Экстренный выпуск

      - Ты ошибаешься, ты совершенно не прав.
      - Прошу прощения, если я не прав. Но я хотел бы посмотреть отчет.
      - Нет, это невозможно.
      Доктор Грей потер рука об руку жестом, обозначающим, что это решение окончательное.
      - Не спеши с заключениями. Мы теперь больше не выдаем отчетов о вскрытии. Это требует слишком много канцелярской волокиты. Вопросы теперь должны подаваться в письменной форме. Потом мы отвечаем на них так быстро, как можем. Но дай мне знать, что конкретно тебя интересует, и я сразу посажу на это девочку. В память доброго старого времени.
      - Этот документ - часть судебного протокола. У меня карточка прессы, которая дает право его изучить. Ты считаешь иначе?
      - Я просто объясняю новый порядок, Сэм.
      Террел сердито выругался, затем сказал:
      - Я иду в суд и возьму ордер, чтобы выбить из тебя заключение о вскрытии. И приведу с собой фотографа. Не я буду на первой странице, док.
      - Хочешь нарваться на неприятности?
      - Ты что думаешь, я только что закончил школу журналистики? Если беспокоишься о заключении - сожги его. Но не пытайся усидеть на нем. Заработаешь болячку на интересном месте.
      - Сэм, подожди минутку.
      - Зачем?
      Доктор Грей тяжело вздохнул и сел за стол.
      - Я не хочу неприятностей. И не хочу их себе на голову. И Бог мне судья, я ничего дурного не сделал. Состояние девушки не имеет никакого отношения к её смерти или вине Колдуэла.
      - Так все-таки она была беременна? На каком месяце?
      Доктор Грей снова вздохнул:
      - Почти три месяца.
      - Почему ты не дал этого в газеты?
      - Капитан Станко сказал, - доктор Грей вытащил платок и промокнул под глазами, - ну, он сказал, что незачем пачкать имя девушки.
      - Старый моралист... Мамаша Станко. Друг работяг и шлюх. Эта девушка водилась со шпаной с двенадцати лет. Она с пеленок привыкла к содому и насилию. Но Станко не хочет пачкать её репутацию. Брось, док, придумай что-нибудь еще.
      - Дело открыто и закрыто, - умоляющим тоном добавил доктор Грей. Зачем притягивать сюда что-то не имеющее отношение к делу? Она познакомилась с Колдуэлом только пять недель назад. Но беременна три месяца. Это может вызвать сплетни и домыслы. Теперь она мученица. Милый ребенок, невинная жертва и все такое. Почему не оставить все как есть? Зачем волноваться из-за грязных подробностей? Колдуэл её убил - вот что имеет значение.
      Террел спрашивал себя, неужели они просто так скрыли этот факт. Возможно, эту деталь припасли на всякий случай.
      - Ладно, может Станко и прав, - сказал он. - Не беспокойся, что я растиражирую семейные секреты.
      - Ну, тогда забудь об этом, - доктор нервно улыбнулся.
      - Конечно, зачем тревожить общественность подробностями. До свидания и спасибо.
      В вестибюле Террел заглянул в приемную и увидел, что Конни Блейкер забирала перчатки и сумочку со стойки, благодарно улыбаясь клерку. Он не знал, как использовать информацию об Эден Майлз. В его теорию она просто не помещалась.
      Конни потянула стеклянную дверь приемной, Террел шагнул ей навстречу.
      - А, привет. Все сделано?
      - Да, я закончила.
      Ее выдавала только легкая дрожь в голосе; в остальном она, казалось, чувствовала себя вполне обычно.
      - Я просто должна была подписать несколько форм. Ничего сложного.
      - Мертвые никогда не доставляют беспокойства. Но давай не будем горевать. Могу я угостить тебя ланчем?
      - Нет, у меня встреча.
      - С Фрэнком Шансом в два часа. Я знаю. А ты не можешь опоздать немного? Я бы хотел поговорить с тобой.
      - Извини, но у меня нет времени.
      Она поспешила уйти, но он ухватил её за руку.
      - Мне все-таки нужна твоя помощь.
      - Пожалуйста, отпусти меня. Нам не о чем говорить. Я все уже сказала.
      - Я думал, с тех пор ты поумнела...
      - Отпусти меня! - взгляд у неё был злой и испуганный. Хочешь, чтобы я начала кричать?
      - Я хочу, чтобы ты начала говорить. Кто был мужчина, приходивший к Эден в ту ночь, когда её убили? Что за работу он ей предлагал? И почему она боялась?
      - Дай мне уйти. Я ничего не знаю.
      - Ты лжешь, Конни. Ты можешь спасти жизнь невинного человека. Ты можешь посадить убийцу Эден за решетку, где ему и место. Но если ты будешь молчать, ничего не случится.
      - Ничего не случится со мной, - выдавила она.
      - А как насчет Эден? - голос Террела стал резким и злым. Ты подписала формы, она поедет специальным грузом. Это конец всего? Ты ходила вниз посмотреть на нее? Она лежит как замороженное мясо с табличкой на лодыжке. Как туша в мясном магазине. Только животных убивают намного человечнее.
      - Прекрати, прекрати! - она отвернулась, и слезы брызнули из глаз.
      Террел отпустил её руку.
      - Ладно, я прекращу.
      В глубине души он её не винил: зачем рисковать собой, чтобы помочь ему? Ее явно предупредили, чтобы сидела тихо. Если она ослушается последует возмездие; оно может быть молниеносным и беспощадным, или медленным и мучительным. В любом случае, оно будет окончательным и бесповоротным.
      - Я подвезу тебя до гостиницы.
      - Нет, со мной все в порядке.
      - Мне по пути, садись.
      Террел расплатился с таксистом у её отеля, намереваясь пройти два три квартала до здания "Кол Бюлетин" пешком.
      - Спасибо, что подвезли.
      - Если передумаешь, запомни: моя фамилия - Террел, я из местной газеты.
      - Я не передумаю.
      - Причина в нем?
      Террел смотрел через её плечо. Солнце сияло на вращающихся дверях отеля. Фрэнки Шанс вышел из них за миг до их приезда и смотрел на улицу, слегка нахмурив красивое лицо. Он был ухожен и отглажен, в светло-голубом фланелевом костюме, рубашке с длинными уголками воротника и слишком ярком, но выглядевшим дорогим галстуке.
      - Причина в нем? - снова спросил Террел.
      - До свидания.
      Она повернулась к Фрэнки Шансу, тот тоже обернулся и торопливо зашагал к ним, лицо его было жестким и сердитым.
      - Опаздываешь, - бросил он Конни. - Два часа - это два часа. Понятно?
      - Да, конечно, - кивнула она.
      - Ты плакала, - заметил он, все ещё игнорируя присутствие Террела. Он тебя расстроил?
      - Меня зовут Террел, Сэм Террел. Теперь мы формально знакомы, Фрэнки. Можешь говорить прямо со мной.
      Шанс повернулся и холодно его оглядел.
      - Что тебе от неё нужно, Сэм?
      - Ничего особенного. Я был в морге, так как пишу очерк, и там с ней столкнулся. Потом подвез. И вот мы здесь мило болтаем на теплом осеннем солнышке.
      - Очень смешно, да? То, что в морге, и все такое.
      - Нет, это не смешно, - сказал Террел. - Могу представить, как ты себя чувствуешь.
      - Представить? Это хорошо.
      Шанс смотрел вдоль улицы, и Террел видел, как уголки его рта и глаза принимают жесткое выражение.
      - Для тебя она была бездельницей, годной только для кутежей. Я не хочу, чтобы ты жалел её. Она обойдется без твоего сочувствия.
      Его эмоции были искренние, Террел чувствовал: Фрэнки не был хорошим актером, чтобы их разыграть.
      Шанс взял Конни под руку и повернул её к отелю.
      - Держись от неё подальше, - бросил он Террелу. - Держись от нас подальше. Мы в разных лигах.
      - Ну, может быть мы встретимся, - сказал Террел, провожая их взглядом в отель и любуясь, как солнце блестит на красивых стройных лодыжках Конни. Потом вздохнул и отправился в редакцию.
      Там он с ходу напечатал заметку для своей колонки. Описал Эден Майлз, убийцу, - огромного мужчину с густыми черными волосами и шрамом на лбу, - и предположил, что полиция ищет его в связи с делом Колдуэла. Несколько минут он сидел, хмуро глядя на то, что написал. Это было рискованно. Карша не было, иначе он спросил бы его совета. Приходилось все брать на себя. Террел позвал курьера и отдал заметку, чтобы очерк вошел в колонку; теперь он попадет в следующий выпуск и появится на улицах в четыре часа. И после этого в мэрии будет взрыв.
      Дома Террел смешал выпивку помягче, принял душ, надел свежий костюм и веселый галстук, который совершенно не вязался в его настроением. Его ждали в Кретмаунд, в пригороде, уходить не хотелось. Он немного постоял у окна, слушая веселенькую музыку по радио, затем взял телефон и позвонил в отель Конни.
      Когда та ответила, он сказал:
      - Это снова Террел, но я ничего не продаю. Работа кончена, и я совершенно не в себе. Можно поговорить с тобой хоть секунду?
      - Да, но зачем?
      Ему показалось, это прозвучало не так отчужденно; едва ли теплее, но точно не холодно.
      - Сегодня вечером я иду к друзьям на ужин, и хотел бы пригласить тебя. Тебе это поможет отвлечься. Они живут за городом, там дивный воздух. И они приятные люди. Не хочешь попробовать? Я могу пораньше привезти тебя домой, если не получится.
      - Не знаю - я ничего не планировала. Одеваться нужно по-парадному?
      - Бог мой, нет. Это же пригород. Хозяин в поварском колпаке, хозяйка в брюках. Мы будет есть на воздухе, как говорится, "вот это жизнь!" Ты это почувствуешь до мартини по второму кругу.
      - Дай мне полчаса - и я готова.
      - Превосходно! - Он не мог скрыть удивления. - Где мне тебя подобрать?
      - Прямо здесь у отеля.
      - Это будет удобно?
      - Предоставь решать это мне, - спокойно осадила она.
      - Извини, увидимся через полчаса.
      Она ждала, когда он подкатил к крыльцу. На ней было черное платье с палантином и белые перчатки. Он позвонил Гамильтонам, чтобы предупредить их, что едет с дамой, и понял, что ему было приятно ей похвастаться. По дороге в Крейстмаунд они почти не разговаривали, разве только перекинулись парой фраз о прелести осенней природы. Оба отдыхали: она любовалась пейзажем, а Террела молчание не тяготило.
      При встрече Гамильтоны возбужденно зашумели. Билл Гамильтон сразу принял Конни под свое крыло, демонстрируя истинную сердечность, ту шаловливую веселость супружеских пар, когда их холостые друзья появляются с новой подружкой. Они выпили в доме, затем вышли во дворик на барбекью, где Билл Гамильтон ждал с полным шейкером мартини.
      - Теперь вы - несчастные горожане - можете просто опьнеть от воздуха вокруг. В городе такого не получишь, но не бойтесь - вам не повредит. Дышите сколько хотите.
      Другая пара пришла как раз ко второму бокалу. Их звали Том и Элси Броган, они были молоды и привлекательны, на них были слишком шикарные для сельской местности наряды, рассчитанные скорее на вечеринки с коктейлями и завтраки с коньячно - молочным пуншем. Том Броган взял бокал и довольно растянулся в плетеном кресле.
      - Вот это жизнь, - довольно вздохнул он.
      Террел поймал взгляд Конни. Она поспешно улыбнулась и отвернулась, разговаривая с Элси Броган. Билл Гамильтон жарил бифштексы, Мона занялась выпивкой. Террел обнаружил, что его настроение на пределе. Хотелось, чтобы Билл прекратил вести себя как церемонимейстер. Шутки, жесты, громкий смех он действовал, как будто рекламировал ракеты, а не давал обед. А рассказы Моны о дочери удивили его своей глупостью: "Маленькая Мона не хотела, чтобы взрослые рассказывали ей истории. О, нет! Они рассказывала истории им. И такое воображение!" Мона собиралась записать их как-нибудь на магнитофон. "Они такие очаровательные. Никакой натянутости, никакой слащавости. Одни доброта и счастье!"
      У Броганов тоже были дети. Элси Броган заметила, что она - мать строгая, но либеральная, и пожаловалась, что их пятилетнему сыну может потребоваться психиатр, если он не сможет привыкнуть к детскому саду.
      Том Броган начал длинный анекдот про женщину - психоаналитика, но решил его не заканчивать, сказав, что в этой компании за бокалом он не пойдет. И двусмысленно улыбнулся, намекая на таившийся в истории эротический секрет. Мол, ничто не заставит его изменить решение.
      - Моя мужская интуиция велит мне замолчать, - осклабился он.
      После обеда все ушли в дом и Билл поднес спичку к дровам в камине. За бренди разговор перешел на политические темы.
      - Похоже Колдуэл - человек конченный, а, Сэм? - спросил Билл Гамильтон.
      - Его спасет только чудо, - кивнул Террел.
      - Чуда не произойдет, - возразил Том Броган. - Снова будет Тикнор, и Айк Селлерс, и вся их мерзкая банда.
      - И людям ничуть не интересно, - подхватил Террел. - Они глупы и равнодушны. Это мне кажется хуже всего.
      - Я не понимаю тебя, Сэм. - сказал Билл Гамильтон, - Нам не безразлично, конечно, что происходит, - теперь он был серьезен и настроен пофилософствовать. - Город не по мне. Я устал от него. Школы никудышние, улицы - грязные, детям там нет места. И в один прекрасный день я решил увезти семью куда-нибудь подальше. Так что я должен городу?
      - Ты делаешь в нем деньги, - сказал Террел. - Это касается всего государства, в котором ты живешь. Поэтому ты обязан ему по крайне мере известной частью своего влияния.
      Мона Гамильтон решительно заявила:
      - Мы не либеральны и не прогрессивны, я знаю. Но я не выдержу в городе ни единого дня, я хочу быть с такими людьми, как я сама. Которых волнует то же, что и меня.
      - И других тоже, - сказал Том Броган. - Не извиняйся за свои чувства. Черт, у людей в трущобах те же идеи. Если вы регулярно забираете мусор, они начинают тосковать по старым добрым временам, когда мусор неделями скапливался в сточных канавах.
      - Ну, это односторонний взгляд, - сухо возразил Террел. А вот другой: люди с деньгами и образованием получили эти преимущества от общества. Но они не хотят их прилагать кроме как в удобных областях и для приятной жизни себя и своей семьи. Они не принимают тот факт, что полученные ими выгоды тесно связаны с обществом, и связь эта носит название ответственность.
      Мона Гамильтон выглядела несчастной.
      - Иногда я чувствую именно так. Чувствую, что нам так повезло, что мы можем что-то сделать. Но что может сделать один человек?
      - Ничего, - кивнул Том Броган, глубже усаживаясь в кресло. - Поэтому давайте пропустим по стаканчику на ночь и забудем о политике.
      Террел во время спора наблюдал за Конни и был доволен, увидев, как она обеспокоенно нахмурилась. Теперь он решил принять предложение Брогана сменить тему.
      - Ты, прав, - примирительно сказал он, - но, боюсь, нам придется отказаться от стаканчика на ночь: я обещал Конни привезти её домой до появления молочника.
      Билл и Мона запротестовали и принялись уговаривать приехать снова, когда они смогут задержаться на ночь.
      Террел молча вел машину в город. Перед мостом он сбавил скорость и свернул с дороги на траву над излучиной реки. Темный город мерцал огоньками. Он заглушил мотор, повернулся к девушке и улыбнулся, глядя на её упрямый профиль.
      - Я ничего такого не думал, ты ошибаешься.
      - Тогда зачем остановился?
      - Подумал, не выкурить ли нам по последней сигарете и поговорить о прошедшем вечере. Как тебе мои друзья?
      - Очень приятные люди.
      - Может быть, немного ограниченные? Как будто упакованные в скорлупу своих блаженных маленьких жизней?
      Она покосилась на него и сказала:
      - Я думала, ты не станешь этим вечером ничего пропагандировать.
      - Я просто заводил наших хозяев. Это старая деревенская традиция. Ешь их хлеб, пьешь их вино, а потом говоришь им, какие они дураки.
      - Нет, это не так. Ты хочешь, чтобы я согласилась, что они эгоистичные и ограниченные, верно? А потом, чтобы доказать, что я не такая, предложила свою помощь? На это надеешься?
      - Кто теперь спешит с выводами?
      - Я видела это сегодня по твоему лицу, - уже резче бросила она. - Ты выглядел чертовски самодовольно - чистый и благородный человек, окруженный болтливыми бездельниками. Вот как ты себя сегодня вел. Но что с твоими друзьями не так, чего они должны стыдиться?
      - А почему бы тебе не спросить их?
      - Это не мое дело. Они живут так, как хотят, платят налоги, соблюдают законы. Чего ты от них ожидаешь? Чтобы они ушли в благотворительность? Или начали ломать трущобы голыми руками?
      - Подожди-ка минутку...
      - Я кое-что тебе скажу, - сердито перебила Конни. - Они живут так, как хотела бы и я жить когда-нибудь. Они заботятся о своих детях, все счета от доктора и бакалейщика у них оплачены и не висят над головами, живут они в чистом и уютном доме. Ты считаешь их дураками, потому что они отваживаются жить собственным умом...
      Террел вздохнул, немного помолчал и сказал:
      - Ты считаешь, это хорошо - избегать ответственности?
      - Они ни за что не отвечают.
      - Я сейчас говорю не о них. Я о тебе. Человека повесят, если ты ему не поможешь. Это слишком высокая цена за загородный дом в два этажа.
      - Знаешь, почему я поехала с тобой сегодня вечером?
      - Даже представить не могу.
      - Мне так приказали. Велели быть с тобой помягче и узнать, что смогу. Это говорит тебе, на чьей я стороне?
      - Ты имеешь в виду Фрэнки Шанса?
      - Правильно.
      - Очень интересно.
      Голос Террела не дрогнул, но в желудке вдруг похолодело.
      - Фрэнки мало что делает от себя лично. Селлерс ему позволяет выбирать галстуки и сигареты, но и только. Значит, это Селлерс хочет, чтобы ты была со мной мила. Это практически приказ.
      - Я хочу домой.
      - Ну, конечно. А как насчет инструкций Айка?
      - Не будь дураком.
      Террел повернулся, грубо притянул её к себе, одной рукой прижимая её локти к бокам. Она отчаянно сопротивлялась, но свободной рукой он поднимал её подбородок, пока не смог смотреть прямо в глаза.
      - Айк любит послушных. Он велел тебе быть со мной милой, помнишь?
      - Отпусти меня! - сдавленно прошептала она.
      Он прижался губами к е губам, продолжая жестко сжимать объятия до тех пор, пока сопротивление не было сломлено и её тело не обмякло в его руках.
      - Насколько милой он приказал тебе быть? - горько спросил он.
      - Ублюдок, - всхлипнула Конни.
      - Успокойся.
      Он отпустил её и завел мотор.
      - Скажи ему, я не клюнул.
      - Пожалуйста, отвези меня домой.
      - Хорошо.
      Террел с бешенной скоростью вылетел на шоссе. Ему было жаль её и беспричинно обидно за себя. Ему было жаль всего, что случилось.
      11
      На следующее утро Карш ждал Террела у его стола. В пальто от Честерфилда с белым шелковым шарфом вокруг шеи он выглядел свежим и обаятельным. От морозного утреннего воздуха лицо его порозовело, а глаза загорелись любопытством и мелькнула легкая улыбка, когда вошел Террел.
      - Почему ты не сказал, что собираешься бросить бомбу? Я бы хоть зажал уши пальцами.
      - Ты уже слышал взрыв?
      - Да, Джек Даган, наш уважаемый начальник полиции, позвонил мне и все рассказал. Я обещал, что сегодня утром ты с ним поговоришь. Что ты ему скажешь?
      - Ну, а что ты предлагаешь? Не могу раскрыть источник и так далее, или признать, что воспользовался слухом?
      - Вторая мысль разумнее. А теперь послушай меня.
      Карш оглянулся на по-деловому гудящий зал и вновь взглянул на Террела:
      - Разыграй это осторожно. Ты знаешь о громиле, выходившем из дома Колдуэла. Только ты об этом знаешь. Если узнают ещё где-нибудь, ты рискуешь потерять свою страховку, - он неуклюже потрепал Террела по плечу. - Ты моя главная надежда. Помни это и не будь дураком.
      - Конечно, не беспокойся.
      Террела тронула забота Карша. Без привычного цинизма Карш казался беззащитным и уязвимым. Он меня любит, - подумал Террел, и почему - то это его растрогало. Он не мог выразить свои чувства словами.
      - Не дай им перехитрить тебя и выведать то, что ты знаешь.
      Голос Карша снова стал резким и повелительным; казалось, он исправляет минутную слабость, выказавшую его чувства.
      - Скажи им, что ты опубликовал какой-то слух, не удосужившись его проверить.
      Секретарь начальника полиции Дагана, патрульный в форме, попросил Террела подождать и вошел в кабинет, откуда почти сразу вышел:
      - Заходите, суперинтендант вас ждет.
      Тон, каким это было объявлено, должен был внушить почтение к хозяину.
      Джек Даган, крупный, крепко скроенный мужчина с самоуверенным прямым взглядом, сидел за столом. На нем была форма с золотыми эполетами, и вообще он представлял собой внушительную фигуру. Все у него было чистым и аккуратным; черные волосы были аккуратно подстрижены, а накрахмаленный воротник и манжеты просто сверкали.
      Обычно, с напором начиная разговор, Даган был абсолютно уверен в себе, но сейчас Террел видел, что он колеблется.
      - Садись, Сэм. Эта твоя статейка... - Дагана пальцем ткнул в подшивку на столе. - Очень странное дело. Ты подробно описываешь мужчину и говоришь, что мы его разыскиваем в связи с делом Колдуэла. Это ты придумал или как?
      - Теперь я понимаю, что материал неточен.
      - Мы никого не ищем. Давай не будем хитрить друг с другом. Мэр поднял ужасный шум. Я знаю, ты хороший журналист. Ты не печатаешь сплетен и слухов. Поэтому получается, что тебе дал этот материал кто-то, кому ты доверяешь. Мы хотим знать, кто это.
      - Вы и мэр?
      - Ах, так... На его счет не волнуйся, он свои права знает. Твоя статья позволяет предполагать, что дело Колдуэла у нас не полно. Или, что там может быть что-то необъяснимое или таинственное. Ни одно из заключений не имеет юридических оснований. Но люди станут так думать. Ты знал это, когда запустил свой очерк. А теперь ты не считаешь себя возмутителем спокойствия. Но человек, который подсунул тебе эту историю - злонамеренный и хладнокровный смутьян. И мы хотим знать, кто это. Это и в твоих, и в наших интересах. Потому что он направил тебя по ложному и опасному следу.
      - Информация поступила от анонима.
      - Я бы не советовал тебе придерживаться этой версии, хмыкнул Даган. Сейчас некогда хитрить, нам нужна правда.
      - Как и мне, - кивнул Террел. - Предположим, мы меняемся?
      - Что ты имеешь в виду?
      Террел колебался, хмурясь. Он не был уверен в Дагане. Он знал того около двенадцати лет и видел, как он рос от лейтенанта - детектива до главного полицейского чина в городе. Даган как человек был честен, в этом Террел не сомневался; он не брал взяток; он эффективно и умно руководил управлением. Но Террел знал, что Даган был жертвой чего-то, что можно было назвать нравственной инерцией. В городе эта болезнь была очень распространенной; её симптомами были терпимость ко злу и самогипноз, мешавший слышать или видеть то, что может растревожить совесть. Даган в определенном смысле был добровольным моральным инвалидом: он был честен до определенного предела, а дальше - нейтрален.
      - Хорошо, - сказал Террел, все ещё не зная, насколько можно доверять собеседнику. - Давайте начнем с Пэдди Колана. Почему он застрелился?
      - Он мог быть болен, пьян, расстроен - тысячи причин.
      - Колан видел, как в ту ночь, когда убили Эден Майлз, от Колдуэла выбегал мужчина. Он сказал мне это по телефону. Но отказался от своих слов после разговора с капитаном Станко.
      Даган разглядывал Террела, недоверчиво хмурясь.
      - Станко говорил мне, что Колан мог перепутать. Я полагаю, ты знал, что Колан много пил.
      - А потом Колан едет в Бич-Сити и стреляется. Не было ли это счастливым совпадением кое для кого?
      - Это не факт, - сердито бросил Даган. - Ты сплетаешь свои догадки в целую теорию.
      - Почему же коронер не сообщил, что Эден Майлз была беременна?
      - Что такое?
      - Вам тоже не сказали, бьюсь об заклад. - Террел невесело улыбнулся и поднялся. - В городе два полицейских управления. Одно открыто для всех граждан: копы в дозоре, разводящие девушек домой по улицам, патрульные на стадионе во время игр. Другое работает тайно. Оно не отвечает на вопросы. Его архивы теряются. Оно никому не подотчетно. И вы полагаете, я с ним сотрудничаю? На кой черт мне это?
      - Давай не будем выходить из себя, - сказал Даган, успокаивающе разведя руками. - Итак, девушка была беременна. Вероятно, была причина это придержать. Но вы, репортеры, начинаете кричать о свободе прессы, пока не получите каждую ниточку и улику, которую мы обнаружили. Как мы можем идти в суд, если у защиты есть все детали дела? - голос Дагана зазвучал увереннее. - Мы стараемся из самых лучших побуждений кое-что оставить до суда. Но если мы ежечасно не даем материалов на ваш стол городских новостей, вы обвиняете нас в гестаповских методах.
      - Кажется, нам не очень это удается.
      Даган грохнул кулачищем по столу.
      - Мы договоримся, Сэм, или ты пожалеешь? Кто дал тебе информацию, которую ты вчера напечатал?
      Террел колебался. Какой-то миг он испытывал искушение сказать Дагану, что это описание он слышал из уст самого Пэдди Колана. Тогда Даган будет в затруднительном положении - ему придется предпринять хотя бы символические усилия по розыску мужчины, или продолжать настаивать, что Колан как свидетель не заслуживал доверия. Если он решится на последнее, публика усомнится и в свидетельстве Колана против Колдуэла. Суд не смог бы принять ни того, ни другого: нельзя отвергнуть Колана как свидетеля защиты и принять для обвинения.
      - Я жду, - сказал Даган. - Кто дал тебе эту историю?
      Террел решил не говорить. Но прежде чем он успел ответить, дверь открылась и в комнату ленивой походкой вошел мэр Мо Тикнор. Он широко улыбался и почесывал в паху. При виде Террела улыбка погасла, но чесать ногу он не перестал.
      - Ну, ну, вот и преступник, которого я искал. Надеюсь, ради себя самого ты не станешь упрямиться. Джек, ты изложил Сэму нашу позицию?
      - Мы как раз это обсуждали, - сказал Даган.
      - Тут нечего обсуждать, - бросил Тикнор. - Ни черта.
      Он пересек комнату и, снова улыбаясь, подошел к Террелу, - высокий угловатый мужчина с косматыми, как стальная проволока, седыми волосами и крупными чертами лица, словно грубо вытесанными из скалы. Мэр твердо знал свою любимую роль - хитрого медведя на свободе. Избиратели, казалось, восхищались его расчетливой неуклюжестью, раз возвращали его на этот пост четыре раза подряд. Но Террел знал, что показная сторона вовсе не отражала его сущности. Да, Тикнор был вульгарен, это точно. Он любил виски и сальные истории, покер на всю ночь и садистские шутки. Он был неловким волокитой и постоянно имел неприятности со всеми женщинами в своем офисе подряд. Но он не был симпатичным старым шутником; нет, он был вором крупного масштаба, громилой с тонким знанием механизма власти, безжалостным врагом любого, кто становился на его пути.
      - Теперь давайте разберемся, - сказал Тикнор, теперь уже не улыбаясь, - Ты знаешь, чего я хочу. Каков твой ответ?
      - У меня выбор невелик, - пожал плечами Террел. - Если полиция никого не разыскивает, возможно, я ошибся.
      - Это половина дела. Кто тебе шепнул?
      - По телефону, анонимно.
      - Ты бы не напечатал историю, получи её таким образом. А теперь послушай меня. Я сделаю заявление, что ты безответственный лгун, колонку которого не следует печатать ни в одной уважаемой газете.
      - И это причинит мне страшную боль, - сухо хмыкнул Террел.
      - Может быть, Майк Карш тебя поддержит, - Тикнор повысил голос. - Он делает все наоборот, но есть газеты в городе, которые не возьмут твою колонку и будут делать, что я им скажу. Не забывай это.
      - Давайте не будем терять головы, - вмешался Даган.
      - Ты говори, когда тебя спросят, - взвился Тикнор. - Я надел на тебя эту обезьянью робу, я и сниму, когда захочу. Сэм, ты нарываешься на неприятности. Я - мэр этого города двенадцать лет, и не позволю обливать грязью мою работу и репутацию. Знай, здесь тебе это не пройдет. Не в моем городе.
      Террел посмотрел на часы.
      - Это все, что вы мне можете сказать?
      - Послушай меня, - Тикнор медленно взял себя в руки. - Я хочу знать, где ты раскопал эту сплетню о человеке со шрамом на лбу и так далее. Я собираюсь узнать это, Сэм. Или ты пожалеешь, что пошел против меня.
      - Так почему бы не упрятать меня за решетку? И выбить все, что нужно? - Террел терял самообладание. - Мужчина был - но в ваших бумагах его больше нет. Он испарился. Но я о нем знаю.
      - И ты мне расскажешь, где подобрал эту ложь, - настаивал Тикнор.
      - Это дело воняет. И в один прекрасный день граждане могут это заметить, - продолжал Террел. - Вам придется заказать противогазы и носить их до конца выборов. Только это может вас спасти.
      Как только Террел повернулся к двери, мэр Тикнор принялся поливать его непристойностями, спокойно и намеренно провоцируя, не стесняясь в выражениях, словно хлыстом стараясь пронять до костей. Террел ждал, держа руку на ручке двери, внимательно следя за искаженным злобой лицом Тикнора. Тирада была длинной и цветастой, но когда мэр закончил, Террел спокойно сказал:
      - Вы должны меня извинить, но я не хочу неприятностей. Поговорим потом.
      Он быстро взглянул на Дагана, который с выражением стыда и злости на лице смотрел на свои руки. Потом открыл дверь и вышел.
      12
      Когда Террел вернулся в редакцию, было уже почти десять. Подходил срок второго выпуска, и в длинном зале нарастало напряжение. Все следили за часами над столом городских новостей. Карш помахал ему из своего офиса, и Террел прошел на звуконепроницаемый командный пункт, возвышающийся над залом.
      - Можешь ничего не говорить, - сказал Карш, - Его честь только что звонил мне. - Он покачал головой. - Тупой осел!
      - Они до ужаса нервничают, - сообщил Террел. - Даже Даган. Я их такими никогда раньше не видел, Майк.
      - Ожидаются и ещё плохие новости, - В глазах Карша светились дьявольские огоньки. - Некоторое время назад пришла жена Пэдди Колана. Она ждет наверху, чтобы рассказать тебе свою историю. Не история - просто конфетка. Пойдем.
      Миссис Колан ждала их в пустом офисе на девятом этаже. Когда они вошли, она неловко принялась оправлять юбку своего шуршащего черного платья. Террел заметил, что она плакала: глаза за стеклами очков были запавшими и красными. Она вымученно ему улыбнулась, лицо было смущенным и умоляющим.
      - Я не знала, куда ещё идти, я объясняла этому джентльмену. - Она поднесла скомканный платок к носу. - Вы знали, что Пэдди в беде, правда, мистер Террел? Когда вы приходили к нам, вы это знали?
      - Да, знал. Мне жаль, что так случилось.
      - Спасибо. Теперь все кончено, все кончено с беднягой.