Лью Арчер (№9) - Дело Уичерли

— Мне нужны деньги, и быстро, — резко, скороговоркой проговорил Квиллан.

— А больше ты ничего не хочешь? — отозвалась Салли Мерримен.

— Я не шучу.

— А если не шутишь, зачем просишь денег? Знаешь ведь, у меня нет ни цента. Он даже на мебель одолжил, мы по уши в долгах. На похороны и то придется в банке ссуду брать. А я, признаться, рассчитывала, что ты мне поможешь.

— Не смеши меня. Что мне такого Бен сделал, чтоб я стал ему помогать?

— И ты еще спрашиваешь? Да ты ему всем обязан: и в долю он тебя взял, и работу тебе нашел. Оказывается, в прошлом году он даже квартиру тебе оплачивал — я квитанции нашла. Но ты ведь всегда был неблагодарной скотиной. Даже сейчас, когда он в морге лежит, ты из него деньги тянешь. Дай тебе волю, ты бы и золотые коронки у покойника изо рта вырвал.

— И я еще неблагодарная скотина! — Возмущению Стэнли не было предела. В микрофоне разнесся его злобный смех.

Мой дорогой шурин в жизни не дал мне ни единого цента. Думаешь, он за мои красивые голубые глазки поселил меня в этой квартире? Или в долю взял? Если хочешь знать, всю историю с Мандевиллом провернул я, а не он.

— А как же иначе, ты ведь был у Бена подставным лицом, пешкой.

— Сама ты пешка! — набросился Стэнли на сестру. Голос у него срывался от ярости. — Я тебя, кукла, насквозь вижу. Таким, как ты, главное — побольше денег, а откуда эти деньги берутся, тебе наплевать. Мы с Беном в поте лица, можно сказать, трудились, всеми правдами и неправдами денежки зарабатывали, а ты их прикарманила, да еще делаешь вид, что сама тут ни при чем. Но меня не проведешь, хватит! Я уезжаю, и мне нужны деньги. Присвоила себе всю добычу и думаешь, я этого не понимаю. Давай-ка, раскошеливайся!

— Если б я «присвоила себе всю добычу», неужели, ты думаешь, я жила бы в этой дыре?

— И это ты называешь дырой? Ну-ка, давай сюда сумку, сука!

— Выбирай выражения, Стэнли Квиллан!

— Прости меня, сестричка. Будь так добра, передай, пожалуйста, свою сумочку.

Должно быть, она швырнула ему сумку, потому что я услышал, как шуршит у него в руках кожа и щелкает замок.

— Пусто. — Стэнли сник. — Где деньги?

— Да у меня сроду их не было. Ты свою долю получил и прекрасно знаешь, куда ушли остальные деньги: Рино, Лас-Вегас, биржа эта проклятая. На бирже ведь он все спустил.

— Ты мне только мозги не пудри. Биржа прошлым летом была. А сейчас что?

— Да ничего нет, об этом я тебе и толкую. От мандевиллских денег давно уже ничего не осталось. С тех пор и сидим на мели, не знаем, как с долгами расплатиться. А послушать Бена, так мы не сегодня завтра миллионерами должны были стать. — В ее голосе послышались язвительные и в то же время истерические нотки. — В Атертон, говорил, переедем, в Цирк-клуб вступим. Одно слово, что цирк! А теперь — ни денег, ни его самого.

— Бедная, разнесчастная вдовушка! Пожалел бы я тебя, да не верю. Ни одному твоему слову не верю!

— Не хочешь — не верь. Я тебе чистую правду говорю. Мало мне, что Бен мертвый лежит и фараоны на допросы тягают, — она всхлипнула, — так еще родной брат горло перегрызть готов.

— Брось, сестренка, не заводись. И потом, если разобраться, не такая уж Бен большая потеря. К тому же он тебя неплохо обеспечил.

— Тебя бы так обеспечили! Сижу без гроша за душой.

— Смени пластинку, малютка. Меня ведь не обманешь. — Слышно было, как Квиллан, тяжело сопя, ходит из угла в угол.

— Отстань от меня.

— Отстану, когда свою долю получу. Мне деньги позарез нужны. Не тебя одну допрашивают. Сейчас мне деньги нужней, чем тебе, — и ты мне их дашь, вот увидишь.

— Повторяю, в доме нет ни цента. Можешь сам поискать, если мне не веришь.

— Где ж они тогда?

— Кто они? — с деланным изумлением переспросила она.

— Кто-кто?! Деньги, доллары! Когда Бен вернулся из Сакраменто, он купался в деньгах.

— Ты имеешь в виду комиссионные за дом Уичерли? Да их нет давно. Большую часть заплатили агенту, который занимался продажей, а остальное пошло финансовой компании. Они хотели забрать машину. Короче, ты на эти комиссионные претендовать не можешь.

— Не о комиссионных речь. Я говорю обо всей сумме, о наличных, полученных за дом. Бен ведь специально ездил в Сакраменто за этими деньгами и получил их. От меня он все, понятное дело, скрыл, но мне про это одна маленькая птичка напела — она меня держит в курсе всех событий.

— Поменьше слушай птичек, они тебе такое напоют, сам не рад будешь. С какой стати было миссис Уичерли платить ему всю сумму, сам посуди?

— Только не изображай из себя большую дуру, чем ты есть на самом деле. Все равно не получится.

— Слушай, отвяжись, а? — сказала Салли, повысив голос. — И не стой надо мной. Своим упрямством ты напоминаешь мне отца.

— А ты мне — мать. Ладно, не будем спорить, сестренка. Пойми, я в безвыходном положении. Я не вру, часть денег — моя по праву. Ты же не хочешь зла родному брату.

— Раз ты в безвыходной ситуации, продай магазин или машину.

— Машина — дерьмо, подсунули черт знает что. А магазин даже аренду не окупает. И потом, продавать его — целая история, а у меня времени нет. Мне сваливать надо. Сегодня же.

— Опять что-то натворил? — Чувствовалось, что этот вопрос сестра задает брату не впервые. — Признавайся.

— Значит, Бен тебе ничего не рассказывал? Что ж, может, правильно сделал. Он не посвящал тебя в свои дела, и я не буду, а то еще проговоришься.

— За тобой гонится полиция?

— Пока нет, но скоро погонится. Сегодня днем ко мне в магазин наведался один частный сыщик. Следом за ним придут и другие.

— Их интересует Бен? — спросила слабым голосом Салли.

— И Бен тоже. То, что случилось с Беном, может случиться и со мной. — Стэнли хмыкнул. — Поэтому-то я и рву когти. Сегодня он, завтра я.

Скрипнул стул. Раздался женский вздох.

— Ты его убил, Стэнли?

— Ты что, спятила? — возмутился Квиллан, но, судя по голосу, он был даже польщен.

— Я серьезно, Стэнли. Скажи, ты его убил?

— Если б я его убил, меня бы здесь уже не было. Я бы в Австралию ехал. Причем первым классом.

— На какие деньги? У тебя же нет ни гроша.

— На денежки твоего муженька. А теперь кто-то их, видать, прибрал к рукам.

— Нечего на меня так смотреть. Я понятия про эти деньги не имею.

— Честно?

— Голову даю на отсечение, — как-то по-детски поклялась она. — В полиции мне сказали, что у него в бумажнике было всего четыре доллара.

— Четыре доллара? А пятьдесят тысяч не хочешь?

— С чего ты взял, Стэнли?

— Со слов Джесси. Я вообще-то не хотел тебе говорить, но раз уж зашел разговор...

— У него с Джесси что-то было?

— Я же тебе вчера сказал, что Бен за ней приударил. На днях, в мое отсутствие, он к ней заявился. Узнал я об этом от старухи Гирстон, жены управляющего, она его видела и все мне рассказала. А у Джесси я выяснил, что Бен хотел ее увести, подбивал с ним уехать, показал деньги, даже потрогать дал. Хвастался, что у него есть пятьдесят тысяч наличными, а будет еще больше.

— Вот подонок! Я так и знала, что он крутит любовь с этой тварью.

— До любви, положим, дело не дошло.

— И ты ей поверил?

— Джесси меня не обманывает. Она побоялась с ним уехать. Узнал я об этом только вчера вечером: двинул ей разок-другой — она и раскололась. Оказывается, она испугалась, что эти деньги краденые. Станут расплачиваться — их и схватят.

— Деньги были фальшивые?

— Нет, настоящие, но ворованные.

— Но ведь ты же сам сказал, что ему их дала миссис Уичерли.

— Это тебе не Нобелевская премия мира, чтобы просто так, ни за что давать.

— Может, миссис Уичерли в него втюрилась?

— Как бы не так.

— А может, Бен ее надул?

— Вот это похоже на правду.

— Значит, он получил с нее пятьдесят тысяч и мне ничего не сказал?! — Салли замолчала, словно бы свыкаясь с этой грустной мыслью. — Кому же тогда достались эти деньги? — вырвалось у нее.

— Я думал — тебе.

— Ты что же, решил, я его убила, а деньги прикарманила?

— Ты ведь не раз ему угрожала.

— Это верно, но я его не убивала. К сожалению. — Она так громко расхохоталась, что я от неожиданности вздрогнул. — Здорово нас с тобой провели, а, братишка? Мы друг друга стоим.

— Слушай, сестренка...

— У кого же теперь эти деньги, как по-твоему? — перебила она его.

— У того, кто его убил, я так понимаю.

— А кто его убил?

— Не знаю. Я думал — ты.

— Чушь собачья. Я уж грешным делом решила, что это старик Мандевилл его укокошил. Он ведь давно порывался. Но это тоже маловероятно. Полиция считает, что расправилась с ним банда подростков.

— Я рад за них, — обронил Квиллан с искренней завистью в голосе. — Слушай, сестренка, у нас есть возможность исправить положение. У Бена в конторе, в сейфе, хранится одна кассета. Съезди за ней, а?

— Какая еще кассета?

— Не все ли тебе равно? Привези мне ее. А я найду на нее покупателя.

— Какого покупателя?

— С деньгами. Эта кассета, малышка, больших денег стоит.

— Уж не собираешься ли ты кого-то шантажировать?

— Вроде того.

— Нет, меня в это дело не впутывай.

— Видали! Не впутывай ее! Она ведь у нас такая чистая, честная, неподкупная! — Стэнли рассвирепел. — Не валяй дурака, детка. А на что, спрашивается, ты жила последние полгода? Манной, что ли, небесной питалась?

— Отвяжись. Я тебе не Джесси, меня не испугаешь.

— Послушай. — Он опять взял себя в руки. — Ты же внакладе не останешься, мы с тобой оба не проиграем. Знать тебе ничего не надо. От тебя только одно требуется: съездить в контору и привезти мне кассету, которая хранится у Бена в сейфе. Она лежит в бумажном конверте — увидишь. Привезешь кассету — половина денег твоя.

— А срок тоже мы на двоих поделим?

— Никакого срока не будет, сестренка. Я отвечаю.

— И ответишь — только за себя одного. А меня в покое оставь.

— Так ты отказываешься?

— Темными делами сам занимайся.

— В таком случае дай мне ключи от конторы и код сейфа.

— Кода я не знаю, а ключи забрали фараоны.

— Неужели у Бена нигде код не записан?

— Может, и записан, но где, я понятия не имею.

— Какой же тогда от тебя прок?

— Все больше, чем от тебя. Ничтожество!

— Я тебе дам «ничтожество»!

— Что ты, что Бен — два сапога пара. Один миллионером собирался стать, другой — великим режиссером. А в результате я всю жизнь промучилась с двумя мелкими жуликами.

— Не смей называть меня мелким жуликом!

Хлопнула входная дверь. Что-что, а хлопать дверьми Квиллан умел. Затем взревел мотор.

«Альфу-ромео» мне было не догнать, поэтому я вернулся на Камино-Реал и остановился на стоянке, напротив конторы Мерримена. Вид у маленького домика был какой-то унылый, заброшенный.

Приближался вечер, а я не ел целый день и вдобавок, лежа на холодном плитняке, ужасно замерз. В ресторанчике при стоянке я заказал гамбургер и чашку кофе и стал слушать, как молодые люди за соседним столиком упражняются в выражениях, которые сделали бы честь самому отпетому преступнику. Ничего заслуживающего внимания в ресторане не произошло, если не считать того, что официант, который принес мне гамбургер, назвал меня «папашей».

Стэнли не появлялся.

Глава 18

В магазине его тоже не было, и я поехал в доходный дом «Конкистадор» и позвонил в квартиру № 1. Дверь мне открыл немолодой сухопарый мужчина в рубашке с засученными рукавами и с печатью неизбывной тоски на длинном лошадином лице.

— Мистер Гирстон?

— Я. — Голос у управляющего был ворчливый, как будто он не хотел ничего говорить, даже называть свое собственное имя. — Вы, надо понимать, тот самый джентльмен, о котором мне говорила жена. Интересуетесь верхней квартирой?

— Не столько квартирой, сколько квартирантами.

— Квартирантов нет. Квартира уже два месяца пустует.

— Как раз это меня и интересует. — Я сообщил ему свою профессию. — Есть здесь какая-нибудь комната, где мы могли бы спокойно поговорить?

— Смотря о чем. — Гирстон недоверчиво оглядел меня с головы до ног.

— Об этой девушке. — С этими словами я вынул из кармана фотографию Фебы. — Она пропала.

Он уставился на фотографию, которая постоянно видоизменялась в зависимости от того, кто на нее смотрел. Сейчас вид у девушки был какой-то рассеянный и немного побитый — точно у статуи, что много лет простояла под открытым небом.

— Что-то не припоминаю, — буркнул управляющий.

— А вот ваша жена ее сразу узнала. По словам миссис Гирстон, девушка в ноябре прожила несколько дней в квартире номер четырнадцать.

— Моя старуха любит сболтнуть лишнее.

— Она честный человек, как, надеюсь, и вы. Вы ведь честный человек, не правда ли, мистер Гирстон?

— Стараюсь быть честным, если только ради этого не надо в петлю лезть.

— Стало быть, вы узнаёте девушку?

— Кажется, да.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— В ноябре, как вы и сказали. Она выезжала из квартиры, и я помогал ей выносить вещи.

— А куда она ехала?

— В Сакраменто, к матери. Я задал ей этот вопрос, так как обратил внимание, что чемоданы у нее материнские. Она себя неважно чувствовала, вот я и помог ей снести вещи вниз. — Вид у Гирстона был такой, словно за этот поступок он ждал от меня благодарности.

— А что с ней было?

— Не знаю, живот, может, болел. Лицо у нее опухшее было.

— Вы не могли бы назвать точную дату?

— Попробую. Это было на следующий день после того, как моя старуха в больницу загремела. Попала она туда одиннадцатого ноября, пролежала две недели и три дня и двадцать восьмого выписалась. Я, между прочим, еще не всю сумму за больницу выплатил. — Гирстон замолчал на мгновение и со значением добавил: — А у родителей девушки деньжата водятся, верно?

— Кое-что есть. А вы откуда знаете?

— По ее туалетам. Моя старуха говорит, у нее вещи от Маньяна — модные, дорогие. И потом, вы же видели, как ее мать здешнюю квартиру обставила. Вас, кстати, ее мать наняла?

— Вся семья.

— А вознаграждение за дочку назначено?

— Тому, кто поможет ее найти, награда, уверен, обеспечена.

Тут Гирстона как подменили. Уверяя, что вознаграждение его нисколько не интересует, он повел меня в свой кабинет, находившийся в конце коридора, под лестницей. Мебели в кабинете было немного: старый сейф, бюро с откидной крышкой и вращающийся стул со сломанной спинкой. Включив зеленую лампу под зеленым абажуром, управляющий пригласил меня сесть, однако я остался стоять, облокотившись на дверь, чтобы видеть, кто входит в дом.

— Вспомните, пожалуйста, на чем девушка в тот день уехала, — попросил я. — На такси?

— Нет, на машине.

— На зеленом «фольксвагене»?

— Нет, если не ошибаюсь, на старом «бьюике». Ее увез какой-то мужчина.

— Вы его знаете?

На этот вопрос Гирстон ответил не сразу: порылся в лежащих на столе бумагах, нашел скрепку, не торопясь разогнул ее. При свете зеленой лампы лицо его, казалось, отливало старинной бронзой, и я почувствовал себя археологом, который производит раскопки довольно еще свежих захоронений.

— Так сколько, вы говорите, готовы заплатить ее родственники?

— Не знаю, мистер Гирстон. Думаю, вознаграждение будет соответствовать оказанной помощи.

— О'кей, — решился он. — Да, я его знаю. У нас с ним... одно время были деловые связи. Зовут его Мерримен, он был агентом по продаже недвижимости. Сегодня по телевизору показывали дом, где его убили.

— Девушка уехала с Беном Меррименом в ноябре?

— Совершенно верно.

— Они дружили?

— Думаю, да. Сюда ведь тоже он ее привез.

— Когда это было?

— В первых числах ноября. Мне он сказал, что она дочка миссис Смит и мать не возражает, если дочь поживет у нее в квартире. А мне-то какая разница, пусть живет, — не моргнув глазом солгал управляющий. — Квартиру ведь не миссис Смит, а Мерримен снимал, за нее было до конца года заплачено.

— И сколько времени девушка в этой квартире прожила?

— Неделю, может, чуть дольше. Все это время она сидела запершись — тихо, как мышка. По-моему, и на улицу ни разу не вышла.

— А Мерримен к ней наведывался?

— Почти каждый день заходил.

— У них был роман?

— На этот вопрос, мистер, я вам ответить не могу, — сказал Гирстон через силу, еле ворочая языком, словно верблюд. — В частную жизнь квартирантов мы не вмешиваемся, — добавил он, поджав губы.

— И все-таки, как вам кажется, мог у них быть роман? Это важно.

— Мог, почему нет. Сидел он у нее допоздна, продукты ей носил. Да и уехали они вместе — это тоже не случайно.

— Вы говорите, они поехали к ее матери в Сакраменто?

— Так они мне сказали.

— А кто именно сказал, девушка или Мерримен?

— Кажется, он. Да, точно, Мерримен.

— А о своих дальнейших планах они не говорили?

— Со мной — нет.

— Девушке не терпелось увидеться с матерью?

— Ей, по-моему, вообще все было безразлично. Вид у нее был совсем невеселый.

— А что вы можете сказать про ее мать? Вы же ее знаете?

— Конечно, она ведь у нас больше полугода квартиру снимала. С перерывами, правда. Миссис Смит с ее дочкой не спутаешь.

— То есть?

— Мамаша — дамочка хоть куда, боевая. Богема, что ж вы хотите. Все художники такие.

— А она художница?

— По ее словам, да. Сниму, говорит, квартиру, чтобы было где порисовать на покое. Я, правда, ни разу не замечал, чтобы миссис Смит картины писала. Да и вообще я ее редко видел. Квартиру ведь ей снял Бен Мерримен, он со мной вел переговоры, а не она. Иногда, бывало, я ее по целому месяцу не видал. Приедет, поживет и опять уедет. Да и держалась она очень незаметно.

— Она одна жила?

— Приезжала и уезжала одна.

— А гости у нее бывали?

— Наверно. Я за этим специально не слежу, но, куда вы клоните, понимаю. Вы хотите знать, навешал ли ее мужчина? — Последние слова Гирстон произнес, опять поджав губы, отчего вся фраза сделалась неприличной.

— И что же, навещал?

— Точно сказать не могу.

— А вы сами когда-нибудь видели ее вдвоем с мужчиной?

— Сейчас и не вспомню. Здесь ведь, знаете, сколько людей ходит. И днем, и ночью... Я за своими жильцами шпионить не нанимался.

— А мог этот человек быть Беном Меррименом?

— А почему бы и нет? — Управляющий отвел глаза, уставившись куда-то в угол, а потом вдруг спросил: — Скажите, а что случилось с Беном, мистер? По телевизору сказали, что его забили насмерть.

В это время хлопнула входная дверь, но вместо Стэнли в подъезд вошла молодая женщина в темной шляпе и в строгом костюме. Она закрыла за собой дверь, с минуту постояла, устало облокотившись на притолоку, а затем, встретившись глазами со мной, стала подыматься по лестнице. В кабинете у нас над головой застучали ее быстрые шаги.

— Так кто же убил Бена Мерримена? — повторил управляющий свой вопрос.

— А я вас хотел об этом спросить. Вы же его лучше знали, чем я.

— Друзьями нас с ним не назовешь, в гости мы друг к другу не ходили. Мне вообще, если честно, многое в нем не нравилось.

— Что именно?

— Он ведь был картежник, бабник, выпить любил. А я денег попусту не трачу и от таких, как он, стараюсь держаться подальше. У нас с Беном были сугубо деловые отношения.

— И как он в деле?

— Смышленый, может, даже чересчур. Чего он только не придумывал. Пару лет назад, например, когда квартир не хватало, он брал взятки с будущих квартиросъемщиков. Потом ему пришла в голову мысль приманивать квартирами потенциальных покупателей домов. Сдаст им квартиру, а потом говорит: если купите дом, квартплаты можете не платить.

— Он и с миссис Смит так поступил?

— Нет, ее квартира была оплачена до конца года.

— Она, кажется, оставила здесь свою мебель?

— Да, Мерримен сказал, что мебель ей не нужна. Такая мебель якобы не годилась для нового дома, который он ей присмотрел.

— Когда он вам об этом сообщил?

— Где-то в начале декабря. Позвонил и сказал, что миссис Смит с мебелью возиться не станет и я могу, если хочу, сдавать квартиру вместе с обстановкой. Тогда я и узнал, что после Нового года миссис Смит у нас жить не будет.

— А вы видели миссис Смит после отъезда ее дочери?

— Вроде бы нет. Но квартирой она могла воспользоваться и без моего ведома — до конца года она ведь принадлежала ей.

Странно. Получается, что миссис Уичерли переехала в отель «Чемпион», хотя в это время в ее распоряжении были и прекрасная квартира в Сан-Матео, и еще не проданный дом в Атертоне.

— А вы не знаете, почему она отсюда уехала, мистер Гирстон?

— Кто? Миссис Смит? Мать?

— Да. У нее были здесь какие-то неприятности?

— Да, действительно, теперь я припоминаю, она не поладила со своим соседом. Но это было еще весной.

— В каком месяце?

Управляющий наморщил лоб, а потом расправил морщины пальцами.

— В марте, кажется. В марте или в апреле. Обычно мы ведь с ней не разговаривали, раскланивались только, а тут врывается она ко мне в кабинет и заявляет, что мистер Квиллан за ней шпионит. У немолодых женщин, особенно если они на мужиках сдвинуты, это бывает. Она потребовала от меня, чтобы я его выгнал. А я ей говорю: не могу, права не имею, вам, дескать, показалось, можно подумать, у мистера Квиллана других дел нет. Слава богу, образумилась.

— Откуда вы знаете?

— Да она сама мне сказала. Подходит ко мне на другой день как ни в чем не бывало и говорит: «Я ошиблась, забудьте об этом». «А я уж и так забыл», — отвечаю. Нужна она больно мистеру Квиллану. У него и без нее девиц хватает.

— Что вы вообще можете о нем сказать?

— Жилец он тихий. Раньше, случалось, пластинки по ночам крутил, но я с ним переговорил, он и перестал. Нормальный, хороший парень, собственный магазин открыл.

Собственный магазин был и у Аль-Капоне.

— Квиллан сейчас дома?

— По-моему, еще не возвращался.

Я поднялся наверх, в квартиру Квиллана. Дверь мне открыла Джесси Дрейк. Увидев меня, она улыбнулась:

— Ну что, берете квартиру?

— Еще не решил. Сначала со Стэнли хочу поговорить.

— А разве он не в магазине?

— Нет, я проезжал мимо, его не было. Можно я его тут подожду?

— Мне бы не хотелось, чтобы он вас здесь застал. — Джесси потерла ушибленное плечо. — Прошлый раз я пустила сюда мужчину, и мне досталось.

— Бена Мерримена?

— Да. — Тут она напряглась и, подозрительно прищурившись, спросила: — А вы откуда знаете? Вам Стэнли сказал?

— От него дождешься.

— Вы сыщик?

— Частный. Не беспокойся, Джесси. Меня не ты интересуешь. Вчера, я слышал, Мерримен показывал тебе какие-то деньги?

— Они были краденые, я сразу догадалась, — прошептала она. — Я даже к ним не прикоснулась. Мне они не нужны. Ни он, ни деньги его.

— Мне безразлично, касалась ты их или нет. По мне, хоть ноги об них вытирай. Меня интересует другое: откуда эти деньги взялись. — «И куда делись», — добавил я, но про себя.

— А меня, думаешь, не интересует? Приходит Бен, значит, вчера ко мне, в стельку пьяный, и говорит: «Поехали в Мексику». Как будто это так просто: взял да поехал. «Мы, — говорит, — заживем там с тобой по-королевски». «На что?» — спрашиваю. Просто чтобы разговор поддержать. Тут он деньги мне и показал. Пачка такая, что слон бы поперхнулся, сотни банкнотов по сто долларов каждый. Целая сумка. — На лице у нее застыло испуганное выражение.

— Какая сумка?

— Небольшая черная кожаная сумка с его инициалами. «Я, — говорит, — только что из Сакраменто». И рассказывает, что по поручению одной женщины — я ее знать не знаю — он продал в Сакраменто дом и якобы так ей понравился, что она ему отвалила всю сумму, что ей за этот дом выплатили. «Мне, — Бен говорит, — дала наличные, а себе чек оставила». Чудеса какие-то! Что-то я не припомню, чтоб люди просто так деньги раздавали. Деньги ведь не дают, их берут, а если надо, с потрохами вырывают. Тут я и смекнула, что деньжата у него ворованные. То-то он вдруг в Мексику собрался! «Будем, — говорит, — всю жизнь там жить».

— Он собирался остаться в Мексике навсегда?

— Так он сказал. Впрочем, Бен пьян был, и я к его словам не очень прислушивалась. Он ведь вообще приврать любил.

— А раньше Мерримен звал тебя с ним убежать?

— Убежать — нет. Но приударил он за мной основательно. Первый раз Бен пристал ко мне на Новый год, прямо у себя дома. Вязался с какими-то глупостями. «Давай, — предложил, — голыми танцевать». Я отказалась, а он все свое. Отговорить его невозможно было. Упрямый... был.

— А ты Меррименов давно знаешь?

— Салли — тысячу лет, а с Беном мы раньше были едва знакомы, я его всего несколько раз видела. Он ведь себя сердцеедом считал и на меня сразу глаз положил — я таким почему-то нравлюсь, поэтому и с Салли после ее замужества мы почти перестали общаться.

— А чем она занималась до того, как вышла за него замуж?

— Актрисой была, как и я. Мы с ней познакомились, когда конкурс в кордебалет проходили. Я прошла, а она нет. Возраст, сказали, уже не тот. После этого Салли долгое время сидела без денег, и я ее выручала. Долг она мне вернула, уже когда на работу устроилась. Бен Мерримен взял ее к себе в контору, а потом женился на ней.

— Когда все это было?

— Точно не помню. Лет пять назад. Потом мы с Салли долго не виделись, я ведь целый год или даже два в Неваде прожила.

В комнате у нее за спиной раздался телефонный звонок. Вздрогнув, она опрометью, словно по сигналу тревоги, бросилась к телефону.

— Алло, это ты, Стэнли? — раздался из комнаты ее взволнованный голос.

Мы оба на некоторое время замолчали: она слушала Стэнли, а я — ее. Джесси медленно повернула голову в мою сторону и покосилась на меня своими густо подведенными глазами. В этот момент она очень походила на маленькую обезьянку.

— Хорошо, — прошептала она наконец. — Все поняла, любимый.

Трубку на рычаг Джесси положила бережно, как будто боялась ее разбить.

— Извините, — сказала она, — но Стэнли попросил меня выполнить одну его просьбу.

— Что именно?

— На этот вопрос я отвечать не обязана. И не буду.

— А где Стэнли сейчас?

— Он не сказал. Правда, — соврала она.

Выводить Джесси на чистую воду никакого смысла не имело, и я спустился вниз. Гирстон стоял у входа в свой кабинет с таким видом, будто я по меньшей мере пообещал ему рай, а отправил в прямо противоположную сторону. Когда я проходил мимо, он вцепился мне в локоть и, дыша в ухо, прошептал:

— А как же вознаграждение?

— Если сведения, которые вы мне дали, помогут отыскать девушку, я похлопочу за вас, — отчеканил я.

— А на какую сумму я могу рассчитывать?

— Это не в моей компетенции.

— А вы не могли бы выплатить мне сейчас небольшой процент от этой суммы?

Я швырнул в лицо управляющему двадцать долларов, как швыряют собаке кость, и вышел на улицу. Небо над крышами было какого-то непонятного зелено-желтого цвета, точно старый синяк. Смеркалось. Большинство машин ехало уже с включенными фарами.

Влившись в поток транспорта, я заметил, что Джесси провожает меня глазами, стоя в окне второго этажа. На первом же перекрестке я свернул направо, развернулся и, проехав футов сто, остановился. Вдоль переулка росли какие-то неизвестные мне деревья с широкими листьями, под которыми шныряли ребятишки.

Я вернулся пешком на угол и стал следить за входом в «Конкистадор». Я уже докуривал вторую сигарету, когда к подъезду подкатило зеленое такси с мигающим фонарем на крыше. Из дома в пальто и с двумя чемоданами, коричневым и белым, вышла Джесси, таксист вылез из кабины, уложил чемоданы в багажник, дверца хлопнула, и машина отъехала.

Я поехал за ними, ни на минуту не теряя из виду мигающий фонарь в плотном потоке транспорта. Миновав Берлингэм, машина повернула на Бродвей; когда же впереди показался подземный переход в Бейшоре, у которого два месяца назад стояла под дождем Феба, я такси догнал. При свете ослепительных огней международного аэропорта за задним стеклом видна была головка Джесси.

Обогнув стоянку, такси затормозило у главного входа в аэропорт, и Джесси со своими чемоданами скрылась внутри. Я остановился поодаль, на зеленой разметке, и последовал за ней.

Она поднялась на лифте на второй этаж и там потерялась. Отыскал я ее только минут через десять: выйдя из уборной, она прошла буквально в пяти футах от меня. Губы накрашены, в глазах лихорадочный блеск. Меня она не заметила. Впрочем, она, по-моему, не замечала ничего вообще.

Впереди в толпе мелькала ее рыжая головка. Мужчины провожали ее глазами. Я шел за ней следом, держась на почтительном расстоянии. Джесси подошла к газетному киоску, купила журнал с меланхоличной девицей на обложке и села, положив ногу на ногу, на скамейку рядом с киоском. Она была в чулках, туфлях на высоком каблуке, а из-под расстегнутого пальто виднелось черное вечернее платье с глубоким вырезом.

Я купил «Кроникл» и сел по другую сторону киоска. На третьей странице газеты мне попалась на глаза фотография Мерримена — та самая, что и на его блокнотах. Все остальное я уже знал. Заканчивалась заметка заявлением капитана полиции Леймера Ройала, который заверял читателей, что силами шерифа округа Сан-Матео и местной полиции обвиняемые в зверском убийстве бандиты будут в скором времени схвачены. «Аресты последуют незамедлительно», — говорилось в заключение.

Опустив газету, я бросил взгляд на Джесси. Душещипательный женский журнал она читала с таким неподдельным интересом, будто на его страницах решалась ее судьба. Ни оглушительный рев самолетов, ни многоголосый шум толпы абсолютно на нее не действовали. Время от времени она посматривала на часы.

Время тянулось ужасно медленно. Джесси начала проявлять признаки беспокойства: опять взглянула на часы, встала, окинула взглядом огромный зал, опять села и стала нетерпеливо постукивать каблуком по полу. Потом достала из кармана пальто сигарету и сунула ее в рот.