Монашество Зосимовой пустыни

Людмила Александровна Верховская

Монашество Зосимовой пустыни

БЛАГОДАРИМ

Ольгу Игоревну Верховскую за неоценимый труд по компьютеризации архивных документов для данной книги;

Светлану Николаевну Романову и Галину Николаевну Гринь, сотрудниц Фонда «Память мучеников и исповедников РПЦ», за неоценимую помощь в подборе материалов о судьбе арестованных сестёр и священников Зосимовой пустыни, осуществлённую по благословению игумена Дамаскина (Орловского);

Всех наших консультантов, имена которых упомянуты в тексте книги;

Владимира Михайловича Мельникова за консультации по военному вопросу и за предоставленную карту 1941 года;

Монахиню Елену (Конькову), настоятельницу Троице-Одигитриевского монастыря Зосимова пустынь, за поддержку во время подготовки книги к печати;

Валентину Алексеевну Благово и Сергея Алексеевича Сапожникова за поддержку при составлении книги и за продвижение её в печать.

ДА СВЕТИТ СВЕТ ВАШ

В 68 километрах на юго-запад от Москвы в лесах вдоль старой Калужской дороги затерялась тихая женская обитель. В двух километрах от нее железнодорожная станция Бекасово-Центральное, в 23-х – районный город Наро-Фоминск. Здесь, в недальнем Подмосковье со всеми его милыми приметами, 20 ноября (ст. ст.) 1826 г. затеплилась жизнь женского монастыря Троице-Одигитриевская Зосимова пустынь. Основал обитель монах-пустынножитель и духовный писатель Зосима, в миру Захария Васильевич Верховский (1768–1833), современник преподобного Серафима Саровского.

Зародившись как женская монашеская община, обитель росла, крепла и в 1841 г. получила официальный статус общежительной, а в 1856 г., по указу Синода, стала монастырем. Жизнь этой обители, как отмечают исследователи, пронизана была духовным дружелюбием, единодушием, единомыслием и творилась охотнейшим послушанием насельниц при разумно организованном руководстве со стороны настоятельниц.

Такой гармонией обеспечивалось неизменное на протяжении многих лет духовное процветание обители, запечатленное в воспоминаниях многих очевидцев. Как писал благочинный общежительных монастырей Московской епархии архимандрит Пимен Угрешский (Мясников) в своем отчете в 1870 г., «Одигитриевская Зосимова пустынь, благодаря Господа, находится в самом цветущем положении. Настоятельница игумения Афанасия, опытная в духовной жизни, служит для всей обители назидательнейшим примером. Рачительность по церкви и соблюдение устава истинно примерное, трапеза весьма хорошая, в рукоделиях и трудах старание неусыпное, исполнение добросовестное».

Монашество, подчинившее свою жизнь особому предназначению и потому оставившее мир ради Царства Божия – для возрастания в вере и «созидания самого себя в любви»[1], всегда было для верующих русских людей живым и последовательным хранителем духовной высоты и чистоты христианства, действенным носителем и верным стражем православных традиций.

Даже во времена тяжелых испытаний «среди народа являются люди, которые молчаливо, в духе веры, любви, смирения и терпения отдаются служению духу и являются земными ангелами и небесными человеками. Это – монахи, монахини и монастыри. Каждый день медным гласом колоколов возвещают они осуетившимся людям, что есть Бог, небо, дух, молитва, подвиг, Божии заповеди, смерть, суд, ад и рай»[2] и таким образом безмолвно «напоминают всем о высшем смысле существования человека»[3]

Именно поэтому Людмила Александровна Верховская, автор книги, которую вы держите в руках, сосредоточила свое внимание на истории монашества Зосимовой пустыни. Опираясь на богатейшие архивные изыскания, праправнучатая племянница основателя этой монашеской общины, получившая при пострижении в монахини имя своего славного сородича и ставшая монахиней Зосимой, знакомит читателя с историей собирания, процветания монастыря и превратностями его судьбы: в советские времена обители выпало побывать попеременно и трудовой земледельческой артелью «Зосимова пустынь», и инвалидным домом, и пионерским лагерем для детей работников Московского метрополитена и все-таки возродиться вновь в своем главном качестве.

Важнее, однако, для автора – проследить конкретные судьбы монахинь во время гонений на Церковь и показать примеры стоического терпения и верности сестер своим монашеским обетам перед Господом. Именно это, как считает автор, чрезвычайно важно для нынешнего православного читателя, вседневно претерпевающего непростые испытания современной жизни, так как православие, по убеждению Л.А. Верховской, «в значительной степени и теперь определяет лицо русского народа, его самосознание и нравственные устои, востребованность которых возрастает в наши дни как реакция на социальные и духовные катаклизмы»[4] современности.

Сама же монахиня Зосима являет собой пример беззаветного монашеского служения и верности своим обетам перед Богом. Ставшая инициатором и активной участницей возрождения женского монастыря Троице-Одигитриевская Зосимова пустынь, всю свою жизнь после принятия монашеского пострига Л.А. Верховская посвятила кропотливой и ответственной работе по восстановлению истории обители, а также изучению жизни, служения и духовного наследия преподобного Зосимы (Верховского). С удивительной стойкостью и завидной мудростью живущего в Господе человека одолевает мать Зосима все камни преткновения на этом полном испытаний пути.

Свидетельством тому и настоящая книга о монашестве Зосимовой пустыни. Замышлялась она первоначально для другого издательства, планировалась как история Зосимовой пустыни в документах. Первоначально она так и была написана. В обещанный срок на стол редакции лег обстоятельный труд объемом более 500 страниц. Началась подготовка книги к печати. Однако известные экономические обстоятельства изменили планы издательства. И не превратиться бы этой рукописи, уже выведенной на пленки, в книгу, если бы не заинтересовалось ею издательство «Вече». Потребовалось при этом значительно сократить подготовленный текст. Монахиня Зосима мужественно приняла это испытание и за лето подготовила фактически новую книгу, которая начинает теперь свой путь к читателю.

В ней во всей возможной документальной достоверности и полноте жизнь монахинь Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни – «в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах. Под ударами в темницах, в изгнании, в трудах, в бдениях, в постах. В чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви»[5]

Рядом с насельницами монастыря и автор книги – «В слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке»[6].

Валентина Благово

ПРЕДИСЛОВИЕ

Преподобного Амвросия Оптинского как-то спросили: «Что такое монашество?» И он ответил: «Блаженство». «Блаженны отошедшие от мира внутренне. Под миром подразумеваются здесь не люди, а служение страстям, где бы оно ни происходило»[7]. Другими словами, монашество – блаженство для тех, кто уже достиг «неба, принесённого на землю Христом».

А для тех, кто только возжелал ходить пред Господом, для таких святые отцы уже давно высветили путь, узкий и тернистый, но проверенный путь к достижению чистоты сердца, ибо только чистые сердцем узрят Бога[8]. «И если запросы духа сводятся к тому, чтобы ещё здесь на земле жить созерцанием Бога, то и подвижничество должно лучше формироваться в тех формах, какие оно приняло в монашеской практике жизни»[9]. Монашеский путь к блаженству чистого сердца – путь через беспрекословное предание себя в послушание духовнику, смирение до самоуничижения, нестяжание до нищеты, покаянный плач о грехах своих. Но пока монах «в пути», его жизнь без преувеличения называют «бескровным мученичеством».

А для окружающего народа монашество – маяк. «Истинные монахи из глубины своего уединения светят миру простым образом богоугодного жития своего и живым действенным словом спасительной истины»[10]. Недаром святой Серафим Саровский учил: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». Высочайшую роль института старчества в православии преувеличить невозможно.

Но спасение и души монаха и душ «тысяч вокруг» него – не единственный результат духовной жизни. Люди уже давно поняли, что монашеская молитва, достигающая неба, – вообще залог дальнейшей жизни на земле. Об этом чётко сформулировано, например, в следующем высказывании:

«Духовный процесс индивидуальных душ в этой жизни фактически обеспечивает значительно больший социальный прогресс, чем какой-либо другой процесс. Парадоксальным, но глубоко истинным и важнейшим принципом жизни является то, что, для того чтобы достигнуть какой-то определённой цели, следует стремиться не к самой этой цели, но к чему-то ещё более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели. <…> Святые производили на мир более сильное воздействие, чем император или командующий войсками, ибо их устремлённость к святости через поиски единения с Богом представляла собой социальное действие, более притягательное для людей, чем любое секулярное социальное служение. Современники сознавали, что отшельники движутся к высшей цели во имя человечества с полной решимостью и бескорыстием. В этом – смысл притчей Ветхого завета о выборе Соломона (3 Цар. 3, 5-15), а также смысл слов Нового завета об утраченной и обретённой жизни (Мф. 10, 39, и 16, 25; Мк. 8, 35; Лк. 9, 24 и 17, 33): „Любящий душу свою погубит её, а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную“ (Ин. 12, 25). <…> Духовный прогресс определяется фразой из христианской молитвы: „Да будет воля Твоя“. Спасение тех, кто максимально использовал свои духовные возможности для устройства лучшей жизни на земле, станет той благодатью, которую Господь ниспошлёт христианам, молящим Его: „Да приидет царствие Твое“. Молясь, они просят не о тысячелетнем царствии всеблаженнейшего земного рая, не о социальном благополучии, не о материальном достатке, не о справедливости земного устройства, не о сытости и довольстве, но о духовном непокое, который единственно является внутренним стимулом новшеств, достижений и вообще всякого исторического прогресса»[11].

О том «огромном значении, которое имеет подвиг святости не только для индивидуального спасения конкретного человека, но и для духовного преображения личного и общественного бытия множества людей», говорил председатель Синодальной комиссии по канонизации святых митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий на Пятой Саровской конференции, посвящённой почитанию новомучеников ХХ столетия: «Когда мы говорим о восстановлении национально-исторического сознания, то прежде всего должны иметь в виду не политические и социально-экономические идеологемы, а духовно-сущностные основания народной жизни. Наш выдающийся миссионер священномученик Иоанн (Восторгов), с тревогой наблюдая в 1918 году за разрушительными процессами в жизни общества, говорил: „Не формы жизни, не формы правления спасают народ; люди верующие и благочестивые – вот что сохранит и укрепит всякое общество и государство“. <…> Новомученики и исповедники российские учат нас духовному видению сути исторического прогресса»[12].

Мы решились предложить читателю данную книгу, потому что на примере жизни рядового русского монастыря, просуществовавшего всего столетие до закрытия в советское время, можно увидеть все этапы духовного становления и духовной победы – точнее, путей осуществления духовного смысла человеческой жизни.

Основатель монастыря старец Зосима (Верховский), делатель Иисусовой молитвы, свидетельствовал нам, что «от соединения души с Богом какая бывает радость, какой страх, какая любовь, сладость, утешение, просвещение, трепет, умиление, слезы и совершенное забвение самого себя и всего земного». Но преподобный не замкнулся на своём личном спасении. Несмотря на величайшую любовь к уединённой пустынной жизни, он последние пятнадцать лет своей жизни посвятил духовному окормлению «девиц и вдовиц», посланных ему Богом.

Для сестричества в созданной им общине (выросшей впоследствии до статуса монастыря, названного Зосимовой пустынью в честь её основателя) преподобный Зосима писал о цели монашества так: «Преподобные отцы со вседневными бдениями, постами и подвигами, и со слезами и молением, неусыпное старание показывали и изобретали всякие способы для нашего спасения, и своим примером тщательно возбуждали и поощряли на Богоугодные деяния. Того ради, святые обители, киновии и монастыри сооружили, и уставы и правила и увещательные поучения издали, дабы привлечь нас к ревности и усердию последовати примеру их и дабы воспламенити в любовь ко Господу и в желание к презрению мира и вступлению в жизнь иноческую. Притом же изъявили и утвердили, яко и в монашестве несть никоего пути лучшего, удобнейшего, скорейшего, вернейшего и ко Господу благоугоднейшего, яко еже всесовершенно отрещися своей воли и со всею истиною искренно придатися в повиновение к отцу духовному и жити с нерассудным послушанием. И таковое житие наименовали превыше всякого иного жития, яко Христоподражательное страстотерпческое, быстро на небо возводящее и небоязненно пред Богом поставляющее»[13].

После преставления преподобного Зосимы сохранить дух святого аввы в обители сумела его верная ученица, ставшая первой настоятельницей монастыря, игуменья Вера (Верховская). Даже полвека спустя благочинный монастырей свидетельствовал, что в Зосимовой пустыни «подвижнический дух, водворённый старцем Зосимой, и поныне ещё неослабно в ней обитает». Но к тому же то была полувековая эра в жизни Зосимовой пустыни, когда Господь послал для духовного укрепления зосимовских насельниц оптинских старцев. Свет оптинского старчества благодатно и щедро излился на сестричество Зосимовой пустыни в середине XIX столетия. Путь монашеского «бескровного подвига» представлен в книге краткими выдержками на эту тему из духовных творений самого преподобного Зосимы (Верховского) и перепиской зосимовских сестёр со старцами Оптиной пустыни.

Неколебимое стояние в вере в эпоху репрессий на верующих продемонстрировано выписками из первоисточников – следственных дел 56 арестованных в 1930-х годах насельниц Зосимовой пустыни и двух священников этой обители, а также устными и письменными свидетельствами их современников. Страх Божий, трезвость и сосредоточенность, молитва и упование на Бога сберегали православных от уныния и растерянности. Внутреннее чувство радости пострадать за Бога согревало их во все многотрудные годы заточения, лагерей и ссылок. Показательны последние слова на следствии зосимовской игуменьи Афанасии (Лепёшкиной): «Во время пребывания моего в монастыре я крепко была предана Богу и так же предана в настоящее время и готова за Бога и Христа жизнь положить». Собор шести новомучеников из Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни являет ныне тот пример истинной монашеской жизни, который могут иметь пред собой вновь собранные сёстры возобновлённой обители.

Таким образом, освещение монашеской жизни проведено в данной книге во время двух различных исторических эпох (выделенное в двух отдельных частях книги): в мирное время и во времена гонений на веру и Церковь – через жизнь святых и рядовых «воинов Христовых».

Наконец, в эпилоге мы дерзнули представить (как это ни парадоксально звучит) «вещественное доказательство» силы монашеской молитвы, исторического её значения для жизни государства и общества.

Часть 1. «МИР ВСЕМ»

1.1. ОСНОВАТЕЛЬ ТРОИЦЕ-ОДИГИТРИЕВСКОЙ ПУСТЫНИ ПОД МОСКВОЙ ПРЕПОДОБНЫЙ ЗОСИМА (ВЕРХОВСКИЙ)

Краткое изложение Жития преподобного Зосимы

Прожил 30 лет на безмолвии вдвоем со своим наставником старцем Василиском, из них 20 лет в глухом сибирском лесу;

основал 2 женских монастыря: Свято-Николаевский в городе Туринске Тобольской епархии и Троице-Одигитриевский Московской епархии;

обладал старческим даром утешения и наставничества, рассуждения, прозорливости, целительства;

написал несколько душеполезных книг.

Вся монашеская жизнь преподобного Зосимы (Верховского) была связана с пустынножительством, деланием умной Иисусовой молитвы и старческим окормлением пасомых. Его жизнь, работа и писания были направлены на то, чтобы как самому приобщиться Божественной жизни, принесённой на землю Христом, так и других ввести в Царство Божие, которое с пришествием Христовым «достигло» земли. Современник преподобного Серафима Саровского и деяний учеников преподобного Паисия Величковского на российской ниве, преподобный Зосима (Верховский) вместе со своим сотаинником преподобным Василискомявили пример тридцатилетнего богоугодного жития на безмолвии. Молитвенный их труд увенчан был Божественными дарами, позволившими им завершить свою земную жизнь богоугодными трудами на пользу страждущих, а самим им достичь царствия небесного.

В жизни преподобного Зосимы мы видим все черты жития Богом избранного старца: и предзнаменования его монашества¹, и тернии бесовских нападений по мере вхождения старца в силу², и мучительные искушения клеветой при выходе из безмолвия на служение людям³. И с другой стороны – бесконечная радость от смирения перед волей Божией, достигнутого Богообщения. Явлены нам и свидетельства полученных даров рассуждения, прозорливости, врачевания.

Именно во времена его юности, во второй половине 1780-х годов, привёл промысел Божий брянских отшельников под водительством иеромонаха Адриана в близлежащие к родному дому рославльские леса. Посещение пустынников произвело на Захарию (имя преподобного Зосимы в св. крещении) ошеломляющее впечатление, которое не могли затмить потом уже ни удобства помещичьей жизни, ни блеск столицы⁴. К весне 1789 года он отдал все своё имение родственникам, вышел в отставку (с чином поручика) и явился к рославльским пустынникам с намерением остаться там навсегда. Но умудрённый опытом старец Василиск, звезда пустынническая рославльского леса, отправил его сначала научиться смирению и послушанию в монастырь – на Коневец, куда к тому времени перебрался жить их наставник отец Адриан.

Там, в Коневском монастыре, и начал юный Захария свой монашеский путь под неусыпным оком великого подвижника настоятеля отца Адриана. Сугубо иноческое настроение души молодого Захарии при исполнении послушания отмечено в рукописной книге Оптиной пустыни «Наставления к добродетельной жизни» следующей выпиской из Жизнеописания старца Зосимы: «С каким великим утешением и усердием юный подвижник исполнял свое послушание, это известно было не одному только Сердцеведцу, но и отец Адриан и братия видели его радость и неусыпное его старание; ибо при печении и приготовлении просфор он всегда размышлял, что этот хлеб назначается в жертву Богу, что на него сойдет Дух Святый и претворит его в тело Христово, и потому, почитая себя недостойным, он чувствовал какой-то трепет и великое благоговение, а вместе и утешение души, что сподобил Господь избрать его на сие столь важное послушание»5.

Вскоре Захария был пострижен в монашество с именем Зосима и продолжал своё духовное продвижение. То были 1790-е годы, когда под руководством митрополита Гавриила готовилось к изданию на русском языке «Добротолюбие», привезённое от Паисия Величковского. И молодой инок Зосима, «по благословению отца Адриана, занялся как исполнением священной молитвы Иисусовой, так и чтением книг отеческих, в коих более находится объяснений о умном сем внимании, а именно: писания преподобных Нила Сорского, Исаака Сирина и прочих святых пустынножителей»⁶. Вскоре Господь одарил инока и его спостника старца Василиска стяжанием непрестанной молитвы. Тогда возмечтали они удалиться от мира в глубокую пустыню, на что и была воля Божия.

С ранних времен христианства шли наиболее ревностные подвижники в знойные песчаные и каменистые пустыни Востока. А у нас, в России, уделом пустынников были тёмные леса-трущобы и болота, где дерзали они в одиночестве, вдали от грешного мира послужить Богу. «Безмолвие, – говорит св. Иоанн Лествичник, – есть матерь молитвы, возвращение из греховного плена, страж душевного пламени, надзиратель помыслов, соглядатай мысленных врагов, темница плача, источник слез, побуждение к воспоминанию о смерти, живое представление вечной муки, тщательное воображение Страшного Суда, учитель размышлений, неприметное восхождение на небо»⁷.

В 1799 году покинули отцы Зосима и Василиск Коневец, где прошли первые десять лет монашества преподобного Зосимы. Много исходили старцы дорог и весей, несколько раз пытались попасть на Афон, но всё время различные препятствия не пропускали их. Обошли они все монастыри и пустыни, где процветала среди монахов Иисусова молитва. Познакомились в Белых Берегах с несравненным Василием (Кишкиным)⁸, побывали в Санаксаре⁹, стали сомолитвенниками многих других учеников и последователей великого Паисия Величковского¹⁰.

Наконец, где-то к концу лета 1802 года, привёл Божий промысел отцов Василиска и Зосиму в дебри сибирских лесов, на берег озера, что находилось в расстоянии пятидесяти вёрст от Кузнецка. Мироощущение христовых подвижников передано ими самими с предельной ясностью и откровенностью в таком, например, высказывании: «За что нам чаять от Бога, по смерти, воздаяния, ежели в сей жизни так облагодетельствованы по Его благости: живем во всяком спокойствии и услаждении мирным духом, радуемся, от всего свободны. Нет в пустынном пребывании нашем ничего такого, чтобы возбраняло или отвлекало от Богослужения, удерживало или мешало заниматься чтением Св. Писания и питаться углублением в Богомыслие; напротив, всякий случай и всякий предмет побуждают здесь простираться к Богу. Кругом дремучий лес, за которым весь мир скрылся; только к небу чистейший и незаграждаемый путь, привлекающий взоры и желания сподобиться переселиться в тамошнее блаженство. А от соединения души с Богом какая бывает радость, какой страх, какая любовь, сладость, утешение, просвещение, трепет, умиление, слезы и совершенное забвение самого себя и всего земного. Блаженнее же всего то, что мы между собою таким духовным дружелюбием, единодушием и единомыслием связаны о Христе, что всякий совет у нас бывает не раздорен, и послушание охотнейшее. Всякий случай, всякая вещь, одним словом, все зримое и слышимое склоняет к размышлению о всемогуществе, премудрости и благости Божией»¹¹.

Жизнь отцов Зосимы и Василиска явила нам поразительный пример взаимного послушания двух старцев, проживших несколько десятилетий на глубоком безмолвии в бесконечной любви друг к другу, «во всем единонравие и согласие стяжавши» (по выражению самого отца Зосимы). Жили с ними в пустыни по нескольку лет некоторые из местных жителей, жаждавших духовного окормления. Среди них особой духовной высоты достиг юноша Пётр Мичурин. Он известен христианскому миру по жизнеописанию, составленному отцом Зосимой, и ныне почитается в сонме сибирских праведников. Написал отец Зосима также житие своего безгранично любимого отца Василиска¹², а также «75 действий Иисусовой молитвы на старца Василиска»¹³, что является неоценимым свидетельством Богоугодной жизни этого подвижника и обогащает сокровищницу православной духовной литературы.

Но к концу 1810-х годов стали притекать под окормление старцев Василиска и Зосимы также и женщины. Не посмели отцы отказать страждущим душам. И началось в ближайшей деревне Сидоровке женское общежитие. Сначала отец Зосима регулярно навещал их там, а потом удалось исхлопотать в Синоде для начинающейся общины пустующий Свято-Николаевский монастырь в городе Туринске. Так в 1822 году было положено начало первой женской обители, устроенной отцом Зосимой по благословению его незабвенного старца Василиска (скончавшегося 29 декабря 1824 года и похороненного около соборного храма в Туринском монастыре).

Отец Зосима имел чрезвычайный, особенный дар – не строгостью и принуждением, но отеческою любовью и собственным примером разгорячать сердца к подвигам и самолишениям. Привёз отец Зосима в тот монастырь своих осиротевших племянниц (получивших при облечении в рясофор имена Вера и Маргарита), которым суждено было стать его верными духовными дочерьми, сумевшими продолжить монашеское делание и управление вторым монастырём, основанным старцем Зосимой под Москвой.

В Туринском же монастыре вскоре начались нестроения. Показательно, с каким терпением выносил старец Зосима приключившиеся гонения, лишь безропотно и смиренно взывая: «Я знаю одну Матерь Божию: когда Ей угодно, Она откроет всю справедливость; если же Ей угодно, чтобы я терпел оскорбления, то мне ли сметь сопротивляться судьбам Божиим?». Впоследствии митрополит Филарет сказал об этих нестроениях так: «Возъярился враг спасения человеческого и подвигнул тяжкое искушение. Он возбудил в некоторых страсть любоначалия; от сего возникли распри и ухищрения; они привлекли суд; суд поврежден был человекоугодием: и верные руководству старца сестры общежития, вместе с ним, принуждены были удалиться»¹⁴.

В Москве приютила это стадо Христово у себя в доме надворная советница Мария Семёновна Бахметева, несмотря на отголоски о туринских нестроениях. А затем она отдала в их распоряжение часть земли на своей даче в Верейском уезде. И на предпразднество Введения Приснодевы Марии во храм пропели сестры вечерние молитвы в своих вновь построенных келейках. Так начала свое существование новая обитель, названная старцем Одигитриевскою и ставшая впоследствии Троице-Одигитриевским монастырем Зосимова пустынь. Днём основания пустыни под Москвой считается 20 ноября (3 декабря нов. ст.) 1826 года.

Надо отметить, что преподобные Зосима и Василиск были одними из первых среди старцев начала XIX столетия, взявшихся за руководство духовной жизнью русских женщин, за создание женских православных монастырей.

Много труда положил старец Зосима на обустройство новой пустыньки, волею судеб оказавшейся среди леса и болот, вдалеке от человеческого жилья и храма. Успокаивал малодушных, внушая любовь к тишине и удаленности от мирской суеты. Много потрудился старец над устроением духовной жизни насельниц, всегда оставаясь для них примером смирения и молитвенного настроя.

Известно свидетельство дара исцеления, сохранившееся в памяти грузинских царевичей (проживавших в то время в Москве). Жизнеописание старца Зосимы повествует об этом так:

«Однажды царевна Тамара была отчаянно больна. В это время отец Зосима, не зная о сем, приехал в Москву по делам своей обители. Царевич, брат ее, встретил его в городе и сказал: „Ах, отец Зосима, как мы нетерпеливо ждем Вас! Царевна больна, желает видеть Вас, посетите ее!“ Старец был весьма расположен усердием ко всему благочестивому и благодетельному дому их и, ничего не подозревая, пошел с царевичем к болящей. Тут он нашел и другого царевича, ее брата, а царевну в сильном жару, без памяти. Оба царевича приступили к старцу и умоляли его, чтобы он возложил руки на болящую и помолился. Старец, по своему чудному смирению, испугался даже такой просьбы и, отрекаясь своим недостоинством, хотел ту же минуту удалиться. Но царевичи нарочито сами подвели его к болящей и сами же с благоговением возложили руки его на главу ее. Старец заплакал, говоря: „Что вы делаете? Я недостойный грешник“. Но как только руки его коснулись царевниной головы, она в ту же минуту пришла в память, узнала старца, обрадовалась ему и просила его помолиться. Но он поспешил удалиться. С той минуты ей стало легче, и она скоро выздоровела»¹⁵.

Привел Господь к благоустроению обители и богатого московского купца Семёна Лонгиновича Лепёшкина. С.Л. Лепёшкин стал, по сути дела, ктитором обители: построил храм, а после утверждения пустыни в статусе общежития выстроил каменную ограду, большой каменный корпус и два малых каменных и каменные погреба, пожертвовал для пустыни огородные земли на плодородном месте под Москвой; в 1850-х годах расширил Троицкий храм и начал строительство колокольни, которую достроили его сыновья. Именно к нему обратился преп. Зосима с просьбой не покидать сирот после его смерти¹⁶. Благодаря обещанию Семёна Лонгиновича преп. Зосима позволил себе (когда все основные дела были окончены) удаляться на пять дней в неделю на безмолвие, приходя к сёстрам на субботу и воскресенье.

Около своей келейки в лесу вырыл старец колодец, вода из которого после его смерти стала исцелять людей, по вере прибегающих к ней¹⁷. Сёстры обители и окружающее местное население называли тот колодец «Отчиным колодцем». (Это название сохранилось до наших дней.) Скончался отец Зосима 24 октября 1833 года, приняв незадолго до смерти святую схиму. Прощаясь с сёстрами, старец пророчески заключил свои слова так: «Не расходитесь по моем исходе. Господь даст, что и церковь у вас будет, и обитель утвердится» – и завещал первый престол посвятить Живоначальной Троице, а второй (если Господь устроит) – во имя Одигитрии Смоленской, почитаемой иконы на его родине. Над могилой старца на территории пустыньки вскоре (в 1838 году) возвели храм, посвященный Живоначальной Троице. А через несколько лет Господь послал возможность построить и Одигитриевский храм. По этим двум храмам монастырь и получил название Троице-Одигитриевского.

Дальнейшая жизнь общины после преставления старца Зосимы была облагодетельствована пастырским вниманием самого владыки Филарета, который принял живое участие в построении храмов, поддержал утверждение общежития личным письмом к обер-прокурору, ускорил получение монастырского статуса для обители, посетив ее «для личного усмотрения состояния общежития» и немедленно препроводив в Синод необходимые документы.

По благословению старца Зосимы, начальницей пустыньки и общежития (утверждённого в 1841 году) стала его духовная дочь и племянница инокиня Вера Верховская. В 1856 году, когда обитель получили статус монастыря, она стала его первой игуменьей и сумела сохранить внутреннюю жизнь обители по правилам, установленным её незабвенным отцом – старцем Зосимой. Даже в 1870-х годах благочинный монастырей писал в своём отчете: «Зосимова пустынь во всех отношениях должна приснопамятовать основателя своего старца Зосиму, водворившего в ней подвижнический дух свой, который и поныне еще неослабно в ней обитает»¹⁸.

Прошли десятилетия искушений, попущенных Господом России за богоотступничество, и снова явлена Божия милость. Восстанавливается православная жизнь на многострадальной нашей земле. Возобновилась монашеская жизнь в обоих монастырях, основанных преподобными старцами. И вот 23 июля 2000 года в Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни состоялся чин канонизации схимонаха Зосимы (Верховского) в лике местночтимых святых Московской епархии. Память его отмечается 6 ноября (24 октября ст. ст.). В августе того же 2000 года были обретены мощи преподобного Василиска в Туринском монастыре, и в день его памяти 11 января (29 декабря ст. ст.) 2004 года состоялся чин канонизации старца Василиска в лике местночтимых святых Екатеринбургской епархии. А на Архиерейском Соборе Русской православной Церкви 4 октября 2004 года было определено всецерковное почитание Василиска Сибирского и Зосимы (Верховского).

О духовном водительстве преподобного Зосимы

Общинка из девиц и вдовиц, положившая начало утверждённому впоследствии Троице-Одигитриевскому монастырю Зосимова пустынь, организовывалась как сестричество, посвящающее себя служению Богу по уставам, принятым в монастырях, и под непосредственным духовным окормлением опытного старца. Пустынь их, затерявшаяся среди леса и болот, и не требовала другой сферы деятельности, кроме молитвы за своё спасение и за весь род человеческий. Главное социальное служение их высветилось благодаря примерному житию и церковному служению – об этом в 1930-х годах написал свидетель жизни монастыря врач Петровской больницы М.М. Мелентьев: «Сколько раз бывал я в монастыре, в его тихой ограде, на его вечерних и утренних службах. Бывал с наслаждением и уважением к женщинам, создавшим чинное благолепие церковного служения, крепкую рабочую общину, широкую благотворительность, благородное и благотворное влияние на окружающее деревенское население»¹⁹.

Главная фигура в основании Троице-Одигитриевского монастыря – духовный вождь первых его насельниц преподобный Зосима (Верховский), именем которого и стали называть пустыньку после его кончины. Кратко о жизненном пути старца рассказано выше. А сейчас закончим мысль об истоках сестричества – о первых ученицах преподобного Зосимы, о главных предпосылках и целях объединения в общину пришедших под его окормление женщин, о системе духовного окормления сестёр преподобным.

Начало сестричеству положено было в Сибири, где к тому моменту старец жил на безмолвии в лесной келии уже около двадцати лет. Но пришло время «поставить свечу на свещник, да светит всем». Первыми пришли под его окормление несколько вдов и девиц-сирот. Небольшое общежитие было организовано в деревне Сидоровка, ближайшей (в 20 верстах) к месту келий отцов Зосимы и Василиска. Старец Зосима сразу же серьёзно занялся духовным окормлением первых своих учениц, начав его с весьма необычного действа. Он составил письма типа договора, «заветы», как они их называли, в которых и наставник и его духовные чада обещали перед Богом находиться во взаимной любви, доверии, ответственности друг перед другом и в безоговорочном послушании учениц учителю. Несколько иерархов благословили это начинание, в том числе епископ Иркутский Михаил (Бурдуков), поддержавший старца Зосиму и позднее, при его скорбях²⁰.

«Заветные» письма старца Зосимы и его духовных дочерей впервые опубликованы А.Л. Бегловым²¹ и затем в книге «Преподобный старец Зосима Верховский. Творения» (СТСЛ, 2006). Приведем здесь первое «заветное» письмо с припиской епископа Иркутского Михаила²² как пример уникального явления в духовной жизни вновь организуемой общины.

«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа Аминь.

Аз грешной старец Зосима, именуемой Захарий,

Свидетельствуя о себе пред самим Богом, написах своеручно во уверение вам, моим духовным сестрам, Онисии, Наталии и Евдокии.

Аще не от всего сердца и души моея о Бозе к вам усердствую дотолико, что даже и в царствие Божие не хощу без вас внити, то да лишен буду онаго во веки.

Второе, аще порочною, то есть нецеломудренною и нечистосердечною люблю вас любовию, то да буду сам возненавиден от Бога.

Третие, аще не дорожу ваше спасение с моим наравне, то да будет низведена во ад душа моя.

Четвертое, аще без благословныя вины восхощу оставити вас или не старатися о потребном и нужном для вас, то от Бога сам оставлен да буду²³.

Сице равно и мы нижеподписавшияся твои духовныя дщери, во утверждение нашего вечностию связаннаго духовнаго дружелюбия с тобою и между собою, тако глаголем пред самим Богом. Аще которая из нас таковых усерднолюбителных чувств дотолико к тебе духовному нашему отцу или к сестрам не имеет, что даже ниже царствия Божия желати наследити единой без других, или которая из нас аще неоткровенна во всем будет тебе, или не восхощет всегда в повиновении быти у тебе и творити во всем по повелению и совету твоему, или восхощет оставити тебе, или от сестр разлучитися без твоего согласия, тогда таковая яко неистинствующая и отпадшая и поправшая сей завет наш, пред Богом соделанной, да будет изглаждена из него и лишена нашего с нею соуза. И прочее да не числится между нами в нашем единодушном, вечном неразторжном о Христе содружестве, в том и подписуемся. Онисия Конюхова. Наталия Васильева. Евдокия Романова.

Сего ради вообще о нашем завещании ко Господу Богу возвещаем, взывающе сице:

Боже и Господи всех, всякаго дыхания и души имый власть! Веси яко со упованием на Тя, и с намерением во благоугождение Тебе, тако сложилися во единодушное и вечностию неразрушимое содружество. Сего ради единодушно молим Тя: не посрами нас Боже! тако дружелюбне о имени Твоем сложившихся, но даждь нам в сходство завета нашего и по смерти нашей неразлучными быти един от другаго. Понеже уповая на Твою благостыню, милующую нас, связахом самих себя таковым завещанием и обещанием. Дондеже не узрим всех нас четырех Твоею благостию и милосердием прощенных и помилованных, то единому без других не желати наследити вечное небесное блаженство, ниже внити во оное покоище, яже ты Господи уготовал еси любящим и послужившим Тебе.

Во утверждение же сего нашего о Бозе духовнаго завета и о непреложности нашей, и по смерти таковыми обрестися друг ко другу, своеручно подписуемся:

Аз грешной старец и друг ваш духовной, паче же недостойной раб ваш именем Захарий, зовомой Зосима, тако пред самим Богом безначальным Отцем, и собезначальным Его Единородным Сыном, и пресвятым и животворящим Духом завещаю самаго себе и обещаюся от души моея, аще вы таковыми, якоже ныне со мною и между собою в дружелюбии имеетеся и такожде как ныне покорны и послушны мне будете всегда и во всем, чистосердечно в точности откровенны, то аще сице пребудите во всю вашу жизнь, то ежели от Бога помилован буду и сподоблюся участи угодивших Богу, тогда, ежели Бог бла[го] волит, непременно по сему завещанию поступлю и выполню. То есть: молити буду Бога, да первее вас сподобит вечнаго блаженства, а потом да причтет и мене к вам.

Такожде и я дочь твоя духовная Онисия, таковое обещание даю пред Богом. Если ты, отче, и сестры с таковым духовным о Христе дружелюбием, якоже зде изображено, пребудите ко мне и между собою навсегда, то аще от Бога помилована буду и сподобаюся причтена быти ко святым угодившим Богу, тогда аще благоволит Бог, то не иначе, но тако, якоже ты, отче, о себе изъявил, сице и я поступлю и выполню.

Равно и я дочь твоя духовная Наталия пред Богом обещаюся в точности тако выполнити, якоже сестра выше изъявила.

Тоже и я дочь твоя духовная Евдокия не инако но в точности тако, якоже и сестры написали, обещаюся пред Богом поступити и выполнити.

1819 года февраля 2 дня.

[Приписка епископа Михаила]: Несмотря на строгое запрещение Спасителя нашего (см. Мф. гл. 5^я ст. 34, 35, 36, 37 и 38^й) о неупотреблении клятв, не могу не удивляться сему клятвенному обету О. Зосимы с сестрами, ибо вижу в оном истинную Христианскую любовь и ревность, подобную Павловой, о которой пишется к Рим[лянам], гл. 9^я ст. 3.

Михаил Епископ Иркутский. 2 Апреля 1819 года».

Через некоторое время исхлопотал отец Зосима в Святейшем Синоде более достойное помещение для своих подопечных, и в 1822 году запустелый Николаевский монастырь в городе Туринске был обращён в женский и отдан на попечение и надзор отцу Зосиме. Отец Зосима написал устав сёстрам, основанный на общежительских правилах св. Василия Великого, и имел все попечения об их душевном спасении, и о нуждах их житейских, и вообще о благоустройстве обители. Жизнеописание преп. Зосимы издано уже несколько раз²⁴, и потому есть возможность подробно ознакомиться с тем, как именно шло становление вновь образованной общины под руководством старца.

«Сверх церковного неопустительного Богослужения, положено было правилом ежедневно за час до утрени собираться всем в церковь. После утренних молитв читали поклонение страстям Христовым, составленные Димитрием Ростовским, по окончании которого ударяли к утрене и до прихода священника иногда отец Зосима читал вслух какое-либо поучение св. отцов, и все около него сидели на помосте церковном и слушали. После шестопсалмия все трудящиеся отходили на свои послушания; в церкви до окончания службы оставались только поющие, читающие, церковница, свешница и немощные. У обедни должны были быть все неотложно. После вечерни учреждено было правило такое: акафисты, каноны и по чёткам с земными и поясными поклонами и с умною молитвою. Пред каждым воскресением и пред большими праздниками отправлялось всенощное бдение, накануне которого после малой вечерни позволялось часа два или три отдохнуть; в 9 же часов вечера собирались все в церковь с отцом своим и до трёх часов утра проводили ночь в храме Божием в пении акафистов, в чтении Псалтири и Нового Завета; между молениями три раза садились, и отец Зосима читал поучения. В три часа утра начинался благовест и приходил священник, и отправлялась всенощная по церковному чиноположению, по окончании которой все в молчании расходились по келиям, но ни одна сестра до обедни не должна была ложиться спать, но или читать в келии книгу, или для разгнания сна заниматься чем-нибудь в своей келии тихо и с молитвою Иисусовой»²⁵.

Но враг рода человеческого не дремал, и трудности становления этого монастыря были огромны. Клеветнические письма в Синод и предвзятое расследование на месте дали неминуемую реакцию. Осенью 1825 года старец Зосима, освобождённый Синодом от исполнения обязанностей попечителя Туринского монастыря, переехал в Москву. Там он нашёл теплый приём у владыки Филарета. Зимой присоединились к нему те сёстры, которые не пожелали остаться без духовного руководства своего Аввы. И зажила новая общинка под Москвой.

При трудном устройстве обители отец Зосима не только не упускал из виду устройство внутреннее, духовное в ученицах своих, но даже больше всего имел о том попечения: утрени, вечерни, поклонные келейные правила исполнялись неотложно. В зимние длинные вечера чтение и списывание святых духовных книг и рукоделие были их занятиями. Отец Зосима всегда старался утверждать в своих ученицах молчание, любовь к уединению, простоту, смирение, взаимную любовь и послушание, нестяжание.

По кратким выпискам из Устава, сохранившимся с 1826 года, видно, что старец Зосима оставлял среди сестёр те же правила жизни и молитвословий, которые разработал для них в Туринском монастыре[14]: «1) Не менее четырех разов говеют и причащаются Святых Тайн; 2) ни одна ничего собственного не имеет, но у всех общее и все в совершенном нестяжании;…6) постели из тонкого войлока и возглавие неуспокоительное; 7) прежде окончания утреннего моления ничего не разговаривают, кольми паче ничего не начинают делать; 8) в воскресные дни и в большие празднества всеночное совершают бдение, то есть сверх обычного церковного служения – в пении акафистов и канонов и псалтиря и в чтении Нового Завета и поучительных слов провождают ночь; 9) во всякой и простой день сверх положенного церковного служения отправляют поклонение [страстям Христовым], сочиненное С. Димитрием Ростовским чудотворцем, и еще поклонное правило и акафист и каноны и псалтырь за здравие и за упокоение благотворителей и помянник, как обычно во всех общежительных монастырях; …21) молочные снеди во весь год токмо на всеедных неделях; …25) подобное чаю питие токмо в воскресные дни и на большие празднества подается всем сообща; … 27) сама начальница с посещающими гостями не ест ниже пьет некое усладительное одна без сестр, якобы для угощения, хоть бы и от самих гостей было нечто такое принесено;…²⁶.

По окончании каждой вечерни старец имел обыкновение посидеть немного с сёстрами: все садились вокруг него на полу, и он делал устные наставления, причём мысль наставления брал от случившегося в тот или другой раз празднества. Говорил он без всякого приготовления, просто, но с сильными чувствами и часто со слезами. В праздники мучеников нередко повторял он: «О, угодники Божии! Где ваши страдания, где мучения? Прошли, как минутный сон, и за то теперь вы вечно ликуете с Господом. А мы, сестрицы! Что покажем на Страшном Суде, ежели и малого труда, и малой печали, и малой скорби или болезни не захотим потерпеть Господа ради?»

Возбуждая в ученицах своих горячность и усердие к бдениям и ночным молитвам, отец Зосима чрезвычайно сильно и утешительно беседовал об этом: «Да, возлюбленные сестры, дай Бог вам познать утешение ночных бдений, когда вся природа, все люди погружены в мрачный покой, все тихо, все молчит, точно все мертво. Как утешительно переселяется в такие минуты душа от этой смертности в иной мир и беседует едина с Единым, воспевая: Се жених грядет в полунощи. А особенно летом, в тихую светлую ночь, как отрадно молиться одному на свободе в леску!» Некоторые сёстры, восхищённые такими внушениями, просили у него благословения ходить в лес ночью молиться. Лес был весьма близко, возле самой калитки. Он с утешением благословил и поделал им на ёлках кресты в некотором расстоянии один от другого и просил Господа укреплять и утешать их.

Воспитанные в духе аскетизма, хранения уст, непрестанной молитвы, ночного бдения, безграничного послушания своему духовнику, верные ученицы преподобного Зосимы стали тем основанием сестричества, на котором возросла община под Москвой. Выдержали сиротство после смерти старца Зосимы, бедность и заброшенность в лесной чаще, вдали от храма и людских поселений, ещё долгие восемь лет – до утверждения их общины в статусе общежития (в 1841 году), когда появился у них свой священник в новопостроенном храме. А потом ещё 15 лет до утверждения в статусе монастыря, после которого только и начались постриги в мантию.

Преподобный Зосима (Верховский) о монашестве в контексте его «поучения» для новоначальных

Получив от Господа духовных чад в своё руководство, преподобный Зосима написал им особое «Поучение о послушании»²⁷, руководствуясь известными ему творениями святых отцов. Указывая на общие обязанности всех христиан – молиться, поститься, читать душеполезные книги, проявлять милосердие к недужным, помогать ближним, жить в любви, – преподобный подчёркивает особенности монашеского жития – беспрекословное послушание духовнику, смирение до самоуничижения, нестяжание до нищеты. И весь этот, казалось бы, скорбный путь – для очищения сердца во имя «стяжания духа святаго». Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8) – так говорит нам Евангелие. А путь к чистоте сердца через отречение от мирских услад и суровые понуждения проверен и заповедан святыми отцами уже на протяжении почти двух тысячелетий.

Отметим, что всё «Поучение» старца Зосимы пронизано неукоснительным следованием учению Святых отцов. При этом «можно с уверенностью сказать, что никто из святых не стал бы искать словесного выражения своего духовного опыта и навсегда пребыл бы в молчании, в этом „таинстве будущего века“, если бы не стояла перед ним задача научить ближнего; если бы любовь не порождала надежды, что хоть кто-нибудь, хотя бы одна душа услышит слово и, восприняв покаяние, спасётся»²⁸. На этот предмет есть высказывание и самого преподобного Зосимы в его «Поучении о послушании»:

«Аще бы Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст и прочие святые отцы одними бы только словесы опровергали еретиков и обращали от заблуждения и изустным токмо поучением просвещали и утверждали в истинном богопознании, то мало последовало бы пользы, ибо в те токмо времена процветало бы благочестие, и по кончине оных паки возникло бы и усилилось злочестие и многовидные ереси. Но ныне, благодарение Богу, хотя и тмами от недр сатаны проистекают плевелы еретическия, но, поучаясь и вникая в премудрое и богодухновенное святых отец писание, просвещаемся и утверждаемся в благочестие, и всякое ложное и богопротивное учение, яко зловоние и прах, помощию Божиею отметаем».

Приведем несколько выдержек из «Поучения о послушании», написанного отцом Зосимою для своих учениц.

«В монашестве не столько нужно всякое изнурение и подвиги, как чистое сердце и бесстрастие».

«Если же мы, вступая во иночество, и не брежем, не внимаем и не тщимся о достижении бесстрастия и чистоты душевной, то почто и вступаем в монашество? Молитися, поститися, творити милостыню и прочие богоугодные дела можно и в мире живуще».

О вступлении в монашество

«Аще речете: то почто идти во иночество. Ответ: того ради, да приближнее к Богу поживете, не печась о земном, но весь ум и все свое тщание вперяя к небесным. Аще же не тако поживете, то всуе будет изшествие ваше из мира».

«Многие идут в монашество, дабы избежати точию действительных грехов и соблазнов, то есть: сребролюбия, блуда, пьянства, хищения и подобных сему. Иные же от должностей бегут, от трудов, хотяще быти свободну и спокойнейшее имети житие. И тако пришедши во иночество, беспечно жительствуют, яко достигшие своего желания, не радят ни о подвигах иноческих, ни о том, дабы стяжати чистоту сердца и достигнути бесстрастия. <…> Како не жалостно и не достойно плача и рыдания, аще кто, лиша сам себя всех житейских сластей, имуществ, славы и наслаждений, от нерадения же своего и от непотщания погубит царство небесное и облечется навеки в нищету адскую!

Для того-то Господь и попустил разным житиям быти, дабы не могущие и не желающие иночествовати, в мирской и супружеской жизни работали Ему и благоугождали различными добродетельми, а усерднейшие да вступают во иночество. Совершеннейшие же да вдаются на жесточайшие подвиги или конечное безмолвие».

«Аще же кто не приемлет покорити себя воли Божией, тому по истинне лучше не касатися монашества, нежели со своеумием и презорством жити между святою братиею. Понеже яко же от беса, тако от самочинного и не следующего по преданию происходят всему братству соблазны, молва и смущение».

О начале монашеского пути

«Святый Григорий Синаит глаголет: „Малая и великая и сокращенная повинующихся лествица пять имать степеней, к совершенству ведующих: первый – отвержение, второй – повиновение, третий – послушание, четвертый – смирение, пятый – Божественная любы, яже есть Бог. Несть иного кратчайшего пути к вышним чертогам, малою лествицею добродетелей ведущего, якоже умерoвления пяти послушанию сопротивляющихся страстей: преслушания, глаголю, и прекословия, самоугодия же и оправдания, и пагубного мнения“».

«Аще не творим должнаго иночеству и не тщимся о исполнении наших обязанностей, то како благодать Божия излиется на нас? Подобне тем, иже не хощут трудитися в земледелании, како возмогут собирати плоды? Мы же к тому аще и исполнили бы все внешнее: то есть нищету, уединение, воздержание, бдение, продолжительное моление, поклоны, долгое поучение Святаго Писания, последность и тому подобное – но вся таковая суть токмо орудия. Истиннаго же и спасительнаго плода пусты окажемся, аще к тому не стяжем богоугодных добродетелей, сие есть: совершеннаго самоотвержения, истиннаго смирения, мира и согласия, духовнаго радования о Бозе и о ближних, умнаго блюдения, чистоты сердечныя, простодушия, милости, сострадания, кротости, долготерпения, безгневия и Богоподражательной любви. Сими токмо добродетельми душа усвоивается Богу. Однако же преблагий и человеколюбивый Господь, видя труд и подвиг наш во внешних делах, дарует нам своею благодатию и сии плоды духовные. А потому долженствуем неослабно трудитися и тщатися творити то, что от нас зависит. Бог же милостию Своею, яко благосерд, облагодатствует и наши души, и возрастит в нас плоды духовные».

О самоотвержении и повиновении

«Вступая в монашество, прежде всего предаются в руководство, отвергают свою волю и дают обещание сохранять повиновение и послушание безразсудно. Творят же сие не для иной цели, токмо еже бы достигнуть чистоты душевной и безстрастия, ибо без сего и иночество не поможет нам, паче же всуе и на осуждение будем носить на себе наименование монашеское: аще не потщимся делами исправить и оправдать оное. Дела же и исправление иноческое состоит в истинном отвержении всех своих прихотей, желаний, наклонностей, пороков и страстей, дабы все то, что прежде было нам вожделенно, дорого и любимо, Бога ради презреть, попрать, и в конец отринуть свою волю, свое мудрование, самомнение и самолюбие: отнюдь ни к чесому земному не прилеплятися».

«Вступивше во иночество, подобает слушати и внимати наставлениям, во всем покарятися, нигде ни в чем своего хотения не приискивать, нраву, воле и желанию своему отнюдь не внимать».

«Понеже поступившему в житие иноческое и предавшемуся в повиновение, по правилам иноческим долженствует и жити, а не по подобию светских людей, – жизнь иноческая есть духовная, – то и подобает токмо о духовном богатстве пещися; духовное же богатство внутрь нас имеется по гласу Господню: Царствие Небесное внутрь вас есть. И так егда обретем неложное иноческое богатство, то есть восчувствуем в себе кротость, смиренномудрие, безгневие, терпение, милосердие, упование не на временное нечто, но на Бога живаго, радование внутреннее о Бозе и веру непоколебиму, простосердечие, сострадание и любовь чистую ко всем и прочие плоды духовные, тогда и сами светло познаем внутрь нас наше богатство и духовное сокровище, и со извещением возчувствуем свое спасение».

«Снискивается же таковое богатство сицевыми делами: отвержением мира и самого себя, то есть: своего нрава и своей воли, и всех своих пожеланий; потом совершенным повиновением и по силе трудами: воздержанием, пощением, безмолвием, бдением, долу и на твердом лежанием, умаленным сном, продолжительным молением и поклонами, поучением Священного Писания, к тому же не малодушествовати, но претерпевати скуку и уныние, небрежение к себе, неумовение, жажду, глад и хлад, рукоделие по силе и нестяжание, еще же безчестия и уничижения любление. – Се зрим, на каковой труд и подвиг потребно себя издати».

«Истинный и совершенный послушник должен быть мертв ко всякому своему мнению и разсуждению».

«Всякий нерадивый и не хотящий слушати полезных поучений, хотя и молит Бога о помиловании, но не услышит его Бог и не приемлет моления его, понеже он не слушает отца своего и отвращается от его отеческих наставлений».

«Во иночество поступати должно не для того токмо, дабы навыкнути послушанию и отвержению своей воли, но дабы стяжать смиренномудрие и терпение во всякой скорби и злострадании, с совершенною покорностию и самоотвержением. Сего же ради и даруется от благодати Божией дух бесстрастия и чистота сердца».

О пороке самомнения и самооправдания

«Всякие пороки злы суть и душевредны, но паче люто и губительно есть самооправдание и любопрение. Аще ты пред людьми ищешь себе оправдания, то како претерпишь от Бога обличение и осуждение пред всеми Святыми и пред Ангелы Его, егда станет по правосудию Своему объявлять твои грехи и истязывать добрых деяний».

«К самомнению же и к самочинию удобно вкрадывается дьявольская лесть и окрадение. Той, иже отпадет от послушания и, вознебрегши о отце своем, хотя удавится от подвигов и истает от поста, но аще не обратится ко отцу и не восприимет жити в повиновении с верою, с откровением и смирением, то отчаятельно его спасение и всуе иждивает дни свои».

«И тако зри, возлюбленный брате! Иже носиши токмо именование послушника – какого духовного сокровища лишаеши себя, последуя своей воли; сам себя лишаеши свободного к Богу восшествия, стяжаваемого безрассудным послушанием. Ибо с дерзновением бы предстал пред лицом Господа своего, понеже не ты, но отец твой, имевший тебя в повиновении, предстоял бы отвещавающе за тебя; ты же, послушания ради, обрелся бы в величайшем достоинстве паче самохотных безмолвников».

О послушании

«Послушание приятнее Богу молитвы и постов, яко послушанием несомненно обретается спасение души. <…> А кои, живя во иночестве и вкупе с повиновением, последоваху и своей воли и разсуждению, таковые все в неизвестии имеются, прияты ли их труды и подвиги от Бога или ни; то не лучше ли известнаго и вернаго держатися, нежели предавати себя в сомнительное, опасное, а негли обманчивое, заблудное и гибельное шествие».

«Аще бы возможно было вступающему в иночество без предания, послушания и повиновения спастися, то не понуждали бы Святые отцы и не предавали бы правил к повиновению, но заповедали бы только прилежати чтению святых книг и тем довольствоватися. Но вместо того все Богоносные и Преподобные отцы наши единогласно вещают: горе непокоривым, ибо падают яко листвие и погибают, уловляемые различным прельщением, паче же богоненавистною гордостию и высокоумием».

«Аще который брат токмо уставное и преданное от Святаго Писания будет исполнять без прекословия по наставлению Отца, то таковое житие несть послушническое, но под советом. Послушническое житие сообразуется с жизнию страстотерпцев и исповедников, паче же уподобляется самому Господу, иже послушлив быв Отцу своему до смерти крестныя!»

«Всякий же ученик и послушник должен убедитися и твердо веровати, яко не может быть такой пользы в жизни монашеской ни от поста, ни от безмолвия и моления, ни от нищеты и от разнообразных подвигов, яко от узаконенного нерассудного послушания».

«И аще сице брат поживет при отце с кротостию, непрекословно послушая во всем, и в согласии, и в терпении, то благодатию Божиею стяжет бесстрастие и чистоту сердца. Паче же сам Господь почиет в таковом послушнике».

О смирении и покаянии

«Изнемогающий же, видя себя отстающим и падающим, не от лености и нерадения, но от бессилия и немощи, лишенным великих и высоких дел, смиряется и сокрушается сердцем. Истинное же смирение и без дел велико есть пред Богом, а посему и они не лишаются общего воздаяния и спасения».

«Жизнь иноческая есть жизнь покаяния. Но аще дел иноческих не творим, то не творим и покаяния, а по сему показуется, яко без пользы живем во иночестве».

«Хотя и малое имеем порочное навыкновение, но аще страстно оным одержимся, то не можем быти соединены с благодатию Божиею. Сие явно показуется на тех, кои не тщатся отринути свои малые порочные пристрастия и обычаи и за то не чувствуют в душах своих благодатного просвещения и духовного радования, и остаются в неизвестии о своем спасении. Но аще речеши: како возможно быти человеку без всяких пороков? На сие ответствую: яко того ради и предлежит нам вседневное покаяние, сокрушение, осуждение самих себя и тому подобное; и сего ради вступаем во иночество, дабы беспрепятственно возмогли тщатися о стяжании душевной чистоты истинным смиренным послушанием и самоотвержением. Дабы чрез то совершенною ненавистию возненавидети все наши страстные обычаи и пороки, отлучающие нас от Бога и лишающие Его Божественной благодати. И за таковое добровольное смиренное самоотвержение и подвиг Господь благодатию Своею прощает невольные человеческие падения и дарует им свою Божественную помощь, зря усердное их и неусыпное тщание о добродетели».

О пороке гордыни

«Жизнь иноческая – покаянная, смиренная, равноангельская: следовательно, всякий вступающий во иночество обязан прежде всего отринуть всякое возношение и гордыню».

«Может ли обитать благодать Божия или являть свои спасительные действия и силу Божественной помощи и плодов Духа Святаго в душе, зараженной богоненавистным высокоумием и презорством? О нем же глаголет Святой Лествичник: „Презоривый сам себе бес и ратник“… Великое ли малое презорство, но все произрастает от диавольского кореня и не может быть не сопряжено с обидою ближнего».

«О возлюбленные! Поистине порок сей гордыни ненавистнее пред Господом всяких иных пороков и грехопадений и отнюдь не попускает приблизиться ко исправлению и восчувствовати свое от Бога удаление. Ибо видим многих великих грешников, разбойников, чародеев, прелюбодеев, хищников, воров, пьяниц и в конец развращенных; но понеже, кои не одержимы были от богоненавистного и дьявольского порока высокоумия и презорства, то благодать и человеколюбие Божие не отринули их в конец, но вспомоществовали им от таковых уму необъятных беззаконий обратитися, сокрушитися, смиритися и достигнути спасения. Книжники же и фарисеи, мнящиеся быти праведными, судящие иных и сами обретаяся чистыми от таковых лютых грехопадений, но понеже соделавшись порабощенными славолюбием, гордынею и презорством, то в конец ослепли злобою, не возмогли познати своего заблуждения, не восхотели уверовати Христу Господу, осудили Его на распятие, сами же чрез то наследовали огнь вечный и мучение».

«На кого милостивно призирает Господь: на кротких, на смиренных и трепещущих словес Его (см. Ис. 66, 2); гордим же противится и лишает своей благодати».

«А потому аще кто, пообладанный сим дьявольским недугом, и не тщится исправитися, то таковый конечно более самого беса приимет осуждение, ибо сотворенный по образу и подобию Божию, добровольно соделался подобным и содружественным с превознесшимся гордынею диаволом и вкупе с ним низведется в преисподнее дно и бездну адову».

О единодушии духовном и любви

[В монастыре] «во всех един нрав, едино хотение, едино тщание, едино уставоположение, несть различия ни в пищи, ни в одеянии, ни в стяжании, ни в рукоделии, но все и во всем являют совершенное послушание и отвержение в конец своей воли».

# И на небеси ничего не находится превыше любви, ибо Любы есть Сам Бог. То от сего должно вразумитися, сколь велия милость Божия к таковым, кои удостоились дара любви, изливающегося от Самого Бога в сердца их Духом Святым, как сказано: «Любы Божия излияся в сердца наша Духом Святым данным нам» (Рим. 5, 5). Понеже без любви, аще изнуришься от поста и подвигов, аще всякое злострадание претерпишь, во еже и тело сожещи, аще всякие чудеса сотворишь, – ничтоже есть и никая польза».

Часто повторял старец сестрам своим: «Не теряйте дорогого времени, возлюбленные: молитесь, поститесь, трудитесь в простоте, любви и смирении. Придет конец – тогда будете жалеть и раскаиваться, да не поможет». При этом назидал: «Не гонитесь за одним постом. Бог нигде не сказал: „Аще постицы, то Мои ученицы“, но: „Аще любовь имате между собою“. И дьявол никогда не ест и не спит, но все он дьявол. Без любви и смирения, от одного поста и бдения, из человека сделаешься, пожалуй, бесом. Тем же молю вас, возлюбленнии, потщитеся вседушне благоугождати Господу во всех путях ваших, да внидите с мудрыми девами в небесный чертог Его и приимите неувядаемый венец от руки самого Господа, возлюбившего вас, избравшего от мира и усвоившего Себе облечением святого иноческого паче же ангельского образа».

* * *

Кроме специальных душеполезных творений преподобного Зосимы известны несколько его очень содержательных писем. Следует отметить особенно одно – его письмо к монаху Досифею²⁹ 1799 года, посвящённое изложению понимания монахом Зосимой, тогда ещё молодым, сути монашеского делания, и в частности отшельничества. Знакомы они были по рославльским лесам, где отец Досифей продолжал пустынничать в 1799 году, в то время как старцы Зосима и Василиск получили благословение покинуть Коневский монастырь, с тем чтобы найти для себя «глубокую пустынь».

Несколько отрывков из того письма выделил в своих келейных записках оптинский старец Варсонофий³⁰, что важно и для нашего контекста. В опубликованном Житии схиархимандрита Варсонофия об этом написано так:

«Книжные примеры подвижничества в душе о. Варсонофия сливались с живыми… Он постоянно читал жития и потом всегда говорил и проповедовал, что для монаха это самый полезный род чтения. Когда жили подвижники – в древности или совсем недавно, – мало имело значения, так как православные подвижники всех времен современны друг другу. Встреть, например, чудом каким, преподобный Антоний Великий преподобного старца Амвросия Оптинского – у них были бы общие, излюбленные обоими одинаково темы разговора, близкие мысли и сердечные устремления… Они братья во Христе Иисусе.

И вот благословил о. Иосиф³¹ рясофорному монаху Павлу[15] для прочтения такую книгу: „Житие и подвиги в Бозе почившего блаженной памяти старца схимонаха Зосимы“.

Из этого жития о. Варсонофий в то время, то есть в середине 1890-х годов, сделал несколько выписок в свои „Келейные записки“ на слова „Любовь Божия“, „Промысел“ и „Пустыня“. В последнем отрывке – описание „внутренней пустыни“, то есть одинокого лесного монашеского жития, совершенно во всем подобного житию древнеегипетских иноков:

Пустыня. „Многовящше, уповаю, во успеяние приводит внутренняя пустыня, понеже в ней несть уже никоего утешения, еже имеется в мире сем, им же возмогла душа суетно заняться, зане рукоделие излишнее не потребно, тоже пойти для увеселения не к кому, разглагольствовать не с кем. Никто не посетит, не имать трапезы соутешаюшихся и утешающих брашен, разве единаго твоего ученика и сурового постного насыщения; ужас от бесов; скука и тоска от уединения всегдашняго и неисходнаго. Страх смертный, беспрестанно в душу входящий, страша звериным нападением, ядовитых гад уязвлением и умерщвлением, и от злых людей убиением; скудость во всем, нищета крайняя, недостаток везде, преболезненная хижина, ничтоже в себе имущая, разве малых книг, в них же всю отраду имать и утешение. О друзей своих жительстве не слышит, о родственников здравии не знает, о любимых своих вести не имеет. И все приятное бывшее от него удалилось, единым словом: мертвым учинился мир ему и он миру. Несть о чесом временном порадоваться, или им же бы помрачался ум, отлетая от Бога: но присно вся мысль, ум, память и все чувство и весь человек в Бозе бывает погружен, наставляясь к Нему чрез единое размышление и смотрение премудрости, величества и Промысла Его, еже в творении Его. И яко двое книг имать пред собою разверстые во всегдашнее время, – небо и землю, – смотряя в тыя и удивляяся, сколь велик и премудр есть Бог наш!.. И таковым внутренним пустынным пребыванием негли бы и пришел в страх Божий и в чувство о своей погибели“»³².

1.2. ЗОСИМОВА ПУСТЫНЬ И ОПТИНА

До появления своего храма в Зосимовой пустыне «все ходили и ездили по праздникам в приходскую церковь для слушания литургии и для причащения Святых Тайн; и священник, который и старцу Зосиме и всем сёстрам был отец духовный, отдал им хоры, где сёстры стояли одни без народа». На территории пустыньки при отце Зосиме поставлено было большое резное распятие в рост человека, подаренное донским архимандритом Афанасием (Петриевым) вскоре после поселения там старца с сестрами. Над этим крестом выстроили часовню, куда ходили на молитву. Около этой часовни впоследствии похоронили старца по его завещанию, «чтобы дождь с крыши, под коею распятие Спасителя, орошал его могилу». Над гробом основателя обители, по благословению владыки Филарета, позднее построили церковь во имя Святой Троицы. Был назначен священник, но регулярные службы там начались только после официального утверждения общежития в 1841 году.

Официальное признание общежития помогло, безусловно, не только в материальном отношении (так как именно после утверждения обители начали благодетели интенсивно обустраивать пустыньку), но и в духовном. Именно в 1840-х годах началась новая эра в сфере духовного руководства сёстрами Зосимовой пустыни. Благочинным обители стал наместник Свято-Троицкой лавры архимандрит Антоний (Медведев), почитавший старца Зосиму³³ и много сил положивший на окормление его осиротевших духовных чад в течение 30 лет. Огромный блок сохранившихся писем некоторых зосимовских сестёр к их духовнику игумену Антонию (Путилову) раскрывает страницы духовного руководства этим оптинским старцем. Тех своих духовных дочерей, которые проявляли желание уйти в монастырь, игумен Антоний благословлял в Зосимову пустынь. После его смерти некоторых сестёр взял под свое крыло старец Амвросий[16]. Многие письма касаются вопросов переписывания духовных книг, их красочного оформления, написания икон сёстрами. Но главное содержание писем – постоянное покаяние, осознание своей греховности и немощи со стороны сестёр, и призыв к терпению и твёрдой вере в наставлениях отцов.

Несколько писем оптинских старцев касательно духовного окормления сестёр Зосимовой пустыни

В 1840-х годах началась замечательная эра общения зосимовских сестёр с богодухновенной Оптиной пустынью. Короткий отрывок из письма преподобного Антония (Путилова) 1830 года даёт косвенное свидетельство о знакомстве оптинских старцев с самим отцом Зосимой. Но существует об этом и прямое свидетельство – письмо настоятеля Оптиной пустыни отца Моисея (Путилова) от 19 мая 1860 года, где он, отзываясь на изданную книгу Жития «блаженныя памяти Старца Схимонаха Зосимы», писал, что «Господь удостоил видеть его и знать во время жизни на земле»³⁴. Но как же медленно и трудно складывались отеческие отношения Оптины с зосимовскими пустынницами! Об этом – письма 1840–1844 годов.

Из письма

иеромонаха Антония (Путилова) к родственнику³⁵

21 августа 1830 г.

Вселюбезнейший и достопочтеннейший о Христе Спасителе

Благодетель Григорий Федорович!

…Хотя и стыдно, но усерднейше прошу – ременные пояски Вашего усердия почти все разошлись по рукам, нечем было мне подарить и Батюшка Отца Строителя. То нельзя ли сделать одолжение хорошенькой для него приказать сделать поясок и при оказии прислать, а манером такой, как Вы для пустынника отца Зосимы делали. Да и меня, Вашего послушника, один барин, видно добрый человек, был да и распоясал – обещал за оной ржи воз или два прислать; распоясать-то распоясал, а ржи-то еще не прислал – Бог с ним!..

Из письма

игумена Антония (Путилова) к игумену Моисею (Путилову)³⁶

20 февраля 1840 г.

Всечестнейший и Достопочтеннейший Батюшка

Отец Игумен! Благословите!

Почтенным Семеном Логиновичем я более всех одолжен любовию и благодетельством, ибо пожаловал две сотни рублей да чаю и сахару, но при том убедительно просил меня посещать обитель отца Зосимы каждогодно и входить в посредство дев или им приезжать ко мне для советов. Я чем не отзывался, в резон не принял. Наконец, говорю, что я без воли Архипастыря и без воли моего Старца и шагу за ворота монастырские ступить за грех считаю, а не только ездить куды! – он паки о Его желании велел Вам донести и Его уведомить, почему и молю Вас, Батюшка, написать мне то, что Господь Вам известит, каковое писание Ваше я подлинником и отправлю к Семену Логиновичу.

Письмо

игумена Моисея (Путилова) к игумену Антонию (Путилову)³⁷

2 апреля 1840 г.

Высокопочтенный Отец Игумен,

Возлюбленный по Духу сын и брат!

На неоднократное твое вопрошение, касательно общины старца Зосимы, по усильному прошению общаго нашего благодетеля почтеннейшего Семеона Логгиновича, чтобы тебе хотя один раз в год посещать их обитель, я до сих пор не улучил свободнаго времяни тебе ответствовать. Не желая огорчить отказом благодетеля нашего и не надеясь на свои силы, в сем недоумении просишь ты от меня на сие разрешения, по связи нашей не только родственной, но паче духовной; и я одолжаясь по тем же правилам войтить в твое положение; ибо ты мне по плоти брат, а по духу сын, от самаго пострижения мне врученный; и ежели по моему нерадению и непредостережению тебя, последует тебе какой душевный вред, сверх сожаления о тебе, я еще и ответа пред Богом не избегну; и для того призвав в помощь Его ко вразумлению моему, сим тебе ответствую.

Посещении такого рода не могут быть в простом только значении сего слова, но со оными соединится необходимость входить в их дела, по Духовной части относящиеся, а как Правила церковныя запрещают в других Епархиях входить в сие без воли местнаго Архиерея, то и есть сей первый пункт тебе препятствием к оному. Но ежели бы и на сие последовало дозволение, то я нахожу неудобством твое собственное устроение, с которым ты, имея попечение и о вверенной тебе пастве, находишься в крайнем бедствовании и волнении; но когда еще присовокупить к сему и другое попечение, да еще о делах людей разнаго пола, то не будет ли сугубое бедствование души твоей? Хотя ты и находился немалое время на поприще безмолвной жизни, но чувства твои еще не встречали предметов, могущих разсвиреплять наши страсти; то можешь ли положиться на свои силы и вдать себя в сие море, и оставя свою храмину в развалинах, иных храмины созидать. Св. Исаак Сирин пишет в 56-м слове: «Лучше бо ти есть сам себе разрешити от связания греха, нежели свободити рабы от работы. Лучше ти есть умириться с душею твоею во единомыслие сущия в тебе Троицы, глаголю же тела и души и духа, нежели умирявати учением твоим разстроящихся». Григорий бо глаголет: «Добро есть, еже Бога ради возбогословити, лучше же сего есть, еже очистити кому себе Богови. Лучше ти есть косноязычну быти, разумевательну сущу, и искус приемшу, паче еже источати остротою ума твоего аки реку учение. Полезнее ти есть пещися воскресити умерлость души твоея от страстей в Божественных движением помышлений твоих, нежели воскресити умерших. – Мнози силы совершиша, и мертвых воскресиша, и потрудишася еже обратити заблужденных и сотвориша чудеса велика, и руками их мнози наставишася к познанию Бога. А по сих сами тии инех оживотворившии, падоша в скверны страсти и мерзостны, и самих себе умертвиша и соблазн мнозем быша, явльшимся от них деянием. Занеже еще в недузе бяху душа, и не попекошася о здравии душ своих, но предаша себе в море мира сего, еже исцелити души инех, еще суще сами недужни, и погубиша души своя от надежды Божия, им же образом рех. Немощь бо чувств не можаше усрестися с пламенем вещей имущих обычай разсвирепляти лютость страстей, ниже убо стерпети. Еще бо требоваху охранения, глаголю же, еже отнюдь не видете жен, и еще не упокоеватися, и стяжати сребро, и имения, и начальствовати инеми и вознестися на неких». Я сие от многаго малое предложил, что тебе и самому небезызвестно. Хотя же ты ныне и начальствуеши, но с коликим отрицанием на своя немощи, и с коликими горькими слезами, из единаго послушания понужден был принять на себя таковое иго; из чего можно полагать, что призвание Божие есть к прохождению сего служения, то Он силен тебе и помощь свою ниспослать, и избавить от всех сетей и козней вражиих. А здесь добровольное предание себя в сие море, где предлежать будут к теперешним твоим и еще другия попечении, потому что не может ограничиться единожды в год посещением, но откроются многия соотношении, от коих уже отказаться будет неудобно по соучастию в их положении, а с сим вместе предстанут и многоразличные искушении, о коих упоминает Св. Исаак.

Примечания

1

К ефесянам 4: 16.

2

К ефесянам 4: 16.

3

Там же.

4

Монахиня Зосима (Л.А. Верховская). История Зосимовой пустыни. Троице-Одигитриевский женский монастырь в документах. Авторское предисловие из подготовленной к печати книги. С. 5.

5

Мф. 6: 4–6.

6

Мф. 6: 7.

7

Житие схиархимандрита Варсонофия (Оптинского). Введенская Оптина пустынь, 1995. С. 212, 415.

8

Ср.: Мф. 5, 8.

9

Архиепископ Феодор (Поздеевский). Смысл христианского подвига. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1911 (репринт 1995). С. 37.

10

Наставления игумена Филарета Глинского // Отечественные подвижники благочестия. Март. Изд. Оптиной пустыни, 1997. С. 405.

11

Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 2006. С. 528, 552.

12

Почитание новомучеников ХХ столетия и восстановление национального исторического самосознания. Материалы Пятой богословской конференции «Наследие преподобного Серафима Саровского и судьбы России». Москва – Саров – Дивеево, 20–22 июня 2008 года. Нижний Новгород, 2009. С. 19–26.

13

Преподобный старец Зосима (Верховский). Творения. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2006. С. 350.

14

Ср. с изложением Туринского устава: Старец Зосима… Ч. 1. С. 132–135.

15

Будущий схиархимандрит Варсонофий (Оптинский).

16

См. в разделе 1.2 данной книги.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.