Имя – Смерть

Вызвано приемом некачественного наркотического вещества типа «первентин». Сулимову удалось реанимировать, однако прием наркотика вызвал осложнения – сперва частичную, а потом полную потерю зрения (оба глаза). Также зафиксировано местное нарушение мозгового кровообращения. У пациентки были жалобы на сильные головные боли, головокружения, жар. После выписки из больницы Сулимова вернулась на прежнюю квартиру, средства к жизни продолжала получать от сдачи комнаты. Назначена пенсия по инвалидности, нетрудовая группа. Написать заявление на продавца наркотика, указать его, дать какие-либо показания против него – отказалась".

Иван дочитал, хмыкнул:

– Здорово! Вот бы ты всегда так работал!

– Раз на раз не приходится, – с сожалением ответил Юра. – На Сулимову там было много данных, хотя вообще баба ничего такого не отмочила. Пестрая жизнь… – Он вздохнул. – И вес равно, я денег даром не беру. Что упало, то пропало. Выпьем?

Иван покачал головой:

– Я сегодня за рулем. Ты пей. Пей, я сейчас уйду.

Только дочитаю.

Следующие сведения касались изображенных на снимках мужчины и парня. Юра сделал следующие записи: "Мужчина, у которого на коленях сидит Сулимова. ФИО: Жумагалиев Толеген Жумагалиевич.

1950 г.р. Родился в Москве, постоянно проживает…"

Следовал адрес прописки Жумагалиева. Иван прочел информацию и присвистнул:

– Большой человек, а?

– Не знаю, – лениво ответил Юра. – Денег у него достаточно, так что…

Он бросил косой взгляд на Ивана. Тот стал читать про парня: «Жумагалиев Толгат Толегенович. 1974 г.р.».

– Это сын, что ли? – спросил он.

– Ага. Сынок, – кивнул Юра и доверительно сообщил:

– Этого старшего Жумагалиева недавно по телику показывали. Как раз была передача про его фонд. Оказывается, там дело нечисто. Да иначе и быть не могло. А про пацана удалось узнать немного. Вот только, что родился, учился… Все еще учится, правда. Менеджмент, маркетинг. Папаша его сейчас в Америку отослал. Да ты почитай, почитай, там все написано! – гордо сказал он.

Иван прочел и поднял глаза:

– Все ясно. Паренек родился с золотой ложкой во рту.

– Не то что мы, грешные, – хмыкнул Юра.

– Конечно.

– Умный папаша у паренька, вовремя его услал…

Очень вовремя! – повторил Юра. – От греха подальше, что ли?

– Почему это?

– Не понял? Пацан в марте уехал.

Иван молча смотрел на него, не понимая, к чему тот клонит. Юра рассмеялся:

– Да, не выйдет из тебя мента. Девчонка, Алия, которая в розыске, она же как раз в марте пропала.

А на снимке они рядом. Если покажешь снимочек папаше – он тебе длинную деньгу отвалит, чтобы своего сыночка к делу не приплетать.

– Ну, вот этого я как раз не сделаю, – отрезал Иван, пряча бумаги и снимки в карман.

– Почему? Боишься? По-моему, ты парень отчаянный, резкий. Кого тебе опасаться?

– Слушай, ты свое дело сделал, и спасибо тебе. – Иван встал. – Я тебе должен что-то остался?

Юра обиделся:

– Иди ты…

На этом они и расстались. Иван поехал в Нахабино. По дороге он раздумывал, сумеет ли Юра найти хоть какие-то сведения о Мухе? Ведь та никогда не была прописана в Москве, он видел паспорт…

А Юра в основном давал сведения о москвичах.

«И деньги потерял, и не узнал ни фига, – подумал Иван. – Отвалил по двести баксов с персоны, всего восемьсот. А что узнал?! Только про Дану написано более-менее подробно, а про Алию – три строчки. Этот Жумагалиев мне до лампочки. Тем более его сынок». Он припарковал машину на платной стоянке, подальше от забегаловки, где была назначена встреча, и пошел туда пешком, пользуясь случаем выкурить на свежем воздухе сигарету. Дойдя до стеклянных дверей забегаловки, он огляделся по сторонам, сделал последнюю торопливую затяжку и вошел.

Клиентка уже его ждала. Он сразу ее узнал, хотя она описала себя скупо: «Я блондинка, буду в бежевом пальто с меховым воротником». Иван знал, что женщины определенного возраста очень не любят себя описывать. Им просто страшно говорить правду.

Эта женщина стояла за угловым столиком, нервно теребя сиреневую бумажную салфетку. Стульев в этой забегаловке не было – только высокие, по грудь, столы да табуретки перед стойкой бара. Убогая мебель, цветные лампочки, серебряная елочка над баром – здесь уже приготовились к, встрече Нового года. Женщине тут явно было не по себе.

Перед ней остывала тарелка с большим куском пиццы, стоял бокал с кока-колой, в нем плавали льдинки. Женщине, судя по виду, было за сорок. Но когда Иван молча встал к ее столику и вгляделся в ее лицо с близкого расстояния, то понял, что ей добрых пятьдесят. Мешки под глазами, несвежая кожа, нездоровая полнота. Она была сильно накрашена.

Полные губы в розовой помаде старались растянуться в улыбке.

– Здравствуйте, – сказал Иван. – Это мне вы назначили.

Она слегка наклонила голову. Потом стрельнула взглядом куда-то в сторону. Иван напрягся. Он понял, что она явилась сюда не одна.

– Я же вас просил прийти одной! – сказал он, резко оборачиваясь.

Ему не удалось понять, на кого смотрела женщина. Он быстро пошел к выходу. Иван не слышал, шел ли кто-нибудь за ним. И только па улице, немного отойдя от кафе, оглянулся. Никого. Он сунул в рот сигарету и уже собирался закурить, как вдруг из кафе появилась она. Женщина бежала за ним, придерживая руками пальто на пышной груди, задыхаясь. Ее высокие тонкие каблуки едва не подламывались на неровном асфальте. Иван дождался, когда она приблизится, оглянулся и внушительно сказал:

– Я же вас очень просил, чтобы вы приходили одна! Зачем вам охрана? Меня боитесь? Тогда нечего связываться.

– Постойте, вы не поняли… – Она была бледна от страха. – Я одна.

– Вы кому-то дали знак.

– Нет! Я смотрела, один ли вы пришли… – Она затравленно озиралась. – Я тоже боюсь… Постойте, надо же поговорить. Я больше не могу ждать. Я и так слишком долго ждала, когда вы мне позвоните. Пойдемте туда…

– Обратно? Нет. Давайте в другое место, – предложил Иван.

– Какое же? – Она посмотрела на часы и жалобно улыбнулась:

– У меня почти нет времени. Я сказала дома, что поеду в центр красоты в Нахабине…

То есть не совсем наврала.

– Вы что – отчитываетесь перед кем-то? – презрительно спросил Иван.

– Нет, но лучше сказать домработнице, куда едешь, чтобы потом не было вопросов. – Она опять взглянула на часы. – Послушайте, а где тот парень, первый? Я говорила с ним, а не с вами. Вы мне обещали рассказать, почему так случилось.

– Я его друг, – сказал Иван. – Мы работали вместе. Сейчас он, к сожалению, мертв.

– О… – выдохнула женщина. – Его убили?

– Нет, болезнь. Хроническая. – Иван припомнил то, что читал в бумажках у Юры, и вдруг автоматически выдал:

– Кровоизлияние в мозг.

– Понятно, – тихо ответила она. – Значит, вы вместо него?

– Да. Если я вас не устраиваю – скажите сразу.

А вообще-то я даю гарантию.

– Хорошо. Хорошо. – Она вдруг взяла его под руку и прижалась к нему пышным боком. – Пойдемте, вон до того лесочка… Прогуляемся. Я вам все тихонечко расскажу.

Иван сжал зубы и потащил на себе эту разговорчивую клиентку. Он предпочел бы, если бы она ему выложила сведения о муже, фотографию и аванс.

Больше его ничто не интересовало. Но с Серегиных слов он знал, что бабам необходимо выговориться, особенно если киллер симпатичный. А насчет своей внешности Иван был уверен – он как раз во вкусе такой тетушки. Женщина щебетала, то и дело пугливо оглядываясь:

– Я долго не решалась, я терпела, пока могла!

Но когда коснулось благополучия детей – мое терпение кончилось. Дети останутся без гроша, если он со мной разведется. Она постарается пас погубить!

Эта девица ужасная стерва… Вы тоже должны меня понять…

– Я понимаю, – вяло ответил он.

– Да, вы меня должны понять! – говорила она в каком-то припадке откровенности. – Мой муж… Ему пятьдесят с лишним. И вот он увлекся очередной соплюшкой, из тех, кто работает на его фирме. Новенькая. Я все знаю – его кадровику прямо приказано брать на офисную работу хорошеньких девушек. Якобы для того, чтобы привлекать клиентов. А больше, конечно, для него, для мужа… Ну, я бы закрыла на это глаза. Мне, в сущности, не привыкать. Я давно не обращаю на это внимания. Но он слишком увлекся. Он стал водить ее на презентации, на торжества к своим друзьям. Можете вы себе это представить? Все пришли с женами, с женами, поймите! А он один – с ней… И все меня знают, и все жены мне потом звонят и говорят: «А с кем это был твой Миша?! А она ничего, молоденькая, хорошенькая…» Знаете, такой хорошо упрятанный яд под видом сочувствия… У меня нет настоящих друзей, мне никто не поможет… Я буду погибать с детьми, а все они выстроятся вокруг и станут смеяться, злорадствовать…

Женщина остановилась. Трясущимися руками раскрыла лаковую черную сумочку, достала сигареты, протянула пачку Ивану:

– Прошу.

– Я свои.

Они закурили, причем женщина очень долго держала сигарету над зажигалкой Ивана. Наконец она втянула в себя дым и немного отстранилась. Ее густо накрашенные ресницы дрожали, она беспомощно смотрела на парня, и он видел, что клиентка едва не плачет. Иван решился:

– Давайте не будем терять время и портить нервы. Вы мне просто платите вперед, а я все делаю. Договорились? Зачем мне такие подробности?

– Чтобы вы поняли!

Женщина жадно затягивалась сигаретой, пускала дым по ветру, стоя к нему в профиль. Легкий пушистый мех колыхался возле ее нарумяненной щеки, смешивался с волнами обесцвеченных волос. Так она выглядела немного моложе. Видно было, что еще лет десять назад в нее легко было влюбиться. Но теперь все в далеком прошлом.

– Да я все понимаю, – ответил Иван.

– Ничего вы не понимаете, – прошептала она. – Сколько вам лет?

Этого он уже не мог стерпеть:

– Достаточно, чтобы делать свою работу! Так, теперь слушайте! Или вы сейчас же платите и даете мне нужные сведения, или я уезжаю! И больше никогда с вами не встречаюсь! Вы вообще понимаете, что мы с вами можем здорово засветиться?! Вы что – свидетелей не боитесь?

Она схватила его за руку:

– Не уходите! Мне больше не к кому обратиться… Совсем.

– Она кусала накрашенные губы. – Скажите… Потом, когда все будет кончено… Вы не станете меня искать, шантажировать? – Она не выдержала его взгляда, опустила глаза, стала рыться в сумочке – Вот . Я все принесла, что говорил ваш друг. Вот его фото. Это – данные…

Иван принял бумаги с чувством облегчения и в то же время вины. Наорал на клиентку, на пожилую женщину. Она ему в матери годится. Но если бы он не перехватил инициативу, она бы часа полтора исповедовалась.

– А деньги? – спросил он.

Она достала пачку долларов. Рука у нее так тряслась, что Ивану пришлось взять у нее деньги и самому пересчитать их. Она смотрела на все это непонимаюшими глазами. Наконец Иван закончил подсчет и поразился. Здесь было куда больше, чем они с Серегой обычно брали за дело. Дама принесла ему шесть тысяч долларов. Ровно. Новенькими, дивно пахнущими стодолларовыми купюрами.

– Здесь шесть, – едва слышно сказал он, готовый отдать ей излишки.

– Да? А сколько надо? – безжизненно спросила дама, опуская руку в сумку.

– Да ладно, все, все… – Иван спрятал деньги, побыстрее застегнул карман, чтобы женщина не опомнилась. – Вполне достаточно. Теперь доплачивать не надо, и встречаться больше не нужно.

– Когда вы это сделаете?

– На днях. Все, привет. И… – Он обернулся, сделав уже несколько шагов. – Смотрите не подавайте домашним вида, что чего-то ждете. Чтобы вас потом не заподозрили.

Она отмахнулась:

– Я давно уже этого жду… Никто ничего и не заметит.

И вдруг женщина задохнулась. Она стояла, выкатив свои бледно-голубые глаза, схватившись за горло рукой в перчатке. Иван неохотно спросил:

– Что случилось? Помочь?

– Да… Мне что-то нехорошо…

Он подошел, снова взял се под руку. Ничего не могло быть глупее, чем стоять с этой бабой под ручку на окраине Нахабина, у всех на виду. Правда, никого поблизости не было, но он знал – в этом нельзя быть уверенным на все сто. Обязательно найдется кто-то глазастый, кто потом не поленится сходить в милицию и дать показания…

– Проводите меня до машины, пожалуйста… – попросила женщина.

Иван чуть зубами не скрипнул:

– Я не могу этого сделать!

– Будьте же человеком… Моя машина там, возле кафе…

Иван различил в синих сумерках смутные очертания шикарной машины, припаркованной неподалеку от кафе, где он встретились, и прошипел;

– Вы должны были оставить ее подальше!

– О Боже… – Она повисла на его руке всей тяжестью своего раскормленного тела. – У меня сердце больное, как вам не стыдно читать мне нотации…

Помогите же!

Он дотащил ее до машины и даже помог ей туда сесть. Когда дама очутилась за рулем, она крепко сжала его руку:

– Я вас умоляю, не причиняйте ему боли! Пусть все будет быстро!

Иван вырвал руку и быстро ушел. Через минуту его обогнала машина с белокурой женщиной за рулем. Из салона доносилась развеселая музыка, в руке у женщины дымилась сигарета. Она даже не посмотрела на Ивана, когда ее шикарная машина дала колесом по луже… Взметнулась стена ледяных брызг, окатив левый рукав его куртки и левую штанину.

– Сука! – крикнул ей вслед Иван.

Но она уже умчалась, ей все уже было нипочем.

Иван почистил куртку перчаткой, потом ощупал карманы. Сегодня улов был богатый. Шесть тысяч…

И на этот раз ему не придется ни с кем делиться.

Но и помогать ему никто не будет.

Иван вошел на стоянку, заплатил сторожу, вывел машину и поехал в Москву. Он рассчитывал принять ванну, плотно поужинать и завалиться на диван, чтобы обдумать все детали нового дела. Танька не помешает – она будет лежать рядом и читать какой-нибудь ерундовый журнал. Она постоянно читает что-нибудь такое, про моду, про прически, про макияж… Настроение у него постепенно повышалось.

Когда он подъезжал к дому, он совсем успокоился. Неудача с поисками Алии, навязчивая клиентка, грязная вода на рукаве – все это мелочи перед тем, что он вышел сухим из воды во время следствия. Как будто ангел-хранитель помог, не иначе! Ведь до него было так просто добраться – только руку протяни…

«Не Дмитрий ли Александрович помог? – подумал он. – Да нет, еще чего?! Такие участковые только в кино бывают. Ни за что бы он не стал меня выгораживать, даже за деньги Хотя и знает меня с детства, а все-таки мент есть мент».

Он открыл дверь своими ключами. Танька выглянула из кухни и хмуро спросила:

– Ты где был?

– На работе.

Она уже не верила сказке, что он охраняет банк.

Видимо, поговорила на этот счет с мамой, а мама убедила ее, что Ивана и близко к такой работе не подпустят.

– Тебе тут, между прочим, звонили, – загадочно продолжала Танька.

– Мама?

– Нет, не мама, – так же загадочно ответила она. – Какая-то девушка.

– Да ну? – удивился Иван, сбрасывая куртку. При Таньке невозможно было достать деньги и снимки – вот они, издержки семейной жизни, едрена мать.

– Девушка, которая попросила к телефону Ваню, – уже ядовито продолжала она. – Ага? Что?

– Да ничего, – ответил он. – Подумаешь, повод для расстройства. Как ее зовут?

– Она мне этого не сказала. Сказала, что позвонит позже.

– Ну, понятно. – Иван задумался. – Не знаю, кто это может быть? Я никому телефона не давал.

– А я уверена, что давал, давал!

– Да отвяжись ты. Бога ради. – И только тут он заметил, что она торжествующе размахивает каким-то черным шнуром. – Это что такое? – спросил он.

– Что? Это, миленький, шнур от телефона!

Он вырвал у нее шнур и увидел, что вилка с него сорвана. На конце сиротливо торчали две медные проволочки.

– Где вилка? – гробовым голосом спросил он.

– Нету! Выбросила в окно! – крикнула она. – Чтобы эта девка никогда тебе не дозвонилась!

– Зачем ты сломала телефон, идиотка? А если мне кто по работе позвонит?

– Из банка?

– Хотя бы из банка!

– Ты все врешь, все!

Визжала она так, что он был вынужден зажать ей рот ладонью. Она билась, стараясь вырваться, а он терпеливо смотрел на ее искаженное, покрасневшее лицо и думал, как легко любая девушка превращается в истеричку. Просто ужасно, что с ними делается, стоит только поселиться в одной квартире! Или ему просто так везет?

– Угомонись, – попросил он ее. – Ты бы хоть подумала, что самим придется его чинить.

Она больше не вырывалась, и он отпустил ее. Потом взялся прилаживать оборванные проводки к телефонной розетке. Ничего не выходило – без вилки никак не обойтись.

– Тань, я не верю, что ты выбросила вилку. Ты ее спрятала.

Она не ответила.

– Дай мне, я починю, – попросил он.

Таня молча рванула на себя дверцу кухонного шкафчика и швырнула на стол пластиковую телефонную вилку:

– На, гад! Чини! Чтобы она тебе смогла дозвониться!

Иван молча принялся за ремонт. Закончив его, он еще с минуту сидел на полу, возле подключенного телефона, и думал, как ему быть дальше. Работать, имея под боком Таньку, нельзя. Она рано или поздно обо всем догадается. О любви уже речи быть не может. Таньке надоело сидеть по целым дням одной. Он никуда с ней не ходит, ничего ей не дарит… Иван достал и; – кармана куртки три сотенные долларовые бумажки и позвал ее:

– Тань, иди сюда.

Она прибежала, как будто предчувствовала подарок. Увидев деньги, она немного поморщилась:

– Это что?

– Тебе на платье.

Таня взяла и пожала плечами:

– Ты все же какой-то дикий. Лучше бы цветов принес.

– Давай деньги обратно, куплю тебе цветы.

– Да ладно. – Она спрятала бумажки в карман джинсов. – Какой ты есть, таким ты и останешься.

Тебя уже не переделать.

– Хорошо, что ты это поняла.

– Для тебя это, наверное, хорошо, – обидчиво возразила она. – А для меня не слишком. Почему я одна должна приспосабливаться, крутиться как белка, прислуживать тебе? Почему ты, например, не хочешь меня понять?

– Да почему я всех должен понимать?

– А кого еще?

Иван замолчал. Он вовсе не собирался ей рассказывать, как ему исповедовалась в Нахабине жена удачливого коммерсанта. Сегодня еще жена. А послезавтра скорее всего будет уже вдова.

– На ужин сегодня пельмени, – нарушила Танька молчание. – «Ленинградские». Я купила сметанку, горчицу, уксус яблочный, зелень. Будет вкусно.

– Ты уже сварила?

– Варю…

– Все, я через минуту сажусь за стол!

Он побежал мыть руки. Вскоре зазвонил исправленный телефон. В ванной шумела вода, и Иван не мог слышать, о чем говорит Танька. Потом она открыла дверь и со слезами на глазах крикнула:

– Тебя! Она!

– Черт, это, наверное, ошибка. – Иван обнял Таньку за плечи и втолкнул на кухню:

– Накладывай, я сейчас разберусь. – Он взял трубку:

– Да?

И в ответ раздался знакомый голос – негромкий, нежный, очень спокойный:

– Ваня? Ты меня узнаешь?

Он ее узнал. Еще позавчера он сказал бы: «Алия, где же ты пропала?» Но сегодня у него язык не поворачивался называть ее так.

– Привет, Муха, – сказал он.

Она тихо рассмеялась:

– Какой ты умный…

– Ага, я не такой дурак, как ты считала. Ты где?

Как узнала мой телефон?

Муха все еще улыбалась – это было слышно по ее голосу:

– Понимаешь, я стала думать: как ты нашел Дану?

И поняла, что ты никак не мог ее найти, кроме как через Майгуль. Я поняла, что ты был в общаге. Значит, сдавал паспорт на вахту. А на вахте, Ваня, есть журнал, куда записывают имена и паспортные данные всех, кто посещает студентов. И твои данные тоже записали. Глупенький, а ты и не знал?

Ивану не понравилось, что его паспортные данные записали в какой-то журнал. Конечно, если бы это было ему заранее известно, он бы еще подумал, проходить ли через вахту или найти какой-то другой путь. Но теперь было уже поздно. Муха продолжала:

– Я туда съездила, поговорила с вахтером, просмотрела журнал и узнала твои данные. Ну а потом нашла адрес, где ты прописан. И твой телефон. Поговорила с твоей мамой. Она мне сразу дала этот телефон. У тебя очень вежливая мама. Потом я позвонила сюда. Тут я тоже поговорила с какой-то милой девушкой. Вот и все, Ванечка.

– Как ты старалась, чтобы меня найти, – сказал он, стараясь съязвить.

– Очень старалась, – невозмутимо подтвердила Мухаббат.

– Мне вернули машину, которую ты угнала.

– Да? Это хорошо. Ты меня должен простить, но я… – Муха запнулась. – Ваня? Ты меня слышишь?

– Да, я слушаю.

– Мы должны увидеться.

– Зачем?

– Ты мне нужен.

Он не знал, что ей сказать на это. Спустя полминуты Иван выдавил:

– Но при встрече ты мне ответишь на пару вопросов. Сама знаешь каких. Насчет Сереги. И еще вопросик есть.

– Я отвечу на все твои вопросы, – напряженно сказала она. – Ванечка, ты мне нужен. Я попала в неприятное положение. Я даже говорить с тобой боюсь. Понимаешь?

– Где ты?

Она помолчала, потом предложила:

– Если ты на машине, выезжай из дому и кати к метро «Новослободская». Как ты поедешь?

– Погоди, дай сообразить… – Иван задумался, потом ответил:

– Через центр.

– Значит, немного не доезжая до метро, тормознешь и подберешь меня. Я тебе проголосую.

– Ты будешь одна?

– Да, – ответила она, чуть запнувшись. – Да, я буду одна. Я осталась одна. И повесила трубку.

Иван бросился на кухню, присел к столу и придвинул к себе тарелку с пельменями. Таня к своей тарелке не прикасалась. Она сидела, вертя в руке баночку горчицы, прикусив нижнюю губу, не глядя на Ивана. Тот торопливо поел, обжигаясь, не успевая подуть на ложку, вскочил, напился холодной воды из чайника и заявил:

– Еду по делу, когда буду – не знаю.

– Ты меня погубил, – с надрывом произнесла она. – Зачем ты меня опять позвал?

– Тань, хватит.

– Мама мне сказала, чтобы я не возвращалась…

Что мне теперь делать? Куда идти?

– Никуда.

– Остаться здесь? – Она вышла вслед за ним в прихожую и смотрела, как он шнурует ботинки. – А что мне тут делать? Ждать тебя? Мыть полы, после того как ты по ним пройдешься в уличной обуви? Стирать тебе рубашки? Еще что?

Искать для тебя каких-то баб? Отвечать на их звонки?

– Тань, потом поговорим.

– Никогда ты со мной не поговоришь! Никогда не скажешь правды! Потому что ты все время врешь, все время!

– Пока! – Он открыл дверь, но она подбежала к нему и крикнула:

– Давай приведи ее сюда ночевать! Ляжем все втроем на диване, вот будет здорово! Ты же этого хотел? Сознайся!

– Дура!

Танька со слезами распахнула дверцы шкафа и достала оттуда комок желтого шелка:

– Вот! Вот! Ты спрятал, но я нашла! Когда меня не было, она тут ночевала! На подушке ее волосы Она брюнетка, да?! Красивая?! Я не дура, нет, я как раз не дура!

Иван узнал рубашку, которую нашел в коммуналке. Протянул руку:

– Отдай.

– На, подавись!

Рубашка полетела ему в лицо. Он успел ее перехватить в полете, скомкал, сунул в пакет и выбежал к лифту. Дверь квартиры хлопнула так, что стены содрогнулись.

Через час он подъезжал к «Новослободской». Уже метров за двести он заметно сбавил ход и вел машину вдоль бровки тротуара, вглядываясь в прохожих.

Погода была мерзкая – в оранжевом свете фонарей крутился мокрый снег, «дворники» едва справлялись с работой. В довершение всего руки у него слегка дрожали. Он и сам не знал почему. Наконец он заметил на краю тротуара фигурку в длинном черном пальто. Откуда она появилась, Иван проглядел. Наверное, Муха ждала его в подворотне или за каким-нибудь киоском. Девушка резко подняла руку. Иван подогнал машину к ней, отпер дверцу.

– Давай скорей отсюда, – пробормотала Муха, впрыгивая в салон и хлопая дверцей.

Она съежилась в углу сиденья, как и тогда, в первый раз, когда он вез ее в город из аэропорта. Подняла воротник пальто, уткнулась в него носом и смотрела вперед, на дорогу, не шевелясь, не произнося ни слова.

– Куда едем, сударыня? – спросил он через некоторое время, когда справа появился ярко освещенный Савеловский вокзал.

– Куда хочешь, Ваня.

– Юмор?

– Нет. Куда хочешь, туда и вези, – А если я никуда не хочу?

Девушка посмотрела на него. Он затормозил возле коммерческого ларька, обрамленного мерцающими гирляндами:

– Выпить хочешь?

– Армянского коньяка? – слабо улыбнулась она. – Не откажусь.

– На этот раз обломись, тут его не продадут.

Иван вышел, купил в киоске пару банок джина с тоником, шоколад, сигареты. Вернулся в машину, высыпал покупки на колени девушке:

– На, с праздником тебя.

– С каким?

– С наступающим Новым годом.

Она с треском открыла одну банку, отпила, вздохнула:

– Новый год далеко, Ванечка, а беда близко…

– Да что ты говоришь? – издевательски всплеснул руками он.

– Да, Ванечка, я попала в беду. Прошу тебя, не стой тут. Поехали дальше.

– Погоди, надо сперва сообразить, куда ехать, – сказал он, закуривая.

Она тоже закурила, искоса взглянула на него:

– Ты на меня очень сердишься?

– Это мягко сказано.

– А за что?

– За все. Муха. За вранье, за удар по почкам.

Этого мало? За машину. Вернули только сегодня, голую, в чем мать родила. Пришлось все покупать, а магнитолы до сих пор нет.

– Это не я сделала…

– Ну а мне от этого не легче! – Он разломал шоколад, сунул в рот плиточку. – А еще тебе придется ответить за Серегу.

– Ваня, ты о чем?

Она смотрела на него так ясно и невинно, что у него горло перехватило от ярости. Надо же! Искать эту дрянь, эту стерву, чтобы избить ее до полусмерти, чтобы она призналась в убийстве, а теперь видеть эти глазки?! Он включил зажигание.

– Ты придумал, куда ехать, да?

– К другу.

– Нет, лучше бы туда, где мы будем вдвоем… – попросила она.

– А если я тебя в ментовку сдам? – резко повернулся он.

– Тогда… – Муха поставила недопитую банку джина на пол. – Тогда ты им окажешь большую услугу. Я в розыске.

– Поздравляю. А я нет.

– Ваня, я тебе все расскажу. Всю правду. Тогда ты сам решишь, виновата я или нет.

– Серегу ты убила?

Она молчала, а он предпочитал на нее не смотреть. Наконец Муха слегка кивнула.

– Не слышу?! – крикнул он.

– Я.

– За что, сука?!

– Ваня, тише, мы сейчас врежемся…'Смотри на дорогу… – Она положила теплые пальцы ему на запястье, придвинулась, вкрадчиво вздохнула:

– Он хотел меня изнасиловать.

– Врешь!

– Нет! Нет, это правда!

– Как это случилось?

– Я хотела тебя найти, я хотела вернуть тебе машину, – торопливо заговорила она. – Я пришла на ту квартиру, я пришла туда утром… Он был там.

Я позвонила в дверь, а он открыл. Ни слова мне не сказал, втащил в квартиру, потом в ту комнату. Велел раздеваться. Я поняла, что тебя там нет! Я хотела уйти, я ему сказала, что верну тебе машину, просила твой адрес… Но он раздел меня насильно, потом стал ломать мне руки, завалил на постель…

Потом он меня избивал!

Иван издевательски усмехнулся:

– Он – тебя?! Он тебя избивал?! Ты не перепутала, лапушка?! Ты же у нас большая специалистка по избиению парней!

– Ванечка, прости, но тогда мне надо было одно – сбежать от вас! Поэтому я и ударила тебя! Я не со зла! А он… Он был очень жесток… Он бил меня по голове…

– Как ты меня!

– Но ты парень! Ты мужчина! А я почти потеряла сознание. Он увлекся, еще бы немного – и проломил бы мне череп… Когда я пришла в себя, он уже кончал в меня… – Муха погасила окурок в банке с джином. Сигарета зашипела. – Подонок, мразь! У него закатывались глаза… Тогда я… – Она всхлипнула:

– Ударила его… По голове…

– Чем?

– Р-рукой.

– Там не было раны. Я осмотрел его голову.

– Я же говорю – била кулаком. Он немного ослабил хватку, тогда я вырвалась, вынула из своей куртки шприц и всадила ему укол…

– Врешь! Все было не так! Ты его уколола, когда он еще был на тебе! И ты с ним не дралась! Ты дала ему добровольно, чтобы всадить укольчик, когда он забалдеет и не сможет сопротивляться! Что я – Серегу не знал?! Он никогда не бил женщин! И тебя он не бил, поняла, сука?!

Муха вытирала слезы. Плакала она неподдельно – злобно, униженно, задыхаясь от ярости.

– Ну а если так? – выкрикнула она. – Если он меня не бил, а просто пригрозил, что побьет? Если он затащил меня в постель и обещал потом отпустить? А выхода у меня не было! Я не стала ждать, пока он кончит, и уколола его еще до оргазма! Почему я должна делать аборт от какого-то гада, которого второй раз вижу?!

– Но когда ты была со мной, мы не предохранялись, если помнишь!

– Ты – другое дело. С тобой я была по своей воле. Я сама тебе предложила. Ты согласился. Все было по справедливости.

– Ну и гадина же ты… Ты ведь и ему предлагала Забыла? Ты нам предлагала групповуху, чтобы мы тебя выпустили!

– А, ну эго же были исключительные обстоятельства… – протянула Муха. – Дай сигарету.

Он дал. Желание избить ее постепенно пропадало. Зато появилось другое чувство, уже знакомое ему.

Этой девчонке нельзя верить на слово. Половина из всего, ею сказанного, – ложь. Половина, если не больше. И в этой лжи он опять запутается…

– Ванечка, куда ты меня везешь? – снова спросила она. – Я в розыске, нельзя, чтобы меня кто-то видел. Мне нельзя на квартиру к твоим друзьям…

– А куда можно?

– Ты живешь не один? – мягко спросила она. – С девушкой?

– Да.

– Я помню, ты про нее говорил.

– У тебя хорошая память. Муха.

– Она рассердится, если ты не придешь ночевать? – спросила она.

– Она уже знает, что я не приду.

Муха рассмеялась:

– Предупредил? Ванечка, ты самый лучший из всех мужиков, которых я знала… Ты ничего из себя не строишь. Так хорошо с тобой общаться… У тебя есть деньги?

– Немного.

Иван похолодел от мысли, что в кармане у него до сих пор лежат шесть тысяч, полученные от жены коммерсанта. «Дурак, – выругал он себя. – Оставил бы их дома. У Таньки целее были бы. А эта еще и украсть может. Ей что машина, что бабки – все равно».