32

Открылась внутренняя дверь, и на пороге появился невысокий толстенький человечек в полосатой рубашке.

— Вас к телефону, — сказал он Каллагену.

Слегка шаркнув черными блестящими ботинками по цементному полу, человечек мотыльком порхнул к столу, на котором лежал труп.

— Ай-яй-яй, — запричитал он, обращаясь к мертвецу. — Как тебя попортило-то! А доктор тебя еще больше попортит. Но ты не горюй, потом я тебя подлатаю. Все будет в лучшем виде, даю тебе слово. — В тишине морга голос его лился, словно струйка сладкого сиропа.

Я вышел на улицу и закурил сигарету. Она успела догореть до половины, когда ко мне присоединился Каллаген. Глаза у него возбужденно блестели, щеки порозовели.

— Вы что, хватили бальзама для мертвецов? — спросил я.

— Телетайп из Лос-Анджелеса. Могу и вам рассказать, если обещаете держать язык за зубами. — Я хотел остановить его, но не успел. — Банду Даузера замели! — сказал он. — Накрыли с такой кучей героина, что хватило бы всему городу закайфовать. Здорово поработали ребята из окружной прокуратуры!

— Потери есть? — спросил я, подумав о Колтоне.

— Ни единого человека. Те до того обалдели, что вели себя как ягнята. И вот кое-что специально для вас: Тарантини, оказывается, работал на синдикат. Был подставным лицом Даузера в «Арене» — прямо здесь, в городе. Вы ведь искали за что уцепиться? Получайте свою зацепку.

— Поразительно! — воскликнул я.

В двор въехала машина и, обогнув угол здания, остановилась рядом со входом в морг. Из кабины вылез человек с медицинским саквояжем.

— Извините, что так поздно, — сказал он Каллагену. — Роды были долгие, а потом я еще заскочил перекусить.

— Клиент ждет, — сообщил Каллаген. Он повернулся ко мне. — Это доктор Маккатчен. Мистер Арчер.

— Сколько на это уйдет времени? — спросил я доктора.

— На что?

— На определение причины смерти.

— Час-два, смотря по обстоятельствам. — Он вопросительно поглядел на Каллагена. — Насколько я вас понял, он утонул?

— Да, так мы сначала решили. Однако не исключено и убийство. С ним могли рассчитаться его дружки-гангстеры. Он был связан с бандой Даузера, — многозначительно добавил он.

— Хорошенько поищите следы других причин, которые могли привести к смерти, — сказал я. — Извините, конечно, что вмешиваюсь в ваше дело.

— Другие? Какие, например? — нетерпеливо спросил он, тряхнув взлохмаченной головой.

— Не знаю. След от удара тупым предметом, от шприца, даже огнестрельную рану.

— Я всегда произвожу осмотр самым тщательным образом, — заявил доктор Маккатчен, давая понять, что разговор окончен.

Оставив свою машину возле морга, я прошел пару кварталов по главной улице. Мне очень хотелось есть, несмотря на запахи рыбы, водорослей и трупной дезинфекции, которые, казалось, пропитали всю мою одежду. Несмотря на докучливые вопросы, роившиеся у меня в голове.

Каллаген порекомендовал мне «Кафе Джорджа», которое оказалось небольшим ресторанчиком с баром — среднего пошиба и не первой молодости. По одну сторону зала тянулась стойка бара с окошком, из которого повар в белом колпаке подавал дежурные блюда, готовившиеся на газовой плите у него за спиной. По другую сторону располагались отдельные кабины, а в центре — несколько столиков, накрытых скатертями в красную клетку. Три-четыре вентилятора на потолке усердно перемешивали сигаретные дымки в однотонную сизую массу.

Я сел в одной из свободных кабинок. Здесь царил какой-то подземный уют, точно ресторанчик запаяли в капсулу и погребли в недрах планеты — подальше от бушующих наверху страстей и обгоняющих друг друга перемен. Старые и молодые официанты в достаточно белых смокингах сновали по залу с плавной непринужденностью движений, сохранившейся от иной — увы, канувшей в прошлое — эпохи. Хрустящий жареный картофель, который мне подали вместе с шипящим бифштексом, ничем не отличался на вкус от того, которым я лакомился из промасленной газеты лет тридцать назад, когда ходил в школу в Окленде. А развешанные по стенам фотографии с сельскими и городскими видами Западного побережья напомнили мне бабушкины открытки, найденные на пыльном чердаке.

Я заканчивал вторую бутылку пива, когда неожиданно поймал в зеркале сбоку отражение Галли Тарантини. В туфлях на высоких каблуках, она остановилась на пороге зала. На ней был черный плащ, черная шляпка и черные перчатки. На мгновение она показалась мне какой-то призрачной, нереальной. Потом она увидела меня и направилась к моей кабинке. Ее энергия несла ее, как вихрь. Однако лицо у нее было изможденное, точно эта энергия существовала отдельно от нее, питаясь ее плотью и соками.

— Арчер! — На бледном лице мелькнула и пропала улыбка. — Как я рада, что нашла вас!

Я пододвинул ей стул.

— Как вам это удалось? — спросил я.

— Помощник шерифа сказал, что вы здесь. Каллаген.

— Значит, вы уже видели тело.

— Да, я видела... его. — Глаза ее были темны, как ночь. — Доктор как раз начал его... резать.

— Им не стоило вас впускать.

— Я сама настояла. Я должна была знать. Но это ужасно — видеть, как режут на куски человека, который недавно был твоим мужем. Даже для медсестры, которая привыкла к таким зрелищам.

— Хотите выпить?

— Да. Спасибо. Виски без содовой, если можно. — Она дышала часто и прерывисто, как собака в жаркий день.

Я подождал, пока она выпьет, и спросил:

— Что сказал доктор?

— Он думает, что Джо утонул.

— В самом деле?

— А вы разве сомневаетесь?

— Я ведь своего рода ходячий вопросительный знак — этакий крючок, на который изредка цепляются правильные ответы. Выпейте еще.

— Да, пожалуй. Даузер арестован, вы слышали? Каллаген мне сказал.

— Прекрасно, прекрасно. — Мне на захотелось похвастаться своей ролью в этом деле. — Скажите мне одну вещь, Галли.

— Да? — Стакан ее опустел, глаза заблестели.

— Вы не могли бы рассказать мне поподробнее о последнем уик-энде, который вы провели с Джо в пустыне?

— Потерянное время, поверьте. Джо просто осатанел. Это было все равно, что оказаться в одной клетке с больным львом. Я и сама почти что осатанела — Джо не хотел говорить мне, в чем дело, и это выводило меня из себя.

— Меня интересуют факты. Несколько конкретных фактов.

— Это и есть факты.

— От этих толку мало. Мне нужны детали. Например, как он был одет?

— Большую часть времени он ходил в нижнем белье. Это имеет какое-то значение? Там было жарко, несмотря на кондиционер и...

— Но одежда-то у него с собой была?

— Разумеется.

— Где она сейчас?

— Не могу сказать. Он затолкал ее в свою сумку, и с ней я отвезла его в порт.

— В чем он был в ту ночь?

— В рабочей одежде. В синих джинсах и такой же рубашке.

— То есть в той самой, которая на нем сейчас?

— Когда мне его показали, на нем уже ничего не было. Думаю, в той самой. А что?

Она сосредоточенно нахмурила брови.

— Ну да, он не переодевался, когда вернулся домой в пятницу вечером.

— И продолжал ходить в джинсах и рубашке — естественно, когда не был в нижнем белье — до самого вторника. Это не очень сходится с тем, что мне говорили о Джо.

— Да, наверное. Но он был сам не свой. В какой-то лихорадке. Я приготовила обед к его приезду — он позвонил, что возвращается, — но он к нему даже не притронулся. Я едва успела хоть как-то собраться — так он торопился. Мы помчались в «Оазис», а потом три дня просидели в коттедже, глядя друг на друга.

— Он так ничего и не объяснил?

— Сказал, что должен на время уехать подальше и ждет денег. Я подумала, что он наконец порвал с гангстерами — я давно на него наседала. Я видела, что он боится, и решила, что они за ним охотятся. Я была совершенно в этом уверена, иначе бы не уехала с ним из города и не осталась в «Оазисе». Но когда подошло время бежать, он меня бросил.

— Не брось он вас, вы могли бы оказаться там же, где он сейчас.

— Может, так было бы лучше. — Она подняла свой пустой стакан и уставилась на его дно, точно увидела там свое безрадостное будущее.

Официант, толстый старый грек, двигавшийся плавно, как на колесиках, появился рядом с нашей кабиной.

— Еще виски? — спросил он.

Галли очнулась от своего провидческого транса.

— Наверное, мне надо что-нибудь съесть, хотя я не знаю, смогу ли.

— Бифштекс, как у джентльмена? — Официант показал руками очертания воображаемого бифштекса. Галли рассеянно кивнула.

— А мне еще пива, — бросил я. Официант исчез. — Еще одна деталь, Галли, — продолжал я. Она подняла голову. — Вы ни словом не обмолвились о Германе Спиде.

— Спиде? — Она закусила нижнюю губу мелкими белыми зубами. — Я же сказала, он был моим пациентом в больнице.

— Вот именно. И потому вы должны были его узнать.

— Не понимаю. Когда я должна была его узнать?

— В воскресенье ночью, когда он приезжал к вам в «Оазис». Вы ведь знали, что он купил у Джо героин.

— Не может быть!

— Разве вы не видели там Спида?

— Меня там не было в воскресенье ночью. И Спида я не видела с тех пор, как он выписался из больницы. Я даже слышала, что он покинул страну.

— Вы слышали что-то не то. Так где же вы были?

— В воскресенье? Часов в восемь Джо велел мне уехать и не возвращаться по крайней мере два часа. Он разрешил мне взять машину. Откуда вы знаете, что туда приезжал Спид?

— Неважно. Главное, что он там был и действительно купил у Джо героин...

— Этот героин, о котором вы говорите, — Джо украл его у Даузера? — Она впилась глазами в мое лицо.

— Очевидно.

— И продал Спиду?

— За тридцать тысяч долларов.

— Тридцать тысяч долларов! — медленно повторила она. — Где они сейчас?

— Может быть, в сумке Джо на дне моря, а может, нашли уютное местечко в чьем-то кармане.

— В чьем, например?

— Да того же Спида. — Только сейчас я подумал, что он подозрительно легко отдал мне героин. — Он мог узнать планы Джо и поджидать его на яхте во вторник вечером. Кроме денег у него был еще один мотив для убийства. Дело в том, что ваш благоверный продал его гангстерам прошлой осенью.

У нее округлились глаза.

— Я думала, они были друзьями.

— Спид тоже так думал. Возможно, он убедился в обратном и решил отомстить. Я говорю «возможно», потому что существует еще одна возможность, которая кажется мне более вероятной.

— Кейт Даллинг, — пробормотала она.

— Вы сообразительная женщина.

— Не особенно, — криво усмехнулась она. — Я столько дней думала о нем — все пыталась понять, почему он так вел себя и почему его убили. Ведь он следил за нами в «Оазисе». Я думала, что он просто влюблен в меня. Мне и в голову не приходило, что он охотится за деньгами, хотя, видит Бог, он в них нуждался.

— Полагаю, вы виделись с ним в воскресенье вечером?

— Виделась. Он сказал вам, да? Он ждал меня на дороге, когда я выехала из дому. Сказал, что беспокоится за меня. Мы поехали в какой-то кабачок в Палм-Спрингс, он выпил лишнего и стал уговаривать меня бежать с ним.

— Он догадывался, что за товар прятал Джо?

— Если и догадывался, мне ничего не сказал. Откровенно говоря, я думала, что он очень наивен, даже глуповат. Этакий милый дурачок.

— Я тоже так думал. Но теперь совершенно ясно, что он был на яхте во вторник утром. Одна девушка видела, как он выплыл на берег.

— Не может быть! — воскликнула она, подавшись вперед. — Ведь тогда он наверняка и есть убийца.

— Пожалуй, если не считать пары деталей, которые не дают мне покоя. Одна из них — это то, что он сам был убит спустя час или два.

— Из вашего пистолета.

— Из моего пистолета. Это была бы забавная ирония судьбы если бы люди Даузера ухлопали его, приняв за сообщника Джо. Но как к ним попал мой пистолет? Вы сказали, что его взял Джо. Вы в этом уверены?

— Я сама видела. Он сунул его в сумку вместе со своим.

— Если так, то нетрудно представить, как это могло произойти. Даллинг мог забрать мой пистолет вместе с деньгами Джо, а потом люди Даузера отняли его у него, когда ворвались к нему в квартиру. Старый гангстерский трюк — убить человека из его же оружия.

— Правда? Я даже не знала. — Голова ее стала снова клониться вниз — наверное, под тяжестью такого количества информации сразу.

— Действительно, это было бы очень забавно, — продолжал я. — Однако в жизни так не бывает. К тому же это не дает ответа на второй важный вопрос: зачем Даллингу понадобилось убеждать вашу мать нанять меня? Здесь что-то не сходится. Или он на самом деле шизофреник?

— Не думаю. Мне кажется, я знаю ответ на ваш второй вопрос — по крайней мере один из возможных ответов.

— Если так, я тут же возьму вас на работу.

— Она мне не помешает. Так вот, дело в том, что Кейт смертельно боялся Джо. Ему нужно было, чтобы вы вмешались и как можно сильнее напортили Джо. Больше всего его устроило бы, если бы вас обоих убили. Тогда бы он получил меня, не выходя из дому. Ему даже не пришлось бы переносить меня через порог. Ну как, теперь сходится. А мою мать он втянул потому, что боялся нанять вас сам — слишком многое в этом деле могло обернуться неприятностями.

Официант поставил перед ней тарелку с бифштексом, а мне налил пива.

— Все, я беру вас на работу, — сказал я. — Этот бифштекс будет авансом за первую неделю службы.

Но Галли не обратила внимания ни на еду, ни на мой юмор.

— Однако получилось не так, как хотел Кейт. Не убили ни Джо, ни вас. Случилось другое — Джо почуял, что к нему подбирается банда, и решил бежать. Может быть, Кейт с самого начала рассчитывал только на это. Так или иначе, он поджидал Джо на пристани или на яхте. В конце концов, ему самому пришлось сделать всю грязную работу.

— Чудесно, — сказал я. — Но как он узнал, куда направляется Джо? Случайно, не вы ему сказали?

— Я ничего не знала заранее. Возможно, он ехал за нами до самого порта.

— Возможно. Не исключено также, что у него был сообщник.

— Кто? — Глаза ее мрачно сверкнули.

— Мы еще поговорим об этом. Ешьте бифштекс, остынет. Я скоро вернусь, — сказал я, вставая.

— Куда вы?

— Хочу побеседовать с доктором, пока он не уехал. Посторожите мое пиво, ладно?

— Жизни не пожалею.

33

Доктор Маккатчен с помощью человечка в полосатой рубашке зашивал длинный разрез, шедший от горла трупа до брюшины. На докторе были резиновые перчатки, белый клеенчатый фартук и шляпа, придававшая ему удивительно несолидный вид. Изо рта у него торчала потухшая сигара.

Он так и не посмотрел в мою сторону, пока не закончил свое рукоделие. Выпрямившись, он сдвинул шляпу назад неиспачканной частью руки.

— Мерзкая работа, — проворчал он. — Но на этого все-таки грех жаловаться. Свежее многих.

— А именно? Когда, по-вашему, наступила смерть?

— С утопленниками сказать трудно. Скорость разложения зависит от температуры воды и других факторов. В данном случае нам известно, что парень пробыл в воде пятьдесят-шестьдесят часов. Не знай я этого, решил бы, что он погиб раньше. Разложение зашло слишком далеко для этого времени года. — Он полез было рукой в карман брюк под фартуком, но, вспомнив, что она в перчатке, повернулся ко мне.

— Зажгите мне сигару, пожалуйста.

Я дал ему огня.

Он глубоко затянулся, разглядывая меня сквозь облако синеватого дыма.

— Ничего определенного пока сказать не могу. Сначала мне надо взглянуть на лабораторные анализы — только тогда я рискну делать какие-то выводы, — Он ткнул большим пальцем на ряд колб, стоящих на соседнем столе, на которые его ассистент наклеивал сейчас этикетки. — Там содержимое его желудка, кровь, легочные ткани и так далее. А вы кто, репортер?

— Детектив. Частный — более или менее. Я занимаюсь этим делом с самого начала. Сейчас я просто хочу выяснить, действительно ли он утонул.

— Это возможно, — сказал он, не вынимая сигары изо рта. — Налицо ряд признаков утопления: вода в легких, расширение правого отдела сердца. Беда только в том, что точно такие же признаки характерны для смерти от удушья. Анализы крови покажут, с чем именно мы имеем дело в данном случае но заключение лаборатории будет только завтра.

— Но сами вы как думаете — утонул он или был задушен?

— Никак не думаю. Будут факты — буду думать.

— Следов насилия на теле вы не заметили?

— Ни одного, о котором можно сказать это с уверенностью. Замечу, однако, что это было очень необычное утопление. Смерть, должно быть, наступила, едва только он оказался в воде.

Его ассистент с радостью оторвался от своих колб.

— Я знаю такие случаи, доктор, иногда они умирают, еще не успев долететь до воды. От шока. Сердечки бедные не выдерживают. — Он деликатно кашлянул.

Маккатчен оставил это замечание без внимания.

— Если не возражаете, я бы хотел поскорее уйти отсюда.

— Да, конечно. Извините. И все-таки, может ли здесь идти речь об убийстве?

— Ответ зависит от очень многих вещей. По правде сказать, состояние его тканей наводит на странные мысли. Не знай я, что это совершенно исключено, я мог бы подумать, что он не утонул, а замерз насмерть. Так или иначе, я сделал несколько микросрезов и хорошенько их изучу. Итак, в вашем распоряжении три версии. Смотрите сами, что из них можно выжать. — Он направился обратно к столу, где лежал труп Тарантини.

Я вернулся в управление шерифа и нашел Каллагена. Он сидел, сгорбившись над пишущей машинкой, которая казалась слишком маленькой для его лап, и заполнял какой-то формуляр. Он обрадовался моему приходу, получив неожиданный предлог отвлечься от нудного занятия.

— Ну, как тебе понравилось у Джорджа?

— Весьма. Кстати, я оставил там Галли Тарантини.

— А деверь ее вас не нашел?

— Марио? Нет, я его не видел.

— Он ушел отсюда несколько минут назад. Хотел пригласить ее переночевать у них дома. Только не похоже, чтобы такая шикарная баба захотела якшаться с этими макаронниками. Я хотел на всякий случай посадить его под замок, но шеф говорит — ни в коем случае. Нам, дескать, нужны голоса итальянцев на выборах. Между нами, он сам один из них, вот в чем штука.

— Если исход выборов зависит от Марио, считайте, что вы их проиграли. Я только что беседовал с доктором Маккатченом.

— Ну и что он сказал?

— Да много чего. Однако все сводится к трем версиям: Тарантини мог либо утонуть, либо задохнуться, либо замерзнуть.

— Замерзнуть?!

— Так он сказал. Он заметил также, что это невозможно, однако я не разделяю его уверенности. Ты, случайно, не помнишь, была ли у Марио на яхте морозильная камера?

— Сомневаюсь. На больших пассажирских яхтах они бывают, но на спортивном паруснике — вряд ли. Зато около порта есть большие холодильные установки. Может, стоит туда заглянуть?

— Потом. Сейчас мне надо увидеться с Марио.

Черта с два. Когда мы с Каллагеном вошли в кафе, в моей кабине никого не оказалось.

Старый грек-официант заспешил к нам через зал.

— Прошу простить, сэр, но я выпил ваше пиво, когда леди ушла. Я думал...

— Когда она ушла? — перебил я.

— Пять-десять минут назад. Сюда пришел ее друг...

— Человек с забинтованной головой?

— Именно так, сэр. Он присел к ней на минуту, потом они встали и вышли. — Он повернулся к Каллагену. — Что-нибудь случилось, шериф?

— М-м. Он ей угрожал? Пытался пугать оружием?

— Нет-нет, ничего похожего. — Лицо старика побелело и стало похожим на кусок теста. — Если что не так, я сразу звоню вам, вы же знаете, шериф. Они просто вышли вместе, и все.

— Не спорили, не ссорились?

— Может быть, немножко поспорили, почем я знаю. Я очень занят.

Я отвел Каллагена в сторону.

— Она была с машиной?

Он кивнул.

— Думаешь, они уехали в ее машине, а?

— Похоже, надо объявлять тревогу, Каллаген. Сообщить всем постам, перекрыть дороги. И чем быстрее, тем лучше.

Но тревога все-таки опоздала. Я просидел у шерифа целый час, однако полиция так никого и не задержала, В десять часов вечера я приготовился к затяжному броску во тьму.

34

Уже два часа я мчался в белом тоннеле, который пробивали мои фары в темном массиве ночи. Наконец я достиг «Оазиса», лежавшего на финише моего пробега. Вокруг смутно проступали силуэты недостроенных домов, освещенных редкими уличными фонарями. Я вышел из машины, и ночь, точно огромное дерево, раскинула надо мной свою черную крону, усыпанную гроздьями звезд. В их далеком холодном свете я вдруг почувствовал себя крошечным и слабым существом. Вроде мушки дрозофилы. Если мушка проживет на этом свете один вместо отпущенных ей двух дней — кому до этого дело? Разве что другой такой же мушке.

За жалюзи в окне дома, который построил Кейт, горел свет — теплый, уютный огонек, которому позавидует идущий мимо одинокий путник. Тот же огонек, что светит убийцам, расправляющимся со своими женами, или с мужьями, или с лучшими друзьями. В доме было тихо, как в склепе.

Свет горел в гостиной. Я поднялся на невысокую веранду и заглянул в щель между планками жалюзи. На коричневом ковре ничком лежала Галли, подперев голову одной рукой и отбросив другую в сторону. Видимая мне часть ее лица была измазана чем-то темным, похожим на кровь. Ее лежащая на ковре рука сжимала пистолет. Ощущение, что я опоздал, которое два часа гнало меня через пустыню, превратилось в уверенность, от которой у меня все оборвалось внутри.

Я вошел в открытую настежь входную дверь. Еще в холле я услышал тяжелое, прерывистое дыхание Галли — дыхание бегуна, упавшего на финише. Она заметила меня, когда я уже был в нескольких шагах от нее. Она приподнялась, уперевшись в пол локтями и коленями, и навела на меня короткий ствол своего пистолета. В глазах, смотревших на меня из-за упавших на лицо спутанных черных волос, было что-то звериное. Я застыл на месте.

Покачиваясь на корточках, она постепенно выпрямлялась и наконец встала во весь рост. Она стояла, пошатываясь на широко расставленных ногах, сжимая пистолет обеими руками. Движением головы она откинула волосы назад, и я увидел остановившиеся на мне глаза в черных провалах глазниц.

— Что здесь произошло? — спросил я.

— Не знаю, — ответила она тихим усталым голосом. — Наверное, я потеряла сознание.

— Дайте сюда пистолет, — сказал я, делая шаг вперед. Следующим шагом я рассчитывал выдвинуться на дистанцию броска, но ноги мои внезапно приросли к полу.

— Назад, — скомандовала она. — Назад — туда, где вы стояли.

Я отлепил подошвы от пола и попятился назад. Глаза ее были пустыми и зловещими, как дуло ее пистолета.

— Где Марио? — спросил я.

Она нетерпеливо передернула плечами.

— Откуда я знаю?

— Вы ведь ушли из кафе вместе.

— Боже, до чего я презираю вас, Арчер, — Рот ее перекосился. — Грязный жалкий соглядатай, всюду сующий свой нос. Ну зачем вы все время лезете в чужие дела?

— Мне нравится воображать себя Господом Богом. Но на самом деле я на свой счет не заблуждаюсь. Надо быть убийцей, чтобы всерьез вообразить о себе такое. А я всего лишь крошечная мушка. Но если меня не будет заботить, что происходит с другими такими же мушками, то о чем мне еще беспокоиться? И если о них не позабочусь я, то кто тогда? Ведь звездам на них наплевать. — Своей скороговоркой я пытался оттянуть тот момент, когда ее пистолет поставит последнюю точку в нашем разговоре. Но все эти заклинания не могли выманить оружие у нее из рук.

— Перестаньте нести чушь, — оборвала она мой монолог. Найдя ногой стул позади себя, она осторожно села, подперев пистолет коленом. — Если вам так хочется поговорить, поговорим серьезно. Садитесь.

Я неловко примостился на кожаную табуреточку возле камина. С потолка падал тусклый желтый свет, уродуя все вокруг. Из сильно рассеченной скулы Галли сочилась кровь.

— У вас лицо в крови, — сказал я.

— Наплевать.

— И руки тоже.

— Зато ваши чистенькие. Пока. — Она с горечью улыбнулась. — Теперь я хочу объяснить вам, почему я убила Кейта Даллинга. А потом мы решим, что нам делать.

— Мы в неравном положении. У вас пистолет.

— Он у меня и останется. Но был он у меня не всегда. Мне пришлось драться за него, когда я убила Кейта.

— Понятно. Необходимая оборона. Недурно. Вот только сможете ли вы это доказать?

— Я говорю правду.

— Впервые с тех пор, как я вас знаю, если это действительно так.

— Пусть впервые. — Она заговорила глуховатой скороговоркой: — Когда я привезла Джо в Пасифик-Пойнт во вторник утром, я заметила у пристани машину Кейта. Он знал, что Джо там появится: я сама ему сказала. Я не подозревала о том, что задумал Кейт. Я вернулась в Лос-Анджелес, в квартиру Кейта, и стала его дожидаться. Когда он вернулся, я спросила, что он сделал, и он во всем признался. Они схватились с Джо на яхте, и Кейт столкнул его за борт. Он решил, что теперь нет препятствий для нашего брака. Я не могла скрывать, что я о нем думаю, да и не пыталась. Он был убийцей, и я сказала ему это в лицо. Тогда он выхватил пистолет — ваш пистолет, который вытащил из сумки Джо, вы угадали. Мне пришлось притвориться, что он меня убедил, — надо было спасать свою жизнь. Я усыпила его бдительность, завладела пистолетом и застрелила его. У меня не было выхода. Потом я испугалась, выбежала на улицу и бросила пистолет в канаву. Когда меня допрашивали в полиции, я обо всем лгала. Мне было страшно. К тому же я знала, что Джо мертв и ему все равно, назову я имя его убийцы или нет. Теперь я понимаю, что совершила ошибку. Когда это произошло, мне следовало вызвать полицию и рассказать всю правду. Грудь ее неровно вздымалась. Как всякая красивая женщина, попавшая в беду и пострадавшая от чьего-то дурного обращения, она вызывала к себе покровительственную симпатию, которую, однако, полностью разрушал пистолет в ее руке. Я вспомнил Спида и подумал, как легко подавить волю человека с помощью пистолета. Самого меня не раз держали на мушке, даже на нескольких сразу, но привыкнуть к этому нельзя, прошлый опыт мало чем помогает. В руках такой женщины, как Галли, пистолет был крайне опасным оружием. Сейчас в ней не осталось ничего человеческого — это была охваченная ужасом самка, готовая на все ради спасения своей жизни, важней которой в мире не было ничего.

— И вы утверждаете, что рассказанное вами — правда? Но вы уже столько раз переиначивали эту историю, что я сомневаюсь, помните ли вы еще, что произошло на самом деле.

— Значит, вы мне не верите? — Мне показалось, что лицо ее сузилось и удлинилось. Я никогда еще не видел ее такой уродливой. Уродливая женщина с пистолетом в руках — страшная вещь.

— Верю, но лишь частично. Даллинга убили вы, это точно, однако обстоятельства выглядят довольно неубедительно.

Струйка крови из ее рассеченной скулы красной змейкой стекала по щеке.

— Зато мне поверит полиция, если я заткну вам рот навсегда. Лейтенанта Гери я легко обведу вокруг пальца. — Это было бахвальство висельника.

— Вы очень подурнели, — заметил я. — Убийство отнимает у женщины красоту. За взятую жизнь приходится расплачиваться так дорого, что убийство никогда не оказывается тем выгодным делом, каким выглядит поначалу. — Я услышал шорох в глубине дома и говорил, чтобы заглушить его. Шум был такой, точно где-то в темноте блуждает пьяный.

Галли посмотрела на свой пистолет, потом опять на мое лицо, точно намечая траекторию полета пули. Я увидел, как ее пальцы сильнее сжали рукоятку.

Не вставая со стула, я подался чуть вперед, перенося вес на упертые в пол носки ног.

— Предупреждаю, если вы выстрелите в меня, я еще успею вас изувечить. Даже если вы выживете, красивой вы уже никогда не будете. Даже если выживете, полиция докончит дело. Вам ни за что не выпутаться. — Послышался скрип двери на кухне. — Вам ни за что не выпутаться! — громко повторил я. — На вашей совести два или три убийства — и это еще не конец. Но всех вам не перестрелять. Нас слишком много для одной сумасшедшей бабы с пистолетом.

Нетвердые шаги приближались к гостиной. Галли услышала их. Взгляд ее метнулся в сторону двери справа от нее и снова пригвоздил меня к стулу, прежде чем я успел двинуться. Она боком соскользнула со стула, пятясь к окну так, чтобы держать под прицелом и меня, и дверь в кухню. Через секунду дверь распахнулась и на пороге появился Марио.

Он покачнулся и ухватился рукой за косяк. У него был размозжен подбородок, и удар был нанесен явно чем-то более тяжелым, чем кулак. Кровь лилась ему на грудь, орошая густую черную шерсть, выбивавшуюся из расстегнутого ворота рубашки. В глазах его была смерть. Не думаю, чтобы он разглядел Галли, пока не подошел к ней почти вплотную. Его развороченный рот выдул большой кровавый пузырь, в котором отразилась перевернутая и искривленная комната.

Галли по-собачьи взвизгнула и выстрелила в упор. Пуля развернула Марио кругом и швырнула на стену. Но, оттолкнувшись от нее руками, он опять повернулся лицом к Галли. Она выстрелила снова: пистолет прыгнул у нее в руке, как черная жаба. Однако она не выронила его, продолжая следить исступленным взглядом за Марио и за мной. Марио сложился вдвое и ткнулся лицом в пол. Но, каким-то сверхъестественным усилием собрав остатки сил и жизни, он продолжал ползти к ненавистной ему женщине, поливая кровью ковер у ее ног. Ее третий выстрел пришелся в забинтованную голову Марио и прикончил его. Но Галли уже не могла остановиться. Стоя над трупом, она одну за другой всадила ему в спину три пули.

Я считал выстрелы и, убедившись, что патроны кончились, отобрал у нее пистолет. Она не сопротивлялась.

35

Я опустил трубку телефона. Галли по-прежнему сидела в кресле, на которое я толкнул ее минуту назад. Глаза ее были прикрыты отяжелевшими, не вздрагивающими веками, рот плотно сжат. Я стоял в другом конце комнаты, и отсюда Галли казалась мне крошечной и какой-то ненастоящей: как кукла или как актриса — сидящему в дальнем ряду зрителю. Марио лежал между нами, уткнувшись лицом в пол.