Адмирал Г И Бутаков

      Оценивая состояние русского флота в тот период, Бутаков делал вывод, что Россия не имеет ни броненосного флота, ни крейсерского. Подробно разобрав недостатки находившихся в строю кораблей, он высказал ту мысль, что флот России должен состоять в основном из крейсеров, как наиболее удобных кораблей для действий на морских путях противника. При этом, оценив тактические свойства иностранных крейсеров, в первую очередь английских, Бутаков пришел к заключению, что скорость хода русских крейсеров должна быть не менее 14 узлов, вооружение состоять из четырех 10-дюймовых и восьми 9-дюймовых пушек. Крейсерских судов, по мнению Бутакова, нужно было иметь на Балтийском флоте не менее шестнадцати.
      По окончании постройки недостающих до этого числа крейсеров, Бутаков предлагал начать строительство броненосцев со скоростью хода в 12,5 узла, вооруженных четырьмя 16-дюймовыми пушками и защищенных 18-дюймовой броней. Чтобы эти броненосцы могли успешно действовать в районе Днепровско-Бугского лимана (на Черном море), их осадка не должна была превышать 22,5 фута.
      Проанализировав ход строительства броненосных кораблей в Англии, Франции и Италии, Бутаков пришел к интересному выводу: "В наше время изобретения следуют так быстро одно за другим, что типы военных судов устаревают иногда прежде окончательной достройки их"{150}. Из этого он заключал, что пока один тип судов строится и испытывается, чертежи кораблей новых конструкций должны обсуждаться среди компетентных людей.
      Большое внимание в своей записке Григорий Иванович уделил вопросу подготовки личного состава для броненосного флота и в первую очередь рядовых специалистов и унтер-офицеров.
      Безотрадная картина состояния русского флота, нарисованная Бутаковым в "Записке о броненосном флоте", вполне соответствовала действительности.
      * * *
      Русско-турецкая война 1877-1878 годов явилась результатом вновь обострившихся международных противоречий в "восточном вопросе".
      Стремясь к усилению своего влияния на Балканах, русское правительство поддержало вспыхнувшее в 1875 году восстание в Боснии в Герцеговине, направленное против турецкого ига. Оно неоднократно предлагало Турции урегулировать мирным путем взаимоотношения с восставшими, однако Турция, подстрекаемая Англией, фактически господствовавшей в Оттоманской империи, отклоняла все русские предложения, и это явилось поводом к войне.
      Основные военные действия должны были развернуться на Балканском полуострове, где были сосредоточены основные силы турецкой и русской армий. Для обеспечения переправы русских войск на правый берег Дуная и для постановок минных заграждений с целью прикрытия этой переправы от турецких боевых кораблей в апреле - мае 1877 года русским командованием была сформирована Дунайская флотилия. В ее состав вошли четыре паровых минных катера, два буксирных парохода, приспособленные для постановки мин и переданные Румынией на время войны, одна канонерская лодка, два вооруженных парохода и один паровой катер. В июне флотилия пополнилась еще 10 паровыми катерами. Командный состав флотилии был укомплектован в основном офицерами с эскадры Бутакова, которые в ходе военных действий проявили себя не только храбрецами, но и прекрасными специалистами нового в то время минного оружия, внесшими солидный вклад в его дальнейшее развитие.
      Несмотря на то, что флотилия турок на Дунае была более сильной, активные боевые действия начали русские. За период с 17 апреля по 28 сентября 1877 года русские с паровых катеров и гребных шлюпок выставили в устье реки Прут, на реке Серет и на Дунае (в том числе и в разных гирлах его) более 300 гальваноударных мин для прекращения движения турецкой флотилии по Дунаю и его притокам. Часто мины приходилось ставить под артиллерийским и ружейным огнем противника. Эта важная работа была выполнена под руководством офицеров-минеров, окончивших в свое время минную школу, созданную вице-адмиралом Бутаковым на броненосной эскадре.
      В июле 1877 года из-за понижения уровня воды в Дунае мины, поставленные в районе прибрежных селений Фламунда и Корабия, оголились и уже не представляли опасности для турецких судов. Чтобы скрыть мины под водой, необходимо было укоротить их минрепы. Это задание было выполнено под огнем врага командой минеров под руководством лейтенантов Астромова и Невинского бывших офицеров с эскадры вице-адмирала Бутакова.
      Активные минные постановки, выполненные русскими моряками на Дунае, оказали огромное влияние на весь ход военных действий в этом районе. Турецкие суда оказались закрытыми на своих стоянках - в Рущуке и Никополе. Русская флотилия господствовала на Дунае.
      Но русские не только ставили минные заграждения. Их минные катера производили атаки кораблей противника шестовыми минами. Так, 14 мая отряд в составе четырех минных катеров направился в Мачинский рукав Дуная к месту стоянки турок. У города Мачин были обнаружены монитор "Сейфи", броненосная канонерская лодка "Фетхуль-Ислам" и один вооруженный колесный пароход. Два катера под огнем противника подорвали шестовыми минами монитор "Сейфи", и он быстро затонул.
      Опыт боевых действий на Дунае подтвердил правильность взглядов вице-адмирала Бутакова на минное оружие, как на оружие не только оборонительное, но и наступательное. Этот опыт позволил также определить методы активного использования мин в речных условиях.
      Значительно труднее было бороться с турецким флотом на Черном море, где Россия фактически ничего не могла ему противопоставить. Выход из положения нашел ученик и наиболее талантливый последователь Григория Ивановича Бутакова лейтенант Степан Осипович Макаров. Еще до начала войны, в ноябре 1876 года, он выдвинул довольно смелый проект: оборудовать быстроходные пароходы Российского Общества пароходства и торговли для перевозки паровых катеров, вооруженных шестовыми минами. Пароходы должны были доставлять катера к турецким портам, и спускать их там на воду для атаки турецких кораблей. После атаки пароходам надлежало возвращаться в ближайший русский порт, взяв на борт катера. Нападение, а не пассивная оборона! Таков был смысл проекта Макарова.
      Несмотря на исключительную важность проекта, Макаров почти два месяца вел упорную борьбу с бюрократами из морского министерства. Наконец, проект утвердили. В качестве корабля-матки был оборудован пароход "Вел. кн. Константин", командиром которого 31 декабря 1876 года назначили Макарова. Пароход был вооружен двумя трехфунтовыми, двумя четырехфунтовыми пушками и одной шестидюймовой мортирой. На борт его при помощи особых шлюпбалок можно было поднять четыре паровых минных катера. Пароход имел скорость хода до 10 узлов, скорость хода катеров - 6 узлов. Вооружение минных катеров состояло из шестовых, а затем из сконструированных Макаровым буксируемых мин. Только после настойчивых просьб Макарова примерно через четыре месяца после начала войны на вооружение катеров были переданы торпеды, лежавшие на складах Николаевского порта.
      29 апреля 1877 года "Вел. кн. Константин", крейсируя в районе Батума, обнаружил на Батумском рейде турецкие корабли. С наступлением темноты минные катера были спущены на воду и безуспешно атаковали турецкий сторожевой корабль. В ночь на 29 мая "Вел. юн. Константин" подошел к Сулину, и катера атаковали турецкие броненосцы, стоявшие на рейде. На этот раз один из катеров взорвал и вывел из строя турецкий броненосец "Иджлалие". Успешной была и атака турецкого броненосца "Ассари Шефкет", произведенная в ночь на 12 августа на Сухумском рейде. А в ночь на 16 декабря 1877 года минные катера атаковали торпедами турецкие корабли на Батумском рейде. Это была первая в истории атака кораблей торпедой. Там же в ночь на 14 января 1878 г. катера с "Вел. кн. Константина" взорвали турецкий пароход "Иктибах".
      Боевые действия минных катеров Макарова сковали действия турецкого флота. Инициатива на Черном море оставалась в руках русских моряков. Степан Осипович был произведен в капитан-лейтенанты, награжден золотым оружием и георгиевским орденом 4 степени.
      В ходе русско-японской войны ученик и последователь адмирала Бутакова Степан Осипович Макаров внес солидный вклад в развитие русской военно-морской тактической мысли. Он первый использовал торпеду, как активное наступательное оружие, положив начало новому классу боевых кораблей - торпедным катерам. Макаров первым также применил новый тактический прием использования минного оружия - совместную атаку кораблей противника несколькими катерами в темное время суток.
      * * *
      Зимой 1877/78 года русские войска подошли к Константинополю. Успешные действия русских войск создавали угрозу новой войны - на этот раз с Англией и Австрией, решительно возражавших против усиления русского влияния на Балканах. 19 февраля 1878 года в Сан-Стефано царским правительством был заключен мирный договор с Турцией. Но Англия и Австрия потребовали коренного изменения этого договора. Они были решительно против того, чтобы Болгария стала независимой от Турции, получила значительную часть эгейского побережья и сухопутную границу близ Константинополя. Большой авторитет России среди болгарского населения обеспечивал ей возможность оказывать серьезное влияние на режим в проливах, вопрос о которых прямого решения в Сан-Стефанском договоре не получил.
      Царское правительство, упорно стремившееся к обладанию проливами и Константинополем, не желало и слышать об уступках. По приказу Александра II были приняты меры по минированию Босфора. В ответ на это Англия провела частичную мобилизацию резервов и ввела свою эскадру в Мраморное море, а Турция стала собирать вокруг Константинополя значительные силы. Казалось, новая, еще более жестокая война неизбежна.
      К боевым действиям стал готовиться не только Черноморский, но и Балтийский флот. Еще в начале русско-турецкой войны на Балтийском флоте были произведены некоторые перемещения офицерского состава. В частности, Григорий Иванович Бутаков был назначен начальником отряда броненосной эскадры, командование которой взял на себя генерал-адмирал. Это непонятное на первый взгляд понижение Григория Ивановича явилось результатом его резкого выступления на совещании в Морском Техническом комитете против порочной системы кораблестроения.
      Еще в первые дни войны отряд Бутакова установил минные заграждения на подступах к Выборгу, Динамюнде и Свеаборгу. Основным руководством при производстве этих работ служили привила постановки мин на фарватерах, разработанные самим Бутаковым.
      В марте 1878 года под председательством Бутакова, как старшего флагмана, состоялись секретные совещания адмиралов и генералов флота по вопросу "об употреблении русских морских сил в случае войны с Англией". На первом совещании, 16 марта, по предложению Бутакова было принято решение держать группы минных катеров в Кронштадте, Свеаборге, Роченсальме, Бьеркэ и Нарве. Кроме того, было решено послать в Свеаборг фрегаты "Петропавловск", "Севастополь", "Князь Пожарский" и "Светлана", создать на побережье Финского залива систему оптических телеграфов, организовать наблюдательные пункты на Дагерорте, Гангуте, Порккала-Удде, Гогланде и Стирсуддене и связать их электрическим телеграфом с Петербургом, выставить минные банки в разных местах Финского залива.
      На заседании 20 марта Бутаков выступил с планом обороны Кронштадта и Петербурга. Он предложил собравшимся обсудить важный вопрос: может ли неприятель, имея большое число канонерских лодок и мелких пароходов и не употребляя даже контрмин, форсировать линии северных заграждений у Кронштадта? Сам Бутаков отвечал на этот вопрос утвердительно. Он исходил из расчета, что Англия может направить в Финский залив около 200 таких судов, не считая паровых барказов и катеров с кораблей. Мнение Бутакова вызвало множество возражений. Одни участники совещания усомнились в возможности столь дерзких действий противника, другие утверждали, что при прорыве заграждений неприятель будет встречен ружейным огнем гарнизона Кронштадта и его фортов. Третьи уверяли, что с падением уровня воды в заливе противник окажется в ловушке.
      Однако Бутаков сумел доказать собравшимся, "что и гарнизон со своим ружейным огнем совершенно не будет прикрыт от тыльного огня{картечниц и малых орудий), и что, отогнав прислугу от орудий, у которых она совершенно открыта, неприятелю не понадобится большого десанта, чтобы овладеть несколькими малыми фортами; предположив, что неприятель имеет наши планы, ему не будет особенно трудно прорваться под медленным огнем больших 11-дюймовых орудий; что, завладев несколькими фортами, он не будет в ловушке, потому что может спокойно вылавливать мины или уничтожить их контрминами; что канонерские лодки будут разрушать Кронштадт с тыла своими большими орудиями, а потом пойдут и в Петербург; что против всего этого нужно и можно принять меры, но что мониторы могут плавать только по узким 9-футовым фарватерам, дающим им весьма ограниченный круг действий"{151}.
      Приведенные аргументы убедили участников совещания в необходимости усиления обороны подходов к Кронштадту, а следовательно, и к столице. На заседании было принято следующее решение: "1) Выдвинуть на южном фарватере вторую линию минных заграждений между Толбухиным маяком и Лондонской мелью, оставляя первую на прежнем месте, и защищать новую линию башенными фрегатами и кораблем "Петр Великий", а при случае и двухбашенными лодками; также устроив на южном берегу мортирную батарею, если за вооружением этих судов найдутся для этого мортиры. 2) Желательно вооружить башенные фрегаты и "Петр Великий" 9 или 8-дюймовыми мортирами с тем, чтобы это не мешало действию судовых пушек. 3) Во внутренних линиях минных заграждений южного фарватера следует оставить проход для наших судов шириной в 50 саж.".
      16 апреля 1878 года Григорий Иванович Бутаков был произведен в полные адмиралы и вскоре после этого назначен на должность начальника береговой и морской обороны Свеаборга.
      В связи с ожидавшимися военными действиями дел в крепости было много. В спешном порядке шла работа по усилению обороны Свеаборга и Выборга, укреплению позиции Гельсингфорса, устройству оптического телеграфа, заготовке донных мин для минных заграждений и т.д. С открытием навигации темпы работ ускорились. На островах Сандгаме и Друмсе строились батареи, на островах Свеаборгской крепости и в Выборге исправлялись крепостные верки, намечались биваки и позиции. В обе крепости на военных кораблях были доставлены береговые орудия крупных калибров и запас снарядов к ним.
      Адмирал Бутаков прибыл в Гельсингфорс с небольшой эскадрой, состоявшей преимущественно из старых судов Балтийского флота ("Петропавловск", "Севастополь" и другие). На флагманском корабле "Петропавловск" находится штаб обороны во главе с начальником штаба полковником А. Н. Витмером{152}, человеком честным, энергичным и решительным. В своих воспоминаниях об этом периоде службы он тепло пишет о своей совместной работе с Бутаковым, которого называет "рыцарем без страха и упрека". "Положение было крайне серьезное, - рассказывает Витмер, - война висела в воздухе. Вот-вот она будет объявлена. А через два дня английский флот мог появиться уже под свеаборгскими брустверами.
      Каждый день был дорог. Надо было встретить этот флот и позаботиться о том, чтобы встреча была не опереточная. А состояние Свеаборга к нашему приезду было, действительно, опереточное. У всех сидел в головах престиж его неприступности, как я уже говорил - чисто фиктивной"{153}.
      Витмер понимал, что старинные гранитные стены Свеаборга не смогут устоять против огня современных орудий и их следует укрепить брустверами из песка. На свеаборгских укреплениях стояли орудия большого калибра для действий против неприятельского флота, которые не имели противодесантной обороны. Между тем высшее армейское начальство не верило в возможность высадки десанта противником, так как считало эту крепость неприступной. "Небрежность дошла поэтому до того, - писал Витмер, - что к нашему (с адмиралом Бутаковым) приезду не было готово при укреплении ни одного порохового погреба, и весь порох, в количестве 60 000 пудов, находится в неказематированном здании, позади укрепленных островов..."{154}.
      При первом же совместном объезде крепости Григорий Иванович честно заявил своему начальнику штаба, что он мало разбирается в сухопутном деле, а особенно в крепостном, и попросил помочь ему изучить это дело. Бутаков разрешил полковнику Витмеру в экстренных случаях принимать необходимые меры по своему усмотрению, немедленно сообщая о них ему. В случае, если дело было сложным, Бутаков просил разъяснений, повторял, вдумывался в существо вопроса. В конце концов он "вполне уяснил себе дело и говорил о нем уже не как профан, а как человек, дело понимающий и даже могущий дать хороший совет. Благодаря такому честному и прямо-таки мудрому отношению к делу, Григорий Иванович в конце первого же месяца овладел обстановкой настолько, что если бы случайность бомбардировки вывела из строя его помощника, он не остался бы беспомощным и мог распорядиться совершенно самостоятельно. Но никогда ни одного распоряжения без моего совета, за все время обороны, он не делал... Поступал, одним словом, как человек большого ума и безусловной честности, оставляя в стороне мелкое самолюбие и преследуя интересы только дела, - одного дела"{155}.
      Полковник Витмер пользовался полной поддержкой Григория Ивановича, который верил своему начальнику штаба, как человеку, знавшему свое дело. Однажды Витмер обнаружил, что двери во вновь построенных пороховых погребах были сооружены так, что снаряд противника, разорвавшийся внутри укрепления, мог легко пробить их и взорвать хранившийся в погребах боезапас. "Я сразу же, - писал Витмер, - оценил по достоинству господина Бенара (начальника инженеров, как назывался тогда начальник строительства. - Авт.) и его отношение к подрядчику (который, как оказалось впоследствии был подставным лицом, а настоящим подрядчиком был сам Бенap). Поняв неблагородную подкладку его действий, я решился не жалеть его. Когда на третий же день после приезда, обходя вместе с адмиралом укрепления, мы в первый раз попали на остров Куксгольм, я, указывая на строящийся погреб, без церемонии спросил Бенара:
      "Что это, полковник?"
      Он удивленно отвечал: "Пороховой погреб".
      "И вы не шутите, полковник?"
      С обиженным видом он отвечал, что в данном случае считает шутки неуместными.
      "Но если вы не шутите, как же вы могли построить пороховой погреб так, что он подвержен даже прицельному огню неприятеля?"
      "Откуда?" - спросил он с тревогой.
      "Да вот, не угодно ли посмотреть!"
      И я указал ему кусок моря, откуда можно было свободно стрелять прицельным огнем по строящемуся пороховому погребу. Он как-то совсем съежился, а адмирал, спокойный и серьезный, только покачал головой, и боевой авторитет Бенара был окончательно подорван"{156}.
      В дальнейшем оказалось, что недоверие начальника штаба к Бенару было обоснованным: через три года было вскрыто воровство и злоупотребления свеаборгских инженеров, и все они были преданы суду.
      Взаимоотношения Григория Ивановича со своими подчиненными с первых дней службы в Свеаборге установились хорошие. В отличие от известных в то время адмиралов С. С. Лесовского и А. А. Попова, позволявших себе грубую брань по адресу подчиненных, Григорий Иванович был спокойным, ровным, но требовательным начальником.
      Витмер приводит случай с молодым лейтенантом Терентьевым, который забыл выполнить крайне важное приказание Бутакова о поездке до восхода солнца на острова для топографической съемки местности. Присутствовавшие ожидали вспышки гнева адмирала. Но Бутаков с глубокой укоризной сказал лишь одно слово: "Нехорошо". Лейтенант Терентьев поспешил немедленно исправить свою ошибку; впоследствии он признавался, что предпочел бы лучше высидеть неделю под арестом, чем услышать от адмирала одно это слово.
      Представляя по начальству содержательные доклады и записки, составленные его ближайшими помощниками, Григорий Иванович никогда не присваивал себе авторство этих документов (как это и было принято в то время, так как подписывал он их сам). Больше того, он стремился отметить заслуги составителя содержательного документа. В этом вопросе Бутаков был особенно принципиальным и последовательным. Однажды, например, услышав от высшего начальника неодобрительный отзыв о полковнике Витмере, Бутаков в рапорте по поводу работы своего начальника штаба похвалил его. "...Надо обладать необычайной честностью, благородством и силой духа, - отмечает Витмер, - чтобы, особенно при наших порядках, вслед за руганью сильного человека, своего непосредственного начальника, от каприза которого зависела вся его дальнейшая карьера, отозваться о... человеке так, как это сделал Григорий Иванович"{157}.
      Человек испытанной храбрости, Бутаков долго не мог согласиться со своим начальником штаба, доказывавшим, что начальник обороны Свеаборга и его штаб в случае боя должны находиться на командном пункте, расположенном на горе у обсерватории, и оттуда наблюдать за происходящим и отдавать необходимые распоряжения и приказы частям. "Адмирал, воспитанный в традиции, что флотоводец должен вести свой флот с адмиральским кораблем во главе (традиции, по-моему, вредной, - замечает Витмер, - что доказала гибель Макарова), - никак не мог помириться с мыслью, что главный начальник не должен кидаться вперед, а наблюдать и руководить боем"{158}.
      Только после долгих споров удалось переубедить Бутакова.
      Уделяя много времени работам по укреплению Свеаборгской крепости, Бутаков неустанно следил за ходом боевой подготовки свеаборгской эскадры, в которую входили два броненосных фрегата, три парохода и несколько мелких судов. Личный состав эскадры овладевал искусством совместного плавания кораблей, проводил учебные артиллерийские стрельбы, учения по отражению ночных минных атак.
      Придавая большое значение использованию минного оружия, Бутаков принимал все меры к тому, чтобы найти средство обезопасить свои корабли от мин противника. И такое средство было найдено. Приказом № 11 за 1878 год Бутаков ввел нa вооружение эскадры первый в мире шлюпочный трал. Тралящая часть этого трала состояла из дюймового пенькового троса длиною около 43 метров, на концах, и в середине которого были прикреплены грузы, примерно по три килограмма каждый. Грузы подвешивались на тонких, коротких пеньковых тросах - штертах с поплавками. Штерты имели в длину от полутора до шести метров в зависимости от глубины, на которую опускался трал. При помощи трала, буксируемого двумя шлюпками, обнаруженную им мину можно было доставить на мелкое место и уничтожить. На случай, если мину по каким-либо причинам буксировать на мелководье не удастся, к тралу подвешивались специальные подрывные патроны весом до четырех килограммов для уничтожения мины на месте ее обнаружения.
      Успешные работы по подготовке крепости к обороне подходили к концу, когда стало известно, что царское правительство согласилось на пересмотр Сан-Стефанского договора. 1 июля 1878 года на Берлинском конгрессе был подписан новый мирный трактат с Турцией, условия которого были менее выгодны для России. Претензии царского правительства на проливы отвергались, предусмотренная Сан-Стефанским договором Великая Болгария раскалывалась на три части, и т.д.
      С заключением Берлинского трактата опасность войны с Англией миновала. В связи с этим все военные приготовления были прекращены, штабы обороны крепостей расформированы. Бутаков со своей эскадрой вернулся в Кронштадт.
      Последние годы жизни
      Кампания 1878 года была последней для Григория Ивановича Бутакова. По возвращении в Кронштадт он был отстранен от руководства плавающими соединениями и кораблями, отстранен от дела, которому отдал все свои знания, всю жизнь. Высокопоставленные чиновники из морского министерства стремились избавиться от "беспокойного адмирала", которого они так и не смогли переделать "на петербургский лад".
      Адмирал Бутаков поселился на своей финляндской даче и отдал все свободное от занятий время воспитанию детей. На дачу поступала обширная корреспонденция. Адмиралу писали его многочисленные сослуживцы, друзья. "Мы узнали, - писал из Севастополя бывший адъютант Бутакова капитан 2 ранга в отставке Николай Дмитриевич Скарятин, - что будто бы в нынешнем году Григорий Иванович останется на берегу и не пойдет в плавание. Неужели это правда? Да когда же, наконец, кончится эта подпольная интрига, более двадцати лет в корне подтачивающая наш флот, устраняя от него лучшие силы и опыт! Ведь скоро в этом флоте не останется ни одной личности, на которую мог бы опереться будущий преобразователь, по окончании теперешнего растлевающего начала. Право, мы живем в такое время, что не мешало бы Петрухе (Петру I. Авт.) восстать из гроба хоть на один день, чтобы разогнать дубиной всю эту сволочь, извините за выражение, изуродовавшую одно из лучших его созданий!"{159}
      Однако оторвать Григория Ивановича от флота было невозможно. Бутаков, находившийся по сути дела в изгнании, продолжал разрабатывать вопросы совершенствования боевой техники и тактического мастерства русских моряков. В 1879-1880 годах он разработал и организовал новый вид тактической подготовки офицеров флота - военно-морскую игру. Такие игры способствовали не только уяснению тактических приемов морского боя, но и теоретическому разрешению многих вопросов морского дела. Они проводились обычно еженедельно зимой в Петербурге под руководством Бутакова в собрании Технического общества.
      При проведении игр Бутаков обратил внимание на то, что прокладка пути корабля по существовавшим тогда методам и оценка сделанных "выстрелов" требовала много времени и, замедляя игру, делала ее скучной и утомительной. Поэтому он изобрел так называемые "лекала", представлявшие собой сделанные из картона половинки картушки компаса, на которых отмечалось направление руля и движение центра корабля. Эти нехитрые приспособления значительно ускоряли решение элементарных расчетов, связанных с прокладкой, и ускоряли ход военно-морской игры, делали ее более интересной.
      Более двух лет адмирал Бутаков оставался не у дел. Но вот в начале 1881 года ему предложили ответственный пост главного командира Петербургского порта.
      Что же заставило царских сановников из морского министерства вспомнить о Григории Ивановиче Бутакове?
      * * *
      В конце 70-х - начале 80-х годов XIX столетия произошли значительные изменения во внутренней и внешней политике царской России.
      Внешне-политическое положение России ухудшилось вследствие враждебной позиции, занятой по отношению к ней Германией и Англией. В угоду прусским помещикам, потребовавшим ограждения германского рывка от русской конкуренции, Бисмарк в январе 1879 года почти полностью запретил ввоз в Германию русского скота, мотивировав это запрещение появлением чумы в Ветлянке (Астраханская губерния), а затем повысил хлебные пошлины. Все эти меры отразились на экономике России. Следующим враждебным актом явилось заключением в 1879 году австро-германского союзного договора, направленного против России.
      Не менее серьезная опасность угрожала России и со стороны Англии. Берлинский конгресс 1878 года довольно ясно показал, что Англия не собирается держать закрытыми проливы Босфор и Дарданеллы для военных судов. Это практически означало, что если Англия пошлет свои боевые корабли в Черное море, то под угрозой окажется все русское побережье Черного моря, а вместе с ним и внешняя торговля России. Чтобы избавиться от такой опасности, России надо было создать на Черном море сильный военный флот.
      Именно создать, так как в конце 70-х годов полноценного флота в России не было. Имелись отдельные корабли, по своим качествам превосходившие иностранные суда, но их было недостаточно для обеспечения государственных интересов России на море.
      Строительство же новых военных кораблей велось неразумно и бесконтрольно. Огромные средства тратились впустую. "...Машина корабля "Петр Великий", - писала 24 декабря 1880 года газета "Голос", - стоила уже миллиона, буквально выброшенного за борт, и будет стоить еще гораздо более... Если б, кроме "доверия" и "независимости" агенты и кораблестроительные дилетанты морского министерства были еще связаны и ответственностью, то без сомнения и "Петр. Великий" имел бы очень хорошую и один только раз оплаченную машину, и яхта "Ливадия" не сидела бы в Феррольской бухте, и вместо "поповок" у нас в Черном море был бы действительно приличествующий России флот".
      Внутреннее положение России в 1879-1881 годах характеризовалось истощением государственной казны, рядом скандальных процессов, свидетельствовавших о разложении в среде высшего чиновничества, буржуазии и отчасти офицерства. В стране назревала революционная ситуация, связанная с растущим рабочим движением .и движением народников. Ряд террористических актов народовольцев завершился убийством 1 марта 1881 года Александра II.
      Все это вызывало тревогу и растерянность в правительственных кругах. Производились частые смены руководства в министерствах, в том числе и в морском. Именно в этот момент высокопоставленные чиновники из морского министерства и вспомнили об адмирале Бутакове, известном своей кристальной честностью и принципиальностью. Несомненно, назначение адмирала Бутакова на пост главного командира Петербургского порта было некоторой уступкой требованию передовых общественных кругов.
      Вскоре после вступления в новую должность Григорий Иванович подал управляющему морским министерством докладную записку, в которой подробно изложил свою точку зрения на перспективы русского военного кораблестроения.
      Исходя из того, что Россия должна быть первоклассной морской державой, Бутаков указывал в этой записке, что задачей морского министерства "должно быть создание такого флота, который равнялся бы соединенным флотам Германии, Швеции и Дании в Балтийском море, турецкому в Черном, а на Дальнем Востоке возникающим флотам Китая и Японии"{160}.
      За основной тип боевых судов для Балтийского флота Бутаков предлагал принять броненосный корабль "Петр Великий", как корабль, не уступающий ни в чем новейшим судам германского флота. "По морским качествам, - писал адмирал, - суда этого типа могут совершенно свободно действовать не только в Балтийском море, но и на всем прибрежье Европы и в Средиземном море"{161}.