8.

«Господи, какая же я наивная дура!» — Мария почувствовала, что ей просто плохо. Торопливо шагнув к двери, она больно ударилась о косяк. Изабель права. Он просто любитель дешевых побед. А она его еще защищала, верила всему, что он сочинил.

Ее запястье схватила сильная рука, и она вскрикнула. Пытаясь высвободиться, взглянула в умоляющее лицо шотландца.

— Дайте мне пройти, — сопротивлялась она. — Пустите меня!

Джон Макферсон схватил ее вторую руку и, взглянув в ее рассерженное лицо, в гневные, полные презрения глаза, почувствовал, что она вся дрожит.

— Мне нужна ваша помощь, — резко сказал он. Мария отрицательно покачала головой, вновь пытаясь вырвать у него свои забинтованные руки.

— Мне больно. Пустите меня.

Джон бросил быстрый взгляд в коридор. Он был пуст. Пока.

— Выслушайте меня…

— Пустите. — Мария боролась с ним изо всех сил. — Идите к ней. Пусть она вам помогает. Она вас ждет.

Он отпустил ее руки, но железной хваткой сжал плечи.

— Все не так, как видится. Я вошел сюда за минуту до вас. Я был поражен не меньше.

— Приберегите эти сказки для кого-нибудь другого. — Мария подняла глаза на потемневшее от гнева лицо командующего и внезапно почувствовала слабость в коленях. Его взгляд был прикован к ее губам. Мария пыталась освободиться, но он буквально пригвоздил ее к двери, навалившись на нее всем телом. Мария задыхалась.

— Черт вас побери, женщина! Я говорю правду. — Джон посмотрел в ее встревоженные глаза. — Говорю же вам, это все ее проделки. Она пытается устроить скандал. Ее муж должен прийти сюда с минуты на минуту.

Мария покачала головой, голос может подвести ее. Она ему не верит. Он ее сейчас просто раздавит. Что он там говорит?

— Мария, вы считаете меня глупцом? Стал бы я приглашать к себе сэра Томаса в подобной ситуации?

Она услышала, как в коридоре открылась ведущая на палубу дверь, почувствовала, как он напрягся. Голос его стал торопливым и молящим.

— Вот он, — прошептал Джон, приподнимая пальцами ее подбородок. В ноги ей подул холодный влажный воздух. Теперь в его голосе звучала не мольба, а скорее команда. — Поцелуйте меня, Мария, поцелуйте.

Она пыталась повернуться в направлении шагов, чтобы позвать на помощь. Уголком глаза она видела стоящего в конце коридора плотного мужчину и рядом с ним молодого шкипера. Но как только она повернулась, к ее губам с силой прижались губы шотландца. Глаза Марии расширились от изумления.

Он слегка развернул ее к коридору, и она заметила, что стареющий аристократ нахмурился. На поясе его висел кинжал. Мысли ее заметались. Губы Джона были властными и настойчивыми. Но теперь она думала лишь о том, что предпримет воинственный супруг Каролины, когда увидит в каюте свою обнаженную жену. В каюте этого мужчины.

Ее руки теперь были свободны, она могла оттолкнуть его и закричать. «Если я это сделаю, то мужчины бросятся ко мне на помощь, — лихорадочно соображала она. — И что потом? Если сэр Томас подойдет к открытой двери, он, несомненно, увидит в каюте свою жену. И он будет действовать в соответствии с кодексом мужской чести? Сэр Томас обнажит свой кинжал? И тогда или он, или командующий пострадают. Может, будут даже убиты».

Джон Макферсон чувствовал себя глупо. Губы Марии были плотно сжаты, тело напряжено, она не намеревалась пойти ему навстречу. Сэр Томас нерешительно остановился в конце коридора, колеблясь — прервать эту сцену или вернуться назад. Джону-то был ясен замысел Каролины. Но хотела ли она, чтобы пролилась кровь? Или чтобы ее муж был убит? Зашла ли она так далеко в своих замыслах?

Делая последнюю попытку предотвратить на борту своего корабля кровопролитие, Джон оторвался от губ Марии и прошептал ей на ухо:

— Поверьте мне. Я не хочу, но буду вынужден его убить, если он подойдет ближе.

Она поняла, и ее руки обвились вокруг его шеи уже по доброй воле.

Обняв хрупкую женщину еще крепче и целуя мочку ее уха, Джон прошептал.

— Это все злые штучки Каролины. Помогите мне, Мария.

Наверное, она потеряла рассудок, но не могла не откликнуться, и, решив игнорировать то, что ее неминуемо ждет — сплетни в свете и позор, Мария отдалась его поцелуям.

Джон еще крепче прижал ее к себе, потеряв голову от изумрудной зелени ее глаз.

Мария приподнялась на цыпочки и приникла губами к его рту, жаждущему настоящего поцелуя. Она почувствовала, как напряглось тело мужчины.

Еще минуту назад Джон был бы счастлив просто увлечь ее в каюту и закрыть за собой дверь. Сэр Томас наверняка узнал бы Марию и счел бы нужным удалиться. Но командующий уже забыл, о чем он только что думал.

Все внезапно изменилось. Его пронзило примитивное желание, кровь забурлила. Красивая женщина в его объятиях продолжала целовать его, ее руки сомкнулись вокруг его шеи, она ворошила его волосы, все крепче прижимаясь к нему. Ее мягкие губы дразнили, искушали, услаждали. Его руки заскользили по ее плечам, он зарылся лицом в ее шелковистые локоны.

Сэр Томас прокашлялся.

— Кажется, мы поторопились, — откликнулся Дэвид.

Мария слышала, как к ногам упали шпильки, и ее длинные темные волосы разметались по плечам.

Повинуясь его молчаливому приказу, она разомкнула свои горящие губы и застонала от наслаждения, когда его язык мягко скользнул в глубину ее рта.

На нее нахлынула волна подавляемого ранее желания, томили неведомые ранее ощущения. Тело ее изгибалось, становилось податливым под лаской его больших сильных рук, сердце бешено стучало, голова кружилась. Она застонала, забыв обо всем на свете, когда его язык проник еще глубже. Его руки становились все более дерзкими, язык проникал в ее рот все глубже, и она отдавалась полностью его ласке.

— Нам, видимо, следует уйти, — прошептал шкипер.

— Но он сам попросил меня прийти, — ответил сэр Томас.

Ее так никто никогда не целовал. Она чувствовала совсем рядом тело, его напрягшуюся плоть. И как голодный бедняк, томившийся при виде праздничных яств, она чувствовала, что погружается в пучину, что ее тело, минуту назад так ясно осознаваемое ею, растворяется.

Гигант нежно обнимал ее тонкую талию, его пальцы, проникнув под плащ, ласкали сквозь ткань платья ее твердые груди. Она стонала и прижималась к нему со всей страстью, на которую была способна.

Для Марии эти объятия были подобны волшебному сну. Неистовость желания, угроза опасности, заполонившая ее чувственность, — все ново для нее. Она не могла противостоять настойчивости его губ и рук, была ошеломлена тем, что рада своей покорности. Она с силой обняла его шею и слегка откинула голову, чтобы поцелуи стали еще крепче.

Задохнувшись, Мария прислонилась к двери, с наслаждением позволяя ему ласкать свои груди. Он целовал ее уши, ввергая все глубже в пучину желания. А когда коснулся губами ее шеи, сердце Марии замерло.

— Бог мой, — хрипло шептал он, — как ты прекрасна…

Но вдруг прикосновение его ищущих губ вернуло ее к действительности. Мария осознала, что командующий всего-навсего пытается объятиями и поцелуями отвлечь внимание сэра Томаса от Каролины, ждущей Джона в его каюте.

Ее внезапно пронзил стыд. К ней вернулась способность воспринимать окружающее. Она услышала, как голос молодого человека произнес:

— Что ж, сэр Томас, планы, видимо, поменялись.

Джон Макферсон сделал вид, что не расслышал этих слов. Его губы по-прежнему ласкали кожу, язык дразнил ее, руки скользили по плавным линиям ее тела, прижимая ее бедра к своим.

— Да-да, — причмокнул языком знатный шотландец. — Похоже, что он занят совсем другим.

Джон ослабил свои поцелуи, но тело ее было по-прежнему прижато к гиганту. Он выглядел как человек, понимавший, что потерял над собой контроль, и сейчас осознавший это. И теперь скорее оберегавший, чем обольщавший ее. Когда он заговорил, в его голосе слышалась усмешка.

— А… сэр Томас… Дэвид. Вы пришли. Разговор терпит до завтра, сэр Томас. Пока, увидимся на следующий день.

Мария смотрела в спину двум мужчинами, повернувшимся к выходу и бросившим на них через плечо понимающие взгляды.

— Думаю, что завтра еще будет слишком рано, — достаточно громко сказал шкипер.

— Да уж, парень. Честно говоря, я что-то устал. Пойду в каюту, посмотрю, как там леди Каролина, она себя неважно чувствовала.

Джон ощутил, как напряглась Мария, и понял, чего она боится.

— Это уже теперь проблема леди Каролины, а не наша, — прошептал он, беря ее за руку.

Мария выдернула руку. Он приобнял ее за плечи и улыбнулся ей с высоты своего огромного роста, на его лице было полное удовлетворение.

— Прекратите! — Она постаралась высвободиться. Он смотрел на нее с удивлением. — Они ушли. Пустите меня!

В ее голосе звучали слезы, и Джон, окаменев от удивления, молча смотрел на нее. Ее лицо покраснело, он не мог понять, что тому причиной — желание или гнев. Губы Марии распухли от его поцелуев, в глазах билась тревога. Но его бурлящая кровь подстегивала желание. То, как Мария откликалась на его призывы, ее красота — все это заставляло его желать ее еще сильнее. На какое-то мгновение он забыл обо всем на свете.

Но он видел, что она готова убежать от него, и как можно спокойнее спросил:

— Что случилось?

— Она ждет вас, — выпалила Мария, кивнув на каюту, и попыталась высвободиться из его объятий, но он не отпускал ее. — Я помогла вам отправить ее мужа восвояси, а теперь пустите же меня!

Джон понимал: Мария права. Проблема Каролины оставалась. Он выругался про себя, вспомнив распростертое тело на кровати. Какие еще мысли бродят в изощренном мозгу бывшей любовницы?

— Все, что я говорил о ней, — это правда. — Джон осторожно притянул к себе Марию. — У меня нет причин лгать вам.

Мария отвернулась.

— Я выполнила вашу просьбу, а теперь дайте мне уйти.

Бежать, как можно скорее бежать от него. То, что произошло между ними, ее собственное поведение казалось ей постыдным. Как могла она быть столь доверчивой? Даже теперь она продолжала ощущать силу его рук, его запах, вкус его губ. Как же она глупа! Он стоит слишком близко. Ей надо скорее уйти.

Джон медленно огляделся. Он не желал видеть Каролину. Он снял свои руки с плеч Марии и отступил на шаг.

— Я провожу вас в вашу каюту.

— В этом нет необходимости, — холодно сказала она, наклоняясь и подбирая выпавшие из волос шпильки.

Джон молча следил за выражением ее лица. Трудно было поверить, что это та же самая женщина, которая минуту назад умирала от блаженства в его объятиях. Сейчас она снова отгородилась от него стеной отчуждения, игнорируя его присутствие.

Закручивая волосы и закалывая их шпильками, Мария хотела лишь одного — уйти, но понимала, что не может появиться в каюте в таком состоянии и виде. Если Изабель не спит, она тут же догадается о случившемся.

— Я провожу вас, — повторил он спокойно. Затем, явно для Каролины, находящейся в каюте, продолжал громко и совсем другим голосом: — Я пришлю своих людей, чтобы они очистили мою каюту от нежелательных посетителей.

Джон предложил Марии руку, но молодая женщина даже не посмотрела на него. Избегая его взгляда, она привела в порядок прическу и торопливо направилась по коридору.

Джон смотрел ей вслед. Несмотря на ее торопливые попытки, волна густых черных волос, казалось, вот-вот рассыплется по ее плечам. Он помнил их шелковистость и исходивший от них аромат, помнил фарфоровую белизну кожи, тонкий румянец. Как же она хороша! Сколь пылкими были их поцелуи, как нежно пульсировала на ее шее голубая жилка, каким страстным, сверкающим был взгляд ее зеленых глаз. Кровь опять прилила к его чреслам.

Видимо, почувствовав его взгляд, она ускорила шаги.

— Нет необходимости так спешить, — сказал он, догоняя ее, когда они подошли к двери, ведущей на палубу.

Не отвечая, она толкнула дверь. Холодный мокрый туман ослепил ее, порыв ветра заставил остановиться.

— Вы ошибаетесь! — крикнула она ему, когда он протиснулся в дверь вслед за ней. — Я сделала то, о чем вы меня просили. Я… я пришла к вам в каюту сказать, что не согласна на ваше предложение, а вы… вы…

— Вы хотите сказать, что передумали?

— Да, передумала. Наш договор отменяется. Я отказываюсь проводить с вами время. Отказываюсь быть участницей этой низкой игры. Отказываюсь от того, чтобы стать предметом сплетен на корабле. Я отказываюсь считаться вашей… вашей…

— Возлюбленной? — спросил он, подняв бровь.

В его устах это слово прозвучало так изящно. Это было не то слово, которое она не решилась произнести, и в его устах при его шотландском акценте оно потрясло ее. Ветер бросал мокрые пряди волос на его красивое лицо. Она… она его ненавидит.

Мария вцепилась в перила. Раскачиваемый порывами ветра фонарь на главной мачте слабо мигал, крупные капли со звоном падали на палубу.

Джон с восхищением смотрел на молодую женщину, стоящую перед ним с гордо поднятой головой. Капли дождя в ее черных волосах сверкали, как бриллианты. И вдруг он ясно осознал, что Мария больше не намерена продолжать случившееся. Но ее огромные зеленые, опушенные густыми темными ресницами глаза говорили ему еще кое о чем. То, что произошло между ними, произвело на нее не меньшее впечатление, чем на него. Они оба ощутили страсть и жар.

Теперь он, испробовав вкус ее губ, почувствовав ее ответное влечение, хотел большего.

Джон протянул руку и набросил капюшон ей на голову. Она отклонилась, но не убежала и даже ничего не сказала.

— Думаю, уже поздно. Но что бы вы ни решили, вряд ли стоит стоять на палубе в такую погоду. Вы ведь не голландка, не привыкли к этой сырости, вам нужно пребывать в тепле и сухости, пока вы не восстановите свои силы. Я провожу вас в каюту.

Мария молча смотрела на гиганта. Все ее соображения так и остались невысказанными. Она ведь хотела поговорить о деле — снова обсудить высадку в Дании. Она была готова, если это понадобится, предложить ему вознаграждение, если он доставит их туда. Но она понимала также, что он прав: отказываться от договора поздно. Пришло время платить.

Прежде чем она успела что-либо сказать, командующий взял ее твердо под руку и направился к двери, ведущей вниз. Какую-то долю секунды Мария размышляла, не вырвать ли у него руку и не заставить ли его послушать ее, но отказалась от этой мысли.

Джон спрятал улыбку. Робкий румянец на ее прелестном лице, изломанная в раздумье бровь без слов говорили ему о ее колебаниях. Ее мысли отражались на ее лице так же, как лучи солнца отражаются в водной глади. Но дело даже не в том, что она не умеет притворяться и лгать, а в том, что ее столь же влечет к нему, как и его к ней. И это сейчас самое главное.

Возле двери Марии на часах стоял пожилой матрос.

— Быстро на камбуз, Кристи, — приказал Джон, — скажи коку, чтобы дал тебе чего-нибудь согревающего. А потом постарайся не заблудиться и вернуться назад.

— Да, милорд, — мгновенно с живостью откликнулся тот, подмигнув Марии. — Хотя не так-то просто согреть старые кости в такую погоду.

Мария смотрела, как матрос поднялся по лестнице с живостью, несвойственной его возрасту. Протянув руку к дверной ручке и стараясь не смотреть на командующего, она повернулась, чтобы попрощаться с ним. «Все, это конец», — мелькнула решительная мысль. Больше она не выйдет из каюты до самого Антверпена. О том, как ей избежать в дальнейшем встречи с Карлом, она подумает уже там.

— Прощайте, сэр Джон, — пробормотала она.

Командующий, положив ей руки на плечи, притянул к себе.

— Нет, — прошептал он, — я не позволю вам скрыться от меня так просто.

Она удивленно посмотрела в его синие глаза.

— Но… — слова замерли у нее в горле.

Он неожиданно смахнул с ее полной нижней губки каплю дождя.

— Что вы делаете? — прошептала Мария.

— Хочу еще раз поцеловать тебя.

— Против… против моей воли? — спросила она, дрожа.

— Нет, не против твоей воли, — прошептал он, наклонясь к ней, — в этом у меня нет ни малейших сомнений.

Он накрыл ее рот своими губами, и в груди ее снова заполыхал пожар. Теперь ее целовал мужчина, не думавший ни о чем, кроме своего желания. Сначала он поцеловал ее легко, как бы примериваясь, затем, прижав ее к груди со всей силой, позволил своим губам стать властными и требовательными. Мария обвила руками его шею.

Как только она прижалась к нему, его язык стал более требовательным, прикосновения вызывали в ней дрожь. Его мускулистая нога, раздвинув ее ноги, интимно прижалась к ней. Она гладила его твердую спину.

Рука Джона скользнула под плащ, касаясь и лаская сквозь ткань платья ее груди, другая властно проводила по ее ягодицам. Он все плотнее прижимал ее к своим напрягшимся чреслам.

Мария, забыв обо всем, прильнула к нему. Она двигалась в такт с ним, все мысли о сопротивлении исчезли без следа. Ее тело жаждало его.

Когда командующий прервал наконец поцелуй, ей показалось, что она летит в невесомости. Где-то в отдалении ей слышался стук копыт коней, рвущихся вперед в дикой и необузданной гонке. «Как странно, — смутно подумала она, — откуда здесь, в море, могут быть кони? Да нет, это не кони, это стучит сердце». Она поняла, что его руки обнимают ее, а голова покоится на его груди. Ясно, чье сердце стучит столь сильно. Его. Бьется сильно и мощно.

Но и ее сердце стучало в унисон.

Джон взял ее за подбородок, и их взгляды встретились.

— Опять вопреки твоему желанию и рассудку? Похоже, мы не можем насытиться друг другом. — Его голос звучал хрипло. — И что мы будем делать со всем этим, дорогая?

Мария отступила, ее лицо горело. Опять. «Как я могла, ну как?»

— Что делать? — спросила она глухо, берясь за ручку двери. — Ничего! Мы ничего не можем сделать, сэр Джон. Я больше с вами не увижусь.

Шотландец положил свою руку на ее, не давая ей открыть дверь.

— Это маленький корабль, Мария.

— Пожалуйста, не надо, и так трудно. — Мария оттолкнула его руку, открыла дверь и вошла в каюту. В маленькой прихожей она остановилась в нерешительности и сказала, не поднимая глаз:

— Я останусь внутри, а вы будете снаружи.

Она попыталась закрыть дверь, но он помешал ей.

— Ведь это не то, что ты хочешь, Мария.

— Пожалуйста, — повторила она, в голосе ее звучала паника, — не приходите больше сюда! Умоляю вас!

9.

Яркий свет тяжело давил на спящую.

Она чувствовала его во сне. Она убегала, падала, но свет настигал ее, сокрушал, душил.

Дженет Мол открыла глаза. Какое-то время она приходила в себя, с недоумением рассматривая голубой берет с белым пером на подушке рядом с ее головой.

— Дэвид? — испуганно прошептала молодая женщина, садясь в постели. Тусклый рассвет за окном пытался осветить маленькую каюту. Дженет уставилась на закрытую дверь, затем, прищурившись, осмотрелась. Ее слабые глаза могли лишь рассмотреть нечеткий силуэт сидящего человека.

— Дэвид! — Она натянула одеяло до подбородка. — Это ты?

— Нет, милочка. Мерзавец уже ушел!

Молодая женщина прижала испуганно руку ко рту, узнав холодный голос своей мачехи.

— Вы давно здесь сидите?

— Достаточно давно. — Каролина поднялась со стула. — Достаточно давно, чтобы слышать, как ты сама призналась во всем.

Шарф с ее головы соскользнул на плечи. Она осуждающе покачала головой.

— Ты называла во сне его имя. — Каролина подошла к кровати, с презрением глядя на свою падчерицу. — Стыдись. Твой отец — старый дурень — с ума сходил, беспокоясь, куда ты делась прошлой ночью. И не без оснований, как я вижу. Он попросил меня прийти и проверить. Видимо, он знает свою дочь. Ничего себе сюрприз!

Дженет похолодела от этих слов. Вчера вечером она пожелала Дэвиду спокойной ночи у дверей своей каюты. Вспомнив тот первый поцелуй, она залилась краской. Вкус этого поцелуя оставался на ее губах, пока она не заснула. Потом, во сне, они оказались вместе. Но только во сне. Все это было лишь видением. А потом на нее навалилась тяжесть, душившая и разбудившая ее.

Дэвид не переступал порога этой каюты. Она была совершенно в этом уверена. Но откуда здесь его берет? Яркий, с белым пером. Это точно его. Дженет протянула к нему руку, его нужно спрятать. Но Каролина быстро перехватила берет.

— Поздно прятать улику, милочка.

Дженет смотрела на мачеху с удивлением. Каролина поглаживала перо.

— Твой отец должен увидеть это.

— Мой отец?

— Да, как ни грустно. Похоже, он давно это подозревает. — Каролина с презрением смотрела на девушку. — Зачем бы еще он попросил меня прийти к тебе столь рано?

Дженет выпрямилась.

— Нет, Каролина. Все не так. Я не могу объяснить, откуда здесь взялся этот берет, но…

Мачеха медленно поднялась и подошла к крошечному окну каюты.

— На нашу семью падет пятно позора, но негодяй заплатит за это своей кровью, — негодующе сказала она. — В этом ты можешь быть уверена.

— Почему? За что? — Дженет уставилась на расплывающееся очертание Каролины. Она хотела бы видеть выражение ее лица, но та стояла слишком далеко от ее глаз. — В чем дело? Почему вы так говорите?

— Говорю? Это не просто разговор, милочка. Если Макферсон не накажет негодяя, несущего позор нашей семье, то это сделает твой отец. Ты его знаешь. Он не остановится, пока не убьет его.

— Убьет? Дэвида? — в ужасе переспросила Дженет. — Почему? Дэвид не сделал ничего плохого. Ни он, ни я.

Лицо Каролины исказила коварная улыбка. Она знала, что Дженет не может ее разглядеть.

— Лишить невинности единственную дочь сэра Томаса! Это не просто «плохо», Дженет. Это даже не проступок. Это преступление, за которое эта грязная свинья ответит!

— Лишить меня невинности? — тупо повторила Дженет. — Каролина! Он не сделал ничего похожего. Он… Дэвид… Он человек чести. Он… не сделал ничего недостойного.

Каролина злобно прищурилась.

— Значит, то, что он провел ночь в твоей кровати, в твоих объятиях, недостойным ты не считаешь. То, что он выскользнул из твоей каюты на рассвете, — тоже? И это доказательство твоей вины тоже ничего не значит? — Каролина помахала в воздухе голубым беретом.

Дженет вскочила с постели и подбежала к мачехе.

— Каролина, умоляю вас. Ваши крики слышны по всему кораблю. Пожалуйста, не обвиняйте его понапрасну. Если бы я могла объяснить, как сюда попал…

— Тут нечего объяснять, — сурово прервала ее Каролина. — Во всяком случае, мне. О, когда твой отец увидит это, когда я ему расскажу, что сама, своими глазами видела, как этот подонок выскользнул из твоей каюты сегодня утром…

Дженет схватила мачеху за плащ. По лицу ее катились слезы, голос дрожал от волнения и негодования.

— Я умоляю, Каролина. Не делайте этого. Поверьте, Дэвида не было здесь ночью. Он поцеловал меня у двери, пожелал мне спокойной ночи и ушел. Больше я его не видела. А теперь… теперь…

— Поцеловал? — Казалось, взгляд Каролины мог заставить Дженет упасть перед ней на колени. Несчастная все еще цеплялась за ее плащ. — Оставь меня!

Дженет пыталась овладеть собой, но все ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий.

Дженет Мол знала своего отца, его характер. Если Каролина действительно это ему скажет, то объяснить что-либо станет невозможно. Отец не будет никого слушать и не простит Дэвида. И тогда один из них наверняка будет ранен в схватке. Или убит.

У Дженет никого, кроме отца, после смерти матери не осталось. Властный и нетерпимый, сэр Томас тем не менее очень любил свою дочь. Она это знала. Он не отпускал ее от себя во время траура, и они вместе переживали то тяжелое время.

До того как он женился на Каролине Дуглас, отец заботился о ней, баловал ее. Сейчас все изменилось, главным мотивом его поведения стало осознание собственности. Им владели теперь лишь два чувства — недоверие ко всем и ревность. И именно они стали причиной его зачастую неоправданного гнева, при мысли о котором Дженет трепетала.

А Дэвид, дорогой Дэвид, который относится к ней с такой любовью, единственный мужчина, который заставил ее поверить, что она красива, умна, желанна как женщина…

И вот теперь из-за нее он или отец так пострадают. «Боже мой, — думала она, закрыв лицо руками, — как я могла позволить, чтобы это произошло! Один из них наверняка будет убит! Боже мой! Боже мой!»

В дверь резко постучали. Дженет вздрогнула. Каролина холодно на нее посмотрела.

— Дженет, Каролина! — послышался резкий голос сэра Томаса. — Что у вас там происходит?

Дженет колотил озноб. Ей казалось, что морозный холодный воздух заполнил все ее существо. Она не спускала глаз с мачехи.

Каролина прошипела ей в ухо:

— Ты сделаешь так, как я скажу. Поняла?

Дженет в ужасе посмотрела ей в глаза, которые, казалось, проникали в самую душу.

— Каролина! Открой эту чертову дверь!

— Смотри же! Делай, как я скажу. — Каролина ткнула берет прямо в лицо падчерицы и спрятала в карман своего платья.

Сэр Томас буквально ломился в дверь. Дженет испуганно кивнула. По щекам ее катились слезы.

— А ну, вытри слезы, — прошипела Каролина. — Попробую спасти твою шкуру… и шкуру этого мерзавца.

— Если вы не откроете, я разнесу к чертям собачьим эту дверь, я…

Каролина подняла щеколду, и дверь распахнулась. С невинным видом она стояла перед клокочущим, как вулкан, мужем.

Сэр Томас ворвался в каюту, глаза его обежали маленькое помещение.

Дженет, овладев собой, быстро подошла к кровати, сняла с нее одеяло и закуталась в него.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — потребовал рыцарь. — До самого Рима слышно, как вы тут воюете.

— Мы, женщины, не воюем. — Каролина старалась повернуть его к двери, но с таким же успехом могла бы развернуть Эдинбургский дворец. — У нас возникли кое-какие разногласия, — продолжала она, — но мы их разрешили, старый медведь. Не будешь ли ты так любезен и не оставишь ли нас наедине…

— Не оставлю, пока вы мне не объясните, о чем это вы спорили. — На этот раз сэр Томас обращался к Дженет, не спуская глаз с ее лица, на котором все еще были видны следы слез.

— Ничего серьезного, отец, — быстро сказала Дженет. — Правда. Со мной все в порядке. Поверь.

Сэр Томас остался стоять на месте, обескураженный последними словами доч»ри.

— А почему с тобой должно быть что-то не так?

— Даю слово, Томас, — вмешалась Каролина, на сей раз более решительно. — Иди куда шел и перестань колотить в дверь в столь ранний час. Хватит, мы уже привлекли к себе достаточно внимания.

Сэр Томас открыл было рот, чтобы возразить, но жена, прижав пальцы к его губам и клюнув его в щеку, заставила его молчать.

— Мать с дочерью могут время от времени поспорить, — сказала она, поглаживая грудь мужа. — И Дженет, и я уверяем тебя, что все в порядке. Пока, медведь. Нам нужно закончить наш разговор.

Глаза сэра Томаса выражали недоумение. Каролина слегка провела его рукой по своему теплому телу — она никогда не была на людях столь ласковой к нему.

— Если ты вернешься в каюту, — искушающе промурлыкала она, — я присоединюсь к тебе через минуту-другую и тогда все тебе расскажу.