- Возможно, твои усилия не были вознаграждены, но это само по себе значительно увеличивает наши знания. Если ты, старший мастер Очага, с сильнейшим родством к огню за всю летописную историю, не можешь найти применение своей стихии в эфирных методах возжигания пламени, то никто не найдет.
      Планир говорил совершенно искренне, и Калион хмыкнул в подтверждение его правоты.
      - Все это хорошо, Верховный, но если мы не в силах противостоять поганым колдунам, то угроза, которую они представляют, только возрастает.
      - Мы будем вести борьбу с ними их собственными методами, - твердо заявил Планир. - Если мы, маги, не можем использовать эти заклинания, чтобы получить доступ к эфирной силе, чем бы там она ни была, то среди не магов есть умные и надежные люди, чьей поддержкой мы можем заручиться. Ответы найдутся, и я уверен, многие из них содержатся в этих артефактах конца Империи. В этих снах таится много секретов.
      - И как ты собираешься добраться до них? - Калион взирал на него без улыбки. - До сих пор, Верховный, твои изыскания были не слишком обнадеживающими. Скажи, та девушка из Ванама уже пришла в себя? Нельзя было погружать ее в такой глубокий сон. Может, она и увидела все, что мы хотим узнать, но пока она без сознания, это никому не известно.
      Выражение на лице Планира не изменилось.
      - Мы надеемся отыскать средства, чтобы привести ее в чувство. Показания многообещающие, и в своем сне она пока что здорова.
      - Выходит, теперь твои поиски знания разделились? Поиск средств, чтобы контролировать эфирную магию, с одной стороны, и исцеление тех, чьи мозги расплетаются, когда твои эксперименты идут не так, - с другой? - жестко вопросил Калион. - Но разве это не повод для более спешного розыска всех актуальных материалов?
      - Я думаю, именно спешка сыграла главную роль в тех нескольких трагедиях, о которых ты абсолютно справедливо напоминаешь мне. - Верховный маг снова наполнил бокал. - Еще ликера?
      Но Калион даже не притронулся к напитку.
      - Значит, ты намерен продолжать в том же духе? Мое беспокойство не в счет? А что скажет Совет?
      Вернувшись на скамью, Планир ободряюще улыбнулся.
      - Пока эльетиммы не начнут действовать открыто либо против нас, либо в попытке утвердиться на материке, самая большая опасность от эфирной магии проистекает из нашего стремления овладеть ею с неточными знаниями. Почти все наши сведения получены из снов тех студентов, которых мы набрали в Университетах Ванама и Кола, и особенно тех, кто, по нашим оценкам, наиболее точно соответствует первоначальным владельцам артефактов. Я уверен, Совет поймет, что это долгий и трудный процесс. Мы знаем, требуется время, чтобы сны утвердились, и артефактов у нас больше, чем добровольцев, подходящих для этого проекта, так как мы по определению не можем использовать магов. Мы делаем все возможное, чтобы заинтересовать нужных ученых, но любой открытый набор людей только породит больше слухов, вероятно, о честолюбивых магах, которые втягивают невинных в колдовские ритуалы, служащие лишь прикрытием для разнузданной похоти, - ты ведь и сам знаешь, что выдумывают о нас эти ученые анахореты. Калион невольно хохотнул.
      - Все это хорошо, Верховный, но...
      Планир поднял руку.
      - Ты не можешь отрицать, Калион, что подобное уже случалось в прошлом. Вспомни истории о Лодере Благодетеле - они все еще живы среди людей. Подумай, насколько ужаснее были бы они, если б видным магам того времени не удалось скрыть худшие из его причуд.
      Толстяк содрогнулся от непритворного ужаса, а Планир, не давая ему опомниться, продолжал:
      - Ты провел долгие часы в Совете, Калион, очень убедительно доказывая, что пришло время магам играть более важную роль в мире. Я согласен с тобой, и ты это знаешь. Потому мне бы очень не хотелось, чтоб какой-то неразумный шаг, совершенный в тот самый момент, когда мы пытаемся справиться с эльетиммской загадкой, привел к возрождению тех давних предрассудков и страхов, что довели некоторых моих предшественников до, скажем откровенно, чрезмерной изоляции.
      Мастер Очага вздохнул.
      - Когда мы были учениками, этого хватало, да. Помнишь, как мастеру Туч Нового Зала пришлось устранять то безобразие, которое учинили с погодой в Каладрии Азазир и его клика?
      Планир встал.
      - Я ценю твое беспокойство, Калион, действительно ценю, но ты должен понять, что у меня в очаге стоит много горшков. Если один убежит, вся алхимия пойдет насмарку.
      Калион поднял голову.
      - Я всегда говорил, что магам земли не следует играть с огнем, заметил он с налетом тяжеловесного юмора.
      - Будет нужно, заходи.
      Без церемоний расставшись с мастером Очага, Планир направился обратно через Хадрумал к собственному жилищу в высокой в древней башне, глядящей на крыши различных Залов, старых и новых, что протянулись вдоль длинного большака, который, извиваясь, спускался к гавани. Казалось, Верховный маг ничуть не спешит, но никто быстрее не покрыл бы это расстояние. Без особых усилий перешагивая через две-три ступеньки, Планир одолел темную лестницу и распахнул тяжелую дверь своего кабинета. Молодой человек вскочил на ноги, едва не опрокинув заваленный пергаментами стол, и только-только успел поймать широкую серебряную чашу. В крутящейся воде внутри нее мелькнул и исчез янтарный проблеск.
      - Где человек Д'Олбриота, Узара? - сверкая глазами, напустился на него Планир. - Ближе к делу, где этот треклятый меч?
      - Я не знаю.
      Голос молодого мага не дрогнул, но предательский румянец поднялся от испачканного чернилами воротника, заливая шею и лицо, чтобы беспощадно светиться сквозь его редкие, песочного цвета волосы.
      - Если сам не справляешься, заставь Шаннет это сделать. Это ее специальность, - категорично потребовал Верховный маг.
      - Не представляю себе, чем бы это помогло. Она не знает Райшеда, и у нас нет ничего из его вещей, на которых можно было бы сфокусироваться. Я-то хоть встречался с ним на корабле в прошлом году, - дерзко возразил Узара.
      - Нам нужно найти его, Зар, и быстро! - В тоне Планира недвусмысленно звучало предупреждение.
      - Знаю. - Молодой человек расправил свои тощие плечи. - Я не так давно разговаривал с Шивом, и он убеждал Меллиту воспользоваться любыми ее связями, которые могли бы навести нас на след. Это будет стоить ей массу одолжений, но Меллита уверена, что получит результат.
      Верховный маг нахмурился.
      - Ее одолжения обойдутся мне в изрядную сумму. Скажи хоть, ей достанет ума не применять для этого магию? Если люди начнут думать о ней как о чародейке вместо налогового откупщика, она перестанет быть нам полезной.
      - Не сомневайся в ней. Кстати, тут тебе письмо, пришло с кораблем из Кола. - Узара повернулся к боковому столику и взял толстый пакет с вычурными печатями. - Это герб Д'Олбриота, не так ли?
      - Да, Зар, спасибо, думаю, ты прав. - С минуту Планир разглядывал письмо, потом, застонав от досады, хлопнул желтоватым пергаментом о ладонь. - Так что я скажу любезному сьеру? Как объясню, что мы потеряли его фамильный меч и понятия не имеем, куда он делся?
      - Мне кажется, его больше обеспокоит потеря присягнувшего, - с мягким упреком заметил Узара, избегая взгляда Планира.
      - И это тоже, - машинально кивнул Верховный маг. - Когда отплывает корабль? Ты не знаешь, они ждут ответа?
      - Ждут. Курьер сказал, что у него есть полномочия задерживать судно так долго, как тебе потребуется.
      - А что, если я напишу Камарлу? - размышлял вслух Планир. - Сьер к нему прислушивается, и на его благоразумие можно положиться. Скажи мне...
      Что он хотел спросить, так и осталось загадкой, ибо в этот миг обитая гвоздями дверь с грохотом распахнулась. Старик с острым лицом остановился на пороге и, шумно выдохнув, привалился к косяку.
      - Налей-ка мне выпить, Зар, и убери эти дурацкие бумаги, чтобы я мог сесть.
      - Доброе утро, мастер Туч. Не могу выразить, как я рад, что ты почтил нас своим присутствием, - саркастически молвил Верховный маг, но подал старику руку, пока Узара торопливо сгребал со стула пачки документов.
      - Не ехидничай, нахальный угольщик, не то превращу тебя в кролика. Спасибо, Зар.
      Одним махом осушив рюмку белого бренди, Отрик закашлялся, и гадальная чаша Узары ответила ему слабым звоном. Глубокие морщины на лице старика говорили о долгой и нелегкой жизни, но яркие голубые глаза были так же остры, как у его молодых собеседников.
      - Ну, что у нас новенького? - требовательно спросил старый маг.
      - Если в ближайшее время мы не добьемся результатов, мне предстоит несколько долгих вечеров убеждать Совет не поддерживать требований Калиона о тотальном штурме всех библиотек, где в каталогах значится больше трех книг, - мрачно изрек Планир.
      - Для человека, который хочет видеть магов влиятельными, он, кажется, не слишком ясно представляет себе последствия. - Отрик с презрением покачал головой. - Лучше уж просто отправить гонца к эльетиммам: "Пожалуйста, не нападайте на нас пока, а то мы понятия не имеем, как бороться с вашей магией, и такое нападение было бы просто нечестным".
      - Я могу назвать и других, кто был бы только рад узнать, что легендарный Верховный маг не всеведущ, - заметил Узара, просматривая документы. - Летние события в Лескаре и некоторых частях Энсеймина могли бы явно выйти из-под контроля.
      - Хотелось бы, чтоб Калион сам до этого додумался, - поморщился Верховный маг. - Слушай, Зар, а ты не мог бы случайно встретить Аллин, ту ученицу мастера Очага?
      - Ты имеешь в виду напыщенную девицу из Селеримы с роскошными волосами или ту робкую девчушку из Лескара с родством к огню? - Узара на минуту поднял голову.
      - Вторую. Уверен, она ответит на любые вопросы Калиона.
      - И как это Калион позволяет ей общаться с тебе подобными, а, Зар? скабрезно засмеялся Отрик.
      Узара игнорировал старика.
      - Я обговорю с ней несколько мелких проблем, - пообещал он Верховному магу. - А когда она донесет их до Калиона и он получит возможность продумать все до конца, надеюсь, он сообразит, что к чему.
      Мастер Туч буркнул какую-то непристойность и протянул Узаре свою рюмку.
      - А как твои эксперименты, Зар? Что за чудеса эфирной тайны откопала сегодня твоя унылая коллекция книжных червей?
      Узара снова наполнил рюмку. Несмотря на слабый румянец, выступивший на его высоких скулах от слов Отрика, рука молодого мага осталась твердой.
      - Рад сообщить, мастер Туч, что теперь у нас есть отработанные заклинания для передачи сообщений через весь этот остров.
      Отрик комично вытаращил глаза.
      - Да ну? За целых шесть лиг!
      - Не думаю, что сарказм здесь уместен, старик, - язвительно заметил Планир и тоже потянулся за бренди. - Если только у тебя не появилась некая конструктивная идейка, а?
      Отрик нахмурился, его угловатое лицо приняло угрожающий вид.
      - Да, нам нужны люди со знанием эфирного колдовства, чтобы бороться с эльетиммами, когда - заметьте, "когда", а не "если" - они решат, что материк способен предложить больше, чем их продуваемые ветром острова. Я знаю, ты заставляешь своих ученых работать напряженно, Узара, и сознаю некоторые средства связи на расстоянии для не магов могут оказаться жизненно важными, особенно если дело дойдет до всеобщей войны. Но беда в том, что древние-то колдуны умели делать намного больше: находить дорогу, сбивать со следа погоню, извлекать сведения из вражеских умов...
      - Ты учишь хозяек крутить прялки в свое свободное время, а, Отрик? спросил Планир. - Мы все это знаем.
      - Лично я знаю только одно: нам необходимо выяснить, как работает эта магия, какова сама основа ее. Только тогда мы сумеем разгадать, как остановить мерзавцев. - Плечи Узары устало поникли.
      - Древние, что плавали к Кель Ар'Айену, знали. Именно так назвали они свою колонию, это я могу вам точно сказать. - Отрик наклонился вперед, глаза его сверкали подобно сапфирам. - Они знали достаточно, чтобы разрушить фундамент эфирной магии столь основательно, что эльетиммы остались прикованы к своим бесплодным скалам на тридцать поколений, если не больше. Древние были ее мастерами. Они использовали эту загадочную силу, дабы через тысячи лиг сшивать воедино Империю в течение двадцати поколений! Вряд ли они бы послали людей пересечь океан без самой лучшей магической поддержки, какую могли найти. Нам нужно узнать то, что знали они, поэтому я предлагаю найти их колонию и посмотреть, не оставили ли они каких-нибудь записей, ключей или какой-нибудь незаменимый том по эфирной магии, начиная с ее изначальных принципов, какими бы они там ни были.
      Планир шумно вздохнул и откинулся на высокую спинку кресла, сцепив длинные пальцы перед гладко выбритым подбородком.
      - Возможно, твоей идеей стоит заняться, мастер Туч.
      - Ты хочешь сказать, теперь мне надо вытягивать что-то еще из увеличивающегося клубка полузабытых снов и видений? - застонал Узара.
      - Да что здесь такого трудного? - отмахнулся старик.
      - А ты хотел бы разгадывать правила Белого Ворона, не имея ни доски, ни половины фигур? - с жаром возразил молодой маг.
      - Кого мы можем выделить для поиска в архивах? - перебил их Планир. Мы начнем сопоставлять все упоминания об этой пропавшей колонии в существующих летописях. Это должно дать тебе нить, за которую надо тянуть, чтобы размотать весь клубок, Зар.
      - Казуел Девуар, - ответил Узара едва ли не прежде, чем Планир договорил. - Мизаен свидетель, у него есть к этому талант, и, если повезет, я надолго избавлюсь от его занудства.
      - Вот уж кто настоящий лизоблюд, да? - презрительно фыркнул Отрик. Однако у малого зоркий глаз на детали, надо отдать ему должное. Так где могут находиться самые лучшие летописи?
      - Я собирался отправить мага с визитом к мессиру Д'Олбриоту, задумчиво произнес Планир. - Девуар - тормалинец, не так ли? Вероятно, он хорошо знает там все танцы, чтобы стать надежным посланником, а заодно проведет осторожный обзор тамошних документов.
      - Такая работа требует времени, - покачал головой Узара.
      - Ну, если эльетиммы явятся прежде, чем мы найдем более, тонкий способ остановить их магию, придется отправить их в Иной мир традиционно - огнем и наводнением. - Ухмылка старого мага больше напоминала жуткий оскал.
      - Тогда у Калиона определенно нашлось бы полезное занятие, - сухо заметил Планир.
      Городская тюрьма, Релшаз, 30-е поствесны
      Не могу сказать, что я проснулся, скорее хаос в моей голове улегся настолько, что я снова начал осознавать себя и свое окружение. А когда осознал, то пожалел, что это произошло.
      Руки и ноги болели так, словно меня топтала ломовая упряжка, и сердце на миг сжалось от страха, что я не могу пошевелить ни единой конечностью. Холодная паника отступила, когда я заставил правую руку чуть сдвинуться к глазам, но ощущение было такое, словно я тону в патоке, поэтому я отказался от дальнейших усилий, своими глазами увидев пальцы.
      И это тоже было сделать нелегко. Кровь, грязь или вместе то и другое толстым слоем покрывали мое лицо, намертво склеивая ресницы. С болью разлепив веки, я поморгал, но это мало помогло. Непрошеная слеза скатилась по носу, и я поморщился: защипало царапину на переносице. По крайней мере нос теперь не казался сломанным, и я ухитрился пробормотать бессвязную хвалу Дастеннину за эту незначительную милость. Если б нос был сломан, я бы, наверное, задохнулся в собственной крови, чтобы никогда больше не проснуться.
      Коварные страхи выползли из тайников ума. Как я дошел до такого состояния? Уж не была ли это падучая? Насколько я знаю, в нашем роду ею никто не страдал, но всякое в жизни бывает. Возможно, тот эльетиммский колдун, что продирался через мой ум, причинил какой-то вред, который теперь выходит наружу. Что, если это начало какой-то ужасной болезни, и я потеряю ноги, зрение, рассудок, буду пускать слюни в овсяную размазню, как тот старик, что жил с дочерью в конце нашей улицы, и черви пожирали его мозги? Не схожу ли я с ума?
      Постепенно я стал осознавать, что лежу вниз лицом на грязном полу, а грубая солома больно колет голую кожу. Это не предвещало ничего хорошего. Я глубоко вдохнул, готовясь встать на четвереньки, и чуть не задохнулся от гремучей смеси старой мочи, пота, гниющей еды и грязной соломы. Безжалостный кашель сотрясал мое тело, пока я не отрыгнул желчью, но это вызвало такие свирепые колики в животе, что я бы непременно упал, если б уже не валялся носом в крысином дерьме.
      Меня зверски избили, это очевидно. Но кто это сделал и, во имя Даста, зачем? Я лежал, беспомощный, мечтая о воде, и ждал, когда утихнет пожар в легких и ослабнет этот железный обруч вокруг груди. И в то же время отчаянно подхлестывал свои вялые мозги, чтобы осмыслить окружающие меня звуки, так как это не требовало никаких усилий, могущих причинить мне лишнюю боль.
      Сначала я слышал только шепот голосов, в основном мужских, но было среди них несколько юношеских или женских. Потом откуда-то донесся лай быстрого релшазского, который и вызвал шарканье босых ног по земляному полу. Кто-то злобно засмеялся, свистнула плеть, щелкая по обнаженной коже, и вслед за щелканьем раздался придушенный стон. А палач продолжал весело смеяться, явно упиваясь своей властью. Где-то недалеко вспыхнул спор, слова потерялись в рычании и непристойностях. Кулаки зачмокали по плоти, со всех сторон одобрительно завопили, подстрекая дерущихся, пока не лязгнула металлическая дверь и ноги в сапогах не протопали внутрь, чтобы прекратить драку. Я открыл глаза и сощурился на фигуры, мелькающие в скудном свете, что сочился сквозь решетку, установленную высоко в стене, и следил, как дубинки разнимают дерущихся, без разбора нанося удары по грязным телам.
      Я был в тюрьме. Конечно, это лучше, чем сидеть в эльетиммской темнице или угодить в лапы релшазских уличных грабителей, но как, во имя всего святого, я сюда попал? Я пытался собраться с мыслями. По какой-то непонятной причине я потерял сознание, и следующий из этого вывод был так ужасен, что мурашки побежали у меня по спине, будто черные тараканы. Хотя, кто знает, в таком месте это могли быть и настоящие тараканы. Я заставил себя сосредоточиться - задачка не из легких, учитывая мое изнеможение и массу болей, отвлекающих внимание.
      "Ты тормалинец, присягнувший; возьми себя в руки, - ругался я. Лежать в куче грязи, рыдая от жалости, - бесполезное занятие".
      Если меня нашли упавшим на улице, то какой-то горожанин мог донести на меня Страже, не так ли? А стража скорее всего решила бы, что я пьян. Из того, что я видел в Релшазе, у меня сложилось впечатление, что пьяных в этом городе оставляют там, где они лежат, но если я загораживал ворота какого-то богача, возможно, Стража бросила меня в камеру протрезветь. Все это выглядело довольно логично, но что я такого сделал, чтобы меня бить, да к тому же ногами? Я прищурился через силу и различил пониже локтя узор сапожных гвоздей. Едва ли я мог стоять, не говоря уж о том, чтобы драться, так зачем избивать меня дальше, бесчувственного?
      Стон сорвался с моих губ. Не в силах справиться с отчаянием, я закрыл глаза. Голова закружилась, я опять почувствовал, что ускользаю к теням, но даже не пытался бороться с этим.
      Когда я вновь очнулся, в полночной синеве неба мерцали слабые звезды, и Малая луна плыла в вышине, одинокая и недостижимая за совершенно черными прутьями оконной решетки. Продрогший до костей, но слишком одеревеневший, чтобы двигаться, даже если бы тут и было какое-то теплое место, я с тоской уставился на далекие огоньки, пока мои веки снова не сомкнулись.
      - Райшед Татель!
      Звук собственного имени, искаженный резким релшазским акцентом, пробудил меня к жизни действеннее, чем плеть.
      Моя первая попытка ответить сгинула на сухом языке и растрескавшихся губах. Я сглотнул, морщась от мерзкого вкуса во рту, и закашлялся. Все мои ушибы разом проснулись и заныли, закололи, стараясь превзойти друг друга, и я едва не задохнулся от боли.
      - Тут! - просипел я и встал, превозмогая боль.
      - Выходи.
      Я торопливо потер глаза, чтобы разлепить их, и моргнул, увидев в дверях здоровяка в грубом, испачканном мундире. Сквозь решетку в стене лился утренний свет, озаряя широкую камеру, каменные стены и наклонный пол с открытым стоком. Вонь стояла такая, что кошка задохнулась бы. У стен горбились люди, некоторые спали на ревниво оберегаемых кучах соломы, кое-кто был в лохмотьях, но большинство - раздеты, и все с синяками и ранами, свежими и заживающими. Если я выглядел так же, как любой из них, то был в худшем состоянии, чем думал.
      - Шевелись! - прорычал стражник, угрожающе вздымая короткую палку.
      Я не нуждался в повторении приказа, поэтому смирно поковылял за тюремщиком на ватных ногах, твердо решив не давать ему повода ударить меня, которого тот явно искал.
      Мы пересекли узкий двор, и он втолкнул меня в голую побеленную комнату. Закрыв за собой дверь, тюремщик привалился к ней и с жадным любопытством на покрытой гнойниками роже уставился на мою посетительницу.
      - Доброе утро, Райшед.
      Меллита чинно сидела на грубой скамье. Сегодня из-под ее верхней юбки не выглядывало кружево, а крепким сапогам была не страшна любая грязь под ногами. Рядом с чародейкой стояла плетеная тростниковая корзина с крышкой, но больше всего меня умилил непринужденный вид этой женщины.
      - Доброе утро, сударыня.
      Я задрал подбородок, стараясь не думать о том, что стою перед ней в чем мать родила. Хорошо, хоть под грязью не будет заметно румянца, если я случайно и покраснею.
      - Сядь. Что, во имя Тримона, ты сотворил? - Меллита заговорила на беглом тормейлском диалекте, за которым стражник едва мог угнаться, и гнев сверкнул в ее серых глазах.
      - Не понимаю, о чем ты, - заявил я, пожав плечами. Слабое недоумение углубило морщинки вокруг ее глаз.
      - Последнее, что я помню, это как теряю сознание на улице в квартале кузнецов, - прошипел я. - Что привело меня сюда?
      - Ты пытался украсть ценный старинный браслет из аукционного зала. Меллита покачала головой, будто сама с трудом в это верила. - По-видимому, ты просто вошел, взял его и собирался уйти. Когда антиквар хотел остановить тебя, ты стал драться с ним, но к тому времени его помощник послал за Стражей. Понадобились пятеро, чтобы утихомирить тебя. Ты сильно пострадал?
      - Кости не сломаны. Кто бы ни бил меня, он знал, что делает.
      Меллита осмотрела мои синяки и рваные раны и полезла в корзину.
      - Мазь из тысячелистника. - Она вложила горшочек мне в руку.
      Но мне сейчас было не до него.
      - Это какая-то бессмыслица. Не стал бы я никого грабить средь бела дня. Да и зачем грабить, когда в мешочке у Шива хватит денег, чтобы купить все, что бы ему там ни приглянулось?
      - Всему должно быть объяснение. - Меллита внимательно посмотрела на меня. - Как насчет эльетиммов? Возможно, по какой-то причине они захотели убрать тебя с доски? Ты уже сталкивался с их атаками на твой ум. Мог это быть один из их трюков?
      Я решительно покачал головой и лишь потом задумался над ее словами.
      - Нет, - медленно выговорил я после долгого молчания. - Ледяные Люди... То определенно было нападение извне, кто-то прокладывал дорогу в мою голову и захватывал мои мозги. А это... Я просто потерял себя, все расползалось по швам...
      Я невольно задрожал от ужаса, и Меллита, наклонясь вперед, взяла меня за руку.
      - Все хорошо, я с тобой.
      Она говорила как мать, прогоняющая ночной кошмар, но ее пожатие было ободряющим и придало мне сил.
      - Как ты меня нашла?
      - Это было нелегко. - Едва заметная улыбка смягчила беспокойство в ее глазах.
      - А когда ты меня вытащишь? - Наконец-то я начал схватывать суть.
      - Я не могу тебя вытащить, - мрачно ответила Меллита. - Во всяком случае, не сегодня.
      Я уставился на нее.
      - Но ты ведь должна знать, кому заплатить?
      - Все не так просто. - В ее голосе сквозило раздражение. - У нас назначены выборы на следующее полнолуние Большой. Некоторые кандидаты подняли шум по поводу непомерной продажности нынешних членов Магистрата, поэтому никто и слушать ничего не будет, пока не подсчитают голоса.
      - Ты говоришь, избранный чиновник не хочет брать взятку? - Я недоверчиво покачал головой. - Релшазские собаки не едят дармовую колбасу? Предложи больше, вот и все. Мессир вернет тебе эти деньги.
      - Дело не в деньгах. Что бы вы, тормалинцы, ни думали, но наши выборы производят иногда честных и преданных делу членов Магистрата. И мы считаем, что это лучше, чем прибивать всех к месту арендами и заступничеством патронов ради выгоды тех, кому посчастливилось родиться у нужных родителей. И это именно та вещь, которую рационалисты, на мой взгляд, поняли совершенно правильно.
      - Прости.
      Я закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Пока что Меллита единственный человек, который может мне помочь, и ее ни в коем случае нельзя отталкивать. К чему так выходить из себя!
      - И что теперь со мной будет?
      - Послезавтра тебя продадут на открытом аукционе рабов. - Меллита подняла крышку своей корзины. - Вот, я принесла тебе одежду, кое-какую еду и воду. Еще я заплатила тюремщику, чтобы перевел тебя в лучшую камеру. Внутри сыра деньги, если понадобится кого подмазать или купить еду, прежде чем я смогу прислать тебе еще. Где же мазь? Ах да, я дала ее тебе...
      Меллита продолжала говорить, но ее слова слились в одно бессмысленное бормотание. Я ошеломленно уставился на противоположную стену. Это действительно глупо, но я даже не подумал о подобной торговле, что является, в конце концов, одним из главных фундаментов релшазского богатства, - покупке и продаже рабов.
      Мы в Тормалине уже с горсть поколений не торгуем рабами, для нас это пройденный этап. Но каладрийские лорды никогда не упустят возможности получить причитающееся с должника за счет его тела, а в некоторых случаях и за счет тел его жены и детей. Неплательщики могут проснуться однажды утром и обнаружить, что с них уже снимают мерку для железного ошейника. Затем либо продают прежнему соседу для работы на полях, либо заставляют ковылять по дороге в Релшаз - в зависимости от цен. Лескарские герцоги тоже часто бывают на этом рынке ради двух сотен теплых тел - теперь они смогут снять быстрый урожай вина или хлеба с любой земли, что пару сезонов избегала сражений, и продать его за надежные тормалинские кроны либо каладрийские звезды. С другой стороны, они смогут возместить свои расходы в конце боевых сезонов, продавая пленников, которых удастся захватить, - у тех бедолаг нет богатой родни, готовой заплатить выкуп. Релшаз забирает их всех и продает с прибылью, обычно в Алдабреши, где они живут несколько жалких лет, прикованные к галерам или гнущие спину на каком-нибудь острове, Тримон знает где.
      - Тебе придется заплатить, сколько потребуется, чтобы вытащить меня при продаже, - вмешался я в подробное объяснение Меллиты ее соглашения с тюремщиком.
      - Конечно, я сделаю все возможное... - Чародейка даже немного оскорбилась.
      - Предлагай, сколько нужно, - настаивал я. - Мессир отдаст долг, поверь мне.
      - Я верю. Постарайся не беспокоиться. А когда выйдешь отсюда, мы разберемся в том, что случилось, и найдем ответы.
      Меллита говорила точь-в-точь как моя мать, когда утешала меня после пропажи щенка. Но и тогда, и сейчас все утешения были напрасны. Бедный щенок убежал в гавань, где, роясь в отбросах вокруг краболовных лодок, свалился в воду и утонул.
      Стражник что-то прорычал. Меллита ответила гневным упреком, но все же встала, суя узел мне в руки.
      - Держись, мы вытащим тебя при продаже.
      - Узнай, нет ли у Шива каких идей! - крикнул я через плечо, в то время как стражник выталкивал меня за дверь, больно тыча палкой в почки.
      Воняющий чем-то прогорклым тюремщик провел меня через пару дворов к другому крылу тюрьмы. Деньги Меллиты купили мне комковатый тюфяк, набитый грубой шелухой, в камере на втором этаже с деревянным полом и горстью других узников. Я осторожно сел спиной к стене и развязал узел; верхний слой оказался простой льняной рубахой и парой старых штанов. Судя по одеянию моих сокамерников, ничего другого здесь не дозволялось. Изношенное полотенце было обернуто вокруг кожаной бутылки с водой, свежего хлеба и кремово-желтого сыра. Его острый запах подсказал мне, что я действительно проголодался. Смочив уголок полотенца, я кое-как счистил грязь с лица и рук, но на этом остановился. Вода будет нужна для питья, чтобы не подцепить тюремную лихорадку из той жидкости, что будут давать нам тюремщики. Съеденная половина хлеба придала мне мужества, и в одежде я сразу ощутил себя не столь уязвимым.
      Несколько узников разглядывали меня, кто с большим, кто с меньшим любопытством. Я встретил их взгляды без вызова, но с достаточной непреклонностью, чтобы они первыми опустили глаза. Убедившись, что за мной не наблюдают, я на ощупь вынул пакетик вощеной бумаги, вплавленный сыр, и сунул его в штаны. После чего медленно осмотрел своих товарищей по несчастью, стараясь не ловить ничьих взглядов и не смотреть ни на кого слишком долго, чтобы не спровоцировать драку. Остальные узники сидели на своих тюфяках или глазели в зарешеченное окно. Большинство были немногим старше меня и довольно упитанные, с лицами, обветренными от жизни под открытым небом. Никто не разговаривал, поэтому я не мог определить, откуда они родом, но так как я не собирался здесь засиживаться, то не видел никакой пользы в завязывании знакомств.
      Двое самых молодых упорно кашляли - тихий, но без конца повторяющийся звук уже стал надоедать. Казалось, их прогнали в дальний конец камеры, мой тюфяк и еще одно пустое место отделяли их от остальных узников. Я покосился на них, раздумывая, как подальше отодвинуться, прежде чем мой сосед с другой стороны начнет возражать?
      "Держись стойко, будь терпелив, и Меллита вытащит тебя", - строго наказал я себе. Если я не буду ни с кем общаться и делиться чашкой или чем-то еще, то, возможно, зараза обойдет меня стороной.
      Где-то пробили куранты, хорошо слышные через незастекленное окно. К моему большому удивлению, пошел только третий час. Я вздохнул. Очевидно, это будут долгие и томительные два дня.
      Небо заволокло тучами, по черепичной крыше дробно забарабанил дождь. Появился другой тюремщик с подносом деревянных мисок, наполненных ячменной кашей. Все миски были покрыты мерзкой коркой из остатков старых каш, v над каждой жадно кружили мухи. Я оставил свою нетронутой, успокоив ворчащий желудок краюхой хлеба с сыром.