— Вы имеете в виду грязное белье, которое стираете на людях?
— О чем это вы говорите? Лью, я хочу, чтобы вы отнеслись ко мне серьезно. Меня как профессионала оскорбляет, когда вы этого не делаете. Дело не в том, что я лично что-то значу. Я просто еще один рядовой человек, который старается устроиться в жизни. Небольшая спица в колеснице. — От умиления он опустил глаза. — В очень большой колеснице. Вы знаете, каковы наши капиталовложения в предприятие и контракты, в еще не вышедшие фильмы и во все остальное?
Он прервал свои излияния. В окно с правой стороны мне были видны похожие на ангары павильоны для съемок звуковых фильмов: фасады каменных зданий, городок среднего Запада, тропическая деревушка из района южных морей и типичная улица в поселке на западе страны для вестернов, где дюжины киношных героев совершали свои предсмертные прогулки. Казалось, что студия закрылась, павильоны опустели и надуманную жизнь покинули люди, которые ее придумали.
— Почти пятнадцать миллионов, — произнес Фрост тоном священника, открывающего тайну. — Огромные капиталовложения. И вы знаете, от чего зависит их надежность?
— От спорта на открытом воздухе.
— Не от спортивных упражнений, — мягко возразил он. — Вопрос нешуточный. Пятнадцать миллионов долларов — не шутка. Я вам скажу, от чего зависит надежность. Вы это знаете, но я все равно скажу. — Его пальцы изобразили готическую арку в нескольких дюймах от носа. — Первое — романтический ореол, и второе — добрая воля. Эти две вещи взаимозависимы и взаимосвязаны. Некоторые люди думают, что народ после войны проглотит все, любую вонючую стряпню. Но я знаю, что это не так. Я изучил эту проблему: зрители сколько-то проглотят, но затем мы их потеряем. Особенно в эти дни, когда кинопромышленность подвергается критике со всех сторон. Мы должны держать романтический ореол высоко в глазах общественности. Мы не должны отступать от своего стратегического отношения к доброй воле. От ее психологического благополучия, Лью. И я нахожусь на первой линии обороны.
— Поэтому вы посылаете своих наемников понукать граждан.
— Что вы хотите от меня, свидетельских показаний? Вы не просто один из обычных граждан, Лью. Вы очень быстрый оперативник, но совершаете много ошибок. Вы сломя голову врываетесь в дом Лэнса Леонарда, нарушаете его личную жизнь и повсюду распускаете свои руки. Я только что разговаривал с Лэнсом. Вы поступили совсем неумно, это было неэтично, и об этом не забудут.
— Да, это было неумно, — согласился я.
— Но это цветочки по сравнению со всем остальным. Боже милостивый, Лью, я думал, что вы умеете разбираться в обстановке. Когда же дело подходит к развязке, вы пытаетесь силой ворваться в дом одной дамы, не будем называть ее фамилию... Он широко развел руки и опустил их, не в силах охватить весь объем моего позора.
— Что происходит в том доме? — спросил я.
Он прикусил губу, наблюдая за мной.
— Если бы вы были умны, — а таким я вас всегда считал, — вы бы не задали этого вопроса. Вы бы не затронули эту тему. Но вас очень интересуют факты.
Так я приведу вам один большой факт. Чем меньше вы будете знать, тем будет для вас лучше. И наоборот, У вас еще сохранилась репутация благоразумного человека. Так и оставайтесь им.
— Я думал, что так и поступаю.
— Гм, вы же не глупый юнец. Здесь, нет дураков. Вы высунули свой нос за милю, далее — запретная зона, и вы это знаете. Понимаете, о чем я говорю, или надо расшифровать это с использованием односложных слов?
— Расшифруйте.
Он встал из-за своего письменного стола. Его нездоровые желтоватые глаза избегали моих глаз, когда он обходил меня. Лерой оперся о спинку моего кресла. Вместе с его шепотом распространялся какой-то острый запах, который исходил не то от его волос, не то изо рта.
— Симпатичный парень вроде вас, который лезет всюду, куда его не просят, может вообще перестать двигаться.
Я встал, глядя на него.
— Ждал, когда вы это скажете, Фрост. Меня интересовало, когда вы перейдете к угрозам.
— Называйте меня Лероем. Черт, я бы не стал вам угрожать. — Он отверг эту мысль движением своих плеч и рук. — Я не люблю насилия. Вы знаете об этом. Мистер Графф не любит насилия, и не люблю его я. То есть когда этого можно избежать. Но иногда случайно под колеса таких операций попадают люди, которые всюду суют свой нос. Наша задача — множить друзей, и у нас есть друзья повсюду — в Вегасе, Чикаго, везде. Иные из них с довольно крутым нравом, и им в голову могут приходить некоторые идеи. Вы знаете, как это бывает?
— Нет. Я тугодум с детства. Расскажите мне поподробнее об этом.
Он улыбнулся одними губами, глаза оставались холодны, они походили на темно-желтый кремень.
— Дело в том, Лью, что вы мне нравитесь. Меня порадовала новость о том, что вы находитесь в городе, в добром здравии и все такое. Я бы не хотел, чтобы ваше имя склоняли в междугородных телефонных разговорах.
— Это случалось и раньше. Но я все еще появляюсь тут и там и чувствую себя совсем неплохо.
— Пусть это так и остается. Честно говоря, я — ваш должник, какими бывают старые друзья. Есть некий вооруженный парень, который тут же прикончит вас, если узнает, что вы вынюхиваете. У него есть на то свои соображения, и он найдет для этого подходящее время. И вполне может быть, он уже узнал об этом. Пусть это будет для вас дружеским предупреждением.
— Мне приходилось слышать и более дружеские вещи. Есть ли у этого парня имя?
— Вы узнаете его, но давайте не будем в это вдаваться. — Фрост подался вперед над спинкой кресла, глубоко вдавив пальцы в кожаную обивку. — Постарайтесь быть умным для самого себя, Лью. А вы напрашиваетесь на убийство и стараетесь потянуть и нас за собой. Или как это понимать?
— К чему вся эта мелодрама? Я просто разыскивал одну женщину. Я ее нашел.
— Вы ее нашли? Вы хотите сказать, что вы видели ее... что разговаривали с ней?
— До разговора дело не дошло. Ваш головорез остановил меня у дверей.
— Так что, вы так и не видели ее?
— Не видел, — соврал я.
— Вы знаете, о ком идет речь?
— Я знаю ее имя. Эстер Кэмпбелл.
— Кто вас нанял найти ее? Кто стоит за этим?
— Мой клиент.
— Послушайте, бросьте в разговоре со мной обращаться к пятой поправке к Конституции. Кто вас нанял, Лью?
Я не ответил.
— Изабель Графф? Это она навела вас на эту девушку?
— Вы поехали совсем не в ту сторону.
— Я умею играть по правилам в разные игры. Послушайте, что я вам скажу на случай, если это была все же она. Она не представляет собой ничего другого, как сплошную головоломку. Она шизофреничка, у нее мания преследования. Я могу порассказать вам такие вещи об Изабель, в которые вам будет трудно поверить.
— Попробуйте.
— Это была она?
— Я не знаком с этой дамой.
— Клянетесь честью Бойскаута?
— Честью бойскаута Игла.
— Тогда откуда исходят эти неприятности? Мне надо знать, Лью. В этом заключается моя работа — знать. Я призван охранять человека и организацию.
— От чего вам надо их защищать? — спросил я на всякий случай. — От обвинения в убийстве?
Пробный шар был брошен и попал. На лице Лероя Фроста пробежал тенями страх. Но ответил он очень мягко и благоразумно:
— Никто и не заикнулся об убийстве, Лью. Зачем нам обсуждать надуманные неприятности? У нас достаточно реально существующих. Неприятности, которых я опасаюсь в данный момент, исходят от голливудской ищейки по фамилии Арчер, умного и глупого одновременно, и еще, черт возьми, слишком много о себе воображает. — Пока он говорил, его тени страха на лице сменялись открытой злобой. — Ответьте мне на вопрос, Лью. Я просил, кто за всем этим стоит и почему.
— Простите, не могу.
— Вам придется извиняться еще больше.
Он обошел кресло и осмотрел меня сверху вниз и со всех сторон, как портной, когда снимает мерку для костюма. Потом повернулся ко мне спиной и щелкнул выключателем своего радиотелефона.
— Лэшман, зайди сюда.
Я посмотрел на дверь. Она осталась закрытой. Фрост начал говорить в радиотелефон на повышенных тонах.
— Лэшман! Марфельд!
Ответа не последовало. Он взглянул на меня, его желтые глаза расширились.
— Я бы не ударил старого больного человека, — сказал я.
Он пробормотал что-то неразборчивое. За окном возникло как будто во много крат усиленное эхо, оттуда донеслись мужские крики. Я разобрал некоторые слова:
— Он побежал в твою сторону. — И с другого места: — Я вижу его. — Под окном, по открытой площадке бежал, догоняя свою дергающуюся тень, русоволосый парень в темном костюме. Это был Джордж Уолл. Бежал он неровно, кидаясь то в одну, то в другую сторону и чуть не падая. Вплотную за ним мчался Марфельд, напоминавший крупную гончую, которая пытается накрыть пятки бегуна. В руке он держал пистолет.
— Что происходит? — спросил Фрост.
Он раскрыл створку окна и теперь прокричал свой вопрос. На улице никто его не услышал. Они мчались, поднимая пыль, вверх по искусственной улице для вестернов через фальшивое спокойствие павильонов. Ноги Джорджа работали вяло, и Марфельд сокращал разделявшее их расстояние. Возле тропической деревушки навстречу Джорджу выскочил из-за крытой пальмовыми ветками хижины Лэшман.
Джордж увидел его и попытался свернуть в сторону, но его ноги подкосились. Он поднялся, покачиваясь в нерешительности, а головорезы тем временем настигали его. Марфельд ударил его плечом в бок, и он опять полетел на землю. Лэшман схватил и поднял его на ноги, а темный корпус Марфельда загородил лицо беглеца.
Фрост высунулся из окна, наблюдая за удаляющимися фигурами. Плечо Марфельда, склонившееся к Джорджу, двигалось из стороны в сторону дергающимся ритмом. Я оттолкнул в сторону Фроста — он был как пушинка, выпрыгнул из окна и побежал к ним.
Марфельд и Лэшман были так увлечены, что ничего не замечали вокруг. Марфельд бил Джорджа рукояткой пистолета, а Лэшман держал его. Кровь залила лицо злосчастного канадца и закапала его темно-серый костюм. Я подметил не имеющую значения деталь: костюм на Джордже был мой, последний раз я его видел висевшим в шкафу моей спальни. Я ринулся на них с хладнокровным гневом, одной рукой схватил за скользкое дуло пистолет, а другой Марфельда за шиворот. Я приподнял его и бросил, человек и пистолет оказались в разных местах. Марфельд шлепнулся спиной о землю, а пистолет остался у меня в руке. К тому же это был мой пистолет. Я взял в руку рукоятку и направил дуло на Лэшмана.
— Отпусти его и мягко положи на землю. — Маленький, злой ротик на его внушительной челюсти открылся и снова закрылся. Лихорадочный блеск в глазах погас. Он положил Джорджа на белый привозной песок. Парень потерял сознание, глаза закатились.
Я вынул револьвер из кобуры Лэшмана, отступил назад, так, чтобы они оба оказались в траектории выстрелов.
— Чего вы, мордовороты, добиваетесь? Или просто забавляетесь?
Марфельд поднялся на ноги, но молчал. Лэшман глядя на пистолеты в моих руках, вежливо ответил:
— Парень, свихнулся. Он ворвался в кабинет к мистеру Граффу, грозился убить его.
— Зачем ему это надо?
— Что-то там связано с его женой.
— Закрой варежку! — рявкнул Марфельд. — Ты слишком много болтаешь, Лэшман.
Позади меня раздались приглушенные шаги. Я обошел Марфельда и Лэшмана и стал спиной к бамбуковой стенке хижины. Фрост и охранник из проходной приближались к нам. Охранник держал в руках карабин. Он остановился и взял оружие на изготовку.
— Брось оружие! — потребовал я. — Фрост, прикажите ему бросить оружие.
— Брось! — велел тот охраннику.
Карабин шмякнулся о землю, подняв небольшое облачко пыли. Я оказался хозяином положения, но мне это было не нужно.
— Что тут происходит? — спросил Фрост сердитым голосом. — Кто это такой?
— Муж Эстер Кэмпбелл. Попинайте его еще, если вы хотите получить настоящую огласку.
— Господи Иисусе!
— Советую отправить его к доктору.
Никто не шевельнулся. Фрост запустил руку под свою жилетку и потрогал грудную клетку, чтобы убедиться, что его сердце еще не остановилось. Он едва выговорил:
— Это вы привезли его сюда?
— Вы знаете, что я этого не делал.
— Этот парень пытался убить мистера Граффа, — произнес оправдывающимся голосом Лэшман. — Он бегал за ним по кабинету.
— Графф в порядке?
— Да, конечно. Я услышал его крики и выгнал непрошеного гостя, прежде чем он успел причинить боссу какой-либо вред.
Фрост повернулся к охраннику, бросившему карабин:
— Как он проник сюда?
Тот смутился, затем помрачнел. Он с трудом раскрыл рот:
— Он показал журналистский документ. Сказал, что у него встреча с мистером Граффом.
— Вы не согласовали это со мной.
— Вы были заняты, сказали чтоб вас не беспокоили...
— Не рассказывайте мне, что я сказал. Марш отсюда! Вы здесь больше не нужны. Кто брал вас на работу?
— Вы, мистер Фрост.
— Меня мало застрелить за это. А теперь уходите с глаз долой. — Он говорил очень мягким голосом. — Только попробуйте сказать кому-нибудь об этом, хоть одному человеку... тогда лучше убраться из города, иначе будешь платить за больницу до конца дней!
Лицо охранника побледнело, приобрело землистый цвет. Он несколько раз открывал рот, пытаясь заговорить, но так ничего и не сказал, повернулся кругом и побрел к воротам.
Фрост посмотрел вниз, на окровавленного человека, лежавшего на песке. Он говорил жалостливо, ни к кому не обращаясь:
— Что теперь мне с ним делать?
— Не стойте на месте и вызовите ему скорую помощь.
Фрост посмотрел на меня оценивающим взглядом. Одновременно он попытался изобразить улыбку доброго Санта-Клауса, но из этого ничего не вышло. Нервное подергивание брови придавало ему вид человека, который скрытно со мной сговорился:
— Там, в кабинете, я разговаривал с вами несколько резко. Не обращайте внимания, Лью. Если хотите знать, вы мне очень нравитесь.
— Вызовите ему скорую помощь, — повторил я, — иначе она понадобится вам самому.
— Разумеется, сейчас же. — Он поднял глаза к небу, как постановщик в поисках вдохновения. — Я давно думал, еще задолго до того, как все это случилось, о том, что наша организация могла бы воспользоваться вашими услугами, Лью. Как вы смотрите на возможность поехать в Италию? Все расходы оплачиваются. Никакой серьезной работы, у вас будут подчиненные. Это будут бесплатные каникулы.
Я посмотрел на его болезненное умное лицо и на жестокие, глупые физиономии двоих парней, стоявших рядом с ним. Они были под стать нереальным постройкам окружавшей нас жестокой и болезненной претензии на изображение какого-то города.
— Я бы не согласился, чтобы вы оплатили мне дорогу до Палм-Бич. А теперь поворачивайтесь и идите, Фрост. И вы тоже, Марфельд и Лэшман. Держитесь поплотнее. Необходимо позвонить и вызвать скорую помощь. И так потеряно много времени.
Надежда на то, что мне удастся выбраться отсюда и увезти с собой Джорджа, была невелика. Но я должен был попытаться это сделать. Однако и небольшая надежда, что теплилась во мне, неожиданно улетучилась. Впереди, у павильонов, изображавших часть Дикого Запада, показались две фигуры. Низко пригнувшись за белым частоколом, они бежали в нашу сторону. Одной из них был тот охранник, которого уволил Фрост. У обоих были наготове автоматические ружья.
Они, увидели меня и еще ниже пригнулись за крыльцом, на котором стояла старомодная качалка. Фрост и его головорезы остановились. Я сказал, глядя на спину Фроста:
— Вам придется постараться проявить в этом деле осторожность. Вас я продырявлю первым. Прикажите им выйти на середину улицы и положить свои автоматы на землю.
Фрост повернулся ко мне лицом и покачал головой. Краешком глаза я увидел третьего парня, который бежал крадучись, держась за стены тропической хижины. В его руках был автомат. Я чувствовал, что готовится смертельный удар. Фрост скорчил печальную физиономию.
— Вам не уйти живым. — Он повысил голос: — Бросьте пистолеты, Лью. Считаю до трех.
Тот, третий, подползал ко мне на четвереньках. Он затих и прицелился, когда Фрост начал считать. Я бросил пистолеты на счете «два». На звук повернулись Марфельд и Лэшман.
Фрост кивнул.
— Вот теперь вы поступили умно.
Марфельд поднял пистолеты. Лэшман сделал шаг вперед. В правой руке он держал дубинку, обтянутую черной кожей. Человек с автоматом поднялся на ноги и приблизился к нам. Двое других вышли из-за крыльца, воровато оглядываясь, и быстро направились к нам. На лице охранника, которого Фрост уволил, играла глупая, болезненная усмешка. Он стыдился того, что он делает, но не мог поступить иначе.
Поодаль, на другой стороне участка, в дверях стоял Саймон Графф и наблюдал, как Лэшман бил меня дубинкой.
Глава 13
Время опять продолжило свой бег урывками. Боль пронзала мою голову, как молния тучи, разрастаясь и сжимаясь вместе с биением сердца. Где-то надо мной Лэнс Леонард произнес:
— Отличное убежище устроил себе здесь Карли. Я бывал тут много раз. Он разрешает мне пользоваться этим местом. Я всегда оказываюсь здесь, когда он уезжает. Отличное местечко для дам.
— Не шуми, — голос принадлежал Фросту.
— Я просто объясняю. — В голосе Леонарда прозвучала обида. — Я знаю это место как свои пять пальцев. Могу достать для вас все, что хотите: любой вид водки или вина.
— Я не пью.
— И я тоже. Принимаете наркотики?
— Да, я принимаю наркотики, — горько произнес Фрост. — А теперь замолчите. Мне надо подумать.
Леонард умолк. Некоторое время я пролежал в тишине, хотя она и не была благословенной. Горячие лучи солнца жгли мое лицо, сквозь веки плыли огненно-красные круги. Когда я попытался приоткрыть глаза, солнце пронзило мою голову скальпелем.
— У него только что дрогнули ресницы, — сказал Леонард.
— Надо взглянуть на него.
Подошвы башмаков зашуршали по цементу. Тяжелым носком кто-то ткнул мне в бок. Леонард присел и оттянул одно мое веко. Я закатил глаза.
— Он все еще без сознания.
— Обрызгай его водой. С другой стороны бассейна есть кран.
Я почувствовал, как вода полилась на мое лицо, сначала горячая, потом теплая. Я позволил, чтобы немного воды попало мне в рот.
— Все еще без сознания, — угрюмо констатировал Леонард. — Что, если он не проснется? Что мы тогда будем делать?
— Это проблема вашего друга Штерна. Впрочем, Арчер придет в себя. Он — крепкий орешек, сплошные кости, с головы до ног. Мне порой хочется, чтобы он не проснулся.
— Карли давно уже должен был бы приехать. Не думаете ли вы, что его самолет разбился?
— Да, я думаю, что его самолет разбился. И это превращает вас в проклятого сироту. — В голосе Фроста прозвучало шипение гремучей змеи.
— Вы опутываете меня, правда? Ведь это правда? — Леонард был напуган.
Фрост ему не ответил. Опять воцарилась тишина. Я не открывал глаз, но пошевелил мозгами. После довольно долгого промежутка времени мне удалось, ценою усилий, шевельнуть пальцами правой руки, а также и пальцами ног. Это меня очень ободрило.
За стеной зазвонил телефон.
— Клянусь, это Карли! — весело воскликнул Леонард.
— Не отвечайте. Мы будем тут сидеть и гадать, кто это такой.
— Ваша ирония неуместна. Может ответить Флейк. Он смотрит телевизор.
Телефонные звонки прекратились. Отодвигающаяся стена, шипя, раздвинулась. Человек со скрюченной физиономией сказал:
— Это Штерн. Он в Викторвилле. Хочет, чтобы за ним приехали.
— Он все еще на проводе? — спросил Леонард.
— Да, хочет с вами поговорить.
— Идите и поговорите с ним, — разрешил Фрост. — Утешьте его в его несчастье.
Шаги затихли. Я открыл глаза, посмотрел в сияющее голубое небо, на котором заходящее солнце висело как перевернутая раскаленная сковородка. Постепенно я приподнял голову, в которой громко пульсировала кровь. Мигающий отраженным светом овальный бассейн с трех сторон был огорожен забором из стекловолокнистых плит, а с четвертой стороны — стеклянной стеной дома цвета саманных построек пустыни. Между мной и бассейном в алюминиевом шезлонге под голубым зонтиком сидел Фрост, полуотвернувшись от меня и прислушиваясь к говору, доносившемуся из дома. Автоматический пистолет свисал в его вялой правой руке.
Я потихоньку сел, целиком опершись на руки. Перед глазами стоял красный туман. Усилием воли я сфокусировал взгляд на шее Фроста. Она была похожа на костлявую ощипанную шею цыпленка, которую легко свернуть. Я подтянул под себя ноги. Они с трудом слушались меня, один ботинок поскреб по цементу.
Фрост услышал этот негромкий звук. Его глаза качнулись в мою сторону. Он вскинул пистолет. Я продолжал ползти в его сторону, с меня капала покрасневшая вода. Он вылез из шезлонга и попятился к дому. — Флейк! Иди сюда.
Скрюченный человек появился в открытой части стены. Я не очень хорошо соображал, движения мои были замедленными. Я поднялся, попытался сделать рывок к Фросту и тут же упал на колени, не дотянувшись до него. Он ударил меня ногой по голове, от удара я не смог увернуться, реакция у меня напрочь отсутствовала. Небо для меня опять вспыхнуло огнями. Меня ударило что-то еще, и небо опять потемнело.
Я летел в черном пространстве, зацепившись за какой-то небесный крюк над освещенными местами. Я мог смотреть вниз и все очень четко видеть. Фрост, Леонард и Скрюченный стояли над распростертым на полу человеком и лживой болтовней пытались охмурить друг друга. Мне, во всяком случае, этот разговор казался неискренним. Мысли сверкали в моем мозгу как яркие слайды в проекторе. Голливуд начинался, как бессмысленная мечта. Его изобрели, чтобы делать деньги. Но он разрастался усилиями оборотистых людей и укреплялся, захватывая все новые окружающие ландшафты. К северу и к югу, вдоль берега, на восток — через пустыню и континент. И вот теперь мы оказались с мечтой, но без смысла. Голливуд превратился в кошмар, с которым нам пришлось мириться. Глубокие мысли.
В замешательстве я понял, что тело на полу принадлежит мне. Я опять спустился на грешную землю и проник в свое тело, как мышь, которая до этого находилась в огородном пугале. Тело было мне знакомым, даже удобным, если не считать протечек. Но со мной что-то произошло. У меня начались небольшие галлюцинации и появилось чувство жалости к себе, похожее на голубой, желанный бассейн, в котором мог утонуть, человек. Я нырнул в него. И даже доплыл до другой стороны. Но в бассейне оказалась морская щука, голодная, она хотела отгрызть мои мужские прелести. Я вылез из бассейна.
Я пришел в себя и увидел, что не двинулся с места. Фрост и Леонард ушли. Скрюченный сидел в алюминиевом шезлонге и наблюдал, как я сажусь. Он разделся до пояса. Черная шерсть клочьями покрывала его туловище. У него были груди, как у самки гориллы. В своей лапе он держал неизменный пистолет.
— Так-то лучше, — произнес он. — Не знаю, как вы, а пятипалый Флейк намерен войти в помещение и посмотреть немного телевизор. Это поинтереснее, чем смотреть здесь, на дверные петли.
Похоже было, что я иду на ходулях, но я сумел войти в дом, пройти через большую, низкую комнату в другую, поменьше. Она была обита мореным деревом, в ней доминировал слепой глаз телевизора. Флейк указал своим пистолетом на кожаное кресло, стоявшее возле телевизора.
— Садитесь здесь. И найдите мне вестерн.
— А если я не сумею найти такого фильма?
— В это время дня они всегда показывают вестерны.
Он оказался прав. Мне показалось, что я очень долго просидел, слушая топ-тол и пиф-паф. Флейк сидел рядом, перед экраном, восторгаясь простыми добродетелями, которые побеждают простое зло с помощью кулаков и пистолетов в романтической сельской среде. Старый сюжет повторялся в фильме, как у дурачка повторяется мечта об осуществлении желаний. Во время перерывов для рекламы комментатор лез из кожи, чтобы создать новые механические пожелания. Он ссылался на полковника Риско, который призывает покупать Пампушечки. Они — чмок-чмок вкусненькие, чмок-чмок питательные. Дети, доставайте сверхсекретные значки членов общества Пампушек. Вы по-лю-би-те Пампушки.
Время от времени я разминал руки и ноги и пытался восстановить свою волю. На телевизоре стояла настольная лампа. У нее была массивная бронзовая подставка, и выглядела она достаточно увесистой, чтобы послужить в качестве оружия. Если я соберусь с духом, а Флейк на пару секунд отвлечется от своего пистолета...
Фильм закончился целомудренными объятиями, которые вызвали слезы на глазах у Флейка. Или же его глаза слезились от напряжения. Пистолет провис между его расставленных колен. Я встал и схватил лампу. Она не была такой тяжелой, как казалась. Но я все равно стукнул его по башке.
Флейк просто удивился. Он выстрелил автоматически. Комментатор на экране телевизора взорвался в середине бессмертной фразы. Под градом осколков я пнул ногой по пистолету в руках Флейка. Пистолет пролетел в воздухе, ударился о стену и еще раз выстрелил. Флейк пригнул свою небольшую голову в шрамах и кинулся на меня.
Я отступил. Его страшный кулак пробил дыру в панельной стене. Пока он не восстановил равновесия, я провел борцовский прием — захват шеи из-под плеча.
Он был сильный человек, и его было трудно согнуть. Но я его согнул и начал бить головой о край телеящика. Он начал дергаться в разные стороны и поволок меня через комнату. Я не ослабил захвата, не разжал сомкнутых на его шее рук. У стены я стал бить его головой о стальной угол кондиционера, вставленного в окно. Он обмяк, и я бросил его.
Встав на колени, я отыскал пистолет, потом с большим трудом поднялся на ноги. Я ослаб и весь дрожал. Флейк был в худшем состоянии, хлюпал разбитым носом.
Я нашел кухню, выпил глоток воды и вышел наружу. Уже наступил вечер. На стоянке у дома машин не было, валялись лишь английский велосипед со спущенными колесами и мотороллер, который не заводился, несмотря на мои старания. Я подумал о том, что надо бы дождаться возвращения Фроста, Леонарда и Штерна, но единственное, что я бы смог с ними сделать в таком случае, — это застрелить их. Мне до невозможности опротивело насилие. Еще один акт насилия, и мне пришлось бы резервировать палату в психушке Камарильо, для особо тяжелобольных. Примерно так я думал в тот момент.
Я пошел по спускавшейся вниз пыльной дороге. Она сбегала вниз с невысокого холма к излучине сухого ручья на дне широкой, плоской долины. По обеим сторонам долины поднимались цепи гор. Высокие на юге и среднего размера на западе. На склонах южной цепи блестели невероятно белые полоски снега, перемежающиеся с темно-голубыми лесами." Западная цепь выступала черным массивом на фоне неба, на котором гасли последние лучи, рассыпаясь на все цвета спектра.
На другой стороне западного хребта находился город Пасадена. На стороне, где находился я, посредине долины, по прямому шоссе катили крохотные автомобили. Один из них повернул в мою сторону, свет от фар прыгал то вверх, то вниз на неровностях дороги. Я залег в зарослях полыни, рядом с дорогой.
Это был «ягуар» Леонарда, и он сам сидел за рулем. Мельком я увидел лицо человека, сидевшего рядом с ним. Бледное, плоское и овальное, как тарелка, на котором изображены плоские глаза, острый подбородок, покоящийся на бабочке в пятнышках. Я видел когда-то в газетах это старо-молодое лицо, как: раз после смерти Сигеля, когда по телевизору передавали слушания Кефовера, а также раз или два в ночном клубе, когда этот тип был окружен телохранителями, — то было лицо Карла Штерна.
Я старался держаться подальше от дороги, шел наискосок по пустынному месту в направлении автострады. Воздух становился прохладным. В надвигающейся темноте на небе сияла одинокая звезда. Я чувствовал себя несколько легкомысленно и думал время от времени, что эта звезда является чем-то, что я утратил: женщиной, идеалом или мечтой.
Жалость к себе преследовала меня, как бы учуяв мой след. Это чувство было невидимым, но я ощущал его кошачий запах. Один раз или даже дважды оно ласкалось, приблизившись к моим ногам, но я дал ему пинка. Ветви багряника цеплялись ко мне и хихикали надо мной.
Глава 14
Четвертая машина, которой я посигналил, остановилась. Это был старенький автомобиль, с парой лыж, прикрепленных к крыше. За рулем сидел студент, возвращавшийся в Вествуд. Я ему сказал, что моя машина перевернулась по горной дороге. Он был еще молод, без лишних вопросов поверив моему рассказу, и достаточно воспитан, разрешив мне заснуть на заднем сиденье.
Он подвез меня к приемному покою больницы Святого Джона. Местный хирург сделал несколько швов на моем черепе, негромко отругал меня и велел пару дней полежать в постели. До дома я доехал на такси. На бульваре машин было немного, и мы ехали быстро. Я сидел на заднем сиденье, наблюдал, как мимо проплывают фонари, сверкая, как летящие ножи. Бывают вечера, когда город мне противен.
Мой дом показался мне маленьким и задрипанным. Я включил все светильники. Костюм Джорджа Уолла валялся на полу и походил на скомканного человека. Пошел он к лешему, подумал я и произнес эту мысль вслух. Я принял ванну, выключил везде свет и лег спать.
Отдыха не получалось. Вокруг меня возник мир кошмарных снов, мир менявшихся лиц, которые ни на мгновение не оставляли меня. Среди них было и лицо Эстер, преломленное через страдания Джорджа Уолла. Оно изменялось, пропадало и появлялось опять, потом опять исчезало с улыбкой, глядя любящими глазами из красноватой тьмы. Я некоторое время покрутился на кровати и сдался. Встал, оделся и пошел в гараж.
Тут только до меня дошло, что машины-то у меня не было. Если полицейские Беверли-Хиллз не отвезли ее за нарушение парковочных правил, то она должна стоять на улице Мэнор Крест Драйв, напротив дома Эстер. Я опять вызвал такси и попросил высадить меня на углу квартала, в середине которого находился ее дом. Моя машина стояла там, где я ее оставил, со штрафным квитком на ветровом стекле за нарушение парковки.
Я перешел улицу, чтобы поближе посмотреть на дом. На въездной площадке не было машин, в окнах не светился огонь. Я поднялся по парадным ступенькам и нажал на кнопку. Электрический звонок затрещал внутри, как сверчок в покинутой печурке. Звук ничейного дома, блюз на одной ноте о пустом доме ушедшей девочки.