— Сама по себе? Нет, невозможно. Президент Соединенных Штатов должен нажать одну кнопку, другой человек в определенном месте — другую. Радиочастоты настолько разные, что вероятность того, что кому-то удастся угадать правильную комбинацию, одна на миллион.

— А есть ли вероятность, пусть одна на миллион, что Советам такая комбинация известна?

— Нет.

— Вы утверждаете, что сама по себе бомба взорваться не может. Нет ли каких-нибудь внешних средств, источников, которые могли бы вызвать ее взрыв?

— Не знаю.

— Как вас понимать? Вы не хотите сказать или вы не уверены? Думаю, доктор Уикрэм, что при сложившейся ситуации не время проявлять щепетильность.

— Я не уверен. Если поблизости произойдет достаточно мощный взрыв, он, возможно, вызовет детонацию бомбы. Но утверждать точно мы не в состоянии. Мы просто не знаем.

— То есть как, такая возможность даже не рассматривалась? И соответствующих экспериментов не проводилось?

— Надеюсь, что нет, — встрял в разговор лейтенант Денхольм. — Если бы такой эксперимент закончился удачей, мне бы не хотелось оказаться в радиусе по меньшей мере тридцати-сорока миль от места его проведения.

— Это во-первых. — Впервые за все время разговора доктор Уикрэм попытался улыбнуться, но улыбка получилась немного кислой. — Во-вторых, если говорить откровенно, нам даже в голову не приходила мысль, что может возникнуть подобная ситуация. Мы, безусловно, смогли бы провести такой эксперимент, и без тех ужасных последствий, о которых говорил лейтенант. Можно было взорвать очень маленькую атомную бомбу вблизи другой. Даже обыкновенного взрывчатого вещества рядом с небольшой атомной бомбой было бы вполне достаточно. Если бы эта маленькая атомная бомба взорвалась, то же самое могла бы сделать и водородная бомба. Всем известно, что цепная реакция в атомной бомбе включает реакцию синтеза в водородной бомбе.

— Встраиваются ли какие-нибудь часовые механизмы, особенно замедленного действия, в водородные бомбы? — спросил Тальбот.

— Нет.

Категоричный тон доктора Уикрэма не оставлял сомнений.

— По словам вице-адмирала Хокинса, на борту затонувшего самолета могут оказаться два обыкновенных атомных заряда. Могут ли они быть снабжены часовым механизмом?

— Вновь повторяю, я не знаю. Это не моя область исследований. Но я не вижу причин, почему бы и нет.

— С какой целью?

— Понятия не имею. Просто выдвигаю предположение. Моя догадка может быть не хуже вашей, капитан. Единственное, что мне приходит на ум, это использование их в качестве мин. Обыкновенных морских мин, которые аккуратно сбрасываются с любого пролетающего транспортного самолета.

— Нужно мыслить шире, — сказал Ван Гельдер. — Водородную мину можно аккуратно сбросить с любого проходящего боевого корабля.

— С какого боевого корабля? Одного из наших? В военное время, так же как и в мирное, моря открыты для всех.

— Но Черное море и в мирное время открыто не везде. Впрочем, все это немного притянуто за уши. Как приводятся в действие мины?

— Мое невежество вызовет у вас большое разочарование, но я совершенно не разбираюсь в минах.

— Когда-то мины были либо магнитными, либо акустическими. Из-за размагничивания магнитные мины стали вчерашним днем. Следовательно, здесь у нас акустическая мина. Включается шумом двигателей проходящего корабля. Интересно, правда? Мы ведь несколько раз прошли над тем местом, до того как услышали тиканье, и ничего не включили. Пока не включили. Поэтому, как мне кажется, тиканье вовсе не означает, что мина установлена на определенное время. Возможно, она активизируется, то есть взорвется под проходящим судном, в тот момент, когда тиканье прекратится. К сожалению, мы не имеем понятия, что инициировало это тиканье в первый раз. Я не понимаю, каким способом можно сделать это преднамеренно. Приходится предположить, что его спровоцировал взрыв в самолете или же удар самолета о воду при падении.

— Умеете вы успокоить, Ван Гельдер, — пробормотал Хокинс.

— Должен сказать, сэр, что другие варианты менее предпочтительны. По моим выводам, хотя, возможно, они и бесполезны, тиканье — это передышка, своего рода отсрочка, и никакого взрыва не произойдет, пока продолжается тиканье. А вот когда оно закончится, бомба активизируется и способна взорваться под проходящим судном. Мне кажется, не такая уж дикая мысль, сэр. Я исхожу из предположения, что бомбу могли сбросить не только с самолета, но и с любого надводного средства. В таком случае кораблю надо как можно дальше удалиться от места взрыва. Для этого и используется часовой механизм, который начинает работать, как только бомбу сбрасывают за борт. Я абсолютно уверен, сэр, что Пентагон мог бы пролить хоть какой-то свет на происходящее.

— Уверен, что мог бы, — согласился Хокинс. — И ваши выводы вовсе не бесполезны. Лично мне они кажутся весьма разумными. Ну, капитан, что вы предполагаете делать в таком случае?

— Мне казалось, сэр, что цель вашего визита сюда заключается в том, чтобы сказать мне, что надо делать.

— Отнюдь. Я приехал сюда, чтобы войти в курс дела и получить некоторую информацию в обмен на ту, что я предоставил вам.

— Означает ли это, адмирал, — как бы это выразиться осторожнее? — что я могу самостоятельно принимать решения?

— Вы не просто можете принимать их, вы обязаны сделать это. Я готов подписаться под каждым из них.

— Благодарю вас. Тогда мое первое решение, точнее, предложение: вы вместе с вашими друзьями немедленно возвращаетесь в Рим. Здесь вы никому не поможете, а научному миру и военно-морскому ведомству придется пережить огромную потерю, если вдруг три такие величины принесут себя в жертву. Кроме того, разрешив мне самостоятельно принимать решения, вы тем самым подтвердили, что нет ничего такого, что я не мог бы сделать вместе со своей командой. Капитан-лейтенант Ван Гельдер в вашем полном распоряжении.

— Капитан-лейтенанту придется подождать. По крайней мере, меня. Ваша логика безупречна, но я в данный момент не могу руководствоваться логикой. Что же касается моих друзей, то здесь я с вами полностью согласен. Они могут завтра возвратиться на конференцию в Рим, и никто не заметит их отсутствия. Мы не имеем права рисковать жизнью гражданских лиц, тем более столь именитых.

— Вы только что высказали свою точку зрения, — заметил Бенсон, попыхивая старой трубкой. — Именитые мы или нет, но мы — гражданские лица и приказам военных не подчиняемся. Лично я предпочитаю Эгейское море Риму.

— Согласен, — произнес Уикрэм.

— Похоже, адмирал, вы можете повлиять на своих друзей не больше, чем я на всех вас — Тальбот вынул из внутреннего кармана два листка бумаги. — Я хотел бы, сэр, чтобы вы это подписали.

Хокинс взял протянутые листки, задумчиво посмотрел на Тальбота, быстро пробежал взглядом обе страницы, а затем зачитал вслух одну из них:

— "Для поднятия на поверхность затонувших самолета и яхты прошу немедленно отправить ближайшее спасательное судно в точку с координатами 36 градусов 21 минута северной широты, 25 градусов 22 минуты восточной долготы к югу от мыса Акротири, остров Тира. Прошу также направить самолетом на остров Тира двух водолазов с необходимым снаряжением для четверых, повторяю, для четверых. Приоритет 1АА. Вице-адмирал Хокинс".

Хокинс посмотрел на Бенсона и Уикрэма.

— Указание предназначено для корабля ее величества «Аполлон». Контр-адмирал Блайт — командующий тактическими военно-морскими соединениями НАТО в Восточном Средиземноморье. Приоритет 1АА означает «Бросить все дела, это важнее всех». Вице-адмирал Хокинс — это, кажется, я. Но почему, капитан, вы просите снаряжение для четырех водолазов?

— Мы с Ван Гельдером опытные водолазы, сэр. Когда-то вместе служили в подводном флоте.

— Понятно. Второе послание предназначено для министра обороны Греции: «Срочно свяжитесь с диспетчерской службой аэропорта Афины. Выясните, есть ли какая-нибудь информация о самолете, скорее всего американском, потерпевшем крушение сегодня в 14.15 к югу от острова Тира. Запрашивал ли он разрешения приземлиться в Афинах или в другом греческом городе. Обратитесь за помощью к полиции и к разведке. Выясните, есть ли какие-нибудь сведения о некоем Спиросе Андропулосе, владельце яхты „Делос“». Приятно сознавать, что послание тоже подписано мною. Ну что ж, капитан, минуты две назад я чуть было не совершил несправедливость по отношению к вам. Я, было, подумал, что вы не готовы взяться за эту проблему, а оказывается, вы все обдумали еще до моего прибытия. У меня только два вопроса.

— Относительно самолета и Андропулоса?

Хокинс кивнул.

— На высоте тринадцать тысяч метров пилот мог не беспокоиться о том, обнаружит его кто-нибудь или нет. Ему было прекрасно известно, что он один в небе. Но как только он начал снижаться, ситуация коренным образом изменилась. Ему, конечно, не хотелось с кем-нибудь столкнуться, особенно учитывая груз на его борту. Безусловно, он должен был попросить разрешения приземлиться.

— Но почему Греция?

— Если судить по его курсу, он летел в сторону Анкары или в какое-нибудь другое место поблизости. Турция, по крайней мере номинально, является членом НАТО. Уверен, что у американцев нет военно-воздушных баз в районе Анкары, даже не знаю, есть ли у них вообще базы в Турции. Мне только известно, что там нет ракетных баз. В Греции же у американцев есть и то и другое. Итак, остается Греция. Что же касается Андропулоса, то я с моими офицерами пришел к выводу: это весьма хитрый тип и подозрительная личность. Конечно, в суде такое не воспримут. Мы подозреваем, что ему что-то известно о самолете, упавшем в воду. Что-то такое, чего мы не знаем. Он заявляет, что «Делос» пошел на дно в результате взрыва. Но здесь сразу же возникает извечный вопрос: он сам затонул или ему помогли? Короче говоря, был ли этот взрыв случайным или нет? Если мы сможем поднять «Делос» на поверхность, то сразу все выясним.

— Да, вполне возможно. Но сначала дела. — Хокинс еще раз взглянул на тексты. — Похоже, они вполне отвечают стоящей перед нами задаче. Я охотно подпишу их. — Хокинс вытащил ручку, подписал и протянул бумаги Тальботу. — Поскольку вы все это разработали раньше, подозреваю, еще до моего отлета из Рима, почему же вы сами не послали эти донесения?

— Командиры моего ранга не имеют права отдавать приказания контр-адмиралу Блайту. У меня нет таких полномочий, как у вас. Вот почему я просил вас прибыть как можно быстрее. Благодарю вас за то, что подписали, сэр. Это полдела. Теперь наступает самое трудное.

— Трудное? — уныло произнес Хокинс — Что еще за трудности?

— Имеем ли мы моральное право просить команду спасательного судна, не говоря уж о водолазах, присоединиться к нам и совершить, говоря словами лейтенанта Денхольма, полет в стратосферу в распыленном состоянии.

— Это, конечно, вопрос. И что вы предлагаете?

— Вновь должен заметить, что решение не для низших чинов, а только для адмиралов.

— Если что-то произойдет, все будет не на вашей совести. Мир обвинит только меня.

— Если что-то пойдет не так, сэр, думаю, что у нас вообще не будет возможности что-либо сказать — мы испаримся.

— Вы правы. Я неверно выразился. Никому не хочется нести ответственность за подобные решения. Посылайте шифровки.

— Прекрасно, сэр. Лейтенант Денхольм, попросите Майерса прийти сюда.

Хокинс сказал:

— Как я понимаю, — только не считайте, что я делаю сравнения, — президент Соединенных Штатов оказался перед тем же выбором, что и я. Он спросил председателя объединенного комитета начальников штабов, стоит ли выводить из дела «Ариадну», хотя прекрасно было известно, что она стоит прямо над упавшим в воду самолетом. Председатель ответил, и вполне справедливо, что не он должен принимать подобное решение: старинная и почитаемая американская традиция перекладывать ответственность на чужие плечи. Президент решил, что «Ариадна» должна оставаться на месте.

— Весьма любезно со стороны президента, тем более что он не вылетит со своего места в Овальном кабинете, когда все это дело всплывет. Впрочем, я ничего не говорил. А вообще я бы не хотел принимать подобное решение. Наверное, он объяснил, почему так сделал?

— Конечно. Ради всеобщего блага.

Вошел Майерс. Тальбот протянул ему оба донесения.

— Немедленно передайте. В обоих случаях воспользуйтесь шифром "Б". Оба донесения сопроводите словами: «Срочно. Повторяю: срочно! Подтвердите получение».

Майерс вышел из каюты.

— Насколько я понимаю, адмирал, — спросил Тальбот, — как командующий военно-морскими силами в Восточном Средиземноморье вы имеете право отменить указания президента?

— Да.

— Такое уже бывало?

— Нет. Вас, наверное, интересует почему. По той же самой причине — ради всеобщего блага. А почему вы спрашиваете, капитан? Вы бы не ушли отсюда, даже если бы я получил прямой приказ.

— Меня несколько смущает объяснение: «Ради всеобщего блага». Вызов спасательного судна — кстати, моя идея — только увеличит угрозу во много раз.

— Вы не вполне понимаете, скольких людей касается все происходящее. Думаю, профессор Бенсон может просветить вас, да и всех нас, поскольку лично я слаб в этой области. Вот почему профессор Бенсон находится здесь.

— Профессор не в ударе, — сказал Бенсон. — Он голоден.

— Это наша небрежность, — извинился Тальбот. — Конечно, вы же еще не ели. Обед минут через двадцать вас устроит?

— Меня вполне устроит сэндвич.

Тальбот посмотрел на Хокинса и Уикрэма, которые закивали головами. Он нажал на кнопку вызова.

— Я и сам имею довольно смутное представление о масштабах угрозы, — продолжил Бенсон. — Некоторые факты не вызывают сомнений. Например, то, что под нами лежат водородные бомбы. Если же верить тому, что утверждает Пентагон, то на дне находится в общей сложности от ста сорока четырех до двухсот двадцати пяти мегатонн в тротиловом эквиваленте. Причем в данном случае не имеет значения, какая из этих цифр, меньшая или большая, соответствует истине. Взрыв всего лишь пятисот граммов сильного взрывчатого вещества в этой кают-компании убьет всех нас. То, о чем мы говорим, по своей взрывной силе соответствует примерно... дайте подумать... ага, двум миллионам тонн. Человеческий разум такие цифры не воспринимает, поэтому разница становится несущественной. Единственное, что мы можем с точностью утверждать, — это будет сильнейший взрыв в истории человечества. Последствия такого взрыва неизвестны, но они будут ужасающи, каким бы оптимистом вы ни были. Взрыв может повредить земную кору, что неизбежно приведет к катаклизмам. Может разрушить озоновый слой, что увеличит ультрафиолетовое излучение Солнца, и тогда человечество либо обгорит, либо сгорит заживо, в зависимости от размеров дыры в атмосфере. Он может вызвать наступление ядерной зимы, о которой так много говорили как ученые, так и обыватели. И наконец, он может спровоцировать эффект цунами. Тогда огромные волны, обычно вызываемые подземными землетрясениями, обрушатся на прибрежные страны, чтобы унести жизни десятков тысяч людей.

Бенсон с благодарностью взял стакан, протянутый ему Дженкинсом. Воспользовавшись паузой, Тальбот сказал:

— Если вы стараетесь как-то обнадежить нас, профессор, то у вас плохо получается.

— Ну вот, теперь лучше, намного лучше, — со вздохом произнес Бенсон, ставя стакан на стол. — Иногда выпить просто необходимо! Бывают дни, когда я сам на себя навожу ужас. Обнадежить? Спрогнозирована только половина возможных последствий. Санторин — другая половина. Причем самая главная. Какие бы таланты ни проявлял человек при создании самых бессмысленных средств разрушения, природа каждый раз загоняла его в угол.

— Санторин? — спросил Уикрэм. — Кто или что это такое?

— Невежество, Джордж, полное невежество. Вам с вашими коллегами-физиками стоило хотя бы изредка покидать свои башни из слоновой кости, чтобы узнать о происходящем на белом свете. Санторин находится всего лишь в трех километрах от того места, где вы сидите. Этот остров называли так в течение многих столетий. Теперь его чаще называют Тира, тем самым именем, которое он носил пять тысяч лет назад, в самый расцвет своей цивилизации. Остров имеет очень бурную сейсмическую и вулканическую историю. Не беспокойтесь, Джордж, я отнюдь не собираюсь садиться на своего конька, но кое-какие объяснения, думаю, дать нужно. Почему-то все считают, что землетрясения и взрывы вулканов — две стороны одной и той же медали. Совсем не обязательно. Так, например, всеми уважаемый Оксфордский словарь утверждает, что землетрясения — это, как правило, содрогания земной поверхности, вызванные вулканическими силами. Составители словаря допустили ошибку. Здесь следовало бы вставить слово «иногда». Землетрясения, особенно сильные, вызываются столкновением двух тектонических плит, когда одна как бы находит на другую. В истории человечества зафиксированы только два гигантских землетрясения подобного типа — в Эквадоре в 1906 году и в Японии в 1933 году. Точно такими же, правда менее мощными, но тем не менее достаточно сильными, были землетрясения в Калифорнии, в Сан-Франциско, и в долине Оуэнса. Они были вызваны движениями земной коры, а не вулканами. Действительно, практически все действующие вулканы мира — их насчитывается пятьсот или шестьсот, точную цифру не знаю — расположены по линиям соприкосновения тектонических плит. Но верно и то, что они практически не имеют никакого отношения к землетрясениям. За последние годы произошли три крупных извержения вулканов по границам этих плит: в районе горы Сент-Хелен в штате Вашингтон, Эль-Чичон в Мексике и вулкана, расположенного к северо-западу от Боготы в Колумбии. Последнее, произошедшее в прошлом году, оказалось самым сильным. Вулкан Руис высотой в пять тысяч четыреста метров, который дремал последние четыреста лет, вдруг проснулся и растопил весь снег и лед на своих вершинах. Образовался мощный грязевой поток, на пути которого встал город Армеро. В результате погибло двадцать пять тысяч человек. Но главное не это, а то, что извержения вулкана не сопровождались никаким землетрясением. То же можно сказать о вулканах, расположенных в районах, где тектонические плиты не соприкасаются. Не имели никакого отношения к землетрясениям ни Везувий, хотя он погубил и засыпал пеплом Помпеи и Геркуланум, ни Стромболи, ни Этна, ни двойные вулканы на Гавайях. Ни один из них не вызывал землетрясения. Главной причиной сейсмической активности являются так называемые термальные дыры, где раскаленные газы и лава, выходя через трещины в земной коре, вызывают землетрясения, извержения вулканов или то и другое вместе. Об этих термальных дырах много говорят, но почти ничего не знают. Неизвестно даже, имеют ли они постоянное местонахождение или же они распространяются по краям тектонических плит и способствуют их передвижению. Единственное, что нам точно известно: их наличие приводит к весьма неприятным последствиям. Между прочим, одно из сильнейших землетрясений в нашем столетии вызвано именно этим явлением.

— Вы меня совершенно сбили с толку, профессор, — сказал Хокинс — Вы упомянули о крупных землетрясениях, которые произошли в Японии и Эквадоре. О них все известно, они описаны в литературе, а где же данные о последнем упомянутом вами землетрясении?

— Они, конечно, есть. Но такие страны, как Россия и Китай, неохотно сообщают о деталях подобных явлений. У них бытует странное представление о том, что природные катаклизмы отражаются на их политических системах.

— Тогда возникает вопрос: а как вы узнали?

— Правительства могут принять любые решения, но ученых трудно провести. Землетрясение произошло в Северо-Восточном Китае, в Тянь-Шане, затронуло города Пекин и Тянь-Цзинь. Ничего подобного никогда не происходило в столь густонаселенном районе. Основной причиной происшедшего, вне всякого сомнения, был выход на поверхность раскаленных газов. О существовании границ тектонических плит в том районе точно не было известно, хотя о вероятности землетрясения там говорили еще в древности. Случилось же оно 27 июля 1976 года.

— Буквально вчера, — отметил Хокинс — Каковы потери?

— Две трети миллиона погибли, три четверти миллиона получили серьезные увечья. Плюс-минус сто тысяч в каждом случае. Мои слова могут показаться бессердечными, но это не так. Просто при таком порядке цифр несколько десятков тысяч не имеет значения, все зависит только от того, как вы это воспринимаете душой и разумом. Играет роль и еще один фактор — то, что мы обычно называем «безликими неизвестными в далеких странах». В данном случае мы понятия не имеем о количестве погибших людей, но абсолютно уверены, что землетрясение в Тянь-Шане — третье по силе среди крупнейших катаклизмов на Земле. Чуть более столетия назад на острове Кракатау в Индонезии проснулся вулкан. Точнее, взорвался в буквальном смысле этого слова, и звук взрыва был слышен за тысячи километров. В стратосферу вырвалось огромное количество вулканического материала, поднялось цунами, вызванное извержением. Точно известно, что три крупнейших острова в Яванском море — Суматра, Ява и Борнео, а также почти все его маленькие острова оказались затоплены водой, местами на высоту до шестидесяти метров. Подсчета погибших никто не произвел. Возможно, и к лучшему, что мы не знаем цифр.

— А возможно, к лучшему то, что мы не знаем, куда вы клоните, — заметил Тальбот. — Впрочем, мне безразлично, куда вы нас заведете.

— Дело в том, что и мне безразлично, — со вздохом произнес Бенсон и отпил еще немного джина. — Кто-нибудь из присутствующих слышал когда-нибудь греческое слово kalliste?

— Конечно, — раздался голос Денхольма. — Оно означает «прекрасная». Очень древнее слово. Восходит еще к временам Гомера.

— О боже! — воскликнул Бенсон, разглядывая лейтенанта сквозь дым от своей курительной трубки. — Я думал, вы специалист по электронике.

— Лейтенант Денхольм — в первую очередь специалист по античности, — сообщил Тальбот. — Электроника — его хобби.

— О! — Бенсон поднял вверх большой палец. — Каллисто — имя, которое носил этот остров, прежде чем его назвали Тира или Санторин. Кстати, по-моему, самое неподходящее для него имя. Так вот, в 1450 году до нашей эры вершина этого острова взорвалась. Сила взрыва в четыре раза превосходила мощность извержения Кракатау. От конуса вулкана осталась котлообразная впадина, — кальдера, как мы говорим, — площадью почти в восемьдесят квадратных километров, затопленная морем. Волнующие были времена, господа, просто волнующие. К несчастью, эти волнения докатились и до нас. У Санторина весьма активная сейсмическая история. Согласно мифологии, двадцать пять тысяч лет назад на острове произошло еще более мощное извержение. Однако после 1450 года извержения были не столь разрушительными. В 236 году до нашей эры другое извержение отделило Тиразию от северо-западной Тиры. Сорок лет спустя появился маленький островок, получивший название Каймени. С того времени так и пошло: взрывы, извержения, появление и исчезновение островов и вулканов. В конце XVI века южное побережье Тиры вместе с портом Элефсис погрузилось в море. Там оно и находится. В 1956 году другое довольно сильное землетрясение уничтожило половину зданий на западном побережье острова. Санторин, таким образом, лежит на непрочном основании.

— А что произошло в 1450 году до нашей эры? — спросил Тальбот.

— К сожалению, наши предки, проживавшие здесь тридцать пять столетий назад, не очень-то думали о своих потомках и не оставили нам никаких записей, которые могли бы удовлетворить наше интеллектуальное любопытство. Трудно их за это винить. У них в то время хватало более важных проблем. И все же согласно одному сообщению известно, что взрыв вызвал волну высотой в пятьдесят метров. Лично я в это не верю. Правда, высота воды на побережье Аляски вследствие цунами и землетрясений поднимается до девяноста метров, но только на мелководье у берегов; на глубине же цунами передвигается с огромной скоростью в три-четыре тысячи километров в час, а на поверхности воды, кроме ряби, ничего нет. Ученые резко разделились по вопросу о том, что же произошло на Тире. Между ними происходят настоящие баталии. Это просто какое-то археологическое минное поле. Часть ученых утверждают, что взрыв мог уничтожить Киклады, стереть с лица земли минойскую цивилизацию на Крите, залить водой острова в Эгейском море и прибрежные земли Греции и Турции. Он мог также затопить Нижний Египет, переполнить Нил и отвести воды Красного моря, что дало возможность евреям бежать от фараона. Далее. В 1950 году ученый по имени Эмануил Великовский вызвал самый настоящий переполох среди историков, церковных деятелей и астрономов, заявив, что наводнение произошло под влиянием Венеры, которая, перестав быть спутником Юпитера, устремилась к Земле и прошла мимо нее непозволительно близко. Он проделал очень большую работу, которая в то время получила одобрение, но позже, правда, не раз подвергалась нападкам. Что это? Профессиональная зависть? Попытка спутать все карты? Шарлатанство? Маловероятно, потому что Великовский был другом и коллегой Альберта Эйнштейна. Далее. Астроном Эдмунд Галлей, именем которого названа комета, утверждал, что причиной наводнения стало именно это небесное тело. Как бы то ни было, ясно одно: в тот год произошла мощная природная катастрофа. Что же касается ее причины, думайте сами. Вы можете это сделать не хуже меня. Оценивая же ситуацию, в которой мы сейчас оказались, надо учитывать четыре факта. Во-первых, прочность основания Санторина весьма сомнительна. Во-вторых, остров находится на вершине термальной дыры, где скапливаются раскаленные газы. В-третьих, вполне вероятно, что он к тому же располагается на тектонической границе, которая проходит через Средиземное море с востока на запад, то есть там, где приходят в соприкосновение африканская и евразийская плиты. В-четвертых, и в этом нет сомнения, мы сидим, грубо выражаясь, на двух миллионах тонн тринитротолуола. Если все они взорвутся, то, я думаю, в высшей степени возможно и даже неизбежно, что раскаленные газы освободятся и приведут в действие зону землетрясения. Остальное пусть дорисует ваше воображение.

Бенсон осушил свой стакан и в надежде посмотрел по сторонам. Тальбот нажал на кнопку вызова.

— Мне такое даже в голову прийти не могло, — признался Хокинс.

— К счастью, не только вам. Мы говорим о возможном одновременном мощном термоядерном взрыве, извержении вулкана и землетрясении. Такого опыта у человечества еще не было, поэтому трудно представить себе последствия. Можно только гадать, но понятно, что действительность будет хуже любой догадки, любого кошмара. Единственное утешение, конечно, в том, что мы не успеем что-либо почувствовать, понять, реальность это или кошмар. Размеры потенциальной аннигиляции невозможно представить. Под аннигиляцией я подразумеваю полное истребление жизни, за исключением, возможно, подземных или водных форм. То, что не смогут сделать лава, вулканические пепел и зола, доделают взрывы, ураганные ветры, огонь и цунами. Если на площади в тысячи квадратных километров останутся какие-то живые существа, на их головы выпадут мощные радиоактивные осадки. Едва ли необходимо говорить о таких вещах, как ядерная зима или жара, вызванная ультрафиолетовым излучением. Теперь вы, наверное, понимаете, коммандер Тальбот, что мы имеем в виду, когда говорим о благе для всех. Какая разница, сколько у нас здесь судов — два или десять? Сколько людей — двести или две тысячи? Каждый дополнительный человек, каждый дополнительный корабль может на долю процента повысить шансы на нейтрализацию этих чертовых штуковин, лежащих на морском дне. Что такое две тысячи по сравнению с неисчислимым количеством людей, которые погибнут в случае детонации этих бомб? А детонация произойдет рано или поздно, если мы не попытаемся что-нибудь предпринять.

— Вы изложили предельно ясно, профессор. Не то чтобы «Ариадна» собиралась уходить отсюда, но приятно иметь веские основания для того, чтобы остаться здесь. — Тальбот немного помолчал. — Тем не менее надо решить одну небольшую задачку. У меня на борту шесть человек, которых удалось спасти с «Делоса». Я хотел высадить троих из них на берег, но сейчас вижу, что в этом нет необходимости.

— Увы, да. Находятся ли они здесь или на Санторине — это не будет иметь значения, когда они присоединятся к нашему, как выразился лейтенант Денхольм, полету в стратосферу.

Тальбот поднял трубку телефона, назвал номер и выслушал сообщение.

— Я связывался с гидроакустиками. Прибор продолжает тикать.

— Ах так, — заметил Бенсон, — продолжает тикать...