Русские войска на Альме сражались храбро и стойко. Очевидец рассказывал: "Артиллерия наша дивно громила неприятеля, - ряды их редели приметно, и что же? Недостало "нарядов... Стыд и позор!.. Прекрасно распорядились!.. И артиллерийское дело, так блестяще начатое, должно было прекратиться в самом разгаре!.. Пошли в штыки, но картечи неприятельские целыми рядами клали наших. Несмотря на это, не только поработали вдоволь штыки, но и приклады русские"{40}.
      Меншиков даже не позаботился на случай отступления своей армии сделать высоты, находящиеся в ее тылу, недоступными, а ведущие к ним тропы непроходимыми. Не лучше вели себя и другие генералы. Находившийся на левом фланге генерал Кирьяков покинул свои позиции, оставив высоты, господствующие над дорогой к Севастополю. Первые же французские батареи, беспрепятственно занявшие эти высоты, открыли ураганный огонь по тылу правого крыла русских войск. Несмотря на тяжелые условия, в которых очутились русские войска, они отошли только после того, как факт обхода их противником стал очевидным.
      Распорядившись об оставлении в Севастополе восьми резервных батальонов, Меншиков отходил со своей армией к Бельбеку.
      Утром 9 сентября Корнилов собрал на совет флагманов и командиров кораблей. Он высказал перед собравшимися свою мысль о том, что если англо-французская армия овладеет северными укреплениями, то даже самое геройское сопротивление не спасет Черноморский флот от гибели. Поэтому Корнилов предлагал выйти в море и атаковать соединенный англо-французский флот, стоявший у мыса Лукулл. "Когда я вошёл, - вспоминал впоследствии Бутаков, - Корнилов стоял в глубине комнаты на каком-то возвышении, и Вукотич только что говорил, что лучше выйти в море и сразиться. Тотчас за этим последовало заявление капитана 1-го ранга Зарина, что выгоднее затопить вход старыми кораблями и командами подкрепить гарнизон... Споры кончились словами Истомина к Корнилову: "Что вы прикажете, то мы и будем делать"{41}.
      Предложение Зарина совпадало с директивой русского командования о заграждении входа на Севастопольский рейд путем затопления старых кораблей и об усилении обороны города за счет освободившихся команд и корабельных орудий. Выполнение этого решения сыграло огромную роль в защите Севастополя. Об этом лучше всего свидетельствует донесение французского адмирала Гамелена, отправленное им в те дни в Париж. "Если бы русские, - писал Гамелен, - не заградили входа в Севастопольскую гавань, затопив пять своих кораблей и два фрегата, я не сомневаюсь, что союзный флот после первого выдержанного огня проник бы туда с успехом и вступил бы из глубины бухты в сообщение со своими армиями"{42}.
      Однако затопление кораблей, произведенное 11 сентября, еще не устраняло угрозы захвата Севастополя противником. Главная база Черноморского флота со стороны суши была практически беззащитна: Северная сторона имела одно укрепление, а семиверстная оборонительная линия Южной стороны вообще укреплений не имела, она прикрывалась 134 орудиями малого калибра, причем промежутки между батареями не были защищены.
      При создавшихся условиях задача обороны города как с моря, так и с суши легла на плечи моряков и малочисленного сухопутного гарнизона. Из команд затопленных кораблей, а также из части личного состава, снятого с действовавших кораблей, были сформированы батальоны. На берег свозились орудия, строились бастионы, рылись траншеи. К 15 сентября усилиями защитников города число орудий на Южной стороне было доведено до 172, а еще через две недели - до 341.
      Большую роль в системе обороны главной базы играли пароходо-фрегаты, на которые возлагалась задача артиллерийской поддержки приморских флангов оборонительной линий. Так, охрана с моря 1-го и 2-го бастионов и Малахова кургана, находящихся на левом фланге оборонительной линии Южной стороны на берегу Севастопольского рейда, была возложена приказом Корнилова от 21 сентября на пароходо-фрегаты "Владимир" и "Крым". Артиллерия этих судов, стоявших в Киленбалочной бухте, должна была обстреливать находившиеся в пределах ее досягаемости высоты, занятые противником. Район Ушаковой балки прикрывала артиллерия парохода "Эльборус", обстрел Инкерманской долины вели комендоры парохода "Херсонес".
      Наиболее важным для обороны Севастополя участком был район Малахова кургана и соседних с ним 3-го и 4-го бастионов. Именно к ним англичане методически приближали свои параллели - траншеи, охватывающие непрерывной линией осажденные укрепления и располагаемые обычно в пределах досягаемости ружейного огня осажденных. Здесь же англичане возводили батареи для штурма русских позиций. Так, ночами 25 и 26 сентября они начали строить, примерно в трех километрах от Малахова кургана, две батареи, рассчитывая установить на них дальнобойные ланкастерские орудия для обстрела Малаховой башни и кораблей, стоявших в Южной бухте. Ночами 28 и 29 сентября англичане отрыли траншеи на Воронцовой высоте и Зеленой горе, расположенных в полутора километрах от 3-го бастиона.
      Таким образом, на экипажи пароходо-фрегатов, стоявших в Киленбалочной бухте, возлагалась задача исключительной важности. Они должны были эффективно противодействовать осадным работам неприятеля. "Владимир" и "Крым", действовавшие под общим руководством Григория Ивановича Бутакова, с утра до вечера обстреливали вражеские траншеи, причиняя им значительные разрушения, уничтожая орудия, выводя из строя живую силу. 27 сентября Корнилов с удовлетворением отметил в письме: "Ночью было заметно движение от 1-го лагеря к Киленбалке, но бомбы "Владимира" его остановили"{43}.
      Меткий огонь "Владимира" мешал неприятелю сооружать на горе против Киленбалочной бухты так называемую "пятиглавую" (состоявшую из пяти амбразур) батарею для действий против Малахова кургана, А когда батарея противником была сооружена, на нее обрушили огонь своих орудий не только артиллеристы "Владимира", но и артиллеристы пароходо-фрегата "Крым" и парусного линейного корабля "Гавриил". Это заставило вражеское командование перенести стрельбу ряда орудий "пятиглазки" с Малахова кургана на рейд, что значительно облегчило положение защитников Малахова кургана. Важно и то, что корабли успешно стреляли на расстоянии 4,5-5 верст, хотя стрельба на такую дистанцию велась впервые.
      Тяжелые испытания выпали на долю защитников Севастополя 5 октября 1854 года, в день первой бомбардировки города. Только из орудий береговых укреплений неприятель выпустил 8727 снарядов, а с кораблей - 50 тысяч снарядов. В шханечных журналах русских пароходов отмечалось в этот день, что вокруг кораблей "все было мрачно", "стоял густой дым от выстрелов, из-за которого не было видно решительно ничего далее 50 саж.". В борьбу с батареями противника вступили приморские батареи Севастополя, батареи бастионов и орудия пароходо-фрегатов "Владимир", "Бессарабия", "Одесса", "Крым". Русская береговая и корабельная артиллерия обрушила на врага больше 36 000 снарядов.
      Особенно энергично действовали комендоры пароходо-фрегатов "Владимир" и "Крым". Своим интенсивным и метким огнем они сковали действия батарей противника в районе Малахова кургана, что дало возможность защитникам последнего удержаться на своих позициях. О том, с каким напряжением работали комендоры пароходо-фрегатов, говорит тот факт, что в течение 5 октября только с "Владимира" было выпущено 186 бомб и 72 ядра из общего числа 600 снарядов, выпущенных четырьмя пароходо-фрегатами. На следующий день артиллерийским огнем с "Владимира" была повреждена "пятиглазка". Матросы пароходо-фрегата шутили: "пятиглазка" окривела и превратилась в одноглазого "циклопа".
      Расчеты англо-французского командования подавить мощным артиллерийским огнем сопротивление защитников Севастополя, а затем захватить город, провалились. Севастопольцы защищали свой город геройски. Вскоре русский отряд под командованием генерала Липранди перерезал дорогу между Балаклавой и неприятельскими позициями под Севастополем и уничтожил в бою под Балаклавой почти всю кавалерию англичан. Правда, по вине Меншикова удержать занятые позиции русскому отряду не удалось, однако успех был несомненным, и он поднял боевой дух защитников Севастополя. Именно об этом говорит письмо к матери, написанное 18 октября 1854 года командиром пароходо-фрегата "Владимир" Григорием Ивановичем Бутаковым. "Вот и 14 дней прошло благополучно!.. Кто поверит, что город держится, несмотря на то, что его 14 дней бомбардируют! Конечно, теперь не та бомбардировка, что 5 октября, но все-таки хорошо! Сильнее прочих были дни: 10-е окт. и сегодняшний, но далеко от 5. Войска больше ничего не предпринимают после дела Липранди, который истребил 3 кавал. полка и взял 4 редута и 11 орудий... Насчет штурма мы очень сомневаемся; мы не смеем даже думать об такой их милости. Это не бомбардировка. Отведают тогда они и русской картечи и штыков!.. Намерений их и наших мы вовсе не знаем и конца покамест не видим, по крайней мере срока, хотя и уверены в результате, тем, что им придется просить пардону. Держаться мы там можем хоть 14 лет"{44}.
      На рассвете 24 октября началось внезапное наступление русских войск под Инкерманом. Русские части застали англичан врасплох, атаковали их с неслыханной отвагой и энергией и сломили сопротивление. Обладая отличным по тому времени стрелковым оружием - карабинами системы Минье, англичане производили огромные опустошения в рядах русских, двигавшихся сомкнутым строем, но это не останавливало наступавших. Русские, захватив четыре орудия, прорвались к палаткам англичан. Только пришедшие на помощь своим союзникам французские части сумели сдержать натиск сильно поредевших боевых порядков русских войск.
      Однако Меншиков не смог довести столь блестяще начатое сражение до победного конца. Он не сумел организовать взаимодействие между наступавшими отрядами на главном и вспомогательных направлениях, не использовал в сражении большой резерв русских войск. В результате доблестно сражавшиеся войска были вынуждены отходить по разбухшим от дождя дорогам, под градом французской картечи...
      В этот критический момент, когда отступавшие русские войска едва не потеряли весь свой артиллерийский парк с лошадьми, повозками и орудиями, "Владимир", "Херсонес" и другие пароходо-фрегаты под общим командованием Бутакова спасли отступавшие русские батареи, которые при переходе через Инкерманский мост попали под огонь французских пушек. Меткая и интенсивная стрельба корабельной артиллерии вынудила французского генерала Боске снять свою артиллерию с высоты, на которой она расположилась для обстрела русских частей.
      Однако роль паровых судов не ограничилась в этом сражении взаимодействием с сухопутными частями и артиллерией. Вице-адмирал Нахимов поручил Бутакову организовать переправу с Южной стороны на Северную семи тысяч контуженных и раненых. Для обеспечения выполнения этой задачи Нахимов приказал командирам кораблей эскадры отправить в распоряжение Бутакова все гребные суда для перевозки раненых.
      Безотрадно для защитников Севастополя кончился 1854 год: холод и голод нехватка пороха и боеприпасов, недостаток лекарств, корпии и перевязочных средств, почти полное отсутствие штуцеров, развал и дезорганизация снабжения и управления армией, плохое питание и плохое обмундирование. Несмотря на всю тяжесть положения, защитники Севастополя героически дрались с врагом, показывая образцы мужества и самоотвержения. Исключительную храбрость и отвагу проявили команды пароходо-фрегатов "Владимир" и "Херсонес", совершившие 24 ноября 1854 года смелую морскую вылазку.
      В шести милях от Севастополя в районе реки Качи стояли на якоре два винтовых, два парусных судна и два трехмачтовых парохода противника, в Камышевой и Казачьей бухтах, расположенных в четырех-пяти милях от рейда, 23 судна разных размеров, против Песочной бухты (три с половиной мили от рейда) - французский двухмачтовый сторожевой пароход "Мегара", с которого вели наблюдение за тем, что происходит на рейде, а в глубине Стрелецкой бухты стояли на швартовах два французских колесных парохода ("Каит" и "Коттон"), обстреливавших город.
      Днем 24 ноября Нахимов приказал Бутакову атаковать "Мегару".
      В условиях базирования в небольшом районе моря значительного числа боевых кораблей противника выполнение поставленной задачи требовало мастерства и точности расчета. Бутаков решил отвлечь внимание неприятеля от Песочной бухты. Для этого он приказал командиру пароходо-фрегата "Херсонее" выйти вслед за "Владимиром" и обстрелять пароходы противника, стоявшие в Стрелецкой бухте, к неприятельский лагерь, расположенный в восточной части этой бухты.
      Около 13 часов "Владимир" вышел из узкости у Константиновской батареи и полным ходом направился к "Meгаpe", дав по пути несколько метких залпов по неприятельскому лагерю в Стрелецкой бухте.
      Смелая атака до такой степени ошеломила французов, что первое время на палубе "Мегары" не заметно было никакого движения. Наконец, французы ответила выстрелом, однако ядро упало в воду, не долетев до "Владимира". Сделав еще два выстрела, "Мегара" поспешила укрыться под защиту эскадры винтовых кораблей и больших фрегатов в Камышевой и Казачьей бухтах. "Владимир" некоторое время преследовал его за Песочной бухтой, обстреливая из двух носовых орудий, затем повернул к Стрелецкой бухте и присоединится к "Херсонесу".
      Совместный артиллерийский обстрел неприятельского лагеря двумя русскими пароходами вызвал там большое смятение; французские солдаты бросились из лагеря врассыпную на ближайшие высоты, но здесь их обстреляли орудия 6-го бастиона.
      Едва "Владимир" и "Херсоне" легли на обратный курс, два больших английских парохода, перешедших в Камышевую бухту, и один большой французский под вице-адмиральским флагом направились к Севастополю, причем последний полным ходом двинулся наперерез пароходам Бутакова. Головной английский пароход "Валороз" в несколько минут оказался на расстоянии пушечного выстрела от "Владимира" и открыл по нему огонь.
      "Владимир" отвечал неприятелю огнем из двух кормовых орудий. Однако вскоре английский пароход, увлекшийся погоней, сам попал под выстрелы русских батарей и, получив повреждения, поспешил возвратиться.
      В результате этого боя на русских пароходах не оказалось ни убитых, ни раненых; было лишь перебито несколько снастей, а на "Владимире" очень легко повреждена фок-мачта. Зато на винтовом французском вице-адмиральском пароходе, уходившем от "Владимира", усердно качали помпы, а на одном судне в Стрелецкой бухте из-под палубы показался пар, - невидимому, там был пробит паровой котел.
      По возвращении "Владимира" и "Херсонеса" на рейд на флагманском корабле Нахимова "Двенадцать Апостолов" был поднят сигнал: "Изъявляю особенное удовольствие". "Молодецкая вылазка наших пароходов, - писал по этому поводу адмирал Нахимов, - напомнила неприятелю, что суда наши хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке; что мы ждем только случая показать, как твердо мы помним уроки покойного адмирала Лазарева"{45}.
      В тяжелых условиях осады команды русских пароходо-фрегатов доказали возможность исправления судов в ходе боевых действий. Так, во время бомбардировки Севастополя противником 5 октября пароходо-фрегат "Владимир" получил подводную пробоину, через которую в корабль стала поступать вода. Этот тяжелый случай не заставил командира корабля капитана 2 ранга Бутакова прекратить обстрел неприятельских позиций. Невзирая на артиллерийский обстрел корабля противником, за борт были опущены водолазы, которые заделали пробоину. Аналогичные работы велись и на пароходе "Эльборус".
      Паровые суда широко использовались командованием во время обороны города: они обстреливали неприятельские позиции и батареи, перевозили войска и раненых, буксировали баржи, доставляли в город и на Корабельную сторону фашины и туры, необходимые для возведения новых укреплений и для исправления старых, и т. д. Не случайно некоторые историки отмечали, что пароходо-фрегаты "не только научили нас своими подвигами при обороне Севастополя, как и чем должны и могут суда парового флота оказывать содействие военно-сухопутным силам при совместных их действиях, - но также указали нам, чего можно достигнуть при взаимной духовной связи этих двух сил... доказали, что этот дух единения сухопутных и морских сил может совершать чудеса"{46}.
      О том, насколько действенной была помощь пароходо-фрегатов, говорит тот факт, что многие руководящие офицеры Севастопольской обороны часто обращались к Бутакову с просьбами безотлагательно помочь им огнем корабельной артиллерии. В январе 1855 года к нему обратился контр-адмирал В.И. Истомин. "...Прошу опять Вашего огненного содействия, - писал он. Французы начали строить редут недалеко от той пятипушечной, оставленной неприятелем, батареи, которая так часто отведывала вашего чугуна и у коменданта которой вы беспрестанно портили обеденный суп: попробуйте дальность ваших сокрушительных бомб на этот редут"{47}.
      В мае к Бутакову обратился начальник штаба Севастопольского гарнизона князь Васильчиков с просьбой оказать содействие артиллерийским огнем пароходо-фре-гатов частям генерала Хрулева, которые предприняли попытку возвратить потерянные русскими Волынский и Селенгинский редуты и Камчатский люнет - укрепления, имевшие важное значение в общей системе обороны Севастополя. Все эти просьбы удовлетворялись немедленно. "26 мая 1855 года, - записано об этом случае в шканечном журнале пароходо-фрегата "Одесса", - в 10 часов (вечера) по словесному приказанию капитана 1-го ранга Бутакова (этот чин был присвоен ему 30 марта. - Авт.) снялись с якоря и следовали обстреливать неприятельский берег и Селенгинский и Волынский редуты, где мы и все пароходы держались под парами под выстрелами неприятельских батарей"{48}. Об этом же случае в шканечном журнале "Громоносца" отмечено: "В продолжение ночи бросали бомбы на занятые неприятелем редуты..."{49}.
      На рассвете 27 мая все пароходы стали на позиции для обстрела левого фланга противника ("Владимир" и "Херсонес" стал" у бухты Голландия, а "Громоносец", "Бессарабия" и "Крым" - против Килен-балки) и с 3 до 5 часов утра усиленно бомбардировали неприятельские батареи. Однако эта последняя попытка отстоять важнейшие передовые укрепления осталась безрезультатной. С потерей Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнета удерживать одно из передовых укреплений - Забалканскую батарею - было бессмысленно, и в ночь на 28 мая батарея была покинута.
      5 июня 1855 года англичане и французы предприняли четвертую бомбардировку осажденного города. Они обрушили на защитников Севастополя град 36-фунтовых ядер, пятипудовых бомб и картечи. Казалось, не было просвета между тысячами вспышек рвущихся в воздухе снарядов. Бомбардировка продолжалась и ночью.
      Главный огонь неприятеля был сосредоточен на Малаховом кургане. Следовало ожидать, что именно сюда он направит свой главный удар в случае штурма. Поэтому решено было установить здесь четыре новых барбета{50}, за которыми можно было бы поставить орудия для усиления картечного огня на случай наступления неприятеля. Работа эта проводилась ночью под градом бомб,
      Особенно тяжело приходилось защитникам Малахова кургана. Две тысячи человек под непрерывным обстрелом неутомимо работали на крохотной площадке, заделывая повреждения в стенах бастиона, полученные во время бомбардировки.
      Вечером этого дня на одном из участков Малахова кургана работами руководил капитан-лейтенант Лесли. Увидев в полумраке знакомую фигуру Бутакова, он дружески приветствовал его. Бутаков сообщил, что хочет повидаться с адмиралом Нахимовым.
      - Да вот, кстати, и он сам, - сказал, оглянувшись, Лесли.
      Появившийся Нахимов поздоровался с Бутаковым. Как всегда, он был спокоен и не обращал ни малейшего внимания на свист пуль и осколков.
      - Славно работаете на "Владимире", славно-с! - сказал он Бутакову. Французам солоно приходится от ваших орудий...
      Несмотря на похвалу Нахимова, Бутаков заявил ему, что в такой критический для обороны города момент он не может оставаться на пароходе, "менее опасном и менее трудном физически", а потому просит перевести его на какую-нибудь батарею.
      Эту просьбу Нахимов категорически отказался удовлетворить.
      - Нельзя-с, - ответил он Бутакову. - Вас нужно сохранить для будущего флота! - и перевел разговор на тему о возможности неприятельского штурма.
      За день до того было обнаружено движение через Черную речку большого отряда неприятельской пехоты, кавалерии и артиллерии, численностью не менее 20 000 человек. Жестокая стрельба, которую с утра вел противник, подтвердила предположения русского командования о подготовке противником штурма. Весь день 5 июня и особенно в ночь на 6-е стрельба с обеих сторон велась с невиданной интенсивностью.
      И действительно, в эту ночь начался штурм 1-го и 2-го бастионов и Малахова кургана. Первой ринулась на приступ французская бригада, которой командовал генерал Мэйран, решивший опередить прочих участников штурма и провести свою бригаду по местности, обстреливаемой русской корабельной артиллерией, раньше, чем командиры русских пароходов узнают о начале штурма.
      Однако расчеты Мэйрана оказались ложными. Едва его бригада подошла к 1-му и 2-му бастионам, как она была встречена с фронта картечью русской пехоты, а с правого фланга (т.е. со стороны Киленбалочной бухты) - меткими бомбовыми ударами пароходо-фрегата "Владимир" и других пароходов. В какие-нибудь десять минут бригада подверглась такому разгрому, что вынуждена была отойти, оставив сотни убитых и раненых...
      В 2 часа 50 минут на штурм левого фланга русской оборонительной линии двинулись остальные французские части. Против Малахова кургана были брошены громадные силы - до 13500 человек, в том числе лучшие батальоны зуавов. Но защитники Малахова кургана отразили штурм, нанеся врагу огромный урон.
      За активную помощь корабельной артиллерией защитникам Малахова кургана Григорий Иванович Бутаков 27 июля 1855 года был награжден золотой саблей с надписью "За храбрость".
      * * *
      Новый царь Александр II, взошедший на престол в феврале 1855 года, был решительно против обороны Севастополя "до последней капли крови". Упорно продолжавшиеся противником бомбардировки Севастополя в мае и июне 1855 года, гибель Нахимова - все это настраивало царя крайне пессимистически. Убежденный, что сдать Севастополь все равно придется, он считал, что надо сделать для очистки совести последнюю отчаянную попытку дать решительный бой, и чем раньше, тем лучше. Главнокомандующий вооруженными силами России в Крыму М.Д. Горчаков (назначенный на этот пост взамен смещенного А.С. Меншикова) считал такую попытку при крайне неблагоприятных условиях чистейшим безумием, но возражать царю не осмеливался. "Более, чем когда либо, - писал Александр II главнокомандующему, - я убежден в необходимости предпринять с нашей стороны наступление (подчеркнуто Александром П. - Авт.), ибо иначе все подкрепления, вновь к Вам прибывающие, по примеру прежних, будут частями поглощены Севастополем, как бездонною бочкою"{51}.
      На военном совете, созванном Горчаковым, было решено совершить нападение на неприятеля в ночь на 4 августа 1855 года. Людей посылали на верную смерть, заставив их атаковать отвесные и заведомо неприступные Федюнинские высоты, которые защищались неприятельской армией в полтора раза более сильной, чем русская армия. Уже в самом начале атаки выяснилось, что артиллерию нельзя переправить через Черную речку. Русские батальоны один за другим переходили через перекидные мосты, и неприятель косил их убийственным огнем. Горчаков вводил в бой полки постепенно без всякой между ними связи, и этот метод был убийственным для русских. Русские потерями в этот злополучный день до 10 тысяч человек.
      * * *
      На другой день после неудачного для русских сражения у Черной речки противник начал бомбардировку Севастополя, которую не прекращал вплоть до последнего, решающего штурма. Основным объектом бомбардировки являлся Малахов курган как важнейший пункт обороны города.
      К этому времени севастопольские укрепления были почти разрушены; подступы (апроши{52}) французов перед Малаховым курганом находились уже в шестидесяти шагах от его контр-эскарпов{53}, и в те редкие минуты, когда смолкал гром орудий, с Малахова кургана можно было слышать говор неприятельских солдат. Начиная с 24 августа неприятельская бомбардировка приняла особенно ожесточенный характер. Только за одни сутки 27 августа англичане и французы выпустили до 70 тысяч ядер и до 16 тысяч бомб и гранат{54}. Защитники Севастополя теряли ежедневно до 1500 человек. Город горел. Финального штурма ждали каждую минуту.
      На рассвете 27 августа разведчики донесли, что в неприятельских траншеях замечено необычное оживление и что вражеские солдаты одеты в полную форму.
      В этот день Бутаков находился на "Владимире", который, как и "Херсонес" и "Одесса", стоял на якоре у южного берега рейда, между Аполлоновой балкой и Павловской батареей. В случае штурма пароходе-фрегаты должны были защищать левый фланг русских укреплений.
      В 12 часов неприятельские войска начали штурм. Тотчас же "Херсонес" и "Одесса" ушли к бухте Голландия, а "Владимир" - к северному краю Рейдовой батареи. По нему открыли огонь, он изредка отвечал. Но лишь, только пароходо-фрегат подошел к Килен-балке, комендоры открыли интенсивный огонь бомбами и картечью по наступающим французским частям. Обстрел оказался для врага неожиданным и, понеся большие потери, французы отхлынули к своим траншеям. Вскоре они возобновили штурм. Но "Владимир" не мог продолжать обстрел наступавших колонн, так как возведенные французами незадолго до штурма батареи простреливали весь участок моря против Килен-балки и оставаться здесь значило подвергать и команду и корабль безрассудному риску. Тогда Бутаков решил выполнить такой маневр: подойти к восточному берегу Килен-балки так близко, чтобы сам берег служил "Владимиру" укрытием от французской батареи, ядра которой в этих условиях должны были перелетать через "Владимир" выше его труб. Чтобы защитить команду от штуцерного огня из неприятельских траншей, Бутаков закрыл борта изнутри мешками с землей, орудия - высокими тросовыми щитами, а руль - специальной будкой из толстых железных листов. Фок- и грот-мачту Бутаков снял, чтобы щепой от них и обрывками цепных вантин при попадании вражеских пуль и осколков снарядов не поранить людей на палубе.
      C большим хладнокровием и знанием дела провел Бутаков этот остроумный и смелый маневр. Французы никак не ожидали, что "Владимир" пройдет так близко от входа в бухту. Они открыли по нему интенсивный, но беспорядочный огонь. И здесь Григорий Иванович Бутаков проявил высокое искусство маневрирования, применив новый тактический прием, имевший целью не дать противнику вести прицельный огонь по "Владимиру". Прием этот был основан на высоких маневренных качествах парового корабля. По команде. Бутакова "Владимир" резко менял направление движения, скорость хода, делал резкие повороты, останавливался на месте. Вражеские снаряды то не долетали до "Владимира", то перелетали через него. Такое маневрирование требовало особого внимания еще и потому, что ширина Севастопольского рейда в этом районе равнялась всего лишь четырем с половиною кабельтовам.
      Маневрируя в непосредственной близости от неприятельских траншей в укреплений и ведя по ним артиллерийский огонь, Бутаков рассчитывал на то, что сухопутные батареи противника не будут успевать наводить свои орудия по пароходо-фрегату. Эти расчеты оправдались вполне. Беспрерывное движение "Владимира" мешало неприятельским батареям вести по нему прицельную стрельбу. В то же время залпы "Владимира" вырывали из рядов наступавших французов сотни людей.
      Действия "Владимира" вызвали восхищение защитников Севастополя. "Чудное зрелище представляло это прекрасное судно! - писал артиллерийский офицер И. С. - Идет величественно вдоль бухт от Павловского мыска, изредка пуская гранату из носового орудия, отбиваясь, как будто от назойливой мухи, от французской батареи... Поравнявшись с Килен-балкой, выстрелит из орудий целого борта и медленно поворачивается другим бортом... опять сделает залп и тихо отходит, заряжая свои орудия и отстреливаясь. И этот маневр он повторял беспрестанно в течение целого штурма. Это не покажется мудреным, если прибавить, что командир "Владимира", капитан Бутаков, первый подавал экипажу пример редкого хладнокровия и неустрашимости. Все приходили в восторг, глядя на него, стоявшего на площадке над колесами и спокойно распоряжавшегося, как будто около него не летали ядра и не было вероятности быть убитым каждое мгновенье. Хвала тебе, храбрый! Хвала и тебе, наш славный "Владимир"{55}.
      Несмотря на героизм защитников, удержать Малахов курган не удалось. Вечером 27 августа начался общий отход русских войск. Пароходы и все имевшиеся в наличии шлюпки беспрерывно перевозили на Северную сторону войска и различные грузы.
      "Владимир" в эту ночь перевез в два рейса 2490 человек Во время высадки людей на берег неприятель с Рейдовой батареи открыл по нему огонь. Ответный огонь Бутаков разрешил открыть лишь после того, как все люда переправились на берег.
      В ночь на 28 августа были затоплены последние парусные суда Черноморского флота (линейные корабли "Париж", "Храбрый", "Константин", "Мария", "Чесма", "Иегудиил", фрегат "Кулевчи").
      В ночь на 31 августа Бутаков получил приказ затопить все пароходы. В час ночи команды пароходов свезли на берег, а в 3 часа по условному сигналу все пароходы ("Владимир, "Крым", "Херсонес", "Одесса", "Бессарабия", "Эльборус", "Дунай", "Турок", "Грозный") подожгли, открыв предварительно кингстоны{56}.
      Надолго осталась в памяти очевидцев эта страшная картина: морская поверхность, озаренная багровыми отблесками горящих кораблей, погружающихся в водную пучину. Подожженный в нескольких местах "Владимир" взлетел на воздух под грохот выстрелов: это в последний раз выстрелили заряженные и наведенные ни неприятеля орудия "Владимира", которые не удалось свезти на берег!
      За отличие и мужество, проявленные при обороне Севастополя, Григорий Иванович Бутаков был произведен во флигель-адъютанты и награжден орденом Владимира 4 степени с бантом.
      * * *
      Несмотря на неподготовленность России к Крымской войне, отечественное военно-морское искусство благодаря плодотворной деятельности передовой части русских морских офицеров в ходе этой войны получило дальнейшее развитие.