19

Въехав во двор «Клифф-Уок-Мэнор», мы поставили машины возле автобуса. Лунный свет, выбеливавший кромки облаков, пропал, теперь над нами простирался сплошь черный небосвод.

– Еще не спит… – Мартин кивком указал на окно Анетты.

По краям шторы пробивались тонкие полоски света.

Мы вошли в гостиницу. Ни души. Тем лучше. Молча проследовали к 119 номеру, где жила Анетта. Толстая ковровая дорожка поглощала звук шагов. Я поглядел на Мону Лизу. Он явно предпочел бы обратиться в бегство.

– Давай сюда снимок, Мона Лиза, – сказал я.

Не говоря ни слова, он достал бумажник и протянул мне фотографию. Я предпочел не смотреть на нее.

– Теперь постучись, – предложил я.

Он умоляюще посмотрел на нас с Мартином.

– Стучись, черт бы тебя побрал… – тихо произнес Мартин.

Мона Лиза легонько постучал в дверь. Мы ждали в полной тишине. Такая же тишина царила за дверью.

– Давай еще… – прошептал Мартин. – Да посильнее.

Костяшки пальцев Моны Лизы повторили попытку. Чуть более решительно.

– Кто там? – послышался сердитый голос Анетты. Она явно бодрствовала, несмотря на поздний час.

Я повелительно кивнул Моне Лизе.

– Мона Лиза, – сказал он.

– Что тебе нужно?

– Поговорить с тобой…

– Среди ночи! – Чувствовалось ее крайнее раздражение.

– Надо…

– До утра нельзя подождать?

Он умоляюще посмотрел на меня, но я покачал головой.

– Нет… это очень важно. Анетта, – сказал Мона Лиза.

– Подожди немного.

Нам пришлось прождать довольно долго, прежде чем открылась дверь. Если. Анетта удивилась при виде нас, то на лице ее это никак не отразилось.

– Что я вижу, сразу три ухажера… – произнесла она.

На ней был темно-красный халат, расшитый серебристыми драконами. Роскошное зрелище в рамке из дверных косяков.

– Можно войти? – спросил я.

– Что вам надо?

– В коридоре как-то неловко об этом говорить.

Пожав плечами, она впустила нас в номер и проследовала к кровати. На каждом шагу из-под халата выглядывали ногти, покрытые красным лаком. На спине извивались драконы. Анетта села на кровать, подложив подушку под спину. Боковой разрез халата обнажил ее правую ногу, и она не хуже нас об этом знала. Часы, проведенные у бассейна, украсили ее бедро золотистым загаром.

Я наперед продумал, как мы будем действовать. Решительно подошел к кровати и положил фотографию на колени Анетты.

Она посмотрела на снимок. В ее глазах промелькнул испуг. Потом она подняла взгляд на меня. Испуг сменился иронической улыбкой.

– Узнаю действующих лиц, – сказала Анетта. – Мона Лиза фотогеничен.

– Кто снимал вас?

Она не ответила. Молча протянула руку к тумбочке и взяла сигарету. Мартин поднес зажигалку.

– Кто снимал? – повторил я.

– А что? Тебе-то какое дело?

Тут произошло нечто неожиданное. Мартин шагнул вперед и влепил Анетте хлесткую пощечину. Вскрикнув от боли, она откинулась назад. Я чуть не бросился защищать ее, но вовремя остановился. Мартин был прав: только такие аргументы могли подействовать на Анетту. Мы переглянулись, и я кивнул. Мартин соображал лучше меня.

– Следующую оплеуху получишь ровно через шестьдесят секунд… – сказал он, засекая время на своих часах.

У него было такое же сосредоточенное лицо, как на борту «Викинг Леди», когда он отсчитывал минуты до старта.

В глазах Анетты, обращенных на Мартина, вновь появился страх.

– Я не знаю, кто снимал!..– выпалила она.

– Осталось двадцать пять секунд, – отчеканил Мартин.

Анетта попыталась скатиться с кровати, но рука Мартина остановила ее.

– Пятнадцать секунд, – спокойно произнес он.

Я подумал о том, что фотография на коленях Анетты косвенно повинна в смерти моего друга Георга. Мне захотелось, чтобы Мартин выполнил свою угрозу.

– Десять секунд, Анетта.

– Идиот!.. Болван проклятый! – В ее голосе звучал ужас.

– Пять секунд… – Мартин поднял руку. Спокойно, без тени гнева на лице. Как будто намеревался погладить Анетту.

Глядя на эту руку, она сдалась.

– Томас!..– крикнула Анетта, заслоняясь ладонями. Мартин опустил руку. Мона Лиза издал странный звук, точно на него напало удушье.

– Томас Марк? – вымолвил я, не веря своим ушам. Между руками Анетты были видны ее глаза. Они не лгали. От страха ее била дрожь.

– Зачем Томасу Марку понадобилось делать такой снимок и… – начал я.

– Больше ничего не скажу!..– закричала Анетта. – Ничего не скажу!..

Было ясно, что она находится на грани истерики. Я поглядел на Мартина. Его тоже не устраивали истерические сцены. К тому же мы пришли к единому выводу: зачем продолжать допрашивать Анетту, когда поблизости находится номер самого Томаса Марка?

– Пошли!..– сказал я, направляясь к двери. – Спокойной ночи, Анетта, завтра еще поговорим… После гонки.

Я старался говорить приветливо, однако не был убежден, что преуспел в этом. Меня одолевала злость.

Мартин и Мона Лиза последовали за мной в коридор, и вместе мы взяли курс на 125 номер. Сейчас покажем Томасу Марку, где раки зимуют.

Мы не дошли до 125 номера. На полпути нас остановил пронзительный крик Анетты. Бросившись обратно, мы застали ее стоящей в дверях ванной. Она прижимала ладони к губам, словно желая сдержать новый крик.

На унитазе сидел в трусах и майке ее ночной гость. Томас Марк. Голова его неестественно склонилась через край ванны. Руки безвольно висели. На полу перед ним лежала разобранная безопасная бритва, которой пользовалась для своих нужд Анетта. Из правой кисти струилась кровь, капая с растопыренных пальцев на кафель. Подле ног Томаса уже образовалась изрядная красная лужица.

Я сдернул с вешалки полотенце; тем временем Мартин, не дожидаясь подсказки, поднял вверх руку Томаса Марка с порезом. Пульсирующая кровь стекала на его кисть, пока я накладывал импровизированный жгут.

– Отвезем его на джипе… – сказал Мартин, торопливо споласкивая пальцы под краном.

Мы понесли Томаса Марка к двери. Анетта по-прежнему стояла, прижимая ладони ко рту. Красота ее заметно поблекла.

Мона Лиза оцепенело ждал нас в коридоре. Проходя мимо, я крикнул:

– Ступай к себе и ложись!..

Я сел за руль, Мартин устроился на заднем сиденье, поддерживая адвоката Марка. Я знал, где находится Ньюпортская больница, и без труда нашел дорогу. Правда, автоинспекция вряд ли одобрила бы мою скорость.

Дежурные санитары, сонные и отнюдь не обрадованные нашим появлением, уложили Томаса Марка на носилки и потащили в палату. Я заполнил, как мог, какие-то загадочные бланки. Подошла старшая медсестра и объявила, что кто-то из нас должен задержаться в больнице.

– Поезжай в гостиницу, Морган… – сказал, не раздумывая, Мартин. – Ты устал больше моего.

Пожалуй, он был прав, я еле держался на ногах. И даже не попытался возражать.

– Ты знаешь, когда мы выходим завтра, Мартин… – сказал я на прощание.

– Знаю, Морган.

Доехав обратно до «Клифф-Уок-Мэнор», я снова поставил джип рядом с автобусом. Анетта стояла у окна своего номера, освещенная люстрой. Драконы на халате переливались серебряными бликами. Видимо, она ждала там все время после того, как мы уехали. Я вовсе не был расположен говорить с ней, но она встретила меня в коридоре. Краска с заметно припухших век была смыта. Однако Анетта держалась спокойнее, чем я ожидал.

– Мне надо поговорить с тобой, Морган… – сказала она.

Я не мог отказать ей в просьбе и вошел в номер.

Следующий час я провел, сидя в кресле и слушая Анетту, которая присела на край кровати передо мной. Она сильно нервничала, говорила прерывисто и бессвязно. Вычленив все покаянные и жалостливые слова, я в конце концов составил себе достаточно ясное и, думается, объективное представление о том, как все происходило.

Когда конкуренты «Викинг Кеми» проведали о планах завоевания Кубка «Америки», с Томасом Марком связался представитель «Интернешнл Кан Корпорейшн». (Эта новость не удивила меня, я сам давно догадывался, что тут не обошлось без вмешательства какого-нибудь индустриального концерна или парусного синдиката. Итак – «Интернешнл Кан Корпорейшн»…) Для конкурентов было совершенно очевидно, что победа шведов в регате явится наилучшей рекламой шведского моющего средства. Томаса Марка запросили, не возьмется ли он помешать такой победе. Марк ответил, что попробует. Он руководствовался двумя мотивами. Один – финансовый. Анетта не знала точно, сколько ему заплатили, но догадывалась, что «весьма крупную сумму». (В чем я не сомневался.) Второй мотив был чисто личного характера. И более сложного. Речь шла о взаимоотношениях между Томасом Марком и его компаньоном Микаэлем Леффлером. (Я и сам не раз замечал, что адвокат Леффлер склонен довольно грубо и беспардонно обрывать своего компаньона, унижая его. Было очевидно, что в этой паре тон задает более молодой и сильный Леффлер.) «Томас считал, что им помыкают», – сказала Анетта. И Марк решил, что, сорвав операцию «Отче Наш», отомстит Микаэлю Леффлеру, который особенно энергично взялся за ее осуществление. Мотив не столь очевидный для посторонних.

– Ну, а ты-то сама, Анетта? – спросил я.

– Деньги…

Томас Марк взял ее в долю. Жалованье секретарши не позволяло Анетте Кассель одеваться так, как хотелось. Соблазн оказался слишком велик.

– К тому же я не большая любительница парусного спорта, – добавила она.

«Зато неравнодушна к парусникам», – подумал я. Вместе Томас Марк и Анетта решили взяться за меня.

– Почему?..– спросил я.

– Нам казалось, что с тобой будет легче справиться… Учитывая важность твоей роли в операции, желательно было устранить тебя, к тому же ты был наиболее уязвим.

– В смысле финансов?

– Вот именно, Морган. – Она даже слегка улыбнулась.

– Как вы узнали?

– Навести справки о платежеспособности несложно… Мы с Томасом думали, что ты спасуешь.

– Это он нанимал взимателей долгов и бандитов? Анетта кивнула.

– Откуда такие знакомства?

– У адвокатов хватает всяких знакомств, Морган. (Мог бы и сам сообразить.)

Однако я не поддался нажиму. Тогда они изменили тактику. Меня перевели в статисты, а на роль главного героя выбрали Мону Лизу. Им нужен был человек, занимающий ключевое место в операции.

– Кто придумал трюк с фотографией? – спросил я.

– Томас.

– И ты согласилась…

В ее глазах появился намек на ироническую улыбку.

– Я соединяла полезное с приятным.

Они рассчитали верно. Опытная Анетта без труда поддела простодушного Мону Лизу. У Томаса Марка был фотоаппарат и необходимый навык. Все оказалось проще простого, и результат не заставил себя ждать. С Моной Лизой управиться было легче, чем со мной.

Картина прояснилась. Но меня это не радовало. Правда, и злости не было. Только отвращение. И великая усталость.

– Ну и паскудство, Анетта, – сказал я только. Она умолчала о том, что Томас Марк явно лежал в ее постели, когда мы пришли. Возможно, это входило в их сделку. Меня это не касалось, и вообще плевал я на них. Благоволение Анетты было расхожим товаром.

– Как ты думаешь, он выживет?… – произнесла она еле слышно.

– Понятия не имею.

Я отправился в свой номер, чтобы попытаться уснуть и забыть на несколько часов о радостях и горестях этого мира.

Решающее утро. Вид на море за окном вполне соответствовал моему настроению. Низкие тучи утюжили горизонт, над водой стелилась невесомая серая мгла. Ветер еще не собрался с силами, чтобы расчесать волны и взбить на них пышные белые локоны.

Билл пришел на утреннюю планерку с еще более темными кругами под глазами, чем накануне.

– Что говорят метеобоги? – спросил он.

– Северный ветер, скорость пять – восемь метров в секунду, без осадков, – прочел Мартин по своей записной книжке.

Он вовремя вернулся из больницы, чтобы опросить синоптиков. Ему удалось поспать часок, сидя на стуле в приемном покое. Врачи сказали, что надеются спасти Томаса Марка. Но Биллу мы не стали говорить о событиях истекшей ночи. Я не знал, известно ли ему, что произошло. Если даже его просветили, то между нами тремя царило молчаливое согласие сегодня утром не касаться этой стороны операции «Отче Наш». Обратной стороны. Для нас существовала только лицевая сторона – регата.

– Никаких разногласий в прогнозах? – спросил Билл.

– Никаких, полное единодушие.

– Отлично.

После краткого обмена мнениями о том, какие ставить паруса, Билл закрыл планерку.

Это утро в «Клифф-Уок-Мэнор» отличалось от предыдущих. Билл не стал собирать нас для инструктажа в баре. Вместо этого во время завтрака он прошелся между столиками, похлопал каждого по плечу и сказал несколько ободряющих слов. Никакие накачки не могли бы возыметь такого эффекта. Билл Маккэй знал, как укрепить в нас волю к победе.

Он никак не комментировал отсутствие Анетты и Моны Лизы. Видимо, все-таки был в курсе.

На пути к пирсу в автобусе царила почти полная тишина. Каждый был занят своими мыслями и чувствами.

Мартин сидел впереди меня, глядя в окно с каменным лицом.

Когда мы подъехали к яхт-клубу, Билл поднялся со своего места рядом с водителем. Обвел нас взглядом, сказал:

– Парни!.. Море ждет нас!

И первым вышел из автобуса. Мы последовали за ним. Во время буксировки над водой еще стелилась мгла, но восходящее солнце разгоняло ее. У мыса Бивер-Тэйл скорость ветра равнялась примерно семи метрам в секунду. Похоже было, что прогноз синоптиков оправдается. Отменный день для гонок.

Пока мы готовились к старту, я заметил «Маниту», которая торопилась занять удобное место. На грот-мачте развевался большой сине-желтый флаг. Сэлли и Артур Стефенс стояли на палубе, махая нам. Один я помахал им в ответ; остальные члены нашего экипажа были поглощены своими делами. Супруги долго провожали нас взглядом. Что скрывать, временами я подозревал их. Наших талисманов. Невинных, как агнцы. Когда мне казалось, что они уж очень пристально наблюдают за тренировками претендентов на Кубок «Америки» – награду победителю в самой отчаянной в мире регате. Подготовка которой обошлась в миллионы крон, заставила несколько человек пойти на предательство и стоила жизни моему другу Георгу. Мечта о Кубке «Америки» – безумная мечта. И я, Морган Линдберг, участвовал в попытке осуществить ее. Ради какого-то моющего средства.

Безумие.

Нет, я не должен так думать. Сейчас не должен.

«Выкинь из головы, Морган!..– сказал я себе. – Забудь, сейчас ты в море. Все остальное из головы долой! Ты в море!»

Когда прозвучал стартовый выстрел и пушка на судейском судне выдохнула дым, для нас наступил момент истины. Момент истины таился за двумя галсами бакштагом, двумя – фордевиндом и последней, заключительной лавировкой. Для меня существовала только гонка… «Викинг Леди»… «Инспирейшн» и Нед Хантер…. Билл Маккэй… братья Таннберг… Палле Хансен… Христиан Ингерслев… Эрик Турселль… Стейн Анкер… Руалд Мартинсен… Мартин Графф… Ветер, прижимающий к волнам мачту «Викинг Леди»… Белый парусный балдахин… Наши с Георгом паруса, которые дюйм за дюймом, метр за метром вели нас вперед, блокируя «Инспирейшн»… Парусный балдахин… Красавицы двенадцатиметровки, бок о бок рассекающие волны… Отчаянная борьба… Напряженные лица рядом со мной… Неодолимая жаркая воля к победе… И вот… и вот… медленно… бесконечно медленно мы стали уходить от «Инспирейшн»… Серебряным дождем рассыпалась волна, распоротая носом «Викинг Леди»… И до самого горизонта перед нами вольно раскинулось вечное море.