Уже на старте скорость порывов достигала 15–17 метров в секунду. По погоде были и паруса. Выбранный натуго грот и маленький плоский стаксель.

Можно было подумать, что алюминиевый корпус «Викинг Леди» усвоил нашу накачку. Лодка буквально рассвирепела. Вертясь и так и сяк, она яростно штурмовала вырастающие перед носом валы, только брызги летели над палубой.

Мастерство нашего рулевого, четкая работа экипажа, превосходная конструкция Молы Лизы, паруса, полная отдача каждого из нас, стремление любой ценой взять верх – все вместе образовало необоримую стихийную силу, которая медленно, но верно вывела нас вперед. После первой лавировки мы выигрывали полторы минуты у гордости Америки. Мне уже чудился тусклый блеск старого серебра и шипение шампанского. До нашей цели было рукой подать.

– Спинакер!..– крикнул Билл.

– Спинакер!..– вторил я.

Работа шла как по маслу. Малый спинакер взлетел сине-желтой ракетой под прикрытием грота.

– Выбрать шкот!

Лебедка мигом намотала трос.

– Выбрать брас!

Сразу трое пришли на помощь шкотовым.

Ветер с ревом наполнил дакроновое «пузо».

И тут на нас обрушилось небо. Сине-желтое небо.

Дакроновое небо. Широченный парус пал на воду, накрывая нос «Викинг Леди». В одну секунду все пошло к чертям.

– Фал лопнул!..– заорал на носу Эрик.

– Спасайте спинакер!.. Тащите из воды!..

Сине-желтое полотнище ушло под воду у подветренного борта, напоминая трал для ловли креветок, и обвило корпус ниже ватерлинии. Яхта остановилась, как если бы вдруг потеряла мачту. Все, кроме Билла, бросились спасать спинакер. Тужась так, что кости трещали, мы дециметр за дециметром вытаскивали парус на палубу. Медленно. Очень медленно. Как-никак – пятьдесят квадратных метров, полных воды.

Мимо промчалась «Инспирейшн». Наши глаза были прикованы к спинакеру, но довольно того, что уши слышали, как бурлит их носовая волна.

– С уловом вас?..– донес к нам ветер ехидный вопрос.

Мы стиснули зубы и продолжали трудиться.

Подгоняемые крепким ветром, мы пересекли линию финиша через двадцать две минуты после «Инспирейшн».

– Чертовское невезение… – процедил я сквозь зубы.

– Гонки на яхтах требуют крепких снастей! – отрезал Билл.

Он не любил нытья, и был прав. Но все же…

«Сторми» повел нас к нашему пирсу. Мы сидели молча, предаваясь мрачным размышлениям. Настроение было мерзостное. Нед Хантер сравнял счет. 3: 3, и следующая, седьмая гонка будет последней. Решающей. Никогда еще в истории Кубка «Америки» не было такого, чтобы все решала последняя гонка. У меня было такое чувство, словно мы гоняемся уже целую вечность. И вечности этой нет конца.

Когда экипаж направился к автобусу, Билл задержал меня:

– Морган, ты остаешься выяснить, что произошло… Доложишь мне. Я буду у себя в номере.

– Будет сделано.

В свою очередь я перехватил Палле Хансена, который приготовился прыгнуть на пирс.

– Поможешь мне с беседкой? Палле кивнул:

– Конечно. Скажу Христиану, чтобы тоже остался.

– Отлично.

– А как с обедом?

– Поедим здесь, в яхт-клубе. Билл платит. Лицо Палле осветилось истинно датской улыбкой.

– Так, может быть, и стаканчик пропустим? Не мешает после такой переделки.

– Неплохая идея, – улыбнулся я.

Отчего не согрешить, когда нет надзора. Над левым глазом Палле еще виднелся косой шрам от шкота, который хлестнул его во время нашей первой тренировки в Марстранде. Из-за моей оплошности. Когда это было? Сто лет назад…

Коренастый крепыш подмигнул мне и поспешил вдогонку за своим соотечественником и лучшим другом Христианом, чтобы посвятить его в наши планы. Беседка требовала еще одной пары рук.

Несколько минут прерывистого подъема, и я очутился у верхних краспиц, где спинакер-фал через легкий шкив проводился на мачту. Сверху мои товарищи казались карликами. Я увидел, что в кровле роскошного клубного здания Ньюпортского яхт-клуба недостает десятка черепиц. Ветер норовил сорвать с меня одежду.

– Освободите фал!..– крикнул я вниз.

– О'кей!..

Христиан снял спинакер-фал с лебедки, и я потянул вверх крепкий, девятнадцатипрядный трос. Посмотрел: ясно, не выдержал сплесень. Я обмотал трос вокруг ноги.

– Опускайте помалу!

Спуск прошел ровнее, чем подъем. Я тянул фал за собой под тихое поскрипывание шкива.

Вместе мы осмотрели растрепанный конец.

– Трос нигде не лопнул… – определил Христиан.

– Видимо, сплесень был никудышный, – заключил я не совсем уверенно.

– Похоже на то… – согласился Палле.

– Что толку стоять здесь и таращиться, – сказал Христиан. – Работа выполнена, пошли лучше обедать, господа.

Дельное предложение.

Устранять неисправность тоже было поручено мне. Билл полагался на мое умение сращивать тросы.

Я достал из моей сумки с инструментом стальную свайку и большую лупу. С увеличительным стеклом легче делать сплесень. Медленно вращая трос, я рассматривал его конец.

Под лупой пряди казались толщиной в палец.

Что такое?.. Я поднес лупу ближе. Не может быть… Стальной трос явно был поврежден. Несколько прядей сплющены каким-то инструментом. И по клетчатым отметинам я без труда опознал его: плоскогубцы.

Следы от плоскогубцев?

Невероятно. Здесь? Каким образом?

Вывод напрашивался, но как же трудно было на него решиться. Хотя какие уж тут сомнения: если отметины не связаны с производственным процессом, – а это исключено, – значит, кто-то уже потом поработал над тросом.

Кто-то оставил эти следы.

Кто-то вытянул плоскогубцами пряди из сплесня.

Умышленно и злонамеренно кто-то сорвал нам гонку. Заранее ослабил фал. И когда мы ставили спинакер, сплесень разошелся, как распахивается незапертая цверь.

Проклятие!

Я сидел, совершенно убитый, крутя трос в руках. Меня затошнило, и я приготовился выскочить из лодки, но сумел взять себя в руки. Ком под ложечкой рассосался, когда я закурил.

Продолжая смолить сигарету за сигаретой, я постепенно собрался с мыслями. Для сомнений не оставалось места: вот оно, доказательство, у меня в руках.

Сколько раз за прошедшие месяцы я ловил себя на гом, что с тревогой жду новых неприятностей? И неизменно убеждал себя, что мои опасения беспочвенны. Поддавшись глупому оптимизму, внушал себе, что неведомые организаторы прежних диверсий решили оставить в покое и меня, и всю операцию «Отче Наш». С ослиным упрямством (иначе не скажешь) твердил про себя, что они спасовали и отказались от всяких попыток влиять на ход событий.

Я откусил клещами тридцать сантиметров троса, скрутил, обмотал липкой лентой и засунул в нагрудный карман. Одно было ясно: необходимо возможно скорее рассказать о своем открытии Биллу. И обо всех других случаях. А впрочем, стоит ли… Все ли я знаю о Билле? В памяти возникла картина его разговора с Учтивым господином в гавани Марстранда. Это воспоминание все время мучило меня.

Быстро срастив поврежденный фал, я поспешил в «Клифф-Уок-Мэнор».

Билл ждал меня в вестибюле.

– Что-то ты долго, – заметил он.

– Пришлось потрудиться.

– Срастил фал?

– Конечно.

– Сплесень больше не полетит к чертям?

Я никогда не видел Билла таким усталым. Под глазами пролегли темные круги.

– Билл, помнишь – прошлым летом в Марстранде ко мне подходил один господин с портфелем?

– Господин с портфелем?..– удивленно произнес Билл.

– Потом он еще говорил с тобой на набережной. Билл помолчал, глядя вдаль, как будто рылся в памяти.

– Кажется, припоминаю… – сказал он наконец.

– Ты с ним знаком?

– Нет… Он искал тебя в гостинице. Потом на набережной я спросил, нашел ли он тебя. А что, Морган?

– Да нет, я просто так… Мне показалось, что он твой хороший знакомый.

Вот и все. Естественное объяснение терзавшей меня загадки. У меня гора с плеч свалилась. Теперь можно спокойно рассказать о диверсиях против операции «Отче Наш». А впрочем? Я смотрел на непривычно изменившееся лицо Билла. Мне даже стало не по себе. Он посерел, чего и прочный загар не мог скрыть, осунулся. Постарел…

– У тебя усталый вид, Билл, – сказал я.

– Желудок что-то барахлит… Перед финалом всегда нервы не те. – Видя мою озабоченность, он через силу улыбнулся и поспешил добавить: – Ничего, Морган, я привычен.

– Вот уж не думал, что у тебя могут шалить нервы. Билл направился к лестнице.

– За ночь отосплюсь, отдохну и опять буду в боевой форме… Не волнуйся. – Остановившись у нижней ступеньки, добавил с улыбкой: – Завтра снова выходим на дистанцию, Морган. Выходим, чтобы победить.

С этими словами он зашагал вверх.

– Билл!..—крикнул я.

– Что, Морган?

Осталась одна гонка. Последняя, решительная. Труднейшее испытание для каждого из нас, а для Билла – особенно. Уверенность, выдержка рулевого – залог успеха. Ничем не потревоженный крепкий сон ему нужнее, чем кому-либо. Вправе ли я добавлять Биллу нервотрепки? Расскажи я про кусок троса в моем кармашке, он придет в бешенство.

– Что тебе, Морган? – нетерпеливо повторил Билл.

– Спокойной ночи!

– Это все? – Он смотрел испытующе, словно догадывался, что меня что-то гнетет.

– Все, все, – сказал я.

– Тогда тебе того же!..

Я слушал, как Билл идет по коридору. Как входит в свой номер и закрывает дверь.

Пусть то, что известно мне о диверсиях, еще сутки останется тайной. Пока не завершатся гонки на Кубок «Америки». Чертовски тяжелое бремя… И верно ли я поступил?

Мне бы тоже лечь и выспаться, набираясь сил. Вместо этого я апатично сидел у себя в кресле, загружая пепельницы окурками. В голове вертелась одна мысль: «Кто это сделал?.. Кто это сделал?»

Я все время убеждал себя, что мои товарищи-парусники не причастны к диверсиям. Даже когда «Конни» пошла ко дну. Я выстроил версию, по которой некто посторонний засунул мой нож в трубу гальюна. Ну, а на самом деле? Не будет ли более верным предположить, что это сделал один из моих товарищей? За полчаса до нашего выхода в море.

Если же допустить такую возможность…

Память сразу подсказала: Мартин.

Как это было? Буксир «Торд» входил в гавань Мар-странда. Билл подошел ко мне и велел готовиться к буксировке… Крикнул «Все наверх!», чтобы его услышали Чиннмарк и Мартин. Что было дальше? Мартин поднялся не сразу. Он задержался под палубой «Конни» и что-то прокричал в ответ. Что-то насчет спасательного жилета… Ну да, я и теперь слышал его голос: «Только застегну спасательный жилет!»…

Может быть, он в эту минуту был занят совсем другим делом?

Нет, это исключено. Только не мой старый приятель Мартин! Мы же с ним знали друг друга еще юниорами, когда у Сэре гонялись на «Звездных» за Королевский кубок. Только не Мартин, тут в моих рассуждениях что-то не так. Он, как и я, гонщик до мозга костей. И не меньше любого из нас мечтает добыть самый престижный трофей в парусном спорте.

В памяти возникла еще одна картина: стол в номере Мартина и купоны с ипподрома в Обю. Пачка пяти-десятикроновых купонов. Если Мартин азартен в одной игре, он и в другой может пойти на высокие ставки.

А пожар в парусной мастерской? Ведь это от Мартина я услышал, что Георг пошел в мастерскую заваривать тросы? На его словах основывалась наша версия о причинах пожара. Мы не сомневались, что загорание произошло, когда Георг оплавлял концы в мастерской. Но ведь я нашел зажигалку Георга в конторе – разве этот факт не доказывал, что он тогда вовсе не занимался тросами? А тот, кто утверждал обратное, солгал.

У меня пересохло во рту. Я подошел к умывальнику, нагнулся над краном и сделал несколько глотков теплой воды. Потом подставил под струю лицо и хорошенько растер его мохнатым полотенцем. Этакий очистительный ритуал.

Подойдя к окну, я уставился в ночь. Вдали над морем облака ритмично озарялись слабыми вспышками. Где-то за горизонтом работал маяк.

Я должен поговорить с Мартином. Иначе мне сегодня не уснуть.

Его номер был третий от лестничной площадки. Я осторожно постучался. Тишина. Постучался снова, сильнее. Молчание.

– Мартин!..– позвал я. – Ты спишь?

Мертвая тишина. Я опять постучал. И еще раз позвал его. Нажал ручку двери. Заперто.

– Мартин!..

То ли спит как убитый, то ли его нет в номере. Я сбежал вниз к стойке администратора. Ключ от комнаты Мартина отсутствовал на доске с крючками. Это еще ничего не говорило, Мартин мог выйти из гостиницы, взяв ключ с собой. А если так – то зачем? Чтобы думали, что он спит у себя в номере, тогда как на самом деле он совсем в другом месте?

«Викинг Леди»!

Я метнулся к окну и обвел взглядом темный двор. Нам часто приходилось ездить по делам операции «Отче Наш», поэтому в наше распоряжение предоставили три машины. Автобус – возить экипаж, «вольво» для разных поручений, джип для доставки снаряжения. В частности, пока шли тренировки, джип все время был в работе, возил мои паруса.

Сейчас автобус и джип стояли на месте. «Вольво» отсутствовал.

Вернувшись к стойке, я схватил ключи от джипа.

Я еще ни разу не водил его сам, все же он меня послушался. Часы на приборной доске показывали без четверти двенадцать. Улица была хорошо освещена, поэтому я ехал с ближним светом. Мемориальный бульвар был пуст. Ни души. Изредка мелькали фары встречных машин, на тротуарах возникали одинокие силуэты людей.

За те недели, что мы жили в Ньюпорте, я успел довольно хорошо изучить город и теперь воспользовался переулками, сокращая путь. Грин-Стрит, Фрэнк-Стрит, Коттонс-Корт, Маркет-Сквер. Приземистые дома угрюмо жались друг к другу в ночи.

Свернув на Длинную набережную, я издали увидел яхт-клуб. Черные окна, запертые двери.

В полном смятении я подъехал и остановил джип возле знакомого «вольво».

Навстречу мне из будки вышел ночной сторож, младший из охранников, поочередно дежуривших на пирсе. Рассмотрев меня, он усмехнулся:

– Экипажу «Викинг Леди» явно не спится сегодня… Нервы?

– А что, здесь уже кто-нибудь есть?

– Мистер Графф недавно приехал.

– Он еще там? – Я указал кивком на «Леди». Лодка лежала на черном бархате моря точно нефритовая драгоценность.

– Там, ага, – подтвердил сторож.

– И часто он бывает здесь по ночам?

– Кто?

– Мистер Графф.

– Что-то я не заметил.

– Позавчера вечером он приезжал?

– В тот раз тут Арчибальд был.

– Арчибальд?

– Паркер, Арчи Паркер дежурил тогда. Мы выходим в ночь через два дня на третий. – Он сдвинул фуражку на затылок. Испытующе посмотрел на меня. – Что-то ты много вопросов задаешь.

– Без этого не добьешься ответа. А теперь, будь другом, пропусти меня на пирс. Он молча отворил калитку.

Я быстро подошел к «Леди». Под палубой горел свет, но Мартина не было видно. Я ступил на борт и направился к кокпиту.

– Морган?.. Какого черта ты здесь? – Мартин услышал мои шаги и поднялся по трапу.

– Как раз об этом я хотел спросить тебя, – отозвался я.

Мартин уставился на меня. Мне показалось, что на его худом, аскетическом лице написан испуг. Однако, когда он заговорил, это впечатление пропало.

– Мои контактные линзы куда-то подевались… – сказал Мартин, отводя взгляд. – Я подумал, что мог обронить футляр здесь на борту… А ты сам что тут делаешь среди ночи?

– Контактные линзы?.. Первый раз слышу, чтобы ты плохо видел!

– Уже пять лет линзами пользуюсь. – Он смущенно улыбнулся. – Кто же станет распространяться о своих изъянах…

Линзы? Морочит голову? Ладно, Бог с ними.

– Мартин, мне надо с тобой поговорить.

– Больно голос серьезный.

– Так ведь и дело серьезное.

Мартин протянул мне пачку «Честерфилд».

– Тогда, может, закурим для начала…

Я взял сигарету, мы закурили. Стояла напряженная тишина. Я соображал, как лучше поступить.

– Как ты узнал, что я здесь? – первым заговорил Мартин.

– Искал тебя в номере, потом увидел, что «вольво» нет на месте, и сделал вывод.

– У тебя озабоченный вид, Морган. Что-нибудь случилось?

Я решил взять быка за рога.

– Мартин, когда мы прошлой осенью буксировали «Конни» в Гётеборг, случилась беда. Лодка затонула.

– Как же, помню.

– Это не был несчастный случай. Когда я потом погружался, чтобы проверить, как лежит яхта, я обнаружил, что кто-то засунул нож в сливную трубу гальюна. Клапан не закрывался, и в корпус набралась вода. Кто-то нарочно подпер ножом клапан, чтобы лодка пошла ко дну.

Я не стал уточнять, что речь шла о моем ноже.

– Ты шутишь.

– Какие шутки среди ночи.

– Ерунда какая-то.

– Только ты, Мартин, мог это сделать! – Я смотрел на него в упор, проверяя реакцию.

Похоже было, что мое обвинение скорее насмешило его, чем напугало.

– Ты это серьезно, Морган?..– Он вертел в пальцах конец спинакер-шкота.

– Абсолютно.

– Мне надо бы рассердиться, но… – Мартин усмехнулся и снисходительно покачал головой.

Он был готов извинить меня.

– Напрасно ты смеешься, Мартин.

– Ты случайно не выпил лишнего?

– Трезв как стеклышко.

– Нож в гальюне… это звучит как название плохого детектива. – Моя версия явно развеселила его. – Ты обнаружил отпечатки моих пальцев?

Что-то он уж очень веселится. Мое подозрение вознесло. Притворяется?

– Я знаю, что это был ты… – настаивал я.

Его самонадеянность раздражала меня. Тем более что у меня не было никаких доказательств.

– С какой это стати я стал бы топить «Конни»? – Лицо Мартина посуровело.

– Как раз это я очень хотел бы знать.

– Ты просто спятил!..– Его настроение резко изменилось.

Мартин злобно глянул на меня. Раздавил каблуком свой окурок.

– Извини меня, Морган, но лучше я пойду посплю, чем стоять тут и слушать твой бред… – Он направился к борту.

– Мартин!..– Я поймал себя на том, что не владею своим голосом. – Погоди!

Не видя, как его изловить, я решился на последний отчаянный шаг. Выстрел вслепую.

Мартин остановился. Обращенные на меня глаза выражали гнев с оттенком презрения.

– Ну, что еще? Пойдем лучше в гостиницу, нам ведь завтра гоняться – или ты забыл?

– В тот вечер, когда Георг умер, он шел в мастерскую не за тем, чтобы заваривать тросы… – медленно произнес я, глядя на него в упор.

– За этим самым!

– Нет, и я могу это доказать, – отчеканил я с вызовом. – Ты солгал, Мартин.

– Солгал?

– Когда сказал, будто встретил Георга в тот вечер.

– Ну, знаешь, это уже чересчур, черт дери!..– Стиснув зубы, он решительно шагнул ко мне, вцепился обеими руками в отвороты моей куртки и, продолжая наступать, прижал меня спиной к штурвалу. Чувствовалось, что он теряет власть над собой.

– Отпусти!..– Я уперся кулаками в грудь Мартина и оттолкнул его к переборке над трапом.

Не давая ему опомниться, я захватил его пояс. В ответ он уперся мне коленом в пах, после чего мы вместе покатились вниз по трапу и, продолжая яростно бороться, грохнулись на настил. Мартин очутился сверху и отжал ладонью назад мою голову, так что мне врезался в шею острый край барабана шкотового «велосипеда». Продолжая нажимать, он не позволял мне вырваться.

– Ты спятил, Морган… – выдохнул Мартин мне в лицо.

Я не мог пошевельнуться, эта железка была подобна лезвию секатора.

– Кроме тебя, некому… – выдавил я, преодолевая боль.

– Послушай, Морган… ты ошибаешься, черт дери… ошибаешься… понял?..

– Ты сломаешь… мне шею… Отпусти!..

– Отпущу, только угомонись… мы же друзья, черт возьми…

Он убрал руку с моего лица, и я сел. Мартин стоял мередо мной на коленях. Тяжело дыша, мы смотрели друг на друга в полумраке. Я растер шею. Долго царило молчание.

– Сигарету? – заговорил наконец Мартин, и я различил протянутую мне пачку.

Я выудил сплющенную сигарету. Пламя спички на несколько секунд ослепило меня. Мы курили в полном безмолвии.

– Что это на тебя накатило, Морган? – произнес Мартин, дружески положив мне руку на плечо.

– Ты в самом деле… – Я не договорил.

– Честное слово, Морган!

Мой старый приятель Мартин никогда не злоупотреблял «честным словом».

– Черт, ничего не понимаю…

Подперев ладонями голову, я уставился на настил. В жизни не чувствовал себя так отвратительно. Идиотское ощущение. Я готов был провалиться от стыда. Так поступить со своим товарищем…

– Мартин, я…

– Лучше расскажи, что произошло, Морган. Это правда – то, что ты говорил насчет «Конни»?

Я поспешил облегчить душу. Ничего не утаил. Рассказал про свой долг компании «Дакрон». Про Учтивого господина, про угрозы, избиение, про мой нож, про специальную зажигалку Георга, поврежденный сплесень – все, все. Мартин слушал молча. В темноте я не мог рассмотреть выражение его лица, но он забыл про сигарету, вспомнил только, когда она обожгла ему пальцы.

– Но Георг в самом деле сказал в тот вечер, что пойдет в мастерскую заваривать тросы, – возразил Мартин.

– Значит, ты встретил его?

– Конечно, встретил. Иначе не стал бы утверждать это.

Теперь я верил Мартину. Но что же все-таки произошло тогда? Может быть, Георг направлялся в контору, но, увидев, что в мастерской пожар, бросился туда. Не успев даже взять свою самоделку. Вполне вероятно.

– Последняя гонка… – задумчиво произнес Мартин. Я кивнул. Еще одна гонка, и все напасти останутся позади.

– Прости меня, Мартин.

– О'кей, Морган.

Неловкая пауза. Которую мы заполнили еще двумя мятыми сигаретами.

Легкий стук о правый борт «Леди» заставил нас вздрогнуть. Столкновение? Мы притаились, напрягая слух. Вместе, как по сигналу, потушили сигареты. Опять слабый шум. Чья-то лодка швартуется к борту «Викинг Леди»? Деревянный стук, как если бы кто-то осторожно положил весла на банку. Протяжное шуршание. Шаги у нас над головой. Мягкие шаги – обувь на резиновой подошве.

Мы молча отползли поглубже в темное чрево «Леди».

Быстрые шаги по ватервейсу… Затем вся яхта вздрогнула, когда ночной гость прыгнул вниз в кокпит. И тишина. Прерывистое, напряженное дыхание Мартина. В просвет над трапом было видно ночное небо. Незримая луна тускло освещала бахрому рваных туч, медленно плывущих над квадратом кокпита.

На секунду небо заслонил черный силуэт. Кто-то спускался по трапу, держа в руке брезентовый мешок. Я прижался к переборке рядом с сеткой, в которой лежал средний спинакер. Силуэт растворился в темноте под палубой. Глухо звякнул металл, когда брезентовый мешок лег на настил. Я поспешил воспользоваться случаем сделать глубокий вдох. Мое плечо ощущало напряженные мускулы Мартина.

Ночной гость порылся в мешке, несколько секунд все было тихо, потом вдруг послышался щелчок, и узкий луч осветил «велосипед» у левого борта. Скользнул на цепь и остановился. Показалась рука с ножовкой. Взявшись другой рукой за цепь, неизвестный приготовился пилить ее.

Дальше Мартин не мог сдерживаться. Одним прыжком он набросился на неизвестного и опрокинул на настил. Секундой позже подоспел и я. Подхватив упавший фонарик, направил его на черную фигуру, которая отчаянно извивалась, прижатая коленом Мартина. Мона Лиза!..

На нас смотрели глаза Моны Лизы. В свете фонарика лицо его казалось еще бледнее и изможденнее. Взгляд выражал предельный ужас.

От удивления Мартин выпустил свою жертву. Мона Лиза откатился в сторону и привстал на колени. Однако Мартин тут же вновь поймал его, бросил вниз, словно тряпичную куклу, схватил одной рукой за взлохмаченные волосы и принялся яростно бить головой о доски настила. Испугавшись за жизнь Моны Лизы, я протиснулся между ними, обхватил Мартина вокруг пояса и оттащил в сторону.

Мона Лиза неподвижно лежал между нами, хныча точно ребенок.

В слабом свете фонарика мы с Мартином уставились друг на друга. Оба были потрясены. Обоим было ясно, что задумал Мона Лиза. Он приготовился надпилить цепь «велосипеда» Яна Таннберга так, чтобы она лопнула при серьезной нагрузке.

Мона Лиза перевернулся на живот и уткнулся носом в настил. Его била доожь, но было похоже, что он начал успокаиваться. Я наклонился, взял его за плечи и развернул. Он почти ничего не весил. Мона Лиза попытался спрятать лицо, но я заставил его смотреть нам в глаза.

– Объяснись!..– потребовал я, сдерживая ярость. Мона Лиза молчал. В жизни я не видел такого несчастного, жалкого лица.

– Говори… – сказал я. – Отвечай!

Мона Лиза продолжал молчать, стиснув зубы так, что казалось – их уже ничем не разомкнуть.

– Скажи что-нибудь… проклятая свинья!..– закричал Мартин.

Он хотел было снова схватить Мону Лизу за волосы, но я оттеснил его. Таким способом мы ничего не добьемся. И без того Мона Лиза слишком напуган.

– Мона Лиза… – заговорил я возможно мягче, словно обращался к несчастному ребенку. – Мона Лиза… мы ведь друзья… Мы ведь товарищи, Мона Лиза…

Внезапно он разрыдался, точно давая в слезах выход накопившемуся в душе страху, боли и напряжению.

Мартин хотел что-то сказать, но я остановил его. Сидя на корточках по бокам Моны Лизы, мы ждали, когда он выплачется. Наконец рыдания кончились, перейдя в неровные всхлипывания.

– Дай ему сигарету, – попросил я Мартина. Мартин достал свою мятую пачку «Честерфилд».

Дрожащими руками Мона Лиза взял сигарету; я дал ему прикурить.

– Спасибо… – произнес он еле слышно. – Спасибо вам…

– Зачем ты сделал это, Мона Лиза? – спросил я, с трудом держа себя в руках.

Меня распирала ярость, хотелось ударить его.

– Я не повредил ее!..– вдруг выпалил он, глядя мне в глаза. – Я не мог!

Я не сразу понял, что он подразумевает.

– Ты говоришь про «Викинг Леди»?

Он молча кивнул. И мне вдруг многое стало ясно. Он повредил спинакер-фал. И приготовился пилить цепь «велосипеда». Но на свое кровное детище, на саму «Викинг Леди» рука не поднялась.

– Но ты потопил «Конни»…

Он промолчал. Однако молчание служило ответом. «Конни» построил не он, на нее рука поднялась.

– И паруса… – продолжал я. – Они мешали тебе… Я намеренно сказал «паруса». Не стал называть имя моего мертвого друга, Георга.

Мона Лиза посмотрел на меня с болью и благодарностью во взгляде. Когда же он попытался говорить, я с трудом разобрал его приглушенный шепот:

– Ты ведь понимаешь, Морган, как это получилось…

– Понимаю.

– Я не хотел!.. Пойми меня!.. Его не было там тогда!..– Он вдруг опять заговорил громко и пронзительно, на грани нового срыва.

Который нельзя было допустить. Я поспешил положить ему руку на плечо.

– Мона Лиза… Я знаю, что ты покушался только на паруса. Можешь не объяснять.

Зачем мне сейчас обвинять его в гибели моего друга Георга? Он сам уже тысячу раз предъявил себе это обвинение. К тому же Мона Лиза явно не лжет: поджог – дело его рук, но, как я и предполагал, Георга не было в мастерской, когда начался пожар.

И все-таки Георг погиб. По вине Моны Лизы.

Поджог. Мона Лиза.

Какая нелепость. Жестокая, горькая нелепость.

– Но зачем ты это сделал, Мона Лиза?..– спросил я. – На кой черт тебе это понадобилось?

Мона Лиза замялся. Приготовился что-то сказать, но передумал. Молча полез рукой во внутренний карман, вытащил, к моему удивлению, бумажник, достал из него фотографию и положил на настил перед нами.

Я посветил фонариком.

Мона Лиза и Анетта Кассель. Оба в чем мать родила. В позе, не требующей комментариев.

– Так, и что ты хочешь этим сказать?..– бесстрастно произнес я.

– Она меня заставила, – ответил Мона Лиза.

Он говорил спокойно, но щеки его горели, отчего он выглядел непривычно здоровым.

– Что заставила?

– Все, что я сделал, – из-за нее… Она грозилась показать этот снимок моей жене. Если я не послушаюсь.

– И чего же она от тебя требовала?

– Вы уже знаете.

Говоря, Мона Лиза все время смотрел вниз, на доски настила. Мартин предложил ему еще одну сигарету, я поднес зажигалку. Он посмотрел на нас с признательностью. Мне вспомнилась его жена. Симпатичная толстушка, которую я видел один раз, когда спускали на воду «Викинг Леди». Не писаная красавица, но мать двух сыновей Моны Лизы. Увлекающихся парусным спортом. Невольно я ощутил жалость к Моне Лизе. Представил себе, какие адские муки он пережил. Но разве Астрид не жаль? Не говоря уже о ее погибшем муже?

– И все-таки, чего она требовала от тебя? – спросил Мартин.

Он все еще кипятился, не был склонен так легко прощать, как я.

– Чтобы я помешал вам… – еле слышно произнес Мона Лиза. – Не дал «Леди» выиграть регату…

– С какой стати, черт побери? Она ведь член нашей команды!

– Видно, есть какие-то причины.

– Какие именно?

Мона Лиза горестно скривился.

– Станет она говорить мне об этом… Я ведь был всего лишь жалким приспешником… После того как попался на крючок…

Дорого обошлись ему эти минуты любви.

– Кто вас фотографировал? – спросил я.

– Не знаю.

– Кто-то ведь смотрел, как вы с Анеттой…

– Я спрашивал, но она только смеется в ответ.

Мы с Мартином переглянулись: а ведь было бы чертовски интересно выяснить, кто держал в руках фотоаппарат. Только один человек может ответить на этот вопрос.

– По-моему, стоит побеседовать с Анеттой… – сказал Мартин. – Нам троим.

– Без меня! – испуганно воскликнул Мона Лиза.