Риск (№2) - Тень и шелк

Каким шедевром была когда-то эта ткань, благоговейно думала Дэни. Даже ее обрывок великолепен.

Она с силой потерла пальцы в кармане пальто, согревая их и очищая трением, а потом с легкостью вздоха провела кончиками по краю ткани.

Благодаря многолетнему опыту и развитому чувству осязания она мгновенно ощутила податливость настоящего шелка и едва уловимые особенности текстуры, созданные искусной рукой ткача из уникальных нитей.

Ткань была точно такой же, как та, которую Дэни видела разложенной на крышке сундука в задней комнате лавчонки, куда вначале позвал ее Фан. Прикосновение шелка опытные пальцы Дэни отличали безошибочно.

Она быстро закрыла древний материал, завернула его, связала свиток лентой и бережно вложила обратно в трубку. Вздохнув с облегчением, она плотно завинтила крышку — это было все, что она могла сделать, чтобы сохранить хрупкую реликвию до возвращения в Америку.

Фан молниеносно выхватил алюминиевую трубку из пальцев молодой женщины.

— Вы довольны, — произнес он.

Это было утверждение, а не вопрос, но Дэни ответила:

— Да вполне.

— Деньги, мисс Уоррен! Тогда и я буду вполне удовлетворен.

Усмешка Фана была торопливой и явно обеспокоенной.

— Минутку! — попросила Дэни.

— К чему ждать? Близится ночь.

Дэни не нуждалась в подобных напоминаниях и все-таки колебалась.

Шелк был настоящим — в этом она не сомневалась.

Но недавнее преследование двух рослых иностранцев заставило Дэни вспомнить о бдительности.

— Откуда он у вас? — спросила она напрямик. Фан издал иронический смешок.

— Вам, людям с Запада, интересно только собирать клочки древней истории в виде шелка, — произнес он. — Какое вам дело до тайн современной торговли?

— Времена изменились с тех пор, как мы, жители Запада, впервые побывали здесь несколько столетий назад, — невозмутимо возразила Дэни. — Некоторые из нас хотят убедиться, что старинные реликвии правильно хранят, а не просто продают тем, кто предложит цену повыше.

Фан ухитрился ответить оскорбленным взглядом на недоверие Дэни. Он показал ей алюминиевую трубку.

— Я бережно обращаюсь с ним, — заявил он. — Мне тоже не все равно.

— Значит, вот почему на футляре несколько вмятин! — саркастически подхватила Дэни.

Фан попытался было возразить, но тут же пренебрежительно махнул рукой.

— Не мог же я таскать его с собой повсюду! — заявил он. — Теперь по всей Лхасе шныряют полицейские. Мне пришлось спрятать трубку в стене дома.

Но Дэни по-прежнему колебалась, чувствуя, что наступает самый опасный момент для нее. Уставясь на Фана, она разглядывала его худое, обветренное лицо.

«Ростом он не выше меня, — размышляла Дэни, — но отнюдь не слабак. Да, мне с ним не справиться. Как помешать ему забрать и деньги, и шелк?»

Нетерпение Фана нарастало.

— Еще один вопрос, — наконец произнесла Дэни.

— Но…

— Говорите прямо, — перебила она, — иначе я немедленно уйду.

Фан едва заметно кивнул в знак согласия.

— Почему вы подошли ко мне на базаре Бархор? — спросила Дэни.

Только мимолетное движение ресниц выдало удивление Фана.

— Вы же иностранка, — быстро нашелся он.

— Но в тот день там была тысяча других иностранцев.

— Вы покупали древние вещи.

— Этим занималось по меньшей мере пятьсот посетителей базара. Почему вы подошли ко мне, Фан? Почему выбрали именно меня?

Она ждала, не сводя глаз с Фана.

Но увиденное не успокоило ее.

— Видите ли, я… заметил, как вы разглядывали стяги Хампас у храма, — наконец сообщил Фан. — Вы прикасались к ним так осторожно, что я решил — вы интересуетесь шелком.

— Это правда? — негромко осведомилась Дэни. Фан кивнул.

— Стяги Хампас были сотканы совсем недавно, — сообщила она, — а вы знали, что я специалист по древним тканям.

Веки Фана дрогнули. Он промолчал.

— Вы хотите подставить меня? — напрямик спросила Дэни.

— О нет, нет, мисс! — поспешно воскликнул Фан. — У меня больше причин опасаться полиции, чем у вас.

— Тогда почему же вы выбрали меня, чтобы показать этот шелк?

Распростертый на ближайшей крыше Шон не знал, что делать: проклинать настойчивость Дэни или радоваться ей. До сих пор она с готовностью совала голову в петлю.

«Вовремя же вы спохватились, леди, — сардонически подумал Шон. — Оказались по уши в дерьме, а заметили это только сейчас. Ну, скажи же ей, Фан! Почему ты выбрал невинную профессоршу?»

Шону самому не терпелось услышать ответ.

Внезапно он услышал слабый, отдаленный звук — лязг металла по металлу — и мгновенно узнал его: такой шум могла издавать только открывающаяся задняя дверь фургона.

Опасность!

Десятки раз Шон слышал этот звук в засадах и во время ночного патрулирования в горах. Такие расхлябанные дверцы были у фургонов, перевозивших отряды солдат КНР. Эти дверцы требовалось опустить на землю, чтобы солдаты могли выбраться из фургона.

Шон медленно поднял голову и уставился в ту сторону, откуда донесся звук. На расстоянии семидесяти ярдов, у дальней стены дворца Потала, он заметил машину.

Еще несколько минут назад ее здесь не было.

Даже в сумерках Шон без труда различил зеленоватый оттенок мундиров — слишком часто ему доводилось видеть солдат КНР при любом освещении.

Фургон мог прибыть сюда незамеченным только с заглушенным двигателем и затормозить, одновременно опуская дверцу.

Это не обычный патруль, понял Шон. Это отряд специального назначения, действующий по тщательно продуманному плану.

Черт!

Шон повернул голову и вгляделся в сторону города. Он заметил еще несколько вспышек фар, приближающихся к дворцу.

«Фан и Дэни попались, как крысы в крысоловку, — подумал Шон. — И я тоже. Единственная разница — мне известно об этом».

Шон надеялся, что этой разницы хватит, чтобы спастись.

Но тут раздался еще один звук — скрежет кованых сапог по мостовой. Солдаты приближались.

«Я должен схватить футляр с шелком, — спокойно заключил Шон. — Другого случая может не представиться».

Он медленно приподнялся на крыше, взглядом прикидывая расстояние до Фана и алюминиевой трубки.

— Ну так что же, Фан? — допытывалась Дэни. — Почему из всех иностранцев, побывавших на базаре в то утро, вы выбрали именно меня?

Фан вздохнул с притворной улыбкой и сдался:

— Видно, вас не проведешь, мисс Уоррен. Я подошел к вам потому, что…

Его перебил негромкий, приглушенный хлопок.

Оружие с глушителем, мгновенно понял Шон. О Господи!

Дэни наблюдала, как на лице Фана отразилось изумление при виде внезапно образовавшейся в куртке дыры. Кровь хлынула из раны, Фана отбросило к стене.

Дэни невольно потянулась за алюминиевым футляром, когда китаец рухнул на булыжник мостовой, но было уже поздно. Фан накрыл его своим телом.

В замешательстве и недоверии Дэни уставилась на искаженное лицо и скорченное тело Фана. Тело тут же обмякло, но Фан не выпустил трубку.

Кровь перестала хлестать из свежей раны.

Вдруг Дэни осознала: Фан никогда не ответит на ее вопрос. Он мертв.

Когда Шон увидел, как Фан ударился о стену, у него не осталось сомнений в гибели китайца. С холодной точностью Шон рассчитал силу удара, громкость звука и траекторию полета пули.

Конечно, это дело рук русского, догадался Шон. Иначе и быть не могло. Китайцы-полицейские обходятся без глушителей. А они тем временем приближались с оружием на изготовку, грохоча тяжелыми сапогами по мостовой.

Годы воинской службы помогли Шону сориентироваться. Зная, что убийца по-прежнему не видит его, Шон медленно повернул голову в ту сторону, откуда донесся выстрел. Он уловил молниеносное движение.

Русский вынырнул из-за угла.

Дэни ахнула, увидев, как белобрысый, преследовавший ее весь день, вышел из тени на расстоянии тридцати ярдов.

Он целился в грудь Дэни.

— Не подходи к шелку, — предупредил он, — или умрешь.

Глава 3

Если не считать собственной реакции Шона, весь мир, казалось, пришел в замедленное движение. Так всегда бывало с ним в бою. Это давало ему возможность опережать большинство противников, не владеющих искусством коррекции времени.

Перекатившись на бок, Шон вытащил оружие из кобуры на поясе. Это был матово-черный мелкокалиберный пистолет с длинным стволом — удобная игрушка из тех, что предпочитают путешественники в Тибете.

Шон предпочел мощности точность попадания. В любом случае объяснить властям в таких местах, как Тибет, наличие маленького пистолета проще, чем крупнокалиберного многозарядного оружия, издающего оглушительный грохот.

Но прежде чем Шон успел прицелиться в русского, внизу кто-то закричал по-китайски:

— Не стрелять! Мы представители власти!

Двое солдат в зеленых мундирах появились между зданиями на расстоянии половины квартала.

Русский среагировал мгновенно. Переключив свое оружие на автоматический режим, он выпустил короткую и резкую очередь.

Солдаты нырнули под прикрытие и несколько секунд спустя открыли ответный огонь из автоматов.

Наконец-то Шону удалось увидеть русского в деле. Он был либо чрезмерно уверен в себе, либо смел или безумен. Или все вместе. Он отстреливался короткими залпами, потратив не меньше половины патронов, чтобы не подпускать к себе солдат.

Но вместо того чтобы воспользоваться преимуществом и удрать, русский скользнул в тень, подкрадываясь к мертвому Фану.

И живой Даниэле Уоррен.

Дэни тянулась к алюминиевому футляру, когда русский, увидев ее, дал по ней короткую очередь. Пули запели, со звоном отскакивая от булыжников.

Приглушенно вскрикнув, испуганная Дэни отпрянула и лихорадочно огляделась в поисках убежища.

Шон не знал, что ему делать — вздыхать с облегчением или взрываться от ярости, когда Дэни распласталась по дверной нише прямо под выступом крыши, на котором притаился он.

Не шевелясь, Шон мгновенно оценил ситуацию.

Русский снова сдвинулся с места, пользуясь естественным прикрытием узкой улочки. Он вновь дал две очереди в сторону солдат.

Они пригнулись и открыли ответную пальбу: вначале слышались звуки выстрелов только одного автомата, затем двух и трех. Вскоре шум отдельных выстрелов слился в непрекращающийся гул. Пули свистели, отскакивали от стен, выбивая из них осколки.

Русский укрылся в нише, чтобы сменить магазин. Затем, продолжая отстреливаться, решительно направился к своей цели.

Он был уже в десяти ярдах от неподвижного Фана и в двадцати футах от Дэни.

Шон хладнокровно прицелился в голову русскому. ,

Расстояние до русского было невелико, но, выстрелив, Шон рисковал раскрыть себя. Как только солдаты заметят его, у него останется не больше пяти секунд, прежде чем его собьют с края крыши.

Этого времени слишком мало, чтобы спастись самому, а тем более спасти шелк.

Шон различал цель русского — металлическую трубку в руке мертвеца. Она же была и его собственной недоступной целью.

Вдруг Шон увидел, как Дэни показалась из дверной ниши под ним. Она тоже устремилась к футляру.

Эта женщина не робкого десятка, с восхищением подумал Шон, жаль только, что ей недостает сообразительности.

Еле слышно он окликнул ее:

— Дэни, нет!

Дэни едва расслышала его, но узнала собственное имя. Застыв, она вскинула голову.

Русский проследил за ее взглядом. Он запрокинул белобрысую голову, зорко приглядываясь к краю крыши и примериваясь к трехсторонней перестрелке.

Шон впервые увидел оружие русского. Это был «узи».

Мир еще медленнее поплыл перед глазами Шона. Пока ствол нацеливался на него, Шон откладывал в памяти приметы вооруженного «узи» русского.

Затем он увидел дуло, уставившееся на него единственным глазом, и перекатился подальше от края, когда четыре пули одна за другой раздробили черепицу.

Выстрелы русского вызвали ответную пальбу китайцев. Он юркнул под прикрытие, а пули дробно застучали по стене там, где он только что находился.

Минуту китайцы не подозревали о существовании Шона. Они поливали огнем убежище русского, вновь вступив в смертельную пляску перестрелки.

Шон понимал, какой исход неизбежен. Численный перевес был на стороне китайцев, но русский опасно приблизился к футляру с шелком и находился рядом с укрытием.

Дэни следовало тоже найти себе укрытие, иначе ее поглотит надвигающийся отряд. Оказавшись в ее положении, опытный агент перешел бы к решительным действиям быстро и незамедлительно, растворившись в ночи.

Но Дэни не знала об этом. Она никогда не попадала в перестрелки. Никогда не видела убитых. И никогда не была мишенью убийцы.

Она наивна и миролюбива — из тех людей, которые не раз заставляли чертыхаться опытного боевика Шона.

Он мог спасти или шелк, или Дэни.

Выбор предстояло делать ему.

А ей — рисковать жизнью.

Значит, выбора у него не было вовсе.

«Проклятие!» — выругался Шон в безмолвной дикой ярости.

Подкатившись к краю крыши, он свесил голову так, чтобы Дэни увидела его.

— Иди сюда, Дэни, — быстро прошептал он.

Она удивленно подняла глаза и уставилась на Шона, словно на гаргулью на стене замка, которая вдруг запела.

Русский застыл в нерешительности. Он не мог выстрелить в Шона наверняка, не подставившись под пули китайцев.

Как и подобало опытному агенту, русский прижался к стене дверной ниши, очевидно, решив подождать удобного случая.

Шон перегнулся через край крыши.

— Хватайся за руку, — негромко приказал он. — Быстрее! Это твое единственное спасение!

Дэни обвела взглядом русского, приближающихся китайцев и мертвого Фана рядом с драгоценным футляром.

Выйдя из ниши, она подняла руку.

Пальцы Щона сомкнулись на ее запястье. Дэни оказалась совсем легкой, а в его крови бушевал адреналин. Шон поднял ее, как соломинку, а не тело из плоти и костей.

Дэни помогла ему. Она закинула ногу на край крыши, подтянулась, перевалилась через край и распласталась на скате.

Должно быть, она прошла кое-какую подготовку, с облегчением понял Шон. Она взлетела на крышу, как акробат на трапеции взлетает над манежем цирка.

Не отпуская запястье Дэни, Шон потащил ее прочь от опасности. Она не сопротивлялась, передвинувшись вместе с ним и вновь застыв на безопасном расстоянии от края. Но на этот раз она легла на спину и долго не могла отдышаться.

Дыхание Шона оставалось медленным и ровным. Он вытянулся на животе, положив руку с пистолетом поперек тела Дэни и оглядывая двор. Ожидая появления мишени, он вдруг осознал, что лежит рядом с женщиной в интимной позе, придавив рукой ее грудь.

На миг он ощутил женственную мягкость тела Дэни. Она задыхалась от непривычных нагрузок. Ее горячее дыхание обдавало лицо Шона. От нее сладко пахло.

— Не шевелитесь, — еле слышно пробормотал он. — Полицейские нас еще не заметили.

Шон подался вперед, наполовину распростершись поверх тела Дэни. Осторожно выглянув за край крыши, он успел увидеть конец игры.

Она завершилась внезапно. Русский выпустил большую часть магазина одним залпом. Эхо выстрелов еще звучало, когда он, пригнувшись, вынырнул из прикрытия. Мгновенно склонившись над Фаном, он схватил металлический футляр и бросился прочь по улице.

Должно быть, китайцы были настолько ошеломлены такой дерзостью, что не сразу вспомнили о собственном оружии. А к тому времени как они оправились от замешательства и снова открыли огонь, было уже поздно. Их мишень растворилась во мраке.

Солдаты стреляли еще десять-пятнадцать секунд, прежде чем наконец прекратили бесплодные попытки.

Тяжелые, клацающие шаги затихли в темноте.

Восстановившаяся тишина была подобна грому.

Еще раз Шон вспомнил о женщине, лежащей под ним. Дэни зашевелилась. Ее грудь коснулась руки Шона — это прикосновение было приятным, почти эротическим.

Шон слегка напряг бицепс. Ощущение повторилось. Дэни медленно задвигалась — почти как любовница, прильнувшая к нему в ночи.

Он взглянул сверху вниз на ее лицо, находящееся всего в нескольких дюймах от его собственного. Должно быть, естественная мужская реакция на ее близость отразилась в его глазах.

Выражение лица Дэни изменилось.

— Я всего лишь передвинулась, — выговорила она сквозь зубы, — край разбитой черепицы упирался мне в спину.

— Поэтому не надо делать далеко идущих выводов, верно? — пробормотал Шон.

— Вот именно.

— Не беспокойтесь. Еще месяц вы будете в безопасности.

— Что?

— Пора уходить. — Шон перевел разговор. — Вы умеете лазать по крышам?

— Лучше, чем лежать на спине.

Шон едва заметно улыбнулся. Перекатившись на бок, он переложил оружие в другую руку, а затем схватил Дэни за запястье.

— Уходим, — скомандовал он шепотом.

Они начали карабкаться вверх по пологому скату крыши.

У конька крыши опасность быть замеченными возрастала. Шон перетащил Дэни через конек, внезапно рванув за плечо и бедро. Они быстро скатились ногами вперед по другому скату.

У карниза Дэни помедлила. Схватив за запястье, Шон без церемоний стащил ее вниз. Дэни безропотно повиновалась, если не считать невольного возгласа испуга.

Шон втайне аплодировал ее смелости. Большинство людей не сдержали бы крика, вдруг оказавшись в свободном падении с края крыши.

Шон подхватил Дэни на лету, подержал ее минуту, пока она пришла в себя, а потом медленно отпустил. С еле слышным звуком она приземлилась на булыжники.

Чуть позже Шон схватил ее за руку и потащил прочь.

Сделав шаг, Дэни застонала.

— Нога! — прошептала она.

— Тише.

Нагнувшись, Шон приблизил губы к уху Дэни, впервые поняв, как она мала ростом не миниатюрна, просто невысока.

— Солдаты приближаются со всех сторон, — пробормотал Шон. — Вас понести?

— Это ни к чему, — отрезала Дэни. — Я не задержу вас.

Явный гнев в ее дрожащем голосе удивил Шона. Так действует на некоторых людей адреналин, напомнил он себе. Он вызывает беспричинный и бурный гнев. Особенно если эти люди не привыкли бороться за свою жизнь.

— Оставьте меня здесь, — хрипло приказала Дэни. — Я не знаю, кто вы такой и почему эти люди стреляли в вас, но я всего лишь археолог из Америки. Может быть, мне повезет.

— Вам не на что рассчитывать. Вы попали прямиком в «чарли-фокстрот».

— Куда?

— В оцепление. Вы можете идти или вас все-таки понести?

— Я даже не знаю, кто вы, — прошептала Дэни. — С какой стати я должна идти с вами?

— Меня зовут Шон Кроу, я единственный, кто не пытался вас убить.

— А что, по-вашему, вы сделали, спихнув меня с крыши?

— Спас вам жизнь.

— Я могу идти сама.

— Вот и хорошо.

Выпрямившись, Шон снова взял Дэни за запястье и зашагал вперед.

Больше Дэни не сопротивлялась. Прихрамывая, она позволила Шону увести ее в узкий переулок, который выходил к подножию лестницы, ведущей к еще одному священному буддийскому дворцу.

За спиной слышались звуки нарастающей суматохи: громогласные приказы, топот бегущих ног, гневные протесты и пронзительные вопли обитателей соседних домов.

Дэни уже повидала китайские оккупационные войска в действии. Она представляла себе, что сейчас происходит у нее за спиной.

Каким бы опасным и сильным ни был незнакомец, назвавшийся Шоном Кроу, Дэни радовалась, что он не бросил ее.

Шон понимал, что творится за спиной, еще лучше, чем Дэни. Китайцы нашли мертвого Фана, но поблизости никого не оказалось. Теперь они рыскали по соседним домам, будили тибетцев, грубо обыскивали их, бряцали оружием, проклиная ускользнувшую добычу.

Щиколотка Дэни распухла и налилась пульсирующей болью. Она стиснула зубы, стараясь подстроиться к широким и мягким шагам Шона. В его движениях чувствовалась неподражаемая грация танцора или человека, в совершенстве владеющего боевыми искусствами.

«В нынешнем положении, — пронеслось в голове у Дэни, — я бы отдала предпочтение боевым искусствам».

Без колебаний Шон вел Дэни по лабиринту переулков, в которых заплутал бы любой, кроме уроженца Лхасы. Четыре раза он внезапно замирал и оттаскивал Дэни к ближайшей стене.

Она не понимала, что встревожило его, и тем не менее каждый раз солдаты проходили мимо на расстоянии дюжины ярдов, обыскивая улицы.

И с каждым разом она все острее ощущала силу этого человека. Рука, удерживающая ее в густой тени, казалась ей железной.

В глубине души она понимала: несмотря на пистолет в другой руке Шона, она не чувствует той беспомощности, которую испытывала, когда бывший муж хватал ее за плечи и держал перед собой. Дэни не знала, почему сила Шона проявляется иначе, — просто так было, и все.

Когда Шон убирал руку, Дэни следовала за ним. Наконец они кружным путем вышли к подножию лестницы, устремленной к укреплениям дворца Потала. Шон остановился, давая Дэни отдышаться.

— Итак, вы археолог, — негромко проговорил он. — Что же вы здесь делаете?

— Я провела шесть недель в пустыне, составляя карту торговых путей. А кто вы? Полицейский?

— Нет, — ответил Шон.

— Тогда кто же?

— Не важно. Вы наверняка мне не поверите, если я признаюсь.

— Вы из ЦРУ?

Шон рассмеялся.

— Разве вы не слышали, как над ними потешается весь мир? — спросил он. — Нет, я частное лицо.

Дэни встряхнулась, как пес, выбирающийся из воды, пытаясь собрать воедино разрозненную мозаику услышанного.

— Вы думаете о том, каким странным выдался для вас этот день? — угадал Шон. — Подождите, вы еще попадете туда, где никогда прежде не бывали женщины.

Взяв Дэни за руку, Шон повел ее по первому пролету истертых каменных ступеней к площадке и постучал в узкую деревянную дверь в каменной стене.

Дверь безмолвно распахнулась. Морщинистый монах в голубом балахоне отступил, пропуская гостей.

Шон повел Дэни в темноту.

Как только Дэни поняла, где очутилась, ей показалось, что она, как Алиса, упала в кроличью нору и ее жизнь навсегда изменилась..

Она оказалась права.

Глава 4

Поместье «Гармония», Аруба. Октябрь

Катя Павлова взглянула на крохотные элегантные часики от Картье на своем запястье и быстро подсчитала разницу во времени между Арубой и Лхасой.

Теперь это может случиться в любую минуту, заверила она себя. Он непременно позвонит. Иначе и быть не может. Без этого шелка…

Тревога сдавила ее грудь. К этому ощущению Катя уже привыкла. Водка, охлажденная почти до замерзания, прогоняла беспокойство.

Для водки еще слишком рано, одернула себя Катя. Сначала надо дождаться прибытия мужчин.

А что касается Ильи, он позвонит, когда сможет. А пока она должна заняться делами. Для такой встречи в усадьбе следует навести идеальный порядок.

Кате предстояло лично проследить за рвением прислуги, вникая во все, вплоть до последней мелочи.

Не каждому такое было под силу. Владения Кати, занимающие площадь в пять акров, считались одним из самых крупных поместий на берегу океана, на острове, который до сих пор оставался частной собственностью.

Двадцать пляжных домиков, рассеянных на четверть мили по частному пляжу, были изящны и роскошны. Три огромных плавательных бассейна в прозрачном бирюзовом безмолвии ждали гостей, предпочитающих купаться в пресной воде.

Площадь каменного дома, украшенного лепниной, достигала восьми тысяч квадратных футов. Первоначально выстроенный торговцем из Германии, дом был заново отделан нефтепромышленником из Венесуэлы. Не так давно один колумбийский наркоделец приобрел эту урадьбу за десять миллионов долларов, но вскоре погиб от рук врага, лишь на миг потеряв осторожность.

Поместье одновременно выглядело и уединенным убежищем, и роскошным пансионом. В нем было что-то от французского салона семнадцатого века. Но вместо философов и поэтов обитателями поместья были воротилы преступного мира конца двадцатого столетия.

Роль владелицы, хозяйки и властительницы дум здесь исполняла Катя Павлова. Поместье «Гармония» было и ее визитной карточкой, и убежищем.

Елка во дворе, вспомнила Катя, мысленно перебирая предстоящие дела. Как будет выглядеть елка, когда приедут мужчины? Первое впечатление важнее всего.

Сейчас двор поместья покрывал знаменитый белый «сахарный» песок Арубы. Конечно, это был не снег, но здесь, на островах Карибского моря, отыскать что-нибудь более похожее на снег так и не удалось.

Легкий октябрьский пассат обдувал двор. Ветви сорокафутовой колорадской ели покачивались на ветру. Среди ветвей вспыхивали и гасли бесчисленные белые огоньки, далеко видные в тропическом воздухе, за четыре тысячи миль от того места, где выросло дерево.

Несмотря на то что пассаты дули на Арубе постоянно, ель до сих пор выглядела свежей и зеленой. Ее привезли сюда самолетом через сутки после того, как срубили. В нагретом и влажном воздухе разносился острый запах смолы и хвои.

Нахмурившись, Катя задумчиво смотрела на ель. Но ее мысли занимала не свежесть дерева, а елочные украшения. Она выписала дизайнера с Бродвея и поручила ему праздничную отделку дома. В то время решение казалось ей удачным.

Но теперь Катя была в этом не уверена — впрочем, она не доверяла любому мужчине, над которым не имела сексуальной власти. А дизайнер вдобавок к экстравагантному вкусу оказался гомосексуалистом.

С экстравагантностью Катя вполне могла смириться. Но дизайнер-гомосексуалист… это было выше ее понимания.

Она придирчиво оглядела ель. Гирлянды лампочек образовывали причудливый орнамент. В целом дизайнер добился удачного равновесия сочетанием американских фигурок Санта-Клауса, стеклянных французских шаров ручной работы и итальянских елочных украшений.

Этого достаточно, наконец решила Катя. Подобного сочетания хватит, чтобы развлечь сентиментальных и вместе с тем грубоватых мужчин.

Повернувшись, Катя обвела взглядом свои владения, которым дала название «Гармония».

Гирлянды мишуры, развевающейся и сверкающей на ветру, обвивали пальмы и лианы. Пляшущие, искрящиеся разноцветные огоньки плескались в факелообразных кронах деревьев диви-диви. Сейчас эффект наружного освещения почти не бросался в глаза, но ему предстояло стать ослепительным каскадом красок во тьме тропической ночи.

В пляжных домиках, рассеянных по поместью и вдоль берега, праздничное настроение создавали традиционные украшения двенадцати народов. Все пять акров земли виллы были превращены в волшебную страну из фантазий детей бедняков.

Иллюзия Рождества была полной, вплоть до русского изображения Христа-младенца в яслях перед домом самой Кати.

Катя Павлова обладала талантом создавать иллюзии. И знала об этом.

Но самое важное — умело пользовалась своим талантом.

В свои тридцать лет Катя была изумительно красивой блондинкой с зелеными глазами и идеальной фигурой — в самый раз для платья от Шанель с открытыми плечами, которое Катя выбрала для торжественного вечера.

Во времена существования Советского Союза Катя считалась молодым дарованием и училась в Московском институте кинематографии. Однако очень рано, еще в самом начале карьеры, она поняла: актеры и актрисы — пешки. Истинной властью обладает тот, кто стоит за камерой.

Катя решила стать режиссером и с успехом продолжала обучение. Но, к несчастью для ее амбиций, государственное финансирование института прекратилось вместе с распадом советской системы.

Подобно большинству советской номенклатуры, элиты, опирающейся на поддержку государства, Кате пришлось бороться за выживание, когда Советский Союз развалился сам собой.

Выжить было нелегко. За считанные дни Москва превратилась в приграничный торговый город. Все продавалось, все обесценилось, а тем более жизнь. С поражением коммунистической партии власть перешла к тем, кто был достаточно силен и безжалостен, чтобы захватить и удержать ее.

Катя с гордостью взирала на осязаемые результаты своего успеха, помня, сколько людей, окружающих ее, ничего не добились.

И погибли.

Для Кати превращение из кинорежиссера в содержательницу борделя было вполне естественным. Иллюзии оставались иллюзиями. В ее понимании единственным различием были размеры аудитории.

«Некогда я создавала иллюзии, чтобы развлечь миллионы жаждущих зрелищ в общественных кинотеатрах, — с тонкой улыбкой думала красавица. — А теперь я воплощаю в реальность тайные фантазии горстки богатых, облеченных властью грубых мужчин».

Поддержание новых иллюзий обходилось недешево. Неудача могла повлечь за собой не просто голод. Однако Катя предпочитала новую жизнь прежней. Профессиональные проститутки отличались гораздо более трезвым подходом к жизни, чем профессиональные актеры.

Сама Катя никогда не занималась примитивной торговлей своим телом. Ей было ни к чему заглядывать мужчине в глаза, уверяя его в собственной неотразимости, а тем временем сворачивать и засовывать к себе в кошелек полученные от него купюры.

Необходимость лгать не тревожила Катю — в отличие от угрозы потерять власть. Все жалкие остатки уважения, которое мужчина питает к женщине, улетучиваются в тот момент, когда женщина раздвигает перед ним ноги.

Особенно справедливо это было для клиентов «Гармонии».

За свою жизнь Катя твердо усвоила правило: мужчина всегда ценит недоступную женщину гораздо выше доступной. Катя оставалась соблазнительной и неприступной и повелевала клиентами «Гармонии» свысока, не позволяя им даже прикоснуться к ней. Как хозяйка салона во Франции семнадцатого века. Катя обладала тайной и огромной властью.

Впрочем, такая власть сама по себе еще не все, холодно размышляла Катя, пересекая двор и направляясь к павильону. Слишком многое зависит от этого рождественского фарса в октябре.

Едва Катя оказалась возле отделанного мрамором входа, чернокожий лакей в костюме эльфа распахнул двустворчатые двери, впуская хозяйку.

Стена холодного воздуха окатила Катю при входе в павильон. Ставни были наглухо закрыты, внутри царила ночь.