Глава 19

Аруба. Ноябрь

Тропический ливень колотил по шиферной крыше бунгало, выбивая ровный, неумолчный рокот. Если не считать шума дождя, в комнате стояла тишина.

Мрачными как ночь глазами Дэни наблюдала за Шоном.

Он словно не замечал ее присутствия. Шон склонился над маленьким обеденным столом, орудуя инструментами, купленными днем в Ораньестаде.

— И все же это чертовски неудачная мысль, — первая нарушила молчание Дэни.

— Джилли считает иначе. Потому он и упаковал винчестер и провода вместе с соблазнительными бикини.

— Мы собирались работать в команде.

— Проникать на территорию поместья слишком опасно для тебя, — отрезал Шон.

— Но не для тебя? — уточнила Дэни.

— Правильно.

— Вздор!

Шон вскинул голову. Его лицо не выражало никаких чувств, темные глаза оставались спокойными.

— Все, что мне понадобится, — пять минут посидеть за Катиным компьютером, — сообщил он.

— И это все? — насмешливо переспросила Дэни. — Почему бы тебе не вызвать добрую крестную и не попросить у нее золотую карету для такой цели?

— Такой транспорт будет слишком заметным.

— Черт побери, я не шучу!

— Разве я смеюсь?

— Шон, возможно, этот компьютер подключен ко всей системе безопасности.

— Нет.

— Откуда ты знаешь?

— От Бостона.

— А если он ошибся? — выпалила Дэни.

— А если нет?

Дэни вскочила, со злостью громыхнув стулом, и принялась мерить шагами комнату, наблюдая за Шоном.

Не глядя на нее, он завернул в пластик квадратную, металлическую коробку размером с буханку хлеба и затолкал сверток в мрачную темную пасть рюкзака. Шон выглядел не менее мрачно: темная рубашка с длинными рукавами, темные слаксы, темные волосы. Все облачение довершали черные туфли на резиновой подошве. Темная непромокаемая накидка-пончо свисала с ближайшего стула.

На первый взгляд его одежда выглядела модным тропическим курортным нарядом, и только при ближайшем рассмотрении обнаруживались многочисленные карманы. А еще более пристальный осмотр выявлял странный факт: ни один из предметов одежды на самом деле не был черным. Пятна темных оттенков на них сливались в беспорядочные узоры.

Ночной камуфляж, с удивлением догадалась Дэни.

— Что бы там ни утверждал Бостон, я не верю, что Катя обходится без кодирования своих файлов, — заявила она.

— Мне незачем читать их. Мне предстоит всего лишь сделать копии.

— Но…

— Никаких «но», — нетерпеливо прервал Шон. — На Кассандру работают отборные отставные хакеры. В молодости они однажды украли все месячные счета «Америкен экспресс» — просто так, ради шутки.

— Ты считаешь это убедительным?

— Более чем. Эти парни способны одной левой вскрыть любой коммерческий файл.

— Тогда почему же они не влезли в Катин компьютер?

— Она слишком умна, чтобы ставить на него модем. А нет модема, нет и доступа к машине. За исключением весьма старомодного способа.

Шон с улыбкой показал ножовку, которая тут же скрылась в рюкзаке вслед за винчестером. Он добавил еще несколько инструментов, оставив на столе только кусачки.

Когда Шон начал надевать рюкзак, Дэни шагнула к столу.

— Разреши, я пойду с тобой, — произнесла она. — В компьютерах я разбираюсь лучше тебя.

— Для такой работы моих знаний достаточно.

Кусачки Шон сунул в боковой карман своих черных брюк.

— Что же тогда прикажете делать мне, коллега? — холодно осведомилась Дэни. — Заламывать руки и молиться?

— Лучше присматривай за задней дверью.

— Что?

Шон выудил из кармана сотовый телефон, настроенный особым образом, — не подающий звуковой сигнал, а вибрирующий при поступившем звонке.

— Оказавшись внутри, я не смогу следить за камерами, — объяснил он. — Тебе придется подать мне знак, когда можно выходить.

Во взгляде Дэни сквозила ирония.

Шон улыбнулся.

— Ты же не хочешь, чтобы я вышел из кустов и стал звездой одного из самых безобразных домашних видеофильмов Арубы? — осведомился он.

Дэни прошла к окну и раздвинула шторы.

— Обе камеры укреплены на высоких опорах, — сообщила она. — Даже из кустов ты сможешь разглядеть их.

— Надеюсь, ты не много потеряешь?

— Только ощущение близкой смерти, которое так обостряет чувства, — проворковала Дэни в ответ.

В повисшей вязкой тишине оба прислушались к грохоту дождя по крыше.

Исподтишка наблюдая за Шоном, Дэни все еще надеялась на его согласие.

Немного помедлив, Шон подошел к ней и взял ее лицо в свои ладони. Мягко, но неумолимо его большие пальцы приподняли лицо Дэни — так, чтобы он смог заглянуть в ее глаза.

Дэни затихла: казалось, Шон вдруг сбросил маску. Жажда, которую она увидела в его глазах, потрясала и возбуждала.

— Я не дзен-киборг, — сказал Шон. — Когда я смотрю на тебя, я тебя хочу — всю целиком. Хочу так остро и глубоко, как только можно хотеть.

Он ощутил дрожь, пробежавшую по телу Дэни.

— Испугалась? — спросил он.

— Нет, — прошептала Дэни.

— И напрасно. Меня это пугает. Я одинокий волк и всегда был таким. Я никогда и ни с кем не делил жизнь. Но с тобой…

Он умолк. Его пальцы ласково прошлись по щекам и подбородку Дэни, замерев на быстро пульсирующей жилке на ее горле.

— Ты не такая, как все, — просто объяснил Шон. — Тебе удалось проникнуть в мою душу.

Минуту Дэни просто смотрела на него. Глаза Шона походили на его слова: честные, ясные, неумолимые. С такими глазами человек всегда останется тверд, как скала.

Всегда.

«Я могла бы полюбить этого человека, — думала Дэни. — Если бы позволила себе. И если бы он разрешил мне».

Она содрогнулась.

Шон тоже почувствовал ее. Напряжение, стремительно нарастающее между ними, грозило перейти в электрический разряд.

Внезапно он убрал руки.

— Ты поняла, что я имел в виду? мягко спросил он. — Сегодня я должен пойти туда один.

— Но…

— Выслушай меня, — яростно перебил Шон. — Я не в состоянии думать о тебе, не желая к тебе прикоснуться. Но я не могу прикоснуться к тебе, не забыв обо всем, кроме одного — как безумно я хочу тебя.

Порывистым движением Шон отвернулся от Дэни и уставился в окно, на черную ограду с блестящими кольцами колючей проволоки. Мысленно он считал повороты камер, выжидая момент, когда они одновременно выпустят из поля зрения заветный участок ограды.

— Тогда ночью, — произнес Шон, — я поцеловал тебя в надежде образумить.

— Что?

— Ты же боишься крупных мужчин, просто объяснил он.

— Но не тебя.

— Почему?

Дэни помедлила и пожала плечами.

— За все время, которое мы провели в этом чертовом ящике по дороге из Тибета, ты не… — Она замялась, отведя глаза.

— Не воспользовался преимуществом? — сухо подсказал Шон.

Дэни кивнула.

— Это еще не объясняет твое доверие ко мне, — возразил Шон. — В переулке, когда к твоим ногам упал мертвый Фан, я протянул тебе руку и ты ухватилась за нее. Почему?

— Я заметила тебя прежде.

— Ты видела и Касатонова. Ты приняла бы и его руку?

— Нет! — воскликнула Дэни.

— Почему, Дэни?

— Он не ты.

Она услышала прерывистый вздох Шона, а потом настала тишина, которую нарушал только барабанящий по крыше дождь.

— Ты всегда доверяешь своему чутью? — спросил он спустя несколько минут. Дэни покачала головой.

— Когда я была помоложе, — объяснила она, — я не прислушивалась к негромкому голоску где-то в глубине моего существа, который подсказывал, что хорошо, а что плохо.

— Так вышло и с твоим бывшим мужем? — догадался Шон.

— Да, — подтвердила Дэни. — Он был рослым, обаятельным красавцем. Нет, он не был душой любой компании, но и не производил впечатления болвана. Я убеждала себя: идеальных мужчин нет, я и сама далека от совершенства; подобные мысли возникают у любой невесты, и так далее.

Снова был слышен только перестук дождевых капель.

— После этой досадной ошибки, — продолжала Дэни, — я решила прислушиваться к своему чутью и послать ко всем чертям так называемую рассудительность.

Шон слегка улыбнулся.

— Вот теперь ты заговорила как истинная буддистка.

Дэни едва не рассмеялась, но спохватилась, что смех прозвучит истерически.

— Но мое чутье и рассудок, — продолжал Шон, — убеждают меня: я не смогу работать, если мне постоянно придется оглядываться через плечо и проверять, все ли с тобой в порядке. Тех, кто слишком часто оглядывается через плечо, быстро убивают.

— Но убивают и тех, кто подставляет спину врагу, — напомнила Дэни.

— Знаю. Потому останься здесь и прикрывай меня.

Дэни закрыла глаза, борясь со страхом, ворочающимся в ней, подобно живому существу.

— Я боюсь за тебя, — напрямик заявила она. Смех Шона прозвучал так же резко, как хруст ореховой скорлупы.

— А я — за тебя, — отозвался он.

— Тогда не бросай меня!

— Я всю жизнь учился защищаться, а у тебя такого опыта нет. Вот почему здесь старший я. Останься, Дэни. Обещай мне.

Она не издала ни звука.

— Дэни, я могу рассчитывать на тебя?

Она вдруг сникла. Ее опущенные плечи подсказали Шону ответ.

— Я остаюсь, — бросила она.

Ему захотелось подойти к ней, прикоснуться, успокоить.

Но он боялся себя, понимая, что конца этим прикосновениям уже не будет.

«Досадно, — мрачно размышлял Шон. — Можно подумать, будто ты никогда прежде не испытывал влечения к женщине».

И он вдруг понял одну простую истину: он и вправду никогда прежде не испытывал влечения к женщине — такого, как к Даниэле Уоррен.

Шон бросил взгляд на часы — пора.

Он поспешно схватил пончо, набросил его на плечи и застегнул молнию. Тень от капюшона упала на лицо. Не говоря ни слова, Шон толкнул дверь, выходящую в патио.

Не оглядываясь, он шагнул под дождь, в темноту, мегнулся к ограде, словно тень, и застыл у подножия высокой пальмы, слившись с ее стволом.

Ветер бросал серебристую завесу капель на прожекторы у ограды. Шону было незачем смотреть на камеры, чтобы узнать, в каком положении они сейчас находятся.

Он уже успел слиться с ритмом их вращения.

Вскоре камеры развернутся, и в зоне безопасности образуется прорыв. А до тех пор Шону приходилось ждать с неподвижностью камня.

Искусству сохранять неподвижность он научился у монахов Лазурной секты. Прасам Дхамса был превосходным учителем. Он разглядел в Шоне то, чего сам Шон никогда не замечал в себе, — терпение, преданность, интеллект, всепоглощающую жажду познать все, кроме смерти.

Дхамса также видел то, с чем Шон соглашался лишь нехотя: путь монаха не для него.

Теперь Шон все понял.

"Откуда ты узнал об этом, Прасам? — молча спрашивал Шон у старого учителя. — Я бы ни за что об этом не догадался. Исполнять обет воздержания оказалось не так уж трудно, как только я принял решение.

Но потом Даниэла Уоррен вложила свою ладонь в мою и доверилась мне, позволив спасти ее от смерти. Или же все было наоборот? Может, это она увлекла меня к новой жизни?

Надо спросить об этом у Прасама, когда снова увижусь с ним, — решил Шон. — Если, конечно, мы еще увидимся".

Подобно Дэни, его мучили мрачные предчувствия: слишком много дилетантов и неизвестности. И время не терпит.

Увесистые капли барабанили по мягкой водоотталкивающей ткани пончо Шона и ровными струйками стекали вниз. Края его штанин уже успели промокнуть насквозь. Но компьютерный диск в пакете оставался сухим.

«Недурственно, как сказал бы Джилли, — мрачно подумал Шон. — В данном случае человек — всего лишь орудие, предназначенное для того, чтобы внести машину на территорию „Гармонии“ и вынести обратно. Если человек промокнет — пустяки. Главное, чтобы машина осталась сухой».

Секунды, оставшиеся до открытия «окна» в ограде, отсчитывались в голове Шона с точностью метронома. Хотя его поза ничуть не изменилась, возбуждение будоражило кровь, по мере того как обратный отсчет близился к нулю.

Как всегда, Шон наслаждался ночной свободой. Он был готов принять вызов, испытать знакомое чувство уверенности в том, что он занимается своим делом, в котором он достиг высот и которое любил.

Иногда и это имело значение.

Но вместе с осознанием собственных обострившихся чувств он понял, что на этот раз что-то идет по-другому. Его определение свободы изменилось. Какая-то часть его существа изнывала от нетерпения под неподвижной оболочкой. Эта часть хотела, чтобы все поскорее кончилось и он смог вернуться к женщине, которая ждала его потому, что он попросил об этом.

Вот так — просто попросил.

Но Дэни была настолько же покорна и послушна, как пантера, защищающая детенышей; непритязательна, как дикий тропический закат. Она обладала бритвенно-острым умом, а иногда и таким же язычком.

Однако она доверяла Шону, как никто другой.

Даже он сам.

Дождь лил, не соблюдая никакого ритма. Небо озаряли беспорядочные вспышки молний, за которыми следовали раскаты грома. Предсказуемыми были только повороты камер и удары сердца Шона.

Он досчитал последние секунды и вышел из-за пропитанного дождевой водой ствола пальмы. Он не спешил. Черно-серые тона пончо обеспечивали надежную маскировку при таком дожде, а быстрые движения всегда привлекают внимание. Приближаясь к стальной ограде, он медленно извлек из бокового кармана брюк кусачки.

Несколько осторожных царапин по металлу убедили Шона, что ему невероятно повезло: либо до того, как Катя приобрела поместье, либо после кто-то покрыл ржавые железные прутья слоем черной краски. Краска быстро отслаивалась. Соленый воздух делал свое дело, разъедая мягкое железо под ней.

Прутья ржавели неравномерно. Одни оказались слабее других. Шон быстро обследовал несколько прутьев, выбрал из них один и взялся за работу.

Сначала кусачки легко вгрызались в ржавый прут, а затем металл столкнулся со столь же крепким металлом. Шон схватился за кусачки обеими руками и надавил изо всех сил. От натуги пот выступил у него на лбу и на спине, но он не издал ни единого звука.

Наконец челюсти кусачек сомкнулись с еле слышным хрустом. Опустившись на колени, Шон быстро перекусил прут еще раз, на высоте нескольких дюймов над землей. Трехфутовый кусок вертикального прута упал на песок.

Шон попробовал повторить ту же операцию с соседним прутом, но на этот раз ему не повезло: железный стержень почти не пострадал от коррозии. Шон передвигал кусачки вверх-вниз, вверх-вниз, но перекусить прут ему так и не удавалось.

Его мозг неуклонно вел отсчет секунд, но Шон не суетился. Он просто сжимал кусачки, пока мускулы на его шее не вздулись, а пот не полил сплошной струёй по спине под пончо.

Наконец еще один отрезок прута упал на песок. Шон убрал кусачки, подобрал оба прута и протиснулся в отверстие в ограде.

Спустя несколько секунд он оказался в зарослях кустов высотой до пояса, высоких цветов и в тени изящного тюльпанового дерева. Обильная растительность подтверждала предположение, что обитатели «Гармонии» не склонны следить за тем, как туристы разминаются на волейбольных площадках по соседству.

Кроме того, листва надежно скрывала из виду непрошеного гостя. Прежде чем ближайшая к берегу камера завершила оборот и начала возвратное движение к незащищенному участку ограды, Шон уже оказался под прикрытием.

Джилли с блеском провел бы эту операцию, размышлял Шон. Да и Бостон проделал отличную работу, изнутри подтачивая систему безопасности обожаемого босса.

Спрятав обрезки прутьев в кустах, Шон окинул взглядом поместье. Система сигнальных прожекторов была ничем не лучше ограды — она давно требовала ремонта. Шон легко перебегал от тени к тени.

Только прожектора у плавательных бассейнов были в полном порядке. Шон обошел то место, где его могли заметить в ярком луче, а затем по-пластунски переполз через дорожку, ведущую к пляжным домикам и белому песчаному пляжу.

Из одного домика донесся голос.

Шон застыл, опасаясь, что его обнаружили.

Но интонация голоса не изменилась.

Быстро заглянув в окно ближайшего домика, Шон убедился, что он в безопасности. Один из гостей поместья, судя по акценту, прибывший из Венесуэлы, что-то пьяно бормотал, уткнувшись в грудь молодой уроженки Арубы, а та, уставившись в стену у постели, скакала на нем, двигая бедрами, как автомат. Судя по выражению ее лица, можно было подумать, что она чистит серебро.

«Скачи, скачи, пастушка, — мысленно подбодрил ее Шон. — Мне бы не хотелось наткнуться в темноте на этого гостя».

Дождь с силой бил в землю. Сверкали молнии, над поместьем грохотали раскаты грома.

Эта гроза была и удачей, и проклятием Шона. С одной стороны, все звуки тонули в ее шуме, а обитатели поместья были вынуждены сидеть взаперти. С другой стороны, неожиданная вспышка молнии могла выдать присутствие Шона с таким же успехом, как луч прожектора, направленный на сцену, утонувшую во мраке.

Шон отполз от пляжного домика, пробрался сквозь дебри пуансеттии, доходящие ему до подбородка, и устремился к белому каменному дому, украшенному лепниной. Попутно он оглядывался, высматривая охранников. С какой бы халатностью они ни несли службу в отсутствие Касатонова, Шон знал, что охранники где-то должны быть.

Так и есть: один из них пристроился на плетеном стуле на веранде пляжного домика, спасаясь от грозы. Когда Шон проскользнул мимо, охранник всхрапнул так громко, что на миг заглушил шум ливня.

Второй охранник заигрывал с горничной в еще одном пляжном домике. В отличие от пары, только что увиденной Шоном, здесь и мужчина, и женщина казались одинаково увлеченными своим делом.

Шон не стал им мешать.

На большой дом налетел ветер, пригибая пальмы, громыхая тонкими ветвями деревьев диви-диви, как костями. Шон неслышно метнулся в тень, заметив охранников у ворот.

Мужчины сгрудились на веранде, покуривая и распространяя запах, вовсе не похожий на запах табака.

«Гашиш, — понял Шон. — Затягивайтесь глубже, парни, и приятных вам грез».

Возможно, Катя не дает спуску домашней прислуге, но держать в ежовых рукавицах охрану дома способен только хладнокровный ублюдок вроде Касатонова.

Шон двигался к дому, производя не больше шума, чем тень. Окна первого этажа были ярко освещены. Скрываясь в кустах, держась подальше от стекол, Шон осторожно заглянул внутрь.

Катя Павлова была единственной женщиной за столом в окружении хорошо одетых полупьяных мужчин.

Кто это — банкиры или отмыватели денег? Шон задумался. Впрочем, на Арубе эти занятия мало чем отличались благодаря «Гармонии».

Огненно-алое платье Кати подчеркивало бледность обнаженных плеч. Несмотря на теплый тон, она выглядела как ледяная статуя — надменная, блистающая совершенством, холодная.

Шон сразу понял, что к столу уже было подано немало блюд и вин. Перед мужчинами высились батареи бутылок бренди и ликера и крохотные, не больше наперстка, чашечки кофе. Пепельницы были переполнены, узлы галстуков распущены. Мужчины багровели, кряхтели и обливались потом. Некоторые тяжело откинулись на спинки стульев, глядя перед собой остекленевшими глазами.

На сегодня шлюхи избавлены от работы, подумал Шон. Половина этих мужчин не сможет пошевелить и пальцем.

Рядом с Катей стоял графин бренди и высокий стакан. Она проглотила изрядную порцию прозрачной золотистой жидкости одним махом, словно чай со льдом.

А может, это и вправду чай, засомневался Шон. Судя по виду, Катя не из тех, кто способен целыми ночами накачиваться бренди.

Катя улыбнулась сначала одному мужчине, затем другому. Склонилась к третьему, обнажая бледную кожу в вырезе платья. Четвертый был удостоен легчайшего прикосновения руки и мимолетного взгляда, обещающего неземные наслаждения. Остальные придвинулись ближе, соблазненные ледяным великолепием хозяйки поместья.

Обещания, обещания, цинично отметил Шон. Интересно, что сильнее возбуждает банкиров — округлости Кати или разговоры о деньгах? Во всяком случае, они готовы сожрать целиком ее ледяные прелести.

Шон отступил в темноту, чтобы завершить разведку возле основной части дома. Пульт управления системами безопасности размещался в глубине строения. Сквозь залитое струями воды окно Шон разглядел стену, целиком состоящую из небольших экранов, дающих коллаж из участков ограды, растрепанных ветром пальм, дождя, плавательных бассейнов, пляжных домиков и окрестностей большого дома.

Интерьера личных апартаментов Кати не было ни на одном экране.

Бостон был прав, удовлетворенно отметил Шон. Повелительница шпионов не желает, чтобы кто-нибудь шпионил за ней, даже под видом охраны.

Из всех мониторов комнаты внимание охранника приковывал только один, настроенный на коммерческий южноамериканский телевизионный канал. По нему передавали неестественно страстное совокупление двух мексиканских звезд мыльной оперы.

Одного взгляда на них Шону хватило, чтобы понять: эти актеры классом повыше шлюхи, которую он видел в пляжном домике для гостей.

Повернувшись, Шон обошел крыло, где размещались слуги, и сквозь заросли пуансеттии пробрался к дому Кати. В изолированных комнатах было темно и, по-видимому, пусто. Ни на веранде, ни поблизости от дома не виднелось ни единого охранника.

Чтобы удостовериться в этом, Шон обошел вокруг дома, который занимала Катя. Только в одном из окон брезжил слабый свет. Сначала Шон решил, что Катя оставила включенным телевизор, но затем ритмичная, предсказуемая игра тени и света подсказала ему, что луч отбрасывает экран компьютера, а не телевизора.

Шон направился к дверям, выходящим в патио. Отмычкой взломщика он с нежностью любовника попробовал хорошо смазанный замок. Медицинские резиновые перчатки на его руках ничуть не стесняли движений.

Замок поддался. Дверь бесшумно открылась.

Сорвав мокрый пончо, Шон запихнул его за растение в горшке, стоящем у двери. За пончо последовали грязные туфли.

Босиком, но не снимая перчаток, Шон скользнул в дом и закрыл за собой дверь.

Воздух в комнате был пропитан сладковатыми духами, запах которых показался Шону на редкость удушливым сочетанием избыточных доз жасмина и гардений. Застыв на месте, он внимательно прислушивался, пока его глаза привыкали к слабому освещению от прожекторов из сада.

В доме не слышалось чужого дыхания. Или движений. Не было и неуловимого ощущения чужого присутствия.

Спальня была кипенно-белой: белые шторы, белый ковер, белая мебель и безделушки.

Девственная белизна, язвительно подумал Шон. Катя соблазняет мужчин десятками, но никогда не спит с ними. Над нею властен только насильник, угрожающий ей смертью.

Само собой, она девственница.

Значит, душа красавицы Кати еще чернее, чем он думал. Когда-нибудь собственная развращенность погубит ее. Но до тех пор благодаря ей Катя особенно опасна.

Шон повернул в гостиную, освещенную мягким светом ночника. Он пригнулся, чтобы не отбрасывать тени на жалюзи. Осторожно пройдя по комнате, он приблизился к компьютеру, стоящему на низком рабочем столе рядом с баром.

Машина была в точности такой, какой Шон представил ее себе по описаниям Бостона, — настоящий шедевр компьютерной техники. Он был включен и работал. Оригинальная заставка изображала совокупление проворных, гибких, словно резиновых, парочек.

Шон коснулся клавиатуры. Экран мигнул ослепительным белым светом, заставившим его поморщиться. Шон убрал яркость, и экран засиял слабее.

Быстро вызвав меню, Шон принялся просматривать файлы. Как и ожидалось, почти все они были набраны по-русски. Однако номера и цифры в директориях оказались вполне понятными.

Для одного винчестера, прихваченного с собой Шоном, данных здесь было слишком много.

Просматривая одну за другой директории, Шон молча выругался. Хотя имена файлов не были зашифрованы, прочитать их не удавалось.