– Проверь, на всякий случай… – прорычал бас.

Щуплый открыл дверцу и выскользнул наружу. Секунд десять постоял неподвижно возле машины, потом наклонился к своему приятелю.

– Путь свободен…

– Ясно, выходим, парень.

С удавкой на шее не поупираешься. Но я рассчитывал на то, что моему мучителю придется отпустить ее, когда мы будем выходить. И появится возможность для бегства. Медленно выбираясь из машины, я успел рассмотреть, что удавка изготовлена по всем правилам искусства, с крепкой ручкой.

Ступив на правую ногу, я напрягся для прыжка – и в ту же секунду получил сильнейший удар по затылку. Вывалился из машины и распластался почти без чувств на земле, осыпаемый новыми ударами и пинками.

– Так говоришь, тебе нечем расплачиваться… – донесся до моего слуха гортанный бас.

Кое-как я поднялся на колени, но тут же от удара ногой по лицу шлепнулся спиной на каменную мостовую с такой силой, что у меня перехватило дыхание. И снова на меня обрушились удары.

Придя в себя спустя какое-то время, я смутно разобрал, во-первых, что машина стоит на месте, и во-вторых, что часы на руке разбиты. Из пореза на запястье текла кровь. Кое-как я забрался в машину и лег на сиденье. С великим трудом приподнялся на локте и смог другой рукой включить свет. Поднес запястье к лампочке. Порез был не очень глубокий. Я сел, посмотрелся в зеркальце. Зрелище было не из приятных.

Я снова вытянулся на сиденье, пребывая где-то между явью и беспамятством.

Постепенно явь взяла верх. Глаза отыскали приборную доску. Ключ от зажигания торчал в гнезде. Слава богу…

Собравшись с силами, я повернул ключ, навалился на руль и покатил домой.

Лестница на второй этаж, где помещалась спальня, показалась мне Эверестом.

Я спал беспокойно. Мне снилось, что мы с Георгом у его старой мачты для выхаживания парусов на валу у крепости Карлстен возимся с огромным полотнищем. Штормовой ветер нещадно трепал толстую ткань. Парус был такой большой, что верх его терялся в низких тучах. Мачта качалась и крутилась, сбивая топом облака, точно электрическая мутовка. Внезапно тучи превратились в здоровенные башмаки, которые обрушились на поверхность исхлестанного ветром, бушующего моря. Все небо озарилось ослепительной вспышкой. Мачта сломалась у самого основания и упала на землю. Гигантский парус медленно опустился на нас с Георгом. Я лихорадочно отбивался кулаками от тяжелого гладкого полотнища.

Проснулся я мокрый от пота, одеяло и простыня лежали на полу. Я встал, преодолевая ломоту во всем теле. Открыв окно, закурил и сел на край кровати. Задумчиво смотрел, как играет табачным дымом утренний ветерок. «Морган Линдберг, во что ты, собственно, впутался, черт бы тебя побрал?» – спросил я сам себя, но не дождался ответа. Доковылял до ванной и погрузил разукрашенное синяками тело в теплую воду. Спустя полчаса я почувствовал себя почти человеком.

Надо ли отрицать, что в то утро я помышлял о том, чтобы выйти из игры. Но чем больше думал о случившемся, тем сильнее меня охватывала злость. За кого они меня принимают? За какого-то рохлю? На которого можно надеть узду? Не на таковского напали.

Может быть, поведать кому-нибудь о своих злоключениях? Монике? Не годится, только напугаю ее. Директору Хеннингу, Биллу Маккэю или еще кому-нибудь из авторов проекта? Но тогда я вынужден буду признаться, что моя фирма задолжала шестьдесят две тысячи. Не очень-то лестная характеристика. Обратиться в полицию? Только не это. Поделиться с Георгом? Когда переберусь в Марстранд?.. Возможно. Но что тут может сделать Георг? Ничего.

Я решил выждать. Время покажет, как поступить. Во всяком случае, я надеялся на это.

Я бросил в багажник вещевой мешок со своим барахлом. Пристегнул к поясу японский матросский нож с резной костяной рукояткой.

В последнюю минуту спохватился, что забыл одну важную вещь. В кабинете у меня лежала большая папка с чертежами парусов. Я забрал ее и положил на переднее сиденье моего «комби».

На всякий случай проверил надежность запоров на всех окнах дома. Для защиты от солнца опустил шторы в гостиной и спальне. Тщательно запер входную дверь и подвал. Профессия парусного мастера, не допускающая небрежности, сделала меня педантом.

– Прощай, домик родной!..

Было прекрасное весеннее утро; небо чистое, ясное. Я опустил боковое стекло, подставляя лицо прохладному ветерку. Немного фантазии, и можно представить себе, будто ты вышел в море.

Обычно высокую башню крепости Карлстен окутывает легкая дымка. Этот день был исключением. Резкий контраст света и теней. Омывающее остров Марстранд море казалось темно-синим. Белые деревянные дома выглядели белее, чем когда-либо. Солнечный свет всем краскам придал особую сочность и чистоту.

Оставив машину на стоянке, я повесил на плечо вещевой мешок и дошел до пристани, где был причален катер. Папка с чертежами была зажата под мышкой.

– Гляди-ка, знатные гости пожаловали, – приветствовал меня капитан, шутливо отдавая честь.

Я не мог припомнить, чтобы раньше встречался с ним, но так как в этих краях изо всех видов спорта интересовались только парусным, он, очевидно, узнал меня. Несмотря на мое малость обезображенное лицо. С пластырем на видных местах.

– Будут к вам и более примечательные гости, – отозвался я.

– Как же, как же. Глядишь, сам Дьявол осчастливит нас.

– Всяко бывает.

Катер подошел к острову, и я – единственный пассажир – ступил на берег.

Посреди подъема, где находился магазин «Вино», располагалась также гостиница, в которой Билл Маккэй разместил штаб операции «Отче Наш». Большое четырехугольное деревянное здание. Выкрашенное в белый цвет. Щедро украшенное затейливой резьбой по застрехам и вокруг окон. На фасаде, на круглом деревянном медальоне под самой крышей зеленым курсивом было выведено название «Гранд-Отель».

Я занес свои вещи в холл. Владелец гостиницы Андерс, он же дежурный администратор, сидел за стеклом в своей конторке. Высокий, толстый, бородатый. Кто однажды слышал его смех, никогда не забудет. Видимо, ощутив мой взгляд, он поднял глаза и заулыбался. С неожиданной при его комплекции прытью и легкостью оторвался от стула и поспешил мне навстречу.

Моя рука исчезла в его пятерне. Он похлопал меня по спине с такой силой, что в пору было идти к врачу за бюллетенем. Вчерашние побои не оставили на мне живого места.

– У тебя номер двадцать шесть, Морган… Ты там уже останавливался. Давай вещички, я отнесу. Тебя переехала электричка?

– Упал с лестницы… Отличный денек сегодня!

– Мы всегда организуем хорошую погоду для наших самых знатных гостей… Ленч с двенадцати до четырнадцати, обед с семнадцати до двадцати двух. Еще не разгар сезона, так что сервис не совсем на уровне, но надеюсь, ты нас простишь.

– Как-нибудь переживу. Мое прибытие – всего лишь затишье перед бурей.

Андерс удалился с моим багажом, сам же я повернул кругом и вышел обратно на солнце. Неподвижный воздух между рядами домов был почти по-летнему жарким. Я поднялся вверх по склону, пересек площадку, где ребятишки играли в песке, и взял курс на мастерскую Георга.

Я угадал в перерыв, когда Верит, которую я много лет знал как одну из лучших мастериц в заведении Георга, расставляла чашки для общего кофепития. Приветствовав меня жестом, она дала понять, что и мне будет чашка. Большинство мастеров уже сидело за большим столом у стены. Сам Георг стоял перед умывальником, моя руки.

– Привет, компаньон!..– крикнул он.

Я обошел вокруг стола, здороваясь с остальными членами бригады. Пятерым из них предстояло участвовать в изготовлении гардероба для яхты-претендента. Представляя одного, мужчину шестидесяти лет с тонкой сеткой морщин на лице, Георг назвал его «Кронпринц».

– Кронпринц начал шить паруса, не выходя из пеленок, – сказал он.

Я пожал ветерану руку, шершавую и жесткую, словно сыромятная кожа. Он обозрел мое опухшее лицо без комментариев.

– Роскошное имя, – улыбнулся я.

Он улыбнулся в ответ, приведя в движение все морщины.

– Моя бабка служила банщицей в купальне, куда наведывался старый король Оскар.

Кронпринц лукаво посмотрел на меня, издав рассыпчатый смешок. Я отлично понял намек. В Марстранде не было недостатка в Оскарссонах. Кое-кто и в третьем поколении носил эту фамилию.

– Ну, а как выглядит наша программа? – спросил я Георга.

– Сегодня я думал посмотреть на стаксели. Проверим их на контрольной мачте, отберем, которые получше, распорем и замерим. Тогда уже завтра можно будет поработать над чертежами.

– Порядок… Времени не теряешь.

– Чем быстрее подготовим чертежи, тем скорее сможем посадить за работу этих лодырей.

– Нет, вы только послушайте! – воскликнул Кронпринц. – И это говорит человек, который раньше шести утра не поднимается с кровати…

Подождав, когда утихнет возмущенный гул за столом, Георг весело улыбнулся:

– Через несколько дней прибудут две новенькие мачты. Билл звонил сегодня утром.

– Отлично. Будем пока проверять паруса.

Георг, Кронпринц и я погрузили на тележку мешки с парусами и отвезли в гавань. Там стояла старая баржа, которую Георг снабдил плоской деревянной палубой. А посреди палубы он установил крепкую алюминиевую мачту с вантами, штагами и бегучим такелажем. Все, как положено.

– На крепостном валу, где раньше стояла контрольная мачта, очень уж ветры непостоянные, – объяснил Георг.

Его решение с баржой показалось мне простым и гениальным.

Запустив дизельный мотор «Бустера» – большой дубовой шлюпки Георга, – мы вышли из гавани с баржой на буксире. За мысом с белой башней маяка нас встретили тугие сине-зеленые волны. Бодая их своим тупым носом, «Бустер» осыпал палубу сверкающим дождем мельчайших брызг. Кронпринц стоял на руле, принимая хлесткий соленый душ.

– Хуже нет, когда в жевательный табак попадает соленая вода… – пробормотал он, стискивая зубы.

– Здорово ты это придумал с баржой, – сказал я Георгу, указывая кивком на волочившуюся за нами диковинную конструкцию с мачтой.

– Лучше всего проверять паруса в море, на положенной высоте над волнами, – отозвался он, глядя на свое творение.

– Такой контрольной мачты я что-то больше нигде в мире не видел!

Шум мотора вынуждал меня кричать Георгу прямо в ухо. Выйдя в открытое море, Кронпринц прибавил газ.

Отойдя подальше от входа в гавань, мы бросили якорь. Кронпринц двигался легко, как юноша, по качающейся мокрой палубе. Я подтянул к корме «Бустера» баржу и прыгнул на нее. Георг перебросил мне один за другим пятнадцать мешков с парусами из богатого комплекта «Интрепида». Пятнадцать различных генуэзских стакселей.

Просторная палуба баржи оказалась идеальным рабочим местом. Поднимая на контрольной мачте один парус за другим, мы изучали величину и положение «пуза». Маневрируя шкотами, натягивали паруса то сильнее, то слабее. У каждого стакселя была своя форма, свои особенности.

Тревога, которая точила меня после встречи с двумя бандитами, постепенно отступала. Общение с Георгом было бальзамом для души. И мышцы болели уже не больше, чем после обычной тренировки.

Когда с далекого берега на море поползли сумерки, мы решили, что на сегодня хватит. Нам удалось отобрать один средний стаксель и один штормовой, которые могли служить исходными образцами для наших первых чертежей.

Чем ниже спускалось солнце, тем свежее становился ветер. У маяка «Отче Наш» море словно занялось красным пламенем.

На маленьком столике в рубке, где запах керосина из камбуза смешался с ароматом свежезаваренного кофе, Кронпринц расставил чашки.

– Что может быть лучше теплой рубки и чашечки кофе… – заметил Георг.

– Разве что сигарета напоследок, – подхватил я, вполне разделяя его чувства.

– Сигарета! – презрительно фыркнул Кронпринц. – То ли дело добрая порция жевательного табака!

Волны шлепали о дубовую обшивку «Бустера». Сплошная идиллия, лишь отчасти нарушаемая шумом, с которым Кронпринц отхлебывал свой кофе.

Когда мы вошли в газань, вдоль набережной уже горели фонари. На западе позади нас клубилась над морем черная туча.

Ближе к ночи полил дождь, аккомпанируя своей дробью беседе за обеденным столом в «Гранд-Отеле». Я обедал в обществе Андерса и его красавицы жены Евы. Уже подали кофе, когда внезапно распахнулась дверь столовой и появился мокрый, запыхавшийся Георг.

– Ну, теперь держись, Морган… – выдохнул он, опускаясь на ближайший стул.

Его джинсы промокли от колен и выше. Андерс сходил к бару и поставил на стол перед Георгом чашку кофе и рюмку коньяка.

– На-ка, подкрепись.

– Мона Лиза и Билл едут сюда, – сообщил Георг.

– В это время суток?

– Билл сам позвонил.

– И что он сказал?

– Чтобы мы ждали его в конторке.

– Приказ?

– Приказ, – кивнул Георг.

– Я собирался лечь пораньше.

– Забудь об этом.

Мы сидели и курили в конторке Георга, когда туда ввалились Билл Маккэй и Мона Лиза.

Старая потертая полушинель Билла спереди промокла насквозь. Широкие поля большой черной шляпы колыхались, точно плавники ската-рогача. «Глядишь, сам Дьявол осчастливит нас», – вспомнились мне слова капитана катера. В этой шляпе Билл вполне мог сойти за дьявола.

Длинные редкие волосы Моны Лизы свисали мокрыми прядями на уши. Влажное от дождя лицо украшала неизменная кривая улыбка. Штормовая куртка с капюшоном казалась темно-зеленой от влаги. Землистые щеки и темные круги около глаз создавали впечатление нездоровья. Сколько я знал Мону Лизу, он всегда так выглядел. Сутулый и тощий, он отнюдь не выигрывал рядом с Биллом.

– А вы тут неплохо устроились, – сказал Билл, сбрасывая на спинку стула верхнюю одежду.

– До этой минуты грех было жаловаться.

– Молодцы, что хорошенько отдохнули. – Билл вытер лицо подкладкой полушинели.

– Я как раз собирался лечь спать, – сообщил я.

– Видишь, как все удачно сложилось, а то пришлось бы тебя будить. – Билл дружески улыбнулся.

Мона Лиза рассмеялся, посчитав его слова остроумными. Я думал иначе.

– Что случилось? – осведомился Георг.

– Надо обсудить кое-какие детали, прежде чем вы начнете шить паруса.

– Мы думали завтра заняться чертежами.

– Значит, мы поспели в самый раз. – Билл повернулся к Моне Лизе. – Рассказывай.

– Я нашел корпус, – сообщил Мона Лиза, потирая руки.

– Корпус?

– Ну да, форму подводной части. Полгода проверял различные идеи в гидродинамическом канале в институте Чалмерса. Испытал по меньшей мере полтора десятка моделей. Лучшие из них не уступают модели «Конни». Может быть, даже несколько превосходят ее. Но этого недостаточно для претендента. Тут нужна конструкция, по всем статьям превосходящая «механического зайца». Так вот, я раскинул мозгами и сделал ставку на довольно необычную идею. Решил сделать корпус пошире и покороче, с очень малой площадью днища. Необычная получилась двенадцатиметровка. Особенно подводная часть…

Мона Лиза сделал паузу и вытер клетчатым носовым платком верхнюю губу. Он излагал свою идею так, словно лекцию читал. Видимо, такой тон выработался у него в институтских аудиториях.

– И попал в яблочко!..– продолжал он с горящими глазами. – Результаты испытаний оказались намного лучше, чем у модели «Конни». Намного лучше.

– И когда же это было? – спросил Георг.

– Сегодня около полудня. – Мона Лиза просиял от приятного воспоминания. – Я сразу позвонил Биллу, и вечером мы с ним все проверили еще раз. Новая модель оправдала себя. Верно, Билл?

Билл Маккэй кивнул. У него было на редкость довольное лицо.

Мона Лиза повернулся ж окну. Казалось, он уже забыл про нас.

– Самая удивительная изо всех моих конструкций… – медленно произнес он.

Что говорить, сказал я себе, звучит весьма интересно. Тем временем Билл подошел к своей полушинели и вытащил из кармана мокрую газету.

– Для начала, парни, прочтите вот это.

Газета шлепнулась на стол между мной и Георгом. «Нью-Йорк Тайме», крупный заголовок внизу на первой странице:

Билл следил за выражением наших лиц.

– Ну, что скажете?

– Они не сидят сложа руки, – осторожно произнес Георг.

– И уж наверно сработают неплохую лодку… – добавил я. А сам подумал: не этот ли американский синдикат добивается, чтобы я отрекся от участия в шведском проекте? «Известный король ночных клубов и игорных домов» – что он за птица?

– Само по себе все это, конечно, не новость. Хуже то, что они опережают нас на полгода, – сказал Билл, слегка улыбаясь, словно видел в этом повод для веселья.

– Из чего следует?..– осторожно осведомился Георг, как и я, заметивший его улыбку.

– Сам-то ты как думаешь? – Улыбка Билла стала почти сердечной.

Георг воздержался от ответа. Я тоже промолчал, хотя начал кое о чем догадываться. Уже усвоил, что сердечные улыбки Билла редко предвещают что-нибудь хорошее.

– Из этого следует только одно, – заключил Билл. – Придется нам наверстывать проигрыш во времени каким-то другим способом.

– А именно?

– Усиленной тренировкой, отработкой согласованности действий экипажа.

Как я и думал. Сверхжесткий график.

– По сути, все данные уравнения известны, – продолжал Билл. – Янки завершат строительство своей яхты уже осенью этого года. Наша лодка будет готова только к следующей весне. На полгода позже. Гонки на Кубок «Америки» состоятся в октябре. Следовательно, у них будет около года на то, чтобы тренировать свой экипаж. По опыту знаю, что они будут тренироваться часа четыре ежедневно.

Он остановился и указал пальцем на Мону Лизу:

– Что надо сделать, чтобы выиграть Кубок «Америки»?

Захваченный врасплох неожиданным вопросом, Мона Лиза забормотал:

– Ты подразумеваешь… нужна более быстрая яхта… и хороший экипаж…

– Неправильно. Совсем неправильно! – перебил его Маккэй. – Такая же быстрая яхта – но экипаж, превосходящий янки… Только так решается наша задачка. Лучше подготовленный экипаж. На счету янки будет около полутора тысяч часов эффективных тренировок… А у нас? Сколько мы будем тренироваться?

Его вопрос повис в воздухе. Мы молча ждали, что скажет Билл.

– Нашему экипажу предстоит поработать восемьсот часов на «зайце» в этом году и тысячу шестьсот часов на претенденте в следующем.»

Я произвел в уме небольшой расчет. Получился восьмичасовой рабочий день, и зная Билла, можно было не сомневаться, что нас ждут отнюдь не легкие прогулки под парусами.

– И ты приехал сегодня сюда, чтобы сообщить нам об этом? – Георг переглянулся со мной; он тоже все просчитал в уме.

– Не только. Нам нужно вместе потрудиться.

– У Билла есть одно важное соображение насчет парусов, – пояснил Мона Лиза.

– Марш к чертежной доске, парни! – скомандовал Билл.

Мы безропотно подчинились. На часах было около половины двенадцатого. За окном царила кромешная тьма. Дождь барабанил по жести наружного подоконника.

– Конструкция Моны Лизы предоставляет нам небывалые возможности поколдовать с парусами… – сказал Билл, снимая куртку и обнажая могучие предплечья. – Вкратце правила конструирования двенадцатиметровок предусматривают, что площадь парусов должна соразмеряться с параметрами корпуса. Новый корпус Моны Лизы короче и шире максимума, предусмотренного правилами. Стало быть, мы вправе изготовить паруса, которые будут больше парусов той же «Конни» или «Интрепида».

Георг задумчиво потер подбородок.

– Ты хочешь сказать, что меньшую длину по ватерлинии мы возмещаем большей площадью парусов?

– Вот именно. Через несколько дней сюда прибудут две одинаковые мачты с гиками. Одна для «Конни», другая для претендента. Вам надо теперь пошить паруса больших размеров, как позволяет новая конструкция… Эти паруса поставим на «Конни». Что мы получим в итоге?

Билл Маккэй поглядел на нас, улыбаясь, словно хорошему анекдоту.

– Парни, – продолжал он, – неужели дядюшка Билл должен вам все разжевывать… «Конни» быстроходностью превзойдет все существующие двенадцатиметровки. По той простой причине, что ее скорее можно будет назвать 12,5-метровкой. Понятно? Мы с Георгом кивнули. Как тут не понять.

– Все это лето плюс осень будем настраивать паруса на «Конни». – Глаза Билла сияли. – А что в следующем году? Когда будет готов претендент?..

– Перенесем опробованное вооружение на новую лодку, – заключил я.

– Умница. Вот именно: перенесем опробованное вооружение на претендента. А вторую мачту с такими же парусами поставим на «Конни». И что мы получим, Георг?

– Чертовски быстрого «зайца», – улыбнулся тот.

– Правильно. Получим чертовски быстрого «зайца». Нестандартного по размерам, зато чертовски быстрого… И будем состязаться с ним на претенденте, парни!

В ту ночь мы трудились и спорили у чертежной доски, пока над площадью не закружили горластые чайки. Пепельницы были до краев наполнены окурками, и с приходом рассвета мы выключили настольную лампу.

Без четверти семь Билл Маккэй и Мона Лиза простились с нами. Билл выглядел так, словно только что пробежал трусцой для бодрости. Мы с Георгом оделись и пошли завтракать в «Гранд». Первые сутки наших трудов начались тяжелее, чем мы ожидали, правда, зато прекратился дождь.

После завтрака мы провели в курзале совещание с парусными мастерами. Тщательно обсудили подготовленные за ночь чертежи. Когда Кронпринц, приступая к кройке, развернул рулон парусины, мы с Георгом разошлись по домам, чтобы немного поспать. Усталые, с ощущением песка в глазах, но все равно довольные. Работа пошла.