Адмирал Г И Бутаков

Русский царь решил договориться с английским правительством о разделе Турецкой империи между Англией и Россией, при этом Францию он в расчет не принимал, считая ее слишком слабой для борьбы с Россией. Не видел Николай I соперника в "восточном вопросе" и в лице монархической Австрии, "обязанной" ему за беспощадное подавление революции 1848-1849 годов, которая угрожала существованию "лоскутной" Австрийской империи. Не принималась также в расчет к дружественная, по мнению Николая I, Пруссия.
      В беседах с английским послом в Петербурге Сеймуром, состоявшихся в начале 1853 года, Николай I прямо заявил о том, что "больной человек", как он называл Турцию, может внезапно умереть, а потому он предложил план ее раздела. Английское правительство отклонило предложения русского царя. Тогда Николай I, считая, что Англия без союзников не сможет воевать с Россией, решил предъявить Турции ряд требований, выполнение которых обеспечило бы ему свободу действий в Турции.
      В качестве повода для конфликта Николай I использовал давнишний спор о "святых местах", потребовав от Турции признания русского царя законным защитником православных подданных султана. Иначе говоря, Николай I требовал для себя права постоянно вмешиваться во внутренние дела Турции. Но на подобное посягательство на свой суверенитет турецкий султан не согласился.
      Тогда в конце февраля 1853 года Николай I отправил", в Константинополь для переговоров с турецким правительством в качестве чрезвычайного посла морского министра князя А.С. Меншикова. Русский посол прибыл в столицу Турции на военном пароходе "Громоносец" с огромной свитой, в состав которой входили вице-адмирал В.А. Корнилов и командир пароходо-фрегата "Владимир" капитан-лейтенант Г.И. Бутаков. Посольство было встречено с необычайным почетом.
      Меншиков держал себя в Константинополе высокомерно, нарочито вызывающе. Хотя турецкое правительство шло на некоторые уступки, Меншиков потребовал от него подписания в пятидневный срок договора, гарантирующего покровительство России над всем православным населением Турецкой империи. Получив отказ, продиктованный турецкому правительству английскими и французскими послами, Меншиков заявил, что отныне для императорского правительства России "создается необходимость искать гарантий в собственной силе".
      21 мая Меншиков покинул Константинополь, а месяц спустя русские войска перешли реку Прут и заняли дунайские княжества Молдавию и Валахию. Николай I заявил, что он занимает их "в залог" до тех пор, пока Турция не удовлетворит его "законных требований". В ответ на это английское и французское правительства приказали своим эскадрам войти в Дарданеллы.
      Международная обстановка накалялась. В начале сентября командованию Черноморским флотом стало известно, что турецкое правительство приказало своим кораблям атаковывать русские корабли при встречах с ними. На случай начала военных действий русское командование приняло решение усилить Кавказскую армию; с этой целью во второй половине сентября из Севастополя в Анакрию, Сухум-кале и Редут-кале эскадрой вице-адмирала Нахимова, состоявшей из 12 линейных кораблей, двух фрегатов, двух корветов, четырех пароходо-фрегатов, трех пароходов и 11 парусных транспортов, была доставлена 13-я пехотная дивизия с двумя батареями полевой артиллерии (свыше 16 тысяч солдат и офицеров, 827 лошадей и 16 орудий).
      27 сентября под нажимом Англии турецкое правительство предъявило России ультиматум, потребовав вывести к 12 октября войска из дунайских княжеств. В это время английские газеты уже не скрывали, что часть стоящего в Босфоре турецкого флота предназначена для перевозки десанта на кавказское побережье.
      Зная это, Корнилов, чтобы иметь наготове морские силы у берегов Турции, 11 октября предписал вице-адмиралу Нахимову отправиться с эскадрой, состоявшей из четырех линейных кораблей, фрегата и брига, в крейсерство у анатолийского побережья.
      В этот же день на Дунае грянули первые неприятельские выстрелы. Шедший из Измаила в Галац отряд русской Дунайской флотилии (восемь канонерских лодок, буксируемых пароходами "Прут" и "Ординарец") был внезапно обстрелян батареями турецкой крепости Исакчи. Бой длился полтора часа.
      Известия об этих событиях застали Корнилова в Одессе. Он немедленно вернулся в Николаев, а оттуда в Севастополь, чтобы ознакомить начальников эскадр со сложившейся обстановкой и произвести рекогносцировку турецких берегов. Придя в Севастополь, Корнилов написал письмо Нахимову, в котором сообщал, что главнокомандующий вооруженными силами на юге России князь Меншиков разрешил "при встрече с турецкими судами - военные разрушать или брать военно-пленными, отсылая в Севастополь; купеческие же осматривать и отпускать..."{31}.
      Это письмо должен был доставить Нахимову фрегат "Коварна". Но не успел фрегат выйти в море, как прибыл новый курьер от Меншикова с приказом "выжидать первый выстрел турок (очевидно на море. - Авт.) и до времени быть в оборонительном положении"{32}. Последний приказ был вызван, видимо, тем, что поступили сведения об обсуждении турецким правительством исакчинского нападения и наказания им виновных. На самом же деле это было не так. Еще 17 сентября в Мраморное море вошла соединенная англо-французская эскадра в составе 16 линейных кораблей, 12 фрегатов и нескольких пароходов. Опираясь на вооруженную поддержку Англии и Франции, турецкий султан 15 октября 1853 года объявил войну России. 20 октября Николай I подписал манифест о начале военных действий против Турции. Так началась Крымская война.
      Крымская война
      К началу войны русский Черноморский флот имел в своем составе 14 линейных кораблей, шесть фрегатов, четыре корвета, 12 бригов, 32 транспорта, семь пароходо-фрегатов и 24 малых парохода. Боевая подготовка флота, проводившаяся под руководством лучших учеников адмирала М.П. Лазарева - В.А. Корнилова, П.С. Нахимова и В.И. Истомина, находилась на высоком уровне. Русский флот был значительно лучше подготовлен к ведению боевых действий, чем турецкий, подготовкой которого руководили английские инструкторы.
      Несмотря на талантливое руководство и отличную подготовку. Черноморский флот не мог противостоять соединенным англо-франко-турецким силам из-за отсутствия в его составе крупных паровых кораблей.
      Экономическая отсталость России наиболее ярко проявлялась в технической отсталости русского флота. То, что флот был технически плохо оснащен и имел очень мало паровых кораблей, понимали передовые русские морские офицеры, однако преодолеть консерватизм правительственных органов они не могли.
      В личном архиве Бутакова обнаружено чрезвычайно интересное письмо-памфлет без заголовка и даты. Написанное в крайне резкой, язвительно-сатирической форме, письмо это, судя по содержанию, относится к 50-м годам XIX века. Оно говорит о том, что наступил конец иллюзиям Бутакова, зародившимся ранее, в период расцвета парусного флота. Иронически восхваляя "наши кораблики красавцы и ходоки, где блестит артиллерия, а работы парусами производятся с примерной живостью", Бутаков высмеивает техническую отсталость русского флота, состоявшего из парусных кораблей. "Полюбуйтесь, - восклицает в этом письме Бутаков, - как по сигналу прислать вооруженные гребные суда они слетятся к борту флагманского корабля! Как мало им нужно времени на вооружение, как быстро по спуске они готовы сделать выстрел!.. Зачем вам знать, что эти корабли выстроены не из дерева, а из репы, хотя за них заплачено, как будто они были деревянные? Зато ядро неприятельское, пробивая репу, не губит людей осколками и щепами!
      ...Какое вам дело, что у корабля, едва прослужившего десяток лет, при пальбе (конечно, весьма умеренной) вылезают пушечные рамы из репового дерева, в которое они закреплены!.. Знаете ли вы, что мы собираемся на войну, не имея ни на одном судне порядочного абордажного оружия, не имея на всем флоте ни одного пистолета, едва на одном корабле абордажные палаши! Как же командиры-то... молча смотрят на все ужасы своего положения, скажут мне?.. Я отвечу на это: свяжите человека по рукам и ногам и требуйте, чтобы он бегал. Заставьте его заниматься целый день фронтовым учением (солдатским делом), пригонкой обмундировки... амуниции, продовольствием... огромной перепиской о пустяках (бюрократиею) и сверх всего пусть он бегает и канючит о каждом гвозде и каждой каболке для его судна, а во время похода велите ему ежедневно пересматривать... отчеты о лотах и золотниках провизии, сала, смолы... да не давайте ему на все это людей знающих... да грозите ему строжайшей ответственностью за каждый золотник!.."{33}.
      Это письмо - поразительный по смелости документ, свидетельствующий о честности, правдивости и прогрессивности взглядов Бутакова.
      Понимая, что вооружение, оснащение и снабжение кораблей имеет огромные недочеты, Бутаков делал все, что было в его силах, для усиления боевой готовности флота. Каждый свободный час он использовал для обучения вверенного ему личного состава пароходо-фрегата "Владимир". Особенное внимание Бутаков обращал на воспитание в матросах стойкости и самообладания, необходимых в бою.
      Так, однажды жители Николаева были свидетелями любопытного события. В один из теплых июньских вечеров на реке Ингул загрохотали артиллерийские выстрелы. Это команда пароходо-фрегата "Владимир" начала учебную стрельбу. Мишенью, как обычно, служил щит, установленный на некотором расстоянии от корабля. Внезапно стрельба прекратилась, и к щиту устремились шлюпки. Но как только шлюпки отошли далеко от пароходо-фрегата, вновь раздались выстрелы. В толпе на берегу началось волнение, нет ли тут какой-нибудь ошибки? Над мечущимися шлюпками летели одно за другим ядра. Шлюпки кинулись вправо вправо сместилось и направление выстрелов, шлюпки рванулись влево переместились влево и залпы. Можно было подумать, что шлюпки обстреливает неприятельский корабль.
      Жертв на шлюпках не было, да и не могло быть. Как выяснилось вскоре, обстрел был преднамеренным и проводился с соблюдением всех правил предосторожности. Оказалось, что Бутаков стремился создать в мирное время обстановку, близкую к боевой. В шханечном журнале "Владимира" об этом событии записано следующее: "...Лишь только они удалились от парохода на несколько кабельтовых, пальбу в щит возобновили через головы гребцов для укрепления их нервов перед войною. Не быв предуведомлены об этом, шлюпки после второго ядра бросились вправо. Тогда... пустили туда через головы ядро. Они бросились влево. Пальба повторилась влево. Тогда они взяли прежнее направление к щиту и уже не уклонялись от летевших еще несколько времени через головы их ядер"{34}.
      Цель учения была достигнута.
      * * *
      В те дни, когда Корнилов, возвратившись в Севастополь, готовил эскадру к выходу на рекогносцировку турецкого побережья, пароходо-фрегат "Владимир" находился у Алупки, в районе мыса Киркинеиз, где его команда снимала с мели пароход "Еиикале", наскочивший на каменную гряду. Григорий Иванович Бутаков торопился с работами, опасаясь, что эскадра уйдет в море без "Владимира". Корнилов и в самом деле решил было не дожидаться окончания спасательных работ, но возвратившийся вечером 18 октября Бутаков доложил ему, что рабочие заделывают пробоину, после чего пароход можно будет поднять и откачать. Адмирал отложил ненадолго выход эскадры.
      Утром 23 октября, после того как, окончив работу, "Владимир" возвратился в Севастополь, Корнилов вышел с эскадрой в море.
      Курс эскадры вел к Сулину. Строго выполняя инструкцию Меншикова, Корнилов стремился "узнать о выходе турецкого флота из Босфора - и лишь в этом случае начать военные действия".
      От Сулина эскадра пошла вдоль румелийского побережья. На пароходо-фрегат "Владимир" были возложены задачи разведки. С этой целью он время от времени отделялся от эскадры и подходит к турецкому берегу Иногда он подходил к берегу так близко, что, например, у Варны, Бутаков смог сосчитать количество орудий на бастионах (их оказалось 21) и даже посмотреть на происходивший на берегу смотр турецких войск.
      26 октября 1853 года русская эскадра подошла к Босфору. Кроме множества купеческих судов, она обнаружила там турецкую эскадру из пяти фрегатов, одного корвета и одного парохода. Так как северо-восточный ветер к ночи усилился, предвещая бурную погоду, Корнилов решил возвратиться в Севастополь.
      Спустя три дня эскадра снова вышла к турецким берегам для отыскания обнаруженной в Босфоре эскадры противника. Погода была бурная, часто налетали шквалы i с дождем, но корабли шли ровно, не теряя своего места в строю. В ночь на 31 октября начался сильный шторм, который продолжался четверо суток.
      Когда шторм стих, "Владимир" получил приказание отправиться на разведку турецких рейдов Коварны, Бальчика и Варны.
      Предстояло решить сложную задачу: войти на неприятельский рейд и определять число стоявших там военных судов. Сделать это можно было только искусно замаскировав корабль. Так как "Владимир" имел две трубы и был окрашен сплошь в черный цвет, а турецкие пароходы были все однотрубные, с белой полосой на бортах, Бутаков приказал сделать на бортах "Владимира" белые полосы, а одну из труб замаскировать парусиной.
      Без огней, с заряженными орудиями, "Владимир" медленно двигался вдоль северного берега Варнского залива. Все люди были на местах по боевому расписанию.
      Бутаков подвел пароходо-фрегат к стоящим на якоре турецким судам на такое близкое расстояние, что простым глазом можно было увидеть движение на их палубах, а затем остановил машину. Турки, приняв "Владимира" за свой пароход, не обратили на него никакого внимания.
      Убедившись, что в Варне турецких военных судов нет, Бутаков приказал дать полный ход. Из Варны корабль направился в Бальчик, и уже в полночь Бутаков докладывал Корнилову, что турецкого флота на осмотренных им рейдах нет. Направив эскадру к Сизополю, Корнилов, перешел на "Владимир" и отправился к порту Амастро.
      На рассвете 5 ноября "Владимир" находился в районе Пендерекли. В северной части горизонта виднелся дымок парохода, в северо-западной - с трудом можно было различить верхние паруса эскадры, которую Корнилов и Бутаков приняли за эскадру Нахимова. Будучи вполне в этом уверен, Корнилов приказал идти на сближение с неизвестным пароходом. Через полчаса стали отчетливо видны труба, мачты и реи парохода, который оказался турецким.
      Пароход шел, невидимому, к Севастополю, и на нем еще не заметили русское судно, так как трубы последнего, несмотря на форсирование машины, не дымили. Около 9 часов турки заметили, что их преследуют. Тогда они повернули вправо, потом влево, а затем к берегу. "Владимир" открыл артиллерийский огонь и пошел на пересечку курса турецкого парохода. Последний открыл ответный огонь. Заметив, что у неприятельского парохода на корме нет орудий, Бутаков, используя превосходство в скорости хода, намеренно избегал бортового огня противника.
      С 10 часов до 12 часов 30 минут "Владимир" шел почти в кильватер турецкому пароходу, ведя по нему огонь из носовых орудий. Противник несколько раз пытался заставить русский пароходо-фрегат вести бой на параллельных курсах, чтобы полностью использовать свою бортовую артиллерию. Однако попытки эти были безуспешны. Ответив залпом всего борта, Бутаков немедленно уводил "Владимира" под корму турецкого парохода. После двух с половиной часов боя турецкий пароход имел значительные повреждения, часть его личного состава вышла из строя. В 12 час. 30 мин., подойдя на картечный выстрел, "Владимир" дал несколько залпов из всех орудий. Меткий огонь русских комендоров произвел огромные разрушения на турецком корабле, и он в 13 часов спустил флаг.
      Застопорил ход и "Владимир". Увидев осторожно выглядывавших из фор-люка{35} турок, Бутаков потребовал, чтобы на борт "Владимира" приехал командир их корабля. Но один из турок, оказавшийся лоцманом, ответил, что командир убит и что шлюпок на их судне нет. Тогда Бутаков приказал спустить катер и отправить на сдавшийся корабль нескольких матросов во главе с офицером. "Посланные овладеть призом, - писал Григорий Иванович в своих "Записках" об этом событии, - нашли на нем страшную картину разрушения и гибели: обломки штурвала, компасов, люков, перебитые снасти, перемешанные с оружием, трупами, ранеными, кровью, каменным углем... Ни одной переборки, которая была бы цела. Бока, кожухи, будки избитые. Паровая и дымовая трубы, как решето!.. Не забуду никогда момента, когда на пленном пароходе подняли наш флаг: я закричал команде, указывая в ту сторону: "Ребята! Там поднимают русский флаг". Нужно было слышать, каким единодушным ура мне ответили. "Поздравляю!" - новое ура. "Спасибо!" Взятый пароход с командой в 159 чел. носил название "Перваз-Бахри"{36}.
      Турки были сильно напуганы, ожидая жестокого наказания за свое упорное сопротивление. Но русские моряки доказали, что они не знают пощады к сопротивляющемуся врагу, а с пленными - гуманны. Барятинский, флаг-офицер Корнилова, писал по этому поводу: "Первый турок, поднявшийся к нам на "Владимир", кажется, полагал, что ему тотчас отрубят голову. Лицо его выражало смертельный испуг и покорность судьбе. Наш командир Бутаков, хорошо знающий турок, их успокаивает, отводит отдельную каюту офицерам, которых было около двенадцати, а остальную турецкую команду посылает на бак. Судовой врач делает свое дело, одинаково относясь к христианам и мусульманам. Затем наступает время обеда, и Корнилов приглашает пленных офицеров, среди которых был мулла, отобедать с нами"{37}.
      Действия экипажа "Владимира" и его командира Бутакова были высоко оценены Корниловым. "Капитан-лейтенант Бутаков распоряжался как на маневрах, - писал он в своем донесении, - действия артиллерии были быстры и метки..."{38}.
      В этом, первом в истории бою между двумя паровыми кораблями Бутаков показал, как надо сочетать маневр с артиллерийским огнем. То был превосходный образец умелого использования тактических свойств парового корабля (и прежде всего его высокой маневренности) в целях достижения наибольшей эффективности огня корабельной артиллерии.
      Этот бой с предельной наглядностью выявил также преимущества паровых кораблей перед парусными. Турецкая и две русские эскадры, находившиеся неподалеку от района боя, не могли принять участия в нем из-за безветрия.
      Приведя в порядок "Владимира" и приняв меры для сохранения на плаву плененного парохода, положение; которого было крайне опасным из-за множества пробоин, Бутаков взял его на буксир и пошел на запад по направлению к неизвестной эскадре, которую он принял за турецкую. Вскоре выяснилось, что это была эскадра контр-адмирала Новосилъского. "Владимир" направился прямо к адмиральскому кораблю "Три Святителя". В одно мгновенье на этом корабле, а также на всех кораблях эскадры, люди взбежали по вантам и реям. Воздух огласился криками "ура" в честь победителей.
      7 ноября 1853 года пароходо-фрегат "Владимир" вошел на Севастопольский рейд, ведя на буксире "Перваз-Бахри", на мачте которого под клотиком, выше турецкого, развевался русский флаг. Позади него шел другой турецкий пароход - "Медари Тиджарет", взятый в плен пароходом "Бессарабия" из нахимовской эскадры.
      За эту блестящую победу Бутаков был произведен в капитаны 2 ранга, награжден орденом Георгия 4 степени и 38 тысячами рублей призовых денег. "Перваз-Бахри" был поставлен на ремонт и переименован в "Корнилов", его гюйс был подарен Морскому корпусу. Нахимов сердечно поздравил Бутакова с наградами и, до получения из Петербурга ордена, собственноручно надел на Бутакова свой орден, полученный в Наваринском сражении.
      Вице-адмирал Корнилов высоко ценил Бутакова, считался с его мнением. Пригласил он Бутакова на свой флагманский пароходо-фрегат "Одесса" и утром накануне памятного дня 18 ноября, когда вместе с пароходами "Крым" и "Херсонес" вышел на помощь эскадре Нахимова. Пароходы пришли, когда жестокий бой, продолжавшийся три часа, подходил уже к концу. Турецкий флот был почти полностью уничтожен, в городе пылали пожары. Выбросившиеся на берег неприятельские суда находились в самом плачевном состоянии.
      В Синопском бою было взято в плен много турецких матросов и офицеров. Попал в плен и тяжело раненый начальник турецкой эскадры Осман-паша. Он был найден в полузатопленной каюте своего фрегата. Прибывшему русскому офицеру турецкий адмирал стал горячо жаловаться на своих подчиненных, которые обокрали его, сняв с плеч шубу, и покинули. Когда Осман-пашу пересадили на русский пароход и оказали ему помощь, он удивлялся великодушию победителей, видя, как русские матросы отдавали пленным свои куртки.
      Неожиданное прибытие отряда Корнилова вызвало ликование на судах нахимовской эскадры. Встреченный криками "ура", Корнилов на катере направился на флагманский корабль Нахимова "Императрица Мария". Адмиралы горячо обнялись.
      Команды прибывших пароходов сразу же включились в работу. Они получили приказание отвести подальше от берега поврежденные русские корабли, чтобы на них не перекинулся огонь с горевших турецких судов, а затем сжечь вдали от города уцелевшие корабли турок. Так как командир линейного корабля "Императрица Мария" был контужен и заменен командиром "Одессы", Бутакову поручили временно командовать этим пароходом. К 20 часам он отбуксировал от берега за предел дальности огня неприятельских батарей поврежденные линейные корабли "Императрица Мария", "Ростислав" и "Три Святителя". Заметив, что один из турецких фрегатов - "Несими Зефер" - прижат ветром к берегу и не горит, Корнилов послал "Одессу" взять фрегат на буксир и, если возможно, спасти. На фрегате находилось около 150 человек, которые сдались в плен. "Одесса" с большим трудом стащила фрегат с мели и взяла его на буксир, чтобы вывести на рейд. Однако "Несими Зефер" был настолько разрушен, что не представлялось никакой возможности его спасти. Пришлось его сжечь.
      На долю экипажа "Одессы" выпала честь буксировать в Севастополь линейный корабль "Вел. кн. Константин", на который перенес свой флаг герой Синопа вице-адмирал Павел Степанович Нахимов.
      * * *
      Весть об уничтожении турецкого флота, которую принес в Константинополь бежавший из Синопа на турецком пароходо-фрегате "Таиф" главный английский советник командующего турецким флотом Слэд, вызвала переполох среди английских и французских политиков. И это понятно - русский флот истребил флот турок почти под жерлами пушек англо-французской эскадры, - стоявшей в Константинополе.
      4 января 1854 года англо-французский флот вошел из Босфора в Черное море с целью воспрепятствовать плаванию по нему русских судов. С формальной точки зрения вход англо-французского флота в Черное море еще не являлся объявлением войны России. Но фактически это был враждебный акт. Стало очевидным, что вступление Англии и Франции в войну с Россией - дело ближайшего будущего. Дальнейшие события подтвердили это.
      29 января 1854 года Наполеон III направил Николаю I письмо, в котором заявил, что "пушечные выстрелы при Синопе болезненно отозвались в сердцах всех тех, кто в Англии и во Франции обладает живым чувством национального достоинства", что Англия и Франция выведут свои флоты из Черного моря только в том случае, если Николай I уберет свои войска из Молдавии и Валахии. Русский царь отклонил это предложение.
      В это же время русский посол в Париже получил ответ на свой запрос о цели введения англо-французского флота в Черное море. В ответе сообщалось, что целью введения флота является запрет плавания по Черному морю русских судов. Согласно полученной инструкции русский посол объявил французскому правительству о разрыве дипломатических отношений между Россией и Францией и покинул Париж. Выехал русский посол и из Лондона.
      28 февраля Англия и Франция заключили договор с Турцией, по которому обязывались оказать ей вооруженную помощь в войне с Россией. 16 марта Англия и Франция объявили России войну, а 10 апреля англо-французский флот в составе 19 линейных кораблей и 10 пароходо-фрегатов обстрелял Одессу и предпринял попытку высадить десант для ее захвата. Нападение было отражено береговыми батареями.
      Появление неприятельского флота возле Одессы позволяло ожидать его в любой момент и у Севастополя. Поэтому командованием флота были приняты необходимые меры для усиления обороны города с моря. Пароходо-фрегаты "Владимир", "Громоносец", "Херсонес", "Крым" и "Одесса" заняли позицию в первой линии обороны между Павловским мысом и батареей № 4.
      В 13 часов 15 апреля с "Владимира", крейсировавшего в районе Севастополя, Бутаков увидел вдали медленно приближавшиеся к главной базе флота неприятельские суда; их было около двадцати пяти. Спустя двое суток с наиболее удобного наблюдательного пункта в Севастополе - вышки Морской библиотеки - уже можно было отчетливо видеть корабли неприятельского флота, медленно двигавшегося к Севастополю. В половине пятого часа дня 17 апреля от неприятельского флота отделился большой двухдечный винтовой корабль и довольно близко подошел к рейду. Это был "Агамемнон" - одно из лучших винтовых военных судов Англии.
      Трудно было предугадать намерения неприятеля; поэтому Корнилов в своем приказе по эскадре от 18 апреля требовал от команд кораблей "особой бдительности и совершенной готовности в самое короткое время сняться с якоря и следовать для атаки неприятеля". В 15 часов 18 апреля "Владимир" был послан для наблюдения за неприятельским флотом. Взяв курс на северо-запад, Бутаков увидел к югу от себя неприятельский трехмачтовый пароход, который шел к своему флоту, показавшемуся на горизонте. Предварительно обследовав район от Херсонесского мыса до мыса Айя и убедившись, что там нет других неприятельских судов, которые могли бы отрезать ему отход в базу, Бутаков попытался догнать вражеский пароход. Он преследовал его в течение двух часов, пока неожиданно не увидел довольно близко от себя всю неприятельскую эскадру. Только тогда Бутаков повернул назад; но было уже поздно: за "Владимиром" погнались два быстроходных пароходо-фрегата - английский и французский.
      С крыши Морской библиотеки Корнилов наблюдал за смелыми действиями Бутакова. Заметив гнавшиеся за "Владимиром" суда, он тотчас же приказал поднять сигнал: "Возвратиться из погони", пароходам - развести пары, а фрегатам - приготовиться к съемке с якоря. Бутаков не разглядел сигнала, но он и сам понял, что ему грозит опасность быть отрезанным от Севастополя, а потому повернул пароходо-фрегат в базу.
      В городе с волнением следили за дальнейшим ходом событий. Всем казалось, что бой "Владимира" в сложившихся обстоятельствах неизбежен. Однако едва командир английского пароходо-фрегата увидел на рейде дымы русских пароходов, разводивших пары, он переменил курс и убрал паруса. То же самое сделал и французский пароход. "Владимир" благополучно прошел мимо них на рейд.
      До конца апреля англо-французский флот ни разу не подходил к Севастополю ближе чем на двадцать пять миль. Из-за густого тумана, стоявшего на море целый месяц, рассмотреть неприятельские корабли не удавалось. Временами они совсем скрывались из поля зрения. 8 мая Корнилов приказал "Владимиру" выйти в разведку, чтобы выяснить, ушел ли неприятельский флот от крымских берегов. Обогнув Херсонесский маяк, "Владимир" прошел двадцать пять миль к юго-западу и не встретил ни одного судна.
      С рассветом 26 мая "Владимир" вновь отправился в крейсерство по Черному морю. Подойдя к Синопу, где, по слухам, должен был находиться турецкий флот, он не обнаружил неприятеля ни там, ни на обратном пути.
      Неделю спустя у Севастополя появились три неприятельских трехмачтовых парохода. Утром 3 июня шести пароходам, в том числе и "Владимиру", было приказано взять с парусных кораблей на борт по полувзводу специальных абордажных войск и выйти навстречу неприятелю. Флаг командира этого отряда пароходов контр-адмирала Панфилова был поднят на "Владимире".
      С приближением русских пароходов неприятельские корабли стали удаляться от Севастополя. Это были английские пароходо-фрегаты "Террибл" (самый большой военный пароход британского флота) и "Фюреос" и французский пароход "Декарт".
      Когда "Владимир" находился от парохода "Террибл" на расстоянии шестнадцати кабельтовов, противник сделал первый выстрел, но ядро не долетело до русских кораблей. Несколько уменьшив дистанцию, "Владимир" открыл ответный огонь. Его первое ядро упало правее "Террибл". Завязалась перестрелка. Бутаков стремился сблизиться с противником, однако подойти к нему ближе чем на тринадцать кабельтов он не мог, чтобы не оторваться от отряда и не остаться одному против превосходящих сил врага. Но все же "Владимир" оказался ближе всех к неприятелю, и на нем сосредоточился весь огонь; на корабле появились повреждения и жертвы.
      Видя, что неприятель продолжает, удаляться и уже находится примерно в тридцати милях от Севастополя, командир отряда приказал прекратить погоню и возвратиться в базу.
      14 июля англо-французский флот снова попытался приблизиться к Севастополю. Более двадцати кораблей противника подошли к городу, но огонь береговых батарей заставил их отойти к мысу Лукулл.
      Угроза вражеского нападения на крымское побережье нарастала с каждым днем. 1 сентября 1854 года около 10 часов утра севастопольцы увидели на горизонте пароходы, а около полудня телеграф мыса Лукулл сообщил, что с юга тремя колоннами идет огромный неприятельский флот. Поднявшись на вышку библиотеки, Корнилов и Нахимов долго следили за вражескими судами - их было не менее 360. Вся эта грозная масса двигалась по направлению к Евпатории,
      Корнилов приказал, чтобы все корабли русской эскадры были приведены в боевую готовность. К несчастью, из-за противного ветра русские парусные корабли не могли немедленно двинуться навстречу врагу, а к вечеру ветер и вовсе стих. Мощный паровой флот противника беспрепятственно стал на якорь у Евпатории.
      Оставалось надеяться лишь на то, что избранная главнокомандующим Меншиковым позиция на реке Альме окажется чрезвычайно сильной и десант противника будет разгромлен тотчас после высадки. Но эти надежды не оправдались. Меншиков не верил в возможность неприятельского десанта в Крыму. За два дня до высадки вражеских войск он уверял генерал-адъютанта Анненкова, что "неприятель никогда не мог осмелиться сделать высадку, а по настоящему позднему времени высадка невозможна"{39}.
      Меншиков ничего не сделал для того, чтобы альминскую позицию превратить в непреодолимый для противника рубеж. Больше того, он проявил преступную халатность и во время высадки на крымское побережье огромной неприятельской армии (62 тысячи человек при 134 орудиях), продолжавшейся с 1 по 7 сентября. Ничего не предпринял Меншиков и после того, как армия противника высадилась. У него вообще не было какого-либо определенного плана боевых действий.