— Вы не представляешь, сколько всего нужно продумать и сделать, чтобы устроить свадьбу.
      — А что это за цыплячьи следы?
      Мельба пожала пышными плечами.
      — Ах, это… Это не следы. Просто я когда тороплюсь, то путаю нормальные буквы со стенографией. Многие секретарши так пишут.
      Я почти не слушал. Потому что в этот миг увидел пометку, напоминающую перевернутую семерку. У меня пересохло во рту.
      — А это… вот это что такое?
      Мельба растерянно глянула на меня.
      — А это как раз и есть дата нашей свадьбы. Двадцать седьмого мы с Далтоном станем единым целым!
      Я ткнул в перевернутую семерку.
      — Вот это твоя дата?
      Мельба смотрела с полным непониманием, но ответила:
      — Это обозначение месяца на языке стенографии, Хаскелл. Так принято сокращать слова, которые часто используешь. Дни недели, например, или месяцы…
      Не дослушав, я выскочил за дверь и через две ступеньки взлетел по лестнице в свой кабинет. Там схватил телефонную трубку и лихорадочно набрал домашний номер Имоджин.
      В отличие от доктора Дарлин, Имоджин явно обрадовалась, услышав мой голос.
      — Ну как там Рип?
      Я торопливо пересказал ей слова доктора и поспешил сказать, что знаю, как вывести на чистую воду убийцу Филлис, а затем нерешительно проговорил:
      — Имоджин, я обещал попытаться сохранить в секрете планы Филлис, но, похоже, мне не удастся. Очень жаль, но я хотел вас предупредить, прежде чем правда выйдет наружу. Прямо сейчас я собираюсь проверить свою версию.
      Повисло напряженное молчание. Наконец Имоджин вздохнула:
      — Спасибо, что предупредили, Хаскелл.
      И все. Обрадовавшись, что меня не разорвали в клочья, я с легким сердцем ответил согласием на просьбу Имоджин отправиться вместе со мной.
      Через десять минут я подобрал её у дома. В джинсах и белой рубашке с коротким рукавом, она выглядела вполне обыденно, лишь на бледном лице застыло напряженное выражение. Ну вот и наступил час расплаты, уныло подумалось мне, но Имоджин молча забралась в машину. И уставилась прямо перед собой. Лицо её было бледным.
      Вскоре мы вырулили на подъездную дорожку, ведущую к особняку Уинзло и Джун. Было начало десятого. Джун, видимо, до сих пор не оправилась от той хвори, что они с Уинзло подхватили на пару, ибо она оказалась дома.
      Как ни странно при виде мня хозяйка не выказала особой радости.
      — Хаскелл, — холодно заговорила Джун, — Уинзло на работе, а я не желаю, чтобы ты являлся в его отсутствие и… — Тут она увидела Имоджин и осеклась.
      — Представляешь, Джун, — как ни в чем ни бывало сказал я, — мы разгадали, что накарябала перед смертью Филлис.
      После секундного замешательства Джун бесстрастно спросила:
      — Да? И что же она означает?
      Голос её был спокойным-преспокойным, но с губами что-то происходило. Они ходили ходуном, а огромные карие глаза метались между Имоджин и мной.
      — Все, Джун, — сказал я. — Мы знаем, что это стенографическая запись.
      И я объяснил. Понимаете, глядя на список свадебных закупок Мельбы я сообразил, что смотрел на записку Филлис вверх ногами!
      — Но ты и без меня это знала, правда? Ты стояла как раз напротив, когда я показывал записку Уинзло, и увидела её под нужным углом. Вот почему ты сразу поняла, что там написано. Ты ведь и сама работала секретаршей и прекрасно знаешь, что знак, напоминающий перевернутую семерку, в стенографии обозначает слово июнь. Так же, как и твое имя.
      Имоджин ахнула за моей спиной и шагнула вперед.
      — Ты! Это ты убила Филлис! — в голосе её слышалось недоверие. Словно она и представить не могла, что кто-то способен на столь дикий поступок.
      Джун даже бровью не повела.
      — Не понимаю, о чем это вы, — сладостный бальзам в её голосе превратился в лед, рука теребила ворот халата. — Чушь! — губы её дрожали. Это закорючка может означать все, что угодно!
      — Брось, Джун, — сказала Имоджин. — Мы знаем, что это ты убила мою сестру.
      Вместо ответа Джун захлопнула дверь перед нашими носами и щелкнула задвижкой. Похоже, они с Бойдом не сговариваясь нашли отличный выход из любой неприятной ситуации — в сердцах хлопнуть дверью.
      Имоджин набросилась с кулаками, на дубовую преграду, но я оттянул её от двери… К сожалению, у нас не было никаких доказательств. Какой-то закорючки недостаточно, чтобы Джун арестовали.
      — Пошли, Имоджин. Мне кажется, я знаю, где мы можем найти доказательства.
      Мы отправились к школе Пиджин-Форка. Секретарша с огромной рыжей башней на голове и в очках, перевязанных проволочкой, вызвала Уинзло. Увидев нас с Имоджин, он чуть не дал деру, но вовремя заметил секретаршу, которая навалившись грудью на стол, с неподдельным интересом наблюдала за происходящим. Мигом сориентировавшись, Уинзло протянул мне руку и ослепительно улыбнулся.
      — Хаскелл, дружище, рад тебя видеть. Что привело тебя сюда в столь ранний час?
      Я сделал вид, что не заметил протянутой руки.
      — Просто заскочил сообщить тебе, что Джун арестована по подозрению в убийстве Филлис Карвер. И она уверяет, что это сделал ты.
      И тут, как ни странно, Уинзло напрочь забыл о мисс Проволочная Оправа.
      — Стерва! Это все Джун! Джун!!! Дьявольщина, я ни черта об этом не знал!
      — Но ты же покрывал её, правда?
      Какую-то долю секунды Уинзло смотрел на меня во все глаза, а потом сделал то, что хотел сделать, как только нас увидел. Он побежал. Быстрее Бойда, быстрее ветра, через холл, по коридору, к широким дверям на улицу.
      — Эй! Уинзло! Вернись!
      Как думаете, он вернулся? Вот-вот.
      Пришлось броситься следом. Напоследок я крикнул Имоджин:
      — Позвоните Верджилу!
      Уинзло классный бегун, вот только ноги у него подкачали — у меня они куда длиннее. Мы выскочили во двор, промчались по стоянке, обогнули здание школы, и четыре школьных автобуса, пересекли асфальтированную площадку, где я мальчишкой гонял мяч. Уинзло свернул в аллею между школой и гимнастическим залом из красного кирпича. Дальше открывался заросший бурьяном пустырь, за которым начинался жилой район.
      Но до конца аллеи он не добежал.
      То ли малоподвижная работа ослабила его мышцы, то ли я здорово натренировался, таская по лестнице стопудовую псину, как бы то ни было, но Уинзло я догнал. Сделал подножку и повалил на землю.
      Если бы мы играли в футбол, мне бы уже показали красную карточку.
      Но сейчас судьи поблизости не оказалось. Зато оказалась чертова прорва мусорных баков. Десять, а то и двенадцать. В них-то мы и влетели.
      Знаете, я бы не задумываясь предпочел удаление с поля.
      Эти десять-двенадцать баков, выстроенные вдоль всей аллеи, были наполнены — чем бы вы думали — объедками школьного завтрака. Сегодняшнего и, быть может, вчерашнего. А, судя по аромату, и позавчерашнего.
      К тому моменту, как появился Верджил с близнецами Гантерманами, мы с Уинзло как следует извалялисьв школьных объедках, стараясь вышибить друг другу мозги.
      Верджил, увидев нас, ухмыльнулся. Надеюсь, потому, что я восседал верхом на пойманном преступнике, а вовсе не потому, что в моих волосах запутались ошметки капусты вперемешку с помидорными шкурками, а рубаху на груди украшали разводы подгнившей каши.
      Я и по сей день уверен, что в той схватке вышел победителем, но Уинзло, наверное, со мной не согласился бы, потому что под глазом у меня красовался фонарь, а на щеке — след подошвы Уинзловского ботинка.
      Верджил выхватил пистолет и издал леденящий душу вопль:
      — НЕ ДВИГАТЬСЯ!
      На мой взгляд, он мог бы и не возиться так долго, а так Уинзло ухитрился ещё раз заехать мне в глаз.
      Странно, но на физиономии Верджила мировой скорби как не бывало. Один из близнецов Гантерманов заковал Уинзло в наручники, и шериф довольно проговорил:
      — Молодец, Хаскелл!
      Думаю, довольство Верджила объяснялось тем, что ему не пришлось самолично кувыркаться во вчерашних помоях. Следом за шерифом примчалась и Имоджин. Она кинулась ко мне с явным намерением броситься на шею, но тут заметила мои украшения. Я прекрасно отследил мгновение, когда она углядела капусту, помидорные шкурки и осклизлую кашу — Имоджин затормозила так резко, словно кто-то дернул её за поводок. И не просто остановилась, а ещё и отшатнулась и сморщилась.
      Верджил из последних сил пытался скрыть ехидную улыбочку, тщетно кривя физиономию в скорбной гримасе. Он не позволил мне сесть в его машину, да и вообще велел держаться подальше, так что я не видел, как арестовали Джун. Правда, позже Верджил в красках расписал, как все произошло. К приезду полиции Джун оделась, упаковала вещи и как раз отъезжала от дома.
      Разумеется, обе кассеты оказались спрятанными у неё в багаже. Удивительно другое. Оказывается, Уинзло на пленке развлекался вовсе не с Лизой, а содной одной из своих малолетних учениц.
      Теперь понятно, почему Джун решилась на убийство. Весь её удобный и уютный мирок оказался на грани краха. Если бы кто-то услышал эту запись, Уинзло не просто с треском вылетел бы с работы, но и наверняка угодил бы под суд.
      Джун сказала Верджилу, что собиралась хранить эти пленки для того, чтобы Уинзло больше не бегал по девочкам. Услышав это, я даже присвистнул ага, значит, Джун решила прикрыть эту лавочку с открытым браком.
      Верджил также рассказал, что в подвале нашли пистолет 38 калибра, из которого убили Филлис. Ну наконец-то Стервецу из криминалистической лаборатории хоть что-то найти удалось, подумалось мне.
      Узнал я обо всем этом, конечно, не сразу. Единственное, о чем я мог думать после того, как вывалялся в помойке, был душ. На полпути меня догнал красный «кадиллак» и принялся немилосердно сигналить. Через затемненные стекла мне не удалось разглядеть, кто сидит за рулем.
      Поэтому не нашел ничего лучше, чем остановиться.
      Я был уверен, что из «кадиллака» выйдет Далтон, но представьте мое удивление, когда дверца со стороны водителя распахнулась, и из машины выскочила Мельба. Лицо у неё было такое же красное, как сережки, платье и машина.
      Я допустил ещё одну ошибку, опустив стекло.
      — Далтон позволил мне покататься, и знаешь, что я нашла под сиденьем? — прокричала Мельба. Долго гадать не пришлось. Моя верная секретарша потрясала диктофоном, который я подложил в машину Далтона.
      — Послушай, Мельба, — начал я, и тут-то сообразил, что опускать стекло было непростительной ошибкой. Потому что она запустила диктофон точнехонько мне в лоб.
      — Ты что о себе возомнил, а? Кто ты такой вообще?! — завизжала Мельба.
      — Ваш друг, — пробормотал я.
      Но Мельба не слушала. Пошатываясь, она поцокала на своих шпильках обратно к «кадиллаку».

Глава 16