Болтовня сотрудниц “Конспираси косметике” о рекламщиках, менеджерах, стилистах, визажистах и бог знает о ком и о чем еще продолжалась, поэтому Галина позволила себе расслабиться. Она с удовольствием подумала об огромном номере в отеле “Времена года” и о потрясающем танцевальном зале отеля. Когда она заглянула туда, рекламные агенты, рабочие, инженеры, бесчисленные ассистенты даже не заметили ее, настолько они были заняты установкой и оборудованием стендов, каждый из которых должен был представлять потребителю новые образцы продукции “Конспираси косметике”. Она злорадствовала при мысли о том, как все эти люди сейчас выбиваются из сил, потому что работа их далека от завершения, а час, когда в зал будут допущены представители прессы, все ближе и ближе.
      Уже в который раз Галина предвкушала настоящее торжество. Примерно с двенадцати часов дня она официально станет лицом компании “Конспираси”. Именно на нее компания возлагает свои надежды на процветание в двадцать первом веке. Она сама все еще до конца в это не верила, до сих пор не свыклась с мыслью, что очень скоро станет знаменитостью, хотя Макс и Марибет Куртини уже пять дней убеждали ее, что это именно так. До этого дня Галина Казимир была всего лишь частым гостем, в особенности после Каролин, в усадьбе Макса Романова в Малибу, где все ее считали красивой и загадочной женщиной, с которой у Макса Романова – возможно – завязался роман. В прошлом ей практически не случалось оказываться в центре внимания широкой публики. В восьмидесятых она два-три раза выступала в качестве модели, однажды сыграла эпизодическую роль в мыльной опере, и как-то ее имя появилось в газетах в связи с происшествием в Венеции, после того как, возвращаясь из ночного клуба, она подверглась попытке изнасилования.
      Галине не было нужды работать, поскольку дед Макса не обошел ее стороной в своем завещании. Сколько Галина себя помнила, старик Романов всегда оказывал ей и ее бабке, графине Катерине, материальную поддержку, благодаря чему Галина смогла получить образование в привилегированном пансионе в Англии, в графстве Глостершир, а ее бабка могла позволить себе купить роскошный, великолепно обставленный дом в центре Лондона, а в последние годы жизни лечиться у лучших врачей с Харли-стрит. Михаил Романов был настолько щедр, что Галине не раз приходила в голову мысль, что старик был тайно влюблен в русскую графиню. Макс сомневался в этом.
      – Ну-ка, милая, скажите “о-о-о”. – Голос Мими вернул Галину к действительности.
      Мими щелкнула пальцами, и ассистентка тут же подала ей губную помаду.
      – Не розовая, надеюсь? – скривилась Галина.
      – Розовато-лиловая, – отозвалась Мими. – Эй, потише, пожалуйста! – крикнула она, обращаясь к своим сотрудницам. – А теперь, милая, не шевелитесь. На вас смотрит начальство.
      Галина невольно повернула голову и увидела Марибет Куртини, менеджера по продаже на западном побережье, и Пегги Уилсон, первого вице-президента компании, ответственного за связи с общественностью и рекламу.
      – Марибет! – воскликнула она. – Ты давно здесь? – Мими снова заставила ее откинуться на подголовник, и Галина жалобно проговорила: – Она меня тиранит! Даже шевельнуться не дает. А если она немедленно не уберет руку с моего горла, я закричу!
      – Сидите тихо, – укротила ее Мими.
      Марибет рассмеялась. Ей-то было известно, что с того самого мгновения, как Галина и Мими были представлены друг другу, между ними установились своеобразные взаимоотношения, предполагавшие непрерывные шутливые перепалки.
      – Как ты себя чувствуешь? – спросила она у Галины.
      – Моей кротостью здесь злоупотребляют, – откликнулась та. – А еще я горю от нетерпения, хотя и нервничаю. И злюсь на Макса за то, что он уехал в Нью-Йорк.
      Марибет улыбнулась. Она, как всегда, сохраняла спокойствие. Ее курчавые, коротко подстриженные и подкрашенные хной волосы были аккуратно уложены, а тщательно подобранный макияж заставлял гадать о ее возрасте. На самом деле ей исполнилось пятьдесят три.
      – Ты наверняка помнишь Пегги Уилсон, – сказала она, поворачиваясь к стоявшей с ней рядом золотоволосой блондинке в изысканном костюме от Донны Кейран.
      – Ну конечно, помню. – Галина улыбнулась. – Здравствуйте, Пегги. Как там дела внизу?
      Слегка подкрашенные веки Пегги на миг опустились. В этой женщине чувствовалась незаурядная воля.
      – Мы сейчас туда пойдем, – решительным тоном ответила она. – Только одно хочу сказать: Галина, вы наверняка волнуетесь перед первым испытанием. Не стесняйтесь, делитесь с нами переживаниями. Так вам будет легче. Не забывайте, мы все будем с вами. Мы приложим все силы, чтобы помочь вам, потому что вы необыкновенная женщина, мы все вас очень любим, желаем вам успеха и верим, что вы способны внушить всему миру веру в “Конспираси”.
      – О-о-о… – протянула Мими, приготовившись вновь начать орудовать губной помадой.
      – Пегги, думаю, тебе стоит покинуть нас на некоторое время и еще разок прорепетировать, – сказала Марибет; в ее карих глазах вспыхнули веселые искры.
      – Ах черт, наш малыш идет, – тихо проговорила Мими. В комнату вальяжной походкой вступил Корнелиус, парикмахер Галины. – Мы еще не готовы, мой сладкий.
      Корнелиус приложил указательный палец к щеке и вымолвил:
      – Передо мной Венера. Тебе понадобилось три часа, чтобы сделать из этой женщины Венеру?
      – Уберите его отсюда, иначе я сделаю то, чего мне больше всего хочется, – пробормотала Мими, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Галина, я понимаю, трудно не воспарить в небеса, когда ваши губы приобрели такой изумительный оттенок, но постарайтесь все же не пускать слюни. Это некультурно.
      Марибет захихикала и проводила взглядом вышедшую из комнаты Пегги.
      – Приготовьтесь, пожалуйста, сейчас вы услышите плохую новость: к нам приехала Сюзан Травнер.
      С кровати, на которой лежала, скрестив руки на груди, Верена, раздался вопль:
      – Отрава? Ее-то кто позвал?
      – Она делает репортаж для “Энкуайера”, – пояснила Марибет и повернулась к Галине. – Напоминаю тебе про наш вчерашний разговор, – сказала она. – Пегги и ее ребята нужны для того, чтобы отбояриваться от вопросов, на которые ты не захочешь отвечать. Такая ситуация весьма и весьма вероятна, когда в зале сидит Сюзан Травнер. – Дверь за ее спиной открылась, и в комнату вплыл огромный букет белых роз. – Криста, это ты принесла?
      Марибет оглянулась, ожидая увидеть за цветами свою секретаршу.
      – Нет, солнце мое, это я, Ула, – откликнулась задыхающимся голосом личный секретарь Макса. – Кто-нибудь, возьмите, пожалуйста. Я чуть не сдохла, пока пробиралась среди этих кабелей. Ну почему, скажите на милость, они не используют “Теде-флору”, как все цивилизованные люди? Галина, дорогая, как у вас дела? Макс велел мне передать вам эти розы вместе со своей любовью и сказать, что он будет смотреть церемонию на видео в “Праймэр”. И после этого сразу вам позвонит. А можно чашечку кофе?
      – Мими запрещает мне кофе, – ответила Галина, – но если вы где-нибудь найдете, я с удовольствием составлю вам компанию. Кто там массирует мне ноги? Здорово! Ногти уже высохли? Я чувствую какой-то зуд.
      – Где? – осведомилась маникюрша, устраивая руки Галины на подлокотниках кресла. – Хотите, я вас почешу?
      – Ухо чешется.
      – Вот, держи. – Мими протянула маникюрше ватную палочку. – Верона, ты показала Марибет платье?
      – Я его вчера видела, – сказала Марибет. – Замечательное платье. Мими, по-моему, лак на ногтях темноват.
      Мими бросила на нее устрашающий взгляд, и Марибет поспешила отступить:
      – Нет-нет, все хорошо. Наверное, тень так легла… – Она посмотрела на часы. – У вас еще сорок пять минут.
      – Корнелиус! – рявкнула Мими. – Нечего путаться под ногами. Ты сейчас пукнешь от натуги. Она будет в твоем распоряжении через десять минут, так что успокойся.
      – Я действительно видела внизу мисс Отраву или мне почудилось? – спросила Ула, выходя из ванной, где она с помощью двух других девушек устроила цветы.
      – Тебе не почудилось, – ответила ей Марибет. Долговязая фигура Улы склонилась к свободному зеркалу.
      – Чего она приперлась так рано? – спросила Ула. – И что она вообще здесь делает? Дрянная она писака.
      – Она делает материал для “Энкуайера”, – объяснила Марибет, – а приехала раньше потому, что надеется заловить меня на пять минут. Так мне сказали.
      Ула фыркнула.
      – Не может же она всерьез надеяться, что ты станешь рассказывать ей про Макса. Конечно, интересует ее именно Макс. Смело можешь отшить эту нахалку и послать в желтый дом.
      – Куда? – не поняла Галина.
      – Ну, к психиатру. – Ула взяла со столика флакончик с темно-розовым лаком для ногтей, открыла его и нанесла кисточкой штрих себе на ноготь. – Говорят, она наблюдается у психиатра.
      – Ну и что? Все наблюдаются, – отозвалась Мими и выпрямилась, чтобы полюбоваться плодами своих трудов.
      – Ничего подобного. Эта мода прошла. Корнелиус, скажите, вы взялись бы сделать что-нибудь пристойное? – спросила Ула, откидывая назад пряди черных волос, обрамлявших ее миловидное, типично ирландское лицо. – Может, мне покраситься в рыжий цвет? Знаете, мне рыжие нравятся. Вы видели тот фильм с Ким Бесинджер? А может, то была Шарон Стоун… Так вот, она там рыжая. Так классно смотрелась!
      – Так, доделаем, когда вы будете одеты, – объявила Мими, стараясь перекричать музыку, которую кто-то только что включил, чтобы проверить видеомагнитофон. – Уберите звук! – приказала она и убрала свои кисти в матерчатый футляр. – Корнелиус, можешь приступать. Робин, фотоаппарат при тебе? Надо бы сделать пару снимков для наших архивов.
      – Не слышали, еще кто-нибудь приехал? – спросила Марибет у ассистенток, стоявших у окна и внимательно наблюдавших за происходящим во дворе.
      – Несколько человек, – откликнулась одна из девушек. – Из знакомых пока никого.
      – Ты пригласила дам из своего клуба? – спросила Галина у Марибет и поморщилась, так как в эту минуту Корнелиус стянул с ее головы защитную повязку и принялся безжалостно кромсать ее волосы.
      – Воды! – потребовал он. – Принесите воды!
      Ассистентка Корнелиуса мгновенно метнулась куда-то в сторону и вложила в его протянутую руку пульверизатор.
      – Все будут, – уверенно заявила Марибет.
      – Мисс Отраве покоя не дает ваш клуб, ведь так? – спросила Ула. – Кажется, я где-то читала, что она судится с вами?
      – Да, – подтвердила Марибет, – пытается выдвинуть обвинение в дискриминации по возрасту.
      Марибет пристально рассматривала отражение Галины в зеркале, а Корнелиус продолжал стричь. Ослепительно-белые волосы Галины были столь короткими, что, если бы Марибет не видела работы Корнелиуса раньше, она никогда бы не поверила, что для такой простой, казалось бы, прически требуется столь тонкое мастерство.
      – А что, она хочет вступить в клуб? – осведомилась Мими. – В чем проблема? Сколько ей лет? По-моему, больше тридцати.
      – Ей двадцать восемь, – ответила Марибет. – Ну да, она хочет вступить. – Со вздохом она добавила: – Наверное, надо бы мне сходить и выяснить, что ей нужно. Прошу всех запомнить, что до начала Галина непременно должна отдохнуть десять минут. Я скоро вернусь, милая.
      Она улыбнулась отражению Галины.
      – Пусть Пегги тоже зайдет, – обречено отозвалась Галина. – Даст мне последнее напутствие.
      – Не надо к ней приставать, – возразила Марибет. – Общаться с прессой не так уж просто. Скоро сама убедишься. Ладно, до встречи.
      С этими словами она вышла из комнаты, оставив после себя аромат духов “Джордж Ред”.
      Корнелиус был настоящим мастером своего дела, поэтому долго возиться ему не пришлось. Закончив стрижку, он развернул кресло Галины спинкой к зеркалу и воскликнул:
      – О-ля-ля!
      Ула, только что с увлечением рассказывавшая присутствующим про новейшие методы лечения, о которых она недавно читала, оборвала повествование на полуслове. Остальные тихо ахнули, пробормотали нечто нечленораздельное или просто застыли в немом восхищении.
      – Нет, вы только посмотрите на нее! – прошептала Ула. – Галина, милая, да ты же теперь у нас как ангел! Ты такая стильная… Нет, я даже не знаю, что сказать. Мне плакать хочется.
      Галина удивленно подняла брови.
      – Нет, я серьезно, – горячо заговорила Ула. – Мне стыдно сидеть рядом с таким божественным созданием… За что? – вдруг вскрикнула она и зарылась лицом в полотенце. – Извини. Я потрясена.
      – Теперь-то мне можно выбраться из этого проклятого кресла? – проворчала Галина. – У меня все тело затекло, будто я целую неделю здесь просидела.
      – Дайте-ка мне взглянуть на вашу спину и плечи, – сказала Мими, приблизилась к креслу и развязала тесемки на розовой рубашке Галины. – Эй, – крикнула она одной из ассистенток, швыряя ей рубашку, – кинь ее вместе с прочим бельем и подайте-ка мне большую кисточку.
      – Да разве у нее могут быть какие-нибудь недостатки? – возбужденно прокричала Ула.
      Мими не могла отвести взгляда от стройной фигуры Галины, ее длинных ног, великолепной, безупречно гладкой кожи. Сейчас она особенно остро ощущала тяжесть собственных ста тридцати фунтов.
      – В один прекрасный день, – со вздохом произнесла она, – и я буду так же выглядеть.
      – Это когда особенно замечтаешься, – бросил Корнелиус. Мими бросила на него неодобрительный взгляд, потом обмахнула плечи Галины кисточкой и наконец сказала:
      – Я закончила. Теперь все уходим. Ты, Верена, вернешься через десять минут, чтобы одеть ее. Корнелиус и остальные – через пятнадцать. Ула, вы, насколько я понимаю, остаетесь?
      – Точно.
      – Ладно. На случай, если кому-то из вас что-нибудь понадобится, я оставлю за дверью человека. Все ваши желания будут исполнены. В известных пределах. Вам, Галина, можно выпить только одну чашку кофе. Без кофеина.
      – Тоже мне, нянька, – фыркнула Ула, когда дверь за Мими закрылась. – Она всегда такая?
      Галина засмеялась:
      – По-моему, да. Не забывай, я знаю ее всего четыре дня. – Она забралась с ногами в кресло перед столиком и уперлась подбородком в колени. – Послушай, ты сегодня утром разговаривала с Максом? Что он сказал? Все еще сердится?
      Маленький красный рот Улы слегка скривился; это означало, что она обдумывает вопрос.
      – Нет, – ответила она, уселась в соседнее кресло и закинула ноги на ручку кресла Галины. – По-моему, нет. Во всяком случае, было непохоже.
      – Как будто ты бы мне сказала, если бы было похоже, – усмехнулась Галина. В ее голубых глазах сверкнул вызов.
      Ула усмехнулась в ответ. Галина не выдержала и расхохоталась:
      – Ула, он же в ярости, и мы обе это знаем.
      – Он встревожен, – поправила Ула. – Ты сама знаешь, насколько он не любит привлекать внимание публики, вот он и беспокоится, сможешь ли ты не вызвать излишнего интереса к нему самому.
      Галина посмотрела на себя в зеркало.
      – Неужели он полагает, что, как только начнется запись, я сразу заговорю о нем?
      – Ты знаешь, что я имею в виду, – возразила Ула. Галина словно не слышала ее, она была поглощена созерцанием собственного отражения.
      – Интересно, – проговорила она, – как это: быть знаменитостью?
      – Вот станешь знаменитой моделью “Конспираси”, тогда и узнаешь.
      Галина все еще глядела в зеркало, хотя по выражению ее лица легко было понять, что задумалась она сейчас отнюдь не о собственной внешности.
      – Хорошо бы Макс был сегодня здесь, – уныло проговорила девушка. – Мне очень грустно, оттого что он так вот вчера уехал.
      – У него дела в Нью-Йорке, – осторожно заметила Ула. Темные дуги бровей поднялись. Теперь Галина смотрела в зеркало на Улу.
      – Ты, как и я, знаешь, что это неправда, – сказала она. Секретарша энергично помотала головой:
      – Это правда. У него в Нью-Йорке всегда есть дела.
      – Ну, пусть так, – согласилась Галина. – Все равно эти дела могли бы подождать. Он уехал, чтобы отомстить мне за этот контракт…
      – Глупости, – оборвала ее Ула. – Он хочет защитить тебя.
      – Разве я нуждаюсь в защите?
      Ула уверенно, не моргая, смотрела ей в глаза. Галина пожала плечами.
      – Ладно, может быть, но кто в этом виноват?
      – Никто. Просто жизнь складывается так, а не иначе. Да, Максу не хотелось бы, чтобы именно сейчас, когда вы решили больше не скрывать ваших отношений, ты привлекла к себе особое внимание, начав работать в “Конспираси”.
      – Так ты считаешь, он не ищет предлога, чтобы не жениться на мне? – спросила Галина.
      Ула была явно удивлена:
      – Значит, ты так истолковала его отъезд?
      Голова Галины задумчиво склонилась набок.
      – Нет, – вздохнула она. – Наверное, нет. Честно говоря, я вообще не знаю, что думать. Иногда сама сомневаюсь, хочу ли я за него замуж.
      Она быстро взглянула на Улу. Та качала головой, посмеиваясь:
      – Зря ты так. Даже если я передам твои слова Максу, он своего мнения не изменит. Ты же его знаешь.
      Лицо Галины напряглось.
      – Нет, все еще не знаю. – Она помолчала, размышляя о своих непростых отношениях с человеком, которого любила больше всех на свете и который почти полностью подчинил ее своей воле. – Знаю только, что в его характере сразу прятаться, как только на него кто-то посмотрит.
      – А как бы вела себя ты на его месте? Ну, если бы тебе перемывали кости так же, как перемывают ему?
      – Максу безразлично, что о нем говорят, – усмехнулась Галина.
      Ула помрачнела:
      – Почему ты так считаешь?
      – Потому что так и есть на самом деле. Максу плевать на все и на всех. Кроме, конечно, детей.
      – И кроме тебя.
      – Да, и меня. Ему хочется заботиться о нас, потому что мы ему небезразличны, но он сам себе безразличен. Он никого не боится. Он не боится сплетен и пересудов. Он непобедим. Или тебе так не кажется?
      – Честно говоря, нет.
      Ула прекрасно понимала настроение Галины; она знала, что Галине свойственно нападать на Макса, когда сама она чувствует себя не в своей тарелке или чего-то опасается. А сейчас очевидно, что она испытывает неуверенность.
      – Он не должен был уезжать, – стояла на своем Галина. – Мне все равно, что обо мне скажут, так почему боится он?
      – Дело не только в тебе, – возразила Ула. – Дело и в новой рекламной кампании “Конспираси”. Они, как тебе известно, вкладывают миллионы, поэтому с твоей стороны было бы неразумно рвать контракт как раз накануне объявления о помолвке с Максом.
      – Хватит с меня логики, – взмолилась Галина. – Мне сейчас хочется его ненавидеть. Продлится это ровно пять минут. Не возражаешь?
      – Тогда позвони ему и поговори, – предложила Ула.
      – А где тут телефон?
      Ула достала из сумочки мобильный телефон и протянула Галине:
      – Нажми на тройку и набирай номер.
      Прослушав несколько гудков, Галина взглянула на часы. Что-то внутри перевернулось, когда она поняла, что Макс уже мог отправиться в свой генеральный офис в Нью-Йорке, где он собирался смотреть шоу.
      – Макс Романов слушает.
      Галина едва не подпрыгнула, неожиданно услышав его голос.
      – Здравствуй, дорогой. – Чтобы скрыть улыбку, она отвернулась от Улы. – Это я. Звоню только для того, чтобы сказать, что ненавижу тебя. Ула считает, я должна была позвонить.
      – Ула с тобой? – спросил Макс. – Да.
      – Передай ей трубку.
      Галина послушалась и протянула телефон Уле, бешено вращая глазами.
      – Нормально. Все нормально, – отрапортовала Ула. – Правда, пока еще не началось. Журналисты только собираются, а она даже еще не одета.
      Галина вырвала у нее телефон.
      – Макс, я могла бы и сама сказать тебе все это, – сухо произнесла она. – Откуда у тебя привычка спрашивать обо мне других? Или ты мне не доверяешь, считаешь, что я буду тебе врать? Это оттого, что я нервная, да? Правильно, я нервная как не знаю кто, и потому мне хочется, чтобы ты был сейчас здесь. Черт возьми, ты должен был быть здесь. Тебе совершенно не обязательно было бы появляться открыто. Мог бы подождать где-нибудь за кулисами…
      – Галина, не стоит начинать все сначала, – прервал ее Макс. – Завтра вечером я вернусь, тогда мы все обсудим.
      – Завтра будет поздно. Все, что случится, случится сегодня.
      – Передай трубку Уле.
      – Нет. Ты должен поговорить со мной. Я не ребенок, Макс. И не слабоумная. Я знаю, в чем проблема, знаю, что ты волнуешься, и очень благодарна тебе за то, что ты волнуешься. Но ты мне нужен здесь. Бог свидетель, ты заставил меня отказаться от очень многого, поэтому, пожалуйста, будь рядом, когда я затеваю нечто по-настоящему серьезное.
      На другом конце телефонной линии повисло молчание, и Галина поняла, что ее слишком занесло. Сердце в груди безумно колотилось. Она ждала, пока Макс заговорит, и спорила сама с собой на тему: стоит ли дать ему урок.
      – Наверное, ты даже не представляешь себе, насколько для меня важно, чтобы ты был рядом, – не выдержала она.
      – Я знаю, родная, – ответил он поразительно мягко; она-то думала, что разозлила его. – Для меня это тоже важно. Это в последний раз. В день следующего шоу я буду рядом с тобой.
      – Обещаешь?
      – Обещаю.
      – Ты меня любишь?
      – Сама знаешь.
      – Нет, скажи.
      – Я люблю тебя.
      – И я тебя люблю. Прости, что я так по-свински себя повела. Когда ты вернешься, все будет хорошо.
      – Если в чем ты и права, так в этом, – сказал Макс, и Галина невольно рассмеялась.
      – Так будешь говорить с Улой?
      – Нет. Позвони мне, как только шоу закончится. Я буду ждать.
      – Идет.
      – Счастливо, родная. Я знаю, у тебя все получится.
      – Ага. Потом поговорим.
      Галина отключила связь и передала телефон Уле. Та хотела что-то сказать, но тут открылась дверь, и вошла Верена.
      – Можно нам еще несколько секунд? – попросила Галина.
      – Конечно. Но вообще-то уже пора, – сказала Верена, взглянув на часы.
      – Ну выкладывай, наконец, – сказала Ула, едва за Вереной закрылась дверь. – Что такое?
      – У меня в школе была подруга, ее звали Рианон Эдвардс. – Брови Улы взлетели вверх от любопытства. – Несколько дней назад я увидела у Макса в кабинете ее фотографии. Не надо на меня так смотреть, я в его бумагах не роюсь. Снимки лежали на столе. Вопрос: почему Макс ею интересуется? Из-за того, что я когда-то сделала, или из-за того, чем она занимается?
      – Боже, – выдохнула Ула. – Ну, Галина, ты умеешь выдавать новости. А что ты сделала?
      – Ничего особенного. С тех пор прошло много времени…
      – Так что ты натворила? – перебила ее Ула.
      – Увела ее жениха.
      Глаза Улы округлились.
      – И это называется – ничего особенного! Кто этот жених?
      – Да никто. Я даже забыла его фамилию. Вроде Питер, а может, и нет. Или Филипп? Не важно. Мне просто хотелось бы знать, как Макс относится к Рианон. Доверяет ли он ей?
      Ула так затрясла головой, словно в ней что-то застряло.
      – Доверяет? – повторила она. – Откуда такой вопрос?
      – Никогда не известно, доверяет Макс человеку или нет, – ответила Галина. – Как ты думаешь, он позволит мне написать Рианон?
      – Подозреваю, тебе придется спрашивать его самого, – обескуражено отозвалась Ула.
      Верена вновь появилась в комнате.
      – А если он разрешит написать, она ко мне приедет? Как по-твоему? – спросила Галина, вставая.
      Ула смотрела на нее, стараясь, чтобы посторонние не прочитали на ее лице изумления.
      – Давай поставим вопрос так, – мягко произнесла она. – Ты сама приехала бы к подруге, которая увела у тебя мужчину?
      – Я же сказала тебе, с тех пор прошло много лет. – Галина рассмеялась. – Сейчас у нее появился кто-то другой, и не исключено, что она тоже не сможет вспомнить фамилию того парня.
      – Держу пари, что она помнит, – возразила Ула.
      – Итак, дамы, все у нас в порядке? – Мими распахнула дверь и стремительно вошла, как главнокомандующий в штаб армии. – Галина, позвольте на вас взглянуть. Так, прическу надо чуть подправить. Марибет! Марибет, где ты? Только что была здесь…
      – Я здесь.
      Марибет и Пегги Уилсон вошли в комнату.
      – Твое последнее слово? – спросила Мими. – Останавливаемся на серебристо-розовом?
      – Да, на серебристо-розовом, – кивнула Марибет. – Лиловый оттенок придаст ей такой вид, как будто у нее вот-вот начнется сердечный приступ. Кстати, можно попробовать смешать розовый с перламутровым.
      – В этом платье! – негодующе воскликнула Мими. – Все равно, что лыжник в летнем саду. Хотя… В этом что-то есть. Я попробую.
      Верена помогла Галине надеть изысканное белое шелковое платье с глубокими вырезами спереди и сзади. Это платье, хотя и сравнительно простого покроя, как нельзя лучше гармонировало со светлыми волосами Галины и ее золотистой кожей.
      – Вы читали книгу Луизы Хей? – спросила Галину Пегги.
      – Чью книгу?
      – Луизы Хей. Там много исключительно полезных советов, и должна вам сказать… Нет-нет, Луиза Хей пишет, что никогда нельзя употреблять слово “должна”. Значит, я обязана посоветовать вам, Галина, посмотреть на себя в зеркало и сказать себе, что вы себе безмерно нравитесь. Сегодня утром я сделала то же самое, чтобы привести в порядок нервы перед презентацией, и мне это помогло. Уверяю вас, это всегда помогает.
      – Я поняла, Пегги, – кротко отозвалась Галина. – Значит, скоро вы кому-то безумно понравитесь, и мы уже будем вам не нужны.
      В комнате повисло молчание. Слова Галины показались всем возмутительно дерзкими, ведь в “Конспираси” было хорошо известно, что Пегги Уилсон желает людям только добра, хотя со своими добрыми намерениями заходит порой чересчур далеко. Галина оскорбила ее, а ведь всего через несколько минут Пегги должна была представлять ее всему миру как лицо фирмы.
      Лицо Пегги посерело, однако она лишь издала нервный смешок, стараясь сделать вид, что не почувствовала себя уязвленной. Ула шагнула вперед, словно намереваясь прийти на помощь, но тут же отступила, когда Мими взглянула на Марибет, а Марибет – на Галину.
      Галина обвела комнату испуганным взглядом, потом подошла к Пегги и заговорила:
      – Извините меня, Пегги. Я правда очень раскаиваюсь. Не хотела сказать ничего плохого, просто так неловко вышло… Ох, как нехорошо… – Она беспомощно оглянулась. – Ула, объясни ей, пожалуйста, что это я в шутку…
      – Все в порядке, дорогая. – Пегги ласково погладила Галину по руке. – Я понимаю, вы пошутили. Кажется, у вас в Англии это называют иронией? Дело в том, что калифорнийцы не всегда ее понимают. Уверяю вас, я нисколько не обиделась.
      Галина смотрела на нее. Ей хотелось разреветься от стыда за собственную глупость, бесчувственность, из-за которой, как подсказывала ей интуиция, новые коллеги станут отныне несколько иначе к ней относиться.
      – Позвони Максу, – попросила она Улу. Голос ее дрожал. – Мне нужно с ним поговорить.
      Несколько секунд спустя она уже сидела с телефоном в руке на закрытой крышке унитаза, и дверь ванной отделяла ее от всех.
      – Макс? – шепотом сказала она в трубку.
      – Да, родная, я. Что случилось?
      – Ты сейчас где?
      – В машине. Еду в “Праймэр”. Что-нибудь стряслось?
      – Макс, я только что обидела человека. Я сказала ей чудовищную грубость, и теперь все наверняка возненавидели меня.
      – Галина! Возьми себя в руки. Никто тебя не возненавидел, ты, как всегда, преувеличиваешь. Ты перед той женщиной извинилась?
      – Да, попросила у нее прощения.
      – Так в чем же дело?
      – Тебе надо было быть здесь, Макс. Я же говорила, что без тебя не справлюсь.
      – Я уверен, справишься, – холодно возразил Макс.
      – Я без сил. Необходимо отложить церемонию. До твоего приезда.
      – Сейчас ты пойдешь туда, куда скажет Марибет, и будешь выполнять все, что она велит, – отрезал Макс. – Ты меня поняла?
      – Да, поняла, Макс. Но я не могу.
      – Тогда, Галина, у нас с тобой все кончено. Если ты немедленно не выйдешь к телекамерам, все между нами кончено.
      – Нет, Макс!
      Он молчал, до Галины доносился шум автомобилей с нью-йоркской улицы.
      – Нет, Макс, – повторила она.
      – Да, Галина. Не нужно пытаться управлять моей жизнью. А сейчас либо ты выходишь на сцену и блистательно исполняешь свою роль, либо забудь обо мне.
      – Хорошо, Макс. Я иду.
      Она улыбнулась, отключила связь и вернулась в комнату.

Глава 8