Глава 5

Центральная часть моста Золотые ворота стремительно приобретала вид средневекового города. Подобные поселения всегда росли очень беспорядочно, но в них кипела жизнь, царило некое беспокойство, обещавшее им славное будущее. Правда, в этом новорожденном городе все дома были на колесах, а мрачные старейшины носили безупречно сшитые костюмы и выглядели, как люди, никогда в жизни не занимавшиеся физическим трудом.

Сейчас на мосту стояли три больших белых автобуса и три патрульные машины. Две из них входили в состав кортежа, третья только что привезла Мильтона, Квори и Хендрикса. Там уже находились два микроавтобуса в красную и желтую полоску, с надписями «Туалет». Их одолжили в цирке, который недавно приехал в Сан-Франциско. Рядом с передвижными туалетами припарковались машина «скорой помощи» и микроавтобус с раздаточным окошком на боку — последний привез на мост горячую еду. Неподалеку стоял грузовик телевизионщиков, подсоединенный к большому генератору, установленному примерно в ста ярдах от него. Последним прибыл микроавтобус, из которого уже начали выгружать одеяла, пледы и подушки, призванные обеспечить новым «поселенцам» сносный ночной отдых.

Были в импровизированном городке отдельные объекты, которые плохо вписывались в городской пейзаж, а именно вертолеты и зенитные орудия. Город патрулировали вооруженные люди. В обоих концах нового поселения военные инженеры спешно возводили стальные баррикады, предназначенные защитить горожан от возможного насилия. И, тем не менее, все эти странные люди и предметы выглядели здесь не совсем уж чуждыми, скорее инородными в этом импровизированном поселении казались какие-то совершенно обыденные вещи.

Каким бы странным ни казался остальному миру этот новый город, для его обитателей он был вполне реален, хотя многих из них это нисколько не радовало.

Наступило время пресс-конференции. Установили телекамеры; заложников и лиц, прибывших на переговоры — Мильтона, Квори и Хендрикса, усадили в первом ряду. Второй ряд отвели журналистам. Фотографам позволили самим выбрать точки для съемки, но в нескольких футах от них заняли свои посты вооруженные приспешники Брэнсона. Сам он сел лицом к публике. Рядом с ним на земле лежал странный предмет, закрытый плотным брезентовым чехлом, под которым угадывались какие-то острые выступы, и стоял тяжелый металлический ящик.

— Джентльмены, я не задержу вас дольше, чем нужно, — начал Брэнсон.

В его руках оказались люди, пользовавшиеся огромным влиянием во всем мире, но по лицу Питера было трудно понять, доставляют ли ему удовольствие сознание собственной власти и всеобщее внимание. В этот момент Брэнсона слушали миллионы людей, многие из которых видели его на экранах своих телевизоров. Питер был спокоен и уверен в себе. Лицо его казалось абсолютно бесстрастным.

— Думаю, вы все догадываетесь, для чего мы здесь собрались.

— Лично я догадываюсь, для чего меня пригласили, — заявил Квори.

— Я в этом не сомневался.

— Хочу только напомнить вам: в отличие от многих я в своей деятельности руководствуюсь законом. И окончательное решение от меня не зависит.

— Я приму это к сведению, — заявил Брэнсон с таким видом, словно он проводил семинар в одном из университетов Плющевой Лиги. — Но мы к этому еще вернемся. Как по-вашему, мистер Квори, о чем мы будем говорить в первую очередь?

— О деньгах.

— Совершенно верно, о деньгах.

— Сколько вы хотите? — спросил Квори, который не зря славился прямотой.

— Одну минутку, господин секретарь казначейства! — прервал Квори президент.

У него, как и у каждого из двухсот миллионов его избирателей, были свои маленькие слабости — президент не любил оставаться в тени.

— Для чего вам эти деньги, Брэнсон?

— Почему вы решили, что это касается вас?

— Я считаю, что меня это касается самым непосредственным образом. Я категорически заявляю, что если деньги нужны вам для ведения подпольной деятельности, если вы обратите их во зло и если вы собираетесь их использовать для ведения антиамериканской деятельности, то получите не деньги, а мой труп. Что я такое по сравнению с Америкой?

Брэнсон одобрительно кивнул.

— Хорошо сказано, господин президент! Особенно если учесть, что сегодня вам никто не помогал готовить речь. В ваших словах мне слышится голос пионеров. Это говорит совесть Америки. Отцам-основателям Соединенных Штатов ваша речь определенно понравилась бы. Она определенно понравится и тем, кто в ноябре этого года станет за вас голосовать. Уверяю, что эти деньги нужны мне не для политических целей, а для сугубо личных. Я собираюсь основать компанию «Брэнсон инкорпорейтед».

Президент был не из тех, кого легко вышибить из седла, иначе он никогда не стал бы президентом.

— Вы упомянули слово «совесть». Но есть ли она у вас?

— Откровенно говоря, я и сам не знаю. Если дело касается денег — нет, наверняка нет. Большинство по-настоящему богатых людей мира — моральные уроды. Это люди с умом криминального склада, которые поддерживают видимость законности, нанимая юристов, таких же моральных уродов, как и они сами.

Возьмем для примера мультимиллионеров, политиков, юристов. Кто из них больше лжет? Нет, нет, не отвечайте. Я могу нечаянно перейти на личности. Мы все негодяи, независимо от того, скрываемся ли под лицемерной маской законности или нет. Лично я просто хочу быстро получить деньги и считаю, что мой способ ничем не хуже других.

— Будем считать, что вы честный вор. Давайте говорить более конкретно, — предложил Квори.

— Итак, поговорим о моих требованиях.

— Именно.

Брэнсон окинул взглядом короля и принца, рядом с которыми сейчас не было Имана — его отправили в госпиталь. Потом посмотрел на президента.

— Что ж, за всех разом, не торгуясь из-за каждого цента, — триста миллионов долларов. Тройка с восемью нулями.

Телезрители Соединенных Штатов и всего мира стали свидетелями последовавшей сцены. Наступило молчание. На лицах участников пресс-конференции отразились самые разные чувства: ярость, непонимание, недоверие, потрясение. Несколько мгновений тишина была полная.

Нетрудно догадаться, что из всех присутствующих именно секретарь казначейства чаще всего имел дело с такими большими суммами денег. Наверное, именно поэтому он первый пришел в себя.

— Мне показалось или вы в самом деле назвали эту цифру?

— Тройка и восемь нулей. Если вы дадите мне доску и мел, я вам ее нарисую.

— Это чудовищно! Возмутительно! Этот человек сумасшедший! — На экранах телевизоров было хорошо видно красное лицо президента. Он сжал руку в кулак, ему очень хотелось изо всех сил стукнуть по столу, но стола не было. — Вы знаете, Брэнсон, каково в нашей стране наказание за похищение людей? И каковы наказания за шантаж и вымогательство с применением силы?

— Разве эта сумма является беспрецедентной в истории преступлений?

— Да. Эта уже слишком! Суммы такого масштаба... Наказанием за измену является смертный приговор, а в данном случае это хуже измены... Да я ни за что не соглашусь...

— Господин президент, мне ничего не стоит убедить вас в серьезности моих намерений, но я бы предпочел, чтобы вы поверили мне на слово, — Брэнсон достал пистолет. — Вы же не хотите, чтобы я на глазах у ста миллионов телезрителей прострелил вам коленную чашечку? Тогда вам и в самом деле пригодится ваша трость. Если мне понадобится подкрепить слова делом, я сделаю это без малейших колебаний. Для меня это пустяк, — в голосе говорившего чувствовалось холодное безразличие, которое было страшнее самих слов.

Президент разжал кулак и не сел — рухнул — на стул. Его лицо из багрово-красного стало серым.

— Вашим людям пора научиться: мыслить масштабно, — продолжал Брэнсон. — Мы живем в Соединенных Штатах, в богатейшей стране мира, а не в какой-нибудь банановой республике. Что такое триста миллионов долларов? Пара подводных лодок «Поларис» или ничтожная доля стоимости полета человека на Луну. Если я возьму эту крошечную долю достояния Америки, никто не пострадает, а вот если я не получу этих денег, многим будет очень не хватать вас, господин президент, и ваших арабских друзей.

Подумайте о том, что потеряете вы и что потеряет Америка! В десять, в сто раз больше! Начнем с того, что не будет построен завод по переработке нефти в Сан-Рафаэле. Ваши надежды на то, что страна сможет приобретать нефть по символическим ценам, никогда не осуществятся. Если Их Высочествам не удастся благополучно вернуться на родину, на Соединенные Штаты будет наложено эмбарго. Это приведет к длительной депрессии, по сравнению с которой Великая депрессия 1929 года покажется воскресным пикником, — Брэнсон посмотрел на министра энергетики. — Вы согласны со мной, мистер Хансен?

По лицу министра было видно, что ему вовсе не хочется соглашаться. Нервный тик бедного Хансена к этому времени уже напоминал пляску Святого Витта. Голова министра дернулась, он оглянулся, ища поддержки, и умоляюще посмотрел на президента. Хансен готов был уже упасть в обморок, но тут ему на помощь пришел секретарь казначейства.

— Мне кажется, что вы, Брэнсон, правильно представляете возможные последствия.

— Благодарю вас.

В этот момент король поднял руку.

— Позвольте мне сказать.

Король был человеком совсем иного склада, чем президент. Жизнь его проходила довольно бурно, ему приходилось постоянно бороться за сохранение трона и ради этого ему не раз доводилось избавляться от собственных родственников. Потрясения были ему не в новинку. Король сам всю жизнь использовал насилие и понимал, что может умереть не своей смертью.

— Разумеется, Ваше Величество.

— Как бы ни закончилась нынешняя операция, вас будут искать и, в конце концов, убьют. Вам все равно не спрятаться. Даже если вы меня сейчас убьете, ваша смерть не за горами.

Речь короля нисколько не тронула Брэнсона.

— Пока у меня есть вы, Ваше Величество, не о чем беспокоиться. Я понимаю, что любой из ваших подданных, решивший лишить вас жизни, отправится в рай, если цареубийцы вообще попадают в рай. Мне кажется, что вы, Ваше Величество, не из тех людей, что готовы прыгнуть с моста ради того, чтобы верные сыны Аллаха со своими длинными ножами принялись охотиться за мной.

Глаза с тяжелыми веками смотрели не мигая на Брэнсона.

— А что, если я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете?

— Хотите сказать, что готовы прыгнуть или, по крайней мере, попытаться? — В голосе Брэнсона снова слышалось полное безразличие. — Для этого у меня есть машина «скорой помощи». Ван Эффен, какие инструкции ты получил для подобных случаев?

— Стрелять из автомата по ногам. Остальное — дело врачей.

— Мы даже сможем снабдить вас протезом, Ваше Величество. Мертвый вы для меня никакой ценности не представляете. Итак, вернемся к выкупу. Вы согласны? Возражений нет? Прекрасно. Что ж, неплохо для начала.

— Для начала? — возмущенно переспросил генерал Картленд.

— Конечно, для начала. Дальше — больше. Еще двести миллионов — за Золотые ворота.

На этот раз публика недолго пребывала в шоковом состоянии. Президент оторвался от своих мрачных мыслей и поднял глаза на Брэнсона.

— Двести миллионов долларов за Золотые ворота? — бесстрастно переспросил он.

— Согласитесь, это выгодная сделка. Вы получите мост почти даром. Я знаю, на его строительство было затрачено без малого сорок миллионов, но сегодня двести — это те же сорок с учетом инфляции за минувшие годы. Подумайте только, во что вам обойдется замена моста! Подумайте о шуме, пыли, загрязнении окружающей среды, о нарушении движения городского транспорта... Нужно будет привезти тысячи тонн стали... Подумайте о доходах от туризма, о десятках тысяч долларов, которых лишится экономика города... Как ни красив Сан-Франциско, но без Золотых ворот он, как Мона Лиза без улыбки. Вы только подумайте, на восстановление моста уйдет год, может быть, два. И все это время автомобилисты не смогут проехать в город из графства Марин. Это создаст множество осложнений... Для всех, кроме владельцев паромов, которые станут миллионерами. Но кто я такой, чтобы завидовать предпринимателям, честно зарабатывающим каждый доллар? Так что двести миллионов долларов — это чистая филантропия с моей стороны!

— А если мы не примем это ваше требование, господин Брэнсон, что вы сделаете с мостом? — подал голос Квори, привыкший оперировать очень крупными суммами. — Вы его увезете, заложите в ломбард?

— Я собираюсь его взорвать. Представьте, перекрытия рухнут с высоты в двести футов — вот это будет всплеск! Ничего подобного Западное побережье не знало.

— Что?! Взорвать Золотые ворота? — не смог сдержать гнев мэр Морисон, который в обычных условиях проявлял завидное хладнокровие. Никто не понял, как все произошло. Мэр неожиданно вскочил и набросился на Брэнсона. И в десятках миллионов домов американцы увидели, как Морисон навалился на него всеми своими двумястами двадцатью фунтами и в неодолимой ярости нанес Питеру удар по лицу. Брэнсон вместе со стулом был опрокинут на асфальт.

Ван Эффен бросился вперед, прикладом автомата ударил мэра по затылку, быстро обернулся и наставил автомат на сидящих на тут случай, если у кого-нибудь возникнет желание последовать примеру Морисона.

Прошло не менее двадцати секунд, прежде чем Брэнсон снова сел на стул. Ему подали салфетку.

Пйтер промокнул разбитую губу и остановил сильное кровотечение из носа. После этого он посмотрел на доктора и перевел взгляд на Морисона.

— Как он?

Врач быстро осмотрел мэра.

— Господин Морисон скоро придет в себя. У него нет даже сотрясения мозга, — доктор мрачно посмотрел на ван Эффена. — Похоже, вы умеете соразмерять силу удара.

— Что значит практика! — одобрительно заметил Брэнсон. — Он взял у доктора новую салфетку взамен испачканной. — А вот мэр Морисон не догадывается, насколько он силен.

— Что мне с ним делать? — спросил ван Эффен.

— Оставь его в покое. Это его город и его мост. И та и другое ему очень дорого. Я сам виноват, — Брэнсон задумчиво посмотрел на Морисона. — Нет, пожалуй, лучше надень ему наручники, завернув руки за спину. Не то он в следующий раз мне голову оторвет.

Генерал Картленд встал и подошел к Брэнсону. Ван Эффен угрожающе поднял автомат, но генерал проигнорировал угрозу.

— Мы можем договорить? — обратился он к Брэнсону.

— Во всяком случае я готов вас выслушать. Уши мэр мне не повредил.

— Я советник президента и в то же время военный инженер, точнее, специалист по взрывам. Вы не сможете разрушить моет и прекрасно это знаете. Чтобы взорвать башни, потребуется вагон взрывчатки. У вас его нет.

— Ну, мне столько и не понадобится, — Питер указал на брезентовый сверток. — Если вы специалист, то поймете, что это такое.

Картленд посмотрел сначала на сверток, потом на Брэнсона и на сидевших на стульях людей, потом снова на сверток.

— Не могли бы вы сказать присутствующим, что я прав? Мне что-то больно говорить.

Генерал внимательно посмотрел на массивные башни, протянутые от них тросы.

— Вы провели эксперименты? — спросил он Брэнсона.

Тот кивнул.

— Видимо, они прошли успешно, иначе бы вас здесь не было.

Брэнсон снова кивнул.

Картленд неохотно повернулся к заложникам и журналистам.

— Я ошибся. Боюсь, что Брэнсон в самом деле в состоянии разрушить мост. Здесь, в брезентовом свертке, тринитротолуол или другая взрывчатка такой же мощности. Эти конусы называют «ульями», благодаря своей вогнутой поверхности они концентрируют до восьмидесяти процентов энергии взрыва в нужном направлении. Насколько я понимаю, идея заключается в том, чтобы прикрепить эти длинные свертки с взрывчаткой к тросу на вершине башни, — он снова посмотрел на Брэнсона. — Как я понимаю, у вас их четыре, — сказал генерал, посмотрев на Брэнсона.

Питер кивнул.

Картленд повернулся к присутствующим.

— Боюсь, что эта затея удастся.

Наступило молчание. По вполне понятным причинам Брэнсон не очень стремился говорить, остальным сказать было нечего. В конце концов молчание нарушил генерал.

— Почему вы думаете, что все четыре заряда сработают одновременно?

— Все просто. Взрыв инициируется по радио. В детонаторе с гремучей ртутью пережигается проводок — взрывается детонатор, взрывается и сам «улей». Остальное детонирует уже от них.

— Полагаю, это все ваши требования на сегодня? — тяжело вздохнув, спросил Квори.

— Не совсем, — Брэнсон, извиняясь, развел руками. — Остался совсем пустяк.

— Хотел бы я знать, что вы считаете пустяком.

— Четверть миллиона долларов.

— Поразительно! По вашим меркам, это просто гроши! А за что, позвольте узнать?

— Компенсация моих расходов.

— Ваших расходов? — Квори дважды глубоко вздохнул. — Да вы самый большой грабитель всех времен и народов!

— Можете не усердствовать, я привык к тому, что меня оскорбляют, — пожал плечами Брэнсон. — Меня не так легко обидеть, к тому же я умею стойко переносить превратности судьбы. Итак, вернемся к вопросу о платеже. Вы ведь собираетесь платить, не так ли?

Никто не сказал ни да, ни нет.

— По поводу перевода денег нужно будет договариваться с моим другом из Нью-Йорка. У него есть друзья в некоторых европейских банках, — Брэнсон посмотрел на часы. — В Европе сейчас за полдень, а все приличные европейские банки закрываются ровно в шесть. Поэтому буду признателен, если вы сообщите мне о своем решении к семи утра.

— О каком решении? — осторожно спросил Квори.

— По поводу упомянутых мною сумм и о том, в какой форме будет произведена выплата. В сущности форма для меня не важна. Главное — чтобы деньги были переведены в один из зарубежных банков. Думаю, с этим проблем не будет. Вы, как никто другой, знаете, что для этого необходимо сделать, ведь вам приходится финансировать заморскую деятельность ЦРУ, не спрашивая совета у наших налогоплательщиков. Для казначейства Соединенных Штатов это пустяковая задача. Если выплата будет произведена в конвертируемой валюте, то мне безразлично, как этот перевод будет осуществлен. Как только мой нью-йоркский друг сообщит мне, что деньги поступили, а это должно произойти не позже чем через сутки, мы с вами попрощаемся. Заложники, разумеется, отправятся с нами.

— Куда вы нас увезете? — осведомился Картленд.

— Лично вас — никуда. Вы, вероятно, представляете огромную ценность для вооруженных сил, но не для меня. Для меня вы — нуль. И хотя вы единственный человек, который способен причинить мне кучу хлопот, потому, что готовы действовать, для меня советник президента — мелкая сошка, мне нужны заложники поважнее. Например, президент и трое оставшихся его друзей. У меня в Карибском море есть друг, президент одного островного государства, которое никогда не имело и не будет иметь с Соединенными Штатами договора о выдаче преступников. Он охотно примет нас и обеспечит стол и кров, если, конечно, получит по миллиону долларов за ночь.

Все молчали. На фоне тех сумм, о которых совсем недавно шла речь, это была еще божеская плата.

— Я не упомянул еще об одном, — снова заговорил Брэнсон. — Начиная с полудня завтрашнего дня вступят в действие штрафные санкции за задержку. Каждый день задержки будет означать серьезное увеличение выплат. Сумма начнет стремительно возрастать: с каждым часом просрочки — на два миллиона долларов.

— Судя по всему, вы цените свое время, мистер Брэнсон, — заметил Квори.

— Если я его не буду ценить, то кто вообще это сделает? Еще вопросы есть?

— Да, — подал голос Картленд. — Как вы собираетесь добираться до вашего карибского рая?

— Самолетом, как же еще? Отсюда до международного аэропорта десять минут на вертолете. Там мы погрузимся в самолет.

— Вы уже все организовали? Самолет уже ждет?

— Будет ждать.

— Какой самолет?

— Президентский.

При этих словах Питера даже Картера покинула привычная сдержанность.

— Вы хотите сказать, что собираетесь похитить президентский «боинг»?

— Побойтесь Бога, генерал! Вы же не думаете, что президент отправится в путь на стареньком «Дугласе»? Вполне естественно использовать президентский самолет — люди такого ранга привыкли путешествовать с комфортом. В пути покажем новые фильмы. Путешествие будет коротким, но мы постараемся, чтобы всем было удобно. Позже мы привезем из Штатов еще несколько новинок Голливуда.

— Вы сказали «мы»?

— Я и мои друзья. Наш долг — вернуть президента и его гостей в целости и сохранности. Не знаю, как они вообще могут жить в этом кошмарном Белом Доме, ну да это к делу не относится.

— Если я вас правильно понял, вы собираетесь снова вернуться в Соединенные Штаты? — осторожно поинтересовался Мильтон.

— Это моя родина. Почему бы нет? Вы меня разочаровали, Мильтон!

— Я вас разочаровал?

— Да. Мне казалось, что не только Верховный Суд и генеральный прокурор, но и госсекретарь знает законы и конституцию страны не хуже обычных граждан.

Наступила тишина. Брэнсон огляделся. Никто не выразил желания высказаться, и он снова обратился к госсекретарю.

— Разве вы не знаете, что по нашим законам человека нельзя осудить, если он уже получил прощение от государства?

Присутствующие не сразу поняли, что имеет в виду Брэнсон.

Именно в этот момент президент потерял вдвое больше голосов потенциальных избирателей, чем приобрел ранее, утверждая, что пожертвует собой ради Америки. Политики вообще люди искушенные и довольно толстокожие, но до сих пор президенту не доводилось сталкиваться с таким маккиа-велиевским подходом. У себя дома, в кругу семьи, президент может себе позволить крепкое выражение, но только не в своих обращениях к избирателям. Однако сейчас его вряд ли можно было за это винить. Президент напрочь забыл о том, что за ним наблюдают миллионы сограждан и воззвал к Небу, требуя справедливости. Он стоял, подняв голову и воздев руки. Лицо его стало багровым.

— Вам мало полумиллиарда долларов! Вы хотите получить еще и полное прощение!

Президент перевел взгляд с безоблачного неба на Брэнсона и обрушил на него всю мощь своей ярости, но гром небесный не поразил вымогателя.

— У вас приготовлены сердечные средства? — тихо спросил Брэнсон у врача.

— Прекратите издеваться над президентом! — отрубил медик.

— Вы негодяй! — продолжал клеймить Брэнсона президент. — Если думаете...

Картленд коснулся руки президента и прошептал:

— Не забывайте, на вас смотрят телезрители!

Президент оборвал себя на полуслове. Он опомнился и в ужасе закрыл глаза. Потом снова открыл их, покосился на камеру и заговорил уже гораздо спокойнее.

— Я как лицо, избранное американским народом, не поддамся на шантаж. Американский народ на это не пойдет. Демократия на это не пойдет. Мы будем сражаться с подобным злом...

— Каким образом? — поинтересовался Брэнсон.

— Каким образом? — президент изо всех сил старался сдержаться, но еще не вполне овладел собой. — У нас есть ЦРУ и ФБР, в наших руках ресурсы всей страны, армия, призванная охранять закон и порядок.

— Новые выборы состоятся только через пять месяцев, а что сейчас?

— После того как я проконсультируюсь с членами своего кабинета...

— Вы сможете консультироваться, с кем угодно... если я вам позволю. Мне необходимо полное прощение, в противном случае вы пробудете на упомянутом тропическом острове бесконечно долго.

Как я уже говорил, большая часть острова — настоящий рай. Однако небольшая его часть очень напоминает остров Дьявола. Генералиссимус построил там тюрьму для своих политических противников, а поскольку ему до них дела нет, эти люди остаются там навечно, чему очень помогают изнурительный труд, лихорадка и голод. Мне трудно представить короля с мотыгой в руках. Да и вас тоже.

А вместо того чтобы рассуждать о моральном облике нации, лучше подумали бы о том сложном положении, в котором окажутся ваши гости. Не секрет, что и у короля, и у принца есть доверенные министры и родственники, которым не терпится занять их троны.