Заговор конца света

Только человек, могущий представить вид на Управление "сверху", способен решиться на его действительную реорганизацию. Со стороны административного голема это, безусловно, акт отчаяния. Чтобы снизить информационное сопротивление, необходимо максимальное сократить количество промежуточных звеньев и предоставить свободу самостоятельного принятия решений на низших. И, по крайней мере неофициально, подобные процессы идут полным ходом: "С утра уже сегодня неразбериха: какие-то люди ходят везде и меняют перегоревшие лампочки, ты представляешь?" Каждому работнику Управления положено иметь личную телефонную трубку, по которой он получает руководящие указания. Но дежурные механики никогда не работающего лифта простодушно сообщают Перецу, что свои телефонные трубки они обрезали. Видимо, за ненадобностью.
      "Примечательно, что можно удалить именно вертикальные ступени" [61]. Во всяком случае кабинете Директора Перец обнаруживает отчетливые следы запустения. В современном мире эта тенденция приобретает все более тревожный размах. Героиня "Всех способных держать оружие..." вспоминает сон, где она со своими друзьями летит на огромном самолете. "И вдруг оказывается, что кабина пилотов пуста. Там никого нет, понимаешь?"
      Основным достоинством бюрократической структуры всегда была способность подчинить множество человеческих воль для достижения единой цели, неуклонного движения вперед. "Это подобно прокладке шоссе по трассированному участку. Там, где кончается асфальт, и спиной к готовому участку стоит нивелировщик и смотрит в теодолит. <...> Воображаемая линия, идущая вдоль оптической оси теодолита, есть неовеществленный административный вектор" [40]. Деятельность по его овеществлению и составила сущность эры индустриализации, породившей само понятие "прогресса".
      Теперь наступает новая, постиндустриальная эра, требующая более оперативных способов управления. Ведь для подавляющего большинства традиционных големов оптимальное время реакции уже не доступно в принципе. Поток решений, как река из берегов, давно вышел за пределы человеческого контроля. Эпоху прогресса сменила эпоха дрейфа [63].
      "Вектор истории не застыл, но расщепился. <...> В близящемся к концу столетии мир подошел к некоему кардинальному рубежу, за которым история, по-видимому, круто меняет свое русло" [64]. Мир пока еще движется на автопилоте, но что произойдет, когда шоссе резко свернет в сторону от "оптической оси", задающей направление движения?
      Тоффлер пророчит наступление спецнократии: "быстрой, насыщенной информацией, подвижной организации будущего, состоящей из мобильных ячеек и людей". Специалисты-профессионалы, лишенные всех видов привязанностей (даже профессиональных, поскольку решение новых задач часто лежит за пределами узких дисциплин). Искатели приключений, которых не беспокоят перемены (а значит, и их последствия)...
      "Но ты знаешь, есть такое мнение, что для того, чтобы шагать вперед, доброта и честность не так уж обязательны. Для этого нужны ноги. И башмаки. Можно даже немытые ноги и нечищенные башмаки... <...> Но все зависит от того, как понимать прогресс. Можно понимать его так, что появляются эти знаменитые "зато": алкоголик, зато отличный специалист; распутник, зато отличный проповедник; вор ведь, выжига, но зато какой администратор! Убийца, зато как дисциплинирован и предан..." [40].
      Тем временем абсолютное большинство национальных, государственных и социальных эгрегоров переживают сильнейший за всю свою историю кризис. Чем обернется их крушение - глобальной катастрофой человеческой цивилизации или ее переходом в качественно новое состояние? И вообще, "что за Левиафан намерен всплыть к концу века?" [51].
      Глава 13.
      Итак, все в сборе, не хватает только Эдварда Келли, шарлатана с отрезанными ушами, искусителя, медиума того, кто сейчас, в нашем веке, тысячекратно размножился, превратившись в злокачественную раковую опухоль, которая продолжает давать ядовитые метастазы, несмотря на то что уже утратила свое Я.
      Г. Майринк.
      Тенденцию, окончательно обозначившуюся в 90-е годы, историк и социолог Гарольд Паркин назвал Третьей революцией. Две революции человечество уже пережило. Это неолитическая (земледельческая) революция и промышленная революция XVIII - XIX веков. Третью революцию обычно называют информационной.
      Но технологический аспект тесно связан с социальным. "Господствующей технологии соответствует социальный слой, контролирующий наиболее важные для нее "редкие" ресурсы. В земледельческом обществе таким ресурсом была земля. В промышленном обществе - "материальные фонды", то есть машины и оборудование. В ходе Третьей революции главными ресурсами становятся интеллектуальные мощности и экспертиза, то есть "человеческий капитал" [65].
      Профессиональная элита - высший слой специалистов-профессионалов - в развитых странах уже сейчас демонстрирует свое социально-культурное единство. Эти люди свободно перемещаются между всеми наличными сферами руководства, причем профессионалы из разных сфер работают вместе. Подобная частно-корпоративная олигархия по существу является тоффлеровской спецнократией в чистом виде.
      Тоффлер упустил лишь один важный нюанс. Если всего несколько процентов населения обладает устойчивостью к информационной перестимуляции, то рано или поздно данная категория людей займет лидирующее положение во всех областях, связанных с управлением информационными потоками.
      "Примерно с начала шестидесятых годов в США началось расслоение общества, выделение из него двух мало смешивающихся групп - с высоким и с низким IQ. В эти годы в Америке повысилась роль образования - переход к более сложным технологиям и системам управления, к всеобщей компьютеризации, что сделало высокую образованность не только престижной, но и необходимой для почти всех видов успеха" [66].
      IQ - коэффициент интеллектульности, оценивающий умственные или познавательные способности. По числу основных поддиапазонов на шкале интеллекта общество также можно разделить на пять классов: от первого, куда входят люди с очень высоким значением IQ (125 150), до пятого, где это значение минимально (50 - 75). Поскольку оценка производится по тем критериям, которые приняты в качестве показателей успеха в развитых демократических странах, основным объектом измерения выступает формальная составляющая интеллекта. А мы уже отмечали, что выраженными способностями в этом направлении обладает не более 10 процентов населения потенциальный резерв, из которого формируется группа супер-интеллектуалов. "При высокой наследуемости IQ это создает своего рода самовоспроизводящуюся касту из людей, принадлежащих первому классу". И точно также обособляется пятый класс - группа "новых бедных".
      "Можно говорить о перспективе разделения единого вида Homo sapiens на два вида, различия между которыми на определенном этапе примут и биологический характер. Можно прогнозировать у "верхних 10 %" большую физическую силу и выносливость, возможно, высокий рост, остроту зрения и слуха, повышенный обмен веществ, гормональную активность. Не исключены проявления экстрасенсорных способностей" [54].
      Мир "Леса" в "Улитке" является примером подобной перспективы. В нем одновременно сосуществуют как "жестокие и самодовольные повелительницы леса", наделенные паранормальными способностями, так и окончательно отупевшие деревенские жители - реликты, обреченные на постепенное вымирание. "Но не расовые корни лежат в таком разделении, а генетическая неоднородность людей, которая начинает проявляться и усиливаться, когда демократическое общество достигает высокого уровня науки и технологии" [66]. Ускорение ритма жизни, словно гигантский сепаратор, выносит на самый верх наиболее "легкую" фракцию человеческого материала. Присмотримся поближе к нарождающемуся у нас прямо на глазах новому биологическому виду Homo Intelligense (Человеку интеллектуальному).
      Основой для него, впрочем, служит уже известный нам вид деградантов: антибиологический характер человеческой эволюции в постиндустриальном обществе достигает своей вершины. Поэтому нет ничего удивительного в том, что наиболее удаленные от естества (в том числе и традиционного человеческого естества) условия окружающей среды для представителей данного вида оказываются оптимальными. (Тот же Тузик в лесу чувствует себя как дома).
      Вспомним деление на стимульные группы. Как мы выяснили, типичный деградант по своей природе экстраверт и интуит. Теперь обнаруживается глубинный смысл этого соответствия. Экстраверты в интеллектуальном плане отличаются от интровертов большей скоростью инфообмена, масштабностью замыслов и широтой кругозора (хотя количество здесь чаще всего идет в ущерб качеству). С другой стороны, интуиты отличаются от сенсориков способностью к абстрактному мышлению. Если сенсорики живут прошлым и настоящим днем, то интуиты ориентированы на будущее социума. В основном именно интуитивные типы предлагают и первыми подхватывают все значительные инновации. Таким образом, с соционической точки зрения интуитивный экстраверт выглядит практически идеальным "человеком будущего".
      В прежние века традиционной социальной нишей для деградантов являлась богема (в самом широком смысле). Когда-то презренное ремесло шудр со временем превратилось в весьма влиятельное и прибыльное занятие. Но творчество - спонтанный, а следовательно, свободный акт самореализации, часто не совпадающий с принятыми представлениями о мере дозволенного. Моральный кодекс (как и уголовный) призван оградить общество от нежелательных и опасных возможностей, поэтому конфликт творца и общества (Е- и А-поведения), скорее всего, неизбежен. Богема же откровенно паразитирует на этом конфликте. Она просто абсолютизирует тот факт, что искусству действительно свойственна определенная апология многих "теневых" сторон человеческого природы. По существу, богемный образ жизни подменяет подлинное творчество имморализмом, логическим завершением которого является нигилизм. Не случайно именно в богемной среде зародились все нигилистические учения, направленные на разрушение окружающего общества.
      К началу двадцатого века была перейдена некая грань в плане обратного влияния маргинальных слоев на социум в целом. Тогда же возник и упрочился парадоксальный симбиоз богемы с государственными службами безопасности. Впрочем, ничего странного в этом нет, поскольку абсолютная безопасность возможна только при полном контроле над ситуацией.
      "Некоторые не понимают, что такое контроль, представляют его себе в виде толстых стен, колючей проволоки, всевидящего ока и отстрела непокорных. А на самом деле контроль - понятие чисто информационное. У кого больше знаний, тот и контролирует ситуацию" [7].
      В свое время комиссар госбезопасности Ильин, начальник третьего отдела секретно-политического управления НКВД, ведавшего работой с творческой интеллигенцией, сделал любопытное наблюдение. "В политическом сыске, считал Ильин, важно определить ту социально-профессиональную группу, которая концентрирует информацию, ускоряет ее, через которую наиболее интенсивно бегут информационные волны. В СССР в 30-е годы наиболее информационно насыщенной и раскованной группой, в контакте с которой находили вдохновение партийные вожди, наркомы, военные, наши и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры и прежде всего актрисы" [67].
      В качестве проводников информации деграданты имеют столь неоспоримые преимущества, что их социальные роли отходят на задний план. Тайные агенты и плейбои сливаются в одну неразличимую массу... Микис Золотых, например, не только сотрудник ОСПО (Особая Полиция: разведка, контрразведка, идеологический сыск...), но и завсегдатай Политпроса - так официально именуется Школа секса в системе ОСПО (и по совместительству - "бордель для избранных"). Причем "сильнее всего прочего его заводило чужое возбуждение <...> и чем больше участников процесса, тем мощнее волна восторга".
      Паразитизм вообще является глубинной сущностью данной категории людей. Пожалуй, единственный реальный талант большинства "звезд" массовой культуры - выходцев из богемной среды - заключается в способности быть резонаторами желаний толпы. Простейшим примером резонатора может служить пустая высушенная тыква, при помощи которой племена, обитающие в прибрежных зонах, узнают о приближающемся шторме. Низкочастотные звуковые колебания, им вызываемые, опережают движущуюся массу воды на много километров. Тыква начинает "звучать"... Аналогичным образом, купаясь в лучах зрительского внимания, "звезды" светят отраженным светом. Но сфокусированная энергия множества отдельных воль вполне реальна, чем и объясняется "магнетизм" поп-кумиров. Кстати, многие суггесторы по классификации Б. Диденко в реальности оказываются такими деградантами-резонаторами.
      Объектом паразитирования для них могут служить информационные потоки любого рода ("информационный суррогат воли"). Словно пауки, получившие доступ к уже готовым сетям, они упиваются обретенной властью. Ведь теперь для достижения собственных целей нет необходимости рисковать самому. Достаточно, находясь в безопасности, дергать нужные ниточки... Недаром лазарчуковский шеф "Трио" полковник ВВС Крестовиков, "по-простому - Тарантул", имеет столь говорящее прозвище. А в эпоху господства информационных технологий контроль над информацией открывает особенно грандиозные перспективы. "Корректировщики истории" из "Всех способных держать оружие...", например, предпочитают действовать преимущественно в информационном пространстве.
      Служба духовного здоровья населения из "Года Лемминга", в компетенцию которой входит и информационный контроль, больше всех остальных Служб, вместе взятых. Как признается возглавляющий данную Службу функционер, ее отличает еще одна особенность: "никто, ни один человек не хочет, чтобы его делали духовно здоровым. Вдобавок никто в точности не знает, что это за явление такое - духовное здоровье, и в чем оно должно выражаться... Тут уметь надо". Подобным умением как раз и обладает "прослойка интеллигенции" (правильнее сказать, группа интеллектуалов), чья социальная функция заключается в сертификации нормы. Хорошо известно, что взрослый социализированный человек не склонен рефлексировать по поводу абсолютного большинства своих поведенческих программ, сформированных на основе социально принятых стандартов. Поэтому причастность к утверждению нормы для всех есть потенциальный источник власти над умами.
      Конечно, по отдельности интеллектуал-деградант не в состоянии соперничать с влиянием "хищника" во властных структурах. Однако в совокупности интеллектуалы образовывают одну из самых влиятельных групп в современной системе власти - будущие Капитаны информационной цивилизации. В первую очередь это власть идей, проводниками которых деграданты являются едва ли не "по определению". Причем сами они идей не порождают, все-таки господствующая идеология - прерогатива Голема. Но зато не найти более чутких, чем они, ретрансляторов големических импульсов. "В каждой деревне есть свой слухач..." [40].
      Вчерашний "мелкий, незаметный чиновник, угодливый, бледненький, даже какой-то синеватый" вдруг начинает СЛЫШАТЬ зов, повинуясь которому делает головокружительную карьеру. Пусть сам по себе он никто, но его голосом отныне говорит Голем... Среди образов подобных креатур, созданных фантастами, особо отметим инфернальные личности Гуннара Мархеля и дона Рэбы (*) - редкие удачи на общем фоне. Ведь по своей сложности эта задача сравнима только с попыткой Рэдрика Шухарта описать "пустышку": "Можно туда просунуть руку, можно и голову, если ты совсем обалдел от изумления, - пустота и пустота, один воздух".
      -----------------------------(*) Справедливо усматривая в реалиях арканарского средневековья "новое средневековье", устроенное фашистским режимом в Германии, критики почти не задаются вопросом о возможных прототипах дона Рэбы среди высшего руководства Третьего Рейха. На наш взгляд, существует удивительное сходство между королевским министром, вынырнувшем "из каких-то заплесневелых подвалов дворцовой канцелярии", и рейхсляйтером Мартином Борманом, возглавлявшим партийную канцелярию (фактически заместитель Гитлера по партии) в ранге министра. На общем патологическом фоне гитлеровского окружения "секретарь фюрера" отличался редкостной безликостью ему просто НЕЧЕМ было выделяться. Особыми достоинствами он не блистал, массы его практически не знали, а партийная элита воспринимала как выскочку. Даже внешность у него была совершенно не запоминающаяся, словно специально усредненная. Но благодаря деловым способностям и умению лавировать в хаосе партийных интриг, "этот цепкий, беспощадный гений посредственности" постепенно оттеснил всех прочих нацистских бонз, став бессменным "серым кардиналом" при постепенно теряющим рассудок фюрере. А после смерти хозяина именно Борман оказался полновластным регентом нацистского государства. Правда, его триумф был недолог - всего 36 часов. Роль "ангела возмездия" - Руматы в случае дона Рэбы - взяли на себя советские танки... -----------------------------
      Главное - достаточно насыщенная информационная среда, и вот уже нелепая тощая фигура Клавдия-Октавиана Домарощинера из "Улитки" незаметно начинает играть ключевую роль во всех делах Управления. А в "Годе Лемминга" Малахов покрывается холодным потом от одной только мысли, что где-то может существовать человек еще более могущественный, чем безобидный лысый старичок по прозвищу Кардинал. Который сразу же вызывает в памяти образ дона Рэбы, особенно когда демонстрирует свою "фирменную" улыбку доброго дедушки. "Улыбка в сетке мелких морщин висела на лице Кардинала, как приклеенная маска. Мелькнула шалая мысль: "А если она отклеится, а там - ничего?.."
      Но уже во второй половине двадцатого века был достигнут естественный предел централизованного управления: "объем накопленной на Земле информации, скорость ее обработки и разветвленность сетей стали сопоставимы с аналогичными параметрами Розовых Скал. Тут-то все и началось, тут-то все и посыпалось..." [7]. Из "исторической справки", заключающей "Год Лемминга", мы узнаем, что Кардинал умер через два года после описанных событий, а спустя еще несколько лет была расформирована и созданная им система Служб.
      "Если старый Демиург ни бельмеса, пардон, не петрит, значит, родился новый и готов творить..." [7].
      Третья революция отменила монополию на информацию. Более того, информация стала самостоятельной ценностью, то есть - товаром. И чем быстрее она обновляется, тем выше ее ценность. Обязательная для всех Норма, чье существование обеспечивал целый комплекс запретов, уже принадлежит прошлому. Ведь исчерпанность любой области информационного пространства - лишь вопрос времени. Поэтому установка на новизну в конечном итоге неизбежно ведет к разрушению прежде незыблемых границ.
      Наступила эпоха "political correctness" - прямое следствие "права на информацию", возведенного в ранг обязательного закона. Любая норма - некорректна, поскольку она ограничивает в правах ненормативные вещи. Также некорректен личный выбор, выделяющий выбранное из всего остального. Корректным здесь является только непрерывный процесс выбора сменяющих друг друга новинок, главный движущий механизм потребительского общества.
      "Если раньше истина определялась характером религиозного откровения или принципами разума, то теперь она зависит от того, в каком информационном поле оказывается человек.
      Под информационным полем следует понимать то пространство, в котором действуют носители информации, способные вызвать ее восприятие, индуцировать тип образа жизни и направленность действий. Индивиды теперь узнают друг друга и определяют свое внутреннее тождество по типу информационного поля, в котором они находятся" [56].
      На смену идеологам приходят теоретики постидеологического сознания. Претензии на некое универсальное описание реальности объявляются ими как заведомо несостоятельные. Но даже идеология, понимаемая как система идей, рационализирующая конкретные интересы власти, не отказывалась от разделения явлений на истинные и неистинные. Теперь же под предлогом критики идеологии постулируется потенциальная равнозначность всех явлений. Ведь абсолютно любая ситуация мыслима как адекватная при соответствующем социальном контексте.
      Действительно, на уровне инфосферы невозможно найти критерий, выделяющий одно из информационных полей по отношению к другому. Отныне все определяет чисто утилитарный подход. "Быть или не быть?" подменяется более корректным "что делать?", и затем "какова последовательность действий?". Причем рациональная аргументация воспринимается как пережиток идеологического сознания - когда отсутствуют нормативные константы, в пропагандистских целях гораздо эффективнее обращаться к бессознательному напрямую. "Пропаганда как рациональное манипулирование иррациональными элементами заменила собой ведущие формы политической идеологии" [68].
      Роль поставщиков информации в постиндустриальном мире изменилась радикально и бесповоротно. Если раньше было достаточно простой механической трансляции предзаданного набора стереотипов (идеологических клише), то сейчас требуется удовлетворять непрерывно растущие "индивидуальные" запросы "человека массы". В США, например, около 80 процентов работающих заняты в сфере услуг и производства информации. Для деградантов поистине наступил Золотой век. "Четвертая власть", всегда бывшая их удельным княжеством, ныне переживает период беспримерного расцвета, не без оснований претендуя на роль "первой".
      Интересно, что теория смены элит, разработанная В. Парето еще к началу двадцатого века, долгое время оставалась невостребованной. Все-таки идеалы либеральной демократии плохо сочетаются с элитарностью. Лишь во второй половине века появилась компромиссная демо-элитарная концепция, согласно которой в демократическом обществе элиты объективно занимают командное положение, хотя их власть ограничена "снизу". Довольно точное отражение нынешней ситуации, когда интеллектуалы становятся правящей элитой: с одной стороны, они призваны быть проводниками господствующих интересов, а с другой - обрели господство сами.
      Их инициатива в минимальной степени скована жесткими предписаниями, но зато отсутствуют и глобальные целеполагающие установки. К тому же элита, состоящая из деградантов, не имеет достаточной политической воли для реализации сколь-нибудь долгосрочных проектов. Реально они вообще не управляют, идя на поводу у "человека массы". В этих условиях все более значительную роль начинают играть средства массовой коммуникации - основной инструмент власти. "Сетевые информтехнологии - поистине чудище обло, озорно, стозевно..." [11]. Монстр, порожденный инфосферой, функционирует по своим собственным законам, о которых пользователи-интеллектулы имеют весьма смутное представление. По этой же причине невозможен и контроль за его эволюцией.
      В мире "Леса" мы можем наблюдать, как лиловый туман, когда-то служащий обычным средством коммуникации, с равным успехом окутывает не только деревенского слухача, но и саму "повелительницу леса". Вывод очевиден: "лиловый туман здесь везде хозяин" [40].
      Глава 14.
      Парни были одеты в серые плащи с лиловыми огненноглазыми пауками. В Твинзе все знали этот символ - эмблему невинного клуба игроков в го...
      Н. Ютанов.
      В "Улитке" подлинный смысл "гигантской возни в джунглях", по-видимому составляющей сущность загадочной цивилизации "Леса", закодирован в ряде символических образов. "Все эти Великие Разрыхления и Заболачивания", к которым почему-то причастны исключительно женщины, "жрицы партеногенеза", на самом деле на редкость точно соответствуют природе ныне господствующих тенденций. И можно только поражаться интуиции Стругацких, сумевших описать то, для чего еще не были придуманы слова.
      Мифологическая подкладка используемых ими символов наиболее очевидна. Мрак и хаос изначального состояния мира во всех преданиях ассоциируется с Великой богиней, Матерью всего сущего. Но вне централизующего мужского начала она остается бессмысленной потенциальностью, чем-то наподобие лесной клоаки, периодически извергающей случайные, незавершенные формы. Так Гея рождает хтонических чудовищ.
      Факт, хорошо известный биологам: организмы всех без исключения млекопитающих начинают развиваться как женские. Лишь к концу второго месяца внутриутробного развития плода, при наличии нормального гена мужского пола, происходит переключение на мужское развитие.
      "С древнейших времен женская магия знает секреты деторождения без всякого участия мужского начала. Здесь, разумеется, можно сообщить много пикантных подробностей, но нас в данном случае интересует только философская сторона вопроса: тайные женские культы лишь имитируют великую мать - богиню, которая благодаря бесконечной своей потенции вечно рождает многоликие формообразования. Мужчине остается роль раба, почитателя или жреца, поскольку научное познание есть не что иное, как способ ухаживания или дань восхищения" [69].
      Любой метод познания несовершенен. Но табу не случайно составляют первооснову культуры. Ограничения, внешние или внутренние, зачастую являются для личности единственными ориентирами в джунглях бессознательного. Поэтому деятельность, направленная на постепенное ослабление ("разрыхление") запретов, далеко не безобидна. Впуская коллективное бессознательное на территорию сознания, человек должен быть к тому, что рано или поздно гость займет место хозяина - слишком неравны их силы. А когда новоявленный оккупант вытеснит на периферию последние остатки самосознания, человек окончательно превращается в биоробота.
      Из лилового тумана выходят только "мертвяки"...
      Именно подобная "оккупация" служит истинной причиной роста иррациональных настроений, выражающихся в немотивированной агрессивности, тотальной подозрительности и неуверенности. Наряду с культурной интеграцией наблюдается прямо противоположное явление - мультикультурализм. Множится мозаика культурных анклавов, искусственно воздвигаемых барьеров против грядущего "одержания". Правда, эффективность такого противостояния сравнима с попыткой деревенских жителей в "Улитке" сопротивляться наступлению леса.
      Не произошло и ожидаемого выравнивания уровня жизни. Пропасть между абсолютно благополучным "золотым миллиардом" и абсолютно обездоленным "голодным миллиардом" продолжает увеличиваться. На этом фоне все отчетливее виден кризис гуманизма, который в новую эпоху начинает проявляться как антигуманное мировоззрение. Под предлогом сохранения привычного уровня комфорта, соответствующего современным стандартам и достоинству человека, уже звучат "слабо завуалированные предложения о стабилизации положения посредством "коррекции" численности населения планеты" [64].
      Наибольшие шансы выжить в будущем информационном обществе, как уже отмечалось, имеют люди с высокими интеллектуальными способностями, могущие без проблем включиться в процесс функционирования информтехнологий. Что касается остальных, то их судьба печальна: вспомним отупевших, ведущих чисто растительное существование обитателей лесных деревень. У подавляющего большинства людей "информационная перегрузка ослабляет способность "думать" [61]. Здесь имеется в виду обыденное значение этого слова, которое сводится все к тому же процессу обработки информации.
      А вот если под "думанием" понимать обогащение ноосферы новыми смыслами, то даже самые высоколобые интеллектуалы-деграданты будут вынуждены признать свою несостоятельность. Впрочем, подобная способность блокируется инфосферой в первую очередь.
      "Я всегда очень интересовался лесом, но ведь в лес меня не пускают. И вообще, я попал сюда совершенно случайно, ведь я филолог. Филологам, литераторам, философам нечего делать в Управлении", - приходит к выводу Перец. Он и не подозревает, что это только начало. Своеобразный двойник Переца ученый Кандид (*), волею судьбы оказавшийся в мире "Леса", даже на элементарную мыслительную деятельность теперь должен затрачивать неимоверные усилия. И если Перец сетует всего лишь на непонимание - "я здесь не могу никого научить тому, что я знаю", - то Кандид с трудом вспоминает, кто он вообще такой. "Мозг зарос лесом".
      -----------------------------(*) Оба они типичные интуитивные интроверты, только Перец этико-интуитивный интроверт, а Кандид - логико-интуитивный. Скальпель - смутно знакомый инструмент, оказавшийся в руках у Кандида - символизирует возвращенную способность к логическому анализу. -----------------------------
      В любом случае подобное будущее - не для неоантропов, и в "Заговоре Посвященных" мы видим, что и Владыка Урус отказывается от участия в делах Избранной Семерки (причем не он один). Так же закономерно возрастает влияние Микиса Золотых - "последнего, ставшего первым".
      "Не будучи Посвященным, Микис Золотых оказался способен АДЕКВАТНО воспринимать всю, подчеркиваю, ВСЮ доступную нам информацию. Он из тех людей, которые в любые времена понимали, что самая надежная и сильная власть - не диктаторство, основанное на страхе, не манипулирование стадом, основанное на слепой вере и любви; настоящая власть - это доступ к информации и рычаги контроля за ее утечкой". Иными словами, Микис оказался настоящим спецнократом. И нет ничего удивительного в том, что именно его руками осуществлялась Последняя (Третья?) революция.
      Однако вот что интересно. Вроде бы происходит всеобщее разоружение и объединение планеты, но этот процесс практически не затрагивает гигантский аппарат спецслужб, большинство из которых также объединяется - во Всемирную Службу Безопасности, начальником которой является, разумеется, Микис. То есть возникает знакомая нам по "Году Лемминга" система Служб с Микисом в роли Кардинала.
      Как известно, Кардиналу так и не удалось разрешить главное противоречие на пути превращения людоедского режима в "людоохранный". "Рвешь, понимаешь, пуп, пыжишься, чтобы в идеале сделать их активными, мыслящими, неагрессивными, такими-то и сякими-то распрекрасными, а потом вдруг оказывается, что все это абсолютно несовместимо с управляемостью, без коей не сделать их такими-то и сякими-то", - жалуется упоминавшийся руководитель Службы духовного здоровья населения. Вспоминается известный анекдот: "А дустом не пробовали?" Кстати, идея использовать химические препараты лежит, что называется, на поверхности.
      "Если психологи и социологи определят, что же есть идеал, можно быть уверенным, что невропатологи и фармакологи найдут пути, как <...> подойти к нему намного ближе, чем в винно-хмельном прошлом и одуревшим от виски, обкуренном марихуаной и наглотавшемся барбитурата настоящем" [61]. Вот почему соратником Микиса в его нелегком труде по защите человека от самого себя становится Борис Шумахер, создатель хэдейкина - "великого умиротворителя".