10

Специальные пригласительные билеты (оформление вызывало в памяти адвокатскую контору Марк и Леффлер) извещали о спуске на воду и крещении претендента. 18 марта в 13.00.

Утро мы с Георгом провели у чертежной доски, затем вместе отправились на верфь на Коровьем острове. В честь торжества облачились в синие клубные пиджаки и белые сорочки с галстуком.

– Будь человеком, приятель, пропусти меня!..– Перед нами на территорию верфи пытался пробиться рыжебородый малый без шапки, в темно-сером велюровом пальто.

– Без пригласительного билета не могу. – Дежурный у входа был неумолим.

– Но вот же у меня корреспондентское удостоверение!

– Может, святой Петр и пропустил бы тебя с ним, но здесь ты не пройдешь!

Рыжебородый выдал что-то неразборчивое. Во всяком случае, не объяснение в любви. Наконец пожал плечами и побрел прочь вдоль ограды. Сумка с фотоаппаратом ритмично била его по бедру.

Хотя мы с Георгом здесь были свои люди, пришлось предъявить пригласительные билеты. Этот страж был из породы героев, беззаветно преданных своему долгу.

На стапельной тележке лежала несравненной красоты лодка – наш претендент.

Яхту озаряли ржаво-красные солнечные лучи, пробившиеся сквозь пыльное слуховое окно эллинга. Нанесенный поверх белой грунтовой краски, искрился темно-зеленый полиуретановый лак.

Я вспомнил шарф, подаренный Моникой, и улыбнулся. Судьба распорядилась, чтобы цвет шарфа совпадал с окраской яхты. Чем не добрая примета.

– Чертовски хороша! – вымолвил Георг.

Оценка справедливая и исчерпывающая, не нуждающаяся в дополнениях.

– Добро пожаловать, господа. – Рядом с нами возникла Анетта Кассель.

По случаю знаменательного события она куталась в серую енотовую шубку, отменно сочетающуюся с цветом глаз и волос. Словом, тоже была чертовски хороша. И тоже нечего добавить, кроме того, что такая красота стоит дорого.

Анетта была вооружена ослепительной улыбкой и двумя бокалами. То и другое предназначалось нам.

Подошел Билл Маккэй, кивком указал на бокалы:

– Отлично, парни, вижу – у вас крепкая опора.

– Уж я стараюсь для наших гостей, – сказала Анетта.

Человек с нормальным музыкальным слухом не мог не уловить особые нотки в ее голосе. Мы с Георгом переглянулись. У него со слухом тоже все было в порядке.

– Будем здоровы, – улыбнулся Георг. Билл и я присоединились к его здравице. Хозяева и впрямь не пожалели усилий, чтобы гости чувствовали себя хорошо. Билл покосился на нас. Он понял, что мы поняли. Впрочем, их отношения с Анеттой были их сугубо личным делом.

Одежда Билла, как обычно, не отличалась пестротой: черный клубный пиджак, черная трикотажная рубашка, черные брюки, черные ботинки. Зато взгляд был светлее обычного – то ли от присутствия Анетты, то ли от свидания с претендентом.

Билл и Анетта оставили нас. Чертов Билл, старый змей.

Я осмотрелся вокруг. В эллинге собралось человек тридцать. В основном знакомые лица. Разумеется, пришел директор Хеннинг, явились также шеф его службы информации Рольф Баклунд, адвокаты Микаэль Леффлер и Томас Марк, мои товарищи Петер Хольм, Мартин Графф, Эрик Турселль, Кронпринц, швея и стряпуха Бритта, все парусные мастера, бригада дядюшки Яльмара, с которой нас сблизил почти год совместных трудов. Кучка седовласых мужчин, стоящих особняком, явно представляла правление Гётеборгского королевского общества парусного спорта.

Но главным действующим лицом был Мона Лиза. Надо ли говорить, что для него это был великий день. В честь такого события его сопровождала жена – маленькая толстушка с добрейшим лицом. Устремленные на мужа глаза ее сияли от радости и гордости. И сам он выглядел почти совсем здоровым.

Билл упруго вскочил на помост и похлопал в ладоши.

– Друзья!.. Все вы знаете, почему мы здесь собрались. Настал час спуска на воду лодки, которая через семь месяцев привезет домой Кубок «Америки»…

Продолжительные аплодисменты перебили его; первым аплодировал Мона Лиза. Затем снова заговорил Билл. Его речь была речью мужчины, ненавидящего проигрыш.

– Не стану благодарить никого в отдельности за то, что завершен столь важный этап. Мы – единая команда. Сегодня эта команда делает еще один шаг вперед. Будем же радоваться этому.

Он подал руку Анетте, помогая ей подняться на помост. Она сняла шубку и красотой обводов ничуть не уступала новой яхте. Анетта Кассель тоже входила в нашу команду, служа ее украшением.

– А теперь предоставляю слово и дело крестной матери претендента – фрекен Анетте Кассель…

Кронпринц уже поднялся по лестнице на палубу яхты. Освободив подвешенную к носу на желто-синих лентах бутылку шампанского, он качнул ее вперед. Анетта ловко поймала бутылку на лету, поднесла ко рту и прильнула губами к этикетке. Многие пожелали бы в эту секунду быть на месте бутылки…

Короткая пауза. Затем низкий мелодичный голос Анетты:

– Сим нарекаю тебя, гордое судно, именем… «Викинг Леди»!.. Пусть на семи морях тебе сопутствуют счастье и успех!.. И пусть тебе будет дано выиграть Кубок «Америки» для наших парней!..

С этими словами она метнула бутылку в форштевень яхты. В воздухе рассыпались брызги французского виноградного сока. Было видно, что Анетта Кассель вкладывает душу в каждое движение. Как бы воплощаясь в «Викинг Леди». Не скажу, чтобы кто-нибудь из членов наших экипажей отнесся к этому неодобрительно.

По знаку Билла заработали лебедки.

«Викинг Леди» отправилась в свое первое странствие.

Тележка заскользила по рельсам, неся драгоценный груз с мерцающими каплями шампанского на темно-зеленых боках в дальний конец эллинга, где открывался выход в портовый бассейн. На волнах гавани играли солнечные блики.

Я поглядел на Мону Лизу. Он сильно волновался, мне показалось даже, что не брызги шампанского, а слезы окропили его лицо.

Внезапно – непонятная ослепительная вспышка, точно сверкнула молния!

Общее замешательство.

И тут же сверху новая вспышка.

Затем – тяжелый топот по железной крыше над головой, заглушивший поскрипывание лебедок.

Все ясно: кто-то фотографировал через слуховое окно.

Шаги удалялись в ту сторону, где с востока к эллингу примыкали складские помещения. Послышался глухой стук, и шаги стихли.

Билл уже был на полпути к выходу, я – в трех метрах позади него.

В свете солнца я рассмотрел между сараями на огороженной территории верфи темно-серое велюровое пальто.

– К сараям!..– крикнул я Биллу.

Расстояние между нами и беглецом быстро сокращалось, я уже видел рыжую бороду. Вот когда пригодились наши летние тренировки; борода же, наверно, забыл, когда последний раз бегал кросс.

На асфальтовой площадке выше малого слипа Билл догнал беглеца. Круто остановившись, тот повернул на девяносто градусов и выскочил на широкую цементную пристань. Слишком поздно обнаружил он свою ошибку: пристань обрывалась у воды.

Билл сбавил скорость и улыбнулся мне. Я ответил тем же. Когда Билл не торопясь пошел прямо на фотографа, мне вспомнился один из фильмов Яна Линдблада – как удав медленно подползал к оцепеневшему козленку.

Билл вежливо протянул вперед руку:

– Позвольте воспользоваться вашим фотоаппаратом?

Грудь фотографа тяжело вздымалась, точно море после шторма. Он хотел что-то сказать, но ему не хватало воздуха. Все же хватило сил рывком спрятать за спиной свой «роллейфлекс».

Билл приветливо улыбнулся, положил руки на плечи фотографа и развернул его кругом, словно тряпичную куклу.

– Возьми камеру, Морган.

Я забрал камеру и раскрыл ее, доставая кассету. Фотограф наконец отдышался и закричал:

– Не имеешь права!..

Я пренебрег его протестом. Вопросительным жестом указал на море, и Билл кивнул, улыбаясь.

Черная кассета описала в воздухе красивую дугу, сверкнула на солнце, шлепнулась в воду и быстро пошла ко дну.

Тем временем поодаль легла на воду «Викинг Леди», радуя глаз моряка.

Однако фотографа это зрелище явно не радовало. Ослепленный бешенством, он бросился на Билла, подняв кулак для удара.

Ему не следовало это делать. Билл легко отклонился в сторону и выставил ногу, которая изменила направление яростного броска бороды, так что тот, потеряв равновесие, сорвался с пристани в воду.

Плеск от его приводнения намного превзошел плеск от падения кассеты.

Восемнадцатого марта температура воды в Марстрандском фьорде отнюдь не благоприятствует купанию. В чем рыжебородый смог тотчас убедиться. Он поспешно подплыл к лестнице и не стал отвергать нашу помощь, когда мы протянули ему руки. Мне было его искренне жаль. Однако Билл явно не разделял моего сочувствия. Когда фотограф шагнул в сторону, спеша уйти, он задержал его.

– Минутку, молодой человек…

– Я замерзну тут, черт бы вас подрал.

С велюрового пальто стекала вода. Щеки, которые только что украшала роскошная борода, были словно густо вымазаны суриком. Хорошо еще, что «роллейфлекс» оставался у меня в руках, пока владелец купался в море. Я протянул ему камеру.

– Что ты делаешь здесь? – спросил Билл.

– Работаю, – пробурчал фотограф.

– Для кого?

– Тебе какое дело.

– На кого работаешь? – Голос Билла звучал так же, как на яхте, когда он командовал «поворот оверштаг».

В таких случаях надлежало подчиняться. И рыжебородый понял это.

– На одного мужика в городе… – негромко произнес он.

– Кто такой?

– Я не знаю его…

Глаза Билла дали ему понять, что такой ответ не проходит.

– Одно американское агентство, – добавил фотограф. – Обещал тысячу крон за хороший снимок чертовой яхты.

Похоже было, что теперь он говорит правду, и мы с Биллом поверили.

– У тебя в машине есть во что переодеться? – Билл вдруг заговорил точно заботливый отец. – А то можем одолжить тебе комбинезон.

– Есть.

– Тогда уматывай отсюда ко всем чертям, дружок!.. И больше не показывайся.

Борода – образец послушания – ринулся прочь от нас по пристани, не попрощавшись. Мокрая дорожка на цементе красноречиво свидетельствовала, что велюровое пальто – не самый подходящий купальник.

– Ну что, Морган, пошли обратно к нашим гостям… – сказал Билл.

Мы направились к эллингу, но перед входом Билл придержал меня за руку.

– Не нравится мне это… Похоже, янки добираются до нас.

– Янки?.. Кого ты подразумеваешь? Он помешкал с ответом.

– Ну-у… Тех, которые не хотят, чтобы мы выиграли Кубок «Америки».

– Синдикат? Нью-Йоркский яхт-клуб? Он пожал плечами.

– Многие предпочли бы, чтобы мы проиграли.

В эту минуту я был близок к тому, чтобы рассказать о своих злоключениях. Избиение, счета, японский нож… Но я промолчал. Почему? В глубине душе я знал ответ. Мне снова вспомнилась картина: Билл, беседующий на набережной с Учтивым господином.

– Не хватало, чтобы янки уже сейчас заполучили снимок нашей конструкции… – задумчиво продолжал Билл, глядя на портовый бассейн, где только что окрещенная «Викинг Леди» знакомилась с волнами и солнцем.

– Ты говоришь о форме днища? Билл кивнул: разумеется.

Впервые за все время нашего знакомства я увидел на его лице признаки тревоги. Сильной тревоги.

– Пойдем-ка, Морган, выпьем по стаканчику виски.

Наша с Георгом работа над парусами близилась к завершению.

Кронпринц и его товарищи основательно потрудились в холодном курзале, негнущимися пальцами ухитрились пошить все паруса по нашим чертежам. В кладовке, где хранилось вооружение «Интрепида» и «Конни», теперь лежал также комплект для «Викинг Леди». Два грота, шесть генуэзских стакселей и пять спинакеров. Для полноты соревновательного гардероба недоставало еще одного грота, двух стакселей и трех спинакеров. Над этими парусами как раз сейчас стрекотали швейные машинки в курзале. Когда управимся с ликовкой, можно считать, что черновая работа закончена.

– На верфи уже завершают оснащение «Леди» рангоутом и стоячим такелажем… – сообщил однажды Георг.

Сидя в его мастерской, мы готовили ликтросы для последних парусов «Викинг Леди».

– Как-то она пойдет под нашими парусами, – сказал я.

Георг придумал особый способ заваривать синтетические тросы. К обычной зажигалке он приделал кольцо конической формы. Проденет конец дакронового троса в кольцо, высекает огонь в зажигалке и крутит ее. Пряди плавятся в огне и накрепко соединяются.

– Ловко придумано, – заметил я.

– Без этой штуки я как без рук, – пояснил Георг. И добавил: – Скоро вся команда опять соберется. И пойдет работа до кровавого пота.

– Когда прибудет «Конни»?

– Точно не знаю, но должна быть здесь не позже десятого апреля. Слышал только, что во время буксировки на ней будут Мартин и Петер.

И Георг мигом заварил конец очередного троса. Девятого апреля к нам в конторку заглянул Кронпринц.

– Ведут на буксире «Конни», – сообщил он.

Мы спустились на пристань встречать. Борта лодки сверкали свежим лаком. Работяги на верфи Лонгедраг основательно потрудились, готовя к весне знаменитую даму.

Как только яхта прижалась кранцами к пристани, Мартин Графф и Петер Хольм прыгнули на берег. Мартин восхищенно затараторил:

– Какие штуковины придумали Мона Лиза и Билл!.. Пошли на борт, такое увидите!

Мы с Георгом последовали за ним и спустились под палубу.

– Секретное оружие! – Взмахом руки Мартин указал на нечто вроде двух велосипедов – с седлами, педалями и колесами в виде барабанов.

Похоже на тренажеры, на которых, если верить рекламе, обтачиваются директорские животы.

– Это что еще за чертовщина? – вырвалось у Георга.

Было видно, что он удивлен не меньше моего.

– Этими велосипедами выбирают шкоты! – сказал Мартин.

– Шкоты?.. Велосипедами? – дружно воскликнули мы.

Мартин обнажил в улыбке частокол зубов.

– Точно так, парни!.. Новейшее изобретение Билла и Моны Лизы.

Мы молча рассматривали невиданную в парусном спорте новинку. В самом деле что-то небывалое. Но смысл этой затеи был понятен: вместо того чтобы обдирать руки, шкотовые теперь могут работать ногами, приводя в движение передачу.

– Шкоты выбираются с чертовской скоростью, – ликовал Мартин. – Аж свист стоит.

Я остановил взгляд на больших колесах-барабанах, на которые наматывались шкоты. Если все получится, как задумано, это приспособление в корне изменит характер работы шкотовых на всех двенадцатиметровках.

Каждая выигранная на маневрах секунда может на метр приблизить нас к победе в гонках на Кубок «Америки». Именно этот метр призваны дать нам «велосипеды» папы Билла.

– Жаль мне братьев Таннберг, – задумчиво произнес Георг.

– В самом деле? – ухмыльнулся Мартин. – Натрут себе мозоли на седалище, а не на ладонях, вот и вся разница.

– На «Леди» будут такие же велосипеды? – спросил я.

– Так точно, сэр! – кивнул Мартин.

Тут и я с сочувствием подумал о Яне и Пере Таннбергах. Придется им часами крутить педали под палубой, не видя, что происходит наверху.

Но в борьбе за Кубок «Америки» чувства экипажа не играли роли, главное – чей форштевень первым пересечет линию финиша. Для Билла Маккэя это было яснее ясного. И мы тоже начали свыкаться с этой мыслью.

11

День десятого апреля начался хмурым рассветом. Но часам к девяти ветер потеснил пасмурную пелену, над морем открылось чистое синее небо, и лучезарное солнце приветствовало «Папенькиных мальчиков» и «Маменькиных сынков».

Старый заслуженный «Гранд-Отель» вновь оживал после зимней спячки по мере того, как один за другим члены экипажей занимали свои номера.

Мы с хозяином гостиницы Андерсом стояли у входа, переговариваясь, когда появился Мартин Графф с огромным чемоданом. Следом шагали братья Таннберг, тоже основательно нагруженные.

– Повезло нам, что у вас здесь в Марстранде такие мощные носильщики, – пророкотал Ян Таннберг, кивая на кряхтящего Мартина.

– Я пытался спрятаться, но меня выследили, – простонал тот.

– С нас стопочка за труды, – расхохотался Пер Таннберг.

– У меня в номере и без вас есть что выпить.

– Тем лучше – через пять минут наведаемся к тебе, – решил Пер. – Присоединяйся, Морган, мы отоварились в самолете.

– Спасибо, с удовольствием, – сказал я.

В самом деле, не мешало отметить встречу.

– Захвати свой стакан, – посоветовал Мартин. – У меня плохо с посудой.

Окна его номера смотрели во двор, за которым метрах в двадцати возвышалась облупившаяся деревянная стена флигеля. В остальном обитель Мартина ничем не отличалась от моей. Те же светлые полотняные шторы, на кровати – коричневое покрывало.

На покрывале лежала новая фуфайка Мартина. В этом году она была красного цвета, с черной цифрой. Старые фуфайки износились, и каждому из нас вручили обновку.

– Наверно, Билл выбрал красный цвет, чтобы на фуфайках не так видны были пятна крови, пота и слез, – предположил Ян Таннберг, наливая мне добрую порцию виски.

Мы пригубили беспошлинный самолетный алкоголь. Годится…

Я обнаружил, что забыл свои сигареты.

– У тебя найдется сигарета, Мартин? Мои остались в номере.

– Возьми на письменном столе.

В пепельнице на письменном столе лежала начатая пачка. Я подошел, извлек одну сигарету. Закуривая, остановил свой взгляд на аккуратно сложенных рядом билетах тотализатора. Полсотни пятидесятикроновых билетов ипподрома Обю. Мартин явно не скупился на ставки.

– Выиграл что-нибудь? – спросил я.

– Ничегошеньки, – ответил он, пожимая плечами.

– Билл все такой же? – справился Ян Таннберг.

– Ни капельки не изменился, – сказал я.

Мы чокнулись еще раз. Приятно было вновь очутиться в компании своих товарищей по парусу.

Во второй половине дня, когда подошло время обеда, оба экипажа были уже в полном составе. Мы сердечно приветствовали друг друга легкими тумаками, ехидно отмечая, что за время рождественских каникул грудные мышцы явно сползли вниз, в область пупа.

Андерс и Ева предложили нам жареную солею. Царское блюдо, к которому за счет фирмы было подано отличное белое вино.

Билл к каждому подошел с приветственным словом. Даже угрюмая физиономия Ханса Фоха не могла омрачить общее приподнятое настроение. Наша братия была в полном сборе. Если на первых порах мы являли собой кучку индивидуалистов с богемными наклонностями, то месяцы напряженной работы на «Конни» сплотили нас.

Билл занял свою любимую позу, прислонясь спиной к стойке бара.

– Итак, парни, мы снова вместе – Долгая пауза после вступительной фразы придала его словам особенную торжественность.

– Завтра в восемь утра начинаем вкалывать. Если в прошлом году кому-то было тяжело, могу вас утешить – это была детская забава перед тем, что нам предстоит в этом году до переезда через океан. В утреннюю смену «Папенькины мальчики» пойдут со мной на «Викинг Леди». Петер и «Маменькины сынки» – на «Конни». В восемь утра обе яхты должны быть готовы к выходу в море. Перед тем Петер, Георг и Морган собираются у меня на короткую оперативку. Вопросы есть?

Билл обвел нас взглядом.

– Что я говорил про фуфайки, – тихо пробурчал Ян Таннберг.

– Черт подери, – добавил его брат.

– Не понял? – сказал Билл, прислушиваясь.

– Фуфайки, – громко повторил Ян. – Фуфайки надевать?

– Конечно. Во время тренировок непременно надевать новые фуфайки. Больше вопросов нет? Тогда разбежались. Завтра нам предстоит напряженный лень.

Билл Маккэй одним махом погасил веселое настроение нашей ватаги. Чувствовалось, что теперь все будет серьезнее, чем прошлым летом.

Я поднялся в свой номер, лег и накрылся одеялом с головой.

Когда мы рано утром пришли в номер Билла на оперативку, на нем уже была красная фуфайка с цифрой «1». Он тотчас приступил к инструктажу:

– Сегодня отрабатываем лавировку курсом бейдевинд. Петер, ты ведешь «Конни» попеременно левым и правым галсами, по десяти минут на каждый галс, до поворота оверштаг. Я пойду на ветру на таком расстоянии, чтобы не мешать тебе. Сопоставим ход «Леди» и «Конни» на бейдевинде… Выжми из «Конни» максимум, но не переусердствуй. У тебя есть вопросы?

Петер покачал головой и записал что-то в своем блокноте.

– Морган и Георг, – продолжал Билл. – С сегодняшнего дня вы должны особенно тщательно настраивать паруса. Для подготовки «Леди» к гонкам надо полностью использовать тягу вооружения обеих яхт.

Мы с Георгом кивнули: разумеется, будем глядеть в оба.

Когда мы спустились в гавань, остальные члены экипажей уже подготовили лодки. Поодаль дрейфовал «Бустер», пыхтя машиной вхолостую. Билл помахал рукой Кронпринцу, чтобы подошел ближе.

– Выводи сперва «Конни» и отпусти ее, когда поставят грот!..– крикнул он. – Потом возвращайся за нами!

Кронпринц показал, что все понял, и подвел «Бустера» к носу «Конни», чтобы «Маменькины сынки» могли принять конец для буксировки.

– Наша корма блестит как зеркало – увидите свои мерзкие рожи, когда мы будем вас обгонять!

– Вы не забыли запастись пилюлями от морской болезни?

– Не промочите ноги, а то еще простудитесь!

Под град ехидных реплик «Конни» отошла от пристани, увлекаемая буксирным тросом. На полпути к выходу из гавани экипаж поднял грот. Задняя шкаторина затрепетала на ветру. «Конни» была готова к поединку с морской стихией за маяком «Отче Наш».

– О'кей, парни… – начал Билл. – От вас требуется вложить все силы в тренировку. Каждый знает, ради чего мы стараемся. Недаром здесь отобраны поштучно лучшие яхтсмены Скандинавии. Вот и подтвердите свой класс. У нас есть общая черта: мы не выносим, чтобы нас обгоняли. Вы готовы к борьбе?

– Готовы!..– грянул дружный ответ.

Таким образом, тренировка началась с накачки. Мы приготовились дать бой «Конни».

– Тогда пошли и утрем им нос, – сказал Билл. «Бустер» уже возвращался за нами. Велико было наше волнение. Как-то поведет себя «Викинг Леди»?

Марстрандский фьорд встретил нас слабым вестом. Подходящий ветер для почина. Наши собственные шарниры успели заржаветь за полгода, но мы не могли рассчитывать на снисхождение. С первой минуты Били нагрузит нас так, будто с нашей формой все в порядке.

Шкотовые под палубой присматривались к новым лебедкам.

– Расскажи я в Гельсингфорсском яхт-клубе, что боролся на велосипеде за Кубок «Америки», никто не поверит, – заметил Ян Таннберг.

– Ты еще не в Америке, – напомнил ему Билл.

«Конни» описывала широкие круги в ожидании «Леди». Мы выбрали шкоты ослепительно белого генуэзского стакселя, «Леди» накренилась влево и пошла быстрее. Шипела, вырастая, носовая волна.

– Номер два, проверить углы стакселя! – скомандовал Билл.

Я выскочил на палубу и провел взглядом вдоль задней шкаторины новехонького паруса. «Пузо» вверху было чуть великовато.

– Шкотовый угол надо подать вперед на тридцать сантиметров!

– Выполняй, – сказал Билл. – Номер девять поможет.

– Номер девять – давай, помогай! – крикнул я. Чиннмарк с большой черной девяткой на красной фуфайке не тронулся с места. Не слышит, что ли? Или забыл свой номер?

– Номер девять, помоги мне с талями! – повторил я.

Никакой реакции. Чиннмарк сидел на палубе, ухватившись руками за бугель. Глаза его остекленели, лицо побледнело, челюсти были крепко сжаты.

– Чиннмарк, ты заболел? – спросил я.

Все уставились на девятку. Чиннмарк молчал.

– Ты что – не слышишь? Чиннмарк! – Я дернул его за руку.

– Лодка тонет!.. Она нас утопит… Всем нам каюк!..– выпалил он пронзительным голосом, ошалело глядя на меня.

– Успокойся!

– Она тонет… тонет!..

– Успокойся… Лодка не думает тонуть. – Я крепче сжал его руку.

– Как ты не видишь!.. Она тонет… тонет… Держась за бугель, Чиннмарк с ужасом уставился на омывающую форштевень «Леди» носовую волну. Он явно был на грани нервного срыва. Я растерянно поглядел на Билла.

– Сейчас вода захлестнет палубу… яхта потащит нас в пучину!..

Все тело Чиннмарка била дрожь.

– В каюту его! – крикнул Билл. – Номера третий, четвертый и пятый – помогите номеру второму увести девятку!

– Только не под палубу!.. Только не в каюту!..– отчаянно завопил Чиннмарк.

Мартин, Эрик и один из братьев Таннберг поднялись на палубу, чтобы помочь мне.

– Отпусти бугель и пойдем с нами, – сказал Мартин. – Что это на тебя нашло?

– Не уводите меня под палубу… не уводите! – кричал Чиннмарк.

Мы глядели на него, не зная, что предпринять. Нелепая ситуация – жуткая и нереальная. Море кругом совершенно спокойное, только легкая рябь…

– Оторвите вы его от этого бугеля! – Голос Билла посуровел.

Мартин крепко стиснул обе руки Чиннмарка. В истерике тот откинулся назад и стал отбиваться ногами. Один пинок пришелся в грудь Мартину, так что он шлепнулся на палубу. От удара спиной о настил у него перехватило дыхание.

– Да он совсем взбесился к чертям! – крикнул Эрик Турселль, обхватывая Чиннмарка сзади борцовским приемом.

Пер Таннберг рывком опустился на колени и стиснул железной хваткой ноги Чиннмарка, а я силой разжал его пальцы, цепляющиеся за стальной бугель.

– Готово!..– крикнул Мартин. – Да прижмите его покрепче к палубе, чтобы не лягался так, черт дери!

Билл привел «Леди» в левентик, и яхта пошла против ветра с заполаскивающими парусами.

– Номер шесть, становись на руль, – спокойно распорядился Билл. – Держи этот курс.

Ян Таннберг поднялся в кокпит и взял штурвал. Билл встал, расставив ноги, у левого борта и замахал над головой руками, сигналя «Бустеру», который покачивался на волне под ветром у «Леди».

– Эй, на «Бустере»!.. Эгей!..– крикнул он в рупор ладоней.

Чиннмарк перестал вырываться и лежал неподвижно, прижатый нами к палубе. Широко раскрытые глаза его испуганно вращались. В уголках рта белела пена.

– Не хочу тонуть… – всхлипывал он. Отзываясь на сигналы Билла, Кронпринц повел «Бустера» в нашу сторону.

– Что случилось? – прокричал он, сблизившись с «Леди».

– Придется вам везти девятку на берег, – сообщил Билл.

– Серьезная травма? – тревожно осведомился Кронпринц.

– У него припадок.

– Припадок? – Кронпринц не поверил своим ушам. – Это как же так, черт возьми?

– Должно быть, последствия того случая прошлой осенью, когда он чуть не пошел ко дну вместе с «Конни», – ответил Билл.

– Проклятие!

Мы все еще прижимали Чиннмарка к палубе. Кронпринц настороженно смотрел на нас.

– Он буйный?

– Теперь угомонился, – сказал я.

– Сейчас ты пойдешь на «Бустере» в Марстранд… – Билл увещевал Чиннмарка, словно ребенка. – Тебе нечего бояться.

Наклонясь, погладил беднягу по голове:

– Слышишь, что я говорю?

Чиннмарк слегка кивнул. Испуг в его глазах пропал. Мы отпустили хватку, и он осторожно встал. По лицу Чиннмарка было видно, какого усилия ему стоит держать себя в руках.

– Отдай кранец и прижимайся к нам, – велел Билл Кронпринцу.

Тот отозвался кивком, и Мона Лиза, молча стоявший за его спиной, свесил у сверкающего лаком правого борта «Бустера» большой кранец, обтянутый парусиной.

Взяв Чиннмарка под руку, Билл подвел его к левому борту яхты.

– Сможешь прыгнуть, когда «Бустер» прижмется к нам? – спросил Билл.

Чиннмарк рассеянно кивнул. Его била легкая дрожь, руки тряслись. Затаив дыхание, мы смотрели, как он заносит ногу для прыжка, но все обошлось хорошо. Чиннмарк тяжело опустился на сиденье в кормовом колодце «Бустера» и уставился на настил.

Мы молча проводили взглядом наш буксир, когда Кронпринц повел его контркурсом к северному входу в гавань.

– По местам, – распорядился Билл, снова берясь за штурвал.

– Жуть какая-то, – произнес Ян Таннберг.

– Вот уж от кого не ждал, – озадаченно молвил Эрик. – Чтобы Чиннмарк вел себя как перетрусивший ребенок…