Ревсон подошел к стоявшему возле Хансена Брэнсону. Доктор отпустил запястье министра и медленно выпрямился.
— Ну, говорите же!
— Боюсь, что мистер Хансен мертв.
— Мертв? — Брэнсон был потрясен. — Отчего он мог умереть?
— Послушайте, мистер Брэнсон, я должен делать то, что велит мне долг, — обследовать еду и погибшего. Пластмассовая тарелка почти пуста. Видимо, мистер Хансен все съел.
О'Хара склонился над усопшим, обнюхал его губы и поморщился.
— Скорее всего, это не сальмонелла. Сальмонелле требуется время. И даже не ботулизм. Все произошло быстро, слишком быстро. — Мне нужно позвонить в больницу.
— Ничего не понимаю! Может быть, вы сначала поговорите со мной? — предложил Брэнсон.
— Мне кажется... дело тут в поджелудочной железе... Да, я уверен... Это пищевое отравление, но точно я не знаю... Я должен позвонить в больницу, — устало повторил доктор.
— Вы не против, если я послушаю ваш разговор?
— Слушайте, сколько хотите.
О'Хара говорил по телефону из президентского автобуса, Брэнсон слушал разговор по параллельному аппарату, а Ревсон сидел рядом с доктором в высоком кресле.
— Теперь вы все знаете. Как быстро вы сможете связаться с лечащим врачом мистера Хансена?!
— Уже связались.
— Тогда поговорите с ним, я подожду.
Все ждали и, искоса посматривая друг на друга, избегали смотреть в глаза.
— Хансен только недавно оправился после сильнейшего, второго по счету, сердечного приступа, едва не стоившего ему жизни, — спустя пару минут сообщили О'Харе из больницы.
— Спасибо, сэр. Это все объясняет.
— Не совсем, — Брэнсон был снова спокоен и уверен в себе. — Я хочу, чтобы сюда пригласили двух специалистов. Нужно выяснить причину этой инфекции или этого отравления, вам виднее, как это назвать. Необходимо проверить подносы с едой. Специалисты должны провести независимое обследование пищи. Если их мнения разойдутся, одного из них сбросят с моста.
— В Сан-Франциско есть такие специалисты, — устало сообщил доктор. — Я знаю лучших из них. У этих людей только одно общее — они ни в чем не соглашаются друг с другом.
— В таком случае мы сбросим с моста обоих. А заодно и вас. Свяжитесь с ними немедленно.
— Только американцы обладают даром заводить друзей, которых потом можно сбросить с моста, — заметил Ревсон, обращаясь к Брэнсону.
— Ас вами я поговорю позже. Ну так что, доктор?
— Они приедут, но только в том случае, если вы гарантируете им полную неприкосновенность. Черт побери, Брэнсон, зачем подвергать опасности еще и их жизни?
Брэнсон на некоторое время задумался.
— Их жизням ничего не угрожает. Положите трубку. Мне нужно позвонить, — он сделал знак кому-то за окном.
Через несколько секунд в автобус вошел ван Эффен со «шмайсером» в руках. Брэнсон прошел в глубь автобуса.
— Соедините меня с Хендриксом! — приказал он.
Ему пришлось ждать всего несколько секунд.
— Хендрикс? — спросил Брэнсон в своей обычной бесстрастной манере. — Я только что гарантировал безопасность двум врачам, которые должны сейчас сюда приехать. Хочу, чтобы вы и вице-президент их сопровождали.
Наступила пауза — начальник полиции говорил по местному телефону.
— Мистер Ричардc согласен, но вы должны пообещать, что не возьмете вице-президента в заложники.
— Ладно.
— Вы даете слово?
— Если оно чего-то стоит. Вы вынуждены мне верить, не так ли? В вашем положении не следует торговаться.
— Не следует. Но я вообще как во сне.
— Знаю. Увидимся через несколько минут. Пришлите телевизионщиков. Сообщите на радио. Все должно быть готово.
— Как, опять?
— Мне кажется, сейчас очень важно проинформировать страну о текущем состоянии дел, — Брэнсон положил трубку.
В автобусе передвижного центра связи, стоявшем на окраине Пресидио, Хендрикс тоже положил трубку. Он посмотрел на стоявших вокруг него шестерых мужчин и обратился к Хегенбаху.
— Ну и чего мы добились? Хансен мертв. Считаю, что в его смерти никто не виноват. Кто же мог знать, что у министра такое слабое сердце? И все же: как могло случиться, что никто об этом не знал?
— Я знал об этом, — вздохнул директор ФБР. — Об этом также знали некоторые члены правительства. Хансен скрывал свое состояние. За последние девять месяцев он дважды побывал в больнице, и второй раз дело было очень плохо. Мне докладывали, что он лечится от переутомления. Так что если кого-то винить, так это меня.
— Это чушь, и вы прекрасно об этом знаете, — заметил Квори. — Кто мог это предвидеть? Вы ни в чем не виноваты, и доктор Исаак не виноват. Он сказал нам, что этот яд не может причинить серьезного вреда здоровому взрослому. Мы не можем сомневаться в квалификации врача с такой репутацией, как у него. Доктор Исаак не мог знать, что Хансен не является здоровым взрослым. Еще меньше доктор мог ожидать, что министр по ошибке возьмет не тот поднос. А что будет теперь?
— Теперь очевидно, нас семерых публично обвинят в убийстве.
Команда телевизионщиков прибыла на середину Золотых ворот, но некоторое время бездействовала. Двое специалистов анализировали еду и, несмотря на предсказания О'Хары, оказались абсолютно согласны друг с другом. Президент тихонько разговаривал с вице-президентом. По выражению лиц беседующих было ясно, что говорить им почти не о чем.
Брэнсон уединился с Хендриксом в президентском автобусе.
— И вы в самом деле думаете, что я вам поверю? Как я могу поверить, что Хегенбах не причастен к случившемуся? — удивился Брэнсон.
— Хегенбах тут совершенно ни при чем. В последние несколько дней в городе было несколько случаев ботулизма, — начальник полиции кивнул на стоявшие на мосту телекамеры. — Если вы смотрели телевизор, то должны были слышать об этом, — потом он указал на микроавтобус с ужином, где суетились специалисты. — Врачи еще до прибытия сюда поняли, в чем дело, — он не сказал Брэнсону, что перед прибытием на мост велел докторам обнаружить только двенадцать случаев испорченной еды. — На вашей совести жизни людей, Брэнсон.
— Позвоните своим людям и закажите новую еду. Первые три порции, взятые наугад, подадим президенту, королю и принцу. Вы меня поняли?
Ревсон сидел в машине «скорой помощи». Вместе с ним там же находились О'Хара и Эйприл Венед и. Девушка лежала на койке, укрытая одеялом.
— Неужели так уж необходимо было делать мне этот укол? — сонно пробормотала она.
— Да. Вы же не любите, когда вам зажимают пальцы в тиски, — отозвался Ревсон.
— Это правда. Может быть, вы вовсе не такое уж чудовище, как я думала. Но доктор О'Хара...
— Ну, доктор О'Хара — это совсем другое дело. Что вам рассказал Брэнсон? — спросил девушку Ревсон.
— Тот же трос. Со стороны залива, — сонно ответила она.
Глаза ее закрылись. О'Хара взял Ревсона за руку.
— Не беспокойте ее.
— Сколько она будет спать?
— Часа три, не меньше.
— Дайте мне ручки.
Доктор передал Ревсону требуемое.
— Вы знаете, что делаете?
— Надеюсь, что да, — ответил Ревсон. — Вас будут допрашивать, — предупредил он О'Хару после некоторого раздумья.
— Знаю. Вам дать фонарик?
— Не надо. Я возьму его позже.
Киленски, аристократического вида мужчина с орлиным носом, седыми усами и бородой, был старшим из двух врачей, исследовавших подносы с едой.
— Я и мой коллега обнаружили двенадцать подносов с некачественной пищей, — доложил он Брэнсону.
Тот посмотрел на ван Эффена, потом снова на врача.
— Вы уверены, что именно двенадцать? Не семнадцать?
— Двенадцать. Испорчено мясо. Это одна из разновидностей ботулизма. Не обязательно пробовать — достаточно понюхать. Во всяком случае, я чувствую этот запах. Хансен, по-видимому, его не почувствовал, — Киленски сердито посмотрел на Брэнсона.
— Это смертельно?
— Обычно в подобной концентрации эти микробы не приводят к смерти. Мистер Хансен умер не потому, что съел что-то недоброкачественное. Все дело в реакции его организма, которая обусловлена болезнью сердца.
— А какое действие могут оказать эти микробы на обычного здорового человека?
— На некоторое время выведут из строя. Скорее всего, будет сильная рвота, возможно желудочное кровотечение, потеря сознания и тому подобное.
— В таком состоянии человек становится совершенно беспомощным?
— Вероятно, он будет не пригоден к работе.
— Веселенькая перспектива! — Брэнсон посмотрел на ван Эффена, потом на Киленски. — Можно ли преднамеренно отравить еду этими микробами?
— Кому это нужно?
— Отвечайте на поставленный вопрос.
— Любой врач, специализирующийся в этой области, любой ассистент или ученый-исследователь может вырастить эту токсичную культуру.
— Но для этого нужно разбираться в медицине, иметь соответствующую подготовку и оборудование?
— Разумеется.
— Подойди сюда, Тони, — обратился Брэнсон к официанту.
Молодой человек подошел. Его лицо исказил страх.
— Здесь вовсе не жарко. Я бы даже сказал, что здесь довольно прохладно. Почему же ты вспотел?
— Я не люблю оружие и не люблю насилие.
— Но никто не применяет к тебе насилие, никто не направляет на тебя оружие, хотя это вполне может случиться в ближайшем будущем. Мне кажется, тебя мучает нечистая совесть.
— Меня? Мучает совесть? — официант вытер лоб. Если его что-то и беспокоило, то только не угрызения совести. — Ради Бога, мистер Брэнсон...
— Не вздумай рассказывать мне сказки. Случайности не повторяются двенадцать раз подряд. Только дураки верят в подобные совпадения. Отравленные подносы должны как-то отличаться от остальных. Как?
— Почему бы вам не оставить парня в покое? — вмешался вице-президент. — Он всего лишь официант.
Брэнсон проигнорировал его слова.
— Так как отличить отравленные подносы?
— Не знаю! Я не знаю, о чем вы говорите! Брэнсон повернулся к Ковальски и Петерсу.
— Сбросьте его с моста, — приказал он своим подручным, не повышая голоса.
— Вы не можете так поступить! Это же убийство! Убийство! Заклинаю вас Господом Богом...
— Ты сейчас скажешь, что у тебя жена и трое ребятишек.
— У меня никого нет.
Бедный парень закатил глаза, ноги у него подогнулись. Ковальски и Петерсу пришлось волочить его по асфальту. Вице-президент и шеф полиции двинулись навстречу Тони и его палачам. Их остановил ван Эффен, угрожающе направив на Ричардса и Хендрикса свой «шмайсер».
— Хорошо бы узнать, можно ли отличить плохие подносы от хороших. Это была бы очень ценная информация. Ты бы доверил подобные сведения этому мальчишке? — обратился ван Эффен к Брэнсону.
— Ни в коем случае. Что ты предлагаешь?
— Этот парнишка и так все расскажет, но вряд ли он вообще что-нибудь знает. Эй, ребята, ведите его обратно! — крикнул ван Эффен Петерсу и Ковальски.
Тони привели обратно и отпустили. Он устало опустился на асфальт, потом попытался подняться, хватаясь за микроавтобус.
— Расскажи нам, что тебе известно.
— Я заподозрил неладное при погрузке.
— В больнице?
— Почему в больнице? Я работаю не в больнице, а у Селзника, в фирме, которая обслуживает пикники и прочие мероприятия на свежем воздухе.
— Я знаю эту фирму. Ну так что?
— Когда я пришел, мне сказали, что еда уже готова. Обычно все грузят за пять минут, и я сразу уезжаю. В этот раз на погрузку ушло три четверти часа.
— Ты видел в фирме кого-нибудь из сотрудников больницы?
— Никого.
— Ладно, ты сможешь прожить еще немного, если не станешь есть эту еду, — Брэнсон повернулся к О'Харе. — Итак, остаетесь вы, доктор, и хрупкая мисс Венсди.
— Вы хотите сказать, что один из нас выполнил указаний предполагаемых отравителей? — в голосе доктора было больше презрения, чем удивления.
— Именно. Приведите сюда мисс Венсди.
— Оставьте ее в покое!
— Вы, кажется, решили, что можете здесь командовать?
— Там, где дело касается моих пациентов, командую я. Если вы хотите доставить девушку сюда, вам придется ее нести. Мисс Венсди спит в машине после укола сильного успокаивающего. Вы что, мне не верите?
— Не верю. Ковальски, пойди проверь! Ткни ее пальцем в живот.
Ковальски вернулся через пару минут.
— Девушка крепко спит и ничего не чувствует.
Брэнсон посмотрел на О'Хару.
— Очень удобно! Может быть, вы просто не хотели, чтобы мы ее допросили?
— Вы плохой психолог, Брэнсон. Как вы знаете, мисс Венсди далеко не героиня. Неужели вы думаете, кто-нибудь доверит ей важную информацию?
Брэнсон не ответил.
— Единственное хорошее, что я о вас слышал, — вы не издеваетесь над женщинами.
— Откуда вы знаете?
— Мне рассказал об этом шеф полиции. У меня создалось впечатление, что он немало о вас знает.
— Вы подтверждаете это, Хендрикс?
— Почему бы нет? — отозвался полицейский.
— Значит, остаетесь один вы, доктор.
— В качестве главного подозреваемого? Вам изменяет интуиция, Брэнсон, — О'Хара кивнул на закрытое простыней тело Хансена, лежавшее на носилкам. — Моя работа — спасать жизни, а не отнимать их. Я вовсе не хочу, чтобы мне запретили заниматься медициной. Кроме того, я не покидал свою машину с момента прибытия ужина и не мог одновременно сортировать подносы и заниматься пациентами.
— Ковальски, что ты на это скажешь? — обратился к подручному Брэнсон.
— Это правда, доктор был у себя в машине.
— Но все же вы общались с людьми после возвращения из больницы и до прибытия ужина.
— Он разговаривал с несколькими людьми. Мисс Венсди тоже, — вставил Ковальски.
— Забудем о ней. Нас интересует О'Хара.
— Он общался с двумя-тремя людьми.
— Назови их имена. Меня интересуют те, с кем он разговаривал долго и увлеченно.
Ковальски оказался необычайно наблюдательным человеком с удивительной памятью.
— С доктором беседовали три человека. Два раза он разговаривал с мисс Венсди.
— Бог с ней! О'Хара мог сколько угодно беседовать с девушкой в машине и в больнице. С кем еще он говорил?
— С Ревсоном. И довольно долго.
— Ты что-нибудь слышал из их разговора?
— Нет. Они были от меня ярдах в тридцати, и ветер дул в их сторону.
— Они что-нибудь передавали друг другу?
— Нет, — Ковальски был в этом совершенно уверен.
— О чем вы говорили? — обратился Брэнсон к О'Харе.
— Беседы с пациентами не подлежат разглашению.
— Другими словами, вы хотите сказать, что меня это не касается?
Доктор ничего не ответил. Брэнсон посмотрел на Ревсона.
— Дело тут даже не в сохранении медицинской тайны, — вступил в разговор Ревсон. — С момента прибытия сюда я общался: с тремя десятками людей, включая членов вашей команды. Почему именно разговор с доктором вы считаете чем-то особенным?
— Я надеюсь, что это вы мне объясните.
— Мне нечего вам сказать.
— Вы совершенно спокойны, не так ли?
— Просто моя совесть чиста. Можете сами как-нибудь попробовать ответить на вопросы.
— Кроме доктора, Ревсон разговаривал с генералом Картлендом, — вспомнил Ковальски.
— И тоже о пустяках?
— Нет. Мы обсуждали возможность избавить этот мост от некоторых нежелательных элементов, — ответил Картленд.
— Начиная с вас, конечно. Ну и как, беседа была плодотворной? — спросил Брэнсон.
Генерал смерил собеседника презрительным взглядом.
— У меня такое ощущение, что в наши ряды проник агент ФБР. Пока это только ощущение, — поделился своими опасениями Брэнсон.
Ван Эффен спокойно встретил взгляд своего начальника и ничего не ответил.
Брэнсон посмотрел на ван Эффена и продолжил:
— Полагаю, доктор тут ни при чем. И дело не только в том, что он тот, за кого себя выдает. Мне кажется, что по мосту разгуливает хорошо подготовленный агент правительства. Доктор оказался здесь совершенно случайно. А ты как считаешь?
— Я разделяю твои опасения.
— Тогда кто это может быть?
— Ревсон.
Брэнсон знаком подозвал к себе Крайслера.
— Ревсон утверждает, что представляет здесь лондонскую «Таймс». Сколько потребуется времени, чтобы это проверить?
— Через президентский узел связи?
— Да.
— Несколько минут.
— Если вы думаете, что ваше поведение вызовет у меня бурное негодование, то ошибаетесь. Мне это глубоко безразлично. Почему именно я? Почему вы решили, что агент — обязательно представитель прессы? Почему не один из ваших людей? — спокойно обратился к Брэнсону Ревсон.
— Потому что я сам лично их подбирал.
— Наполеон тоже лично подбирал своих маршалов. А сколько их в конце концов пошли против него? Мне совершенно непонятно, как вы можете рассчитывать на верность кучки головорезов, даже лично подобранных.
— Ничего, со временем поймете, — успокоил Ревсона ван Эффен. Он коснулся руки Брэнсона, предлагая ему посмотреть на запад.
— Похоже, у нас не так уж много времени.
— Ты прав, — отозвался Брэнсон.
Со стороны Тихого океана в сторону Золотых ворот двигались тяжелые темные облака. Пока они были еще довольно далеко.
— Телезрителям не понравится, если президент и вице-президент, не говоря у же о почетных гостях, будут мокнуть под дождем. Прикажи Джонсону расставить телекамеры и рассадить публику, — попросил Брэнсон ван Эффена.
Брэнсон подождал, пока помощник выполнит его указание и подойдет к нему, затем посмотрел на стоявшего рядом Ревсона.
— Ревсон сказал мне, что ты осматривал его фотоаппарат, — обратился он к ван Эффену.
— Это правда, но это был поверхностный осмотр, я не разбирал его на части.
— Возможно, это следует сделать.
— А может, и нет, — сердито заметил Ревсон. — Разве вы не знаете, что сборщики фотоаппаратов пять лет учатся своему ремеслу? Чем портить аппарат, лучше уж оставьте его у себя до конца нашего пребывания здесь.
— Нужно проверить еще раз, — заявил Брэнсон.
— Думаю, ты прав, — отозвался ван Эффен и добавил, успокаивая Ревсона. — Это сделает Крайслер. Он настоящий гений по части техники. Крайслер не поломает.
Помолчав, ван Эффен добавил, обращаясь к Брэнсону:
— Я проверил его сумку, кресло и под креслом. Все чисто.
— Обыщи его самого.
— Обыскать меня? — лицо Ревсона исказилось яростью. — Меня уже обыскивали.
— Прошлый раз искали только оружие.
Ван Эффен обыскал Ревсона самым тщательным образом. Этот человек имел опыт в подобных делах и был способен отыскать рисовое зернышко, завалившееся за подкладку. Он извлек из карманов журналиста несколько монет, ключи, перочинный нож и документы.
— Обычные документы, — доложил ван Эффен. — Водительское удостоверение, кредитная карточка, удостоверения газет.
— Есть там удостоверение « Таймс»? — спросил Брэнсон.
— Вот, — ван Эффен протянул карточку своему шефу. — На мой взгляд, оно выглядит очень неплохо.
— Если Ревсон — агент ФБР, то документы у него будут безупречны, — нахмурился Брэнсон, возвращая удостоверение. — Что-нибудь еще?
— Да, есть еще кое-что, — ван Эффен открыл длинный конверт. — Авиабилет в Гонконг.
— Случайно не на завтра?
— На завтра. Как ты догадался?
— Он мне сам об этом сказал. Ну, что ты думаешь?
— Не знаю.
Некоторое время ван Эффен задумчиво перебирал ручки Ревсона, не зная, что находится на шаг от смерти. Поглощенный своими мыслями, он отложил ручки, взял в руки паспорт Ревсона и быстро его пролистал.
— Он много ездит по всему миру. Много азиатских виз, последняя двухлетней давности. Есть свежие визы стран Ближнего Востока. Английских или европейских отметок немного. Ну, да в Западной Европе таможенники ставят печати, только если им хочется размяться. А что ты думаешь?
— Все согласуется с его утверждениями. А ты что скажешь?
— Если он агент, то документы у него хорошие. Почему бы ему не быть родом из Милуоки? Или даже из Сан-Франциско?
— Вы родом из Сан-Франциско?
— Это моя вторая родина.
— Кто стал бы двенадцать лет ездить по миру только для того, чтобы сегодня обеспечить себе алиби?
В этот момент к ним подошел Крайслер. Брэнсон удивленно посмотрел на молодого человека.
— Уже выяснил? Так быстро?
— Президент беседует по прямой линии с Лондоном. Надеюсь, вы не против? А Ревсон чист. Он действительно работает на лондонскую «Таймс».
— Брэнсон хочет, чтобы вы разобрали мой фотоаппарат, — обратился к Крайслеру Ревсон. — Там внутри радиопередатчик и бомба с часовым механизмом. Смотрите, не взорвитесь. Было бы неплохо, если бы вам удалось его потом собрать.
Брэнсон кивнул Крайслеру, тот улыбнулся, взял у журналиста фотоаппарат и ушел.
— Это все? — не без ехидства поинтересовался Ревсон. — Или начнете отдирать подошвы на моих башмаках?
Брэнсону было не до смеха.
— И все же я не удовлетворен. Откуда мне знать, может быть, Киленски договорился с отравителями? Что, если ему приказали найти только двенадцать подносов с испорченным мясом? Именно для того, чтобы усыпить наши подозрения? Я считаю, что должно быть семнадцать подносов с отравленной едой. Кто-то из присутствующих наверняка может отличить плохие от хороших.
Я хочу, чтобы вы, Ревсон, попробовали еду с одного из подносов, объявленных Киленски доброкачественными.
— Киленски мог ошибиться. Вы хотите воспользоваться его ошибкой и отравить меня? Не стану я этого делать! Я вам не подопытный кролик!
— Тогда мы испытаем несколько подносов на президенте и его гостях. Они станут нашими подопытными кроликами. Это испытание войдет в историю медицины. Если эти господа откажутся есть, мы будем кормить их насильно.
Ревсон собрался было сказать, что они с тем же успехом могли бы кормить насильно и его, но передумал.
Картленд не успел сообщить пассажирам президентского автобуса, как отличить хорошие подносы от плохих.
— Бог знает, какова ваша истинная цель, но лично я решил доверить свою жизнь докторам, которые проверили подносы. Если они говорят, что остальные подносы не отравлены, то я им верю. Так что получайте вашего подопытного кролика.
— Вы передумали? — удивился Брэнсон.
— Знаете, Брэнсон, ваша подозрительность переходит всякие границы. Судя по выражению лица мистера ван Эффена, он со мной согласен.
Ревсон подумал, что будет нелишне посеять несколько зерен раздора.
— Конечно, некоторые могут счесть мое решение признаком слабости или неуверенности. Я же поступаю так потому, что мне до вас дела нет. У каждого своя ахиллесова пята. Я начинаю думать, что для веры в собственную непогрешимость у вас слишком шаткие основания. Кроме того, простых людей легко можно заменить, другое дело короли, принцы, президенты. Брэнсон повернулся к Тони.
— Поставь сюда десять подносов с доброкачественной едой.
Официант выполнил приказание.
— Итак, Ревсон, какой из них вы желаете попробовать?
— Вы все еще подозреваете меня в том, что я знаю, как отличить подносы с хорошей едой от подносов с отравленной. Может быть, вы сами сделаете выбор?
Брэнсон кивнул и указал на один из подносов.
Ревсон подошел, взял указанный поднос, медленно и осторожно обнюхал еду. При этом он коснулся внутренней стороны ручек подноса. Никаких знаков не было. Этот поднос был с нормальной едой. Ревсон взял ложку и вонзил ее в центр блюда, напоминавшего мясную запеканку. Он поморщился, прожевал, проглотил, потом повторил все сначала и с отвращением отставил поднос.
— Не в вашем вкусе? — заметил Брэнсон.
— Будь я в ресторане, то отослал бы это назад на кухню. А еще лучше вывалить это на голову шеф-повара. Тот, кто это приготовил, не может считать себя поваром.
— Как по-вашему, еда отравлена?
— Нет. Просто невкусно.
— Вы не могли бы попробовать еду еще с одного подноса?
— Нет уж, спасибо. Вы говорили только об одном.
— Ну, давайте же, попробуйте еще, — настаивал Брэнсон.
Ревсон сердито посмотрел на него, но подчинился. Следующий поднос тоже оказался хорошим. Пол повторил с ним ту же процедуру, что и с первым. Не успел он закончить дегустацию, как Брэнсон протянул ему третий поднос.
У этого на внутренней стороне ручки была пометка.
Ревсон подозрительно обнюхал его, немного попробовал и сплюнул.
— Не знаю, отравлена эта еда или нет, но по вкусу и запаху она противнее двух предыдущих, если такое вообще возможно, — он подвинул поднос в сторону доктора Киленски, который обнюхал его и передал коллеге.
— Ну что? — спросил Брэнсон у специалистов.
— Может быть, здесь вредные микробы только начали действовать, — ответил Киленски. — Нужно сделать лабораторный анализ, — врач задумчиво посмотрел на Ревсона. — Вы курите?
— Совсем немного.
— А как насчет крепких алкогольных напитков?
— Только в дни рождения и на похоронах.
— Возможно, в этом все дело. У некоторых некурящих и непьющих вкусовые ощущения особенно остры. Они лучше чувствуют запахи. Видимо, Ревсон из их числа.
Никого не спрашивая, Ревсон обследовал еще шесть подносов, затем обернулся к Брэнсону.
— Хотите узнать мнение дилетанта? Часть из них попахивает, но в разной степени.
Брэнсон посмотрел на Киленски.
— Это возможно?
— Так бывает, — смущенно ответил врач. — Концентрация этих микробов в еде может быть различной. Только в прошлом году в Новой Англии отравились сразу две семьи. Десять человек обедали вместе. Среди всего прочего, они ели сэндвичи. Троим ничего, пятеро умерли, двое заболели. Все ели одни и те же сандвичи с мясным паштетом. Там тоже был ботулизм.
Брэнсон с ван Эффеном отошли в сторонку.
— Ну как, достаточно? — спросил ван Эффен.
— Ты хочешь сказать, что нет смысла продолжать проверку еды?
— Боюсь, тебя перестанут воспринимать всерьез.
— Согласен, хотя мне лично все это кажется подозрительным. Беда в том, что нам приходится полагаться на слово Ревсона.
— Но он проверил все подносы. С его точки зрения, здесь двадцать подозрительных подносов. На три больше, чем нужно.
— С чего ты взял?
— Со слов Ревсона.
— Ты все же считаешь, что ему нельзя доверять?
— Он слишком спокоен, слишком непринужденно держится. Это хорошо обученный агент, прекрасно знающий свое дело — я имею в виду не фотографию.
— Ну, в фотографии он тоже наверняка неплохо разбирается.
— Не сомневаюсь.
— Ты считаешь, что еду умышленно отравили?
— Во всяком случае, я собираюсь сказать об этом телезрителям. Кто сможет мне возразить? Микрофон только один и тот у меня в руках.
Ван Эффен посмотрел в южный конец моста.
— Идет второй микроавтобус с едой.
Брэнсон быстро рассадил почетных гостей и журналистов. Место Хансена занял вице-президент. Камеры уже были расставлены. Следовало спешить — с запада стремительно надвигались темные грозовые облака.
Сидевший рядом с президентом Брэнсон взял микрофон и начал свое телешоу.
— Я призываю телезрителей Соединенных Штатов и всего мира стать свидетелями ужасного преступления, которое было совершено на этом мосту около часа назад. Надеюсь, это преступление убедит вас в том, что преступники — не обязательно те, кто преступает закон.
Посмотрите на этот микроавтобус. Он привез нам ужин. Здесь подносы с разложенными на них порциями. С виду обычная, хотя и не слишком аппетитная на вид еда. Но доброкачественная ли она? — Брэнсон повернулся к сидевшему рядом с ним врачу. — Перед вами доктор Киленски, ведущий специалист в области судебной медицины, лучший на всем Западном побережье. Основное направление его деятельности — яды. Скажите, доктор, можно ли употреблять в пищу разложенную на подносах еду?
— Не всю.
— Пожалуйста, расскажите поподробнее.
— Не на всех этих подносах еда доброкачественная. На некоторых из них она опасна для здоровья.
— И сколько таких?
— Примерно половина. Может быть, больше. Для того чтобы точно сказать, нужно сделать лабораторный анализ.
— Вы говорите, эта еда опасна для здоровья. Почему? Что здесь за инфекция, доктор?
— Здесь присутствуют болезнетворные микробы. Это ботулизм — причина многих пищевыхотравлений.
— Насколько серьезным может быть подобное отравление? Может ли оно привести к смерти?
— Да, может.
— И часто ли такое случается?
— Довольно часто.
— Обычно такое отравление происходит из-за того, что еда недоброкачественная?
— Да.
— Но эту культуру можно вырастить и искусственным путем, в лаборатории?
— Вы очень свободно трактуете этот вопрос.
— Но мы рассказываем об этом случае не специалистам, а людям, далеким от медицины.
— В принципе, да.
— Можно ли заразить такой искусственно выращенной культурой вполне доброкачественную еду?
— Полагаю, что да.
— Да или нет?
— Да.
— Спасибо, доктор Киленски.
Ревсон, которому все еще не вернули фотоаппарат, вместе с доктором О'Харой сидел в машине «скорой помощи».
— Для человека, который никогда не был в суде, Бэнсон великолепно инсценировал судебное разбирательство.
— Он прирожденный шоумен.
Тем временем Брэнсон продолжал свой репортаж.
— Довожу до сведения властей, которые сейчас нас смотрят, то есть до сведения военных, полиции, ФБР и прочих, что мы имеем дело с попыткой преднамеренного убийства или, как минимум, вывести из строя мою команду. Я абсолютно уверен, что на мосту есть человек, который знает, как отличить хорошую еду от плохой. Кто-то должен был проследить, чтобы подносы с отравленной едой попали тому кому они предназначались, то есть мне и моим коллегам. К счастью, эта попытка провалилась. Пострадал один человек, но об этом я расскажу позже.
Тем временем я обращаю ваше внимание на то, что сюда прибыла еще одна машина с едой.
Телекамера послушно показала второй микроавтобус.
— Маловероятно, что власти решили снова сыграть в ту же самую игру. Хотя наши власти настолько глупы, что от них можно ждать чего угодно. Поэтому сейчас мы с вами выберем наугад три подноса — для президента, короля и принца. Если они останутся живы, то еда не отравлена. Если же эти трое серьезно заболеют или хуже того, умрут, то весь мир поймет, что не нас нужно в этом винить. Мы здесь поддерживаем постоянную связь с полицией и военными, которые находятся на берегу. У них есть одна минута, чтобы сообщить нам, отравлена эта еда или нет.