Мы сели. Я не знал, куда деть руки. В конце концов, я не выдержал и встал и начал ходить вокруг нее. А наш глупый спор все продолжался, потому что нам было по-прежнему совсем не о чем говорить. Потом она тоже встала. Обняла меня и предложила вернуться. По дороге обратно мы были так увлечены друг другом, что не заметили даже "летающую тарелку".
      Клянусь, нас никто не видел, быть может, Святая Мария каким-то образом согласовала этот вопрос с Николаем Чудотворцем?".
      Закончив писать, Наш Герой почувствовал, будто он прикоснулся к оголенному проводу. Надо было срочно бежать на станцию, чтобы звонить Нестерову и сообщить ему номер телефона, который стал вчера ему известен. Он так и сделал, причем, будучи писателем детективным, позвонил не самому Нестерову, а его супруге, Анне Михайловне, вкратце обрисовал подобие вчерашней сцены у дерева, умолчав, конечно, о некотором ее продолжении, и после этого, выйдя из телефонной будки. Он строевым шагом бывшего офицера отправился в Дом творчества, прихватив по дороге у бабок, торгующих на кладбище цветами, все, что они в этот день натащили туда.
      С охапкой цветов было идти трудно, но Нашего Героя почему-то грела фраза: "Своя ноша не тянет", и, преодолевая подъемы и спуски, он прибыл через пятнадцать минут в Дом творчества, где его ждало первое разочарование.
      Его восхитительная вчерашняя возлюбленная пребывала на назначенной скамье не одна, а в обществе возмутительного философа и культуролога Георгия Гачева. Впрочем, давнего знакомого Нашего Героя. Философ нежно гладил ручку чужой возлюбленной и не смотрел по сторонам, поэтому и не увидел Отелло, подошедшего со снопом цветов и бросившего весь сноп к ногам вчерашнего счастья.
      Итальянка вытянула свои восхитительные ножки, и Нашему Герою представился случай лицезреть и щиколотки и пальчики, которые совершенно не скрывали изумительные итальянские босоножки.
      - Здравствуйте, - холодно сказал соперник, вставая, и по тону его можно было совершенно отчетливо просчитать, что итальянский язык, который он еще пять минут назад клялся своей собеседнице выучить, несомненно лишь для того, чтобы читать в подлиннике Данте, он теперь учить не будет вовсе...
      После бесконечных прогулок по Переделкину, после ресторана "Сетунь" и мазохистского визита в местный универмаг, Наш Герой и итальянка посетили, как водится, грустную лачужку литературного отшельника, где упорно не шла любовная повесть...
      Вернулись они в Дом творчества, когда там уже все было тихо и пустынно, и договорились встретиться послезавтра, поскольку завтра итальянка должна была читать лекцию в Институте мировой литературы, а у Нашего Героя были завтра проблемы иного свойства, в которые он вовсе не намеревался посвящать никого, разве что только пишущую машинку, где давно уже было пора сменить ленту.
      Наш Герой плохо спал и вторую ночь. Ему снилась Италия. Он поймал себя на мысли, что бредит такими именами, как Растрелли, Росси и Кваренги, и хотя это больше относилось к Санкт-Петербургу, но приближало его к стране, к которой он вчера прикасался весь день до позднего вечера.
      Утро застало Нашего Героя в соплях. Он, наконец простудился, и поэтому у него вместо одного появилось сегодня и второе дело: вылечить простуду. Как он провел время до часу дня, одному ему только ведомо. Быть может, слонялся по комнате, время от времени нажимал клавишу пишущей машинки, но и это была, скорее всего, клавиша пробела. Думал ли он о своем увлечении? Одному Богу известно. Но только в час дня, уже одетый самым хипповым образом, как и просил его Нестеров, он, небритый, не рискуя выйти пока в таком виде даже на сельскую улицу, присел с какой-то книжкой, в которой хорошо знающие его люди легко бы узнали "Детей капитана Гранта".
      В час дня за шумом машины тотчас же раздался стук в окно, и какой-то малоприятный тип с лоснящимся носом и бежевыми "жигулями" передал ему записку, в которой было написано всего три слова. Но из этих слов бывший милиционер сразу выудил то, что Нестеров благодарен ему за сообщенный через супругу номер телефона и что сегодняшняя операция не отменяется. Первое можно было с легкостью отбросить, а до второго было еще три часа с половиною. И тут Нашему Герою пришла в голову очень забавная мысль, которую он не стал пестовать, потому что она была еще и неприятна: наверняка люди Нестерова уже доложили ему и о позавчерашнем телефоне, и - о Господ, вот она, жизнь частного сыщика! - обо всем остальном, что сопровождало эту милую историю.
      Налитая свинцом минутная стрелка часов наконец-то соблаговолила подползти к указанному в записке времени, и Наш Герой вразвалочку направился к станции, где, как и предписывалось, купил билет и остался на лавочке в ожидании того, как развернутся события.
      Вскоре на платформе появился (ну конечно же, это все-таки он!) позавчерашний подфонарный гость. На нем был удобный костюм и темные очки, а также шикарное кепи. Которое хорошо скрывало его и без того узкий лоб. Если бы этот человек был менее озабочен, если бы сознание его работало, как и в прежние времена, безбоязненно, он, конечно, узнал бы Нашего Героя даже и в его хипповом наряде. Но он был слишком занят собой, он был слишком увлечен идеей, которая являла теперь суть его существования, и поэтому хипповый писатель нимало не беспокоился, что он узнан. Да к тому же с той стороны платформы, где обыкновенно растет на подмосковных железнодорожных станциях бурьян, уже послышалось шевеление, и Наш Герой понял, что он, собственно, здесь особенно и не нужен. Но, быть может, Нестерову хотелось придать аресту бывшего генерала некоторую пикантность, а для этого бывший сотрудник был просто необходим. Нестеров любил работать артистично.
      Где-то далеко, километрах в трех, длинно, по-дельфиньи, закричала электричка. Объект наблюдения поднялся, чтобы быть готовым войти в вагон, электричка уже стала останавливаться, как вдруг на перроне появился полковник Нестеров Николай Константинович собственной персоной.
      - Здравствуйте, дорогой Марат Салтанович, - любезно сказал Нестеров, подходя ближе. В этот момент электричка остановилась совсем, двери ее стали шумно открываться, и изысканную беседу продолжать стало трудно. Поэтому и Нестеров, заломив бывшему генералу правую руку за спину, и Наш Герой, проделав то же самое с левой рукой, терпеливо подождали, пока электричка отправится в Москву без бывшего начальника управления, и только когда утихли последние звуки колес уходящего поезда, сумели продолжить приятную и полезную для всех троих беседу.
      Ведя Марата Салтановича под руку, совсем не так, как он проделывал это же самое по сути вчера с Винченцей, Наш Герой вспомнил о том. Что сейчас конец лета и что весной его друг Николай Константинович, идущий теперь по другую сторону бывшего генерала. Принял к своему производству не совсем обычное дело.
      Глава 7. Обыкновенное убийство
      Полицейский роман... Кто хотя бы раз в
      жизни обращался к этому жанру литературы,
      нередко вслух выражая к нему высокомерное
      пренебрежение, но втайне зачитываясь подчас
      невероятными или даже нелепыми приключени
      ями его героев. Наверняка втайне примеривал
      на себя роль борцов за попранную справедли
      вость и ощущал себя бесстрашным защитни
      ком оскорбленной добродетели.
      Это было за полгода до появления Винченцы в Переделкине. В тот весенний день Нестеров был несчастен, как никогда. Это был тот редкий и тем удивительный день, когда цепь совпадений привела его к тому, что уже пробило восемь вечера, а ничего из того, что он наметил в своем плане на день, не было сделано. Утром он сунул в свой "жигуленыш" ящик с пустыми бутылками, чтобы обменять его на минеральную воду, но посуду временно не принимали, воды не было.
      Рабочий день начался с того, что разыгрывали талончики на переиздание Гоголя - не досталось. Потом была куча разных дел и звонков - забарахлил телефон. С внутренней АТС пришли только после обеда. А Нестеров ждал. В довершение всего опоздал в столовую, а когда там появился, то уже почти ничего не было. Сигарет в тот день не достал, разжился у ребят - коллег по управлению - какой-то южноамериканской дрянью, отчего заболела голова, цитрамон, конечно, кончился, а заведующая аптечным киоском ушла в отпуск. Попросил анальгина у генерала (тот цитрамон не употреблял), генерал дал две таблетки, но облегчения они не принесли, а вызвали только тошноту на голодный желудок.
      Мало того, Нестеров еще и забыл вовремя получить продуктовый заказ, который теперь где-то валяется, и прекрасно понимал, что до завтра эти скудные продукты вне холодильника не доживут, а кладовщик ушел, как ему и положено, в шесть часов вечера домой.
      В таких ситуациях, при таком раскладе дня лучше было бы ничего не делать, да и делать ничего не хотелось, все валилось из рук, но вечером предстояло еще отогнать машину на станцию техобслуживания - барахлил мотор, текло мало. Нестеров так и поступил, искренне надеясь, что хоть это дело удастся, поскольку была предварительная договоренность.
      Ему и тут не повезло. Потому что прогностикатор показал, что машине Нестерова требуется замена поршневых колец, а их не было. Поэтому Нестеров несолоно хлебавши вынужден был уехать со станции, которая находилась в противоположном от его дома конце города, а следовательно, не менее чем в часе езды, и он совсем обиделся на жизнь, когда на одном из перекрестков обнаружил, что еще что-то с глушителем: машина ревела, постоянно ему напоминая о том, что утром надобно проверять, с какой ноги ты встаешь.
      Нестеров никак не мог разорвать эту дурную бесконечность невезения и вдруг увидел на другом перекрестке неоновую рекламу демонстрирующегося в Москве фильма "Рембо". И не просто, а "Рембо-3".
      Подумав, что, посмотрев подобную нелепицу, он придет в себя и завтра будет в норме, он остановил машину. К его великому удивлению, в кассе нашлись билеты, да и сеанс начинался буквально через пять минут. Прекрасно понимая, что в подобном везении нужно постараться не сглазить, Нестеров достал было монету, чтобы позвонить жене, но раздумал и тотчас же направился в зал, где уже пошли титры киножурнала.
      А когда наконец начался сам фильм и Нестеров подумал: "Ну и что, могу я, в конце концов, позволить себе один раз в жизни этакий загиб", неожиданно включился свет, картина прервалась, и в зрительном зале появились всматривающиеся в лица зрителей два младших офицера из его управления. И пока Нестеров выходил, пока директор кинотеатра просила прощения у зрителей за минутный перерыв в киносеансе, двое сотрудников объяснили Нестерову, что по поручению начальника главка они позвонили домой его супруге, узнали о том, что Нестеров вечером намерен ремонтировать машину, проследили его путь от автосервиса до дома и на полпути у кинотеатра обнаружили его машину. "Оперативно сработали, - обиделся Нестеров, - лучше бы не нашли".
      - А что там у вас?
      - Судя по всему, сто вторая, Николай Константинович, - сказал тот из офицеров, который был постарше.
      - А что, сто вторую уже район не берет к производству?
      - Да, там есть нюансы, - сказал молоденький.
      - Нюансы, нюансы, - проворчал Нестеров. - Что, труп до утра не подождет? Кто мне оплатит пропавший билет в кино?
      Ребята замолчали, сели в своего "Жигуленка", Нестеров - в своего. И вскоре всей компанией они были уже на Октябрьской площади, где Нестеров нарочно поставил машину не там, где ее положено ставить, а поближе к подъезду, рядом с казенными машинами генералов, и, поднявшись на шестой этаж, вошел в кабинет начальника Главного управления.
      - А, хорошо, что зашел, - сказал генерал-лейтенант. Причем сказал он это таким тоном, как будто и не сам давал указание отлавливать по всей Москве бедного, измученного неудачами полковника. - Вот, познакомься с материалами.
      Нестеров взял папку с прошитыми листами бумаги и совершенно индифферентно прочел десять строк, написанных на том, что лежало сверху.
      - Ну и что? - сказал он.
      Генерал давно знал Нестерова и поэтому был уверен, что поставить по стойке смирно в этой ситуации полковника было бы просто бессмысленно. Он включил погромче радиоприемник, который передавал какой-то в масштабах нынешнего быстротекущего времени древний джаз, услал под каким-то предлогом двоих находящихся здесь же сотрудников, перелистывавших с умным видом лежащие на столе документы, отметил про себя, что, вообще-то говоря, надо было бы сделать наоборот, и весело спросил, как показалось Нестерову, подражая Мюллеру из известного фильма:
      - Ты знаешь, почему я выбрал для этого дела тебя?
      Но Нестеров не хотел играть в Штирлица.
      - А, - сказал он, - опять дело? А я думал, вы меня Глена Миллера пригласили послушать.
      - Миллера будешь слушать в третье воскресенье своего отпуска. Два других будешь беспробудно спать. А сейчас послушай старика Мюллера, - сказал он, вытягивая губы дудочкой, как Броневой.
      О чем дальше говорил генерал-лейтенант с полковником, доподлинно не известно. Но Нестеров вышел от начальника Главного управления ровно через полчаса, а через час уже был дома, где поставил машину основательно, чтоб по крайней мере неделю к ней не притрагиваться, потому что на все время порученной ему работы получил в пользование служебную машину с водителем, поднявшись на лифте, обнял несчастную свою полковничью жену и заснул сном праведника, чтобы в шесть утра быть уже на ногах.
      В половине восьмого он сидел уже за своим рабочим столом и листал материалы дела, возбужденного сперва прокуратурой области, потом переданное в прокуратуру города, но приостановленное за нерозыском преступников и потому оказавшееся на столе у Николая Константиновича. Заранее готовый к любой чудовищности, Нестеров, повидавший на своем веку достаточно много, знакомясь с делом, все же присвистнул. Цинизм, с которым было совершено убийство, переходил все границы.
      На 42-м километре Ярославского шоссе, в трехстах метрах от дороги, был обнаружен труп семнадцатилетней девушки с признаками насилия. Бесстрастная экспертиза установила, что насилие совершали трое, но убита она была достаточно необычным способом. Девушку привязали к дереву и раздавили автомобилем.
      Областные органы дознания по необычным следам протекторов, по отпечатку бампера на теле девушки, по сколам древесной коры установили, что машина была иностранного происхождения, в материалах дела уже находилась ее фотография. Это был "Мерседес", по данным ГАИ принадлежащий жителю Москвы. И тут же заявление владельца машины, недельной давности по сравнению с датой убийства, что свидетельствовало о том, что машина эта у него угнана и находится в розыске.
      И материалы дела, и невероятное преступление - все это было бы не в диковинку Нестерову, если бы не одно обстоятельство.
      Рукой прокурора города на полях самого дела был написан номер надзорного производства по еще одному. Нестерова бросило в жар, потом ему стало стыдно, что он забыл: на его столе лежит не одна, а две папки. Хотя расписывался он, конечно, за две. Не открывая вторую, он уже понимал, что случилось. Следователь, принявший к производству дело по изнасилованию и убийству девушки, в общем-то преступление раскрыл, осталось найти преступника, вероятно, он уже знал, кто это, но...
      Он был убит при исполнении служебных обязанностей не установленными лицами.
      В голову полезли всякие неприятные мысли о социальной незащищенности юристов, о том, что правоохранительным органам не хватает технических средств, чтобы работать, денег, прав, наконец, людей.
      "Куда смотрит Союз юристов, призванных защищать наши права? - подумал Нестеров. - Взносы-то он берет исправно". И он вспомнил, что вступил туда вовсе не потому, что верил, что его защитят. Просто там работал теперь его бывший коллега, и Нестерову не хотелось огорчать друга.
      "Все это пахнет лишними неделями работы, - сказал сам себе Нестеров, да и условия для работы отвратительные, хотя бы потому, что кто поручится за то, что не будет третьего уголовного дела, уже по факту убийства Нестерова Николая Константиновича, 1944 года рождения, все еще партийного, не судимого, за границей бывавшего в служебных командировках, награжденного орденами и медалями, женатого, имеющего двоих детей, проживающего на Ленинградском проспекте в г. Москве, полковника милиции?".
      Глава 8. Допрос
      Начальник управления Прокуратуры СССР,
      рассмотрев заявление подследственного Джу
      рапова М.С. об отводе следователя по особо
      важным делам Нестерова Н.К. по основаниям
      личной неприязни, постановил: заявление Джу
      рапова М.С. удовлетворить.
      - Позволительно ли мне будет осведомиться, на каком основании вы, любезный полковник, позволили себе задержать меня? Ведь, насколько мне известно, вы юрист, сотрудник оперативного управления, а стало быть, можете задержать меня, однако у меня в кармане имеется документ, который вам не позволит сделать это. Случай? - оглядывая переделкинскую платформу, спрашивал Нестерова Джурапов.
      - А я и не сомневаюсь, что у вас в кармане случай, - встрял в разговор писатель. - Я думаю, что и Николай Константинович не сомневается в этом.
      Но бывший генерал не удостоил ответом бывшего капитана. И на помощь бывшему капитану пришел полковник Нестеров:
      - Если вы имеете документ о признании черемушкинским Загсом Москвы вас умершим, достопочтенный Марат Салтанович, то кому, как не вам, бывшему секретарю райкома, потом обкома, потом тоже бывшему начальнику управления МВД не знать о том. Что органы дознания, к коим относится милиция, вправе задержать гражданина, помимо всех прочих оснований, еще и просто для выяснения его личности. Впрочем, вы, насколько мне известно, по образованию не юрист.
      Марат Салтанович сделал движение обеими руками и плечами, показывающее, что он никуда убегать не собирается, на что Нестеров и его друг его отпустили, он сделал несколько шагов в сторону и сел на скамейку. Легко положил ногу на ногу, достал из кармана светлого плаща сигареты и, улыбнувшись, сказал:
      - То, что это - я, вам еще придется доказывать. Но даже если вы пройдете все круги наших судов и сумеете доказать, что факт моей смерти был сфальсифицирован, то что дальше, дальше-то что? К уголовной ответственности я не привлекался. В кадрах МВД я больше не состою в связи со смертью. Для чего вам вся эта комедия - совершенно не могу понять. Более того, я скажу и вам (тут он повернулся к Нашему Герою), как известному всему нашему министерству сочинителю, что сейчас вот очень просто может произойти одна хорошая ситуация, да и то она обернется не в вашу пользу, в которой я сумею - сейчас, прямо здесь - поставить вас в совершенно идиотское положение и, еще более того, заставить наше тяжеловесное правосудие обратиться лицом к вам, а не ко мне.
      - Вот как, - сказал Нестеров.
      - Да, - улыбнулся Марат Салтанович. - Ну, что вы будете делать, если я сейчас кинусь под ближайший поезд? Вы представьте только себе. И дело не надо возбуждать по факту самоубийства. Прямо со справкой в кармане о том, что меня нет на свете, я это и сделаю. Но вся беда в том. Что физическое мое лицо, так сказать. Говоря языком закона, достаточно заметно на этой платформе, и вот эти люди, - прервал он сам себя, показывая на проходящих мимо в ожидании электрички, - они ведь не знают, что меня юридически нет, и они сумеют дать показания и опознают и вас. Николай Константинович, и вас, дорогой писатель. И тогда, может быть, на свет божий всплывет статья, квалифицирующая ваши действия как доведение до самоубийства. Но, может быть, вы собрались здесь для того, чтобы мне за что-то отомстить. Если это так, то я готов вас выслушать самым внимательным образом.
      Нестеров, казалось, раздумывал. А Наш Герой некстати захотел перекусить. Поэтому именно он предложил своим бывшим коллегам пройти несколько сот метров до его домика, где и продолжить беседу.
      - Я могу машину, - сказал Нестеров.
      А когда все трое в нее уселись, причем генерал, по привычке, вальяжно на переднее сиденье, стало ясным, что машина двигаться не может. У водителя случился шок.
      - Марат Салтанович, - пролепетал он, - здравия желаю, а чего ребята болтали, что вы... - он запнулся, - умерли?
      - Так было надо в интересах дела, - сказал эксгенерал, на что писатель восторженно пхнул кулаком в бок Нестерова. Но Нестеров хорошо знал своего друга, поэтому к удару был готов, выдержал его с честью, не шелохнулся и только едва заметно подмигнул. Тут машина наконец поехала, но вскоре и остановилась, шофер остался за рулем, а все трое вышли из нее и направились через скрипучую калитку по дорожке к домику.
      Марат Салтанович с видом хозяина сел, едва войдя в помещение, в кресло и жестом предложил сделать то же своим бывшим подчиненным, после чего мягко сказал:
      - До следующей электрички у меня еще час. Ревенон а но мутон. - Его французский был безупречен.
      Наш Герой разинул было рот, чтобы тотчас же ответить генералу, но, увидев угрожающую позу, в которую встал над ним Нестеров, вовремя осекся.
      - Так чем может быть полезен вам покойник? Мертвым телом, как говорится, хоть забор подпирай, - снова заговорил Джурапов.
      И тогда Нестеров удивил даже своего друга. Он вынул из кармана какие-то мятые бумажки и стал их расправлять на столе, испытывая терпение присутствующих.
      - Некогда возглавляемые вами органы дознания, Марат Салтанович, существуют отнюдь не только для того, чтобы раскрывать преступления, но и, как вам известно, чтобы предупреждать их. Я не стал брать с собой папки дел, вы сможете сегодня же ознакомиться с ними в следственном изоляторе. Но вот постановление о вашем аресте... А по поводу мести - да. - уже тихо продолжил Нестеров, - я действительно хочу вам отомстить, гражданин Джурапов, и за то, что моя жена вынуждена была прятаться от вашей банды Бог знает где, и за сожженную машину моего друга, и за погибшего следователя.
      Нестеров сделал паузу. Ею немедленно воспользовался Джурапов:
      - Коля, я вас знаю много лет, если вы сейчас говорите серьезно, то говорите серьезно. Если я в чем-то подозреваем, то, как вы сами понимаете, от ваших услуг по производству дознания в этом деле я откажусь. И это будет законно. Хотя должен вам сказать, что вы были одним из лучших оперативников управления, и я помню восторженные письма преступников, которые хотели бы, чтобы именно вы занимались их проблемами, но...
      Нестеров наконец кончил держать паузу и расправил обтрепанные бумажки.
      - Вы меня перебили, Марат Салтанович, - сказал он сухо и по-милицейски. - К тому же я не произвожу никакого дознания, а выполняю сейчас роль информатора. Уже назначен по вашему делу и следователь и дознаватель. И как я вам уже сказал, в следственном изоляторе вы сегодня ознакомитесь с материалами. А пока вам для сведения названия. Имеющихся в моем распоряжении четырех документов. Первый: протест прокурора в отношении решения районного Загса о признании вас умершим; второй - акт экспертизы о вашей эксгумации. Кстати, где вы стащили розовый мрамор для могилы? Третий: постановление прокурора о возбуждении в отношении вас уголовного преследования по факту хищения в особо крупных размерах, между прочим, основанное на проверках экономического управления, подготовленных еще до вашей смерти, и четвертый: постановление прокурора о привлечении вас в качестве обвиняемого и заключении вас под стражу. Не без помощи общественности, Марат Салтанович, не без помощи общественности, которую в настоящее время представляет не состоящий в кадрах милиции писатель.
      - Больше у вас нет никаких документов? - хмыкнул Марат Салтанович.
      - Есть, конечно, - ответил Нестеров, - но вам, как гражданину, не облеченному властью работника органов, о них знать не положено, хотя, как старому знакомому, могу вам сказать: оперативное донесение органов внутренних дел с отпечатками пальцев. Фотографиями, указаниями экспертизы о том. Что вы - это вы. Я никогда не обманывал своих подследственных, и вы это хорошо знаете, поэтому готов произнести вам даже номера каждого из названных мной документов, но полагаю, что в этом нет особой необходимости.
      Нестеров был прекрасен в эту минуту. А минуту назад прекрасный генерал, наоборот, сник и молча уставился на муху. Которая ползала по стеклу, потому что никак не могла найти открытую форточку. Он молчал, оценивая ситуацию. Ситуация была явно не в его пользу. И надо же было такому случиться, что именно сегодня он был задержан, сегодня, когда позавчера уже был обладателем заветного телефона, владелец которого мог оказать бывшему генералу существенную помощь. Ну почему. Спрашивается, почему вчера он поленился выехать в Москву? Ведь сколько уже было таких визитов - и никогда никакой осечки.
      Марат Салтанович, респектабельный человек. Первый раз в жизни не знал, что ему делать. Но при этом на каменном его лице продолжала лежать маска бесстрастия.
      Муха вылетела в окно.
      И тут только почувствовал бывший генерал, как очень некстати задрожали кончики его пальцев. Он стал думать, что же особенное такое известно его бывшим коллегам о его прошлом, и, в общем, пришел к выводу, что все, что с ним происходило за много лет до этой минуты, ему ничем не грозит. К тому же он уже в возрасте, да и старые друзья его, к счастью, пока есть. Словом, еще можно было поиграть. И экс-генерал стал придумывать спасительную фразу, потому что уж больно долго длилось его молчание. Еще и впрямь Нестеров подумает, что победил. "Нет, брат, хоть ты и лучший работник управления, но со мной тебе тягаться рановато".
      Спасительные слова придумались почти тотчас же. И они были французскими:
      - Рави де феар вотр коннессанс, - сказал Марат Салтанович. "Рад с вами познакомиться в вашем новом для меня качестве".
      Нестеров улыбнулся, и тут уж писатель не выдержал. К тому же ему очень хотелось есть. И, кроме того: все еще свербило то, что он не успел сказать в начале беседы в ответ на первую французскую фразу генерала.
      - Мне кажется, - галантно сказал он, - что последнее время вы увлечены больше итальянским.
      Глава 9. Я люблю тебя, Нестеров
      Слава Богу, наконец-то пригодились и пель
      мени. Может быть, это значит, что ты наконец
      дома и все закончилось. Хотя я, если рассуждать
      логически, должна молиться об увеличении
      преступлений, тогда, может, я, как все нормаль
      ные люди, буду отдыхать от тебя каждый год.
      Я бы язвила и дальше. Но с тобой бесполезно
      сражаться. Обиделась на тебя. Ужасно целую.
      Твоя Аня
      Наш Герой был счастлив. В ту минуту, когда исчез дымок из глушителя автомобиля, увезшего Нестерова и Марата Салтановича в Москву, он вдруг понял, что в его жизни наступила наконец полоса мелких удач, и прежде всего это заключалось, конечно, в том, что он ждал и вечерней встречи с новой своей, к тому же импортной возлюбленной, а под утро - обязательного вдохновения для продолжения литературной работы.
      Он вышел на залитую солнцем дорогу, но тут, посмотрев на часы и увидев, что еще далеко не вечер, а итальянка придет не раньше восьми, решил неспешно прогуляться, посмотреть окрестности, известные ему наизусть, и так добрел до ресторана "Сетунь", где основательно и с чувством исполненного на сегодняшний день долга скверно и дорого перекусил.
      В меню оказался портвейн, и, выпив полстаканчика этого доброго зелья, Наш Герой уже знал, что он будет делать. Он вернулся в свою хибару, где разделся и с наслаждением выспался, а проснувшись, понял, что и отдохнул, и убил время. До восьми часов оставался еще час. И конечно, можно было сесть за пишущую машинку. Но разве найдется на свете влюбленный мужчина, который перед свиданием сможет хорошо делать свою работу? Поэтому он снова взял свою любимую книгу и. Открыв ее на первой попавшейся странице, прочитал:
      "Все человечество - это он сам, и когда настанет смерть, страшная одинокая смерть, то он почувствует себя как последний человек в последний день существования мира". Эта фраза никак не гармонировала с настроением, и поэтому Наш Герой закрыл книгу, а тут вдруг обнаружил, что часы его, безотказные в течение многих лет, встали. В ужасе выбежавший на улицу писатель подбежал к первому попавшемуся прохожему, чем невероятно его напугал, спрашивая, который час. Узнав, что уже давно девятый, и обругав себя последними словами, он поспешно направился к Дому творчества, но что шаг по сравнению с предстоящей минутой! И, потратив ровно полчаса. За которые дважды прошел бы свой путь, на то, чтобы поймать попутную машину, которых в этот неурочный час одна-то всего и была, и поторговавшись еще с шофером, который никак не хотел проехать этот километр меньше чем за червонец, Наш Герой оказался, наконец у цели своего путешествия. Однако в условленном месте, а именно в беседке. Его возлюбленной Винченцы не было. А сидели там какие-то люди, по виду писатели, и разговаривали, часто употребляя слова, которыми были испещрены стены той же беседки.
      Наш Герой отправился в главный корпус и там с сожалением, но и с удовольствием увидел, что ключ от номера Винченцы висит на гвоздике, а стало быть, она еще не приехала.
      И тогда только, пожалев о том, что от возбуждения и беготни он слишком вспотел, он расстегнул все пуговицы своей рубахи и пошел ей навстречу, собирая на обочине дороги всякие попадавшиеся ему цветы.
      Судьба не заставила его ждать долго. Вскоре вдали показалось зеленоватое такси, из которого и выпорхнула его возлюбленная. Долгий поцелуй, чуть более долгий, чем предполагают правила приличия на глазах у всего поселка, возвестил Нашему Герою о том, что его роман будет иметь продолжение и что ничуть не уставшая после лекции в ИМЛИ итальянка, судя по всему, тоже ждала этого предвечернего часа...
      ...На обратном пути, в то время, когда молодой серп луны еще не совсем был замазан темными тучами. Утомленный и легкий Наш Герой стал думать о делах, и, поднимаясь на свой холм, где слева было все то же кладбище, а справа - теперь ясно видимый в сиянии луны и звезд овраг, над которым он равнодушно и привычно узнал "летающую тарелку", он вдруг понял, что завтра с огромным наслаждением примется за работу и что ему, наверное, удастся завершить хотя бы придумывание сюжета. Но дождаться утра писатель не пожелал, к великой радости уставшей ждать его пишущей машинки, он вытер с нее носовым платком пыль и принялся работать.