырываться, они опять ей вкололи дозу, и ей опять стало хорошо. Они держали ее там целый месяц. Понимаешь, они бы и рады были от нее избавиться..

Но вдруг она подаст на них в суд за изнасилование?

А ведь чем дальше, тем больше.

– Сколько их было? Где они?

– Забудь о них, – посоветовала Дана. – У тебя будет много других проблем.

Муха оглянулась на сестру. Теперь та снова лежала уставившись в потолок и медленно перебирала пальцами край одеяла.

– Она нас понимает? – спросила Муха.

– Нет. Она даже не узнала тебя, по-моему.

– Она мне улыбнулась… Кто выбил ей зубы?

– У нее выбиты зубы? – удивилась Дана.

– Да, вверху слева… Штуки три минимум.

– Вот мерзавцы… – прочувствованно сказала Дана. – А я-то все время думаю – почему она так странно говорит?

– Может, ей и челюсть сломали?

– Не знаю. Она мне не жаловалась на боль… Во всяком случае, чтобы вернуть ее к нормальной жизни, придется потрудиться.

Муха в отчаянии села рядом, на тот же мешок с тряпьем:

– Что ты говоришь… По-моему, это бесполезно.

– Ну, вот что. – Дана положила руку на плечо собеседнице. – Я тебе одно скажу. Она соображает.

Это главное. Кое-что соображает, и это уже хорошо.

Я была в своей жизни в худших переделках'. Было Время, когда мне казалось, что мозги превратились в солому. А я была моложе, чем она. И ничего.

– Посмотрела бы ты на себя, мымра. – Муха стряхнула руку со своего плеча. – Ничего…

– Я тебе говорю, что она сможет вернуться к нормальной жизни. Ей только нужно лечение в клинике. В хорошей клинике, конечно.

– Помолчи.

– Если ты поставила крест на себе, то она ведь тут ни при чем!

Муха повернулась к ней:

– Это ты поставила на мне крест! Ты, наверное, думала, что я уже сюда не приду? Что меня заловили менты? Кто сообщил мои данные? "Ты? Кто еще мог это сделать?

Дана усмехнулась:

– Дурочка. В чем ты меня упрекаешь? Убивала людей, брала денежки. И думала, что легко соскочишь? Все будет без последствий?

– Ты сама обещала, что последствий не будет!

– Да, обещала. Но у тебя была и своя голова. Позарилась на деньги. Зарвалась.

– Я тебя спрашиваю – это ты меня сдала?

Дана помолчала и вдруг просто ответила:

– Я.

Теперь замолчала Муха. А Дана рассказывала, неторопливо, уверенно:

– А что мне было делать? Жумагалиев приставил мне нож к горлу – я должна тебя сдавать.

Я тебя сдала. Не сама, конечно. Нашла людей, которые тебя якобы видели. Показания слепой свидетельницы не слишком-то кого интересуют, особенно при составлении фоторобота. Жумагалиев сейчас под следствием. Ему нужны твои показания.

– Какие?

– Что ты убивала по его заказу.

– Ты что – за дуру меня держишь? Ему не нужны такие показания!

– Глупенькая… У сильных людей свои игры. Твои показания помогут ему соскочить.

– Да каким образом?

– Не твое дело. Ты должна пойти и дать эти показания.

– Ты мне предлагаешь сдаваться?

– Именно.

– Значит, так ты мне помогла?

– Я именно тебе помогаю… Потому что иначе тебе никто не поможет… Пойми, Мухаббат, тебе не приходится особенно привередничать. Чистой ты уже никогда не будешь.

– Я и не была чистой… Но в зону не пойду? А может, вышку дадут?

– Судить тебя будут тут. – Дана как будто ее не слышала. – А где исполнять приговор – не знаю…

Может, отправят в Казахстан.

– Не дай Бог… – Муха стиснула виски ладонями, зажмурилась. – Лучше я… Лучше я…

– Дана тронула ее руку и мягко сказала:

– Подумай не только о себе. Подумай о ней. Она молодая, у нее вся жизнь впереди. Пятен на ней не будет… Зато у нее будут деньги. Ее вылечат. Она никогда не прикоснется к наркотикам, если у нее будут деньги на высококлассных специалистов… Ты поможешь ей. Ты ее спасешь… Вот что я тебе предлагаю, если ты пойдешь и сдашься. А если ты останешься тут, в этой норе? Сама подумай – надолго ли тебе это счастье? Первый же встречный тебя сдаст… Первый мент тебя опознает… Друзей у тебя тут нет. Тебя возьмут.

И все, и конец… А ей что делать? Пропадать?

– И так и так меня возьмут, – сказала Муха. – И так и так мне придется давать показания, что меня нанял Жумагалиев. Так какая разница – раньше или позже? Лучше позже… Хотя бы поживу…

– Нет, лучше раньше.

– Почему это?

– Первое – тебе гарантирована добровольная явка с повинной. Второе – ты окажешь помощь следствию. Тебе обеспечат лучшего адвоката. Мягкое обращение.

Цивильные условия. За все заплатит Жумагалиев. Он максимально тебя выгородит. Ты не получишь большого срока…

– Пой, пой…

– И наконец… – Дана опять погладила девушку по плечу. – Наконец, ему важно выиграть время.

Ему нужно, чтобы ты появилась немедленно. Прямо сейчас. Понимаешь? Тогда он тебе поможет. А если ты опоздаешь, он уже ничего не сможет сделать для тебя. Он погибнет, и ты с ним – вы же повязаны…

– Дана, говори толком – зачем ему нужно, чтобы я сдалась?

– Лучше тебе этого не знать. Меньше скажешь ментам. Ведь тебя будут расспрашивать, девочка, тебя будут очень подробно расспрашивать…

– Камера, следствие, вонь… – Муха смотрела в пол остановившимися жесткими глазами. – Потом тюрьма. Нары, тухлое бельишко на веревочках. Супчик с овсом. В праздники – картошка. Вокруг всякая гниль… Куда ты меня посылаешь, сука? Сама-то со мной пойдешь?

– Нет.

– Так, значит, нет? Я опять буду отдуваться за всех?

– Послушай еще кое-что, – остановила ее гневное движение Дана. – Жумагалиев даст тебе за этот шаг двести тысяч.

– Сколько?

– Двести тысяч долларов. Что, впечатляет? Или это для тебя не цена за такой поступок? Или лучше будет, если пропадешь даром? Посмотри на нее! – Дана дернула подбородком приблизительно в ту сторону, где была кровать. – Ей нужны эти деньги! Ей нужна твоя помощь! Она вечно будет тебе благодарна! Ты ей новую жизнь подаришь, пойми! А если откажешься – обе вы пропадете. Сколько у тебя денег?

Муха, неизвестно почему, сказала правду:

– Восемь тысяч…

– Ну, ты что – смеешься? Даже на лечение ей не хватит! А потом – куда она денется? Поедет домой, в Казахстан? К нищим родителям? Туда, где все будут в нее тыкать пальцами – валялась по московским панелям, кололась, сестра у нее по второй ходке сидит? Или вам и без того там сладко было жить? Сама рассказывала – вы там чужие!

– Да, – механически подтвердила Муха.

– Вот видишь? Двести тысяч долларов Да ты и мечтать об этом не могла! Да ты за эти деньги весь свои городок купишь, вместе с химкомбинатом!

– Я? – горько переспросила ее Муха.

И Дана, видимо, поняла, что зарвалась. Она замолчала и спустя полминуты поправилась:

– Она. Она, конечно. Но неужели тебе все равно, что будет с нею?

– Слушай, я, конечно, ее люблю… – сказала Муха, глядя на постель. – Но… Это слишком. Нет, это слишком…

– Значит, не хочешь ее спасти?

Муха встала, подошла к постели и, взяв Алию за подбородок, повернула ее лицом к себе. Алия поглядела на нес и снова заулыбалась.

– Скажи мне что-нибудь, – попросила Муха. – Ты меня видишь? Ты меня узнала?

Алия что-то прогудела. В ее глазах застыло блаженное выражение новорожденного младенца. Муха отпустила ее и в ярости обернулась:

– Она рехнулась! Она меня не узнает!

– Дай ей немного времени… Она даже меня узнает, что уж говорить о тебе…

– Они били ее. Я уверена, что ее били по голове.

Она стала дурочкой! Что они делали с ней все это время? Ведь прошел почти год!

– Она… Зарабатывала для них деньги.

– Как?!

– Как могла. Приспособить ее к торговле наркотиками не могли – боялись выпустить из дому. На той квартире была малина. Там она и оставалась до последнего момента…

– Она…

– Она была проституткой.

– Господи… – Муха в ужасе смотрела на сестру. – Кто же польстился на такое?! На нее страшно смотреть! Ты врешь!

– Я не знаю, конечно, как она теперь выглядит… – тихо ответила Дана. – Но знаю одно: тем, кто ею пользовался, было все равно, как она выглядит. Была бы это женщина. А она женщина.

– Где Толгат? – резко спросила Муха. – Я согласна на твое предложение, слышишь? Но пусть мне сперва отдадут Толгата!

– Толгат учится в Америке. И отец его тебе не отдаст. Требуй чего-нибудь другого.

– Мне нужен Толгат.

– Слушай, это глупо. Ведь не он сделал ее проституткой.

– Он ее первым затащил в постель! Он ее посадил на иглу!

– Она могла не идти с ним в постель и не садиться на иглу, – грустно ответила Дана. – Она сама сделала выбор… Все мы когда-нибудь ошибались. Она тоже ошиблась. И наказывать Толгата за ее ошибку – несправедливо. Ты его ненавидишь, я знаю. Но он тут совершенно ни при чем.

– И его дружки тоже будут ни при чем?

– Я поговорю об этом с Жумагалиевым. Дружки Толгата ему не дороги.

– Да, поговори с ним, прошу тебя! Ведь он тебя трахал, пока ты была здорова! Может, он примет во внимание просьбу бывшей любимой женщины? – с издевкой произнесла Муха.

В этот миг она ощутила на своей руке прикосновение ледяных пальцев. Вздрогнула, взглянула на постель. Алия, с трудом приподняв отекшие веки, смотрела прямо ей в лицо и пыталась взять ее за руку.

И Муха не выдержала. Она опустилась на колени перед постелью, сжала пальцы сестры, ткнулась головой в подушку и замерла. Алия пробормотала:

– Муха, Муха…

Та подняла голову и отрывисто спросила:

– Кала капай? <Как ты? (каз.)>.

– Жаман… <Плохо (каз.).>.

Дана вытянула шею, прислушиваясь к этому почти беззвучному разговору. Но Алия быстро замолчала, облизывая губы. Видно было, что она с трудом выходит из транса.

– Она понимает, – сказала Муха.

– Она все понимает! – подтвердила Дана.

Муха отошла от постели.

– Есть у тебя сигареты? – спросила она.

Дана встала, с улыбкой прошла вдоль стенки, нашарила пачку в старом, полуразрушенном буфете.

– Вот. А спички на подоконнике.

Муха закурила, еще раз подошла к постели. Алия спала.

– Как Жумагалиев передаст ей деньги? – спросила она.

– Ты согласна?

– Я спросила, а ты отвечай.

– Все, поняла, – кивнула Дана. – Деньги поступят на ее имя, в банке будет открыт валютный счет на сто тысяч долларов. Ими сможет распоряжаться только она. Больше никто. Но в тот период, пока будет идти реабилитация, она, конечно, не сможет сама о себе заботиться. И на другой счет тоже поступят деньги. И та же сумма. Ты сама назови одного из ваших родителей. Они и будут оплачивать лечение Алии с этого счета.

– Что это будут за банки?

– Какие ты захочешь, Мухаббат.

– Я в этом не разбираюсь, – нервно сказала девушка. – Вдруг банк лопнет?

– Значит, выбирай такой, чтобы не лопнул. Ну, хоть в Сбербанк России положи. Там, правда, проценты маленькие. Но зато сумма какая?!

– А можно такую сумму класть?

– Можно. Она поступит в рамках акции благотворительного фонда.

– А… Того самого?

– Чем он плох?

– Дальше… – продолжала Муха. – Кто ее отсюда заберет? И когда?

– Да хоть сейчас. Называй любого человека, я его сюда вызову. Он возьмет Алию с собой.

– У меня никого тут нет…

– А твой парень?

Муха нахмурилась:

– При чем тут он? Уж лучше пусть родители приедут… Постой… – Она затянулась сигаретой и пристально взглянула на Дану. – С чего ты взяла, что он мой парень?

– Ваня-то? А что ты его стыдишься? Очень милый парень. Симпатичный. Немножко простоват, но, может, это и к лучшему.

– Дана, слушай, может, ты мне объяснишь? – спросила Муха. – Кто в него стрелял, когда он к тебе приходил? Он думал на меня.

– Я стреляла, – просто призналась Дана. – Ему очень хотелось тебя найти. Не могла же я допустить?..

– А с чего ты вообще взяла, что он мой парень?

Сама говорила – он спрашивал Алию.

– Но спал-то с тобой.

– Нет, он не подходит, чтобы забрать Алию – Муха докурила сигарету до фильтра, бросила на пол и растоптала.

– Тем более, что у него сейчас у самого большие проблемы, – согласилась Дана.

Муха взглянула на часы, потом подошла к окну, отодвинула штору. Увидела гаражи, освещенные подвесным фонарем, деревянный барак, еще более древний, чем тот дом, где они находились. Скучный пейзаж, в котором не было ничего знакомого, ничего родного. «Неужели это будет последнее, что я увижу на воле? – спросила она себя. – Именно вот это? Ведь пошли последние часы…»

Уже начинало светать. И вдруг до нее дошел смысл слов, сказанных Даной. Она повернулась и резко спросила:

– А ты-то откуда знаешь про его проблемы?!

Глава 17

Дана неуверенно подошла к столу, взяла сигареты, прикурила, едва не обжегшись от прогоревшей спички. Выглядела она сейчас не самым лучшим образом. Видно было, что женщина давно не спала, очень устала и сейчас ее мучают боли от побоев.

Муха тихо, но отчетливо произнесла:

– Я все знаю про Ивана! У него неприятности с девушкой. А откуда ты пронюхала?

– Поставь чайник, – сказала Дана.

– Я задала тебе вопрос.

– Я не могу сама поставить чайник, – невозмутимо пояснила Дана. – На этой проклятой кухне стоит газовый баллон Я ничего в нем не понимаю Крутила-крутила, плиту так и не зажгла, а газу нанюхалась до смерти.

– Меня не колышет, чего ты нанюхалась! Хоть бы и подохла!

– Голова болит… Открой окно.

На кровати зашевелилась Алия. Она отвернулась к стене и вдруг принялась кашлять. Звуки были такие, будто она выкашливала душу. Муха подошла к ней, крепко взяла за плечо.

– Ты хочешь чего-нибудь?

– Ей тоже не помешает чай, – вставила словечко Дана.

– Она больна?

– Похоже на то.

Вдруг Муха повернулась к собеседнице с искаженным лицом. Ей в голову пришла одна мысль – весьма резонная и страшная.

– Они ее ничем не заразили? – глухо спросила она. – Те.., скоты?..

Дана вздернула острые плечи:

– Я не врач. Откуда мне знать.

– Если у нее СПИД… Зачем мне тогда жертвовать собой?

– Опять начинается?

– Надо сделать анализы… Хоть как-то узнать…

Пригласить врача…

– Сюда его все равно не пригласишь. Надо вывезти отсюда девочку. И в любом случае придется заплатить хорошие денежки, чтобы она пришла в себя. У тебя таких денег нет. Почему ты решила, что у нее обязательно СПИД? Может, она вообще здорова. А если даже СПИД? С ним можно прожить лет двадцать И это будут хорошие двадцать лет.

– Она со СПИДом, а я на зоне… Замечательно проведем время… – горько сказала Муха. – Откуда в тебе эта наглость. Дана? Ты же сама почти покойница, насквозь больная… А все равно тебе надо еще нас в могилу утащить.

– Не болтай глупостей, до могилы вам обеим далеко! – одернула ее Дана. – Поставь чайник. Если не для меня, то хоть для нее. Она же как ребенок – сама не может попросить.

– Я поставлю чайник, – решилась Муха. – Но ты пойдешь со мной.

Дана усмехнулась:

– Не веришь? Чего боишься?

– Ты вызовешь сюда ментов.

– С чего ты взяла, глупая?

– А ты все время пытаешься выставить меня отсюда или сама выйти…

– Тебе это все кажется с перепугу.

Муха жестко посмотрела на нее:

– С перепугу? Ну, это ты погнала. Я ничего не боюсь.

– Знаю, ты у нас отчаянная девушка. Ладно, идем.

Дай руку. – Дана взяла ее под руку и указала:

– Кухня напротив по коридору. Только свет там не включай.

Заметят с улицы.

– А тут?

– А тут он давно горит.

– Откуда тебе знать?

– Я щупала лампочку, когда сюда пришла. Она уже была раскаленная. Значит, горит… Если бы я выключила, стало бы ясно, что тут кто-то есть. Делай, как я сказала.

– Кто тебя сюда привел? – спросила Муха, вводя Дану в полутемную кухню и усаживая ее на табуретку, к столу.

– Адвокат Жумагалиева.

– А Алию?

– Он же…

– Поняла. В качестве приманки для меня?

– Понимай как хочешь.

– Значит, верно… Если бы Жумагалиева не припекло, мне бы никогда не увидеть Алию. Они же понимают, что мне на них плевать и я не пойду сдаваться… Только ради нее… И то вряд ли.

– Я им и сказала – Муха вряд ли на такое согласится.

– Спасибо на добром слове! – недоверчиво ответила девушка, откручивая вентиль газового баллона.

Она зажгла газ, набрала воды в жестяной погнутый чайник, который был, наверное, ровесником этого дома Дана сидела неподвижно, сложив руки на коленях, и только изредка морщилась и дергала головой. Муха раздраженно спросила:

– Ну, что ты корчишь рожи?

– Ты мне выдрала половину волос…

– Ничего. Новые вырастут, – зло бросила Муха. – Ну а теперь колись.

– Насчет чего? – удивилась Дана.

– Насчет Ивана. Какие у него проблемы, ну?

– С девушкой какой-то, ты сказала, – равнодушно ответила Дана.

– Гадина… Ты что же – за дуру меня тут держишь? Откуда ты узнала про это? Ты знала про это раньше, чем я сказала!

– Ты же сама…

Муха подошла к ней и снова обхватила ее шею пальцами левой руки. И хотя теперь она сжала ее совсем легонько, но лицо у Даны немедленно исказилось. Женщина отпрянула к стене и ударилась затылком. После чего замерла.

– Не дури… – хрипло проговорила она. – Убери эту гадость…

– А, не желаешь получишь? – Муха снова извлекла из кармана шприц и коснулась иглой щеки Даны. – А что такое? Легкая смерть.

– Убери шприц!

– Заговоришь – уберу.

Дана напряглась всем телом. Было видно, как мучительно она соображает – броситься на свою мучительницу или сдаться. Муха терпеливо ждала. Она была уверена в результате. Дану слишком пугал шприц, который она сама когда-то вложила в руки своей мучительнице.

– Убери, я скажу, – не выдержала Дана.

Шприц слегка отодвинулся от ее лица. Дана сумрачно заговорила:

– Когда ты сбежала, надо же мне было тебя найти? Ты мне даже не сказала, куда уходишь.

– Я пошла тебя искать! Я думала, что случилось что-то!.. – воскликнула Муха. – И ты бросила меня одну! Где же ты была? Что ты врешь?

– Дача большая, а мозгов у тебя мало… Я была на чердаке.

– На чердаке?

– Туда ты, конечно, не заходила? – уверенно спросила Дана, и было видно, что она говорит правду и не боится, что ее уличат во лжи.

Муха растерялась:

– Нет… На чердак я не поднималась. Что ты там делала?

– Спала!

– Почему там?

– А где мне было спать? В этом чертовом доме везде так натоплено, что у меня голова раскалывалась. А на чердаке батарей нет, там холодно. Я залезла туда и выспалась… Спустилась вниз, стала тебя искать, звать… А тебя нигде нет.

– Значит, ты была там? – Муха сняла чайник с плиты и принялась искать заварку. – А я-то думала, что ты бросила меня подыхать…

– Я бы никогда тебя не бросила.

– Конечно, теперь я понимаю. Я была тебе нужна ради твоего Жумагалиева.

– Хотя бы и так.

– Представляю, как ты ошалела, когда не нашла меня…

Дана кивнула:

– Это было жутко… Дом за городом, транспорта нет… Обстановка незнакомая. Я была в тот день такой слепой, как никогда в жизни… А вдруг что-то произошло, пока я спала?!

Муха засмеялась:

– То есть с тобой случилось то же, что со мной?

Нервы сдали и ты психанула?

– Конечно сдали… Это было ужасно… И мне пришлось куда круче, чем тебе, дуре… Я расплачивалась за твою глупость, за то, что ты решила дать деру в самый неподходящий момент. Ты-то была зрячая и могла уйти далеко. А я? Нас нельзя сравнивать. Я позвонила адвокату Жумагалиева, в Москву. Он приехал, вывез меня оттуда. И велел найти тебя. Уже тогда стало ясно, что без твоей помощи Жумагалиева не вытащить из помойки…

– Тебе обещали деньги за то, чтобы ты меня нашла? – поинтересовалась Муха.

– Мне обещали жизнь.

– Надо же… – хмыкнула девушка. – Как же теперь быть с твоей жизнью? Ведь ты меня не нашла.

Я пришла сама.

– Это не важно. Главное, что ты уже здесь, – удовлетворенно сказала Дана. – И кроме того, я тебя искала… И нашла бы, если бы не та девка… После той девки мне пришлось вернуться сюда… Нельзя было светиться.

– Какая девка? Ты о ком?

– Налей мне чаю… – попросила Дана, вместо того чтобы дать ответ. – Иначе я упаду в обморок.

Все кружится в голове, прямо рулетка с шариком.

Я не сплю уже вторую ночь.

– А какая тебе разница – день или ночь? Сова слепошарая!

– Не груби! Я все-таки старше тебя, – заявила Дана и припала к чашке с чаем, которую ей дала Муха.

Сама девушка к чаю не прикоснулась. Она присела за стол, закурила и стала пускать дым Дане в лицо. Та даже не поморщилась, хотя прекрасно почувствовала, что над ней издеваются. Она терпеливо дула на чай, ожидая, когда тот остынет, блаженно прикрывала глаза и молча опустошала чашку.

У нее даже лицо подобрело, стало каким-то мягким и женственным.

– Говори, – приказала Муха, которой было неприятно видеть, как эта женщина получает удовольствие, пусть даже от чашки чая.

Дана с сожалением поставила на стол чашку и нехотя сказала:

– Мне надо было тебя найти. А где тебя искать?

Друзей в Москве у тебя нет. В гостиницу ты уже потому не пойдешь, что там надо регистрироваться. Я вспомнила об этом парне, об Иване. Это была единственная зацепка…

– Ну, ты и нашла зацепку… Я же у него машину угоняла. Как я к нему пойду?

– Ну и что? Зато и спала с ним. Мужчины такое редко забывают. Особенно если девушка молоденькая и симпатичная и есть надежда трахнуться еще разок.

А ты ведь ему не откажешь.

– Так ты искала Ивана и думала, что я у него прячусь? – спросила Муха довольно равнодушно.

Но в этот миг ей вдруг стало страшно.

– Да. – И Дана вдруг засмеялась.

– Что ржешь, корова?!

– Коровы мычат, милая. Ты же девушка деревенская, должна бы знать. Или у вас там в аулах все больше бараны?

Муха треснула ладонью по столу и едва не скинула на пол чашку, из которой пила Дана:

– Сука! Говори быстро, ты его нашла?

После короткой паузы Дана ответила:

– Почти.

– Как это понять?

– Я нашла его девушку.

– И ты… – Дана не дала Мухе закончить фразу и заговорила очень деловито:

– Фамилии его я не знала. Адреса не знала. Телефона не знала. Зато он знал мой адрес и телефон, а также фамилию и имя. Помнишь время, когда мы только ушли с моей квартиры?

– Ну?

– Я тогда туда позвонила, и жильцы мне сказали, что он опять приходил и обыскивал мою комнату. Я поняла, что он мною все больше интересуется.

Мной, конечно, по необходимости. А вот тобой – очень. И это не месть – ведь машину ему вернули.

Нет, тут было другое. Ты его уязвила, ты его достала!

Ты бы им крутила как хотела. Ты была ему нужна.

Муха слушала ее с блестящими глазами, у нее даже рот приоткрылся. Ненакрашенная, она сейчас выглядела лет на восемнадцать.

– А еще позже мой двоюродный брат по отцу позвонил мне и сказал, что мной интересовалась по телефону какая-то девушка, – продолжала Дана. – Он на всякий случай определил ее номер и записал его.

Я стала думать, кому я была нужна. Но тогда мне это было не важно. И вот, когда ты пропала, я позвонила брату и попросила дать мне этот номер. Мне подумалось: а если таким образом меня искал твой Иван?

Меня смущало только, что звонила девушка… Брат дал мне номер. Я позвонила по этому номеру. Спросила, с кем говорю. Девушка отказалась мне назваться. И еще очень резко сказала, что если мне нужен Иван, так он тут больше не живет…

– Когда это было? – подалась вперед Муха.

– Вчера.

Муха больше не задавала вопросов. Дана рассказывала сама, без принуждения:

– Алию уже сюда привезли. А тебя все не было.

Я сделала ей укол, чтобы она спала, и занялась поисками твоего парня. Узнала адрес, по которому был установлен тот телефон. Вышла, поймала машину и поехала туда. Самое трудное было – добраться туда…

Я нашла ту квартиру и позвонила. Мне кто-то открыл.

Я спросила Ивана. По дыханию я поняла, что передо мной стоит девушка или женщина. Она не ответила мне ни слова, только вдруг толкнула меня в грудь и хотела закрыть передо мной дверь. Но я все равно вошла… Я оказалась сильнее ее. Она закричала, но я ей объяснила, что я слепая, что мне нужна ее помощь. Она так оторопела, что слова не могла сказать. Я поняла, что она одна. Спросила ее, где Иван.

Она ответила, что он уехал к какой-то девке, которая звонила ему накануне вечером. Я просила дать адрес этой девки. Она заявила, что адреса у нее нет. Я ей не поверила. Я просила ее снова и снова… Потом вдруг услышала, как она накручивает диск телефона. Старый аппарат производит столько шума… Я спросила, куда она хочет позвонить. Если она звонит Ивану – то пусть передаст мне трубку, мне очень нужно с ним поговорить. Она сказала, что звонит в милицию. Что я ворвалась в квартиру и она не желает иметь с Иваном ничего общего. Она сказала, что Иван – бандит.

Я велела ей перестать звонить, положить трубку. Но девка не послушалась. Стала бегать от меня по квартире с телефоном в руках. Уронила телефон. Я достала пистолет, выстрелила на звук. Она упала. А я ушла. Вот и все.

– Зачем ты ее убила? – простонала Муха.

– Она меня слишком хорошо рассмотрела, – пояснила Дана.

– Тебе человека убить – что плюнуть…

– А тебе?

– Я это делала за деньги! Мне нужны были деньги, чтобы как-то жить, чтобы не сдохнуть! А ты убиваешь просто так!

– Нечего оправдываться! – отрезала женщина. – Я тебе уже сказала – чистой никогда не станешь! Научись жить с этой мыслью! – И тут же, куда более мягко, почти оправдываясь, спросила:

– А ты бы как на моем месте поступила? Она знала, как меня зовут.

Она сказала: «Вы, наверное. Дана Сулимова?» Как я могла допустить, чтобы девка на меня донесла? Или тебе бы хотелось, чтобы вы с Ваней были повязаны одним делом?

– Нет. Но теперь у него большие проблемы… Ты верно сказала…

– Вы жили вместе?

– Да. Всего сутки.

– Как трагично ты выражаешься! – усмехнулась Дана. – Что – парень интересный?

– Пошла ты! – вспыхнула Муха. – Это были единственные сутки моей нормальной жизни! Единственные за всю эту осень!

– Ну, ничего не поделаешь… – Дана не решилась улыбнуться, боясь вызвать гнев девушки. – Чем-то приходится жертвовать.

– Слишком многим приходится мне жертвовать!

Понимаешь ты, сука, что на него теперь это дело станут вешать?

– Почему же на него?

– А на кого же еще? Не знаешь, как эти дела шьются? И конечно, ты останешься чиста!

– Я? – изумилась и рассердилась Дана. – А что ты мне предлагаешь? Пойти в тюрьму ради Ванькиной девки? Так он даже не был моим любовником!

Вот ты бы пошла? Пошла бы за него в тюрягу?

– При чем тут тюряга – он ее не убивал!

– Пусть докажет.

– Тебя могли видеть!

Дана кивнула:

– Конечно, могли. И наверное, видели. А я вот не могла контролировать обстановку. Никогда в жизни не пошла бы на такой дурацкий поступок… Если бы не ты, дорогая. Так что проблемы могут быть не у него, а у меня.

– Дай-то Бог! – воскликнула Муха. – Неужели ты тоже наконец попадешься?!

– Я один раз попалась, – напомнила ей Дана. – И больше такого не желаю. Что ты из себя строишь?

Тюрьмы испугалась? Да чего тебе бояться с такими деньгами?! Ты там будешь жить не хуже, чем Толгат в Америке!

Муха вздрогнула:

– Кстати… Он не собирается возвращаться? Ты ничего об этом не слышала?

Дана вместо ответа встала и поманила Муху за собой:

– Пойдем.

– Куда это?

– Надо сделать один звонок. Ты же мне не доверяешь? Тогда будешь присутствовать.

– Кому это ты будешь звонить? – вскочила Муха. – Ментам?!

– Да ты что? Какая же это будет добровольная явка с повинной? А тебе ведь нужна именно добровольная. Так получится, что я их на тебя наведу.

В жизни такими делами не занималась. Я позвоню адвокату Жумагалиева. Он все устроит, приедет за тобой, привезет тебе деньги. Можно открыть две кредитные карточки – на имя Алии и на имя… На чье имя?

– На имя моего отца, – обреченно ответила Муха. – Лучше он, чем мама…

– Хорошо, на имя твоего отца. Как его зовут.

– Боссарт Виктор Артурович.

Дана повторила вслух его имя и взяла Муху под руку – Как только он откроет эти два счета, бумаги будут привезены тебе. Потом, если ты нам не веришь, можно поехать в банк и проверить, сколько на счетах денег. Ты убедишься, что тебя никто не обманул.

Сто на одном, сто на другом. А потом ты пойдешь сдаваться. Сама!

– Даже без адвоката?

– Исключено. С ума сошла? Мы тебя довезем куда надо, но пойдешь сама. У них как раз уже начался рабочий день.

– А мне как раз так хочется жить, – вздохнула Муха. – Ладно, пошли.

Телефон оказался в коридоре. С первого взгляда, войдя в квартиру. Муха его даже не заметила – такой он был невзрачный. Дана ощупала аппарат, сняла трубку и, ловко пересчитывая пальцем ячейки, набрала номер.

– Яков Семенович? – заговорила она, дождавшись ответа. – Это я. Дания. Яков Семенович, можно открывать счета. Да, да. Она тут. Она все выслушала и согласна. – Дана отвела трубку от уха и приказала:

– Муха, представься и скажи, что согласна явиться с повинной.

Муха брезгливо поднесла трубку к уху и севшим голосом проговорила:

– Меня зовут Мухаббат, Боссарт Мухаббат Викторовна. Я согласна дать показания, что меня нанимал господин Жумагалиев.

– Очень хорошо, – услышала она низкий, неожиданно приятный голос. – Условия вам передали?

– Да. Деньги…

– Я сейчас этим займусь.

Муха оглянулась на Дану. Та стояла рядом и ждала. Муха спросила адвоката:

– Что будет с моей сестрой? Вы об этом уже подумали?

– Конечно. Ее немедленно отвезут в лучшую наркологическую клинику. Американские специалисты, новейшие методики лечения, внимательный персонал. Ей там будет хорошо.

– Как я могу это проверить?

– Послушайте, госпожа Боссарт, – внушительно ответил адвокат. – Вы ведь не с кем попало связались. Мы вам даем полную гарантию, что все условия будут выполнены.

– Какую же это гарантию? – недоверчиво переспросила Муха.

– Мы вызовем в Москву ваших родителей. Встречаться с ними в период следствия вы не сможете, но я отвечаю за то, что письмо от них вы прочтете. Вашим родителям вы поверите?

– Может быть. Не знаю. Вы можете их заставить говорить то, что вам нужно. Они все напишут, если вы их припугнете.

– Как с вами нелегко. В таком случае не знаю, как вы можете в этом убедиться.

– Я должна быть уверена, что с моей сестрой ничего не случится! – с надрывом произнесла Муха. – Я хочу это видеть своими глазами!

– Ну а что бы вы хотели видеть? То, как ее примут в клинику?

Муха заколебалась, потом ответила:

– Хотя бы.

– Ну ладно. – В его голосе зазвучало раздражение. – Времени на такие процедуры у нас нет. Но если вы нам настолько не доверяете, то поедем туда вместе. Я вообще не собирался ее туда везти лично. Надо дать машину, найти сопровождающего, оформить документы. Послушайте, а вы понимаете, что вас ждет, если милиция вас узнает в машине?

Или в клинике? Ведь там тоже есть внутренняя охрана. Вы представляете, как отнесутся к вашей сестре, если вас прихватят вместе с ней – в одной машине? Вам бы только этого не хватало? Она и так измучена.

Этот довод убедил Муху. Она набралась храбрости и довольно твердо сказала:

– Ну ладно. Пусть она едет туда без меня. Но деньги я должна проверить.

– Я сейчас займусь этим и привезу вам документы. Все, передайте трубку Дание.

Дана сказала адвокату еще несколько слов о том, что надо торопиться, и положила трубку. Она была бледнее обычного, если такое вообще возможно. Даже желтизна ее лица казалась блеклой.

– А теперь надо ждать, – сказала она. – Он приедет сюда, вы поедете в банк.

– А ты?

– Я останусь.

– И мы с тобой уже не увидимся? Ты даже свидетельских показаний не будешь давать?

– Да, насчет показаний, – сказала Дана. – Забыла тебе сказать. Упаси тебя Боже там заявить, что это я передавала тебе распоряжения Жумагалиева и деньги от него.

– Что же я должна говорить?

– Что виделась с ним лично, – объяснила Дана невозмутимым тоном. – Скажешь, что тебе велят.

Так нужно Жумагалиеву. Я тут ни при чем. Если меня впутают – будет хуже.

– Как тебе это удается всегда оставаться в стороне, а других топить? – задумчиво заметила Муха.

Дана ничего не ответила. Она медленно прошла в ту комнату, где стояла постель Алии, нашла в углу стул, села на него и, казалось, уснула, положив голову на скрещенные руки.

Муха присела к постели сестры и долго смотрела на нее. Та, казалось, спала. Этот сон был какой-то странный, мертвый, хотя слышалось ее дыхание. Муха никогда не видела у Алии такого выражения лица – в нем было что-то животное. "Ради кого я это делаю? – вдруг подумала она. – Ради нее? А что от нее осталось? А если она до конца жизни будет вот такой?

Ей все равно, есть у нее деньги или нет… Ради матери, отца?.. Так это тоже глупости. Им для счастья хватило бы восьми тысяч, которые у меня при себе.

Хватило бы навсегда. Так зачем я туда пойду? Семьи больше нет. А мне пропадать. Это бессмысленно".

– Когда же он приедет? – сказала Муха.

– Скоро, – раздался ответ из того угла, где дремала Дана. Она ответила немедленно, значит, все же не позволяла себе расслабиться.

– Скорей бы…

– Тебе так не терпится? – удивленно спросила Дана.

– Представь себе, мне не терпится!

– А ты не нервничай, – посоветовала Дана. – Что толку? Когда все кончено, нервничать бесполезно. Все равно ситуацию не изменишь. Знаешь, когда мне врачи сказали, что зрение не вернется, я тоже сперва занервничала. Да что там – занервничала! Это мягко сказано! Я бы на любую тюрьму согласилась, только бы видеть, только бы человеком быть… Ты и представить себе не можешь, что я тогда чувствовала. Я искала специалистов, Толеген мне помогал как только мог… Но все доктора говорили одно и то же – зрение потеряно навсегда. И когда мне это преподнесли как окончательный приговор, я сразу успокоилась. Абсолютно! И знаешь, я даже жалеть об этом перестала. Если все кончено – что уж теперь. Надо жить, как Бог дал. Главное – жить.

– Какая ты умная… – раздраженно ответила Муха. – Я уеду, а ты ляжешь спать. Тебе-то что переживать? Убила девчонку, подставила парня, отправила меня в тюрягу. Совесть у тебя чиста.

Дана не отреагировала. Несколько минут все молчали. Алия дышала все так же – тяжело, медленно, как будто на груди у нее лежал тяжелый груз. Вдруг она повернулась в постели и закашлялась.

– Второй раз! – обеспокоенно наклонилась к ней Муха. – Алия! Ты меня слышишь?

Алия слегка приподняла веки и посмотрела на сестру диким взглядом.

– Это я. – Муха наклонилась еще ниже. – Ну, ты же меня узнала?

Алия равнодушно закрыла глаза. Кашель ее отпустил, и теперь она дышала немного легче.

– Может, у нее туберкулез? – спросила Муха.

– В больнице выяснят. Это не повод для расстройства. Туберкулез лечится. Ее от всего вылечат. – Дана поежилась на своем стуле, снова уложила голову на колени. Было видно, что Дана бы с радостью послала собеседницу подальше – та не давала ей отдохнуть. Но она была вынуждена отвечать, чтобы удержать Муху от срыва. – Кстати. Не вздумай там давать показания насчет Ванькиной девчонки.

– И мысли такой не было. – Муха положила голову на край постели и закрыла глаза. – С ним все кончено. Пусть выпутывается сам.

– Час назад ты говорила другое.

– Это было час назад. Целая жизнь прошла с тех пор.

– В камере не болтай, – продолжала давать наставления Дана. – Не откровенничай, поняла? Если будут приставать – прикинься, что по-русски плохо рубишь.

– Кто мне поверит? С такой-то фамилией.

– Не важно, поверят или нет. Играй дурочку.

Слушай только Якова Семеновича.

– Он хороший адвокат?

– Очень. Но у тебя будет другой.

– Почему же? – расстроилась девушка. – Мне тоже нужен хороший адвокат! Или я для вас сортом пониже? На мне можно сэкономить?!

– Да уж, двести тысяч – не хилая экономия… – заметила Дана. – Ты не расстраивайся заранее. Тот адвокат будет не хуже. Просто Якову Семеновичу не с руки заниматься сразу двоими. Тут разные дела. Тебя будет защищать его друг, он тоже очень известен в Москве. Без помощи ты, во всяком случае, не останешься. Пойми, ты совершила самую выгодную сделку в своей жизни.

Ты же обыкновенная убийца, кто бы с тобой возился?! Кто бы тебе приплатил, чтобы ты туда пошла?

Все это только потому, что Жумагалиеву ты очень нужна.

– А когда я дам показания, какие надо, они на меня наплюют. Я сяду, а Жумагалиев выйдет.

– Конечно, ты сядешь. Тут и говорить не о чем.

Но и он так просто не отделается, – пояснила Дана. – Держись, и тебе помогут.

– Что за бред! – воскликнула Муха. Ее вдруг охватила паника. – Прямо хоть подыхай… Нет, слушай, я плохо подумала. Я отказываюсь. К черту все это. Я не могу.

Дана вскочила:

– Ты что?! На твой счет уже поступили деньги!

Сейчас он будет тут! С ума сошла?

Муха вдруг откинула одеяло с сестры и закричала на нее:

– Ну что ты тут разлеглась, корова?! Что глазами лупишь?! Не узнала меня?! Это ты меня впутала, это все из-за тебя! Дрянь! Из-за тебя я и убивать пошла! Да было бы из-за кого! Что пялишься, что – не признала?! Зараза, да тебе цена – копейка! Ты же на меня всегда плевала, дрянь мелкая! Ты мне жизнь поломала, это все ты, ты!

Алия давно проснулась от этих криков и, секунду поглядев на лицо сестры, вдруг отвернулась и спрятала лицо в подушку. Ее тело странно напряглось, будто она ждала удара. Муха сразу остановилась, увидев это. А за ее спиной уже стояла Дана, испуганная этим взрывом.

– Успокойся… – Дана положила руки ей на плечи. – Это нервы. Это пройдет.

– Ее били? – Муха не отрывала взгляда от сестры, которая дрожала, сжавшись в комок.

– Наверное, не без того.

– Вся исколота…

– К сожалению, ее нашли поздно, – согласилась Дана. Она говорила очень мягко и не переставала поглаживать плечи девушки. – Но ее можно спасти. Пойдем на кухню, выпьем чаю. Лучше сейчас не смотри на нее. Я понимаю, сейчас она тебя раздражает, ты ее даже ненавидеть готова… Все понятно. Я бы вела себя так же… Даже не знаю, сделала ли бы я ради сестры то, что сделаешь ты… Надо попасть в эту ситуацию, чтобы понять. Но, Муха…

Когда-нибудь потом она придет к тебе туда. На свидание. Когда разрешат. Ты увидишь, что она здорова, что она в порядке. Может быть, она закончит учебу. Может, выйдет замуж, родит детей. Подумай…

Это сейчас тебе кажется, что ты погибаешь зря. Но ведь наступит еще один день, а потом еще. И каждый день она будет тебе благодарна.

Муха встала:

– Ладно, все равно делать нечего.

– Кстати, – Дана нерешительно протянула к ней раскрытую ладонь, – ты бы отдала мне шприц. Это не игрушка.

Муха подалась назад:

– Зачем это?

– Ты поедешь туда… Хочешь, чтобы тебе записали изъятие оружия? Да еще такого. Ведь он в деле не фигурирует. А тебе бы хотелось, чтобы еще приписали? Найдут – припишут. Ну, давай его сюда. Я положу куда-нибудь, потом уничтожу. Больше эта штука работать не будет.

Муха поколебалась, но все же достала шприц и вложила его в ладонь Даны. Та вздрогнула.

– Не бойся, – сказала Муха. – Я кладу острием к себе.

– Я положу на стол.

– Куда хочешь. – Муха порылась в карманах, достала коробочку с ампулами. – Это тоже пригодится.

Дана взяла и коробочку:

– Больше у тебя ничего нет?

– Ничего, только вот эти деньги. Восемь тысяч.

Как с ними быть?

– Не стоит их тащить туда. Изымут. Знаешь, лучше всего сделать так, чтобы Яков Семенович положил их на твой личный счет. Когда выйдешь – у тебя будут свои деньги. С процентами. Вот он приедет, и ты ему их передай. Он все сделает и потом тебе сообщит – куда вложили и на какие проценты.

– А он не того, твой Яков Семенович… Не прикарманит их? – засомневалась Муха, уже доставая сверток с деньгами.

– Ты что – сдурела? Эти деньги ему – тьфу! Он очень богатый человек, запомни. И между прочим, честный.

– Все вы честные, – мрачно заметила Муха. – На, бери и деньги. Все равно теперь конец. Когда пахала, не думала, что обратно их тебе верну.

– Больше у тебя ничего при себе нет?

– Ничего. Немного рублей…

– Оставь, это мелочи.

Они снова сидели за кухонным столом и пили чай. Дана то и дело клевала носом, Муха смотрела на часы. За окном стало совсем светло.

– Где же он? – спросила Муха.

– В банке. Главное, не психуй, только хуже сделаешь. Если бы ты могла поспать…

– – Смеешься?!

– Почему? Это было бы лучше всего. У тебя сегодня трудный день.

Муха промолчала.

– Не давай себя сбить на допросе. – Дана отставила кружку. – Держись спокойней. Знай, что за тобой стоят сильные люди и они тебе помогут, когда…

Она не договорила. В комнате, где спала Алия, раздался громкий стук, будто на пол свалилось что-то тяжелое. Женщины вскочили одновременно. Муха, не дожидаясь Даны, вбежала в комнату и остолбенела. Алия лежала посреди комнаты, навзничь, раскинув тонкие руки крестом. Со стола, где Дана оставила шприц, была сорвана скатерть.

– Алияшка! – Муха подбежала к сестре, опустилась перед ней на колени. И увидела рядом с ее левой рукой шприц. Наполовину пустой.

– Где она? – Это до комнаты добралась Дана. – Она встала?

Муха ощупала теплые руки сестры, оттянула ей веко на одном глазу… Взяла в руки шприц, осмотрела его… Дана подошла ближе, она была совершенно растеряна.

– Что случилось? – спрашивала она. г-Муха, ты где? Что с ней?

Муха не отвечала. Она бросила шприц на пол, перевернула скатерть.

– Что ты делаешь? – спрашивала Дана, пытаясь ее настигнуть. – Что с ней?

– Где мои деньги?

– На столе! Что с ней?

Муха еще раз переворошила складки скатерти и нашла свой сверток. Сунула его в карман, с силой оттолкнула Дану и побежала к входной двери. Замок подался легко. Она слетела вниз по лестнице, вырвалась во двор и помчалась к дороге. Теперь ей было все равно, что ее могут узнать и остановить. Она знала, что убегать нужно быстрее, не прячась, не рассчитывая. Оказавшись на обочине оживленного шоссе, она проголосовала. Вторая же машина остановилась, и водитель согласился отвезти ее в Царицыно. Она и сама не знала, почему назвала этот адрес.

В машине ее стало жутко трясти, самые настоящие судороги. Такое с ней случилось впервые в жизни. Водитель с некоторым испугом поглядывал на девушку азиатской наружности, которая, сидя рядом с ним, то и дело выгибала спину, не касаясь ею сиденья, дергала головой, сжималась в комок. Муха проделывала это совершенно молча и бессознательно. Она в этот миг не понимала, что с ней творится. Наконец водитель не выдержал:

– Может, вас лучше в больницу отвезти?

– Что? – пробормотала она, поворачивая к нему искаженное лицо. – Нет, не надо.

– Что это с вами? – весьма подозрительно спросил он.

Муха поняла, что ее приняли за наркоманку в ломке или психически больную, и нашла в себе силы, чтобы соврать:

– Не обращайте внимания… У меня просто гастрит разыгрался. Все жжет…

– Анальгин дать?

– Что? Не надо…

Водитель недоверчиво умолк, а она заставила себя принять нормальное положение. Это было трудно, тело не слушалось, оно стало совершенно чужим, нечувствительным. Наконец, с помощью равномерного глубокого дыхания, она немного пришла в себя.

Посмотрела на часы.

«Яков Семенович, конечно, уже там, – подумала она. – С теми деньгами. Как же я влетела…»

Она боялась себе признаться, что вместе с болью и ужасом чувствует некоторое облегчение. Ей в голову пришла дикая мысль, скорее, не настоящая мысль, а догадка… Все сложилось так, как будто Алия, прослушав ее ругательства и жалобы, дала ей шанс…

«Нет, только не думать об этом… – приказала она себе. – Алия не знала, что находится в шприце, не могла знать! Она и меня-то толком не понимала! Она вообще ничего не поняла… Несчастная наркоманка – захотела еще одну дозу, встала. Сделала над собой усилие – в такие минуты они находят силы, неизвестно откуда. Увидела на столе заряженный баян. Взяла и не долго думая… А заряжала я. Я!»

Она подумала, как теперь выглядит Дана. Упустила добычу, идиотка! Яков Семенович сейчас вытряхивает из этой гадины душу… Во второй раз Дана упустила ее. Муху! Упустила, несмотря на всю свою хитрость, на все свое мягкое и ловкое вранье…

И девушка опять почувствовала нечто вроде радостного облегчения. Только слишком жутко было это чувство после того, что она увидела в том доме, в той комнате, на затоптанном дощатом полу. Она глубоко вздохнула и повернулась к водителю:

– Мне уже лучше. Знаете, я спешу. Не могли бы вы ехать быстрее?

– Смотрите, какое движение, – ответил мужчина, не глядя в ее сторону. Ему не нравилась эта пассажирка. – Я на тот свет не тороплюсь.

«Я тоже!» – подумала она и отвернулась.

Глава 18

В квартиру вошли двое – женщина поняла это, услышав шаги в прихожей. Дверь она не заперла и только теперь об этом вспомнила. Она сидела на полу, рядом с телом мертвой девушки, и мерно раскачивалась – вперед-назад, будто медитировала или молилась. Потом шаги приблизились к порогу комнаты, и она услышала знакомый голос:

– Что тут у вас творится?

– Вы, Яков Семенович? – спросила Дана, перестав раскачиваться.

Тот не ответил. Быстро подошел к ней, и она услышала, как он ощупывает тело девушки.

– Умерла? – спросил он.

– Да.

– Как вы это допустили?

Дана пожала плечами:

– Она сама вколола себе эту дозу… С кем вы пришли?

Она слышала, как про комнате расхаживает второй человек, судя по скрипу половиц – мужчина.

Второй гость пока не произнес ни слова. Яков Семенович тоже не стал его представлять. – А где Мухаббат? – спросил он.

– Сбежала, как только увидела ее мертвой… Я не смогла ее остановить.

– Вы понимаете, что наделали?! Где ее теперь искать?

Дана вздохнула:

– Не знаю. Теперь она спрячется как можно надежней. Ей ведь уже нечего терять. Самое плохое то, что… – Она замолчала.

– Ну в чем дело? – нервно переспросил Яков Семенович.

– Она забрала свои деньги, – призналась Дана. – У нее восемь тысяч. С этими деньгами она продержится долго… Она привыкла к бедности, нищенка с детства. Умеет экономить.

– Меня это не волнует! Так вы говорите, что не знаете, куда она подалась?

– Она и сама этого не знает.

– Не острите! – Он отошел от тела, распростертого на полу, и Дана подняла голову, прислушиваясь к его шагам. – Теперь уж она не признается, – сказал Яков Семенович второму.

Тот наконец подал голос:

– Да вам ее и не найти.

Дана насторожилась. Голос был ей знаком, но она не могла понять, давно ли и откуда.

– Вместо девчонки вы получили одну тухлятину, – продолжал этот второй. – Об этом мы не договаривались.

– Погодите, – нервно сказал Яков Семенович. – Это еще не конец света.

– Для Жумагалиева – точно не конец. Вашими стараниями!

– Погодите.

Дана поворачивала голову от одного собеседника к другому и нервничала все больше. Она уже понимала, что второй – заказчик… Имени его она не знала. Но голос был ей знаком.

– Я привез паспорта девчонок, – сказал Яков Семенович, подходя к телу. – Мухаббат забыла их у меня на даче. Надо поглядеть.

Второй тоже подошел и встал рядом. Дана давно уже уловила нестерпимо крепкий запах одеколона, исходивший от него. И запах этот был ей знаком! Но что это за запах – не могла бы сказать. На нее уже не обращали никакого внимания. Ей стало страшно.

– Видите? – спросил адвокат.

– Ну что вы мне показываете? – Его собеседник неожиданно длинно и цветисто выматерился.

– А вот фоторобот.

Раздалось шуршание бумаги. Дана невольно отшатнулась – бумага зашелестела прямо у нее над головой. Яков Семенович сказал:

– В сущности, какая разница, мертвая будет девчонка или живая? Вот ее паспорт.

– Это которая? – спросил второй.

– На полу Алия. Паспорт Мухаббат. Где ее сумка?! – резко спросил он, и Дана поняла, что вопрос адресовался ей. С заказчиком адвокат не посмел бы так разговаривать.

– А о ком вы говорите? – спросила она.

– Об этой вот!

– Об Алие? У нее не было с собой сумки, – ответила Дана.

– Где ее одежда?

– Все, что было, на ней.

– Быстро говорите, во что была одета Мухаббат, когда сюда пришла? Была при ней сумка? – сыпал вопросами адвокат.

Дана криво заулыбалась:

– Вы забываете, что я не вижу… Я только поняла, что она пришла в длинном пальто из сукна. Но даже цвета я не знаю.

– Черт…

– Ее вещи остались у меня на квартире, – сказала Дана. – На антресолях… Комната рядом с туалетом. Там целая сумка.

– Отлично, – сказал адвокат.

– Вы хотите выдать одну за другую? – догадалась Дана. – Грубая работа.

Адвокат не соизволил ответить. Он сказал заказчику.

– Выйдемте, поговорим.

Мужчины вышли, оставив ее одну. Она даже не пыталась пойти следом, подслушать. Сидела на полу, все так же покачиваясь, пока они не вернулись.

– Дайте ключи от своей квартиры, от комнаты, – приказал ей адвокат.

– Они в шубе, – вяло ответила Дана. – Шуба на вешалке. В углу.

Она услышала бряканье ключей, шелест бумаг, звук открываемого бумажника – щелкнула кнопка.

Адвокат обыскивал ее карманы. Но она и к этому отнеслась равнодушно.

– Вы нам очень усложнили дело, – сказал ей наконец Яков Семенович. – Упустили девчонку. Должны были ее держать тут до последнего. За что вы деньги получили?

– Возьмите их обратно, – ответила она. – Давайте это забудем.

Заказчик вдруг засмеялся:

– Да тут одна шайка-лейка! Что забудем?! Зачем мне дохлая киллерша? Зачем вы мне подсовываете труп?! Что – эта мертвечина даст показания?!

– Нет, показания теперь будет давать наша Дания, – очень вежливо и спокойно заявил адвокат.

Дана вскочила:

– Что?!

– Так, моя милая. – Адвокат подошел совсем близко. – Вам придется поработать за девушку, которую вы упустили. Ничего не поделаешь. Деньги можете не возвращать. Они вам пригодятся. Может быть.

– Я ничего не скажу! Что мне говорить?! – закричала Дана. – Я только расскажу, как вы платили мне, чтобы я помогла вам свалить Толегена! Это вам надо?! Это?! Вы что хотите – повесить все убийства на меня?! На слепую?! Да над вами смеяться будут!

– Скажешь, что наняла эту девицу по просьбе своего любовника, – невозмутимо заявил адвокат, попутно переходя на «ты». – Девица сделала свое дело и засветилась. Подали в розыск. Опасность угрожала твоему обожаемому Толегену, если девица заговорит. И ты решила ее убрать. Но тут уже можешь на Жумагалиева не ссылаться. Убрать ее ты скорее всего решила по своей личной инициативе.

Поступок любящей женщины – тебя многие поймут.

– Что вы говорите?!

– Спокойно, сперва выслушай меня, – отрезал тот – Девицу ты заманила сюда и сделала ей смертельную инъекцию… Так, тут можно поговорить о наркотиках вообще в твоей жизни.

– Вся ваша версия летит к черту! – закричала Дана. – Алия принимала наркотики, а Муха нет!

Я, конечно, не знаю, как выглядит сейчас Алия, а как Муха, но Муха мне сказала, что она с трудом узнала сестру! Вы что – хотите обмануть милицию с помощью такой грубой подставы?!

– Девицу ищут уже давно, – напомнил ей адвокат. – За такой срок она могла накачаться наркотиками и вообще от них умереть.

– У нее не хватает нескольких зубов!

– Значит, зубы ей за это время выбили, – невозмутимо сказал адвокат. – Ее тут никто не знает, кроме вас. Вы ее опознали на ощупь – и этого достаточно. Не привезут же родителей сюда только ради того, чтобы они опознали труп?

– Послушайте, за что же мне идти в тюрьму? – воскликнула Дана. – За те деньги, которые вы мне дали? Но это же мизер!

– Дадим больше, – вдруг подал голос заказчик Если все так и будет, как говорит Яков, – дадим больше. Я дам.

– Я не возьму…

Дана похолодела. Почти в точности повторялся ее разговор с Мухой. Только ей было совершенно не для кого идти на такую жертву… А эти двое не шутили.

Яков Семенович сказал:

– Не понимаешь, что л", ты все дело проорала..

От тебя немного просили, а ты и этого не смогла.

Ты что предпочитаешь – остаться тут… Или все-таки сделать, как я сказал?

– Вы убить меня хотите?

– Я ничего не хочу, курва…

Она никогда не слышала от адвоката таких выражений. Дана стояла как приговоренная, а мужчины были так близко от нее, что она слышала их дыхание.

Наконец она прошептала:

– Я не могу брать на себя убийство. Могу сознаться, что посредничала… Но не убийство..

– А кто же ее убил?

– Она сама!

– Это никому не понравится. Психология нам не нужна. Говорить будешь примерно вот так: «Девчонка села на иглу, просила у меня дозу. Я знала об этой ее слабости и специально подсунула ей этот препарат. Та и не подозревала, что там яд. Укололась, померла». Ты меня поняла?

– Я не могу Это умышленное убийство!

– Да, моя дорогая.

– Я больной человек! Вы что – не понимаете, что тюрьма меня убьет?

– А ты не понимала, на что шла?

И это она говорила Мухе… Дана оцепенела. Безвольно стояла, опустив руки, и понимала, что бежать ей не удастся. А если бежать – где прятаться? Адвокат вышел в коридор и позвонил кому-то по сотовому телефону. Через несколько минут в квартиру вошел еще один человек. Видимо, он ждал звонка внизу, в машине. Дана услышала звяканье ключей и тихий голос Якова Семеновича:

– Поезжай по этому адресу… Заберешь вещи. Дания, где вещи?

– На антресолях в крайней комнате… – проговорила она, как во сне.

– Заберешь сумку с антресолей, привезешь ее сюда, – продолжал адвокат. – И быстро. Спросят, что случилось, говори, что ты от Даны Сулимовой.

Особо там не разговаривай.

– А там в это время никого нет… – машинально пробормотала Дана.

– Привези сюда сумку и гляди ничего не потеряй. – Адвокат уже провожал третьего к порогу.

– Сумка клеенчатая.. – неизвестно зачем сказала Дана. – Цвет.. Не знаю какой.

И вдруг она заплакала. Уже полгода, как она забыла, что такое слезы. Несчастье сделало ее терпеливее, жестче, расчетливее. Она даже думала, что повреждены слезные железы, что-то случилось с нервами… А теперь убедилась – она может плакать, как раньше, только куда горше…

Она услышала, как человек с ключами ушел, как в комнату вошел Яков Семенович.

– Ну, теперь мы одни, – сказал адвокат.

– А ваш.., приятель вышел?

– Он уехал, ему тут нечего делать.

Дана повернула голову, прислушалась. По крайней мере, в комнате никого теперь не было, кроме нее и адвоката. Пока она плакала, пропустила уход заказчика. Она не решилась задать вопрос, откуда она может знать этого человека, почему ей знаком его глуховатый голос. Она понимала, что от этого вопроса ей может не поздоровиться.

– Давай все обсудим, – сказал адвокат. – Сейчас сюда привезут вещи Мухаббат. Мы переоденем Алию. Черт, у нее же руки… – Он наклонился и что-то сделал с телом. Дана слышала его тяжелое дыхание. Наконец он вздохнул и сказал:

– Еще бы немного, и мы бы ее не одели… Так вот, мы ее переодеваем. Суем ей паспорт сестры. После этого она становится Мухаббат. Запоминай.

– Я запоминаю… – вяло сказала Дана.

– Про Алию забудь.

– А ее паспорт?

– Я его сожгу.

– Значит, она пропала навсегда, – машинально заметила Дана.

– Ну, разумеется! По твоей вине! Ты по уговору должна была следить за обеими девчонками, глаз с них не спускать!

– Каких глаз? – усмехнулась Дана.

Яков Семенович запнулся и заметил:

– И в самом деле, нечего было со слепой связываться. Чересчур много ты из себя строила. И так легко, как ты, никто Толегена не продавал. Хорошая компания. Слепая, больная и безумная! Вот вам и результат.

– Лучше бы вы нашли Муху, – внезапно сказала Дана. – С ней еще будет много хлопот.

– Например?

– Может, ее уже опознали по фотороботу и схватили! – высказала версию Дана. – А вы тут хотите нарядить труп в ее тряпки. Да вы понимаете, чем это может кончиться?!

Это соображение адвоката явно встревожило.

– Помолчи, дура! – отрезал он. – Что теперь гадать! Когда мы дадим им этот труп, они прекратят розыск. Твоя Муха сможет летать спокойно.

– Она не выйдет на свет.

– Выйдет, когда узнает, что ее взяли. Она все поймет и расслабится. Все равно без документов дальше Москвы не уйдет! Тогда мы ее все равно возьмем. Рано или поздно, она появится. Хотя бы затем, чтобы взять свой паспорт у меня на даче. Я там оставлю человека, чтобы он ее ждал.

Дана задумалась и в конце концов посоветовала:

– Оставьте двоих.

– Что – она так опасна? У нее есть оружие?

– По-моему, теперь нет…

– Даже свой шприц она посеяла… – Адвокат, судя по всему, осматривал шприц, валявшийся на полу. – Чьи на нем отпечатки?

– Мухи, мои, Алии.

– Вот отпечатки Мухи нам не нужны.

Она услышала звяканье – адвокат осторожно подбирал шприц. Спустя минуту ей в руку ткнулось холодное стекло:

– Пощупай!

Она покорно оставила свои отпечатки. Потом адвокат возился с пальцами Алии. Затем шприц вернули в прежнее положение. Дана контролировала все, что происходило в комнате, как обычно. Но ее чувства и мысли были в странном оцепенении. Она сейчас была совершенно безвольна, совершенно покорна.

«Это конец, – подумала она. – И меня некому спасать. Даже за дурой Алией пришла сестра. А за мной никто не придет…»

Адвокат спросил:

– Как она себя тут вела?

– Муха? Или Алия?

– Алия.

– Спала или просила дозу. Отказалась поесть.

Мыться не захотела.

– В принципе ей все равно скоро пришлось бы подыхать, – заметил адвокат. – Только ее недалекая сестричка могла на что-то надеяться. Надеюсь, она скоро захочет получить свой паспорт.

– Оставьте меня в покое, – попросила Дана. – Дайте мне шубу. Мне холодно.

Она завернулась в шубу и притихла, усевшись в угол, на мешок. Через некоторое время Дана погрузилась в дремоту. Она слышала, как вернулся посланный за сумкой человек, слышала, как мужчины одевали Алию, как они ругались, пытаясь справиться с окоченевшим телом. Но она даже не сделала попытки встать, подойти, дать совет или помочь им.

Она дремала и спустя несколько минут провалилась в настоящий сон…

Сны у нее были цветные, фантастические. Теперь это был для нее единственный источник зрительной радости. Во сне она видела, как и прежде. Сейчас она видела Толегена и себя – еще зрячую, еще привлекательную. Они сидели в ресторане, куда раньше часто захаживали. Дана увидела его совсем рядом и подумала, как хорошо, что он не догадывается о ее предательстве. Во гневе он бывал страшен. Толеген говорил о своем сыне, и Дане было приятно, что он плохо о нем отзывается. Подошел какой-то человек, взялся за спинку третьего стула. Глуховатым, характерным голосом спросил: «Можно к вам присоединиться?» Толеген обрадовался, узнав его: "Это ты?

Какими судьбами?!" Дана разглядывала этого мужчину, и он ей не нравился. Бугристое лицо, с которого никакие кремы и массажи не смогли стереть следов оспы, глаза почти без ресниц, дорогой, неприлично дорогой костюм, крепкий запах одеколона… Она вздрогнула и еще во сне проговорила: «Лучший друг, лучший друг…»

Из транса ее вывели громкие голоса, стук сапог по доскам пола. Дана подняла голову из пушистого воротника, попыталась встать, но ноги ее не держали.

Она слышала, как звучали искаженные голоса в нескольких рациях сразу.

– Это милиция? – жалко спросила она.

– Вы кто такая? – спросил ее резкий голос, перекрываемый шипением рации.

– Дана Сулимова. Я… А кто вызвал милицию?

– Одевайтесь! – приказали ей.

– Да я одета… – прошептала она и наконец поднялась на ноги.

Давно наступил день – такой морозный, что воздух, казалось, дымился. Муха вошла в большой окраинный универмаг. Она могла бы поехать в центр, где выбор больше, но и милиции там было больше.

Прежде всего ей нужно было обменять валюту.

Для этого она нуждалась в паспорте, а вот паспорта у нее не было. Муха решила попробовать наудачу. Ни слова не говоря, она положила в выдвижной лоток обменного пункта две стодолларовые бумажки и стала ждать, когда у нее потребуют паспорт. Табличка, извещающая о том, что обмен производится только при наличии паспортов, висела у нее перед носом. Но сонная, ярко накрашенная девушка за стеклом даже не взглянула на нее. Она придвинула к себе лоток и спустя две минуты выдала Мухе рубли. Первый шаг ей удался. И это немного приободрило девушку.

Она быстро огляделась в магазине, поднялась на второй этаж и нашла отдел, где продавались парики.

Девушка торопливо примерила два из них – пепельно-русый и рыжевато-каштановый, с длинными кудрями. Остановилась на втором. Потом она отправилась в отдел косметики и купила светлую пудру, коричневый карандаш для бровей, коричневую тушь для ресниц, оранжевые румяна и бледно-персиковую помаду.

Также она приобрела острые ножницы и небольшое зеркало. В третьем отделе она купила дешевую черную сумку средних размеров, из кожзаменителя, и уложила туда покупки. После чего спустилась на первый этаж, где располагался платный туалет. Запершись в кабинке, она убедилась, что ее не видно снаружи – дверца была достаточно высокой. Муха поставила зеркало на крючок для сумок, вынула ножницы и быстро, не раздумывая и не вглядываясь, обрезала свои длинные волосы почти под корень. Волосы она завязала узлом и выкинула в мусорную корзину.

Смахнула с лица приставшие волоски, почистила пальто и надела парик. Он сел на голову плотно, как шапка, и совершенно изменил ее лицо. Муха достала косметику и торопливо накрасилась, стараясь, чтобы брови и ресницы были как можно ближе по цвету к парику. Потом она спрятала ножницы и зеркало в сумку и несколько раз спустила воду в унитазе, чтобы оправдать свое долгое нахождение в кабинке.

Теперь, оказавшись на улице, она чувствовала себя не такой беззащитной, не такой заметной. «Что я дурью маюсь? – спросила она себя. – Азиатов в Москве сколько угодно. Всех не проверишь». Она подумала о паспорте. Паспорт ей, конечно, необходим. Но не ее собственный. Ей нужны другие документы, чтобы выехать из Москвы… Чтобы выехать…

Она вдруг остановилась. «А зачем? – внезапно подумалось ей. – В Москве спрятаться легче. В других городах я никогда не была… Ехать домой нельзя. Куда же мне деваться? Надо оставаться в Москве… Я тут затеряюсь, меня не найдут…»

От этой мысли ей стало радостно. Уезжать из Москвы не хотелось. Она и сама понимала, с какими трудностями ей придется столкнуться, но сейчас не желала думать о них. Только одно темное пятно маячило у нес перед глазами – труп сестры. «Ее выбросят на помойку, ее забудут, – подумала она. – Теперь я знаю, что с ней случилось… Но больше с ней ничего уже не случится никогда… Может быть, все к лучшему?»

Она представила себе, как Дана в это время разговаривает с адвокатом, и презрительно скривилась: «А ты попалась, стерва! Я же знала, что рано или поздно ты попадешься! Погоди, ты еще повертишься!»

Муха быстро шла по направлению к метро. Водителю, который подвозил ее, она перестала доверять еще на полпути – уж слишком подозрительно он ее рассматривал. И потому попросила высадить ее куда раньше, чем они добрались до цели. Теперь до квартиры, которую для нее снял Иван, ей предстояло добираться общественным транспортом. Муха смело вошла в вестибюль метро, краем глаза заметила милиционеров, стоявших возле кассы и проверявших документы у каких-то парней похмельного вида. На Муху они даже не взглянули. Она спустилась по эскалатору, вошла в вагон, блаженно вздрогнув от теплого воздуха – за эту ночь она достаточно намерзлась. Правда, в парике ей было куда теплее – он играл роль шапки.

До квартиры в Царицыне она добралась без приключений. Подходя к дому, внимательно осматривалась, выискивая взглядом машину Ивана. Ничего похожего она не заметила. Но и это ее не слишком расстроило. Муха поднялась в квартиру, заперлась на оба замка и осмотрела комнаты. Несомненно, после ее ухода сюда никто не заходил. Она скинула пальто, сдернула парик, который успел ей надоесть, и с помощью ножниц развинтила телефонную трубку.

Испорчено было что-то внутри микрофона.

Вскоре Мухе удалось понять, в чем было дело.

Один из проводков отсоединился. Она отключила телефон от сети, подвинтила медные проволочки к гайке, собрала трубку и включила телефон в розетку. Теперь он работал – гудок был ясный, непрерывный. Муха думала недолго. Она набрала номер матери Ивана. Прослушала долгие гудки и положила трубку. Разделась и легла спать.

Проснулась она уже в сумерках. Села в постели, прижав руки к глазам. Голова раскалывалась от боли.

Телефон звонил!

Муха вскочила и босиком подбежала к аппарату.

Схватила трубку и молча поднесла ее к уху. Там тоже молчали, но трубку не клали. И ей, в свою очередь, не хотелось откликаться первой. Она ждала почти минуту. Наконец ей стало жутко, и она положила трубку. Через некоторое время телефон зазвонил снова. Она опять слушала тишину, не откликаясь. Ей хотелось сказать: «Ваня, это ты?» Но она не решалась.

На этот раз связь прервали на том конце провода.

Ни о каком сне уже не было речи. Муха оделась, умылась, с ужасом глядя на свою небрежно остриженную голову. «Какая я уродина…» – подумала она.

Девушка принесла в ванную ножницы и попыталась придать волосам более пристойный вид. Получалось плохо – рука у нее заметно подрагивала. Телефон в комнате молчал. Муха вымыла голову, обмотала ее полотенцем, заварила чай. Телефон молчал.

Она снова позвонила матери Ивана. На этот раз ей повезло – ответил женский голос, уже ей известный. Муха быстро заговорила:

– Простите, я – знакомая Ивана. –Нельзя ли узнать, как можно его найти?

– Кто говорит?

– Это его подруга… – пробормотала Муха.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросила женщина, и Муха поняла, что если она не назовется, то надеяться ей не на что.

– Меня зовут Любовь, – сказала она. Муха понадеялась, что Иван не забыл, как переводится ее имя на русский. Надежда была невелика, но своим именем она представляться не могла.

– Любовь? – Женщина заметно заколебалась. – Видите ли, я даже не знаю, где он может быть. Вчера вечером он мне звонил, а сегодня еще нет.

– Я знаю, что у него сейчас неприятности, – сказала Муха. – Мне он тоже вчера позвонил. Я и хотела узнать, может, выяснилось что-то новое?

– А, вы в курсе дела… – запнулась женщина, – Я ничего не знаю. Оставьте свой телефон. Если он мне позвонит, я передам, чтобы он вас нашел.

– Вы скажите просто, чтобы он позвонил Любе, – настойчиво сказала Муха.

– Я передам.

– И обязательно передайте, что я починила свой телефон, – попросила Муха, которую осенила дополнительная идея. – Он вчера сломался, так, может, Иван думает, что мне нельзя позвонить.

– Я передам, – еще холодней отозвалась мать и повесила трубку.

Телефон зазвонил спустя два часа. Муха схватила трубку и радостно сказала:

– Слушаю?

– Э-м, – раздалось в трубке. – Лаврушин Иван Павлович здесь проживает?

– Кто? – У Мухи сел голос.

– Иван Павлович Лаврушин.

– Да, да… – пролепетала она, совершенно растерявшись.

– Позовите его.

– А его нет.

– С кем я говорю?

– Это… – У Мухи голова шла кругом. – Квартирная хозяйка.

– Он у вас снимает квартиру?

– Да, я тут пришла… Показания счетчика снять.

– Придет – передайте, чтобы позвонил Борису.

Он знает.

– Я передам. Если только дождусь…

Муха повесила трубку. Ее колотила нервная дрожь. «Значит, он дал кому-то этот адрес… – подумала она. – Значит, все мои просьбы для него тьфу… Ему все равно, найдут меня или нет. Что делать? Отсюда надо уходить. К нему еще гости придут, чего доброго. А он-то? Неужели думал, что я ушла? А может, даже обрадовался этому?»

Она припомнила сцену, после которой они расстались, и решила, что Иван в самом деле не рассчитывал больше ее увидеть. И все же она никуда не пошла. Она ждала.

Иван позвонил поздним вечером, в двенадцатом часу. Голос у него был усталый, нерадостный:

– Привет, Люба.

– Привет, – откликнулась она.

Иван вдруг рассмеялся:

– А я понял, что это ты матери звонила. Любка а что? Тебе идет.

– Ваня, приезжай, пожалуйста.

– Тебе все время что-то нужно.

– Прости меня, – отчаянно сказала она. – Ну, всякое бывает, я же не ангел… Но ради Бога, приезжай. Мне только поговорить с тобой, и ты меня больше не увидишь.

Иван промолчал.

– Да, вот еще что… – продолжала она уже почти без надежды. – Тебе звонил какой-то Борис. – А… И что он говорил?

– Ничего. Спросил, кто я. Я сказала, что квартирная хозяйка.

– Ну и молодец.

Голос его звучал сдержанно, и Муха теряла надежду его расшевелить. Она предприняла последнюю попытку:

– Знаешь, я ведь кое-что узнала насчет твоей девушки.

Иван так и вскинулся:

– О Таньке?!

– Да, о Таньке… Ты приедешь? Нельзя же по телефону.

– Я приеду, – пообещал он.

Он явился в третьем часу ночи. Муха его уже не ждала. Когда послышались долгие, резкие звонки в дверь, она испуганно подкралась к ней и долго прислушивалась. Там слышалось тяжелое дыхание, явно пропитанное алкоголем.

– Ты? – робко спросила она.

За дверью поскреблись, и она расслышала его голос:

– Открывай.

Муха отперла дверь. Иван вошел, толкнув ее плечом. Не разуваясь, не глядя на девушку, вошел в комнату, сел на постель и стал искать в кармане куртки сигареты. Искал он их долго, то и дело промахиваясь мимо прорези кармана. Муха заперла дверь, вошла в комнату и молча смотрела на него, прислонившись к косяку. Горло у нее сдавило. Она ничего не могла сказать. Иван поднял на нее покрасневшие, заплывшие глаза и кивнул:

– Ну и что ты хотела мне сообщить? – Говорил он вполне нормальным голосом, а вот взгляд у него был застывший, неживой.

– Ваня, я… – Муха хотела сесть рядом с ним, передать ему все, что с нею случилось, просить совета, помощи… Но, увидев, какими глазами он на, нее смотрит, только и сказала:

– Таню убила Дана.

– Маленькая худая женщина с горбатым носом, брюнетка, – процедил Иван и наконец извлек из кармана сигареты.

– Ну да… – растерялась Муха. – Она пришла туда к пяти часам вечера и застрелила твою девушку… Она хотела только узнать, где ты… Чтобы через тебя найти меня… Она знала, что других московских знакомых у меня нет… Она дьявол! Она вошла туда… Девушка отказалась ей отвечать, где ты, и стала звонить в милицию… Дана выстрелила…

– Я потерял в милиции пять часов, – заговорил Иван, как будто пропустив ее слова мимо ушей. У меня сняли отпечатки. Потом я час сидел в вонючем коридоре и чего-то ждал как дурак. Потом меня вызвал следователь. Танькина мать через своего братца-мента уже вкрутила ему мозги в нужном направлении. Меня часа полтора мурыжили, вытаскивали все про нас с Танькой… И не только. Мне описали Дану. Я ее сразу узнал по описанию. Не знаю, было это по мне видно или нет…

– Откуда они узнали про Дану?

– Ее заметили соседи во дворе, на лестнице. Они не уверены, была ли это убийца. Но во всяком случае, этой женщины там раньше никто не видел.

Кстати, следователь ни слова не сказал, что баба была слепая.

– Господи, если они выяснят, кто это такая… – пробормотала Муха. – Не дай Бог, не дай Бог… Твоя машина и так в этом деле мелькает… А тут еще Дана…

– Следователь меня трепал, как собака палку..

Деньги… Откуда у меня деньги? Это их тоже заволновало. Я не представляю декларацию о доходах, видите ли. На что я живу? Где я работаю? Я не ответил на эти вопросы. Мне было очень приятно!

– Ваня… – прошептала Муха, подходя к нему и опускаясь перед ним на колени. – Ванечка, прости, все из-за меня.., – Потом… – Иван затянулся сигаретой и зажмурил слезящиеся глаза, – потом он предложил мне рассказать, где я в тот день был и что делал… Так где-то с четырех до шести. Выстрел слышали в районе пяти часов.

– А ты не мог ему сказать? – спросила Муха.

– Н-да… Сказал бы я… – Иван все еще не открывал глаз, было видно, что ему плохо. – Я бы ему сказал… – И замолчал.

Муха легонько сжала его руку, потом осторожно вынула у него из пальцев сигарету и погасила ее в пепельнице.

– Ложись, – тихо предложила она. – Давай я тебя разую…

– Не хочу.

– Если бы я могла, Вань, я бы сказала, что ты был со мной… – прошептала она. – Но это же будет смешно…

– Тебе все смешно, – выдавил Иван. – Машину мою угнала – смешно. Мне чуть дело не пришили. Убили Таньку – очень смешно… Мне показали Танькину фотографию. После. Поняла?

Муха гладила его руки.

– Танька была вся… – Иван вдруг вырвал у нее свои руки и резко встряхнул их, будто запачкал в грязи.

Муха встала с коленей и отошла к окну. Она с трудом удерживалась от слез. Ей было страшно сказать хоть слово, не говоря уже о том, чтобы о чем-то его попросить.

– А потом, когда меня выпустили.., под подписку о невыезде… – заговорил Иван с какой-то издевкой, – я поехал обеспечивать себе алиби. Это, конечно, плохо, что я не подумал заранее… Конечно, это очень даже не важно, что я сразу не сказал следователю, где был и что делал. Я обещал ему вспомнить. А тот сказал, что если не вспоминается, то лучше не напрягаться.

– Скотина… – прошептала Муха. – Он над тобой издевался!

– Да ну, милейший дядя! – усмехнулся Иван. – Я решил попросить друзей, чтобы они подтвердили, что я провел время с ними. И можешь себе вообразить – у меня нет друзей!

– Отказались?! Все?!

– Нет, что ты? Просто не оказалось никого. Ты это понимаешь? Дожил до тридцати… И никого. Серегу убила ты.

– Я…

– Молчи, – попросил он таким голосом, что ей стало нехорошо. – Молчи, пожалуйста. Я все уже знаю, все слышал про твои несчастья. Я позвонил матери… Спросил, до скольких она работала в тот день. Она сказала, что до шести была на работе. Ты понимаешь, что и она мне в этом случае не годится… Я думал, я долго думал… – Он вдруг засмеялся, каким-то визгливым смехом, неестественным для мужчины:

– Я позвонил своей бывшей жене Она меня едва узнала. Обрадовалась, предложила встретиться. Мы встретились… Я заехал за ней, мы поехали в ресторан. Сидели там, как… Двое придурков. Говорить не о чем. Я хотел ее попросить. И ты понимаешь, посмотрел на нее… И не попросил.

А она, конечно, сразу поняла, что я ее позвал не потому, что соскучился. Разговора не получилось. Она, знаешь, стала красивая. Она и раньше была ничего. А теперь вообще… Вроде бы замужем. Я видел какое-то там кольцо. Как ты думаешь, почему она решила со мной встретиться?

Муха поняла, что ответа от нее не ждут, и промолчала. Он опять закурил, но на этот раз сигарету держал ровнее. Его рука перестала дрожать. На Муху он не смотрел.

– А потом она ушла. Встала и сказала, что должна ехать. А я остался. Нарезался… Да. Один. Мерзкий там был ресторан. Все на тебя смотрят. Потом… Я поехал к матери. Я сам уже не помню как…

Меня остановили гаишники, я дал двести долларов. Отпустили . А там, понимаешь, кафе. Я туда зашел, там знакомая работает… Друг детства… Моя это первая женщина… Я к ней зашел Вот почему так – Наташку я любил, а эту дешевку только терпел… А говорить мне не о чем было с Наташкой.

А с Галкой мы общий язык нашли… Скажи – может, я теперь такой подонок, что мне только такие бабы и остались?

– Все может быть, – сказала Муха. – А что бы ты хотел услышать?

Иван отмахнулся:

– Пошла ты… Галка сказала, что она мне поможет Что она может сказать, что я был с ней… Она в тот день не работала, на больничном. Короче, у нее был запой Повезла меня к себе на квартиру… Странно, как она еще не пропила квартиру. Мы там просидели… До часу ночи.

– Она сделает тебе алиби? – спросила Муха.

– Поможет…

– Значит, у тебя все хорошо?

Иван дико на нее взглянул:

– Ты это называешь – хорошо? Почему ты еще здесь? Что тебе тут еще надо? Я дал ментам этот адрес, я должен был дать адрес, где я живу. Я тут живу, ты поняла? А ты… Уходи.

– Я уйду, – выдавила Муха. Она растерянно оглянулась, схватила парик, сумку…

– Зачем ты постриглась? – спросил Иван. – Тебе не идет.

Она молча вышла в ванную. Красилась через силу – рука почему-то немела, будто свинцом налитая. Она ждала, что сейчас он откроет дверь, войдет, обнимет ее. Что-то изменится, что-то останется, как было. Но он не вошел. Уже полностью одетая, подкрашенная, в парике, она остановилась на пороге комнаты.

– Я ухожу, – сказала Муха. – Вань, ты выпутаешься. Я заметила, что ты счастливый. Знаешь? У счастливых даже лица какие-то особенные. Ты выпутаешься. Хочешь поспорим?

– Пока, – бросил Иван.

– Я… – начала она, но, увидев его каменную спину, замолчала, положила ключи от квартиры на подлокотник дивана и ушла.

Глава 19

– Если вы хотите говорить о деньгах, тогда обращайтесь не ко мне. Я эти вопросы не решаю. Предложение у вас интересное. Но денег под него вам вряд ли удастся достать.

– Вы считаете? А я вот думаю, что мое предложение должно вас заинтересовать. Это уникальное предложение. Я пришел прямо к вам, потому что вам эти сведения дороже, чем другим.

– И я дороже за них заплачу? Я за них платить вообще не буду. Забирайте ваши бумажки, забирайте, все понятно и так.

– Но вы должны понять, что в таком случае я пойду к другим людям.

– Я это понимаю. Вы, журналисты, не останавливаетесь на полпути.

– Я не журналист.

– Мне безразлично, кто вы. Я вас не знаю. Больше времени вам уделить не могу, – Мое дело было предложить. Если вы отказываетесь… В таком случае вам не за что будет меня упрекать, когда эти сведения узнает кто-то еще.

Первый, к кому я обратился, были вы!

– Убирайтесь…"

Запись кончилась. Следователь отжал кнопку. Жумагалиев слушал запись внимательно, склонив голову набок. И сейчас он не переменил позы, будто продолжал слушать тишину.

– Вы, надеюсь, узнали этот голос? – спросил его следователь.

– Да. Это был тот, с телевидения… Странный такой человек.

– Значит, этот разговор вы помните?

– Отлично помню. Не знал только, что он записывался. Удивительно, как я не подумал, что этот человек станет все записывать. Это было на него очень похоже…

– Ну а какое у Константина Кукушкина было уникальное предложение? – поинтересовался следователь. – Какие материалы он вам собирался предъявить?

Жумагалиев усмехнулся:

– А жаль, что он записал только конец нашей беседы. Было очень любопытное начало. Да, жаль…

А пришел он ко мне, чтобы предупредить, что меня хотят столкнуть с моего места, если можно так выразиться. И причем сталкивать будут грубо, без церемоний. Вплоть до убийства.

– Значит, речь шла об этом?

– Об этом. Жаль, очень жаль, что Константин не записал начала беседы… Там ничего больше нет? – Жумагалиев кивнул на диктофон.

– Ничего.

– Может, стерли нарочно? Видите ли, если бы записано было все… Вы бы так со мной не разговаривали. А в таком виде эта запись, конечно, играет против меня. Сдается мне, что этот, как его…

Кукушкин, да, тоже являлся частью их плана…

– Их – это вы о ком?

– Да понимаете… – задумчиво протянул Жумагалиев. – Не знаю, надо ли об этом… Получается, что он был прав, этот Кукушкин. Он принес мне доказательства, то есть это были косвенные доказательства… Что один мой близкий человек – друг, понимаете? – копает под меня, метит в мое кресло. Но вот в чем дело – я Кукушкину не поверил. Знаете, часто бывает, что у богатых людей требуют деньги…

За чепуху. Приносят им какие-то скандальные сведения о близких. Играют на чувстве личной опасности… Тут надо быть очень осторожным. Ну а я человек здоровый. То есть не люблю подозревать людей попусту. Я прогнал этого Кукушкина, потому что мне не понравилось его поведение. Если бы он еще не требовал денег за эти сведения. Я бы тогда его выслушал внимательней. А он требовал денег.

– И вы отказали?

– Конечно.

– А что за сведения он вам принес?

– Не имеет значения. Да ничего конкретного там не было. Косвенные доказательства. Не знаю, как они к нему попали. Понятия не имею. Да… – Жумагалиев задумчиво смотрел на диктофон. – Почему же он не включил свою игрушку раньше? Простите, это я так, думаю вслух.

– У вас, значит, были враги?

– Как не быть. Были.

– Например?

– Да не перечислишь. Я не хочу называть никаких имен.

– И теперь вы хотите меня убедить, что вас, по вашему выражению, хотели скинуть? И теперь вот скидывают?

– Пожалуй, так. Меня не смогли убрать легальным путем. Надо ведь было представить материалы о том, что фонд действует противозаконно. А у них были только слова. Одни слова. Собачий лай. Знаете, этим можно произвести впечатление на телезрителей, если умело подать… Но вот на органы впечатления не произведешь. Они, видимо, решили меня подставить по-другому. Вот вы мне толкуете, что я заказал этого несчастного Кукушкина, потом его жену. Абсурд! Вы говорите – у вас есть данные. Почему же я не видел этих данных? Где люди? Где свидетели? Ну, покажите мне хотя бы еще один диктофон с записью, где я договариваюсь с киллером!

– Еще одного диктофона у нас нет, – признался следователь. – А кое-что другое есть. Вот, почитайте.

Почитайте, прошу вас. – Он протянул Жумагалиеву несколько листов бумаги, напечатанных на машинке.

Жумагалиев взял их, близоруко поднес к глазам, принялся читать. Мало-помалу он зашептал текст вслух:

– «…И тогда Толеген попросил меня найти человека, который решил бы его проблемы. Я не знала таких людей, но стала искать. Мне удалось уговорить одну девушку, приезжую из Казахстана. Толеген обещал ей хорошо заплатить и в общем выдал ей на руки восемь тысяч долларов за оба убийства. Она была согласна на все. Ее звали Боссарт Мухаббат Викторовна. Она приезжала в Москву потому, что у нее тут год назад пропала сестра, Алия, а ее сестру я знала, она у меня работала по дому. Мухаббат была тренированной девушкой, она хорошо стреляла…»

– Что за бред? – громко спросил Жумагалиев.

– Вы прочитайте, тут не так много.

– Кто это говорит? – Жумагалиев быстро заглянул в последний листок и вдруг выпрямился на стуле. – Дана?!

– Дания Сулимова, ваша подруга. Да вы прочитайте, потом обсудим.

Жумагалиев углубился в чтение. Теперь он читал молча. Наконец отложил листки:

– Полный бред! Невероятный бред! Как вам удалось заставить ее дать такие показания?!

– Она дала их совершенно добровольно.

– Она больной человек! Наркоманка. Бывшая.

Не знаю, что с ней случилось, почему она… – Жумагалиев оттолкнул от себя листки. – Да это бред!

Она наняла Мухаббат, которую, кстати, я знал лично?! Она что, убила Мухаббат?!

– Да, сегодня на рассвете. Сделала ей укол. Мы пока не знаем, что это был за препарат, тело на вскрытии.

– Боже мой. Нет, я этого просто не могу вместить… – Жумагалиев опять схватил протокол допроса. – Можно?

– Сколько угодно.

Жумагалиев прочел все еще раз, пока следователь курил. Окончив чтение, он молча пожал плечами.

– Вы ничего не можете прокомментировать? – спросил следователь.

– Ничего.

– Считаете, что Сулимова лжет?

– Абсолютная ложь. Чего ради только… Этого Константина Кукушкина, эту Ирину Кукушкину я видел по разу! По одному разу! Константин вел себя глупо, Ирина говорила чужие глупые слова – но что же, я ради этого должен был заказать их убийство? Да это нелепо. Мне приходится выслушивать куда более крутые вещи, куда более оскорбительные. Почему же я тогда не заказал второго ведущего этого дурацкого шоу, этого, как его… Не помню, как там его?

– Да вы не нервничайте, – посоветовал следователь. – Если можете предоставить нам доказательства, что Сулимова солгала, предоставьте их. А мы будем сопоставлять факты.

– Почему я должен доказывать вам мою невиновность? Тут правовое государство или нет? Я что – должен еще одного следователя нанять, личного?

– Можете нанять частного детектива, это не запрещено. Только у него должна быть лицензия. А правовое государство тут ни при чем. Убивать не Позволено нигде.

– Могу я поговорить с Сулимовой?

– Обязательно поговорите. Попозже.

– Она арестована?

– Да, сегодня утром взята с поличным.

– То есть…

– Да, с телом Боссарт.

– Значит, вы и меня… – протянул Жумагалиев.

– К сожалению, сегодня я уже не могу отпустить вас домой.

Жумагалиев встал:

– Грандиозно.

– Что вы говорите? – не понял следователь.

– Я сказал – грандиозная афера. Я не Имел в виду следствие и лично вас.

– Да вы сядьте, сядьте. Разговор еще не окончен.

Жумагалиев устало сел и кивнул:

– Ну, если вы так считаете…

– Я три дня назад просила вас прийти! – сказала Ира, кутаясь в халат и поджимая под кровать голые ноги в тапочках.

Она сидела на своей неудобной постели, а следователь, в накинутом халате, расположился рядом на стуле. Ире было неловко, что он видит из-под халата ее ночную рубашку, и потому она немного терялась.

– У меня сейчас совсем нет времени. Мне передали, что вы звонили, – сказал следователь. – Как вы себя чувствуете?

– Пока неважно… Но это не важно! – сказала Ира и смутилась еще больше, оттого что так неловко выразилась.

Следователь улыбнулся.

– Я не шучу! – заметила она. – Когда я была после наркоза, я не совсем вас понимала… А потом, когда вы приходили, я тоже была немного не в себе.

Сейчас-то голова прочистилась. Я вам так много хотела сказать…

– Что-то вспомнили?

– Да. Вам кассету отдал этот журналист, Игорь? Я слышала, что это он передал… Я уже не помню, я вам говорила или нет, что диктофон мне подкинули?

А он вам не говорил?

– Подкинули? – переспросил следователь. – Он же принадлежал вашему мужу?

– Нет!

– Как это нет? Кассета его, значит, и диктофон его.

– Я никогда не видела диктофона! Мы были не настолько богаты, чтобы иметь вещи, которые нам не нужны. А ему эта штука была не нужна.

– Ну, вы могли не знать, что у него был диктофон. Еще что-нибудь?

– Я никогда не видела этого диктофона! Кто его мне принес?

– Вы у меня спрашиваете?

– Простите, я не хотела… – Ира опять засмущалась, натянула на грудь расходящиеся борта халата. – Я только хотела сказать… Нет, больше ничего. Но надо же понять, как он у меня оказался? Я уверена, что до похорон его не было! И когда делали обыск, не было!

А потом он появился. У меня даже такое ощущение, что в квартиру кто-то входил, пока я была на кладбище, и подкинул мне его…

– Ну, посудите сами – разве вам было до диктофона? Вы могли его не заметить в те дни.

– Заметила бы!

– Ирина Викторовна, это, может, интересно, но не так существенно.

– Почему?

– Потому что дело, в общих чертах, закончено.

– Жумагалиев… Сознался?

– Он может и не признать своей вины. Но есть факты, есть показания.

– Он арестован?

– В предварительном заключении. Будет суд, и вы, разумеется, будете присутствовать в качестве свидетеля.

– Я… Я не буду свидетелем! Поймите, я чувствую – тут что-то не так! Почему эта кассета появилась после смерти Кости? Почему Костя говорил на кассете, что мне угрожает опасность? Я тогда еще не работала на телевидении!

– Ирина Викторовна, все это возможно объяснить. Телевидение, вероятно, тут и ни при чем.

– А что при чем?

– Ваш муж в процессе подготовки передачи, вероятно, столкнулся с некими фактами деятельности Жумагалиева… Которые мог передать и вам. Это объясняет его опасения.

– А я все-таки не согласна!

– Ирина Викторовна. – Следователь встал. – У меня сейчас очень много работы. Давайте увидимся позже? Если у вас будет что мне сказать.

Ира проводила его взглядом и легла в постель, не снимая халата. Она лежала, согнув ноги, глядя в потолок, скрестив руки на груди. Потом резко села, поморщилась – сильно закружилась голова. Ира обулась, вышла из палаты.

Сестричка, листавшая за своим столиком какой-то журнал, подняла на нее глаза:

– Звонить, Ирочка?

– Звонить.

– Сончас не пропускай.

– Я все равно не усну.

Ира спустилась на первый этаж, где были бесплатные телефоны-автоматы. Здесь гуляли сквозняки, стояли в коридорах каталки, грелись возле батарей мужчины в мешковатых пижамах и их родственники.

Кончалось время посещений. Она дождалась, когда освободится автомат, набрала номер, украдкой стрельнула глазами по сторонам. Но рядом никого не было – коридоры быстро пустели, близился сончас.

Ира выслушала долгие гудки, которые издавал аппарат, стоявший в ее собственной квартире. Потом нажала на рычаг, задумалась и набрала другой номер.

– Да? – сказал музыкальный девичий голос.

– Позовите, пожалуйста, Сашу… – почти беззвучно выдохнула она.

– Его нет, – ответил музыкальный голос, с каждой секундой теряя свою музыкальность. – А кто его спрашивает?

– Вы – Наташа? – резко сказала Ира.

– Я?.. Да, я его жена, – торжественно ответила женщина.

– Я вас поздравляю, – сказала Ира. – Он живет у вас?

– А… Я поняла. Это Ирина, верно? Ирина, может быть, хватит? Пять лет это тянется, но может быть, хватит? – Теперь девушка говорила обычным голосом, без единой мелодичной нотки.

– А может, вы и правы, – вдруг сказала Ира. – Может, и в самом деле, хватит. Я… Не буду больше звонить. – И повесила трубку.

А когда Ира поднялась на свой этаж, вошла в палату, кивнув сестричке, сняла халат и легла на постель, она уже не думала ни о Косте, ни о диктофоне, ни о Жумагалиеве. Вместо мыслей была какая-то невыносимая тоска, какое-то серое пятно.

– Ира, капельницу будем ставить, – заглянула сестра.

– Давайте. Во мне уже, наверное, крови не осталось из-за ваших капельниц, – сказала Ира, стараясь улыбаться.

– Ничего, новая образуется, – приговаривала сестра, выкатывая из угла штатив, укрепляя капельницу и беря иглу. – Еще родишь, кровь тебе пригодится.

Ира вырвала у нее руку и заплакала.

– Вот ты мне скажи. – Галка подняла стакан на уровне глаз и поболтала его так, что водка ходуном заходила. – Ой, пузыри… Ну, ты мне скажи – хорошее было время, да?

– Еще бы, – подтвердил Иван. – Да ты пей, ведь налито.

Они выпили. Галка оглядела стол, отодвинула на край пустую посуду, навалилась на столешницу грудью, вылезающей из расстегнутой блузки.

– Вот разве теперь такие люди есть, как раньше? – сентиментально продолжала Галка. – Вот ты ко мне пришел. «Галя, помоги… Запутался». Я что – тебе хоть один вопрос задала?

– Ни одного.

– Видишь? А я же знаю, что ты ко мне к последней пришел.

– И вовсе нет.

– К последней, говорю! Не ври… Потому что брезгуешь мною. А что мною брезговать? Необразованная я? Так и ты необразованный. Нигде же не учился. Что – потому, что я алкоголичка? Ну, ты мне скажи – я алкоголичка?

– Нет.

– Да! Я алкоголичка! – значительно произнесла Галка. – А ты что – не алкоголик?

– Нет.

– И ты алкоголик. Третий день не просыхаешь.

Я же не спрашиваю, что с тобой случилось. Мне же по фигу. Я же твой друг. Да?

– Друг, – кивнул Иван.

Его с души воротило от Галки, но он почему-то не мог сделать такой простой шаг – встать и уйти из ее запущенной, грязной квартиры. Он запил по-настоящему – впервые в жизни.

– А теперь ты мне скажи… – вдруг перешла на шепот женщина. – Ты ее убил, а?

– С ума сошла?!

– А если не ты – на фига ты так вертишься? На фига ты меня просил? На коленях умолял?

– Ну ты и врешь. Где это на коленях? За тысячу баксов ты согласилась. Подруга… – Иван заставил себя встать.

Галка схватила его за руку:

– Обиделся? На пьяную бабу обиделся? Да сядь, я же пошутила. Ты ее не убивал… Я что – чеканулась? Ты не убивал. А им бы только дело на кого-то повесить. У меня папаша так сидел. Ни за что.

За тьфу, за полное фуфло. Ну, и что с ним стало?

Он вышел – и через полгода снова сел. Но теперь за дело. А чего он сел? У него нервы стали ни к черту. Подрался, схватил нож… Он что – придурок полный? Нет! А что он нож схватил? Потому что сидел… Тут, знаешь, все напрямую… – глубокомысленно заметила она. – Он мне говорил, когда я на свиданку пришла во второй раз: «Галя, я уже не человек, я этот…» – Она устремила взгляд в стол, помолчала и пожала плечами:

– Забыла…

– Галь, мне надо идти.

– Сиди! Я что хотела тебе сказать? Да… – Она встала, обошла стол и припала к нему всей тяжестью своего раскормленного тела, так что Иван чуть не пошатнулся. – Ты, если что, иди ко мне жить. А что?

Я здоровая. Я, ей-богу, здоровая. Как конь. Я, знаешь? Ну, короче, плевать… – Она отпустила его. – Я все равно тебе не нужна. Деньги совал… А что мне эти деньги? Я их пропью.

– Ты хоть за квартиру заплати, – посоветовал ей Иван, принимаясь шарить по углам в поисках своей куртки. – А то еще выселят.

– Права не имеют. Тут и папаша прописан, и мать… Слушай, она скоро придет. Ты погоди, она же обед сделает…

– Мне надо идти, Галь. Может, машину угнали.

Я же отсюда третьи сутки не вылезаю.

– Машину? Зажрался… – Галка смотрела на него с какой-то плохо объяснимой ненавистью. – Пришел… Разнылся… Помоги, Галечка… Деньги сунул…

А теперь тебе низко со мной посидеть?

– Галя, у меня работа.

– Работа не волк, – пробормотала она, вряд ли понимая, что говорит. И вдруг вскрикнула:

– Ну и катись. Катись! Все вы такие… Вам бы попользоваться. Косого видела… Серьезный мужик стал. Не поздоровался даже.

– Ты рассказывала.

Иван наконец нашел куртку и оделся. Ему было плохо, но он надеялся, что на морозном воздухе полегчает. Пересилив себя, он чмокнул Галку в соленую щеку:

– Пока, Галь. Я загляну на днях.

– Врешь!

– И спасибо тебе.

О" вышел, стараясь не слишком торопиться. Эта баба внушала ему отвращение. Но уйти от нее раньше он не "мог. Он ее боялся… Иван спустился во двор. Машину не угнали, но ее всю занесло снегом.

Он отпер багажник, достал щетку и тряпку и стал счищать примерзшую наледь. Почистил ветровое стекло, крышу, номера, заляпанные грязью. В это время машина нагревалась. Делал все это машинально, не думая о том, как он сядет за руль в таком состоянии.

"И что я взъелся на Галку? – подумал он. – Она одна мне помогла… Правда, что взять с алкоголички?

Еще пойдет к следователю и скажет, что я ее подкупил…" Но тут же сказал себе, что Галка никуда не пойдет, она для этого слишком ленива.

Иван не знал, приняли ли ее показания на веру. Их проверили и не обнаружили никаких несоответствий.

В кафе, где Галка работала, подтвердили, что Иван к ней как-то раз заходил и они вместе выпивали. Это было в тот самый день, когда Иван вернулся из Эмиратов. А Галка заявила следователю, что в день, когда погибла Танька, Иван приехал к ней домой. Она как раз была на больничном по случаю очередного запоя.

Иван ей будто бы жаловался на несложившуюся личную жизнь. Они выпивали до вечера, потом Иван стал звонить матери – и узнал про Таньку.

«Если Галкины показания приняли к сведению, меня оставят в покос, – подумал Иван. – Но если найдут Дану, меня в покое уже не оставят. Интересно, сделали там ее фоторобот или нет? Дана, плюс Жумагалиев, плюс Муха, плюс моя машина… Получается коллективное дело. А если Дану не найдут – получается типичный висяк. Так им и надо».

Он поехал в Царицыно. Иван все еще жил там. Он не желал искать другую квартиру, хотя бы потому, что уплатил за нее вперед, и уплатил немало. Войдя в квартиру, он осмотрелся.

«Ее тут не было, – понял он. – Ас чего бы ей сюда прийти? Я же ее прогнал».

Угрызений совести он не испытывал и ни о чем не жалел. Разделся и уже собрался лечь в постель…

Его рука наткнулась под подушкой на какой-то шелковистый комок. Он вынул оттуда ночную рубашку.

Расстелил ее на постели. Прошел в ванную, взял с полки гребень из карельской березы, массажку, снял с вешалки вторую мочалку, которой пользовалась Муха. Все это он упаковал в рубашку, а сверток сунул в пакет. Пакет вынес на лестничную площадку и спустил в мусоропровод. Вернувшись в ванную, чтобы вымыть руки, он увидел в раковине коротенькие черные волоски.

– Стриглась, – сказал он вслух.

Ему вспомнилась ее жалкая стриженая голова, ее испуганные глаза, ее молчание в ту, последнюю ночь.

Он открыл воду и подождал, когда волоски исчезнут в стоке.

«Куда же она пошла? – подумал он. – Куда она делась? Деньги у нее были. Не пропадет. Куда же она пошла без документов? В розыске, в парике… Дура, Гребень свой забыла».

Он прошел в комнату и позвонил матери:

– Ма, мне не звонили?

– Нет, – ответила мать. – Зато я тебе звонила.

Где же ты был три дня?

– У Галки.

– У этой ужасной…

– Ну да. Я теперь у нее часто бываю.

Мать уже знала про его алиби. Она ничего не сказала, когда Иван сообщил ей, с кем провел тот день, когда убили Таньку. Но было видно, что она бы предпочла, если бы сын обошелся без этого алиби.

– Вы пьете вместе? – спросила мать.

– В общем, да.

– Я давно тебя потеряла, – сказала мать. – Не понимаю когда… Ничего не понимаю.

– Мам, а не звонила Люба?

– Нет. Она больше не звонила. Вы встретились с ней тогда?

– Не встретились.

– Почему же? Она очень хотела тебя увидеть.

– Наверное, она все перепутала, – сказал Иван. – Телефон у нее по-прежнему не работает.

– Кто бы ни была эта Люба, она, конечно, лучше Галины, – сказала мать. – Ты бы подумал…

– О чем, ма?

– Как ты будешь жить дальше?

– А как я буду жить? Кончится следствие, помянем Таню… Я поеду отдохнуть.

– От чего отдыхать? Работать надо.

Иван усмехнулся. Если бы мать знала, о чем она говорит!

– И работать буду, мам, – пообещал он. – Только вот приду в себя.

Дни проходили, а ему никто не звонил. Галку он больше не навещал. Купил автомагнитолу, новые зимние ботинки на меху, телевизор – взамен хозяйского, который в один прекрасный вечер перестал показывать. Постепенно Иван пристрастился смотреть криминальные новости. Он все время ждал, что ему опять покажут Муху или что-нибудь скажут о ней.

В конце зимы он узнал, что дело Жумагалиева завершено. Этому делу была посвящена половина передачи. Иван слушал и совсем не узнавал этого дела, которое было ему так знакомо. Но больше всего он поразился, когда услышал, что наемная киллерша, совершившая оба нападения на супругов Кукушкиных, была убита любовницей Жумагалиева, некоей Сулимовой Данией, которая также была осуждена на пять лет. Иван выключил телевизор.

В начале марта он позвонил Борису, дяде Тани, и предложил встретиться в каком-нибудь приличном заведении, так сказать, на нейтральной территории.

Борис охотно согласился. На встречу он явился, к счастью, в штатском. Даже штаны были обычные.

И был, как показалось Ивану, не совсем трезв. Сперва они выпили, закусили, перебрасываясь ни к чему не обязывающими фразами. Потом Борис вдруг разговорился:

– Я против тебя никогда ничего не имел. И между прочим, насчет того, что ты ее мог убить, – это фуфло. Но Лариса на меня насела. Так что…

– Да ты не извиняйся, – сказал Иван. Они ухе были на «ты». – Лучше скажи – нашли кого-нибудь?

– Никого.

– Что же это получается? Убийцу видели, но не нашли?

– А ты думал? Часто так и получается. – Борис ткнул вилкой в последний кусок мяса на своей тарелке, выпил, закусил. – Ничего, найдем еще.

– Я вот что хотел спросить, – наклонился к нему Иван. – С меня же брали эту подписку, чтобы я был в Москве. А я хочу поехать отдохнуть. Могу я теперь ехать или еще нет?

– А чего? Поезжай, – усмехнулся Борис. – Эти подписки, между нами… К тебе что – участковый каждый день приходил? Проверял, дома ты или нет?

– Нет…

– Ну, так давно надо было понять, что ты никого не интересуешь. И езжай. Куда собрался?

– В Эмираты.

– По коммерции?

– Да, надеюсь хоть дорогу оправдать и расходы на машину…

– Не скромничай. Танька матери говорила, что у тебя деньги есть.

– Ну есть, – просто ответил Иван. – А почему у меня их не должно быть? Я ведь холостой. Не пьющий. Почти. – Он постучал ногтем по краю своего фужера. – Думаю завязать.

– Правильно, – согласился Борис. – Ты поезжай куда хочешь. Ты, главное, расслабься. Расслабься, слышишь?

Иван полез за деньгами. Борис сперва хотел расплатиться пополам, но Иван заставил его спрятать кошелек:

– Я приглашал!

– Ну, Бог с тобой. – Борис посмотрел на счет. – Слушай, хочешь совет?

– Ну?

– Не женись. – загадочно произнес Борис.

– Это почему?

– С этим… – Борис ткнул пальцем в счет, – с этим придется завязать. Если двое детей и зарплату по три месяца задерживают… Только премию иногда дают.

– Слушай, – сказал Иван, осененный идеей, которая ему понравилась. – Только без обид, ладно? Возьми у меня взаймы!

– Я не просил. – Борис удивленно посмотрел на него. Было видно, что предложение прозвучало неожиданно.

– Ну возьми – купи что-нибудь от моего имени Дениске. А? А то я сам туда идти не могу. Тяжело И опять же, Лариса…

– А, тогда ладно, – довольно легко согласился Борис.

Иван вытащил две стодолларовые бумажки, посмотрел в глаза собеседнику и добавил еще две. Тот молча спрятал. На улице они расстались.

Иван злился на себя: «Зачем дал? А тот зачем взял? Денис этих денег не увидит, а Борису подозрительно… Ну и пусть. И пусть. Взял – будет молчать. Может быть…»

Во всяком случае, на душе у него немного полегчало. Он жил в Царицыне, исправно платил за квартиру. Новых заказов не искал. Оружия не покупал.

Хотел поехать в Эмираты, но не поехал. Иван ловил себя на том, что все время чего-то ждет. Ложится спать, но прислушивается к телефону. Идет по улице и всматривается в лица. «Прямо хоть к врачу иди… – думал Иван. – Только к какому?» Все неприятные симптомы он списывал на свое безделье А делать ему было настолько нечего, что он – впервые за последние годы – не пропустил день рождения матери. Обычно он звонил ей уже неделей позже, привозил какой-нибудь подарок… И всегда чувствовал, что мать обижена. На этот раз он вспомнил об этой дате за несколько дней. Обрадовался, что нашлось хоть какое-то дело.

"Что ей купить? – размышлял Иван. – Духи сто раз дарил, и никогда не угадаю, что ей нравится.

Одежду? То же самое". Ему хотелось сделать какой-то необычный, интересный подарок. И он поездил по лучшим московским магазинам. К вечеру он так уставал, что засыпал сразу. А с утра отправлялся в путь Обедал в кафе. Отдыхал в машине. А подарка все еще не выбрал. И уже накануне дня рождения Иван понял, что заигрался, что придется ему что-нибудь срочно купить. Именно «что-нибудь», потому что ничего конкретного он так и не придумал. «Духи…» – обреченно решил он, входя в большой универмаг.

Духов было множество – глаза разбегались. Иван стоял возле отдела и машинально высматривал самые дорогие. Один угол прилавка был занят другим товаром – здесь на болванках висели парики самых странных цветов. Иван еще подумал, что таких волос у людей не бывает, и снова переключился на духи. И тут же снова обернулся к парикам.

На прилавке стояло большое овальное зеркало.

Возле зеркала – продавщица. А по ту сторону прилавка стояла Муха. Иван увидел ее длинные черные волосы, падающие на грудь, ее глаза, подкрашенные как-то по-новому, необычно… Муха смотрела в зеркало и поправляла волосы на висках, очень осторожно, внимательно вглядываясь в свое отражение.

Иван оттолкнул какую-то женщину, нюхающую крышку от духов, и прошел к парикам. Встал рядом с Мухой. Он не знал, на каком он свете, не мог выдавить ни одного слова. Муха его не замечала. Он видел ее маленькие руки с короткими ногтями и узнавал их. Узнал он се круглые детские щеки, ее маленький рол… Продавщица почему-то проявляла нетерпение. Муха повернула голову налево, направо, пытаясь увидеть свой профиль… Ее лицо оказалось совсем рядом.

– Привет… – сказал он.

Девушка отвернулась. Подняла обе руки к голове.

Быстро сорвала свои волосы… Иван не ожидал такого и отшатнулся. Ее голова по-прежнему была коротко острижена, только более аккуратно, чем в тот последний раз, когда они виделись.

– Вы не возьмете? – недовольно спросила продавщица.

– Нет!

Девушка схватила другой парик – он лежал на прилавке, ловко напялила его, надвинув на лоб каштановую челку, молниеносно расправила локоны по бокам и пошла к выходу. Иван мгновение смотрел ей вслед, пораженный этим превращением в шатенку, потом побежал за ней.

Догнал он ее на улице.

– Это ты? – шепотом крикнул он, становясь у нее на пути.

– Дайте пройти, – процедила девушка.

– Муха, ты?! А как же…

– Пропустите!

– Да я же тебя узнал! – Кого вы узнали? – произнесла она с явной угрозой в голосе.

Иван глядел на нее и ловил себя на том, что начинает сомневаться… Девушка выдерживала его взгляд довольно твердо. Наконец он шагнул в сторону:

– Ладно, я понял.

Но она не двинулась с места. Стояла, придерживая на плече сползающую сумку, глядя на него немного исподлобья. И вдруг с едва заметной улыбкой произнесла:

– Молодой человек, не угостите сигареткой?