Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Карл Ругер - Хозяйка Судьба

ModernLib.Net / Мах Макс / Хозяйка Судьба - Чтение (стр. 22)
Автор: Мах Макс
Жанр:
Серия: Карл Ругер

 

 


      Норна смерила Дебору недобрым взглядом и снова посмотрела на Карла. В этой грозной воительнице не осталось теперь и следа человечности, которая так или иначе присутствовала во всех ее «масках». Даже мгновение назад, она все еще была скорее женщиной, чем чем-то другим, но теперь… Возможно, она и в самом деле была богиней, как полагали ярхи? Или дочерью Луны?
      «В лучшем случае, внучкой», — поправил себя Карл, ведь четыреста лет назад она, судя по всему, была молодой и неопытной, а ярхи древняя секта, куда как более древняя, чем история четырех вековой давности.
      «Нет, не богиня, — решил он. — И ведь она должна знать, что магия на меня почти не действует».
      И в этот момент, как будто исчерпав тему разговора, и не желая длить его более, Лунная Дева положила руку на украшенную рубинами и изумрудами рукоять своего меча. Впрочем, клинок ножен пока не покинул, так что оставалась возможность спросить ее о главном и, возможно, получить ответы, пусть не на все, но на многие тревожившие Карла вопросы. Однако движение Норны имело не только символическое, но и вполне практическое значение. Оно означало, что впервые в своей жизни Карлу предстояло скрестить свой меч с женщиной.
      Он давно уже перестал быть тем наивным юношей, который восемь десятилетий назад покинул Линд. Он знал теперь, разумеется, что женщины могут быть не только пленительны, но и коварны. Он понимал, что и врагами они могут быть, и не просто врагами, а такими, перед которыми меркнет вся известная мужская ненависть и жестокость. Жизнь давно уже научила его и тому, что убивать тех, кто желает тебе смерти, вполне естественно, а часто и необходимо, будь твой противник мужчиной или женщиной. Но драться с женщиной на мечах?! Такой оборот дел смущал Карла не на шутку. Он просто не был к этому готов. Ведь кавалерами не рождаются, ими становятся. И труд это не меньший, чем постижение таинств мечного боя. Однако, став кавалером однажды, перестать им быть невозможно. А может ли кавалер поднять руку, вооруженную мечом — символом рыцарства, на женщину, являлось вопросом, на который до этого мгновения у него был только один и притом вполне ясный ответ.
      Даже тогда, когда в первый и пока единственный раз в своей жизни, Карл поразил своим мечом колдунью, посланную Даниилом Филологом за его жизнью, даже тогда не известно, как бы он поступил, не будь одурманен ядом негоды. И все-таки, желал он того или нет, ему предстояло сразиться с Норной, потому что иначе должен был умереть он сам. И, следовательно, не он один. А Норна… Что ж, Норна ведь его уже убивала, и не ее вина в том, что тогда он выжил. Убила бы и во второй раз, и в третий, если бы только смогла. Просто пока не смогла. Вот, в чем дело. Однако, судя по всему, история их отношений, так и не ставшая пока понятной Карлу до конца, явным образом подошла к концу. Норна вновь обрела свое могущество и, вероятно, не с проста опоясана мечом, но…
      «Взявшийся за меч — воин», — таков был суровый закон всех без исключения земель, в которых Карлу довелось до сих пор побывать, а был он, кажется, везде.
      И меч для боя Норна приготовила особый. Карл понял это сразу же, как только увидел его рукоять, хотя до того видел только два таких клинка: свой и тот, что носил за спиной Конрад Трир. Два меча, три меча… Впрочем, был еще один меч, тот, который показало ему Зеркало Ночи. И все они были разными. Разнились клинки, их длинна и форма, отличались украшения эфеса и рукояти, хотя у всех трех они были великолепны, если не сказать, роскошны. Однако как бы ни отличались эти мечи, всех их роднило нечто особое, что жило внутри них самих, существуя, словно душа в теле. Нечто такое, чего не было и не могло быть ни в каком другом оружии. Что-то такое, что Карл затруднился бы облечь в слова, но что, несомненно, присутствовало в каждом из них, просто потому, что он это чувствовал. И, как оказалось, не только он. Узнал родную сталь и Убивец. И Синистра содрогался сейчас от необходимости сойтись в схватке с одним из «своим». Однако судьба не оставила им выбора, ни Карлу, ни его мечу, и кинжалу, висевшему сейчас на поясе Деборы. Не они решали, чему быть, а чему — нет.
      «Откуда он у нее?» — Этого Карл, разумеется, не знал и предполагал, что так никогда и не узнает, как не узнал, например, откуда взялись у него самого, того, каким предстал он в Зеркале Ночи, другой меч и другой кинжал.
       Шарки Нош, так их звали, но тайна их происхождения так и осталась для него тайной.
      Шарк… Безжалостный… Нош… Второй…
      Это была едва ли ни единственная неизвестная Карлу подробность той не прожитой, на самом деле, жизни, которую показало ему проклятое зеркало. Тайна, которую оно Карлу так и не открыло, и, видимо, неспроста. Ведь у этих мечей особая судьба и открывается она — если все-таки открывается — только тому, кого выбирает сам меч.
      — Как зовут твоего красавца? — Спросил он вслух.
      — Рин. — Скрывать ей было нечего, это был ее меч.
      «Лютый… Что ж…»
      — В чем смысл нашей вражды? — спросил он тогда.
      И в самом деле, что сделало их поединок неизбежным здесь и сейчас? За все годы их знакомства, убить Карл возжелал лишь одну герцогиню Цук, но и та давняя история теперь уже ничуть не волновала его кровь. Было, и прошло. Ни ненависти, ни кровавого долга уже много лет не существовало в его сердце. И если бы не сама Норна, не гибель Леона, и не покушение на жизнь его любимой, Карл вполне мог предоставить Лунную Деву и ее ярхов их собственной судьбе. Однако знала ли об этом она сама? Может быть, и знала, но дело ведь было в другом. София Цук не испытывала к Карлу Ругеру ни ненависти, ни любви. Ей просто нужен был его меч. И как знать, не из-за Убивца ли погиб маршал Гавриель? Ведь вдова кондотьера Нериса, Галина, не покинула императорскую ставку и в то время как раз находилась неподалеку от Гавриеля и его меча.
      Судя по всему, не желала ему смерти и Клавдия. Той тоже всего лишь нужен был его меч, и, возможно, хотя и не обязательно, сам Карл. Живой… Во всяком случае, так утверждала интуиция. Что же изменилось теперь? Только ли злополучный бросок Костей Судьбы был виной нынешнему их противостоянию?
      — В чем смысл нашей вражды? — спросил Карл.
       За что ты так меня ненавидишь? — означал его вопрос.
      — Ты попытался разрушить мой план, — с неожиданным равнодушием ответила она, и Карл понял, что теперь — желает он того или нет — поединок их неизбежен. Норна все, что ее интересовало, узнала, и сказала все, что хотела сказать. Для нее все уже было решено, и разговор — если это все-таки был разговор — потерял интерес. Она вошла уже в боевой транс, отрешившись от чувств, которые могли помешать ей в бою, и, значит, дороги назад для них двоих не было.
      — На вершине пирамиды слишком мало места, — с этими словами она обнажила свой меч, и время остановило свой ход.

9

       Это был очень трудный бой.Самый сложный поединок из всех, которые провел Карл за всю свою долгую жизнь. Но и то сказать, с таким противником судьба свела его впервые. Норна была великолепна. Она была стремительна и непредсказуема, а ее техника фехтования — изысканно отточена.
      Первой атаковала Лунная Дева. Сверкнул, разрывая пространство и время, ее клинок, и скошенное острие Рина практически мгновенно оказалось напротив его сердца. Выпад был стремителен и совершенно непредсказуем, настолько быстр и настолько оторван от сиюминутного состояния Норны, что Карл едва его не пропустил. Он смог уклониться, качнув тело назад и в сторону, но в самый последний момент, и парирующий удар Убивца оказался не так точен, как должно, и много слабее, чем можно было ожидать. Клинки скрестились, и боль Убивца, встретившего грудью волну холодной ненависти, с которой шел в бой Рин, прошла мгновенной вспышкой смертельного пламени по руке Карла, ударила в сердце, уцелевшее благодаря едва ли осознанной реакции тренированного тела, и заставила откликнуться напряженные нервы. Боль была ужасна, но тратить на нее время и силы Карл не мог. Он остановил движение своего меча, резко изменив его положение в пространстве, и парировал второй удар Норны, но только затем, чтобы оказаться вынужденным тут же отразить третий. Предугадать ее удары Карл не мог, как не смог бы, по-видимому, и упредить. Ее скорость оказалась выше всего, о чем ему приходилось слышать, рука необычайно крепка, а драться Норну, по всей видимости, учил кто-то из обитателей Высокого Неба. Но если Карл не мог за ней угнаться, то и пытаться не стоило. Можно ли предугадать игру бликов на текучей воде? А обогнать ветер? И тогда он рывком взбросил свое сознание на «пятую ступень», до которой впервые добрался всего лишь полгода назад и тоже не без участия блистательной Норны, и стал «зеркалом». И с этим уже ничего не могла поделать она, потому что зеркало тем и примечательно, что с легкостью отражает любое совершенство.
      Теперь поединок мог продолжаться вечность, что, конечно же, было невозможно, потому что когда-нибудь у одного из них первым должны были иссякнуть силы, и, тогда, второму останется всего лишь добить утратившего былую мощь врага. Ну а пока, Норна атаковала, а Карл «отражал». Двигались они быстро, молча ведя свой во всех смыслах последний бой. Звенели, нанося и принимая удары, их мечи, и «кричала» от боли и ненависти зачарованная иными древняя сталь. Однако время в Карле-зеркале постепенно умеряло свой бег, и по мере того замедлялось его личное время, движения Норны становились все более плавными. Они были изумительно красивы и гармоничны, ими можно было любоваться, но, обретая изящество танца, они утрачивали свою смертоносную суть. И, наконец, наступил момент, когда паузы между переходами ее меча из одной позиции в другую стали такими длинными, что Убивец легко прошел сквозь прореху в очередной связке, и безошибочно пробил прямо в сердце Норны. Заговоренная броня оказалась бессильной защитить ее плоть, и острее меча поставило точку там, где, возможно, могло стоять многоточие.
      Норна отшатнулась и вскинула руки, выпуская из них бесполезные уже меч и кинжал, сделала шаг назад — лицо ее выражало растерянность, но взгляд черных, как ночь глаз, стремительно тускнел — постояла секунду и, наконец, опрокинулась назад, падая навзничь. Все было кончено. И победа снова принадлежала Карлу. Он опустил было окровавленный меч, но времени, чтобы прочитать над врагом поминальную молитву, у него не было. Кругом кипел бой…
      Это был трудный бой, жестокий и беспощадный. Враги были многочисленны и сильны, и, если Карла берегла Судьба — или, быть может, договор заключенный им с Моттой — то никто другой из его друзей не был заговорен от раны и смерти.
       Это был трудный бой. Это будет трудный бой, последний для Норны, Августа, Конрада и Деборы…

10

      — На флейте, не имеющей отверстий, играть всего труднее, — сказал Карл, и Норна остановилась, так и не обнажив свой меч.
      — Что ты имеешь в виду? — Спросила она удивленно. По-видимому, что-то в словах Карла заставило ее остановиться. Смысл или интонация?
      — Договор с Моттой заключен, — ответил Карл. — Ты просто не сможешь меня убить, даже если убьешь всех до единого моих друзей. Их смерть причинит мне боль, это так. Но не смерть. Мотта уже выбрала того, кто откроет Врата, и теперь никакой замены не примет. Зачем же тогда все? Зачем погибнут мои друзья, если вместе с ними из мира навсегда уйдут ярхи и их богиня? Не знаю, чего ты ждала от власти над Моттой, но Мотта совсем не то, что ты думаешь.
      Он говорил все это, даже не задумываясь над тем, откуда пришли к нему все эти слова и смыслы. Но он знал, что все так и обстоит, и Лунная Два, как бы много ни узнала она о Мотте за долгие годы своих упорных поисков, так и не смогла разгадать самую главную тайну той зловещей ловушки, в которую угодил он сам. Не знала, не поняла, не «увидела». И, кажется, сейчас Норна тоже ощутила жестокую правду его слов.
      — Ты не лжешь, — сказала она голосом, враз утратившим свою силу. — Но… Мне нужны доказательства.
      — Хорошо, — согласился Карл, доставая из внутреннего кармана футляр из шагреневой кожи. — Это то, за что ты убила моего друга. Леон из Ру вез это мне.
      Карл сделал шаг вперед навстречу шагнувшей Норне, и протянул ей футляр. Пальцы в стальной кольчатой перчатке приняли расшифрованное предсказание Женевского Безумца, но Норна не торопилась раскрыть футляр и достать пергамент. Она стояла, держа драгоценную рукопись, бесценную не только потому, что содержала в себе одну из величайших тайн эпохи, но и потому, что за три века, прошедших с тех пор, как пришло оно в мир, расшифровать это пророчество смог только один человек, заплативший за свой талант жизнью.
      — Ты его не открывал…
      — Открой ты, — предложил Карл, который и в самом деле вспомнил о завещании Мышонка только сейчас.
      — Ты знаешь, что там? — недоверчиво спросила Норна.
      — Теперь знаю, — ответил Карл.
      Она открыла, наконец, футляр, достала из него пергамент и стала читать. Луна светила ярко, но Карл догадывался, что нынешняя Норна смогла бы прочесть исписанный мелким убористым почерком документ даже в кромешной тьме.
      — Прочти! — Предложила Лунная Дева, возвращая ему пергамент.
      — Я в чем-то ошибся? — Спросил Карл, принимая от нее рукопись Леона.
      — Нет. Уходи! — Ответила Норна и, повернувшись, пошла прочь сквозь расступившиеся ряды своих бойцов.

11

      — Ты снова сделал, что-то такое, чего я не понимаю, — Виктория была первой, кто заговорил с тех пор, как они покинули Ляшну и вернулись сквозь Зеркало Ночи обратно в зал Врат.
      — Карл! — Дебора была испугана и, вероятно, не напрасно. Сейчас Карл чувствовал себя так, как будто бой в капище ярхов все-таки произошел и при том именно так, как нарисовало ему его воображение. Он был измотан до последней крайности, а душа его проливала кровавые слезы, как если бы Дебора, Август и Конрад и в самом деле были убиты в этом не состоявшемся сражении. Впрочем, в голосе Деборы ему послышалась не только тревога о нем. Было в ее голосе еще что-то…
      — Должен признаться, — сказал неожиданно Конрад. — Что смерть оказалась весьма волнующим опытом, но переживать его во второй лучше так, чтобы уже не возвращаться.
      — Спасибо, Карл, — добавил он через мгновение. — Как вы понимаете, мне было бы больно оставить Валерию одну. Тем более, теперь.

Глава 10
Цейр

1

      Что есть жизнь? Дыхание, слово, случайный взгляд и сложный орнамент судьбы, в котором не случаен ни один штрих. Ткачи вечности не ведают усталости и лени, любая мысль, каждый поступок, слово, оброненное второпях, и мимолетное чувство, испытанное и тут же забытое за суетой дел насущных, все находит свое место в рисунке судьбы. И случайное становится закономерным, а предопределенное воплощается в стечении необязательных обстоятельств. Однако для того, кто идет сквозь вечную неопределенность жизни, создавая себя, каждым своим даже самым маленьким шагом, и одновременно воплощая в нем же промысел Хозяйки Судьбы, жизнь есть лишь миг настоящего, возникающий на фоне угасающего прошлого, как вспышка кометы на темном бархате ночи, расцвеченном звездами самых ярких воспоминаний. Впрочем, смысл этого мгновения становится очевиден — если этому вообще суждено когда-нибудь сбыться — лишь тогда, когда будущее находит ему особое, лишь ему одному присущее место в уже сложившейся мозаике прошлого. И тогда не важно, сияет ли это мгновение подобно солнцу или луне на небосклоне судьбы, или стало еще одним кусочком темной или светлой смальты, из которой выложен фон былого, подчеркивающий яростное сияние других мгновений. Это мгновение человеческой жизни, неотъемлемая часть рисунка судьбы.
      В Линде он встретил Эфраима. Встреча была по видимости случайной, если, конечно, после заключения договора с Моттой, в жизни Карла еще оставалось место случайностям. Но засада, устроенная в городе его врагами, случайной не была. Даниил безупречно вычислил все те места, где мог появиться Карл, и сделал все, что было в его силах, в условиях жестокой нехватки времени. И не его вина, что охотники оказались слабее дичи. Впрочем, возможно, все дело было в том, что Карл себя дичью никогда не считал? Возможно. Но, возможно, так же и то, что Даниил не понял — просто не мог понять — по какой именно дорогеидет теперь человек, на которого он задумал устроить охоту. Линд, Ругеры, послание Евгения… И ночь, проведенная в случайной гостинице с той, кто изменил его жизнь больше, чем кто-либо другой за все сто лет, что шел он дорогой своей судьбы. Любовь, верность, долг, который не выплатить никогда, но который, возможно, удастся исполнить так, как повелевает душа, не отделимая от незнающего покоя и пределов художественного чувства.
      А в Семи Островах, Карл с Конрадом и Августом, не испытав ни малейших затруднений, незамеченными покинули замок князя Семиона и смогли, затем, точно так же в него вернуться. Реальны ли были эти два события? Нет. Они были крайне маловероятны даже притом, что их проводником был бывший лейтенант княжеской дружины. Не для того строятся замки и заводятся дружины, чтобы чужаки незамеченными проходили сквозь многочисленные караулы. И ведь на улицах города они тоже не встретили ни одного знакомого. Случай? Благорасположение небес? Что? Однако, и то правда, что, если и впрямь не Хозяйка Судьба, а древняя магия Перекрестка торила теперь его последнюю дорогу, то делала она это с одной лишь целью, позволить тому, кто был частью договора, выполнить его до конца. Мотта не была разумна, это Карл понимал теперь со всей определенностью. Она лишь расчищала путь, но что делать или не делать на этом пути, зависело только от него одного. Он сам выбрал Сдом, и сам определил, с кем и о чем говорить в этом ненавистном ему городе. Это было его решение, его выбор. И это была его собственная дорога, одна из тех — хотя, возможно, и последняя — которыми он шел всю свою жизнь. А Мотта… Что ж, Мотта являлась пока всего лишь еще одним жизненным обстоятельством — таким, как время года, погода или рельеф местности — которые и всегда присутствуют на дороге, какой бы она ни была, короткой или длинной, первой или последней. Присутствуют, но ничего не определяют, потому что, в конечном счете, последнее слово всегда остается не за ними, а за тем, кто идет.
      И на Каменной Ладони, куда они пришли, казалось, для того только, чтобы отдохнуть и поесть, не оказалось ни одного живого человека, но зато присутствовали тени тех, с кем хотел бы теперь встреться Карл. Прошлое ведь тоже обстоятельство жизни, и память не только груз на плечах, и, возможно, поэтому в Ляшне, где их все-таки ждали, смертельная схватка разыгралась только в воображении Карла, но кровь не пролилась. Что это должно было означать? Возможно, Карл еще долго предавался бы размышлениям на эту тему, но интуиция подсказала ему очередной ход, и художественное чувство этого шага не отвергло.
      «Гаросса, Цейр… Цейр, Гаросса…» — и память, сохранившая мельчайшие детали несостоявшегося боя с ярхами…
       Не прожитая жизнь, увиденная им в Зеркале Ночи, не случившаяся смерть, нарисованная его собственным воображением в Ляшне… Подсказка была очевидна, как и выводы, следующие из нее.
       Но в Гароссе нам пока делать нечего, а Цейр… Даже не знаю, имеет ли нам смысл туда идти. Однако все может быть, а может и не быть. Эти слова сказал он сам, но человек на то и человек, чтобы принимать решения и исполнять, коли считает их правильными.
      «Свобода воли… Неопределенность и непредопределенность…»
       Гаросса и Цейр… Цейр или Гаросса?
      «Разумеется…»
      Его, не ведающее покоя, воображение нарисовало картину будущего настолько яркую и подробную, что художественное чувство лишь отступило с поклоном в сторону, позволяя холодной логике подтвердить безупречность принятого им решения.

2

      — Нет, — покачал головой Карл. — На этот раз я пойду один. Так надо.
      — И ты не скажешь, почему. — Дебора не спорила и не спрашивала, она размышляла.
      — Не стоит, — покачал головой Карл.
      — Если вы уверены, что это необходимо, мы подождем вас здесь. — Странно, что эти слова произнес Конрад Трир, но, возможно, сейчас именно он «чувствовал» Карла лучше других.
      — Ждать долго не придется, — Карл перевел взгляд на по-прежнему горящий, но не сгорающий факел, лежащий на мозаичном полу у противоположной стены. — Всего лишь несколько мгновений, дамы и кавалеры. Время течет снаружи, здесь оно неподвижно.
      — Хорошо, — неожиданно согласилась Дебора. — Но с тобой пойдет Август.
      «Август…»
      Эта женщина умела соглашаться. Однако изменения, начало которым положила случайная встреча на Чумном тракте, были очевидны. Сначала исчезла, растворившись в воздухе той весны, золотоволосая и голубоглазая Дебора, и из мрака ужаса и обреченности под Голубой Купол вернулась сероглазая и русая принцесса Вольх. А теперь — буквально в последние дни — в ней начала проступать новая, еще не знакомая Карлу, но уже угадываемая его художественным чувством, женщина. Великая господарка Нового Города умела не только соглашаться с разумными с ее точки зрения решениями других, но и принимать свои собственные, объяснять которые Дебора, как и сам Карл, не всегда полагала нужным.
      «О, да, — он вполне оценил и ее слова и то, каким тоном они были сказаны, и особый взгляд серых бездонных глаз не остался незамеченным. — О, да, ты станешь великой повелительницей. Можешьстать».
      И в этот момент — звук ее голоса еще не успел раствориться в наполненном серебристым сиянием воздухе зала Врат — Карл увидел будущее, каким оно может стать, когда Хозяйка Судьба положит предел его собственной дороге. Он увидел Дебору, сухие глаза которой не знали слез, а сердце сострадания и пощады. В холодной душе этой суровой женщины не осталось ничего, кроме льда и стали, и только их можно было теперь увидеть во всегда спокойных, напоминающих о выстуженных лютыми ветрами просторах севера, глазах императрицы Яр.
      «Ты будешь… Ты можешьстать…»
       Кем? Чем?
      Нойоны будут разбиты, повержены будут враги, и жестокая месть сотрет с лица Ойкумены целые города… Прольется кровь, и вспыхнет жестокий огонь… Такой империи и такой власти под Голубым Куполом не видели со времен Трейи. Вот только картина, нарисованная его, не ведающим пределов воображением, Карлу не понравилась. В ней были величие и особая жестокая красота, но сердце не принимало ни такой Деборы, ни такой империи, ни таких наследников. Их было двое, неразлучных, словно близнецы, могущественных и смертоносных, как зимние шторма, пустынные бури, или сотрясения земли, и таких же божественно равнодушных. Его сын, Карл Яр, так удивительно похожий на него самого, если не считать серых глаз матери, и его внук, Теодор Трир, пронзительно синие глаза которого смотрели на мир с холодным интересом хищника, вышедшего на большую охоту…
      — Хорошо, — сказала Дебора. — Но с тобой пойдет Август.
      — Август? — Карл коротко взглянул на так неожиданно появившегося в его жизни взрослого внука, скользнул взглядом по остальным своим спутникам, не принимавшим сейчас участие в разговоре, и решил, что предложенный Деборой компромисс — единственный, на который он сможет пойти.
      — Хорошо, — сказал он, внимательно глядя ей в глаза, и размышляя над тем, каким образом Дебора угадала того единственного человека, для которого Карл мог сделать теперь исключение. — Я возьму с собой Августа.
      — Надеюсь, ты не против? — Спросил он, оборачиваясь к Лешаку.
      — Нет, — коротко ответил Август, подходя ближе к Карлу, как будто опасался, что тот может внезапно передумать. — Вы же знаете, Карл, я никогда не против.

3

      Цейр старый город. Однако холм, на котором он стоит, и того древнее. Некоторые вообще полагали, что какой-нибудь город стоял здесь с начала времен, так что каждый следующий отстраивался на руинах предыдущего, пока на правом берегу Данубы не возник этот большой пологий холм, застроенный теперь от подошвы до вытянутой с севера на юг просторной вершины. Так ли это, Карл, разумеется, не знал, но то, что под фундаментами многих городских построек похоронены следы какого-то трейского города, даже сомневаться не приходилось. Ведь в Цейре и до сих пор стояло несколько зданий, совершенно очевидно построенных отнюдь не нынешними обитателями этих земель. И одним из этих строений являлся дворец Ноблей. Впрочем, от первоначального дворца — никто, однако, не мог с уверенностью утверждать, что во времена империи это был именно дворец — осталось совсем немногое. Массивный, глубоко уходящий в недра холма фундамент, сложенный из грубо обработанных валунов, которыми и теперь была усеяна вся долина Данубы, и часть северной стены, выложенной из тщательно отесанных гранитных блоков. Но главным, в данном случае, был, разумеется, древний фундамент, потому что Дверь из зала Врат открывалась именно там, в одном из самых старых и глубоких казематов дворца, упрятанном едва ли не в самом сердце холма.
      Дворец Ноблей давным-давно не являлся дворцом в полном смысле этого слова. Это роскошное, но несколько запущенное еще во времена империи Яра здание уже лет триста являлось местом, куда властители Цейра помещали различные государственные учреждения, которые следовало держать поближе к себе. Сейчас здесь размещались Имперский Нотарион, Казначейство, и собственно палата Ноблей, из-за которой дворец и получил свое нынешнее название. Но ни нобли, ни казначеи, ни нотарии здесь не жили, и поэтому в восьмом часу вечера, в здании не оказалось ни единой живой души. Во всяком случае, проходя по погруженным в глубокий сумрак коридорам и лестницам, Карл и Август никого не встретили, так что и таиться им совершенно не пришлось. Ну, а как выйти из хорошо охраняемого дворца, Карл, бывавший здесь в былые годы не раз и не два, знал лучше многих других. Крошечная дверца, такая узкая и низкая, что сквозь нее пришлось буквально протискиваться, была врезана в стену цокольного этажа на южной стороне здания, и открывалась в узкий нежилой переулок, образованный двумя глухими стенами, дворца и куртины, разделяющей верхний и нижний город.
      Прикрыв за собой дверь — запиралась она только изнутри — и, миновав длинный кривой переулок, они вышли на площадь Империи, украшенную четырьмя восьмигранными колоннами с венчающими их символами сторон света, Орлом, Львом, Вепрем и Зубром, пересекли ее по краю, прошли по короткой улице Граверов, где, наконец, встретили первого живого человека — старую прачку, волокущую на спине огромную корзину с грязным бельем — и оказались на задах императорского дворца. Здесь, у литых чугунных ворот, в пятнах света, отбрасываемого горящими факелами, стояли двое караульных, даже не взявших свои алебарды на изготовку, когда к ним, неожиданно вынырнув из тьмы, подошли Карл и сопровождающий его в нынешнем путешествии Август. Что и говорить, другие времена, другие люди. Одно название, что императорская гвардия.
      — Офицера! — Коротко приказал Карл, и демонстративно вытащил из кармана трубку, которую набил еще в Сдоме, но так до сих пор и не раскурил.
      — Что скажешь, Август? — спросил он, выбивая кресалом искру.
      — Двадцать пять плетей, — пожал плечами капитан и тоже достал трубку.
      — Хочешь выпить?
      — А что у вас?
      — А тебе не все равно?
      — Вообще-то все равно, — усмехнулся Август, выпуская клуб табачного дыма. — Но я учусь быть знатной персоной.
      — Еще научишься. — Карл отстегнул от пояса кожаную флягу, которую предусмотрительно наполнил, еще находясь в гостях у Игнатия, и протянул Августу. — Держи, это абрикосовая водка, и запомни в доме Великого Мастера даже слуги не едят, и не пьют, что попало.
      — Да, — подтвердил через несколько секунд Август. — Хороша. А то как-то знобко тут, хотя вроде бы и юг.
      — Ну, до настоящего юга отсюда еще далеко, — возразил Карл и на мгновение припал к фляге. — Но, — продолжил он после того, как крепкая ароматная водка пролилась в его желудок. — И на юге ночами бывает холодно. Даже летом.
      Время за разговором прошло незаметно, и не успели они докурить свои трубки и допить водку, которая действительно оказалась весьма к стати, как в стене рядом с воротами открылась деревянная калитка, и перед Карлом появился запыхавшийся лейтенант. Трудно сказать, что именно сказал ему стражник, но, судя по всему, впечатление, произведенное на него появлением Карла и Августа, было таково, что офицер всю дорогу от дворца до ворот бежал, а не шел, как следовало бы ожидать от лейтенанта гвардии.
      — Я граф Ругер, — не здороваясь, представился Карл, как только офицер остановился прямо перед ним.
      Как видно, его здесь ждали.
      — Прошу следовать за мной, господин граф, — низко поклонился гвардеец и, не задерживаясь ни одной лишней минуты, повел их с Августом во дворец.

4

      Ну, что ж, Дмитрий свое обещание выполнил до конца. Он ждал Карла и дождался. Увидел его — в тусклых, «глядящих на ту сторону» глазах уходящего вспыхнул неожиданно яркий огонь — и даже сделал попытку улыбнуться, но бледные, восковые губы старого императора лишь беспомощно дрогнули, и на них появилась пузырящаяся слюна, вытолкнутая последним судорожным выдохом. Тело Дмитрия напряглось, глаза распахнулись во всю ширь, и все кончилось. Мышцы расслабились, чтобы уже вскоре окончательно окаменеть, глаза потухли, а рот раскрылся, и из него на подбородок вытекла короткая струйка слюны…
      Карл низко поклонился мертвому императору, и отступил в сторону, предоставляя возможность слугам заняться усопшим.
      — Ваша светлость! — Тронул его за рукав высокий сутулый старик, длинные седые волосы которого, лежащие на опущенных плечах, отдавали болезненной желтизной. — С вашего позволения, я Александр Ной, Первый Нотарий Городской Общины Цейра. Не будете ли вы так любезны, проследовать за мной?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27