ГЛАВА IV. Столкновение

На другой день капитан Франкер заметил по направлению к юго-востоку какое-то сгущение атмосферы, которое распространялось на семь-восемь градусов долготы.

Несколько раз принимался он за это наблюдение.

Массей полюбопытствовал узнать, на что это он все смотрит вдаль.

— Туман!.. В этих местах он бывает очень редко! — ответил капитан. — Он еще далеко от нас, но заметно густеет и очень быстро надвигается.

И в самом деле, казалось, что линия горизонта приближалась к «Дюрансу» и постепенно принимала вид длинного берега, покрытого снегом и застилающего юго-восток.

Понемногу туман покрыл небо и окружил судно сплошной стеной. Все исчезло, смешалось в этом белом облаке.

Было не более шести часов вечера. Зажгли все огни, но темнота не уменьшилась.

Когда настала ночь, туман не поднялся. С первого же момента были приняты все меры предосторожности, вахта усилена, колокол звенел на носу без перерыва, но его звуки, поглощенные туманом, едва слышались на корме. На всех напало уныние и, как обыкновенно в таких случаях бывает на суше, каждый пошел в свою' каюту, чтобы лечь спать.

По мере того, как ночь надвигалась, туман все густел. Ни одной звезды не виднелось на небе. Вокруг каждого огня образовался красноватый круг, совсем не распространяя света. В трех шагах самый яркий из этих огней точно не существовал, а также не освещал ни одного предмета, даже соседнего. Капитан заметил, что подле самого фонаря он не мог разглядеть своей руки на расстоянии шести сантиметров. Он спустился к себе в каюту, чтобы записать об этом явлении в судовом журнале. Было около двух часов утра. Перед восходом солнца с моря, по обыкновению, начала чувствоваться прохлада, перешедшая в пронизывающий холод, но туман не рассеивался и точно ватой закрыл все судно.

Вдруг все проснулись, разбуженные страшным толчком, таким ужасным и неожиданным, что все пассажиры повскакали с постелей в рубашках, босиком и, ощупью схватив одежду, высыпали из кают бледные и испуганные при тусклом свете электрических ночников, горевших в общей зале.

Издали, с носа, где находились пассажиры третьего класса, раздавались крики, стоны, отчаянные мольбы о помощи…

В несколько секунд все выскочили на палубу, как река, прорвавшая плотину.

Все поняли, что произошла катастрофа, но какова она и откуда?

Сплошной туман еще более усиливал мучительное чувство опасности. Звали один другого, натыкались друг на друга, не узнавали никого; напрасно вопрошали тени, мелькавшие в тумане, что случилось; никто ничего не понимал. Только раздавался громкий и отрывистый голос капитана. Все потеряли голову. Но каждый чувствовал, что с «Дюрансом» случилась беда: судно остановилось и сильно накренилось набок.

— Колетта!.. Генрих!.. Жерар!.. Александр!.. — повторяла мадам Массей в отчаянии. — Будем вместе, ради Бога!.. Колетта, где ты?..

— Я здесь, мама, около вас!.. Остальные где? Где папа?.. Братья где?..

— Позови их!.. Давай звать вместе!.. Мартина, где вы?

— Я здесь, барыня… Э! барин!.. барин!.. Жерар!.. Генрих!

Подобные этим, крики несчастных женщин раздавались со всех сторон, но оставались без ответа. Озабоченные матросы бегали, не обращая внимания на мольбы просящих объяснить причину катастрофы.

Вдруг раздался сильный взрыв. То с адским шумом лопнул паровой котел, после чего послышалось зловещее шипение пенящейся воды, столбы искр сыпались на палубу, покрывая ее кусками железа и обломками дерева, меди и — о, ужас! — частями человеческих тел, падающих окровавленными к ногам обезумевших пассажиров, столпившихся, как стадо баранов.

Взрывом парового котла снесло часть палубы. После невообразимого вопля, последовавшего за взрывом, наступило ужасающее молчание; женщины падали без чувств, другие выли как дикие звери.

И вдруг все оставшиеся в живых почувствовали, что от них отрывается какое-то постороннее тело, врезавшееся в бок судна.

Послышался сердитый голос капитана:

— На нас наскочило другое судно!.. Подлецы! Они бросают нас на произвол судьбы!

Это предположение подтвердилось появлением с правой стороны громады парохода, который, отодвинувшись задним ходом, пошел вперед как ни в чем ни бывало и исчез в тумане. С палубы «Дюранса» послышались проклятия. Разъяренная толпа как один человек ринулась к правому борту, взывая, умоляя, проклиная корабль-призрак: даже силуэта его нельзя было рассмотреть в эту ужасную ночь. В эту минуту страшный крик довел всех до апогея отчаяния:

— Мы тонем!.. Все лодки спустить в море!.. Рупор капитана гремел с верхушки мостика:

— Мужчин поставить к левому борту! Женщины и дети спустятся в лодки первыми!.. Стрелять в того, кто посмеет не соблюсти очереди!..

Среди стонов и криков отодвинутой толпы началась неприятная церемония. Офицеры, доктор Ломонд, господин Массей, Генрих и многие пассажиры защищали собой проход к лодке. Несколько фонарей, наскоро зажженных, освещали тусклым красноватым пламенем эту толпу, ошалевшую от страха; всем хотелось сойти разом. Стоило необыкновенных усилий, чтобы перенести сперва женщин и детей в лодки, качающиеся теперь внизу, так далеко, почти незаметные, — около судна.

Раздавались отчаянные возгласы; свист пара, зловещий шум снастей, падающих на палубу, смешивались с плачем и стонами.

Сильные руки схватили мадам Массей: ее сейчас спустят в одну из шлюпок, там осталось еще одно место. Слышится ее крик, раздирающий душу:

— Колетта! дочь моя!.. Не разлучайте нас!.. — умоляет несчастная мать. — Помогите!.. Дитя мое!..

Ее голос замолкает… Колетта в слезах остается на палубе. Но вот и ее схватывают, уносят и кладут, как сверток, в другую лодку, наполненную наполовину… О! если бы это была та лодка, в которую опустили ее мать! Она зовет, умоляет всех, кто с ней; но бедняжка получает в ответ только слезы и такие же мольбы.

Пассажиров продолжают спускать. Подняв туда, наверх, свои глаза, полные слез, она мельком при слабом мерцании света видит лицо Генриха, бледное и решительное; он держит револьвер. Мрачная процедура продолжается; сейчас все женщины и дети будут спасены, но вдруг среди них хочет броситься обезумевший мужчина и, невзирая на защиту, занять одно из первых мест; он объясняет с пеной у рта, что ему необходимо пройти, что от этого зависит его жизнь… он хочет оттолкнуть одну бедную женщину с двумя детьми на руках, очередь которой настала… Раздался выстрел, и жалкий трус падает с размозженной головой… Этот пример восстанавливает порядок.

Наконец первые лодки полны; они немедленно отплывают. Колетте показалось — о, какая радость! — что в ее лодку спускали Жерара, несмотря на его сопротивление; мальчику хотелось остаться с отцом и старшим братом.

Неужели она ошиблась?.. Если бы и те оба могли попасть сюда!.. И среди своего горя она чувствует, что чья-то рука прикоснулась к ней.

— Колетта!.. Колетта!.. Это вы?.. — спрашивает дрожащий голос, который она признала за голос Лины Вебер.

— Это вы, бедное дитя? — воскликнула молодая девушка. — О! как я рада, что вы здесь… Скажите, ведь это сейчас Жерара спустили, я не ошиблась?..

— Увы! Я и днем-то вижу плохо, а теперь…

— Да, правда.

— Папа… папа… — зарыдала Лина. — Колетта! как вы думаете, он с нами?

— Голубушка, ночь такая темная, что я ничего не могу рассмотреть… — ответила Колетта, делая над собой громадное усилие, чтобы заглушить свою собственную тоску и ободрить этого слабого ребенка, который с отчаянием прижимается к ее руке. Она это чувствует, и присутствие возле нее девочки придает ей мужества. Надо, чтобы она храбрилась за двоих, за себя и за эту бедную девочку, не помнящую себя от страха и бормочущую среди рыданий:

— О! как я боюсь!.. О! Колетта, где папа?.. Куда нас везут?.. Как холодно!.. Как темно!.. Ведь мы утонем, не правда ли? О! как я боюсь!..

Колетта сажает девочку себе на колени; она замечает, что та в одной ночной рубашке, уже мокрой от морской воды. Сама Колетта, по примеру своей матери, спала совсем одетой; кроме того, при первой тревоге она машинально захватила свое дорожное пальто, завязанное ремнем; она поспешно развязала его и накинула на дрожавшее тельце Лины. Теплота подкрепила немного силы бедного ребенка.

— Вы добрая!.. — пробормотала она, целуя руку молодой девушки. — А мадам Массей? Ведь она здесь, не правда ли?

— Нет, Лина, — ответила Колетта, тяжело вздохнув. — Я не думаю… Она должна быть в другой лодке. О, моя бедная мама!.. дорогая моя мамочка!..

Она не могла сдержать слез. Прижавшись друг к другу, они горько заплакали. Сколько других сердец страдали такими же муками в этой лодке, уносившей их среди ночи Бог весть куда. Под сильным напором здоровых рук матросов лодка все подвигалась вперед. Вдали виднелось красноватое пятно. Это был покинутый «Дюранс».

Вдруг это пятно померкло и погрузилось в воду. Судно исчезло навсегда в волнах океана.

Гребцы вскрикнули:

— Прощай, «Дюранс»!

Сердце несчастных сжалось еще сильнее. Они почувствовали себя еще более одинокими теперь, когда совсем погибло их судно. Всех мучил вопрос: успели ли избежать этой ужасной смерти остальные пассажиры, весь экипаж, добрый капитан, офицеры?.. Их собственная участь неизвестна, их спасение очень шатко, — и все-таки они хотели бы быть с ними. Чего бы они не дали, чтобы узнать об их участи.

Возможно ли, что еще только вчера так веселились на «Дюрансе»?.. Еще дня не прошло, всего каких-нибудь несколько часов, — и веселье и спокойствие счастливых путешественников сменились несчастьем, смертью и разлукой с близкими… Может быть, каждый из них лишился того, что ему дорого в жизни; не говоря уже о материальных потерях, кто поручится, что они увидятся вновь с теми, кого они любили, кто с ними еще несколько минут назад разделял эти мелочи повседневной семейной жизни, которая кажется пустяком, пока мы ею пользуемся, но потеря которой так ужасна, когда от нее остается лишь одно воспоминание?

Потерпевшие крушение ждали наступления дня с лихорадочным нетерпением. Морская зыбь сильно трясла шлюпку; пассажиры, привыкшие только к небольшой качке «Дюранса», чувствовали себя очень плохо. Иногда волна набегала на лодку, что вызывало крики у женщин, думающих, что они тонут.

Наконец сквозь туман слабо пробился луч… и вдруг, подобно разрывающемуся парусу, туман рассеялся и исчез перед лучами восходящего солнца.

Тускло-серое море виднелось вокруг лодки на бесконечном пространстве; ни одной точки, никакого признака того места, где погиб «Дюранс». Что же касается других лодок, они тоже исчезли, точно улетучились вместе с туманом.

Воскресшая на минуту надежда у потерпевших крушение пропала. Они были совсем одни. Трудно вообразить себе более ужасное, безвыходное положение! Вода начинала бурлить, принимая более прозрачный и синий цвет. Это был для всех очень тяжелый момент. Наступил утренний пронизывающий холод. На светло-голубом небе всплывали красноватые облачка, легкие и воздушные, как перья. Солнце с каждой минутой становилось ярче, и его благодатные лучи, высушив измокшие одежды несчастных, доставили им первое приятное ощущение после катастрофы.

С наступлением дня Колетта с лихорадочной тоской окинула взглядом всю лодку. Кого-то из своих она найдет среди окружающих ее лиц?.. Мать?.. отца?.. Жерара?.. Генриха?.. Мартину?.. А что если никого из них нет?.. При этой мысли ей чуть не сделалось дурно; слезы мешали ей смотреть. Она смахнула их… Почти никого она не знала: это были по большей части пассажиры носовой части, которых она даже никогда не встречала… Ее матери — увы! — здесь не было. И хотя она это знала, но уверенность, подтверждающая печальный факт, была слишком тяжела; она зарыдала… Осматриваясь дальше, она узнала Ле-Гуена, правившего рулем. Ей было приятно встретить доброго матроса в такую горькую минуту; сколько раз, бывало, она вместе с Жераром давала ему мелочь на табачок, необходимый для его счастья. А там, на том конце лодки, доброе загорелое лицо, улыбающееся сквозь слезы, — это Мартина!.. Они издали протягивали руки друг другу… Глаза молодой девушки вдруг видят в нескольких шагах, на дне лодки лежащий силуэт с белым лбом… Это Жерар!.. Мертвый?.. Заснувший?.. С отчаянным криком она бросилась к нему, не обращая внимания на протесты соседей. Она упала на колени перед своим юным братом. Как он бледен! Огромный багровый синяк на его лбу показывал, что он сильно ушибся. Она стала обнимать его и умолять выйти из этого состояния; вскоре она с радостью увидела, что он открыл свои измученные глаза.

— Жерар, дорогой мой, что с тобой?.. Ты ранен? — спрашивала Колетта с тревогой.

— Я споткнулся о борт, — пробормотал Жерар с мутным взглядом и с трудом выговаривая слова. — Но… это ничего… пройдет… Где остальные?.. Ах, да! Я теперь помню… Меня спустили насильно… О! Колетта! «Дюранс»-то! Все кончено?.. Все погибло?..

Не будучи в силах говорить, она только утвердительно кивнула головой.

— А папа, мама, Генрих?.. — воскликнул Жерар, приподнимаясь.

— Их здесь нет, — едва выговорила Колетта сквозь слезы. — О! как я рада, что хотя мы-то с тобой вместе.

— Но другие… лодки?..

— Я не знаю, где они… только что взошло солнце, и посмотри!.. Мы одни… Кругом ничего… ничего… ни души!..

— Но они не могут быть далеко от нас! Это уж очень странно! О! только бы они не пошли ко дну!..

— Нет!.. Нет!.. — воскликнула Колетта, содрогнувшись при такой ужасной мысли. — Вспомни, что нам рассказывал Ле-Гуен, — он здесь, в конце лодки, а также и Мартина! Ты знаешь, что в море ситуации меняются неожиданно быстро. Довольно десяти минут, чтобы все изменилось к лучшему или к худшему… Часто какая-нибудь волна или туман могут скрыть от нас вещи, которые находятся от нас всего в нескольких сотнях метров… О! если бы он говорил правду! Если бы они были близко от нас, наши бесценные родители, наш Генрих, наши друзья!..

В волнении она прячет лицо в своих руках и горько плачет; бедняжка Жерар, сам вытирая свои глаза, старается удержать дрожание губ и в свою очередь внушить сестре уверенность, которой сам не чувствует.

— Ты права, Колетта, — говорит он, — они должны следовать по тому же пути, как и мы… Может быть, их понесло течением… Но мы встретимся на суше…

— Лина в лодке, — сказала Колетта немного погодя. — Бедняжка!.. Она еще несчастнее нас, у нее никого нет, она… Мама так любила ее… — прибавляет она разбитым голосом и, уронив голову на плечо Жерара, перестала сдерживаться.

Бедный мальчик искусал себе губы, чтобы не расплакаться. Он должен был утешать, поддерживать свою сестру, заменить ей покровителей, которых она лишилась. Он обнял ее.

— Ну, будет, голубчик, — нежно, но решительно остановил он ее. — Мы должны быть неизмеримо счастливы, что нас не разлучили; будем надеяться, что и наши дорогие отсутствующие или в одной лодке тоже, или близко от нас и мы скоро найдем их… Как говорит Ле-Гуен, одного часа бывает довольно, чтобы многое изменить на море. Почем знать! Может быть, сегодня же вечером мы их встретим на каком-нибудь судне, приютившем их. Невозможно, чтобы мы не встретили ни одного корабля… Это море — судоходное… Удивительно, что мы до сих пор еще ни на кого не напали. А! негодяи, трусы! ночью… — добавил он, вздрагивая. — Так бросить нас! Какая подлость!..

— О, да! Это возмутительно! — воскликнула Колетта. — Это не может быть французское судно, я в этом уверена!

— За это-то мы можем быть спокойны. Летописи наши могут засвидетельствовать, что наши моряки скорее всех других готовы рисковать своей жизнью, чтобы спасти погибающих. Улепетнуть так и оставить нас гибнуть по их же вине!.. Как это низко, гадко!..

— Бедный капитан Франкер! — пожалела его Колетта. — Он так любил свое судно!

— А дорогой доктор Ломонд!.. — вздохнул мальчик. — О! как бы я хотел знать, что они все живы и здоровы!.. А Генрих… Ты видела, как он защищал выход?.. Ах, если бы я мог остаться с папой и с ним! Но волей-неволей пришлось спуститься… у меня не спросили моего мнения… уверяю тебя!.. В один миг спустили! Я не успел опомниться, как мы уже отчалили…

— Слава Богу, — воскликнула Колетта. — О, Жерар, какое утешение в нашем горе, что мы — вместе!

— Это правда! Будь спокойна, моя Колетта, я тебя не дам в обиду!.. — сказал Жерар, выпрямляясь. — А эта тоже моргает своими совиными глазами… Ее тоже надо охранять, — добавил он с важностью.

— Что твоя голова? Все еще болит? — с заботливостью осведомилась Колетта.

— Ба! Это ничего, пустяк! Надо приспосабливаться к обстоятельствам! Я немного ошеломлен, но это пройдет…

— И мне нечем сделать тебе перевязку, бедный ты мой мальчик. Ах! Как я испугалась, когда увидела тебя там, такого бледного и без движения!

— В обмороке, точно слабую женщину! — сконфузился Жерар. — Честное слово, мне кажется, что это со злости, что меня против желания спустили вниз как узел!..

Колетта повернулась к Лине, которая только что очнулась от лихорадочного сна. Дрожа от утреннего ветерка, она смотрела своими близорукими глазами, стараясь узнать, кто ее окружает. Она очень обрадовалась, когда увидела Жерара, которого на судне она так боялась, и узнала, что Мартина и Ле-Гуен были здесь. Дети начали так же, как и их спутники, внимательно смотреть на горизонт, поглядывая в то же время на странные костюмы друг друга.

Жерар был одет, но без шапки. У Лины не было башмаков, и длинный ульстер, которым ее закрыли, свисал вокруг нее. Колетта же успела обуться и не забыла захватить свою шляпу. Глядя на нее, в ее голубом костюме, в коротенькой жакетке с капюшоном, нельзя было подумать, что она только что потерпела крушение.

К счастью, Лина нащупала в карманах ульстера белый шерстяной берет, сложенный вчетверо, и большой шелковый платок, из которого Колетта тотчас же смастерила ей капор, который мог защитить ее от палящих лучей солнца. Берет она предназначила Жерару, который был очень доволен, что мог прикрыть голову от нестерпимой жары.

Остальные же, менее предусмотрительные, чем семейство Массей, были большей частью полуодеты, и почти все — босиком.

Мартина была почти совсем одета. Она уже давно издали поглядывала на «своих детей» и не могла дольше вытерпеть разлуки с ними; несмотря на энергичные протесты соседей, она бросилась по узкому проходу лодки, отчего та, конечно, зашаталась, к молодым Массеям и с волнением прижала их к своей груди, заливаясь горькими слезами.

Ей неохотно освободили место, так как несчастье вместо того, чтобы сблизить людей, часто портит их характер; но, не придавая значения ворчанию своих сотоварищей, она расчистила себе порядочное местечко и, обняв одной рукой Колетту, другой — Лину, во весь рот улыбнулась Жерару, дружественно кивнула головой Ле-Гуену и стала сравнительно спокойно ожидать хода дальнейших событий.

ГЛАВА V. Первые африканские впечатления

Положительно лодка была одна на беспредельном пространстве моря. Вдали со всех сторон виднелась закругленная линия опускающегося небесного свода и ни малейшего признака появления какого-либо судна.

— Ей-ей!.. — проговорил Ле-Гуен, — дело плохо!.. Как тут узнать, где мы находимся? Одно солнце показывает восток. Но надо решить, куда мы едем!..

— У меня есть маленькая карта Африки и компас, с которыми я никогда не расстаюсь! — обрадовался Жерар. — Хотя он и невелик, все же поможет нам определить стороны света!..

— А, мосье Жерар, вот это, что называется, блестящая идея! Значит, мы могли бы держать путь к берегу Африки, которая должна быть недалеко к западу. Если бы я мог сообразить, где мы были вчера, когда появился этот проклятый туман!..

— Я знаю где! — сказал Жерар. — После нашего отъезда из Марселя я все время следил за направлением судна. Мы были на 19° 15' 3? северной широты и 34° 5' восточной долготы.

— Так!.. Это я понимаю. Как видно, любопытство приносит иногда пользу. Значит, по-вашему, в скольких милях мы были от Африки?

— Ну, конечно, в сорока или пятидесяти морских милях приблизительно… недалеко от берега Ажана, как говорил доктор.

— Гм… интересно бы знать, какой народ мы тут найдем?

— О! народ неважный… Сомали, если не ошибаюсь…

— Что касается этого, — вмешалась Колетта, — то все эти племена ненавидят европейцев: самали, мандарасы, нжимпсы, зулусы, макалолосы, суакелисы, кафры и готтентоты…

— Однако, мадемуазель Колетта, откуда вы их так знаете, этих язычников? — удивился Ле-Гуен.

— Я много читала о них, Ле-Гуен, все они очень нехорошие люди!..

— Ах ты грех! — воскликнула Мартина. — Верно, все людоеды?

— Надеюсь, что нет, милая Мартина. Кажется, что людоедство исчезло теперь, по крайней мере, на этом материке… но они свирепы, жестоки, алчны… Не дай Бог попасться к ним в руки…

— Эй, Мартина!.. Что, если бы тебя поймал людоед, — начал шутить Жерар, к которому уже возвратилась его природная веселость, — каких бифштексов он нарезал бы из тебя!.. У него потекли бы слюнки при одном взгляде на тебя…

— Не говорите глупостей! Э! Так я ему и дамся…

— Ай!.. — воскликнула вдруг Колетта, — Жерар, посмотри-ка! Вон там!..

Она указывала на точку в синей воде, прозрачной как кристалл. Перегнувшись через борт, Жерар увидел на глубине двух метров длинный силуэт акулы с приплюснутым носом и громадной пастью; она распустила хвост веером и казалась неподвижной.

Лодка делала в час около пяти километров, чудовище неотступно следовало за ней… Жерар отшатнулся от ужаса. Все в невыразимом страхе смотрели на ужасного зверя… Может быть, им суждено было погибнуть от этой отвратительной пасти… Ле-Гуен плюнул в воду с презрением.

— Подлая тварь! — закричал он, показывая акуле кулак, — чего ты лезешь за нами, а?.. Ты воображаешь попробовать нас… но погоди, голубушка!..

И, схватив весло, он изо всей силы ударил им по голове животного; лопатка даже сломалась, но удар ошеломил ее, так как, зашевелив быстро хвостом, она нырнула, оставив на поверхности воды блестящие пузыри.

Когда вода приняла свой обычный вид, акулы уже больше не было.

— Иес! О, Господи!.. — повторяла Мартина, крестясь. — Какое чудовище!.. Иес!.. Когда-то мы будем на земле!.. Подумайте, какая встреча! Мне кажется, что я видела черта!..

— Без таких встреч не обойдешься в этих краях, мадемуазель Мартина! — сказал Ле-Гуен. — Акулы родятся в этих морях, а потому и понятно, что они здесь шатаются…

— Ах! Боже милосердный!.. Ну, скажите, к чему существуют такие гадины?..

— Разве их много здесь, Ле-Гуен? — спросила Колетта, еще бледная от страха. — И они всегда нападают?..

— О, этого нельзя сказать, мадемуазель Колетта! Не надо беспокоиться из-за такой дряни… да, когда они увидят в воде человека, то обыкновенно подплывают к нему сзади, и трах!.. Вы не успеете опомниться, как они откусят у вас руку или ногу — Но с лодкой они ничего не могут поделать…

— Однако они любят плыть за судами; доктор Ломонд несколько раз показывал мне акулу.

— Это потому, что они знают, что с кораблей бросают кости, куски говядины, овощи, а так как эти твари очень прожорливы, то они и надеются поживиться лакомым кусочком. А вот эту, конечно, привлекло свежее мясо…

— Ой! какой ужас!.. — воскликнула Колетта, вздрагивая.

— Да, это противные животные, — заметил Ле-Гуен, потряхивая головой. — Но бояться их нечего: мы постараемся не попасться им…

— О, скорей бы пристать к земле, — не удержалась бедная Колетта, но, встретив взгляд испуганной Лины, которая прижималась к ней, она попыталась улыбнуться.

— Мы скоро приедем, не бойся! Благодаря этим добрым людям, которые так дружно гребут, мы можем быть спокойны. Подумай, как хорошо, что у Жерара есть компас!.. Мы уже наверное не потеряемся, ведь правда, Ле-Гуен?

— Совершенно верно, мадемуазель Колетта; с этим инструментом нельзя заблудиться; разве только если ослепнешь…

Солнце уже давно поднялось, и жара делалась нестерпимой.

Утренний ветерок совсем прошел. Море было спокойно. Только легкие волны шли к западу, что значительно облегчало труд гребцов, так как земля должна была находиться именно в этом направлении.