Глава 23

Майкл на ходу вытащил трубку, вежливо придержал дверь для Ли и вместе с ней вошел в кухню.

— Отсюда самый короткий путь во двор, — пояснила она, ибо, несмотря на мгновенную нелюбовь к этому человеку, не хотелось оскорблять его, выводя из дома через черный ход.

Тень улыбки коснулась ее губ, потому что каждый раз, оказываясь на кухне, она вспоминала Треверс-Хилл. Не то чтобы оба помещения были похожи, просто сердцем этого дома тоже была кухня, и жизнь здесь бурлила с таким же радостным напряжением, как и там. Жара, пар от десятков кипевших на огне горшков и кастрюль, звонкий голос Лупе, сновавшей между столами так быстро, что черная коса развевалась на ходу, и с неприкрытой прямотой высказывавшей свое мнение насчет нерадивости помощниц, качества привезенных продуктов и той лентяйки, что не позаботилась как следует смолоть кукурузу на муку.

Как и в Треверс-Хилле, с потолка свисали связки перца, чеснока, душистых трав, по стенам стояли мешки риса и муки, в плетеных подносах лежали свежие яйца, сыры различных сортов, как те, что производили на ранчо, так и привозимые из Чихуахуа. Кухонные шкафы были забиты терракотовыми керамическими блюдами различных форм и размеров, чашками и блюдцами, противнями и кувшинами, деревянными мисками и корзинками. По соседству располагались буфетная и кладовая, где хранились тонкий фарфор и хрусталь.

Улыбка Ли стала шире, когда Лупе, низенькая мексиканка с широкими бедрами и пышной грудью, одетая в едва доходившую до щиколоток цветастую юбку и белую блузу со сборчатым вырезом, туго натянутую спереди, окликнула ее. Круглое красное лицо просияло.

— Миз Ли! Попробуйте-ка! — предложила она, протягивая ложку с соусом из зеленого перца чили. — Эта Холи говорит, будто он недостаточно острый! Мало кайенского перца! Зачем, спрашивается, этот кайенский перец, если у меня есть зеленый чили?! Мой соус недостаточно острый! — негодующе повторила она, пробуя соус и восхищенно закатывая глаза. Хорошенькие молодые брюнетки, ее племянницы, захихикали, и Лупе строго погрозила им ложкой.

— Джоли шутила, Лупе. Ты же знаешь, она с удовольствием съедает почти все, что ты готовишь, — утешала Ли, стараясь успокоить вспыльчивую, но отходчивую мексиканку. Правда, на этот раз она боялась, что нашла коса на камень. Лупе правила на кухне железной рукой, и даже Джоли восхищалась ее умением стряпать, что в ее устах звучало поистине комплиментом. Джоли, однако, не могла не сунуть своего носа в дела кухарки, уж такова была ее властная натура. Долгое время ведя большое и сложное хозяйство, она и теперь не могла сидеть без дела.

— Пф-ф! — фыркнула Лупе, не сознавая, что в точности подражает Джоли, но когда она вооружилась плоской деревянной лопаткой, в глазах мелькнули лукавые искорки, и Ли подумала, что Джоли повезло не оказаться в этот момент на кухне. — Вы голодны, миз Ли? Мизтер Нейл, он хорошо позавтракал перед тем, как уехать с ранчо. Я рада, что он дома, да и он тоже выглядит счастливым, — заявила она, сунув лопатку в маленькую печь и вынимая золотистый кукурузный хлебец.

Ли изумленно раскрыла глаза, услышав новости. Она думала, что Нейл уехал с отцом на северное пастбище!

— Куда он отправился?

Лупе пожала плечами.

— О, он очень спешил. Поел на кухне, сказал, что любит бывать среди хорошеньких девушек, — сообщила Лупе, краснея, хотя к этому времени была почтенной матерью пятерых детей и бабушкой одиннадцати внуков. — Сказал, что должен кое с кем встретиться и чтобы к ужину его не ждали. Взял с собой пару буррито и чарро. Обожает сладенькое.

— Вы голодны, мистер Себастьян? — резко спросила Ли. — Очевидно, вы проделали долгий путь до Ройял-Риверз. На плите кипит суп, а Лупе делает лучшие буррито во всем крае к северу от Пекоса. Они куда более практичны, чем сандвичи, особенно когда спешишь.

Она с трудом старалась скрыть досаду, узнав, что Нейл куда-то умчался с самого утра. Неужели на свидание?

— Спасибо, мэм, но я поем после работы. Не принимаю милостыни, — коротко ответил он, жуя черенок все еще не зажженной трубки из кукурузного початка, которую держал в руке, словно наслаждаясь ощущением знакомого предмета.

Ли закусила губу, чтобы не сказать чего-то такого, о чем, вероятно, пожалеет позже. Слишком часто гордость Треверсов доводила их до стычки или войны, которые обычно проигрывались. В результате у них не оставалось ничего, кроме этой самой гордости… и очередного унижения.

— Как угодно, мистер Себастьян, — обронила она, показывая свернутым рисунком на дальнюю дверь. — В таком случае идем, у нас больше нет причин задерживаться. Спасибо, Лупе, мистеру Себастьяну не терпится увидеть хозяина.

При этом она понятия не имела, что знаменитая гордость Треверсов отчетливо звучала в ее голосе, придавая ему оттенок высокомерия.

— Возвращайтесь поскорее, миз Ли, и я сделаю вам свой лучший омлет. Холи сказала, что вы почти ничего не ели вчера да и не завтракали, так что приходите. Не хочу, чтобы вы стали тощей, словно степной кролик, как в первые дни после приезда сюда. Иначе вам не удержать в постели такого мужчину, как мизтер Нейл. О кости не больно-то погреешься! Так детишек не заведешь, а вам не мешало бы иметь уже двоих, а то и троих! Ничего, мизтер Нейл, он наверстает потерянное время, — заявила Лупе с бросающей в краску откровенностью и добавила что-то по-испански своим племянницам, которые снова разразились смешками и оценивающе уставились на Ли, пока Лупе не постучала по столу деревянной ложкой. Потом принялась резать кукурузный хлеб большими ломтями, и Ли поняла, что, когда бы она ни вернулась, перед ней поставят омлет с картофелем, приправленный очередными нелицеприятными комментариями.

Она старалась не встречаться взглядом с Майклом, но ощущала, как пылают щеки. Потом ей показалось, что она слышит тихий смешок. Ли повернулась, чтобы обжечь его пренебрежительным взглядом за такую бестактность, но тот с невинным видом кашлянул.

Выйдя из кухни, Майкл Себастьян снова вынул из кармана трубку и стал набивать табаком. Потом затянул крепкими зубами шнурки кисета и сунул его обратно. Похлопал по карманам в поисках спичек, чиркнул одной о каблук. В воздух поднялось кольцо ароматного сладкого дыма от смеси табаков, сдобренной капелькой рома.

— Северное пастбище находится как раз за рядом тех низких сараев и последних огражденных дворов. Вы без труда найдете Натаниела Брейдона, — сказала Ли, кивая грубияну на прощание.

— Спасибо, мэм. Вы очень добры, — поблагодарил он чересчур подобострастно, надевая шляпу с почти оскорбительной вежливостью, и у Ли сложилось отчетливое впечатление, что он посмеивается над ней.

Несколько секунд она смотрела ему вслед. Майкл едва заметно прихрамывал, и Ли поэтому обратила внимание на его брюки. Глаза ее задумчиво сузились. Брюки потеряли первоначальный цвет, на внешних швах, откуда была спорота золотая тесьма, были чуть темнее. Тесьма была спорота и с рукавов мундира, оставив, однако, извилистый след, а желтый воротник был заменен темно-серым. Однако, судя по виду, этот человек был когда-то кавалерийским офицером, а цвет брюк…

На вернувшемся после ранения Гае были совершенно необычные фиолетово-голубые брюки, и брат очень ими гордился, поскольку во всем полку такие получил только его эскадрон. Красильщики использовали последнюю партию индиго, а когда ее не хватило, добавили красной краски, но чересчур много. И хотя цвет получился замечательным, все же более подходил для дамских туалетов. Поначалу над кавалеристами посмеивались, но потом оказалось, что они не знают поражений, и вскоре фиолетово-голубые брюки стали символом мужества, что отбило у некоторых охоту острить. А по мере того как продолжалась война, краски не стало совсем, и солдатам Конфедерации приходилось носить брюки из грубого сукна, выкрашенные кожурой серого калифорнийского ореха.

Ли уже собиралась вернуться в дом, когда ее взгляд упал на валявшуюся поодаль маленькую коробочку. Она наклонилась и подняла спички, оброненные Майклом. Тот был слишком далеко, чтобы услышать ее оклик. Надо оставить спички у Натаниела, и он передаст их Майклу.

Случайно глянув на спички, она заметила яркую этикетку:

ПРОИЗВЕДЕНО

«ЛЬЮИС И КО »

ДЛЯ ПРОДАЖИ

«Л. ОЛДЕМ и КО ».

РИЧМОНД, ШТАТ ВИРГИНИЯ.

«Значит, Майкл Себастьян тоже побывал в Ричмонде. Может, Гай прав и этот человек — виргинец! Но почему же солгал?» — лениво размышляла Ли, возвращаясь в дом. И куда же все-таки делся Нейл? Если он спешит увидеться с прелестной Диосой, его ждет огромное разочарование, ибо она покинула Санта-Фе четыре месяца назад и уехала в Мехико вместе с братом и Кортни Бойсом. Их приезда ожидали только на будущей неделе.

Полчаса спустя, съев обед, обилие которого порадовало бы Джоли, Ли наконец снова направилась в кабинет Натаниела, вознамерившись оставить там спички: хороший предлог, чтобы снова взглянуть на портрет. По дороге ей попалась Лис Хелен.

— Лис Хелен, Гай нашел тебя? Он все утро тебя искал.

— Гай? Искал? — с любопытством повторила девушка. — Нет, сегодня утром я его не видела.

Она безразлично пожала плечами и перевернула маленький глиняный горшок, высыпав цветочную землю на подостланную клеенку.

Ли постояла, неловко переминаясь, не зная, что сказать, потому что подозревала причину внезапной холодности Лис Хелен. Посчитав за лучшее вообще промолчать, она уже хотела отвернуться, как вновь услышала голос девушки.

— Сегодня за завтраком нам не хватало тебя и Нейла, — заметила она. Светло-серые глаза весело блестели из-под полей соломенной садовой шляпы. Но ее попытка ослабить внезапно возникшее напряжение оказалась неудачной. Пропасть между ними продолжала расширяться.

— Когда я проснулась, Нейл уже уехал, — сухо сообщила Ли. — Не знаю, где он. Очевидно, он очень спешил на встречу с каким-то совершенно особенным человеком. Я отправилась к Соланж, тем более что она никогда не завтракает, только пьет кофе. Потом пришел человек, искавший работу. Я показала ему, где находится северное пастбище.

— Вот как? — нахмурилась Лис Хелен. — А как его звали?

— Майкл Себастьян. У меня такое чувство, что он лишь первый из многих. Теперь, когда война окончена, думаю, сюда потянутся обездоленные люди. На Юге у них ничего не осталось. Им больше не за что бороться, а у многих не осталось ни дома, ни родных. Они превратились в бродяг. Но после первого же дня стрижки вряд ли мы увидим Майкла Себастьяна еще раз. Уверена, что он удерет отсюда еще до восхода.

— Тебе он не понравился? — удивилась Лис Хелен, потому что Ли обычно была приветлива и доброжелательна со всеми.

— Не понравился, — с сожалением призналась та. — Правда, у меня нет причин для неприязни, кроме тех, что он был довольно груб и я почувствовала в нем глубокую горечь и гнев. По-моему, он и Гаю солгал насчет того, будто родился не в Виргинии. Интересно, что он скрывает?

— У каждого из нас есть что скрывать, — возразила Лис Хелен, сжимая ручку маленьких грабель. Несмотря на то что она была всего на год старше, сейчас Лис казалась куда мудрее и взрослее. — Тебе не кажется, что ты чересчур жестко судишь о человеке? Ты же сама говорила, что у многих ничего не осталось. Что, если у него были дом, семья и все погибло? Я бы тоже была полна горечи и не хотела бы делить свою скорбь с чужими людьми. Мне хотелось бы забыть прежнюю жизнь и начать новую. Мы должны помнить это и пытаться понять и… о, Ли, прости, мне очень жаль! — Она поспешно вскочила, увидев лицо Ли, искаженное болью. — Иногда я забываю, что ты жила в другом месте. Мне кажется, ты всегда была с нами и мы знаем друг друга много лет. Простишь меня? — прошептала она, снимая перчатку и протягивая маленькую белую руку.

— Тут нечего прощать, — кивнула Ли, сжимая холодную ладошку.

— Спасибо. Хотя понятия не имею, как можно забыть Треверс-Хилл, о котором столько говорил Гай. Так и вижу перед собой дом из посветлевшего от времени кирпича с зеленой дверью и ставнями и с большим медным молотком в виде ананаса. А над дверью в гостиную висят мушкет твоего деда и пороховница с выгравированной на ней картой Виргинии. В саду растут розы и поют птицы, по воскресеньям к столу подается куриное карри с рисом, а пекановый торт, пропитанный бурбоном, приносит не кто иная, как сама Джоли. Ах, как бы я хотела трудиться в розарии, вернуть к жизни цветы, выдернуть сорняки, найти ту дамасскую розу, о которой ты мне говорила. А когда придет осень и вечера станут холоднее, укрыть розы на зиму! — мечтательно рассказывала девушка, но, заметив изумленный взгляд Ли, покраснела до слез.

— Словом, я знаю Треверс-Хилл куда лучше, чем Ройял-Бей, дом, в котором родился отец, хотя он никогда не рассказывал о Ройял-Бей такими словами, как Гай. Жаль, что отец покинул Виргинию, иначе мы могли бы все эти годы быть соседями. Расти вместе.

— И стать лучшими друзьями, — добавила Ли.

Лис Хелен застенчиво улыбнулась. Она часто мечтала о чем-то подобном, поскольку Ли, хоть и была ослепительной красавицей и самостоятельной женщиной, всегда имевшей в жизни все благодаря своему происхождению, вовсе не походила на высокомерных девиц, которых Лис Хелен научилась презирать за тот год, что пробыла в Чарлстонском пансионе. Сама она, тихая и незаметная, с усыпанным веснушками, предательски красневшим по каждому поводу лицом, служила предметом насмешек и издевательств одноклассниц, нюхом чуявших ее уязвимость и одиночество. Бедняжку довели до того, что она сбежала в Лексингтон, под крылышко к Джастину, бывшему в то время кадетом Виргинского военного института. С помощью их дяди Ноубла он сумел переправить ее домой. Лис Хелен гостила в Ройял-Бей так недолго, что не имела времени навестить Треверс-Хилл и познакомиться с Гаем.

До сих пор Лис Хелен вовсе не желала вернуться на восток, встретиться с безжалостными, равнодушными женщинами, которые заправляли в тамошнем обществе, доказать им и себе, что она ничем их не хуже.

— Конечно, — продолжала она с деланной веселостью, все еще ужасно смущенная тем, что пытается шутить насчет чего-то хрупкого и драгоценного, что таится в душе и что нельзя показывать никому постороннему, — в первый год розам придется нелегко, поскольку конского навоза явно будет не хватать.

— Значит, Гай и об этом тебе рассказал, — смеясь, выговорила Ли, тронутая описанием Треверс-Хилла, места, которого Лис Хелен никогда не видела. Сознает ли девушка, что только сейчас выдала самые тайные свои желания?

— В основном о лошадях, гончих и конюшнях, — призналась девушка, радуясь, что Ли не высмеяла ее сентиментальные рассуждения о Треверс-Хилле, чужом, в сущности, доме. — И ты, и Алтея часто говорили о Виргинии и о своей жизни там. Правда, Алтея никогда не упоминала о том, что было во время войны. И я знаю абсолютно все о Треверс-Хилле и семье Треверсов от Джоли и Стивена и из писем, которые получала мама от тети Юфимии. Мало того, я слышала даже о преподобном Калпеппере, то есть для меня нет секретов. Но я никому не выдам подробности твоих детских проделок, так что не беспокойся.

Весело улыбаясь, она повернулась к Стивену, пересекавшему двор с охапкой розовых черенков в руках.

Ли, не веря глазам, уставилась на него, вспоминая, как тот оскорбился, когда пришлось вскапывать огороды в поисках чего-нибудь съедобного, и сколько раз пришлось ему объяснять, что без этого им не пережить зиму! А вот теперь он тащит черенки с довольной ухмылкой на физиономии!

— Мисс Ли! — воскликнул он, мгновенно превращаясь в прежнего чопорного Стивена, распрямил плечи и стал лихорадочно оглядываться: очевидно, ему не терпелось поскорее сунуть куда-нибудь черенки.

— У Стивена просто дар садовника, — пояснила Лис Хелен, осторожно взяв у него черенки и уложив на кирпичи, которыми был вымощен двор. — Он хочет посадить черенки и растить, пока они не дадут первые благоухающие бутоны. Уже пять его черенков дали корни!

Стивен с довольным видом встретил вопросительный взгляд Ли.

— Джоли ужасно сердится на меня. Говорит, что я похож на потного грязного раба с плантации и что я просто спятил, но мне нравится запах роз. Напоминают мне Треверс-Хилл. Такие чудесные цветы и исполнены достоинства. Поэтому мисс Беатрис Амелия так их любила. Раньше у меня не имелось времени часто бывать в саду. Столько всяких дел! Да и не пристало это мажордому! И я ничего не знал о садоводстве, тем более что почти не выходил из большого дома. А тут заняться особенно нечем. Вот я и стал помогать мисс Лис Хелен. А теперь она учит меня, и так приятно видеть, как эти зеленые стебельки тянутся к солнцу! Теперь я, пожалуй, понимаю, почему Сладкий Джон так любил своих кобыл с жеребятами. Растил сильными и здоровыми. Ах, как я им гордился!

Он осторожно коснулся нежных лепестков белого бурачка и розового левкоя. Их сладкое благоухание напомнило Ли о теплых летних днях на родине.

— Мама всегда жаловалась, что никто из семьи не отличил бы луковицу от розы, если бы не запах. Она была бы счастлива, Стивен, — заверила Ли, отворачиваясь, прежде чем он успел что-то сказать: выражение его лица было достаточно красноречиво.

Оставив эту парочку и дальше копаться в земле, она вошла в дом и уже добралась до конца коридора, как увидела сидевшую на скамье Камиллу с платком, прижатым к дрожащим губам. Другая рука была скрыта складками шали. Завидев Ли, она быстро вытерла покрасневшие глаза и трубно высморкалась.

— Что случилось, Камилла? — встревожилась Ли, подбегая к ней и гадая, какая трагедия их постигла. — Надеюсь, это не Гил? Ему не стало хуже?

Камилла шмыгнула носом, пытаясь сдержать слезы.

— Нет, дорогая. Он еле ходит, но ничего страшного. По крайней мере хоть зубы остались целы, а ведь у него такая милая улыбка! Не пойму, как он умудрился свалиться с берега! Это все его большие ноги! Когда он вырастет, станет таким же высоким, как отец, Нейл… и Джастин, — докончила она, выдавив слабую улыбку. Ли уселась рядом и взяла ее руку.

— Так что случилось? — повторила она. — Ты больна? Может, помочь тебе добраться до комнаты?

— Это все Нейл, — едва выговорила Камилла, снова принимаясь всхлипывать.

— Что с ним стряслось? — ахнула Ли, поднимаясь.

— О нет, с ним все хорошо. Просто он сделал для меня такое… такое… Ах, как он добр, что подумал обо мне! Я и не представляла, что он может быть столь благороден. Люди плохо думают о нем из-за тех бед, что он перенес в детстве. А ему вроде все равно. Ему вредит стремление к одиночеству и излишнее высокомерие — фамильная черта Брейдонов. Жаль только, что его отец… но этому не суждено сбыться. Некоторые вещи и люди никогда не меняются, — пробормотала она скорее себе, чем Ли.

— Так что же, что он сделал? — тихо спросила Ли, обнимая трясущиеся плечи Камиллы.

— Прошлой ночью мы долго разговаривали, перед тем как он ушел к себе. Нейл нашел могилу Джастина. Мой мальчик похоронен в мирной маленькой деревушке в долине Шенандоа. Нейл сказал, что эта долина — прекрасный райский уголок, с зелеными холмами, журчащими ручейками, протекающими через рощи ив и сикомор, а на горизонте маячат голубые горы. Весной яблоневый цвет белым кружевом висит над! долиной, а осенью яблоки становятся алыми и золотыми. Нейл обещал, что когда-нибудь отвезет меня туда. А он всегда держит слово. Иногда я думаю, что жизнь была к нему несправедливо сурова и все же не ожесточила его. И теперь у него есть ты. Я так тревожилась, когда узнала, что он снова женился, но с первого же взгляда на тебя поняла: все будет хорошо. Его первый брак был несчастливым. Какая ужасная ошибка! А ты такая теплая и любящая! Я знала, что Нейл найдет с тобой счастье. Ты ведь любишь его, правда?

Ли судорожно сглотнула.

— Люблю…

— Я так и знала! Прочла вчера в твоих глазах. Любовь не скроешь!

Но любит ли он ее?

Ли со вздохом поцеловала Камиллу в щеку. Она права: Нейл может быть очень добр, если захочет. Вот и сейчас он утаил от Камиллы правду о долине Шенандоа. Армия Шеридана прошла через нее маршем, сжигая амбары, мельницы, поля, уничтожая все на своем пути. От долины мало что осталось, а о золотых и алых яблоках приходится только мечтать. Адам был прав в своих прогнозах, и Союз не позволил жителям долины поддерживать Конфедерацию плодами своей щедрой земли.

Камилла вынула из складок шали маленькую шкатулку и прижала к сердцу.

— Нейл привез горсть земли с могилы Джастина, — пояснила она, медленно поднимаясь на ноги. Сейчас она казалась ужасно усталой и обреченной.

Рассеянно потрепав Ли по плечу, она удалилась — маленькая поникшая фигурка. Столько родных и близких вокруг, но Камилла не найдет утешения у Натаниела. Уйдет к себе и будет печалиться в одиночестве.